Дожить до рассвета

      Пара старых фонарей подмигивала друг другу сладко-паточным карамельным светом, прерывистым от теней тонких крылышек любопытных мотыльков. Потертый вензель на воротах переливался серебром. Рюкзак оттягивал к земле уставшие плечи. Искушение бросить его на дороге пришлось перебороть — на встречу вышел вэкст-охранник.       Судя по виду, мутировал и переселился по такому случаю сюда он совсем недавно. Каштановые пряди только слегка позеленели у корней, пальцы ничем не отличались от человеческих. Он наклонил голову набок, приветствуя гостей. Мы повторили традиционный жест и предъявили талисманы. Вэкст рассмотрел их и коснулся переносицы, одобряя заявку. Хальпарен взял меня за руку и толкнул кованные створки.       Лес встретил приятной прохладой. Стволы деревьев укрывал плотный плед мха и лишайника, кое-где точно далекие искорки звезд светились гнилушки. Из-за темноты и близости к выходу создавалось ощущение абсолютного одиночества. Хотя наверняка в глубине чащи кипела жизнь. Издалека доносилась неразборчивая какофония шорохов, скрипов, звериных наречий. — Добро пожаловать в Мольвактен. Надеюсь, вы с ним поладите.       В голосе Хальпарена вспыхнуло и тут же погасло что-то необычное для магистра. Умиротворение что ли? Вижу лес изнутри, и ничего не вижу. Расслышать эти уютные нотки не получилось. Мастер опомнился и повел меня за собой по протоптанной узкой дорожке. Я развлекала себя тем, что забиралась на поваленные бревна и балансировала подобно канатоходцу, придерживаясь за руку спутника. — Н-да, забыл предупредить, — и без того резкие черты лица исказились от отвращения. Правда ли «забыл» или «откладывал неприятное пока оно не стало неизбежным»? — Этот год припас для нас крохотное неудобство. Мне придется отдать часть твоего законного внимания одному индивиду. Будем надеяться, что он с нами долго не протянет. — А где его мастер? — В Правь вызвали. Дежурным для проверки. На тамошних паранойя напала. Давно такого не было, чтобы навьи и листовые толпами в мир лезли. — Правь? — переспросила я — Высший мир. Спроси опекунов. Обобщённо рай и ад. Уточнять нет смысла. Все равно пространство упрощают и не пустят дальше, чем положено по заданию. Не разберёшь где находишься. — Кстати об этом, — я вскочила на очередное бревно и продолжила: — А здесь, в Нави, как разобрать? В плане, лес огромный. Мы не заблудимся? Ой, мастер, смотрите! Там дерево улыбается, — воскликнула я, указывая на ствол с изогнутым дуплом посередине.       Хальпарен поддержал меня возле нового пня и чуть сощурился. Край губы дрогнул. — Да, точно. Кажется, Мольвактен рад видеть нового друга. Или добычу. А напарника можешь потерять, разрешаю. Сама, думаю, привыкнешь быстро. Человеческих троп не так много, как кажется. Чуть что, просто иди вперед. Рано или поздно, выйдешь либо к дороге, либо к границе. А если… Оп-ля!       Нога скользнула по влажной коре. Небо покатилось в сторону. Я вцепилась в плащ мастера, не удержала и свалилась в траву. — …А если свернешь себе шею до начала практик, пеняй на себя. Смерть за уважительную причину не считается, а в гипсе работать некомфортно. Идти можешь?       Я кивнула. Последняя фраза стерла из головы колкий ответ. Участливый и заботливый тон никак не вязались с образом магистра. Впрочем, он тут же вернул свою репутацию. — Вот и иди. Ножками, ножками. А то с твоей везучестью, учебу мы так и не начнем.       Насмешка в адрес везения почти приелась. А вот наезд в сторону практик был вполне справедлив. Потренироваться в Братстве у нас не вышло. Не позволяло то расписание мастера, то мои способности. Нет, энергии хватало с лихвой, а вот проблемы с контролем и направлением – мой личный крест. Хальпарен объяснял, что нужно напрягать исключительно пятую струну и не трогать остальные, не то выйдет грязь. Легко ему говорить. Поди разберись где та самая нужная, когда у тебя главных больше пяти. И не пожалуешься ведь – раскроют. Особенность мест вроде Мольвактена — тонкая оболочка листов, либо вовсе листовые дыры, а потому он сиял для нас лучиком надежды. Все в Братстве поголовно твердили, что работалось тут легче, трава зеленее, воздух свежее, в реках молоко, на берегу радуга и поросята с крыльями. Классическое начало слащавых баек о жизни в деревне. Опыта пребывания там, на даче или хотя бы в летнем дворце у меня не было. Но даже в пятом измерении в быту крестьян меня привлекало обилие растений в той же степени, в какой отталкивало все остальное. Так что мысли о целом месяце учебы в подобном месте периодически бередили душу. Хотя Катя и обещала, что будет круто. Пока все шло согласно ее обещанию, несмотря на неуклюжее приземление в местную флору и необходимость соседства с неизвестным юношей. Зря мастер драматизировал, хороший напарник всегда полезен. Будет кому убирать хижину. Да и веселее вместе. Наверно.       Мы вышли на опушку. Здесь одичалость леса шла на спад. Полянку будто причесали, траву скосили, трясину подсушили. Прямо перед нами примостилась на четырех невысоких балках маленькая хижина, окруженная ягодными зарослями. Из-под закрытых ставен пробивался робкий лучик, один фонарь висел под самым коньком.       Одиночеством избушка не страдала — вдали, за кустами прятались похожие домики. Хальпарен не выразил особого желания осматривать жилище, оставил у дверей и, пожелав пережить эту ночь, скрылся во мраке. Я постучала. Меня проигнорировало даже эхо. Дверь, правда, была открыта, и, так как дожидаться дворецкого показалось бессмысленной затеей, я вошла в дом. Воздух сплетали ароматы специй и кофе. Полки вдоль стен пухнут от книг, колб с маслом и цветными порошками. Дверцу платяного шкафа украшала плотная паутина. На столе кроме основного хлама, блестела в свете лампы медная клетка, сейчас пустовавшая. Больше всего места занимала расписная печь – единственное более-менее опрятное место в комнате. Возле нее, вычищая угли корявой кочергой стоял мой знакомый с грязно-рыжей шевелюрой и россыпью веснушек на носу и щеках. — Петька? — воскликнула я. Тот ухмыльнулся. — Сюрприз-а-тьфу ты! — Петя сморщился, уклоняясь от облака пепельной пыли.                          Присмотрелся в очаг. Сплюнул. Затем взвизгнул задвижкой, оставил кочергу в углу. – Ну че? Норм добрались? Поздно так, — он вытер руки о штаны и хлопнул по карманам, оглядывая меня. Вытер нос. Пожал плечами. Кивнул куда-то, то ли на окно, то ли на потолок. – Прилично тут, да? Ну, типа… жить можно… Кста, — озарило его, — мы тут не одни будем. От, поздоровайтесь. Кузьма Батькович.       Он стащил с печки меховую шапку, оказавшуюся большим серым котом. Тот уделил мне ровно столько же интереса, сколько достойна дохлая муха на подоконнике. Погладить себя тоже не разрешил, вырвался из объятий и, переваливаясь с ноги на ногу, прошествовал на улицу. — Ниче, вернется. Пойдем, спальню покажу. Ты извиняй за бардак, я, типа, сам приехал недавно. Уже спать собираюсь, а тут.       Мы прошли во вторую комнату. Здесь стояли две кровати со стеганными покрывалами и комодами для личных вещей у изголовья. У противоположной стены тлел камин. Под окном ютился круглый столик, с забытыми чашками и тетрадками. Петя подкинул дров и завалился на постель. Я, не разбирая, оставила рюкзак на полу, кое-как накинула пижаму и свернулась калачиком, вслушиваясь в тихую колыбельную спящего леса.       Прямо около виска пролетает графин с водой. Дрожащее тело обдает ледяным душем. Волосы и платье прилипают к коже. Звон хрусталя тонет в крике боли. Ладони жжет, но это чувство вызывает такой восторг, какого не чувствовала никогда прежде. Счастье, ликование и страх. От последнего крутит живот. Он не дает мне сделать то, что так хочется. Сковывает судорогой пальцы, застилает глаза мутной пеленой слез. Но сквозь этот туман вырывается смех. Яркий, отчаянный, свободный… — Проснись и пой! — Петя распахнул ставни, заливая комнату золотистым светом. Особенно смелый луч скользнул к ресницам за что тут же был сбит подушкой. Я натянула покрывало до макушки. — Заткнись и спи. — Э, солнце встало. — А это уже не я виновата.       Ответом был шелест сминаемой бумаги, стук бревен, а позже и запах дыма. Забренчала посуда. В нос ударил тонкий, едва уловимый аромат бергамота. — Тебе сахар сыпать? — Не надо. — А кашу надо?       Вопрос заставил чуть-чуть приподнять спасительную ткань и выглянуть на свет. Над огнем уже висел черный от копоти чайник. Петя возился с баночками, рассыпая заварку с видом искусного кулинара. — Из топора с машинным маслом? — Не, вы гляньте! Мы нашли тебя в лесу, ты молилась колесу, а, оказалось, в каше разбираешься. — Делай что хочешь.       Я снова укрылась с головой и сомкнула веки. Ранняя рань, душевная дрянь или что-то вроде того. Или духовная? Душно. Откройте окно. Спать. Еще пять.       Спустя какое-то время сквозь сон послышался скрип двери и все стихло. Должно быть, Петя отправился завтракать на улицу. Из распахнутого окна в комнату влетал, подкидывая кружевные занавески, легкий ветерок. Воздух отряхивался от пыли, звенел птичьими трелями, уханьем сов или кого еще, дрожал перекличкой голосов.       Сладко потянувшись, я все-таки решилась встать и, наслаждаясь одиночеством, так необходимым в первые минуты после пробуждения, села на пол у камина. Без должного внимания он трещал уже не так весело, но все еще дарил тепло. Пижаму сменила униформа, хальсбанд снимать запретили. Мелькнула идея пролистать конспекты перед практиками. Но сперва — чай и каша. М-да, чай — всегда хорошее начало.       Поток приятных мыслей прервали возмущенный писк и грохот вперемешку с хрустом стекла. Я вскочила на ноги, вылетела из комнаты и застыла на пороге.       Рядом с опрокинутым столом среди кучи бумаг и осколков взъерошенный и перепачканный цветным порошком сидел мой напарник, сжимая в руках маленького горбатого до боли в шее зверька. Тот визжал, едва не срываясь на хрип, и царапался, стараясь при этом не выпускать из лохматых лап блестящий камешек. — Что тут происходит, леший вас дери?!       Оба как по команде повернули головы и притихли. Злыдень сморщился и еще сильнее вцепился в краденное сокровище. Петя попытался ослабить хватку и потянул камень, чем вызвал новую волну воплей. На крики пришел и сел у моих ног серый хозяин дома. При виде его воришка прямо-таки сошел с ума, извернулся и цапнул Петю за палец. Он выругался и ударил того по морде. — Не бей его, придурок! — запротестовала я. — А что мне с ним сделать? Обратно под печь сунуть? — Не знаю. Вообще, кто из нас взрослый? Первый раз что ли? — Да в том то и дело, что первый. Не получилось у меня. Типа, по инструкции надо в коробку заманить и вынести. А он приманку спер и побежал. Хотя… — Петя на секунду задумался. — Его еще можно, типа, веником вымести за дверь. — Ну так вымети. И перестань сжимать, ему же больно! — А мне, типа, не больно? — разозлился Петя. Но руки ослабил. — Метлу подай.       Я открыла глянцевый шкаф и отскочила в сторону, уворачиваясь от лавины освобожденного, пахнущего сыростью хлама. Порывшись пару минут в куче тряпья и банок, удалось выудить растрепанный веник из березовых прутьев. Судя по виду, собирал его лично Хальпарен еще до того, как стал магистром. Если не раньше. Зажав одну из веток кончиками пальцев, я передала артефакт напарнику. Тот принял его одной рукой, а второй усадил злыдня на пол, придерживая за шкирку. Затем, оценив расстояние до порога, замахнулся и с видом заядлого игрока в гольф вымел незваного гостя на улицу. Кот с интересом наблюдал за этой буффонадой. Петя запер дверь, повернулся к зрителю и состроил гримасу. — Че зыришь? Смешно тебе, морда?       Тот не удостоил его ответом ни на один из вопросов. Вместо этого, лениво помахивая хвостом, прошел мимо гор бардака с видом героя, не обернувшегося на взрыв, вспрыгнул на подоконник и разлегся на нем как огромная пушистая подушка.       А вот нам с таким же успехом проигнорировать руины не удалось. Петя тут же сунул мне веник и сам принялся за уборку, запихивая барахло обратно в шкаф. Я стояла со связкой веток и видом оскорбленного до глубины души человека. Неужели он действительно думал, что удастся так легко припахать мою королевскую кровь к работе прислуги? Впрочем, я все же воспользовалась этим чудом техники – все так же сжимая одними пальцами, начала играть им с котом. Животное пару раз стукнуло метлу лапой и потеряло ко мне всякий интерес. — Надо бы нам еще одного домового завести. — Да ну, кормить его еще, — Петя прижал коленом дверцу шкафа и запер на ключ, пока вещи не вывалились назад. — Тебя, кстати, Катька искала. Походу у них там че та интересное случилось.       Приехали. Только добралась до Нави, а уже «случилось». Еще и с Катей — та, услышав, что Рома и, конечно-разумеется-кто-мог-сомневаться, я едем в сентябре, поменяла свои даты на три шоколадки. — Что? У Лукоморья дуб срубили? — Да не. Круче.       Я с опаской покосилась на кота. Он перевернулся на другой бок и облизнулся. Петя признался, что тоже еще не успел поесть.       Мы расположились на ступенях в тени старой яблони среди пожухлой, но приятно шуршащей листвы. Каша получилась неплохой, без лишних щепок топора и привкуса масла. Пожалуй, стоило взять у повара пару уроков, потому что у меня на тот момент даже кипяток нормально в чашку залить не получалось.       Вдруг Петя загадочно улыбнулся. Я вопросительно вскинула брови. Причина веселья тут же легла мне на плечи и зазвенела над ухом знакомым голосом. — Лиличка! Приехала наконец-то, дорогая моя. Я те щас такое расскажу, — Катя повесилась мне на шею и скороговоркой защебетала: — Там короче у сиаре какая-то дичь на территории поселилась. Вэксты думали кто-то из навьих границу перелез, а там, походу, выскочка наш. Большущий главное и… — Да погоди ты, котяра. Дай людям закинуться углеводами, — Рома подсел к нам. — Здравия желаю, товарищи. В первую очередь морального. За остальное выпьем. — Сразу видно хорошего чела с хорошими мыслями, — Петя пожал ему руку. — Так че у вас стряслось? — Да непонятно еще ничего. Котик подслушала что-то на рынке с утра, а верить или нет… — Да говорю тебе, там замут какой-то, — возразила Катя. — Я у местных спрашивала. И Лиличка еще видела какую-то здоровую штуку на посвящении. Ли, скажи им. Да не бойся, я Ромке уже все рассказала про тень. Он никому не скажет, на крови поклялся. — Ты уверенна, что это правильно? — засомневалась я, игнорируя немой, но очень настойчивый вопрос Пети. — Ну а что? Тебе можно обсудить это с опекунами, а мне и пискнуть нельзя. К тому же он разбирается в этом всем получше, сможет наши факты и домыслы разобрать по полочкам чуть что. Ты не обижаешься?       Я покачала головой. Подругу можно было понять. Да и не такая уж это страшная тайна, чтобы держать ее за семью печатями. Наоборот, чем дольше скрывать правду, тем большей грязью она обрастет. Петю тоже посвятили в подробности моего посвящения, пока шкала его ступора не пробила стратосферу. Рома заинтересовался упомянутыми опекунами. Пришлось рассказывать, как предки еще в роддоме «потерялись», и тогда старших направили меня удочерить ради некой неизвестной даже им цели. Правда, они очень не любят обсуждать эту тему, а потому лучше воздержаться от расспросов при встрече. Сказка получилась достаточно складной, чтобы беседа перетекла в другое русло. — Прикольно, что тебе не нужно промывать мозги, как другим новичкам, — заметил Рома. — Может, поэтому олень тебя и взял. Меньше возни. — Промывать по поводу чего? — Ну нейтральность вся эта. — Петя закатил глаза. — Типа, вактаре должны быть беспристрастны к заказчикам. Как врач или еще какой рабочий. В том числе и к старшим. Помощь всем нужна. — Точно. Если будем симпатизировать одной стороне или отвергать другую из-за личных принципов, убеждений, то нарушится равновесие. А там все. Финита ля комедия. Нас даже от суда освобождают по праву посвящения, чтобы под влияние не попадали. — Да оно не только на новеньких действует, — вставила Катя. — Просто потом привыкаешь и перестаешь обращать внимание. — Это ты просто уже преисполнилась нейтральности, — Рома изобразил просветление и вскинул руки к небу. — Не знаю. От листовых меня все еще подташнивает. — Это ничего. У меня вот от людей иногда тоже рвотный рефлекс. Говорят, взаимный. Аж гордость за себя берет… Ой-ой, — Рома смотрел куда-то вдаль на тропинку, и на лице его проступило недовольство. — Кажись, сейчас нам действительно станет нехорошо. Ветер воет, дол трясется, ваш рогатый сюда прется. Миледи, валим. Товарищи, до скорого.       С этими словами Рома схватил Катю за руку, и парочка скрылась за кустами ежевики. К нам действительно шагал Хальпарен. Петя при виде него поперхнулся чаем и мне пришлось похлопать беднягу по спине. — Godmorgon barn. Очень мило, Петр, что Вы решили избавить меня и себя от грядущих страданий прямо за завтраком, но, боюсь, чай в таком деле не помощник. Нет-нет, оставьте посуду до лучших времен. Только что освободилась площадка, я бы хотел начать работу как можно скорее. Нет, брать с собой тоже ничего не нужно. Разве что мозги, но это уже по возможностям.       Бросив избушку на попечение домовому, мы поспешили за мастером. Ниточки троп сплетались в замысловатое кружево, прерывая попытки запомнить дорогу. Впрочем, напарник выглядел увереннее, и, казалось, хорошо знал путь.       Наконец мы вышли на площадку. Земля здесь была нарочно выжжена, кое-где остались бороздки от рисунков. Петя и я уселись прямо на пол, по-турецки скрестив ноги, а Хальпарен закатил длинную лекцию-наставление о теории направления энергии и сути грядущих упражнений.       Из его монолога я заключила вот что. Формула – это сочетание энергии, руны, которая ее активирует, надрывая мировые струны, и направляющего жеста. По назначению бывают атакующие, защитные, восстанавливающие. Первые используют реже всего и только чтобы ослабить особенно резвого выскочку. Вторые – самые популярные, третьи – самые сложные. Благо, для последних спешка необязательна. В общем-то, суета в принципе вещь вредная. Даже если в бою откусили голову, терять ее категорически запрещается. Так что мы решили работать на внимание.       Хальпарен заранее приготовил для нас ящик клубочков-путеводителей. Катя как-то рассказывала, что раньше на них мода была, так наделали кучу, чтобы и в лесу, и за его пределами ориентироваться. Только спустя пару сотен пропавших без вести оказалось, что если спутанные лешими дороги они еще распознают, то с влиянием блуждающих огоньков справиться уже не могут – те раз и навсегда сбивают самодельные навигаторы с пути. Так что их понизили в должности до чего-то вроде теннисных мячиков или заводных мышат для практик подмастерий.       Так начались наши мучения. Золотые и алые шарики пряжи вывалились и стали носится по полю. По заданию их полагалось отловить — заморозить, прибить щитом или еще чего выдумать, обнулить, не наблюдая, как блестящие нити испаряются пушистой пылью, - моя ошибка, или притащить назад в ящик, чтобы «лечить». При этом следить, чтобы ни один подопытный с площадки не сбежал, и уклоняться от внезапных насмешек со стороны мастера — брошенных формул, к примеру. Безобидных. Наверно. Меня просто ветром сдувало. Что до напарника — спросите сами, если встретите. Жив.       Быстро вспомнить нужный рисунок мне особых усилий не стоило, а вот словить поток и вовремя остановить, мгновенно переключаясь на следующий, пока клубок катиться прочь – повод выжимать форму уже через полчаса. На Петю и вовсе смотреть было невыносимо. Пусть практическая часть получалась лучше, но теория осталась для него таинственным символом на пыльных страницах забытых учебников. Первое время я пыталась ему подсказывать, но после еще одного часа тренировки единственным словесным сопровождением для нас стали комментарии Хальпарена вроде: «Грязно», «Раздавишь так», «Лови-лови! Сейчас в траву искать пойдешь» или просто «Бред. Неси сюда».       Напоследок он предложил проверить полный цикл, не прерывая нас. У него хватило милосердия не задавать по очереди сразу все формулы, известные нам на тот момент, а взять выборочно по одной на каждого.       Для меня досталось восстановление поврежденной струны. Измучили мы их в округе достаточно – луг вдоль и поперек перекопали росчерки рун. Начертив очередную, я сложила пальцы для активации. Вслед за жестами по телу растекался приятный холод. Земля под ногами заискрилась слабым изумрудным отблеском. Повинуясь мысленному направлению, медленно, но верно загорался каждый виток. Мастер кривился от неровностей волн, но пока молчал. Дуга заклинила. Энергия в потоке пошла на спад и стала выливаться в пространство. Запахло паленым. Я попыталась сбить проклятую линию, но та застряла намертво. Руки свело судорогой. — Доведи до конца, — приказал магистр. — Не могу! — Через не могу. — Но… — Все не могут, а ты смоги. — Мастер! — Лили! — он спародировал мою плаксивую манеру. Получилось очень похоже – талантище, чтоб его. Я поджала губы. — Магистр! Магистр Хальпарен! Эгей!       К нам, собирая ветер под рубашку, мчался Рома. Мастер перехватил мою формулу и остановил поток. Я потерла ноющие запястья. Хальпарен не выглядел встревоженным появлением гонца-паникера — дал тому перевести дух, не донимая допросами. Только состроил недовольную гримасу, так, на всякий случай. Наконец Рома заговорил. — Магистр, там Вас спрашивают. За рыночной площадью кто-то большой засел. Аспид, судя по всему. Вэксты просят… — Давно сидит? — Походу, не очень. Мы с Катей мелочи смотрели, а тут местные накинулись, мол, чудо-юдо прилетело. Он даже не рычал пока. Так, паники нагнал. Ну а Вы тут ближе остальных были.       Хальпарен хмыкнул — причина выбора явно задела его самолюбие. Уверена, в другой ситуации он бы в обязательном порядке бросил что-нибудь колкое в ответ, но то ли время поджимало, то ли собеседник не заслуживал напряжения остроумия. Так или иначе, он просто разрешил Роме увести нас с площадки на площадь, где наказал ждать, а сам отправился на разведку.       Судя по карте Мольвактена, Главная площадь — она же рынок и место собраний-голосований, а лучше сказать, воплекричаний, — залегла в пятачке между выходом к реке и кучкой поселений навьих, мне пока неизвестных. Местная архитектура — забавная перекличка традиций разных человеческих эпох и плохо изученной игрой дикого сознания. Идею с мощенными дорогами и каменными мостами там, где первые не спасают, явно принесли мутировавшие при жизни или посмертно люди — вэксты. А вот, спасаясь от влаги, сажать мох на стенах и острых крышах жилищ, рассыпанных здесь в том же порядке, в каком с незапамятных времен растет в лесу все, что способно расти, густые паутины на окнах от лишних насекомых, арки-тоннели под корнями высоких деревьев — причуды бывших листовых или коренных жителей.       Посреди этого карнавала зеленоватых или рябых от кристальных прожилок камней, объеденной лишайником и жуками древесины, вязкой от ряски болотной воды и липко-тягучих щекочущих кожу, оставляя на ней слизкие следы, колтунов травы высился дуб. Сейчас он пустовал, и только златая цепь, надкусанная стариной и следами когтей, да бледные, как хладные и скользкие лица утопленниц, гнилушки украшали его узловато-витиеватый ствол. Местная ратуша, полагаю.       На прилавках громоздилось такое количество всякой всячины от кристаллов и астрономических карт до витиеватых посохов и охранных амулетов, что душеньку кольнуло сожаление. Особенно крепко цеплялся взгляд за наборы кинжалов, дол которых оружейники по дурной привычке заклеивали драгоценной пластиной. Просить у старших средств на личные расходы я постеснялась, и теперь оставалось только глазеть на все эти рукотворные чудеса лесных хранителей. От части из них мне бы конечно толку не было, природа магии не та, но, вспоминая пользу бусин Кати.       Сама Катя уже вовсю забалтывала одного из торговцев. Этот вэкст был явно старше виденного у ворот. Волосы стали похожи на клочья мха, пальцы вытянулись на несколько фаланг и потемнели, обувь по устарелому обычаю перепутана. Мы подошли ближе. —… Казаў ім адразу майстроў клікаць. А яны сумеліся і ўсё. Як зараз ад яго пазбаўляцца без гвалту? Пакідаць жыць толькі што. Але гэта ўжо смех. — Не хвалюйцеся, пані, — улыбнулась Катя. — Мы не лоргі якія-небудзь. Можа, абыдзецца простым абнуленнем. — А почему всем можно жить в Мольвактене, а ему нельзя? — спросила я. — Мальвактэн? - поморщился вэкст. — Ты выхаванка Хальпарэна, ці што? — Ну да. А что? — А тое, што толькі ён так Навь называе. Графу яшчэ дазволена. Ён тут зрабіў шмат. А ўсялякім дурнічкам-пераймальнікам лепш бы запомніць: Навь гэта, а не Мальвактэн. Зразумела табе? А пра змея... Не разумны ён. Прыроду сваю не падпарадкоўвае. І лячэнне не дапаможа. Тут тольк…       Договорить он не успел. Из темноты чащи послышался клокочущий рык. Звук сработал на нас как боевой клич вождя. Не сговариваясь, вся четверка бросилась вперед, продираясь сквозь обезумевшую от страха толпу.       Все навьи от мала до велика сваливали с площади, сбивая с ног менее ловких беглецов. В очередной раз уворачиваясь от чьего-то локтя, я потеряла своих из виду, нырнула под мостик рук и протолкалась под сень деревьев.       Здесь кислорода было больше, но друзья все еще не нашлись. Рев стих, освобождая место паническим воплям убегающих, но иного шума не было, значит змей оставался на месте и пока невредимым.       Минуя окраину рынка, я сбавила шаг. Он должен был быть где-то здесь. Совсем близко. Кусты будто назло сомкнули ряды, не давая заглянуть вперед. Причудливые очертания растительности, игра теней, хруст хвороста под подошвой, даже легкий ветерок все это заставляло сердце отплясывать дикарский танец. Позвать кого-нибудь не хватало духу. Подозрительная тишина и отсутствие товарищей здраво оценивать ситуацию не помогали. Возможно, стоило уйти прямо сейчас. Вактаре гораздо опытнее меня и вообще, для чего рисковать жизнью? Чтобы что?       Позади что-то шевельнулось. Я обернулась, но ничего не заметила. По спине побежали мурашки. Может, птица вспорхнула? Или разыгралось воображение? Волосы колыхнул очередной порыв ветра. Горячего ветра.       Медленный поворот головы встретил колючий взгляд узких рубинов глаз. В сказках обычно упоминалась нестерпимая вонь, сопутствующая всякой «нечистой силе». Возможно, от страха у меня атрофировались органы обоняния, но пока я ощущала только щадящий запашок ромфанта. К сожалению, моих социальных навыков в таких ситуациях не хватило на то, чтобы подмигнуть или улыбнуться.       Аспид разочаровался в принцессе и обдал меня жарким дыханием. В недрах длинной черной глотки закипал яростный рев. Под кожей всколыхнулась жгучая волна и перетекла в кисти. Страх бурлил наравне с другими неразборчивыми чувствами. — Пр-р-рочь, — лоб потяжелел, как если бы изнутри его залили свинцом. Фокус зрения поплыл. — П-шел прочь! Я говорю… Ай!       В районе солнечного сплетения противно укололо. Наваждение сошло, голова остыла. Драгоценный блеск гнева померк. Змей умолк. Я согнула руки в локтях и попыталась отступить. Аспид наблюдал за моими движениями.       Под ногой хлюпнула вода. Мы замерли. Вроде, раньше вокруг было сухо. Аспид прервал тишину неуверенным рыком. Я вздрогнула, ступила назад и со всего размаху нырнула в глубокий омут.       Ледяной шелк окутал плечи. В носу защипало от соли. Сердце билось в такт бешенным волнам. Хотелось кричать, но вода хлестала так, что все силы уходили на тщетные попытки удержать голову выше беспощадных всплесков. Сквозь завывания ветра со скалы раздался чей-то вой.       Я открыла глаза и закашлялась. От недавнего безумия остались только мутные воспоминания и полумрак. Тесная коморка без единого окна освещалась только беспокойным лепестком синего огонька.       Его держало над ладонью существо с очень длинным и тонким телом, приплюснутой головой и большими, нет просто огромными глазищами со сверкающей радужкой в тон пламени. Этот некто склонился над постелью и прошептал: — Вижу тебя, сестра. — Кт… Кто Вы? — плохое получилось начало разговора с точки зрения вежливости. Хорошее с точки зрения безопасности. — Нас видят, как сиаре. Ты смотреть тоже? — спросил он, тыча пальцем мне прямо в глаза. — Смотреть? Я? Я — нет. Я вактаре. Скажите, пожалуйста, Вы не видели моих друзей? Или мастера? Магистра Хальпарена, знаете? — Вактаре не смотрят. Глаза другие надо. Ты не вактаре. Я вижу. Друзей видел. Они видны снаружи. Показать?       Получив утвердительный ответ сиаре крикнул «Смотрите!». В дом ввалилась вся компания с мастером во главе. Все в целости и сохранности, даже следов борьбы замечено не было.       Оказалось, я ничего не пропустила — бой таки не состоялся. Ребята наткнулись на Хальпарена, а тот потерял аспида на листе. Рома сокрушался, что не удалось помахаться со змеем и что успей они вовремя он бы показал ему как вэксты осенью гуляют. Его энтузиазма почему-то никто не разделил.