Дожить до рассвета

      Котик с грязным "брямц" свалилась на клавиши. Скатилась на стул, подобрала под себя лапы и снова уснула. Это было самое впечатляющее событие всего утра. Настроение скорее подходило для водки и Достоевского. Но первой дома не нашлось, а идиоты с топорами стояли на самых верхних полках.       Все были заняты очень важными делами. Я вырезала из старых упаковок одежду для жабы. Рафаэль сидел на диване, оперев подошвы о края кофейного столика, и украшал нотную тетрадь рисунками оливковых веток. Азар измывался над гитарой, в который раз за утро исполняя Omnia sol temperat. К счастью, играл на свой манер, как следует ускорив. Петь не пел, лишь иногда шептал слова, искоса поглядывая на Рафаэля. В конце концов не выдержал, прислонился щекой к грифу, заискивающе подмигнул и одними губами выговорил: — Споешь?       Тот откинул со лба невесомые пряди и слегка поморщился: —  Коллеги не любят. —  Я люблю, —  возразил Азар, но гитару отложил. —  Давно не слышал уже. —  Без бокала нет вокала, —  ответил Рафаэль, чуть усмехнувшись. Улыбка нарочно осталась на лице.       Страницу он не переворачивал уже полчаса. Только время от времени в попытках зацепиться за уголок сжимал пальцы и снова замирал.       Азар одарил его долгим задумчивым взглядом. Затем подхватил под ребрами и притянул к себе, зарывшись носом в серебристые волны. —  Ази, —  засмеялся Рафаэль. —  Я из-за тебя страницу потерял. —  А я из-за тебя потерял голову. Причем уже слишком давно, чтобы пытаться найти, - он поправил его воротник. —  Ну чего ты тревожишься? Никто нас не тронет. Неприкосновенность, помнишь? Про меня, да это могут быть простые сплетни. Учитывая, что мы так или иначе приложили руку к порче камертона, будет просто глупо допускать нас еще и к кристаллу. И Хаед, видел его как раз недавно, выглядит не ахти, далеко от артефактов не отойдет по своей воле. К тому же, ни слова Вали, ни намеки твоих, не имеют веса перед волей Начальства. Чуть что — вновь обратимся напрямую. Тебя это точно не коснется, гарантирую.       Я надела Котику готовую картонную корону и подсела ближе. Что-то необъяснимо приятное было в таких моментах. Мне нравилось молчать под их беседы. Внимать неторопливому журчанию ручейка долгих размышлений о том, чего не понимала, но так хотела запомнить. Закрыв глаза, слушал и Рафаэль. Иногда он едва заметно кивал. И лишь когда служба психологической поддержки истощила баланс всего, что возможно сказать вслух, тихо промолвил: «У тебя так красиво бьется сердце. Словно бы мелодично».       Котик вдруг моргнула левым глазом и вперевалочку зашагала к дверям кухни, уронив по пути мой самодельный подарок. Послышался стук каблука, а затем звон цветочных горшков, которые мы еще вечером оставили на полу, так и не пересадив несчастный плющ.       Не глядя на старших, я побежала на шум, поздоровалась с Вельзевул и, подобрав вещи в охапку, предложила чаю. Та цокнула языком, поправляя перчатку: —  Придется отказаться,—  соизволила ответить незваная гостья. —  Чтоб вас, Азар, вечно путаюсь в этой квартире. —  То ли дело замки, —  согласился Рафаэль, прислонившись плечом к дверному косяку, - всего десяток опочивален. — И столько же пыточных, —  то ли парировала, то ли поддержала Вельзевул и кивнула на Азара: —  Одолжишь на энное время? У нас что-то вроде дежурного совещания. —  Кто сказал, что я одолжусь? —  фыркнул Азар, подойдя следом. —  Начальство, — ответила она, уже отвлекшись на телефон. Посмотрела на экран, цокнула языком и спросила: — Мелочь, который час сейчас в Москве?       Опекуны ответили вместо меня. Вельзевул поджала губы, отправила сообщение, а затем с раздражением махнула рукой. —  Все, Азар, б-з-з отсюда! Не выбешивай лишний раз. Мобильник, — обратилась она к Рафаэлю, —  не выключай. Наберу скоро — дело будет.       В прихожей зазвонил домофон. Я побежала встречать друзей. Встретиться мы договорились еще вчера. Пете нужно было доделать какое-то задание из теории, которое он уже месяц откладывал по принципу: «не практическое —  значит необязательное». Роме надоело сидеть дома на больничном после шрама. Тот почти зажил. Когда компания разместилась в гостиной, старшие уже разбрелись кто-куда.       Я все-таки заварила чай и теперь гоняла заварку по дну кружки, начитывая Мабиноги. Петя, скорчившись над тетрадкой судорожно марал листы под диктовку. Рома шуршал картами Таро, которые, как он с удовольствием похвастался, стащил в Мольвактене перед отъездом. — Да нечего там смотреть, — я лизнула кончик пальца и зацепила уголок страницы. – Леший знает… Да куда! Леший сам не знает, что в его рогатой голове творится. —  Что он думает о тебе, —  кивнул Рома и, изящно вывернув кисть, выудил картинку солнца с растянутой между румяными щеками улыбкой. —  Во! Нормально он думает. А может на тебя просто смотреть невозможно и надо за километры обходить. Ай! — воскликнул он, увернувшись от летящего карандаша. Изогнулся назад, поднял его и с сожалением оглядел. — Вот так всегда. Предсказываешь людям судьбу, открываешь тайны, а тебя графитовыми кольями р-раз. — Ромыч, завались на секунду, лан? — попросил Петя, не поднимая головы. — Как ещё раз эту телку звать? — Рианнон, — повторила я, забирая карандаш. Мабиногион съехал с коленей на пол. — И она не телка, а богиня, между прочим. Рафаэль, ты в Москву надолго?       Последняя фраза улетела в сторону коридора, где мелькнули пепельные локоны. Старший склонил голову назад, придержавшись на дверь. — Тридцать три года и пара столетий. Моргнуть не успеешь, — он подмигнул и скрылся в пустоте. — Конфет надо было попросить, — очень своевременно пробормотал Петя.       Я моргнула. Опустила глаза к тексту. Как раз не вовремя, чтобы пропустить появление гостя, чей голос вывел в воздухе учтивое: "Учитесь?" — Опа, здравия желаю, чё как оно? — поздоровался Рома, одной рукой убирая карты под ягодицы, параллельно протягивая вторую навстречу Гавриилу. — А мы тут да, прилежные такие. — К Рафаэлю я не успел, — заметил он, отрешённо коснувшись поданной ладони. — Буквально миг назад вышел, — отозвалась я. — Что-то передать? — Это вновь о камертоне. Кажется, мы его отыскали, — как бы нехотя признался он и тут же добавил, разворачиваясь: — Нет поводов для беспокойства, отправлю, как только вернется. — Стой! — воскликнула я. Вскочила на ноги, побежала за ним. — Стой…те, кому говорю, пожалуйста! Может, мы чем-то поможем? Быстрее будет. Где он там валяется?       Гавриил остановился. Он был из тех, чей взгляд так просто не забывается, а возвращается после во снах, кошмарах, видениях и остается отпечатком на струнах. Взгляд, который, точно хирургический скальпель, вскрывает душу, вкладывает туда что-то или наоборот вынимает нужное, а после выходит, не оставив даже боли. Только странное послевкусие, будто бы от наркоза.       E quando vede l'uomo l'attosca. Впрочем, это уже перебор. — Источник указал на Навь, - тихо ответил он. — Дремучую, если говорить точнее. — Ну вот! — обрадовалась я и все-таки отпустила его рукав. — Мы же вактаре. Нам этот лес как родной. Найдем — моргнуть не успеете. Разрешите?       Старший окропил комнату взглядом серебристых глаз и снова посмотрел на меня. Ни с лица, ни с тона голоса нельзя было снять ни следа эмоции. — В глубине души, — начал он, — ты ожидаешь отказа. И, спроси меня твой мастер, — я бы запретил. Спроси Азар — промолчал. Спроси Рафаэль на публике — разрешил. Спроси он наедине — умыл бы руки. Тебе же, — он слегка склонил голову набок, точно размышляя и едва заметно повел плечами, — даю право выбирать путь самостоятельно. — А если вылечу в кювет? — Позови, - сказал тот и скрылся в пустоте. — А если не дозовусь? - спросила я у пустоты. — В смысле не дозовешься? Он же этот... — Петя защелкал пальцами, пытаясь вспомнить определение. — Ну, типа, как заведующий. Земля под его контролем. На пару с этой... Ну, смуглая с татуировками. Эти двое, типа, на связи должны быть всегда, в Правь почти не выходят. Хоть один из них должен в Яви тусоваться, если вдруг другой свалил, а то вдруг, типа, что пропустят, ну, ты сама со старшими живешь, видишь, что их дергают то телепатией, то еще как. Мастер говорил, что после аварии с камертоном у них типа глючит совсем и из Яви в Правь сообщения не идут без дополнительных штук. Пришлось телефон изобретать... — он на секунду задумался, почесывая маркером за ухом. — Странный тип какой-то, вам не кажется? Рафаэля ищет, хотя, клянусь вам, знал, что тот свалил. И легко так, типа, сразу информацию сдал. Типа, как с самого начала задумал нас отправить. — А чего это Вы, гражданочка, артефактами заинтересовались? — спросил Рома. Мало того, что спросил, так еще свел брови и нахмурился, погладив подбородок.       Я не спеша подобрала книгу, перелистала, нагоняя загадочности. Знать о моей сделке с Хаедом Братьям было необязательно и даже вредно. Зато легендарные, пусть и непроверенные свойства камертона — хорошая удочка для тех, у кого есть проблемы в жизни. То есть, для всех. — Помните, как межевик в лесу рассказывал? Эта железка умеет желания исполнять. Ну, если красиво говорить, реальность меняет. И! — добавила я, сгоняя скепсис с лиц. — Елисей Всеславович тоже об этом твердил. И старшие, — само привралось у меня, — много-много раз упоминали. Вы подумайте, сколько загадать можно, а главное — что! Он же круче какого-нибудь захудалого Грааля. И вылечит, и воскресит, и что придумаешь! Вот мы его найдем, попользуемся чуть-чуть, ну, что нам, много надо разве? Поделаем, значит, чего хотели и отдадим. — Знаю я эти ваши желания, — сплюнул колпачок изо рта Петя. — Сплошное кидалово. И че ты будешь делать? Предков старых возвращать или с новыми, типа… Ну чё ты зыркаешь так, типа, я дом твой сжёг? — Тебе съездить сложно? — в очередной раз захлопнув книжку, возмутилась я. — Ты прям туда перется хочешь? — спросил Петя. Рома, к его чести и, конечно, моему глубокому уважению, тут же согласился. Нам всего-то и нужно было, что пробраться в лес. По его прогнозу, мы управились бы за полчаса. — Придурки, — диагностировал Петя. — Ой, чё сразу пессимиздишь? Прогноз надо? Нате, — Рома принялся мешать карты со рвением, способным разжечь костер. — Я замучу и сигнификацию ситуации, и совет ещё по акции. — Ага, а хочешь акцию "получи люлей от мастеров без смс и регистрации"? Типа, если попадём. — На, смотри, — Рома вытащил карту и кинул на ковёр. На нас глазел перевернутый темный жнец. — Красавчик, а? И шестерка пентаклей ещё на дне. Тоже вверх ногами. Блин, мэ-бэ я всю колоду перевернул. Не суть, короче, классно все. Пентакли это деньги, а Смерть она вообще милашка. Готическая вся такая. Не паникуйте. Нам бы только колесницу ещё где взять, - пробормотал Рома, почесывая подбородок краем "шестерки".       Я машинально отпила чай и поморщилась. К зубам приклеилась трава - заварка решила отомстить за беспокойство. — Я поведу, — отозвался Петя, отрываясь от конспекта. — Но только поведу. Сяду в машине и буду ждать под воротами, пока вас не выпинают. Так как ты сказала? — Пуйл, — устало повторила я. — Будь здорова, — кивнул он, зачеркнув написанное. — Нет, честное слово, типа, если бы бумага меня лично оскорбила, я бы не стал ее такими словами портить. И на кой мы это зубарим?       За стеной кто-то знатно чихнул. В следующий момент в нос ударил запах гари. Мы подорвались с мест и бросились искать источник.       В коридоре жарился мой многострадальный форменный плащ. Рядом, с наслаждением прикрыв глаза, грелась жаба. Я тут же подобрала Котика с пола, чтобы не задавили. Рома помчался за водой. Петя стянул одежду с вешалки и принялся топтать пламя. Огонь точно игривый зверь, выскальзывал из-под подошв, прижимался к ткани, подскакивал в воздух, плевался до мороза горячими искрами. Один его вид завораживал, не давал двинутся с места. Чудо. Маленькое чудо.       Шипение и плеск привели меня в чувство. Мы молча пялились на чёрное мокрое месиво. Наконец я решила спросить: — И в чем мне теперь ехать? — Давай поиграем в царевну лягушку? — отозвался Петя. — Читала сказку? Сейчас шкуру срежем... Ой, какая грозная! Да ладно, шучу.       Он примирительно поднял руки. Я расслаблять брови не спешила и только сильнее прижала Котика к себе. — Знаете, чего думаю? — произнёс Рома, поигрывая пустым стаканом. — Пускай живность в качестве наказания с нами едет. Скажем, что нашли чмуха и хотим отнести на родину. А ты пока во, напомни Азару про коммунизм. Его пальто тут осталось.       Мы покинули дом почти налегке. От каждого движения клацали пуговицы. Тихо бряцали друг о друга цепочки. В кармане шуршал моток старых струн. По пути я со скуки стала вязать их в один длинный канат, чтобы получилась скакалка. Рома здорово помог, откопав в бардачке плоскогубцы.       Не знаю, все ли возят с собой железо для хальсбанда, дымовые бусины и всякие острые штуки. Наверное, нет, ведь не каждый умеет водить на листе, не каждому хочется сгонять на выходные в Навь, не каждого туда пустят. Разрешат ли пройти нам — вопрос слишком большой для скромного салона потрепанного автомобиля.       Петя припарковался у забора. Сунув Котика в коробку, я и Рома приблизились к воротам, за которыми виднелся домик охранника. Брат замахал руками: — Эй, фьють! — свистнул он. — Избушка, родная, выплюнь Ягу на пару минут. Нам тут одну жабу надо в печь сунуть. К лесу задом там… че там.       Я постучала по прутьям. На шум из дома вывалился вэкст. Потирая лицо темнеющими пальцами, он доковылял к нам и, хмуро глядя сквозь серебряную решетку спросил: — Чего орете? — Мы чмуха нашли, — заявила я, протягивая коробку. — Поздравляю, — буркнул вэкст, подслеповато всматриваясь за наши спины. — А мастера где? — Заняты, — быстро соврал Рома. — Велели Вам самостоятельно отнести.       Охранник хмыкнул и, сощурившись еще сильнее, склонился к коробке. — Плохо чмуха в картоне держать, — заметил он и вдруг спросил: — А это, часом, не тот детеныш, которого вы увозили недавно? — Что Вы! — пожалуй, чересчур ярко возразила я. — Да этот совсем не похож. Не зеленый, а какой-то... И глазами лупает. Да моя Котик так никогда! И вообще, он в канаве сидел, - непонятно зачем вылетело у меня.       Вэкст вздохнул так, будто одним своим существованием делал нам великое одолжение, и потянулся за ключами. — Ну, в канаве так в канаве. Идемте. Не-не, — остановил он Рому, — один кто-то. Нечего толпами шастать. Девушка, за мной.       Даже в панике оглянуться на Брата я не смогла – вэкст шел позади. Только на пороге глазам открылась картина маслом: забор, Рома, повисший на нем, и Петя, махающий его телефоном. Видимо, тот выпал, когда хозяин полез на прутья.       Охранник, слава всем, кому можно, ничего не заметил, оставил нас с жабой на пороге, а сам зашел в дом за умными бумагами. Я вынула Котика из коробки и прижала к себе, как маленького ребенка, продолжая наблюдать за мальчиками.       Петя тем временем психанул, плюнул под ноги и полез следом за другом. Рома спрыгнул в кусты и махал мне оттуда, загребая воздух. — Стойте! — шикнула я и прижала дверь локтем. Сняла с пальто цепочку и перевязала ей ручку двери и ближайшего окна. Затем слетела на землю и понеслась к деревьям.       Мы бежали так, словно за нами гнались псы с фоторужьями. Перепрыжками через кочки и бревна, куда-то вглубь, подальше от тропы. Хуже всех приходилось конечно Котику. Бедная жаба очень старательно сидела на руках.       Чем дальше в лес, тем дольше ищут. С каждым метром деревья сходились гуще, скрывая итак хмурое небо. Дыхание не то чтобы сбилось, его в принципе свергли. Какая-то часть меня внезапно сочла гениальной идею закрыть глаза и так хоть немного передохнуть. Естественно, именно в этот момент под ногу подлез очередной корень, и я вместе с Котиком плюхнулась в траву.       Мальчики, окликнутые кваканьем, затормозили. Рома словил в охапку поскакавшую прочь жабу. Петя приблизился ко мне, подтянул за шиворот, вглядываясь в заросли позади. — Хвоста вроде нет, — пробормотал он. — И крыльев тоже, — отозвалась я. — Зато ноги на месте. Это чьи, кстати?       Друзья вздернули носы туда, куда я указала пальцем. Рома протяжным шепотом оценил ситуацию, хотя, по-моему, она не заслуживала каких-то особенных грубостей. Просто мимо нас шел огромный навий.       Длинные лохматые волосы прикрывали спину и падали на лоб, где, едва касаясь линии переносицы, поблескивал один единственный глаз. Плечи, локти и грудь оплетала цепь. Лапу тот согнул, прижал к животу, удерживая на ладони что-то серое.       Я встретилась глазами с каждым из команды и махнула головой. Петя замахал своей в десять раз быстрее и ткнул пальцем в обратную сторону. Рома же, пересадив жабу в одну руку, стал показывать целый спектакль. «Лихо, круг, два, щекотка, кулак, мы, смайлик». Я кивнула, хотя насчет смайлика не очень понятно вышло. Петя показал фигу.       Лихо тем временем уже отошло за деревья, повалив часть из них. Далеко-далеко впереди забрезжил просвет и, как показалось, заблестела вода. Рома перепрыгнул через корень и затараторил: — Если идти к пущевику, то через Смородину. Этот же прется в сторону Дремучей. Если мы его догоним, то можно залезть ему хотя бы на ступню и перелететь на ней. План? — Чел, вынь уши из задницы и послушай себя заново, — сказал Петя. — Не трогай уши, оно уходит! — от паники разозлилась я, схватила Петю за локоть и потянула следом за Лихом. Рома поступил так же. — Да вы… - неожиданно громко вскрикнул Петя и прикусил язык.       Лихо обернулось. Постояло пару минут, в недоумении рассматривая лес, что-то ухнуло и зашагало дальше. Теперь уже никто не сопротивлялся, хотя этот самый «Никто» и продолжал оглядываться, норовя сбежать.       Одна из цепей свисала и волочилась по земле. Рома отпустил друга, опустил Котика в траву и вспрыгнул первый. Петя в очередной раз что-то шепнул себе под нос и влез на толстое звено. Я, оглядываясь, сняла с пальто новую цепочку, накинула на жабу, как ошейник, и оставила одну. Затем с силой выдохнула, разогналась и забралась следом за мальчиками. Навий вроде ничего не заметил. Чтобы не потонуть при переправе мы стали карабкаться выше.       Скользкий металл перемежался со ржавыми пятнами, от которых краснели ладони. Подобравшись к бедру, Рома пересел на суму великана и помог заползти нам. От каждого шага и сумка и вся наша троица мерно подпрыгивали на месте. Чтобы не съехать с дубленой кожи Петя обнял ремень и, на удивление, разрешил вцепиться в его куртку. Я наконец выпрямилась и огляделась.       Лихо, не подозревая что ненадолго превратилось в бесплатный фуникулер, действительно шло в сторону Дремучей. Вот уже и Мольвактен остался за спиной, у ног заплескалась Смородина. Огромные ступни под взрывы брызг зашлепали по дну. Капли долетели до нас, но без энтузиазма — никто даже не поморщился. Зато возмутилось нечто иное — в районе груди перевозчика недовольно мяукнули.       Только сейчас я обратила внимание на законного пассажира — на широкой ладони все это время восседала серьёзная серая кошка. Жутко похожая на нашего Кузю, но на коготках леди сделала укрепление железом. А так, даже манера ворчать напоминала маленького домового. Петя заметил мое любопытство и попытался в юмор, спросив: — Можно считать, что нам показали Кузькину мать?       По настойчивой просьбе пушистой госпожи, Лихо приподняло ее к груди. Шаг, другой, и мы официально ступили на чужую территорию. Я похлопала друзей по плечам, мол, пора бы слезть.       Мы стали потихоньку ползти назад по скользким звеньям, уворачиваясь от веток-хлыстов. Пуща обволакивала нас мраком, проглатывая эхо. Когда Рома умудрился спрыгнуть на землю, навий остановился сам. Из-под темной кроны ближайшего дуба донесся раздраженный вопрос: — Кто? Зачем?       Кошка заурчала. Петя прямо-таки скатился с цепи и замахал мне, делая страшные глаза. — Не дам! — скрипнули в ответ. — Мое. Сам нашел. У беспятого отобрал. Играть буду. Сам. Вот.       Я притормозила и кивнула в сторону кошки. Петя состроил страдальческую мину и махнул так, будто кого-то бил. Урчание наверху сменилось ворчанием. Лихо тоже что-то замычало. — Пш-ш-шли, — зашелестел пущевик. — Не хочу оно. Устали.       Петя словил меня прежде чем в кудрявую макушку прилетело кулаком. Лихо замахнулось свободной ручищей и смяло верхушку одной из елей. Подгоняемые хрипом и треском мы бросились куда-то во мглу зарослей. В глубине корней блеснул кинжал Ромы. Я скользнула туда, стянув за собой Петю. Следом, перекрыв выход прилетело бревно. — Сегодня, походу, черная пятница, — сказал Рома. — Что за очередь? На раздачу волшебных люлей? — А где мы? — спросила я, озираясь. В щели посыпался песок. — Лично я в шоке, — громким шепотом заявил Петя. — Ты че творишь? Рома пилил ветку над собой. — Выход, — бросил он. Клинок взвизгнул, наткнувшись на камень. Где-то совсем близко рухнул ствол. — Нас тут затопчут. И вообще, тьфу, блин, дрянь! — сверху вновь полетела пыль. Рома сплюнул и продолжил: — Пока эти заняты надо железку найти. Она явно…       От скрипа побежали мурашки. Дерево над нами потянули из земли. Со всех сторон полетели грязь, мох, щепки. Один из корней оторвался, показался проход. — Валим, валим, валим! — заорал Петя, пнув наши спины.       Мы ринулись на волю, пригибаясь и уворачиваясь от песка и сучьев. Рома затормозил, проехав по земле, развернулся на ходу, рисуя руны прямо в воздухе. Формулы полетели в навьих, разбиваясь о тела ярким фейерверком. Лихо отпустило шею одного врага и пошло на другого. Петя бросился другу на помощь. Мальчики побежали к берегу, уводя великана за собой.       Кошка прыгнула на пущевика, перебежала к шее, где на веревке болтался кусок камертона. Навий заметался, замахал лапами, пытаясь сбить живность, точно комара, и невольно отступал куда-то в сторону.       Идея пришла глупая, но кто кому здесь обещал интеллектуальные игры? Я вынула из кармана моток струн и побежала туда, где по расчётам, должен был пройти братец Хальпарена. Завязать узел вокруг хотя бы одного ствола длины не хватало. Я вспомнила, что вообще то учусь на вактаре, и нарисовала маленький щит, прижав с его помощью медный кончик к коре. Другой конец оставила в руках и отбежала подальше.       Навьи, кружась в одичалом танце, приближались. Шаг - ступня зацепилась за растяжку. Струны выскользнули из хватки, едва не содрав кожу. Руна сорвалась, наддав пинка выбросом энергии. Меня толкнуло на землю и тут же откатило в сторону. Пущевик споткнулся, запрыгал на одной ноге, не удержался и рухнул на лес.       Дремучая отозвалась аплодисментами треска, гула, скрипов, всплесками щепок. Ухнуло Лихо. Следом заверещала кошка. Я вскочила и побежала на звук.       Огромное тело примяло под себя часть деревьев и сейчас лежало почти неподвижно, точно без сознания. У повернутого подбородка мелькал пушистый хвост. Кошка скреблась под грубую грудь, пытаясь выудить из-под нее кулон-обломок. Мое появление встретили шипением. Я подняла перед собой пустые ладони и предложила: — Давай вместе?       Серая шерсть встала дыбом. Спина изогнулась. Показались блестящие клыки. Я покачала головой: — Дурочка. Мы же так ничего не достанем. Ему бы плечо приподнять и…       Мир потемнел. Сверху, точно клетка-ловушка меня накрыла огромная кисть. В щели меж костяшек показалась ступня. Пальцы стали сжиматься в кулак. Я пнула ближайший из них носочком кед. Как не удивительно, ничего не изменилось. Сперва. А затем Лихо вдруг взревело и отдернуло лапу. Вспыхнул зеленый свет.       Я бросилась к кустам. Хальпарен на бегу словил меня и оттащил с дороги. Новая вспышка, но уже иного цвета. Сияние плавно растворялось во мраке, очертив силуэт Рафаэля.       Он стоял, как та остро-хрупкая, стойкая по-солдатски, но безмятежная до безразличия фигурка в ладье над отражением взвинченных кипарисов Острова мертвых, приложив пальцы к переносице склонившегося на коленях Лиха. Единственный глаз будто запылился, зрачок был неподвижен. Как и сам навий. Тот сидел в сонном оцепенении и пялился на руку у носа. Старший оглянулся на тело пущевика. — Встань, пожалуйста.       Он очнулся, закряхтел, приподнялся на локте. Желтая радужка затуманилась, переносица искривилась от удара. — Друг мой, будь так добр, — Рафаэль протянул ладонь. Пущевик, точно заколдованный медленно положил в нее железо. — Вот и славно, — старший склонил голову набок, Лихо повторило. — Ли, солнце, хочешь поиграться? Ах, ну да, — поправился он, вспомнив о нашем состоянии, — тогда в следующий раз. Спи, лесное дитя, отдыхай, мой хороший.       Огромное тело легло на землю с облегченным "уф". — А ты… - мягкий голос закутался в тон напускной задумчивости. — Скройся пока подальше в пущу.       Лихо послушно поднялось с колен и, точно под гипнозом затопало туда, где деревьев еще не наломали. Рафаэль подкинул обломок камертона в руке, поймал и, пряча в карман, развернулся на каблуках. На шелковой блузе не уснуло ни единой пылинки. — Как дела? — поинтересовался он. — Души в пункт выдачи никто не отнес? — Планируют! — позвал Рома, согнувшись над Петей.       Рафаэль парящим шагом приблизился к нему. Опустился на колено, убрал ему волосы со лба. Глаза Брата были закрыты, но дыхание, вроде бы, еще волновало грудь. Хальпарен дернул меня за рукав пальто: — Какого тебя носит по мирам? Ни с первого, ни с десятого раза не доходит.       Я подняла взгляд на него. Опустила, молча оценив гримасу гнева на четверочку, и на выдохе произнесла: — Простите, Хальпарен.       Он открыл рот, собираясь ответить, и замер. Рома как-то рассказывал, что так же реагировала его мама, когда тот в шутку развал ее по имени-отчеству. — Как... - начал было он. — Хальпарен! — позвал Константин, придерживая голос в низкой тональности, чтобы звучать спокойно. — Брат, у нас проблема. Петя, — сделал паузу, зачем-то схватившись за свое запястье. — Он спит, а значит Елисей... – поднял голову, встретившись глазами с магистром. — Отрекся? — Нет.       Это было одно из тех утверждений, которое бросает мозг в ответ на любую катастрофу. "Нет, этого не может быть. Люди не умирают. Друзья не предают. Этого не существует". И тому подобное — То есть… — поправился Хальпарен, оглядывая нас, точно ожидая нападения. — Тело в Смотровой, - молвил Рафаэль. — А душа, — он на миг замер, прикрыв веки, как если бы что-то вспоминал, а затем покачал головой: — Нет, души не вижу. — Он ушел? Ушел на лист? — допытывался Константин, хотя итак знал ответ, продолжая сжимать запястье, точно искал собственный пульс. — Навь и высшие миры… Аксель, ты, — он заморгал, поглаживая лоб на этот раз, похоже, в поисках взлетевших к челке бровей, — ты же теперь единственный магистр. — Вы возглавите Братство? — воскликнул Рома. Будь Петя в сознании уже бы обматерил весь лес. — Нет, — повторил Хальпарен. Спину он держал так, будто позвоночник заменили на трубу балетного станка. — Больше некому. — И потому мы будем собирать пир из объедков? Славянскому Братству нужен нормальный магистр, а не ходячее проклятие. — С тех пор прошло два столетия. Ты изменился, Брат. Все изменилось. — Ничего не меняется. Ничего не изменилось. Я снова мастер, с малюткой-абсолютницей, которую придется отправить на бойню с ранаре, где она снова погибнет, а я не успею вымолвить и слова. Мир покатится в тартарары, а без камертона и вовсе расколется до конца. — Аксель, — воззвал к нему Константин. — Нет, — твердо повторил он. — Мы сейчас вернёмся в Братство и там спокойно решим, все вместе. Такие вещи так просто не делаются.       Магистр твердой рукой вытащил телефон и, взмахнув плащом, унесся к еще живым деревьям, подальше от нас.       Мяукнула кошка. Рома все еще держал ее в курточном коконе. — Пусти Баю, — сказал Константин. — Вы ее замучали. — Это мы-то? — вскинулся Рома, но куртку бросил. Взъерошенная Бая выкатилась на траву, фыркнула и скрылась в лесу. — Котик! — вдруг вспомнила я, чуть не задохнувшись от внезапной паники. — Быстро ты соображаешь, — сказал Рома. — Но вообще, технически, это уже кошка, взрослая. — Да нет! Жаба моя. Чмух! Ее надо найти. Мы ее бросили. На ней цепь накинута, как ошейник, чтобы не потерялась… — Лили, сейчас нет времени, - осадил Константин. — Мне не надо время, мне надо Котик! Она одна! Она же плачет! — зашлась в истерике я.       Рафаэль оставил Петю, положил руку мне на макушку и заглянул в глаза: — Цепь с пальто? — спросил он. Получил десять кивков и шепнул: — Сейчас.       В чаще послышался шум, мяуканье Баи, чих, и наконец из кустов выкатилась, увлекаемая ошейником жаба. Рафаэль словил ее и прижал к себе одной рукой.       Вернулся Хальпарен. Из-под штукатурки раздражения легкой, едва заметной дрожью начинало струиться отчаяние. Как и все взрослые в страхе и растерянности он начал злиться. — Петра на спину и все к Рафаэлю сию же минуту, — скомандовал он. Выговор стал похож на пулеметную очередь. — Мы так все и оставим? — На каком языке мне повторить?       Спустя пару мгновений мы уже были в Братстве. С порога на нас накинулись мастера. Вактаре, уже прознавшие об уходе старшего магистра, столпились в коридоре и ждали зрелищ.       Хальпарен жестом остановил особенно активных вопрошающих и поднял ладонь, как когда-то в Мольвактене. Все умолкли. Он не повысил голоса, даже наоборот, но от эха его слов, казалось, тяжелел воздух. — Петра к дежурным, подмастерья — вольно, мастера — в Смотровую сию секунду. Ждем меня. Тех, кто на заданиях не трогать, панику отставить. Ушли.       Под суетливые шепотки ряды постепенно редели, толпа перетекла к лестнице. Магистр повернулся ко мне. — Лили, ради Нави и листов, побудь сейчас с Рафаэлем. Никуда не лезь, не подставляй меня хоть раз за год. Мне придется много решать, так что еще раз — ни шагу из дому. Поняла? — Да, магистр Хальпарен. — Не зови меня так, — поморщился он. — Имя Вам не нравится, прозвище не нравится, может мне с Вами вообще не заговаривать? — Так прекращай этот детский сад, — он потянулся к моему плечу, но я отступила и указала на лестницу. — Идите.       Хальпарен собрал пальцы в кулак, поджал челюсть. Затем спрятал руку в карман. Развернулся. Двинулся к ступеням. — Зря ты так, — с налетом сожаления произнес Рафаэль. — А он не зря? — снова зашлась я, под внутренний звон слетевших тормозов. — Он вечно, постоянно недоволен, вечно на меня… А я! Детский сад! Я стараюсь, слышишь ты?! Стараюсь так, как умею. Разве я виновата, что у вас тут постоянно случается какая-то… Да! Я, может, вообще! Не хочу! Никаких этих ваших штук! Я хочу нормальную! Спокойную! Жизнь! Как у всех детей. Чтобы меня любили! Опекали, учили играть в куклы, смотрели со мной мультики. Почему меня не любить? Почему я не могу играть? Я хочу, как все, как все маленькие. Почему все у меня это забирают? Я ребенком хочу. А не-не стоять над трупами друзей, зверушек и получать-получать, лист, блин, возьми, еще за это подзатыльники! Молчи! — пискнула я, закрывая уши ладонями. Старший с интересом склонил голову набок. — Даже, даже и… и не говори ничего сейчас, а то и на тебя накричу. Что, думаешь не придумаю за что? Хороший такой? Все вы тут хорошие. Суперестесственные идиоты! Решить ничего не можете, живете, как будто времени нет. А для меня существует! Я скоро вырасту, и никто меня так и не полюбит. Совсем. Потому что большая. А сейчас что? Все! Достали. Иди домой давай.       Я крутанулась на носках и первой зашагала прочь из коридора.       Мы прошли всего пару метров, когда Рафаэль вдруг покачнулся, приостановился и коснулся виска, словно боролся с головокружением. Я словила его за рукав. — Ты чего? — Что-то случилось, — промолвил он. Взгляд помутился. Старший прикрыл веки и потянул меня за руку: — Идем.       Он ступил в пустоту и вывел в гостиную.       Я мгновенно отскочила к шкафу, схватившись за хальсбанд. Котик свалилась на пол и покатилась под рояль. Беспорядочная многорукая тень коснулась подошв. Гавриил и Седой оглянулись на нас, отвернувшись от Азара. Тот вертелся посреди комнаты, отбиваясь от тройки маленьких существ, похожих на летучих мышей. Они цеплялись ему в волосы и одежду, непрестанно вереща и хихикая. Брюнетка держала вокруг них блестящий купол, поглаживая воздух напряженными пальцами.       Резкий гул. Стену заслонила мутная панель, перекрыв выход. В комнате воцарилась тишина. Все посмотрели на Рафаэля. — Друзья, разрешите предложить, — мягко молвил он, опуская еще мерцающую кисть. — Сейчас мы все остановимся и успокоимся. Затем вы отпустите своего коллегу и объяснитесь в цивилизованной манере, после чего мы обсудим происходящее. Согласие можно выразить дыханием. — Ты против княжеской воли? — крякнул один из тройки. — Я против несправедливости. В этой стране законы подразумевают демократию. Немного странно выходит вести диалог пока одного из его участников пытаются разорвать на кусочки. Итак, будьте великодушны.       Седой нехотя махнул тройке, оперся о стену, закурил. Брюнетка опустилась в кресло, закинула ногу на ногу и в почти терпеливом ожидании уставилась на Рафаэля. Азар с показным отвращением отряхнул рукава, подошёл к нему, обнял за плечо. Существа, повинуясь жесту, отлетели в сторону и теперь поглядывали на меня. Я прижалась к стене, скрестив пальцы за спиной. — Итак? — повторил Рафаэль. — Ты знаешь, у нас сейчас решается важный вопрос, — начал Седой. — О должности хранителя кристалла. Княгиня предупреждала Азара о возможном выборе… — И я предельно ясно обозначил свою позицию, — стараясь сохранять спокойствие отчеканил тот. — Твоя позиция, — вмешалась Брюнетка, на эмоциях упершись в подлокотники, — слуга воли Начальства. — И по воле Начальства он должен находиться на Земле, выполняя свои обязанности, —заметил Рафаэль. — Не проигрышно ли будет оставлять пост мне одному? Я вашим приказам подчиняться не обязан. — Поставим другого, — пожала плечами она, снова откинувшись на спинку. — Что у нас, по-твоему, работников не хватит? — А почему бы не выбрать этого прекрасного «другого» хранителем? — Все так решили. Не слишком занят, раз времени на жизнь хватает, да и по стихии огня лучший специалист, что будет полезно в конце времен. Гораздо полезнее подпорченного Рыжего. Ты не нагулялся? — Решили! — фыркнул Азар. — А с Начальством вы свое решение, — на последнем слове он сделал акцент, — обсудили? Что-то мне кажется там крайне удивятся. — Позвать Рагуила? – спросил Гавриил. — Не надо! — хором отозвались старшие. — Я сейчас не Рагуила, — вновь стал закипать Азар, — я сейчас само Начальство и призову. И будете объяснять какое право вы имеете нарушать разрешение, которое было этим самым Начальством выдано! — Вас обещали не разлучать, — ответил Гавриил, — и преступать клятвы никто не планирует. Технически, вас не разлучают. По поводу уз... Не глядите на меня так, — добавил тот, обращаясь к опекунам, — лезть в мысли нет надобности. Ваши лица сами по себе — трагическая пьеса со знаком вопроса. Я превосходно знаю теорию струн — наслушался за свое время достаточно историй от вактаре. Ваши узлы вышли крепче, чем у мастеров с подмастерьями, но беспокоиться не стоит. Расстоянием разорвать их невозможно. Да, безусловно, тянутся они больно, но к боли привыкаешь, ведь так? Терпели и нам велели. К тому же видеться все еще разрешат. Именно благодаря просьбе с твоей, Азар, стороны, Рафаэлю позволят спускаться к тебе. Верно? — уточнил он у Седого. — Ну, ты можешь заходить время от времени. Не часто, конечно, для пространства вредно, сам понимаешь. Но как свободная минутка найдется, и у нас особого потока не будет, и, если никого твое появление не смутит, и так далее. — А можешь просто к нам перейти. Пару струнок чикнем, это не боль...       Крышка рояля с оглушительным грохотом рухнула. Лампочка моргнула. Брюнетка подскочила и царапнула ногтями несчастные подлокотники. Седой выронил сигарету на пол и тут же придавил ногой. Гавриил прикрыл глаза. Рафаэль словил Азара за плечо. — Постой, — шепнул он. — Это шутка. — Я тоже сейчас пошучу. Так пошучу, от смеха подохнут. — Бледный, не дури голову, — сморщился Седой, пряча пачку в карман. — Давайте по коням уже. Рафаэль, убери барьер.       Азар загородил того рукой и встал чуть впереди. — Приказы отдаем, значит? Просить, — с нажимом перебил он оправдание коллеги, — на коленях будешь. — А вы уверены, что нам такой хранитель нужен? — с насмешкой в голосе спросила Брюнетка, демонстративно отвернувшись от моих опекунов. — Ещё с катушек слетит - кристалл наш спалит к праматери. — Ничего, приструнят, — хихикнул кто-то из тройки. — Если ваши струны первыми с узлов не слетят. — Рафаэль, успокойся, — сказал Гавриил. Тон его потерял покрытие безразличия, обнажив беспокойство, отчего улыбка на губах опекуна стала ещё лучезарнее. Как в рекламе зубной пасты. — Спокоен. Как пульс покойника, - в реплики стал пробиваться мягкий смех. — Как фантазия у Гете. — Это не наше дело, Рафаэль, — Гавриил, не обращая внимания на реакции коллег, — Лучше не вмешиваться... — Не вмешиваться? — переспросил тот и дал себе волю наконец посмеяться подольше. Тихий, почти шепчущий шелест его истерики нагнал мурашек откуда-то изнутри. — Начальству ты тоже предлагал не вмешиваться две тысячи лет назад? — Рафаэль, — Гавриил заговорил тише. Вид стал очень взволнованный. — Успокойся, пожалуйста. Ты на грани. Прошу тебя… — Это я тебя прошу. Одна единственная просьба за все тысячелетия. Нет, не, даже, даже не думай, — ласковым шепотом перебил он возражения, — напоминать про «неприкосновенность». Иначе мне придется упрекать ваши безразличные спины. Но если тогда мы все-таки выстрадали разрешение самостоятельно, то теперь, спустя века молчания, я впервые взмолился о поддержке. И ты отнимешь у меня голос? Хорошо. Прекрасно, подойдем к вопросу иначе. Пустите, уйду с ним. Или вместо? Как угодно.       Звонок телефона перебил его речь. На вечно безразличном лице Седого нарисовалась жуткая паника. Он мгновенно поднял трубку, раз десять повторил торопливое «да-да-да», прижал динамик к груди и шикнул. — Пора. Уже! Ведите, как хотите. Брюнетка нервно прикусила губу и щелкнула пальцем в сторону Азара. Тот ахнул и согнулся пополам. Существа подлетели к нему, снова цепляясь в одежду. — Стойте! — воскликнул Рафаэль и, хотя Гавриил словил его за руку, взмолился: — Ради всего святого, ради Начальства и великого замысла.       Едва уловимый жест кисти коллеги стал последней каплей. Старший замер, уронил голову на грудь. Будто лопнула верёвочка, державшая навесу куклу-марионетку. Колени ударились об пол. Лицо скрылось за волосами. Ни слово, ни стон, ни единый вздох не выдали слёз. Только жуткое серое пятнышко на белоснежных брюках. Ещё одно. И ещё. Лицо же Гавриила я видела прекрасно, но намек на эмоции не нашли бы и всем отделением полиции. Он кивнул коллегам. Затем подхватил Рафаэля под локоть и исчез вместе с ним.       Азар зарычал как раненный пес и рванулся было туда, где они только что стояли, но тройка потащила прочь. Я не выдержала. Бросилась наперерез, словила его за рукав и потянула на себя. — Так нельзя!       Кто-то схватил меня за шиворот и дёрнул назад. Воротник резанул горло. Ткань выскользнула из-под пальцев, и я шлёпнулась на пол. — Не трожьте ребёнка! — вскричал Азар.       Но ни его, ни меня уже никто не слушал. Тройка возбужденно пищала. Седой подскочил к ним. Брюнетка стянула Азара за рубашку, махнула рукой в потолок. Барьер с жалобным звоном рассыпался. Мгновение и все шестеро скрылись в пустоте.