Перевоспитание Драко Малфоя

      Люциус вышел из комнаты, не в силах наблюдать за происходящим на мониторах, в отличие от Штайна, который с безумной улыбкой продолжал смотреть на экран. Сколько раз он сам хотел выпороть Драко, наказать как следует, но чтобы так…       Когда затевался весь этот проект, волшебник был полон решительности. Как он и говорил Нарциссе, кто-то должен быть жёстче, и эта роль досталась ему, она всегда доставалась ему. Малфой-старший прекрасно понимал, что снова вмешивается в жизнь сына, возможно, это неправильно, но сделанного не воротишь. И если уж они ступили на этот скользкий путь, то нужно дойти до конца, иначе все испытания, что уже успел здесь пережить его сын, будут бессмысленным. Он искал себе слабое оправдание в том, что всё, что они сейчас делают — ради самого Драко. Но и это уже перестало помогать.       Мужчина поднялся на верхнюю площадку башни, и порывы ветра подхватили его длинные волосы. Он зашёл в тупик в своих размышлениях. Драко вырос таким благодаря его воспитанию, для него это не было откровением. Как часто говорят, начинать нужно с себя, и волшебник так и поступил, только вот доверие сына уже подорвано и он давно не имеет никакого авторитета в его глазах, ему плевать на все попытки отца наладить контакт, исправить ошибки прошлого. Порочный круг замкнулся.       «Я же был в первую очередь чистокровным наследником древнего рода Малфоев и только потом сыном».       Как же на самом деле Драко ошибался. Он всегда был для него в первую очередь сыном. Но откуда ему было об этом знать, ведь Люциус никогда не отличался словоохотливостью, да и с проявлением чувств у него всегда были проблемы. Мужчина проявлял свою любовь к сыну так, как умел, и теми средствами, которые были приняты в чистокровных семьях. Малфой-старший желал ему только лучшего, и не важно, чего именно это касалось: метлы или окружения. Представления о лучшем у волшебников древних родов явно были крайне своеобразными и нездоровыми. Он воспитывал Драко так, как воспитывали его самого, и это оказалось главной ошибкой.       Поколения волшебников с извращёнными представлениями о любви, браке, дружбе и семье. Поколения сломанных людей и разрушенных судеб. Сколько же, на самом деле, вреда принесла идеология о чистоте крови, одному Мерлину известно.       В математике было такое понятие, как накопленная ошибка… Это когда в течение какого-то процесса происходила череда незначительных отклонений, которые ничем не мешали ему быть, течь дальше. Но когда их несколько, они меняли результат… Проще говоря, ни на что не влияющие процессы превращались в одну ошибку, фатальную.       Люциус не знал, сможет ли Драко когда-нибудь найти в себе силы, чтобы простить его. Не знал, но очень надеялся. Кажется, все члены семьи Малфой успели за свои жизни совершить ряд ошибок и теперь каждый из них нуждался в том, чтобы простить и быть прощённым.

***

      Гермиона бежала, перепрыгивая ступеньки, минуя первый этаж, хватаясь за выступающие на стенах камни. Сердце в клетке из рёбер гулко стучало, качая по венам кровь вперемешку с адреналином. Подгоняемая злостью, кипящей внутри, она за считанные минуты достигла мониторной комнаты и остановилась, упираясь руками по обе стороны двери, переводя дыхание и собираясь с силами.       Грейнджер прикрыла веки и почувствовала, как магия скапливается на кончиках пальцев. Распахнув глаза, она толкнула дверь перед собой, и та, стукнувшись о стену, отскочила обратно, практически ударяя ворвавшуюся ведьму. Коротким движением руки девушка призвала свою волшебную палочку, и та, устремляясь к ней, сшибла остальные коробки с древками с полки. Те с грохотом падали и раскрывались от удара о пол, перетягивая внимание с Гермионы на себя.       — Авис, — волшебница взмахнула древком, и рядом с ней появилось около десятка жёлтых маленьких птичек. Они, вопреки царящей в комнате недружелюбной атмосфере, начали весело насвистывать ненавязчивые мелодии, причудливо переплетающиеся между собой и образующие красивую композицию. Но даже это не вызвало ни единой позитивной эмоции на лице девушки, которое выражало сейчас крайнюю степень злости: все черты будто заострились, губы её были плотно сжаты, брови нахмурены, отчего на лбу появилось несколько морщинок, а карие глаза того и гляди готовились выпустить зелёный смертельный луч в человека, ставшего причиной её ярости.       — Meine Liebe, как я посмотрю, сегодня ты снова не в настроении. Что на этот раз так тебя расстроило? — со снисходительной улыбкой спросил Александр, переключая своё внимание с мониторов на Гермиону, игнорируя появление пернатой армии.       Остальные работники, присутствовавшие здесь, благоразумно решили уйти с линии огня и поспешно проскользнули мимо девушки в распахнутую дверь. Как бы не был высок интерес узнать скандальные подробности жизни начальства, желание не получить в задницу порцию проклятий от Героини войны и сумасшедшего доктора — превалировало.       — Ты действительно не понимаешь или решил, что сойти за идиота — лучшая стратегия из всех возможных?       Штайн поднялся с кресла и успел сделать несколько шагов в сторону Грейнджер прежде, чем она направила на него палочку, останавливая.       — Не приближайся, Александр, — Гермиона крепче сжала тёплое древко в руке, яростно глядя в глаза Штайна. Мужчина поднял руки вверх и сделал ещё пару медленных небольших шагов в сторону девушки, словно она была особо буйной психопаткой или бомбой, которую необходимо обезвредить, и главная тактика — меньше резких движений.       — Я тебе не враг, Гермиона, — примирительно начал доктор.       — Ну после недавних событий и другом я назвать тебя не могу! Друзья не имеют привычки лезть своим языком в мой рот, знаешь ли! Я сказала, не приближайся! — рявкнула ведьма, и мужчина послушно остановился, продолжая держать руки на виду. — Ты снова не поставил меня в известность относительно своих планов, ты подверг Драко ужасным мучениям! Какие на этот раз у тебя будут оправдания, Александр? Чему его должны научить пятнадцать ударов плетьми, полученные даже не за собственную провинность, скажи мне! Тебе не кажется, что с него достаточно? У меня ощущение, что тебе просто доставляет какое-то извращённое удовольствие наблюдать за его страданиями!       — Вот видишь, Meine Liebe, ты уже защищаешь его! — улыбаясь сказал Александр, хлопая в ладоши, и сделал ещё несколько шагов в сторону Грейнджер.       — Эверте Статум! — холодно выпалила Гермиона, делая короткое движение палочкой в сторону доктора. Девушка была намерена сполна отплатить Штайну за его наглость, даже сейчас вместо серьёзного разговора он сводил всё к неуместным улыбочкам, что окончательно вывело ведьму из себя.       — Протего! — быстро сориентировался Александр, выставляя руку вперёд. Заклинание девушки столкнулось с невидимым щитом и отрикошетило в стол. Тот несколько раз перевернулся в воздухе и с грохотом влетел в стену, разлетаясь на части. Девушка совершенно забыла, что имеет дело с опытным и искусным волшебником, которому не обязательно нужна палочка, чтобы парировать её проклятия. — Гермиона, устраивать дуэль — не лучшая идея. Ты же знаешь, что я не делаю ничего просто так. На всё есть свои причины, поверь мне!       — Какова же причина того, что ты ни словом не обмолвился со мной относительно происходящего сейчас во дворе?! — выкрикнула Грейнджер, теряя последние крохи самообладания; вытянутая вперёд рука слабо подрагивала от переполняющей её злости.       — Такая же, как и у недавнего инцидента, произошедшего между нами, — витиевато ответил Штайн, первым заметивший появление в комнате Люциуса, который, услышав грохот разбивающейся мебели, судя по всему, решил проверить, что происходит. Девушка, не зная о том, что в помещении они больше не были одни, нахмурилась, не понимая, почему Александр, отличающийся относительной прямотой, сейчас принялся юлить.       — Не заговаривай мне зубы! Оппуньо! — Гермиона взмахнула палочкой, отправляя маленьких жёлтых птичек в атаку. В этот раз Александр определённо не был готов к нападению — оставались считанные секунды до попадания пернатых в цель. Внезапно перед лицом Штайна появилась столешница. Судя по всему, та самая, которая несколькими минутами ранее пережила столкновение со стеной. Птички глухо врезались в дерево маленькими клювиками и с хлопком рассыпались на облачка мелких жёлтых пёрышек. Грейнджер недовольно скривила лицо и, оглядевшись по сторонам, увидела, кто был виной чудесного спасения доктора от её гнева. В нескольких метрах от них с поднятой в воздух палочкой стоял не кто иной, как Люциус Малфой.       — Мисс Грейнджер, что здесь происходит? — с непроницаемым лицом спросил мужчина, разве что его брови едва заметно приподнялись. Но это лишь добавляло образу волшебника ещё больше пафоса, который, по скромному мнению девушки, и так плескал в нём через край.       — О-о-о! Люциус, Вы как нельзя кстати. Благодарю, — улыбаясь сказал Александр. — Вы не поверите, но Гермиона пришла сюда, чтобы защитить Вашего сына! Только представьте!       Блондин, не сумев удержать привычную маску безразличия на лице, непонимающе нахмурился и посмотрел на волшебницу более пристально, будто пытался разглядеть что-то неочевидное и скрытое от неопытных глаз, а затем его лицо немного вытянулось от… удивления? Кто бы мог подумать, что Гермиона встанет на защиту его непутёвого сына.       — Неужели? — переспросил Малфой-старший, глядя своими серыми проницательными глазами на девушку. На несколько секунд ей показалось, что на неё смотрит Драко. Поразительное сходство между отцом и сыном просто выбивало из колеи. Эти глаза… пасмурное небо Лондона, грозовой шторм, снежная буря — всё это о них. Гермиона отвернулась, не в силах выдержать этот взгляд, который, казалось, был способен прожечь в ней дыру.       — Как Вы могли позволить ему так издеваться над собственным сыном? — опустив глаза и избегая прямого взгляда, сказала волшебница.       — Мисс Грейнджер, Вы сами посоветовали мне Александра как великолепного, по Вашим же заверениям, специалиста, способного помочь в нашем вопросе, и теперь задаётесь вопросами относительно его методов, называя их издевательством? Я нахожу это странным и совершенно нелогичным с Вашей стороны, — ответил Люциус, продолжая сверлить взглядом Гермиону.       — Люциус, я думаю, у нас с Гермионой произошло лёгкое недопонимание. Нам необходимо обсудить некоторые моменты, и всё будет в порядке, — поспешил заверить Штайн, смерив Гермиону многозначительным взглядом.       Девушка посмотрела на доктора, прищурив глаза, и нехотя кивнула. Она не желала, чтобы их разговор становился достоянием лишних ушей, и только поэтому сочла слова Александра разумными в конкретной ситуации, несмотря на то, что руки чесались задать хорошую трёпку этому «великолепному специалисту». Да и, как бы не хотелось это признавать, Люциус был прав: это она привела его к Штайну, воспевая действенность его методов, и ставить сейчас их под сомнение, значило — ставить под сомнение весь проект. Гермиона почувствовала себя скверно от разрывающих её внутренних противоречий. С одной стороны, она доверяла доктору, ведь именно он помог ей вернуть родителей, а с другой, она чувствовала, насколько неправильно всё то, что происходит здесь, в Лощине ведьм. Что-то в её восприятии изменилось, и теперь девушке было сложно оставаться беспристрастной. Возможно, прежде чем махать волшебной палочкой и сыпать проклятиями, стоило действительно сначала выслушать Штайна…       — Я жду тебя на верхней площадке, — как можно спокойнее процедила Гермиона и пошла в сторону лестницы.       Поднимаясь по ступеням, Грейнджер думала о том, как давно она из рациональной волшебницы превратилась в бездумного вершителя правосудия. Да, её несомненно всегда задевала несправедливость и она едва ли могла пройти мимо, когда рядом происходил произвол, но она никогда не теряла самообладание, как это произошло сегодня. Девушка переступила порог, и ветер поспешил поприветствовать её, зарываясь в волосы и играя каштановыми локонами. Гермиона шумно выдохнула, подошла к стене и, прислонившись к ней спиной, съехала вниз, садясь на пол. Волшебница сделала несколько плавных движений волшебной палочкой, и из её кончика, искрясь, выпорхнули две небольшие голубые бабочки. Они словно наперегонки кружили рядом с создательницей, а их крылышки поблёскивали на солнце. Красивая, но бесполезная магия.       — Надеюсь, ты не будешь насылать на меня очередные проклятья? — сказал Штайн, подходя ближе к ведьме и присаживаясь в метре от неё.       — Всё будет зависеть от твоей словоохотливости и убедительности. Я дам тебе шанс объясниться, так что слушаю тебя, Александр, — устало проговорила девушка, упираясь затылком в стену и поднимая глаза к небу.       — Ты невероятно упрямая ведьма, Гермиона Джин Грейнджер. И не всегда это качество играет тебе на руку.       — Тебе не кажется, что мы пришли сюда поговорить не об этом?       — Хорошо. О чём ты хочешь поговорить, Meine Liebe?       — Зачем ты поцеловал меня? — в лоб, без предупреждения выпалила девушка, сражая своей прямотой наповал.       Волшебники, до этого момента не смотревшие друг на друга, повернулись, сталкиваясь взглядами. На несколько минут между ними воцарилось молчание, оно не было тяжёлым, скорее, напряжённым; каждый пытался найти ответы на свои вопросы в глазах другого, словно перебирая возможные варианты.       — Мне кажется, ты знаешь ответ на этот вопрос, но твоё упрямство не даёт тебе это признать, — тепло улыбаясь, сказал Александр, нарушая возникшую между ними тишину.       — Не слишком ли много загадок и таинственности в твоих словах? Почему бы просто не ответить на мой вопрос, а не устраивать игру в шарады? В конце концов, это достаточно простой вопрос, — раздражённым тоном ответила Гермиона, отворачиваясь от мужчины.       — Я сделал это с одной единственной целью, девочка. Чтобы ты осознала кое-что для себя.       — И что же такого я должна была осознать?       — Вот ты мне и расскажи, — ухмыляясь сказал доктор и положил руки на свои колени, занимая более расслабленное положение.       Грейнджер совершенно не нравилось то, куда постепенно скатывается их диалог. Александр снова пытался вывести её на разговор о чувствах, как тогда, во время работы над возвращением памяти родителям. Треклятые бюсты, девчонка-печаль, взирающая на неё словно живая, а не высеченная из мрамора. Кусок камня с вплетёнными в него сложными чарами, который попадал прямиком в цель без единого промаха, выворачивая душу смотрящего наизнанку, обнажая проблемы, от которых она успешно бежала все эти годы, прячась в работе и мимолётных романах.       — Это было так неправильно, так… Я даже не знаю… Я почувствовала вину из-за случившегося. Этот поцелуй — ошибка, его не должно было произойти. Я дорожу нашей дружбой и не хочу, чтобы из-за этого наши отношения испортились. Ты для меня лишь друг, старший товарищ, профессионал своего дела, который вернул мне родителей, но…       — Но ты не видишь во мне мужчину, не так ли? — заключил Александр, выражая всем своим видом довольство и приводя сидящую рядом ведьму в лёгкое замешательство. Ему совершенно не нужен был её ответ, он и так его знал, а посему продолжил: — Может, уже озвучишь то, что держишь всё это время при себе? То, из-за чего ты как фурия ворвалась в мониторную, готовая порвать меня на части.       — Ты знал… — хмыкнула Гермиона, неверяще качая головой из стороны в сторону.       — Скажи это, вслух. Тебе это необходимо.       Девушка взмахнула палочкой над своей ладонью, и на ней появился волшебный огонь. Ярко-синие языки облизывали руку ведьмы, не обжигая, словно это причудливое пламя хотело обнять свою создательницу, выпустившую домашнего зверя на прогулку. Бабочки, порхавшие неподалёку, подлетели ближе, привлечённые голубоватым светом, и начали кружить над ладонью Гермионы. Глупые маленькие создания, им несказанно повезло, что этот огонь, касаясь красивых голубоватых крылышек в чёрном обрамлении, не был способен навредить им. Грейнджер покрутила пламя в руке, а затем щёлкнула пальцами. Бабочки моментально вспыхнули и исчезли вместе с синим пламенем. Александр, наблюдавший за этой показательной аллегорией, выгнул бровь.       — Мне нравится Драко Малфой, — по-детски повержено пролепетала Грейнджер, обессиленно опуская голову на колени. Мысленно это звучало совершенно не так, не так безнадёжно, словно это была не симпатия к мужчине, а смертный приговор, выстрел в голову, ножевое ранение, несовместимое с жизнью, да что угодно, кроме того, чем оно являлось на самом деле.       — У вас с Драко есть кое-что общее, Meine Liebe.       — У нас с Малфоем? Общее? — Гермиона беззлобно рассмеялась, словно услышала самую смешную шутку на свете. — Да мы диаметрально противоположны друг другу. Абсолютно разные полюса. И не нужно говорить мне все эти глупости о том, что противоположности притягиваются. Это совершенно нежизнеспособная схема в долгосрочной перспективе.       — Даже не собирался, потому что ты абсолютно права. Противоположности действительно притягиваются, потому что всё новое и неизвестное кажется невероятно интригующим в начале пути. Но в дальнейшем эти различия могут оказаться существенным препятствием для отношений, оголяя несовместимость людей.       — Что и требовалось доказать, — пробурчала Грейнджер, обнимая свои колени.       — Только вот к вам с Драко это не имеет никакого отношения. Как я и сказал, у вас есть кое-что общее. Немного понаблюдав, я обнаружил как минимум одно сходство: вы оба невероятные упрямцы, когда дело касается чувств. Вам проще отрицать их. Вы боитесь, что признание собственных чувств сделает вас уязвимыми, что неизбежно лишит вас контроля над ситуацией и принесёт вам одну лишь боль. Но разве игра не стоит свеч? Не рискнув однажды, ты не сможешь стать счастливым. Какой смысл лишать себя такой возможности, даже если это будет коротким мгновением? Ведь вся наша жизнь состоит из таких мгновений. Взлёты и падения, счастье и горе — всё это неотъемлемая составляющая каждого человека, и без этого жизнь была бы скучной и пресной, она не имела бы ценности. Мир не чёрно-белый, Гермиона, существует ещё множество оттенков, не забывай об этом.       — Упрямство? Знаешь, Александр, этого не достаточно. Нет. Не так. Это, скорее, ещё одна причина к остальным ста в копилке под названием «Почему это всё ужасная идея».       — Уверен, что при ближайшем рассмотрении, общего у вас окажется и вовсе более чем достаточно.       — Александр, ты так и не ответил на ещё один вопрос. Зачем ты устроил это показательное выступление во дворе и почему не поставил меня в известность?       — Это уже целых два вопроса, — сказал Александр, поддразнивая Грейнджер, которая в ответ состроила гримасу. — Это хорошая возможность для Драко посмотреть на себя со стороны. Это должно помочь переосмыслить ему собственные действия. В идеале, конечно. А насчёт второго твоего вопроса… Попробуй сама найти на него ответ, оценив свои недавние действия. Что бы было, скажи я тебе заранее обо всём?       — Я бы не позволила этому произойти, — ответила волшебница, слабо улыбнувшись уголками губ. Александр действительно был на несколько шагов впереди и прекрасно отдавал себе отчёт во всех своих действиях, в отличие от неё самой.       — Именно. Ты перестала быть объективной в отношении нашего героя, и это не так уж плохо, скажу я тебе, прежде чем ты начнёшь посыпать голову пеплом, — Штайн поднялся на ноги и, направляясь к выходу, обернулся, остановившись. — И, Гермиона…       — М? — подняв глаза на мужчину, промычала девушка.       — Мир не рухнет, если ты ослабишь гайки и позволишь себе хотя бы немного насладиться течением жизни. Ты молода и прекрасна, не хорони себя под грудой бумаг и бесконечных забот.       — Александр, — окликнула Гермиона мужчину, который практически успел скрыться за дверью.       Штайн молча обернулся, и последним, что он успел увидеть, было ехидно улыбающееся лицо ведьмы, которая чётким движением волшебной палочки, по заветам Джинни Уизли, ныне Поттер, наслала на него стаю летучих мышей, которая в мгновение ока облепила доктора.

***

      Чёрные, слегка вьющиеся волосы мужчины постепенно принимали свою привычную длину и цвет, прядь за прядью. Со стороны казалось, что волшебник, лежащий в маленьком домишке, пережил какое-то невероятное потрясение, отчего начал стремительно седеть. На самом же деле на нет сходили чары, наложенные Госпожой Маркс перед тем, как Драко вывели во двор.       Спину саднило, а каждое движение доставляло невероятно болезненные ощущения, несмотря на то, что Малфой послушно лежал на животе в ожидании экзекуции, которую Мэри великодушно называла помощью и лечением. Было ощущение, что с его спины просто сняли весь верхний слой кожи и подпалили адским пламенем; как обстояли дела на самом деле, он не имел ни малейшего понятия и, если быть честным, знать этого не хотел. Было достаточно того, что он чувствовал.       На табурете рядом с незамысловатой кроватью, которая была похожа, скорее, на широкую лавку, стояла большая чаша с тёплой водой и куском ткани. После нескольких обтираний она приобрела мутно-красный цвет. Его чистая кровь сейчас выглядела как никогда грязно, смешанная с пылью и потом в каком-то непонятном, обшарпанном тазу с водой. Мэри стояла у стола и толкла в ступке какие-то травы, резкий запах которых стремительно распространялся по всей комнатушке.       — Прошу тебя, открой окно или дверь, что угодно, иначе меня сейчас стошнит от этого запаха и у тебя прибавится работы, Салазаром клянусь, — заходясь кашлем и кривясь от боли, сказал Драко.       — Мерлин, какие мы нежные, — ухмыляясь поддела его Мэри.       Такие взаимные полуиздёвки стали практически визитной карточкой их взаимоотношений с этой черноволосой ведьмой, поэтому никто из них даже не думал обижаться на другого за резкость слов. У обоих волшебников были свои причины для нелюбви к открытому проявлению жалости, и оба считали, что действия показывают больше, нежели слова. Поэтому, несмотря на сказанное, она распахнула окно. Малфой жадно втянул носом свежий воздух, который в считанные минуты вытеснил запах трав. Раздался стук в дверь.       — Кого ещё нелёгкая принесла? — на манер старой бабки проворчала Мэри, вытирая руки и направляясь ко входу. — Амалия?       — И тебе день добрый, Мэри. Впустишь? — неловко улыбаясь, спросила Гермиона, переминающаяся на пороге дома.       Драко заметно оживился и попытался повернуться, чтобы увидеть столь неожиданную для него гостью, но полученные раны сильно ограничивали движения, напоминая о себе резкой болью. Стиснув покрепче зубы, Малфой опёрся на руку и резко оттолкнулся от лежанки, принимая сидячее положение. Мужчине совершенно не хотелось предстать перед Дагворт в таком жалком состоянии — она не должна была видеть его таким, слабым. Он сделал глубокий вдох, набирая в лёгкие побольше воздуха, а затем медленно выдохнул через рот. Было ощущение, что оставшаяся на спине кожа засохла и потрескалась после такой нежелательной активности с его стороны. Всё это было крайне близко к правде, только трескалась вовсе не кожа, а кровь, успевшая свернуться на некоторых неглубоких рассечениях.       — Эй, Драко, ты там не геройствуй, лежи себе, знай, а то до самой свадьбы не заживёт, — поворачиваясь к Малфою, строго сказала Мэри. — А ты проходи, только если за хлебом, то надо подождать, я ещё не ставила, нашим сумасбродом занималась. Слышала, что учудил?       — В общих чертах… — опустив глаза в пол, ответила Гермиона, проходя в дом, — Я поэтому и пришла, вот. Экстракт бадьяна.       Гермиона сунула руку в бежевый фартук и достала небольшую склянку, заполненную до краёв зельем. Недолго покрутив флакон в руке, она поставила его на стол, глядя на темноволосую девушку. Мэри же, находящаяся вне досягаемости для глаз Малфоя, лукаво улыбалась, глядя на Грейнджер.       Драко и вовсе побледнел. В его памяти ещё были свежи воспоминания об их с Трэвором попытке помочь трём людям, которая с одной стороны увенчалась успехом. Ведь они тогда действительно смогли достать необходимые зелья и принесли их раненым, только вот ярче всего он помнил то, что было после… Кражу обнаружили и поспешили найти и наказать виновных. Малфой сжал край лежанки так сильно, что костяшки на руках побелели.       Неужели эта девушка ради него пошла на такой риск? От мысли об этом внутри у него словно что-то перевернулось, но вместо благодарности и теплоты он почувствовал страх и злость.       — Верни это туда, откуда взяла, — холодно процедил Драко сквозь сжатые зубы.       — Это ещё почему? — возмущённо вклинилась Мэри, упирая руки в бока. — Тебя там что, ещё и головой приложили? Это зелье, вообще-то, сейчас как нельзя кстати! Глупо отказываться от помощи!       Драко вскочил на ноги, не обращая никакого внимания на неразумность такого поступка и острую боль, которая резко пронзила каждый позвонок точно сотней маленьких иголок. Его глаза — чистая блестящая сталь — были устремлены на бойкую подругу, которая уже не впервые залечивала его раны. Из последних сил он сохранял выдержку, чтобы не сорваться на человека, ставшего ему другом. Подобное было для него, привыкшего не сдерживать свои порывы, в новинку, но именно сейчас не скатиться до грубости казалось ему очень важным.       — Мэри, оставь нас одних, — сказал всё тем же тоном Малфой, продолжая прожигать в ней дыру.       — Дорогая, у тебя там случайно ещё и умиротворяющего бальзамчика не найдётся? А то наш герой сегодня слишком нервный, — кивая на фартук Гермионы, спросила Мэри в своей шутливой манере с нотками издёвки.       — Пожалуйста! — практически рявкнул Драко. Он зажмурил глаза, сжимая переносицу в попытках сдержать гнев, который выдавали плотно стиснутые челюсти.       — Ладно-ладно! Пойду раздобуду хотя бы корень валерианы, пока ты никого не убил, — цокнула Мэри, совершенно не впечатлившись выпадом товарища.       Она определённо любила играть с огнём и обладала недюжинной смелостью для девушки. Возможно, конечно, всё было гораздо проще, и что-то подсказывало ей, что Драко не стал бы её всерьёз обижать. Наверное, именно так и было с людьми, зовущимися друзьями. Малфой мог быть громким, пугающим, но всё это лишь напускное. Схватив несколько своих вещей у двери, Мэри вышла, оставляя пару наедине.       Гермиона молча продолжала стоять рядом со столом, на который поставила склянку, и смотрела на мужчину, изучая каждую черту лица, будто видела его впервые в жизни. Малфой подошёл к ней и, схватив за плечи, слегка тряхнул. Голова девушки чуть запрокинулась, и их взгляды встретились. Полные противоположности, лёд и пламя.       — Амалия, прошу, верни это чёртово зелье на место.       — С какой это стати, позволь узнать, — спокойно ответила Грейнджер, в глазах которой отчётливо стоял вызов.       — С такой! Я не хочу, чтобы из-за меня ты пострадала, ясно? Ты хочешь, как Трэвор, получить плетьми или и вовсе лишиться руки?! Я прекрасно знаю, какие кровавые наказания могут последовать за кражей, и не хочу подобного для тебя. Я не стою и капли твоей крови.       Малфой крепче сжал её плечи, словно пытаясь через это прикосновение донести важность сказанных им слов. Гермиона посмотрела на него из-под опущенных ресниц; вся дерзость её взгляда рассыпалась, столкнувшись с искренностью его речей. На пухлых губах девушки расцвела тёплая улыбка.       «Он беспокоится обо мне», — красной лентой витало у неё в голове, словно самое большое открытие.       — Стоишь, Драко, — ласково ответила Грейнджер и положила ладони ему на грудь. Она чувствовала под пальцами его горячую кожу и ускоренное биение сердца. Волшебница не лукавила, а действительно так считала в данный момент. Гермиона могла бы подыграть ему и не говорить правду, оставаясь в его глазах ведьмой, которая ради него пошла на смелый поступок, не побоявшись возможных кровавых последствий. Но она бы не была Гермионой Грейнджер, если бы соврала, выставляя себя лучше, чем она есть на самом деле.       — Но с чего ты вообще взял, что я его украла? — весело продолжила она, проводя указательным пальцем по спинке его носа и игриво стукнув по кончику, улыбнулась.       — Но как… — пролепетал Драко, непонимающе нахмурившись.       — Давай ты ляжешь, я обработаю твои раны и заодно расскажу, как всё было. Хорошо?       Ему определённо нравилась эта игра в кошки-мышки, и он не собирался уступать. Мужчина вплотную приблизился к девушке и, будто невзначай, мазнул носом по бархатной коже её щеки, наклоняясь к столу за зельем. Боль была поистине адской, но реакция волшебницы, стоявшей перед ним, совершенно точно стоила того. Она замерла на месте, даже перестала дышать, а рот её чуть приоткрылся. Взгляд скользнул по нежным персиковым устам, очерчивая их контур, после чего он посмотрел в глаза Гермионы, которые в этот момент изучали его собственные губы. Это была чистая победа, и он не сдержал лукавой ухмылки. Зажав флакон между указательным и большим пальцем, он поднёс его к своему лицу и немного встряхнул, приводя этим Грейнджер в чувства.       — Идём? — спросил Драко, и девушка, часто заморгав, кивнула.       Малфой осторожно разместился на лежанке, чуть морщась, в ожидании соприкосновения зелья с кожей. Ему прекрасно было известно о действии экстракта бадьяна, который великолепно залечивал раны, не оставляя шрамов, и особенно хорошо он знал о том, что процесс этот был крайне болезненным. Он слышал характерный звук откупоривания флакона, и все мышцы автоматически напряглись.       — Дыши, а я постараюсь отвлечь тебя разговорами, хорошо? — сказала Гермиона, присаживаясь на край лежанки и касаясь бедром мужчины.       — Угу, — коротко ответил Драко и положил голову на сложенные руки.       — Я пришла пополнить запас недостающих трав для Госпожи Мракс, и как нельзя кстати в этот же момент она зашла в кладовую, — начала Грейнджер и быстрыми выверенными движениями руки нанесла несколько капель на самые глубокие рассечения, отчего Малфой зашипел. Чтобы хотя бы немного облегчить боль, девушка начала дуть на затягивающиеся раны, после чего продолжила свой рассказ. — Она спросила, знаю ли я тебя, и, получив положительный ответ, вручила мне зелье, сказав, что ты его заслужил.       Гермиона капнула ещё несколько раз из узкого горлышка флакончика на раны и привычно подула на стремительно заживающие полосы, оставленные кнутом.       — И всё? — спросил Драко, то и дело издавая свистящие и шипящие звуки.       — И всё, — подтвердила Грейнджер. — Но если бы она не сделала этого, я всё равно придумала бы, как его достать, — подытожила волшебница, заканчивая манипуляции.       Она почти не соврала. Почти. Никто не давал ей это зелье, да и ничьё разрешение ей было не нужно. Она поставила команду перед фактом, сообщив заранее о том, что собирается сделать, и о том, что скажет Малфою. Сам же экстракт бадьяна был взят из её личных запасов, хранящихся на дне сумочки с наложенным заклятием незримого расширения, которая была её вечной спутницей ещё со времён Хогвартса. Сумочка, конечно, теперь была другой, но суть оставалась той же. Гермиона была честна. Ровно настолько, насколько она могла себе позволить в сковывающих её обстоятельствах.       — Амалия, — Драко развернулся и сел, глядя на девушку. С одной стороны, открывшаяся правда неприятно кольнула самолюбие, считать, что ради него пошли на риск — было приятно, глупо было это отрицать. Но с другой стороны, он испытал колоссальное облегчение из-за того, что Дагворт ничто не угрожает. И как приятный бонус — залеченные раны, полученные за чужое деяние.       — М? — Гермиона закупорила склянку с оставшимся зельем.       — Ты была там, во дворе, когда…       — Недолго, — не дожидаясь, когда он закончит предложение, ответила Грейнджер. — Я не смогла находиться там. Всё это было в высшей степени неправильно. Кэрроу должен был сам отвечать за свои поступки, а Госпоже Мракс не следовало бы поощрять его безнаказанность. Ты так не считаешь?       Малфой хмыкнул и, взяв с изголовья сложенную рубаху, натянул её через голову, оставляя шнуровку у ворота свободной. Действительно, а как считал он? Ещё совсем недавно его самого спасал от правосудия отец, а он считал это само собой разумеющимся, виня его во всех своих бедах и полагая, что Люциус должен ему за всё, что заставил пережить в прошлом. Но было ли это правильным? Вероятно, нет, но принять это сейчас было крайне сложно.       — Даже не знаю. В данном случае мне это ведь на руку. За то, что я взял на себя чужое наказание, меня ждёт своеобразная награда. Наверное, это честный обмен.       — Я думаю, в твоей жизни произошло что-то, отчего твои ориентиры были сильно нарушены, но я верю, что ты сможешь найти верный путь. Один мудрый человек однажды сказал мне: «Все ответы заключены в тебе самом», — нужно лишь хорошенько поискать.       — Ты считаешь меня гораздо более глубоким и хорошим человеком, чем я есть, нимфа, — сказал Драко, слабо улыбаясь. В его ответе было нечто грустное, тяжёлое и пропитанное разочарованием.       — Мне кажется, ты хочешь казаться хуже, чем есть на самом деле, правда, не понимаю зачем… А сейчас мне пора идти, — Гермиона осторожно вложила в ладонь Малфоя склянку с остатками экстракта бадьяна и поднялась с лежанки, поправляя юбки скромного повседневного платья.       — Увидимся? — спросил Драко, глядя в янтарные глаза девушки. Казалось, в его вопросе был скрыт какой-то подтекст, понятный только двоим волшебникам, находящимся сейчас в этом небольшом домишке. Больше, чем вопрос, меньше, чем признание.       — Конечно, — обнадёживающе улыбаясь, ответила Грейнджер, выходя из дома.       — И спасибо за подарок! Я не пробовал ничего вкуснее, — прикрикнул Малфой, чтобы наверняка быть услышанным уходящей ведьмой.       — Всегда пожалуйста! Это всё фамильный семейный рецепт, – ответила Гермиона, обернувшись, и подарила мужчине лучезарную улыбку.

***

      Первые лучи солнца пробивались через щели между досками и били по закрытым глазам ещё спящего мужчины, отчего тот начал морщиться, закрывая лицо рукой. Где-то за пределами конюшни раздавалась трель птиц, приветствующих новый день. Едва очнувшийся ото сна мир постепенно оживал, наполняясь звуками жизни.       Драко потянулся, жмурясь и проверяя ощущения в недавно залеченной спине. Тонкая кожа опасно натянулась, раздалось несколько слабых щелчков в позвоночнике, приносящих облегчение телу, затёкшему от долгого лежания в одной позе. Из стойла доносилось недовольное похрапывание лошадей, жаждущих свободы. Драко легко мог их понять — кому понравится быть запертым в четырёх стенах без права на свободное передвижение. Он и сам находился в не сильно лучшем положении, но сегодня всё должно было измениться.       Внутри зрело приятное предвкушение. Сегодня он должен был стать свободным волшебником, к нему вернётся магия, принадлежащая ему по праву рождения, являющаяся неотъемлемой частью его самого. Благодаря этому настроение Малфоя достигало невиданных доселе высот. Мысленно он был уже далеко отсюда, возможно, где-то в Уилтшире. Существовали же ритуалы, подтверждающие родство, может, стоило попытаться хотя бы познакомиться со своими предками в этом времени. Никому ещё не мешали полезные знакомства, тем более в такой щекотливой ситуации, в которую попал Драко. Чужое время, чужой мир и ни малейшего представления о том, как существовать в этой реальности за пределами защитного поля Лощины ведьм.       Драко вспомнил свои первые мысли, когда Мракс только озвучила предложение. Он думал о том, что это шанс начать всё с чистого листа, не быть обязанным соответствовать всем критериям знатного и чистокровного рода, никаких ярлыков, клеймом отпечатанных поперёк личности. Милфорд, а не Малфой. Но чем ближе был момент истины, тем больше его клонило в сторону привычного и знакомого. Драко боролся с доводами собственного разума, кричащими, что одно дело родиться в логове змей и совершенно другое — сунуть туда голову на свой страх и риск, не имея к ним никакого прямого отношения. Ему ли не знать породу волшебников, носящих фамилию Малфой. Все они как на подбор высокомерные, алчные и скользкие; хотел ли он снова связывать себя с подобными определениями, следуя собственной воле? Скорее, нет, чем да.       Было ещё кое-что, омрачающее предстоящее освобождение, точнее кое-кто — одна симпатичная ведьма, не покидающая его голову достаточно продолжительное время. Он не представлял, как быть с Амалией. Конечно, их не связывали близкие отношения, между ними был только лишь невинный, ни к чему не обязывающий флирт и безумное, искрящееся притяжение. Но расставаться навсегда с этой девушкой ему не хотелось. Возможно, не стоило так сразу бежать сломя голову в поисках родственников и лучшей жизни. К тому же, насколько Драко помнил, эти времена были гораздо более сильны своими предубеждениями относительно порядков и идей о чистоте крови. Даже если ему удалось бы доказать своё родство с нынешним поколением рода Малфоев, вряд ли бы они одобрили его симпатию к магглорождённой девушке, коей являлась Амалия.       Драко невольно вспомнил отца и мать, которые с лёгкой руки просто перечеркнули многовековые устои рода и позволили своему сыну самостоятельно выбирать себе спутницу и будущую леди Малфой. Вероятно, они были бы рады появлению в мэноре такой волшебницы, как Амалия. Те недолгие беседы, что у них были, показывали, что эта девушка была далеко не глупа; её определённо хотелось узнавать и разгадывать. Впервые за долгое время его так сильно заинтересовала ведьма, точнее не так, хорошенькие девушки его волновали и раньше в достаточном количестве. Его заинтересовала не картинка, а то, что за ней скрыто. Амалия казалась интригующей, но при этом до боли знакомой; с подобным он сталкивался впервые, и это просто не могло не вызвать в нём отклик.       Для начала Драко решил наведаться к Гормлайт Мракс и получить то, о чём они договаривались, то, ради чего он пролил свою кровь, — свободу и магию. Обо всём остальном можно было подумать позже.       Сверху свисала рука Трэвора, мирно посапывающего на своем «полуторном этаже». Шурша соломой, которая то и дело цапала кожу, он поднялся и, схватившись за крайнюю балку навеса, подтянулся улыбаясь, словно мальчишка.       — Проснись и пой, Уилкинс! Сегодня отличный день, чтобы начать новую жизнь! — мужчина растрепал и без того находившиеся в полнейшем беспорядке волосы парня и спрыгнул.       — Если ты с утра такой подозрительно радостный, боюсь, у мира нет шансов на спасение, — сонным хриплым голосом пробормотал Трэвор, вытирая слюну в уголке рта, пущенную ещё в момент пребывания в царстве Морфея.       — Я собираюсь к злобной стерве, чтобы получить то, что мне было обещано.       — Думаешь, она сдержит слово? — приподнимаясь на руке, спросил Уилкинс, в глазах которого мимоходом проскользнули отголоски тревоги. Парень волновался о том, какой может быть реакция Драко, если он всё же не получит желаемого. Ведь ни для кого не было секретом, что Малфой не отличался спокойствием и терпением, хотя в последнее время в этом вопросе и наметился значительный прогресс.       — Не вижу ни одной причины ей этого не сделать. И вообще, давно ли ты превратился в такого пессимиста? Лучше я поспешу, пока ты не успел испортить мне настроение своим ворчанием, — подвязав рубаху, Драко отсалютовал Трэвору и бодрым шагом направился в поместье.       — Удачи! — запоздало крикнул ему вслед рыжий.       Малфой шёл по двору, то и дело ускоряя шаг; держать лицо было не перед кем. Большинство волшебников, находившихся на принудительной службе у Мракс, наверняка ещё только вставали со своих постелей. Мужчина посмотрел в сторону солнца, совсем недавно показавшегося из-за горизонта и окрашивающего близлежащие облака в нежный персиковый цвет. Такой же цвет был у губ девушки, которая прописалась в его мыслях. Он решил, что непременно найдёт Амалию после разговора с Гормлайт.       Подгоняемый своим нетерпением, мужчина решил сначала наведаться в кабинет, где, по словам более сведущих людей, чаще всего обитала Мракс. Он помнил, как первое время удивлялся тому, что господа встают ни свет ни заря наравне со своими невольниками; для него это было чуть ли не преступлением против человечества. Зачем вообще подниматься так рано? Неужели существуют такие важные дела, которые могут заставить знатного человека, обладающего всем необходимым, идти на подобное по своей воле? Ему определённо было не понять этого, словно он забыл о том, что когда-то сам был одним из таких людей, горя идеей создания собственного дела.       Достигнув заветной двери, Драко постучал, заранее натягивая на лицо привычную маску безразличия и не получив ответа, вошёл.       На месте Гормлайт сидел Эдриан Кэрроу собственной персоной. Ноги его лежали на столе поверх документов, между пальцами он ловко крутил волшебную палочку. Весь его вид выражал невероятное самодовольство и высокомерие, а на лице играла до боли знакомая гаденькая ухмылочка, словно срисованная с его собственного лица.       — Что ты здесь забыл, Милфорд? Заблудился? — скалясь сказал Кэрроу.       — Я вообще-то по делу, искал Госпожу Мракс. А, собственно, где она?       — Давно ли у нас такие отбросы, как ты, получили право задавать вопросы высокородным господам, а?       Драко до боли сжал челюсти, пытаясь сохранять хотя бы видимость спокойствия. Он привык спать на подстилке из соломы, питаться местным варевом, состоящим по большей части из одних овощей да травки, свыкся с отсутствием нормальных туалетов и невозможностью спокойно принять ванну, но унижения… Это было ахиллесовой пятой в броне его хладнокровия. Маска трещала по швам, рискуя обнажить неугодные в данный момент эмоции.       Необходимо было собрать всё оставшееся самообладание во что бы то ни стало; сорваться в последний момент перед самым финишем, когда свобода так близко, — глупо. Казалось, руку протяни и вот она… Наверное, только благодаря этим мыслям Малфой и держался.       — У нас с Госпожой Мракс был договор. Услуга за услугу, и я выполнил свою часть вчера.       — Услуга за услугу, говоришь? — задумчиво повторил Эдриан, убирая ноги со стола и подаваясь вперёд всем телом.       — Всё верно. Я получаю плети, предназначенные Вам, а она отпускает меня на волю и возвращает мою магию и палочку.       — Вот как. Хм… Мадам Мракс отбыла из поместья около получаса назад и сказала, что вернётся в лучшем случае завтра к вечеру.       — Ну, может, тогда Вы как её преемник можете сделать всё самостоятельно без участия Госпожи? Вы же уже практически родственники, не так ли? — спросил Драко, не собираясь просто так сдаваться и уходить ни с чем.       — О да, конечно! Мадам Мракс наделила меня полномочиями распоряжаться её, так скажем, движимым имуществом. Думаю, я действительно могу помочь тебе, — Эдриан поднялся с кресла и обошёл стол, указывая рукой на стоящий перед ним стул для гостей, призывая Драко сесть.       Надежда продолжала теплиться в Малфое, хоть разум и нашёптывал: «Что-то здесь не так». Он не спеша прошёл в центр комнаты и сел на предложенное место. Кэрроу усмехнулся и в мгновение ока подлетел к Драко, отвешивая увесистую пощёчину, отчего его голова мотнулась вбок, как у тряпичной куклы. Совершенно не ожидавший такого поворота событий волшебник замер на несколько секунд.       — Ты, мерзкий хорёк, серьёзно посчитал, что у тебя есть хоть какое-то право приходить сюда и что-то требовать?! — кричал Эдриан, нависая над Малфоем.       — Мы же договаривались, — сквозь зубы процедил Драко, глядя на мужчину перед собой исподлобья. Это был невероятно красноречивый взгляд, не требующий пояснительных комментариев и никаких дополнительных реплик. Во рту появился металлический привкус, кажется, он прикусил щёку. Всё это мелочи по сравнению с тем унижением, что ему пришлось испытать секундой ранее. Руки автоматически сжались в кулаки, требуя уравнять счёт с этим заносчивым аристократишкой, возомнившим себя местным Божком.       — Да кто ты, мать твою, такой, чтобы с тобой о чём-то договариваться?! Жалкая ничтожная букашка под ногами, не достойная ни магии, ни свободы! Твой удел до скончания дней служить таким, как я — чистокровным знатным волшебникам, — и благодарить их за предоставленную возможность быть полезным в магическом мире, в котором для тебя иного места просто не может быть, кусок дерьма!       Эдриан замахнулся во второй раз, в желании припугнуть Драко, но, к его удивлению, мужчина даже не шелохнулся, ни одна мышца на его лице не дрогнула. Он продолжал смотреть на Кэрроу уже с неприкрытой ненавистью, не моргая. Не выдержав такого взгляда, Кэрроу развернулся и отошёл к столу, стараясь унять разрастающееся в груди волнение и изобразить всем своим видом невозмутимость, соответствующую его статусу. Инструкции у него были чёткие, и выполнил он всё ровнёхонько по сценарию, выданному ему с утра, не без удовольствия, надо заметить. Когда бы у него ещё появилась возможность поставить на место знаменитого аристократа, родившегося, по его скромному мнению, с золотой ложкой во рту, которому всю жизнь доставалось всё на блюдечке с голубой каёмочкой, даром, что репутация семьи была слегка подпорчена связью с преступным тёмно-магическим миром, суть дела это едва ли меняло. Только вот получать по лицу за хорошую актёрскую игру он не привык. В конце концов, его лицо было рабочим инструментом, а сейчас, согласно плану, Картер, он же Кэрроу, должен был как следует получить по своей лощёной физиономии. Оно и понятно, после таких-то слов. Это даже отчасти справедливо, но от этого ни на кнат не становилось легче.       «И кто только писал эти реплики, неужели нельзя было как-то помягче… Сценаристы определённо не понимают ценности внешних данных актёров, которые после подобного могут сильно подпортить…» — нервно размышлял Бэн, пытаясь унять ускоренное сердцебиение от поступившего в кровь адреналина.       Драко резко поднялся, одной рукой перехватывая спинку стула. Широким прыжком он настиг Эдриана, стоявшего к нему спиной, и выверенным ударом в сгиб ноги заставил его оказаться на коленях. Малфой перехватил второй рукой схваченный ранее стул и со всего маху саданул им заносчивого сноба по хребту; мужчина упал на пол, но ещё был в сознании. Мебель, казавшаяся крайне прочной на первый взгляд, с лёгкостью разлетелась на составляющие. Подойдя вплотную и склонившись перед разложившимся на дорогом паркете будущим зятьком конченой суки Мракс, Драко схватил того за волосы, почти доходящие до плеч, и потянул вверх. Он хотел в последний раз, до того, как Кэрроу отключится, посмотреть в глаза ублюдку, посмевшему его оскорбить. Глядя в испуганные зелёные глаза, он зло ухмыльнулся и приложил мужчину головой о пол.       Видение перед глазами развеялось. Эдриан всё так же стоял перед столом, живой и вполне здоровый он наливал себе вино из хрустального графина и как ни в чём не бывало покручивал в руке замысловатый бокал. В Драко боролись две крайности, и это было настолько зубодробительным ощущением, что челюсти сводило от напряжения. С одной стороны, Малфою хотелось с особой тщательностью осуществить каждый пункт из тех, что так живо нарисовало его воображение минутой ранее, а с другой — всё было настолько знакомым в поведении Кэрроу, что от омерзения хотелось поскорее убраться из этой комнаты как можно скорее и, хорошенько растирая кожу до красноты, отмыться от этого гадкого чувства.       — Чего расселся? Я что, недостаточно доходчиво всё объяснил? Пошёл вон отсюда, ничтожество! — рявкнул Эдриан, развернувшись в сторону Драко вполоборота и кидая на него взгляд, полный презрения, будто перед ним действительно был отброс общества.       Малфой оскалился, верхняя губа дёрнулась, искажая лицо на манер дикого животного. Он медленно поднялся, застыл на месте на несколько секунд, словно взвешивая все за и против своих дальнейших действий, и, смерив Кэрроу уничтожающим взглядом, вышел из кабинета.       Стоило покинуть это проклятое помещение, как в голову хлынул поток мыслей и воспоминаний, транслируемый разными голосами. Щека, к которой приложился чёртов избалованный своим положением сноб, горела. Наверняка там позорно алел отпечаток руки.       «Никто не должен видеть меня в таком состоянии», — подумал Драко и поспешил прочь из поместья, погружаясь в тёмные воды своего разума, тянущие его всё глубже и глубже.       — Драко? — раздался ему в спину неуверенный девичий голос. — Драко!       «Ну нет, только не эта вертихвостка! Хватит с меня общества чистокровной части этого Мерлином проклятого места. Довольно!» — подумал мужчина, ускоряя шаг.       Изольда Сейр уже громче и увереннее продолжала окликать стремительно удаляющегося по коридору Малфоя, но тот не обращал на неё никакого внимания, словно пытаясь сбежать, что было недалеко от правды. Девушка разочарованно всплеснула руками; все попытки сближения с Драко терпели крах, и это шло вразрез со всеми её грандиозными на него планами. Этот блондин то и дело ускользал из её цепких пальчиков. Ни один из её проверенных методов не сработал на нём так, как было задумано. Вся её отработанная схема соблазнения рассыпалась о стены малфоевского безразличия, что для Селены было сродни личному оскорблению. Эта молоденькая ведьма, привыкшая к повышенному вниманию со стороны мужского пола, не могла смириться, что был один единственный мужчина, который не поддавался её природным женским чарам, зато с лёгкостью следовал по пятам за другой ведьмой, которая, по её мнению, не обладала даже одной третьей её красоты. Внутри вскипала уязвлённая гордость; Эллиот по-детски топнула ножкой и, комично размахивая руками, направилась в противоположную сторону, раздумывая над тем, как отомстить местной звезде, которая так просто и играючи увела из-под её носа лакомый кусочек в лице Драко Люциуса Малфоя.