Ты с львиным рыком | you with the lion's roar

12 января 2004 года На бёдрах Харри постепенно появляются синяки, становящиеся всё заметнее с каждой минутой ночи. Следы его рук, обладающие оттенком темного фиолетового, резко выделяются на нежной персиковой коже. Пот на её груди уже высох, оставив лёгкое мерцание на поверхности. Эхо их близости всё ещё ощущается между их телами; Джаспер даже не думал сдвинуться с места, с тех пор как Харри уснула в его объятиях. Он всё ещё может слышать её сбившееся дыхание, её горячие мольбы и просьбы не останавливаться, продолжать. Её тело было таким обжигающе тёплым вокруг него, сжимало его крепко, угрожая разорвать последние нити его самоконтроля. Как она тяжело дышала, как стонала, как её ногти вонзались в его плечи. Её хватка была сильной, но без угрозы применить вампирскую силу, чтобы разорвать его. Рядом с Харри он чувствует себя в полной безопасности. И будет чувствовать всегда. А ещё лучше он чувствует себя, когда обнимает её, удерживая в своих сильных, защитных руках, когда её тело так естественно ложится в его, как будто создано для этого. Их ноги переплелись, длинные конечности спутались с тяжёлыми одеялами, которые Джасперу не нужны, но которые согревают Харри, уютно устроившуюся рядом. Её дыхание — тихое, размеренное — выходит из ноздрей лёгкими пульсациями, и Джаспер синхронизирует своё дыхание с тем, как её грудь плавно поднимается и опускается. Одна её рука покоится на его груди, загорелая кожа так ярко контрастирует с его мраморно-бледной, создавая поразительное зрелище. Джаспер не спит, не видит снов, но лежать вот так, с Харри, спящей в его объятиях — это абсолютное совершенство. И ничто никогда этого не изменит.

***

Несколько фотографий с мягким шорохом опускаются на стол, прямо перед наполовину пустой тарелкой Харри. Их приглушённый звук эхом разносится по тихой кухне. — Я понимаю, ведьмы стареют медленно, но это уже чересчур. Ты совсем не изменилась. Совсем. Миссис Гермиона Грейнджер-Уизли скрестила руки на груди, слегка поджав губы. Несмотря на то, что Джаспер всё ещё не мог до конца простить её за то, что она оставила Харри так много лет назад, он научился принимать её присутствие. Возможно, это произошло потому, что большую часть своего времени она теперь посвящала изучению иммунитета Харри к вампирскому яду. Джаспер вновь прокручивает её слова в голове, бросая быстрый взгляд на фотографии, которые она им принесла. Внимание его задерживается на одном снимке пятилетней давности: на нём Харри и Гермиона сидят в спа-салоне, где им делают маникюр, а несколько мастеров тщетно пытаются укротить непокорные кудри Гермионы. Лицо её стало тоньше и взрослее, с едва заметными мимическими морщинами вокруг глаз — их, разумеется, мог разглядеть лишь Джаспер с его острым вампирским зрением. Но вот лицо Харри … Оно не изменилось. Золотистые глаза Джаспера снова задерживаются на Харри, словно он пытается убедиться, что это не обман зрения. Но её лицо действительно не изменилось ни на день с того момента, как они познакомились. Замерев в том же возрасте, она осталась неподвластной времени, в то время как мир вокруг неё продолжал стареть. Конечно, Джаспер мог бы этого не заметить. Каждый прожитый с Харри день — это счастье, дар, но он не отсчитывает дни, проведённые вместе. Он не хочет думать о том, сколько ему отмерено времени рядом с этой удивительной женщиной, которую теперь называет своей женой. Но… она не стареет. Это нельзя было не заметить. Джаспер не осмеливается надеяться. Не после всех тех разочарований и ложных надежд, что они пережили за последние пять лет. Ведь Харри всё ещё дышит, не жаждет крови, её тело остаётся столь же человеческим, как и раньше. Но она не стареет. Это должно что-то значить, не так ли? — Я не изменилась? — повторяет Харри, немного недоверчиво, склонив голову набок и вглядываясь в лицо Гермионы, словно пытается уловить тень лукавства в её словах. Но там лишь честность. Джаспер чувствует её искренность, ведь эмоции Гермионы прозрачны для него. Она не стала бы играть на таких вещах. Но что всё это значит? — Я… я взяла у тебя прядь волос для магического теста на возраст, — признаётся Гермиона, роясь в своей сумке и извлекая аккуратно сложенный лист пергамента, — и вот, что получилось. — Она передаёт им лист, нервно покусывая губу и избегая их взглядов. Джаспер мгновенно устремляет внимание на пергамент, где изложены ошеломляющие факты. Согласно этому документу, три дня назад возраст Харри составлял семнадцать лет. Тот же возраст, что и в день окончательной победы над Волдемортом. В точности до дня. Джаспер перечитывает текст снова и снова, тщетно пытаясь осмыслить увиденное. Что же произошло в тот день, чтобы вызвать такой эффект? Это не может быть связано с тем, что Харри выжила после смертельного заклятия, иначе заклинание учло бы её возраст с момента первого удара, нанесённого ей ещё младенцем. Всё это не укладывается в голове. — Я изучала последствия смертельного заклятия, — продолжает Гермиона, садясь за стол и принимая кружку чая, плавно подлетевшую к её руке, — но не думаю, что дело в этом. И если учесть дату, это никак не связано с вампирским ядом, ведь до того момента, как ты им была заражена, оставалось ещё полгода. Повисла тишина. Джаспер замечает, что Харри не произнесла ни слова. Её пальцы сжимаются на пергаменте, дрожа от напряжения. Её охватывает страх. Шок с тонкой, почти неуловимой искоркой надежды, которую она боится даже осознать. — Я… я нашла в книге, оставленной мне профессором Дамблдором, упоминание о легенде Даров Смерти… Сначала я не придавала этому значения, но в каждой сказке есть доля правды… — Гермиона замолкает, не зная, как дальше продолжить. Джаспер, почувствовав её смятение, протягивает руку к ладони Харри, его губы растягиваются в самой искренней улыбке за долгие месяцы. — Спасибо, Гермиона. Мы разберёмся с этим. — Я просто хочу, чтобы Харри была счастлива, — тихо отвечает Гермиона. Джаспер знает, что никогда не забудет того, как Гермиона покинула Харри в её самые трудные времена, но, возможно, он сможет научиться прощать.

***

26 января 2004 года Их исследование — настоящее безумие. Кричер исполняет каждую их просьбу, выполняя любые поручения с рвением, чтобы найти всё, что они требуют. У них есть семь разных версий сказки о «Трёх братьях», и это только на английском языке. Есть экземпляры на древнеанглийском, латыни и гэльском, который ни один из них не знает, и им пришлось обращаться за помощью к Гермионе. С тех пор их поиски устремились в прошлое, изучая восхождение Гриндевальда, его использование символа Даров Смерти, и они постепенно приходят к пугающему выводу: возможно, тёмный лорд когда-то владел Бузинной палочкой. Всё это время Харри становилась всё более решительной, хотя на её лице иногда мелькал едва заметный намёк на сомнение, когда её взгляд останавливался на кольце на её пальце. В последнее время она часто проводила пальцем по его поверхности, и Джаспер припомнил, что на кольце выгравирован тот самый символ, который они исследуют. Возможно, это кольцо некогда принадлежало тому, кто тоже верил в эту древнюю легенду, размышлял он. Но, так или иначе, все их нынешние зацепки ведут к Альбусу Дамблдору. К сожалению, Дамблдору, который уже давно ушёл из этого мира. Вот как Джаспер оказался в Хогвартсе впервые за последние пять лет. Харри уже бывала здесь, завершая свой седьмой год обучения на заочной основе и даже преподавая курс по защите от тёмных искусств. Пока они шли по знакомым коридорам, ученики провожали их взглядами, украдкой разглядывая Харри и его самого. Воздух был наполнен бурлящим любопытством, всплесками вожделения и зависти — всеми теми неуправляемыми подростковыми эмоциями. Но едва заметный укол тоски, который Джаспер ощутил, когда прижал Харри к себе, был удивительно сладким. Теперь они стоят перед портретом Дамблдора — холстом, на котором красками запечатлены ответы на все их вопросы. Джаспер узнаёт, как передаётся право на Бузинную палочку, как Драко Малфой завоевал её у Дамблдора ещё до того, как Джаспер стал частью жизни Харри. Он вспоминает, как Харри оглушила Малфоя во время битвы в Хогвартсе, и математический расчёт становится очевидным. С этого момента всё начинает складываться: палочка, камень — тот самый, что покоится на пальце его жены — и мантия. Мантия, которая передавалась в семье Поттеров из поколения в поколение, мантия, которая объясняет, почему так близко к месту упокоения её родителей находилась могильная плита с выгравированным символом Даров Смерти. — Харри, моя дорогая девочка, неужели ты не можешь пересмотреть предложение Северуса? — с мольбой произносит Дамблдор, его голос полон сострадания. — Нет, — резко отвечает Харри, хмуря брови и скрещивая руки на груди. Она отводит взгляд, словно не желая больше слышать этих слов. — Я не буду поручаться за него. Он делал всё это не ради добра, а ради моей матери. Если бы на месте моей семьи оказались Невилл и его родители, Снейп бы оставил их. Он помогал только ради мамы, он не был бескорыстным, и я не позволю ему думать, что прощаю его за то, что он делал мою жизнь невыносимой, только из-за того, кем был мой отец. Харри говорит с абсолютной уверенностью, и Джаспер полностью поддерживает её. Он слышал множество рассказов о Северусе Снейпе, и даже если бы не учитывал мнение Харри, он всё равно не симпатизировал бы этому человеку. — Харри… — Нет, директор. Есть что-нибудь ещё, что вы можете мне сказать? — Харри не меняет своего тона, оставаясь твёрдой в своих словах. Наступает тяжёлая пауза, прежде чем фигура на портрете наконец вздыхает с заметной усталостью и качает головой. — Только то, что я желаю вам обоим счастья, — произносит Дамблдор, его взгляд полон сожаления и старческой мудрости.

***

2 марта 2004 года Эдвард «Тедди» Люпин бесстрашно встречается взглядом с Джаспером, огненно-золотые глаза сверкают против бронзовых. Они долго, не отрываясь, смотрят друг на друга, пока пятилетний мальчик, наконец, не расплывается в широкой улыбке. — Дядя Джаспер! И уже в следующее мгновение Тедди оказывается в крепких объятиях Джаспера, его маленькие руки обвивают плечи вампира. — Привет, малыш. Давно не виделись. Последний месяц Джаспер и Харри провели в бесконечных поездках, встречаясь с представителями различных магических существ, пытаясь выяснить хоть что-то о природе Харри. Гоблины оказались бесполезны, ведьмы отказывались говорить, но шарахались от Харри сильнее, чем от Джаспера. Это напоминало ту давнюю встречу с Деметрием, с которым они до сих пор поддерживают связь. Они не стали делиться своей догадкой, избегая даже намека на возможное бессмертие Харри или хотя бы её неспособность стареть. Джаспер не хочет, чтобы эта информация дошла до Аро, который наверняка попытается заполучить Джаспера, чтобы завладеть и Харри. — Слишком долго, — настаивает Тедди, пальчики которого вцепились в кудрявые светлые волосы Джаспера, когда тот усаживает мальчика себе на плечи, осторожно придерживая его за худенькие лодыжки. Как самый высокий взрослый, которого знает Тедди (если не считать Хагрида с его огромными плечами), Джаспер всегда оказывается тем, на чьих плечах его крестник ездит верхом, с восторгом взирая на мир, на который ему обычно приходится смотреть снизу вверх. — Да, слишком долго, Вермишелька. — Я не вермишелька! — Неужели? А мне кажется, что мышцы на этих руках как-то не видны, — шутит Джаспер, покачивая ножки Тедди. Мальчик с синими прядями заливается смехом и тянется к серебристым лампам, свисающим с потолка, завораживаясь узором из переплетающихся металлических листьев. — Вот стану сильным — тогда посмотрим! Пройдя на кухню, Джаспер направляется к столу, за которым сидят остальные. Кивнув Ремусу, он садится сам и снимает Тедди с плеч. Мальчик тут же меняет цвет волос на ярко-красный и забирается на колени к Харри. Его дорогая жена нежно обнимает его. Джаспер переводит взгляд на Ремуса и Тонкс, хотя его острый слух уже уловил, зачем они, вероятно, пришли. Это было тщательно скрыто за сияющей улыбкой Тонкс, но Джаспер уже слышит слабое, но отчётливое сердцебиение. — Поздравляю, — выдыхает он, а Харри моментально поднимает взгляд. — Вы ждёте ещё одного ребёнка? — восторженно спрашивает она, её глаза наполняются теплом, а на бледных губах расплывается улыбка. Внезапно Джаспер ощущает нахлынувшую волну эмоций, в которых смешиваются радость и лёгкая грусть. Ему требуется мгновение, чтобы понять, что это не только чувства Харри, но и его собственные. Глядя на Тедди, который уютно устроился у Харри на коленях, с его рыжими локонами и бронзовыми глазами, почти совпадающими с его собственными, Джаспер чувствует, как в его душе зарождается непреодолимое желание. Если бы он не был вампиром, могли бы у них с Харри уже быть дети? Если бы они были обычной парой, не сталкивающейся с биологическими препятствиями, была бы у них сейчас своя маленькая семья? Раньше он никогда об этом не задумывался, но теперь, глядя на эту женщину, слушая разговоры о новорождённых — настоящих младенцах, а не вампирах, — и беременностях, Джаспер вдруг осознаёт, что хочет от жизни чего-то большего. Понимает, что — нет, в его жизни ничто не отсутствует, но есть нечто, чего он мог бы желать помимо того, что уже имеет. Возможно, это жадность, но это желание существует, оно бьётся где-то в его груди. Не позволяя себе думать об этом дальше, Джаспер откидывается на спинку стула и прислушивается к разговору Харри и Тонкс, обсуждающих возможные имена и пол ребёнка, хотя для этого ещё слишком рано.

***

Поздним вечером, когда они лежат рядом в постели, Харри прижалась к его плечу, а её горячая ладонь покоится на его груди. В их спокойной тишине вдруг всплывает недавняя тема. — Ты хочешь детей, Уитлок? — Ты ведь тоже Уитлок, милая, — шепчет Джаспер, слабо улыбаясь краем губ, хотя на душе у него совсем не радостно. Внутри разливается холод, осознавая, что есть ожидание, которое он не сможет оправдать. — Я знаю, поэтому и спрашиваю — хочешь ли ты, чтобы маленькие Уитлоки бегали вокруг? Харри не отступает, её глаза блестят в полумраке насыщенным изумрудным светом. Пальцами Джаспер медленно перебирает её рыжие пряди, задумчиво скользя по ним взад и вперёд, размышляя, стоит ли раскрыться. Но он поклялся в любви и преданности Харри в день их свадьбы. Он не станет ей лгать. — Я не думал об этом раньше, — тихо признаётся он. — Но я бы с удовольствием завёл с тобой детей. — Тогда давай это сделаем, — её лицо светится от счастья, её улыбка полна радости и предвкушения. Так сильно напоминает ему о её человечности, которой он сам давно лишён. Он не может дать ей это. Он вампир, а вампиры не способны иметь детей. И когда он начинает объяснять это, Харри, как всегда, прерывает его жестом руки. Но в её словах звучит нечто такое, что зажигает внутри Джаспера новую надежду. — Уитлок, проблема не в мужчинах-вампирах. Заморожены во времени только женщины, они не могут иметь детей. Полувампир действительно убил бы маггловскую мать, но с ведьмами — всё иначе. Есть несколько случаев, когда ведьмы рожали детей-полувампиров. Их магия, и магия ребёнка, подавляют вампирскую сущность до тех пор, пока тот не достигнет магического возраста. Это большая редкость, но такое уже случалось. Его разум вихрем проносится по новым знаниям, а его эмоции переплетаются с чувствами Харри. Теперь ему становится понятна её настойчивость в приёме зелья-контрацептива, и Джаспер вдруг понимает, как мало он знает о своём существе. Сколько ещё заблуждений у него в голове? Сколько ещё тайн он не разгадал? Но самое главное: — Мы можем иметь детей, — шепчет он с трепетом. В голове уже возникают образы маленьких рыжеволосых малышей с его человеческими глазами, какими бы они ни были до того, как он стал вампиром. Их дети обязательно будут кудрявыми — с такими генами у обоих иначе и быть не может. — Ты правда хочешь детей? — мягко спрашивает Харри, и видно, что она всячески поддерживает эту мысль, ей лишь нужно, чтобы он окончательно подтвердил своё желание. Может быть, им следует всё серьёзно обдумать. Возможно, нужно заранее всё спланировать, обсудить, подготовиться. Но в этот момент, когда они оба осознают, что Харри больше не стареет, когда возникает робкая надежда, что она стала чем-то большим, чем человек — чем-то большим, чем вампир, учитывая её необычную реакцию на яд, — всё кажется настолько правильным. — Я хочу ребёнка с тобой, милая, — тихо говорит Джаспер.