Переворот

      Кошка улеглась на его ноге, прикрыла золотые глаза и лениво заметила: — Знаете, есть два варианта, — она махнула хвостом в сторону больших белоснежных врат, у которых стоял огромный страж, — прорваться через него, или же навестить одного моего друга.       Йоруичи зевнула и затихла; у Ичиго дернулась бровь. Он мотнул ступней, но кошка так и не сдвинулась с места. Юноша вздохнул, оглядел гиганта, прищурился, не чувствуя сильной реацу, и спросил: — В чем подвох?       Исида поправил очки, тоже присмотрелся к стражу и кивнул, соглашаясь: — Он определенно есть.       Ичиго еще раз мотнул головой и с раздражением попытался снять кошку с себя руками, но та, уцепившись когтями в сандалии, похоже не собиралась оттуда уходить просто так. Ребенок, с которым, подсадив того на локоть, разговаривал Чад, улыбнулся и наклонился к ней, чтобы погладить, но она зашипела и махнула когтистой лапой, не сдвинувшись ни на дюйм. — Похоже, придется идти к стражу, — вздохнул Ичиго, и Йоруичи тут же спрыгнула на землю. — А потом мы заберем Рукию и уйдем в мир живых, быстро и просто, да? — спросил остальных Ичиго.       Кошка подняла голову и почти по-человечески нахмурилась: — И почему это?       Иноуэ тоже закивала, с любопытством смотря на них, и обернулся Садо. Мальчик же помахал ему рукой и поспешил к приемной семье, которая настороженно взглянула на рьека и поспешила увести ребенка. — Я полагаю, что Урахара не зря предложил свою помощь, — вскользь заметил Ичиго, доставая один из мечей.       Он на пробу взмахнул угольно-черным занпакто, проверяя баланс, и направился прямиком к стражу, чувствуя, как реацу Йоруичи недовольно и настороженно всколыхнулась. Впрочем, Ичиго нахмурился, похоже, им все равно придется идти к ее незнакомому «другу», судя по холодной, словно июньская озерная вода, реацу, медленной волной приближающейся к вратам. Они шли в ловушку, и Йоруичи знала об этом, намеренно подталкивая их сразиться и привлечь чужое внимание.       «Попробуйте свои силы, цыплята, — будто говорила она. — И не задирайте нос!»       Страж усмехнулся, доставая топоры, и Ичиго тут же пришлось уйти в сторону — было бы здорово завершить бой до того, как сюда подойдет обладатель той огромной реацу. Юноша взмахнул мечом, посылая волну силы в открывшегося противника, и тут же сам еще раз ушел в сторону.

***

      Реацу словно нефть: вязкая, похожая на темную материю и ядовитая. Дыхание на секунду перехватывает от ее тяжести, но она не вредит ему, окутывает защитой и отступает, как легкий ветер. Мечи черные, матовые, один больше, а другой меньше. Ичиго с силой выдыхает и сворачивает свою реацу, почти запирает; меж ребер — кажется там, где сердце, — он чувствует неодобрение.       Он не ожидал, что даже один взмах будет таким мощным, и уж тем более не ведал, что сила, словно у пустого, будет пытаться отравить все вокруг него. Реацу сопровождающей их настороженно кольнула в спину, и Ичиго еще крепче сжал свою силу, несмотря на недовольство меча.       «Люди могут пострадать», — объяснил Ичиго.       Металлический скрежет пренебрежительно заявил: «Да кого это волнует?»       Ичиго чуть мотнул головой в недовольстве, промолчал, когда занпакто рассмеялся перезвоном и ответил: «Ладно-ладно!» Юноша просто каким-то образом знал, что меч усмехается. И теперь, во время первой их битвы, он не мог не чувствовать азарт клинка; сила квинси будто отошла чуть в сторону, позволяя занпакто буйствовать.       Великан не устоял, а врата все равно захлопнулись — обладатель ледяной реацу успел каким-то чудом раньше, чем юноша ожидал, и напал, заставляя отступить. Ичиго только и оставалось, что стоять да вытирать кровь с порезанной щеки, хотя рана уже исцелилась. — Жжется, — прошептал гигант, держась за ожог, а Ичиго опустил глаза на свои мечи.       «Так и надо!» — заявил самодовольно Зангецу. — Вот же черт, — пробормотал Ичиго, смотря на отравленную реацу пустого рану.

***

      Рану залечили, но с трудом. Иноуэ простояла у импровизированного госпиталя целый час, держа оранжевый барьер: руки у нее давно начали подрагивать, а голова и вовсе опускалась от усталости. Великан же уснул — кто-то принес ему снотворного, чтобы боль от ожога поутихла. Резервы реацу Джидамбо были почти истощены, и он, неловко опершись о белоснежную стену, задремал, пока его лечили. Наконец, когда рука стала прежней, рьека засобирались в путь: Орихиме немного посидела, выпила воды, а потом резко встала, но чуть пошатнулась, и Чад подхватил ее на руки. — Я понесу, — отозвался он, пока они направлялись вслед за нервно дернувшей хвостом кошкой.       Йоруичи вообще вела себя странно. Покосилась на Ичиго настороженными янтарными глазами, посмотрела на ожог, не сдержавшись чихнула и пробормотала: — И чему тебя только Киске научил.       Ичиго сделал вид, что не услышал, потому что шинигами учил его явно не этому и реацу у Ичиго ядовитой тоже не была. «Так надежней!» — важным перезвоном заявил Зангецу во внутреннем мире и снова улегся на небоскреб, принявшись любоваться звездами. Юноша вздохнул и прибавил шагу, чтобы нагнать ведущую их кошку.       Йоруичи шла впереди, иногда принюхивалась, иногда оглядывалась по сторонам, а временами и вовсе останавливалась у цветов, разглядывала их и продолжала путь. Солнце нещадно палило над головами, уже перевалило за полдень. Лето выдалось жарким: стрекотали цикады, иногда на встречавшихся им полях уже золотились злаки, а рисовые колосья и вовсе шелестели на ветру. Небольшие фигурки селян в отдалении ходили меж рядов и проверяли побеги, переговаривались друг с другом, старые знакомые хлопали друг друга по спинам, а некоторые спорили на границах полей — впрочем, о чем, слышно не было.       С холма, на который рьека забрались, открывался живописный вид на небосклон, нависший над их головами огромным синим океаном. Чистый-чистый, а в центре, словно нарисованное детской рукой, висело солнце; раскаленное, оно обжигало их головы, и чуть ли не в первые жизни Ичиго обрадовался своим рыжим волосам.       Внезапно сзади на его плечо опустилась ладонь и Исида тихо прошипел: — Что это было? — Что? — переспросил Ичиго.       Исида оглянулся по сторонам, подошел чуть ближе: в голосе его чувствовалась паника и растерянность, он настороженно смотрел на Куросаки. — Реацу! — вымолвил еще тише Исида, решившись. — Что с твоей реацу?!       Ичиго холодно взглянул на него, и тот тут же чуть отошел назад, в глазах все еще была настороженность. Ичиго тихо протянул: — А что с ней не так?       Урью упрямо нахмурился, злость отразилась на лице, он покраснел, кровь прилила к щекам и только-только одноклассник собирался что-то выкрикнуть, как Ичиго, перебив его, спросил у Йоруичи: — Долго нам еще? — Мы на месте, — внезапно отозвалась кошка, остановившись.       С самой вершины холма, куда они пришли, можно было увидеть долину, луга, спускающиеся вниз, и ни единого рисового или пшеничного поля. Цветы маленькими желтыми, белыми, голубыми и алыми полянками пестрились тут и там, а в самом начале низины стояло небольшое странное белокаменное, что врата Сейрейтея, поместье. Солнце придавало его стенам какое-то необычное сияние, и свет почти отражался от них. Две огромные руки держали вывеску «Куукаку Шиба», а на небольшой прогалине перед входом двое мужчин рубили дрова. — Нам туда, — кивнула кошка.

*

      Им навстречу вышла молодая женщина: она была одета в кимоно огненных цветов, с вышивкой пламени, стелящейся гладью от одного рукава к другому. Незнакомка небрежно держала длинную трубку в руках и оглядывала гостей пронзительными зелеными глазами. Внезапно ее взор остановился на Ичиго, уголки приподнятых в усмешке губ чуть опустились, рука, державшая трубку, дрогнула, но женщина тут же резко перевела взгляд на Йоруичи, дерзко улыбнулась ей: — Сколько лет сколько зим, дорогая!       Кошка кивнула и протянула: — Давно-давно, — голос, несмотря на кошачье обличие, был мягким, и они явно были рады видеть друг друга. — Ну что же, — махнула рукой хозяйка дома, — проходите.       И пока они шли по светлым коридорам поместья, спускаясь все ниже и ниже под землю, разглядывая светящиеся лозы, вьющиеся под потолками, Зангецу во внутреннем мире наклонил голову и язвительно усмехнулся: — Родственничков-то прибавилось, а? — ударами дождя по шиферу прогремел его голос. — Будь осторожнее, дитя, — вторил ему спокойно и холодно голос силы квинси.       Ичиго удивленно моргнул, а потом уставился в спину женщины, идущей впереди. Куукаку обернулась, почувствовав его взгляд, чуть приподняла подбородок, будто спрашивая: что надо? Во взоре ее читалась беспомощность. Ичиго лишь покачал головой и продолжил иди за ней. — Кажется, эти шинигами решили познакомить тебя с семьей по ту сторону смерти! — расхохотался Зангецу.       Юноша сжал кулаки: его об этом никто не предупреждал, а семейных воссоединений за последние пару дней ему и так хватило. Он с силой выдохнул и ответил своему мечу: — Что-то пока они не спешат меня ей признавать, говорить не о чем.       Они продолжили свой путь, расходясь по небольшим, но уютным комнаткам, каждый радуясь долгожданному отдыху. Ичиго с силой захлопнул седзе, переоделся, потушил масляную лампу, огонек в которой еле-еле танцевал рыжеватым отсветом, догорая. Он уснул почти мгновенно и не услышал, как Зангецу хмыкнув заметил: — Смотри-ка, а он причислил тебя к семье.       Осколок души Императора промолчал, устремив взор в полные звезд небеса.

***

      Это был Кайен.       Куукаку мотнула головой, с силой выдохнула струю дыма, вдохнула мягкий и горьковатый запах жженного дерева, а потом сглотнула привкус пепла, осевший у нее на задней стенке горла. Женщина убрала резную трубку, сжала руки в замок, так что костяшки побелели, и оперлась о сложенные пальцы лбом, согнувшись и уставившись в деревяный пол поместья — совсем новые, вычищенные до блеска половицы, ровные, они плыли перед ее взором. Кольца дерева, разрезанные, целые и искореженные, сливались в причудливый узор, сплетались вместе. Спина начинала болеть так, будто сама гора Онтакэ внезапно рухнула на ее позвоночник.       В конце концов женщина со вздохом откинулась на спинку резного деревянного кресла и подумала о том, как ругала бы ее мать за отсутствие осанки, которую всегда полагалось держать главе Клана.       Сейчас было не до осанки. И вообще главой Клана был Кайен. Да и Клана-то сейчас не было.       Кузен. Кузен, похожий на Кайена, что две капли воды, или поначалу ей так показалось. Лицо было то, но будто и нет: другой нос, другой цвет глаз, другие волосы и даже подбородок. Но все равно… сходство, заметное настолько, что на это просто невозможно закрыть глаза. — Это кара, Ваше Величество? — спросила в пустоту Куукаку. — Или это благословение?       Как, менос подери, он мог послать перед ее очи двойника старшего брата, который к тому же был здесь, чтобы спасти «убийцу» Кайена. Смехотворно. Куукаку тихо рассмеялась, задумавшись: интересно, каково было дяде Ишшину каждый день сталкиваться лицом к лицу с собственным мертвым племянником?       Женщина встала, собралась в обеденную — какая разница, что это было. Какая разница, о чем думал дядя. Дядя, который явно не рассказывал сыну о своей семье, учитывая, каким взглядом провожал ее Ичиго, заподозривший что-то. Сейчас было важно, что часть их семьи вернулась к ним, и Куукаку собиралась принять кузена. Но не прошла она и половины пути, как один из слуг тут же ей доложил: — Прибыл молодой господин Гандзю. — Менос! — выругалась Шиба, заторопившись.       Она не успела: младший брат стоял, направив руку и указывая на Ичиго, разозленно сощурив глаза. В обеденной все было перевернуто вверх дном: рис рассыпался по полу, разлетелись листы нори и разлился суп. Гандзю возвышался посреди этого хаоса и почти шипел на рыжеволосого юношу, который, казалось, был невозмутим только с виду: вокруг него начинала собираться едва сдерживаемая им реацу, немного искажая пространство, будто облако ядовитых паров прожигало кислород. Куукаку про себя вздохнула: «Это точно не Кайен». И, вторя ее мыслям, прокричал Гандзю: — Как посмел ты притворяться моим старшим братом?

***

      Ишшин садится напротив Урахары, залпом выпивает предложенный чай и жестом отказывается от сакэ, бутылку которого тут же убирают. Мужчина поднимает тяжелый взгляд на Урахару и спрашивает: — Он справится? — Голос его хриплый и мрачный.       Ученый кивает, делает маленький глоток из чашки и спрашивает в ответ: — Ты не замечал за сыном ничего странного в последнее время?       Ишшин морщится и смеется, с горечью смотрит на друга и качает головой. — Я не успел с ним поговорить, — это сожаление, и ничего больше.       Шиба сжимает кулаки: ногти впиваются в кожу, оставляя белые обескровленные следы; шрамов не останется, шрамов никогда не остается, потому что нечему их оставлять — его ногти недостаточно остры. Его отношения с сыном — пустота, поэтому Ичиго даже обижаться не будет. Не на что. Как тот, с которым обращались, как с мертвецом, может обижаться на недостаточную заботу, если не было даже ее обещаний. Ишшин не отец.       Ичиго просто тихий сосед.       И поэтому Ишшин не знает, что за меносов квинси говорил с его сыном. Не знает, сколько они знакомы, как встретились и почему… почему Ишшин за все время не узнал (за какое вообще время?).       Не выдержав, мужчина прикрывает лицо ладонью, убирает ее, трет переносицу. Урахара внимательно наблюдает за ним и вскользь замечает: — Йоруичи отведет их к Куукаку. — Голос его спокоен, и он будто говорит о дождливой погоде за окном.       Ишшин вскидывает голову: — Зачем? — вырывается у него единственное слово.       Зачем племяннице заново переживать ужас потери, зачем ей видеть Ичиго? Зачем ей со страхом вглядываться в такое знакомое и незнакомое лицо и гадать о смерти брата. Размышлять о смерти кузена. Ишшин вздыхает: Ичиго — это Ичиго, и Ишшин точно это знает, знает с тех пор, как взял впервые младенца на руки. Но знает ли об этом Куукаку? — Им надо попасть с Сейрейтей и спасти Рукию, — ученый делает новый глоток чая, — а значит, вернуть Хогеку. — Во что ты втянул моего сына? — шипит Ишшин.       Урахара хмуро смотрит на него и продолжает: — Занпакто изменился, — он сжимает чашку обеими руками, — а они представляют душу. — Он поднимает тяжелый взгляд на Шибу. — Откуда ты знаешь, что это не тварь, не марионетка Айзена, а твой сын?       Ишшин молчит, плотно сжав губы; кажется, он вот-вот готов заскрежетать зубами. Что за бред? Он выдыхает с силой, керамика чашки под его пальцами трескается. Что за бред… — Куукаку как раз и узнает, — Урахара допивает и отставляет чашку, — и убьет пустого, если это больше не твой ребенок.

***

      Темнота окружала его теплом, будто Ичиго очутился под толстым шерстяным одеялом, которое почему-то не кололось. Он понял, что его сила, видимо, решила так его защитить от незваных гостей и «одеяло» скорее бы кололо других. Черной волной реацу билась у самой границы комнаты, словно волны небольшого пруда, поднимаемые незримым ветром; она отбрасывала рубиновый отблеск, скользивший лениво по всей комнате и ни на чем конкретно не останавливающийся, — осветил он и лицо проснувшегося Ичиго. Живот сводило от голода. — Тебе нужно еще поспать! — ворчливо заявил Зангецу. — Всего-то пару часов подремал! — заметил его меч. — Ичиго бы расстроился, если бы ты решил поохотиться, — терпеливо заявила сила квинси, послав что-то вроде укоризненного взгляда пустому.       Тот разочарованно зашипел, упав спиной на небоскреб и уставившись в небо, полное звезд. Солнце на самой границе небосклона яркой золотой полосой рассвечивало горизонт. Ичиго же спросонья этот разговор никак не прокомментировал, решив не задумываться над упомянутой «охотой» — он слишком устал. Снова облачившись в черные одеяния шинигами и умывшись холодной водой из небольшого таза, стоявшего на резной тумбочке, он ненадолго спрятал лицо в ладонях, а потом, с силой выдохнув, собрал всю реацу, отчего на месте мглы показался деревянный пол. Ровные доски, явно новые, лежали на полу, освещаемые только тусклым светом, пробивавшимся сквозь двери комнаты. Юноша с минуту смотрел на него, а потом распахнул седзе и вышел в коридор, тут же сощурившись от яркого света — его свеча давно догорела, а тут свет лозы чуть ли не ослепил его.       Ичиго недолго бродил по лабиринту из белых коридоров, которые отличались только иногда попадающимися в разных местах дверьми, пока встретившийся ему слуга не указал, куда идти, чтобы попасть в столовую. Спустя пару минут блужданий он уже сидел за низеньким столом из темного дерева, а перед ним стояла тарелка с рисом, листы нори и горячий суп с водорослями. Юноша сердечно поблагодарил слугу, принесшего еду с кухни; тот посмотрел на него, словно увидел призрака: губы его странно изогнулись, а глаза явно стали шире, он неловко улыбнулся и поклонился. Куросаки в ответ склонил голову и принялся за еду.       Он с удовольствием отметил, что белый рис был теплым и свежесваренным, а листы нори приятно отличались по вкусу от магазинных. Суп с вакаме приятным теплом разлился по всему телу, и Ичиго даже прикрыл глаза — первая пища за день, в столь тихой обстановке, была такой… приятной. Если дома вечная суета со стороны создавала какую-то атмосферу тревоги и отчужденности, то здесь он нашел умиротворение в этой тишине запутанных коридоров и столовой, затерявшейся среди этого подземного комплекса — и как только отстроили.       Внезапно в обеденную вошел плотно сложенный мужчина с косынкой на голове, прикрывающей темные и торчащие во все стороны волосы, — он утирал воду со лба полотенцем, с улыбкой поздоровался с одним из слуг и, не замечая Ичиго, хотел было уже сам сесть за стол, как внезапно взгляд его скользнул к концу комнаты и он заметил юношу. Рука с мягким зеленым полотенцем на лбу так и застыла, взгляд замер от шока, а рот открылся, и Ичиго увидел примерно ту же реакцию, что у остальных обитателей поместья. Вдруг рука мужчины дрогнула, губы плотно сжались, он отшвырнул полотенце в сторону и, двинувшись вперед с гневным возгласом, перевернул стол — Куросаки не успел убрать даже чашку с супом.       Незнакомец, тяжело дыша, указал на Ичиго пальцем и прокричал: — Как посмел ты притворяться моим старшим братом?       Сам Ичиго тоже встал, стряхивая рис с черных одежд и рассматривая оппонента. Выражение лица юноши было тщательно пустым, он старался сильно не хмуриться и не позволять насмешке скользить по устам. Вот, кажется, еще для одного стало открытием наличие неизвестных родственников. Впрочем, Ичиго плотно сжал губы, он здесь был, видимо, на правах гостя. Внезапно его собственная реацу вспыхнула гневом, и юноша постарался сдержать занпакто, голос которого напоминал скрежет металла по стеклу — некоторые небоскребы опасно наклонились, словно Пизанские башни. — Как смеет он! — прорычал пустой. — Зангецу, — попытался успокоить он меч, пока противник не упал от ядовитой силы, что продолжала расти.       На входе в обеденную показалась Куукаку, замерев в проходе и не зная, а может не решаясь, подтвердить или опровергнуть заявление родственника; она смотрела на них, будто в мгновение ока растеряв всю свою решимость. — Как тебя зовут? — устало спросил Ичиго незнакомца.       Мужчина поднял подбородок и угрожающе усмехнулся: — Видимо, ты плохо собирал информацию, «братец», я — Шиба Гандзю, — уверенно и довольно заявил Шиба.       Ичиго кивнул, вздохнул и представился сам: — Я Куросаки Ичиго, и, как ты видишь, моя фамилия не Шиба, ты обознался, — заметил он.       Улыбка медленно сошла с лица Гандзю, ожидавшего, видимо, какого-то сопротивления, спора или чего-то иного. Он оглянулся на бледную сестру, которая тихо выдохнула: — Это один из гостей, о которых я говорила.       Шиба почесал затылок и неловко извинился, в какой-то панике оглядывая пол, покрытый едой, и бросая украдкой взгляды на сестру. В обеденной зале воцарилась тишина, и Ичиго с жалостью посмотрел на свой пролитый суп, пока Гандзю, видимо, пытался как-то договориться со слугой, силой всучивающим ему метлу и отчитывающим младшего Шибу. — Семейка! — со скрежетом выплюнул Ховайто.

***

      Небоскребы продолжали наклоняться вниз, грозясь рассыпаться грудами стекла и металла, и Ичиго невольно оглянулся на Зангецу: занпакто, несмотря на то, что ранее, казалось, сгорал от презрения, просто стоял и смотрел на юношу. Внезапно все яркие эмоции, бушевавшие в Ичиго, покинули его, будто костер залили водой. Сила квинси также стояла недвижимая, и только незримый ветер трепал порванные края плаща; глаза «отца» были прикрыты, и Ичиго все никак не мог определить это странное чувство, пронизывающее воздух во внутреннем мире.       Здания продолжали падать. Стекла с грохотом бились, а бетонные блоки, кренясь, ломались, будто сгибались листы бумаги, металл со скрежетом гнулся, а потом все падало вниз. Огромные тяжелые разбитые здания тонули в недрах океана; минуя водопад, они проносились в его течении и с громким всплеском, дополняющим окружающую их ужасающую какофонию разрушения, опускались на дно.       Ичиго подошел к краю одного из уцелевших зданий и посмотрел на бурные воды: водовороты и огромные волны, словно голодные морские чудовища из преданий, проглатывали здания.       Почему небоскребы падали?       В груди странно неприятно тянуло, пока он отряхивал хакама от остатков риса. Кто-то коснулся осторожно его руки. — Куросаки-сан, — пожилая служанка мягко улыбнулась, — простите, вы наш гость. Подождите, пожалуйста, немного, скоро приборы заменят и вы сможете закончить свою трапезу. — Спасибо. — Ичиго слабо улыбнулся.       Глава семьи Шиба плотно сжала губы, внезапно сделала шаг вперед и схватила своего младшего брата за ухо. Гандзю завопил и выронил метлу, пока она тащила его за собой в коридор. Резко обернувшись, она с улыбкой обратилась к юноше: — Прости уж моего глупого младшего брата, похоже, мне нужно поговорить с ним.       Ичиго прикрыл веки и понимающе ответил: — Все в порядке, Шиба-сан, — он поднял на нее спокойный взгляд, — просто недоразумение.       Женщина кивнула и продолжила тащить младшего брата по коридору, пока тот пытался вырваться, вцепившись в руку сестры. — Сестрица, — умолял Гандзю, — ну подумаешь, ошибся, обознался, — причитал он, — я так больше не буду. — Молчи! — прикрикнула она.       Ичиго тем временем вернулся к еде, снова поблагодарив пожилую служанку, видимо, работающую на кухне, и похвалив ее суп. Напряженная как струна тишина во внутреннем мире была прервана тихим голосом меча, который лег на спину, принявшись считать звезды вслух. Золотая полоса рассвета дрожала нитью на горизонте, окрашивая облака в мягкие охровые оттенки. Голос Ховайто тихим стуком дождя по крыше считал звезды, пока наконец не затих. — Он уснул, — заметил отец, так и не проронивший ранее ни слова.

*

— Сестра! — в последний раз воскликнул Гандзю, когда Куукаку, распахнув дверь тренировочных комнат, затащила младшего брата туда, наконец отпустив его ухо.       Женщина выдохнула, громко выругалась, помянув Короля, пославшего ей на голову такого непутевого братца, а потом достала из-за пояса курительную трубку, подожгла ее метко брошенным кидо и, сев на подушечку на полу, выдохнула. Гандзю опустился напротив нее, посмотрев настороженно исподлобья. — Сестрица, — нерешительно начал он, но был прерван. — Сглупила твоя сестрица и сказала, не подумав. — Куукаку мрачно посмотрела на младшего Шибу.       Дым тонкой серой струйкой поднимался наверх, к потолку, наполняя комнату запахом тлеющего дерева. Глава клана Шиба плотно сжала губы, постучала трубкой, сбрасывая пепел. — Ты пойдешь с ними, Гандзю, — наконец после долгой тишины добавила она. — Пойду куда? — нерешительно спросил мужчина. — В Белый Город, — ответила Куукаку. — Присмотришь за своим кузеном и как-то между делом извинишься от нашего имени и пригласишь в семью, так, как умеешь только ты.       Гандзю подался вперед: — Так он наш кузен? Почему ты сразу?..       Он тут же ойкнул, когда металлическая часть трубки больно ударила его по голове, перевязанной зеленой косынкой. — Потому что все люди делают ошибки, — резко оборвала она.       Гандзю захохотал, а потом помрачнев заметил, посмотрев внимательно на сестру: — Ты тоже растерялась, да? — Они слишком похожи, — покачала головой женщина, — но при этом из того, что я видела, насколько они похожи, настолько разными они могут и оказаться. — Она покачала головой. — Заканчивай готовить пушку, утром они отправляются.

***

      Вся ночь у них ушла на тренировки, хотя самой ночи под землей видно и не было — помещение, освещенное лозой, притупляло чувство времени и напрочь искажало его. Ичиго оглянулся на довольного Исиду, который держал в руке шар — ядро для пушки, а свет от его барьера равномерно окружал юношу. — Просто направьте стабильный поток реацу, — твердил один из близнецов-слуг, подходя поочередно к каждому.       И много времени это ни у кого не заняло: Иноуэ была следующей, сжав шар руками и зажмурившись. Сфера вспыхнула мягким холодным сиянием, и спустя мгновение девушка уже стояла внутри прозрачного барьера. Орихиме попыталась подпрыгнуть от радости, но барьер тут же треснул, рассыпавшись осколками, растаявшими в воздухе.       В ту же минуту вспыхнул шар Чада и барьер накрыл и его, и девушку сразу, видимо, как надеялся одноклассник, чтобы защитить их от осколков. — Какой еще стабильный поток, — проскрежетал Ховайто, — просто стоит влить побольше сил.       Шар, начавший заполняться реацу, зловеще скрипнул, а вскоре пошел трещинами прямо в руках Ичиго, и юноша тут же прекратил накачивать его духовной энергией, подняв взгляд на остальных. — Постепенно, — снова сказал их тренер, передавая Ичиго другой шар.       Шинигами без особого энтузиазма взглянул на него и попытался медленно начать наполнять пушечное ядро силой. Оно снова заскрипело и грозилось вот-вот пойти трещинами, как и в прошлый раз. Как наполнять его постепенно и зачем вообще, ему так и не объяснили. — Посмотри на водопад, — указал Яхве, — этот бурный поток и есть твоя сила, весь этот мир — твоя реацу.       Ичиго обернулся, настороженно слушая силу квинси, который, подойдя к краю здания, продолжил: — Пустые порывисты по своей природе, — он взглянул на Зангецу, — они живут инстинктами, это часть тебя. — Он взглянул мельком на Ичиго взором темно-багровых глаз. — Но есть и другая. Океан внизу — множество течений. Возьми один поток, тоненький, словно струна, нить, протяни его к шару.       Мужчина не отводил кажущегося отстраненным взгляда от вод, бушующих внизу.       Ядро мягко засветилось в руках у юноши, а слуга-близнец закивал: — Правильно-правильно.       Ичиго не мог отвести глаз от спины уходящего «отца». Была ли эта эмоция, увиденная им, гордостью?