Сделка

      Вирили поймала себя на мысли, что вся трепещет. Перед настолько пустяковым делом. Борода Шеогората, что же с ней делается, если простая мелочь вызывает столь сильный шквал эмоций? Дома, среди Телванни, ей нередко говорили, что не стоит попусту растрачивать восторг, рекомендуя приберечь его на потом, когда будет чем по-настоящему гордиться. Если уж говорить совсем откровенно, то наставники нередко призывали её и вовсе скрывать от всех свои чувства, чему она всегда безукоризненно следовала. Воистину, скрытность была одной из самых важных качеств для любого Телванни, лелеящего надежды когда-либо занять верхушку в иерархии Дома. А скрытности всегда сопутствовало одиночество. Отрицать этот факт было просто глупо, и совсем недавно Вирили убедилась в этом. Меньше года прошло со дня еë изгнания, а ход мыслей, мнение и взгляды настолько сильно изменились! Порой это пробуждало внутри настоящий вулкан негодования, иногда пугало… но в то же время и невероятно вдохновляло.       Чуть закусив губу в порыве старательности, Вирили изловчилась и просунула руку меж несколькими зеленеющими стеблями, пытаясь их при этом случайно не задеть. Клинки ручных садовых ножниц почти коснулись заполняющей клумбу влажной рыхлой земли, где в тени зелени таилась заветная добыча — совсем небольшой цветок с тёмной сердцевиной и жëлто-оранжевыми лепестками разной длины, выстроенными немного щербатым кругом.       — Нашла, — победно огласила Вирили и, щëлкнув ножницами, поймала головку цветка сомкнувшимися клинками, чтобы поднять тот вверх и вынести из общей гущи травяных стеблей.       — Верно, это он! Красивый, а? — Эвиана возникла рядом и, протянув руку, осторожно перехватила у неë цветок двумя пальцами. — Его в народе называют двемецветом. Правда, не знаю почему — мама не говорила.       — Да? — Вирили отложила ножницы на край клумбы и внимательнее рассмотрела яркое соцветие в пальцах девушки. Очевидная догадка возникла почти мгновенно. — Потому что на шестерëнку похож, вот почему. Как те, что двемеры конструировали.       — Что-что? Это что-то шерстяное? — наморщив лоб, Эвиана поднесла цветок ближе к глазам, изучая его. — Не понимаю.       Вирили едва сдержала смешок. Вряд ли Эвиана бы обиделась, но риск лишнего умничанья того не стоил. Да и с чего бы ей знать подобные тонкости?       — Шес-те-рëн-ка, — по слогам повторила она. — Или шестерня. Это такое металлическое колесо с множеством зубьев. Соприкасаясь ими с зубьями другой, одна шестерëнка помогает вращаться соседней и так далее, приводя в действие весь механизм, — немного подумав и вспомнив один прежде кажущийся ей не особо занимательным фолиант, Вирили добавила. — Есть одна книга, которую написали последователи Сота Сила — называется «Закон Великой Шестерни».       Хотелось досказать ещё что-нибудь, но Вирили воздержалась, сознавая, что тогда Эвиана завалит еë горой лишних вопросов. Пусть девчонка и не знала таких банальных вещей, как основы двемереского конструирования (которые были понятны много кому, даже тем, кто не имел отношения к изучению истории), зато располагала иными полезными навыками. Весомым доказательством тому служило одно только нынешнее окружение. Не удержавшись, Вирили огляделась, как делала уже не раз. Всего какой-то месяц с небольшим назад этот уголок дома был забытым, запущенным и даже не входил в планы по восстановлению. А теперь… В одиночку с оранжереей Вирили бы точно не справилась.       Совсем короткий опыт близкого общения с Эвианой перевернул образ жизни под невероятно резким углом. В который раз Вирили задумывалась о том, что слишком уж много случилось перемен за один неполный год, но даже если так, то все они привели к нынешним дням и конкретно к данному моменту. А сейчас ей было по-настоящему хорошо. Тихо, спокойно, даже, в определённом смысле, интересно. Чего она точно никогда не могла о себе подумать, так это того, что еë увлечëт такое занятие, как садоводство. То есть, пока это были только его зачатки. Дело ограничивалось самыми первыми плодами проделанных трудов.       — Не слыхала, — отозвалась тем временем Эвиана.       Странно, но упоминание письменного труда о Сота Силе еë внимание особо не привлекло, несмотря на недавно оглашëнный интерес к доктринам и путям Святого, всего каких-то пару десятилетий назад считавшегося Живым Богом. Ещё немного рассмотрев распустившийся бутон двемецвета в своих руках, Эвиана перевела взгляд на клумбу перед собой и вдруг неожиданно воскликнула:       — Ой, смотри! Там ещё один есть!       Вирили с трудом успела проследить, как подруга, вооружившись ножницами, ловко и уверенно протянула руку сквозь растения. Раздался короткий «чик» и через секунду у той в пальцах появилось второе соцветие желтоватых лепестков. Два цветка были почти полностью одинаковы, не считая одного лишь размера — первый казался немного крупнее.       — Теперь нам обеим хватит, — широко улыбаясь и прямо-таки светясь от радости, сказала Эвиана.       Вирили порадовалась бы тоже, да только юная скрытница до сих пор не удостоила еë ни единым словом о том, для чего ей понадобились эти цветы. Когда они вдвоëм привели в порядок клумбы и наполнили их достаточно благоприятной почвой, Эвиана лишь заявила, что это будет сюрпризом, и надо только дождаться первых всходов. К слову, в вопросе намеченных сроков она оказалась полностью права — при учëте особых, правящих в оранжерее почти тепличных условий, двемецвету понадобилось чуть больше месяца, чтобы прорасти, взойти и зацвести, что не могло не удивлять. И ведь при этой поразительной скорости роста цветы были крошечными и казались совсем уж хрупкими.       Знания о травах и особенностях их выращивания Эвиана, несомненно, подхватила у своей матери, но Вирили казалось, что младшая Авани нисколько не уступает более опытной Орвени в данном навыке. Нередко девушка возилась здесь — в оранжерее — в одиночку, пока сама Вирили отдыхала или читала, а порой так вообще задерживалась в гостях дотемна. Два раза за ней даже приходил в меру рассерженный отец, и с руганью требовал возвращаться домой, но на частоту визитов и старательность Эвианы это всё равно никак не повлияло. Больше прочего Вирили удивляло, что девушка полностью самостоятельно разобралась с оставшимися в оранжерее от прошлых жильцов механизмами, позволяющими оснащать помещение солнечным светом и контролировать полив растений. И при таком пытливом складе ума Эвиана не знала, что такое шестерня?... Вот что случается с по-настоящему одарëнными разумами, если держать их на какой-нибудь ферме и прививать мирские заботы и привычки. Не очень хотелось этого признавать, но, родись Эвиана в землях Телванни, и её, вероятно, ждала бы неплохая карьера. При должном воспитании, естественно.       — Может, скажешь для чего они тебе? — всë же поинтересовалась Вирили, настойчиво глядя Эвиане в глаза.       Та улыбнулась и посмотрела выше — туда, где над их головами в потолок были встроены стёкла, формирующие нечто вроде вытянутого прямоугольного купола. Сейчас необходимый растениям для жизни дар солнца обеспечивали закреплëнные там же — под потолком — зеркала, от которых тëплые лучи отражались и распространялись во все стороны, доставая таким образом до каждого уголка помещения.       — Скоро закат, да? — вопросила Эвиана куда-то в пространство. — Самое время. Пойдëм.       Подойдя ближе, она взяла Вирили под руку и неспешно повела к двери. С настырной привычкой девушки помогать в передвижении пришлось давно смириться, пусть даже в постоянном эскорте и не было особой необходимости. Или была? Признаться, ходить Вирили действительно стало сложнее: слишком часто уставали ноги, да и спина нередко начинала изнывать. Живот тоже заметно прибавил в объеме. И грудь. А большинство купленных платьев теперь оказывались малы для ношения. Однако, при всëм при этом, постоянно полагаться на помощь со стороны совершенно не хотелось — по крайней мере не так часто, как это выходило.       Нередко, находясь дома в одиночестве, или же просто, когда Эвиана не крутилась рядом, Вирили проводила минуты покоя, заботясь о сыне Арнэлия новыми, недавно обретёнными способами. Укладываясь в постель или же просто сидя в кресле, она освобождала себя от стеснения одежды и усилием воли направляла сквозь чрево потоки чар: согревающие, укрепляющие, усиливающие чувства. Дитя охотно шло на контакт, о чём свидетельствовали пёстрые спектры крайне необыкновенных ощущений. В такие моменты мир вокруг будто расплывался, и Вирили ощущала себя не стеснëнной ни им, ни стенами дома, уносясь куда-то в неизвестность. Стук крохотного сердца сливался с шумом её собственного, возникало желание отвечать и потакать малейшему движению сокрытого во чреве ребёнка, а на разум накатывали волны странных мыслей, среди которых Вирили видела нечто, чему не могла подыскать достойного объяснения: какие-то цвета и формы, создающие непонятные и размытые пейзажи или же чьи-то незнакомые и не до конца понятные взору фигуры. Можно было бы предположить, что так проявляет себя связь дитя с его отцом и местом их общего происхождения, однако на образы Мёртвых Земель эти странные видения как раз-таки совершенно не походили. Возможно, Арнэлий мог бы дать ответы, но на его появление в ближайшее время рассчитывать не следовало. Да и не хотелось.       Наплывы этих так и не понятых образов могли длиться целыми минутами, иногда много больше — легко было потеряться и забыться в круговороте из собственных мыслей и того, что испытывал ещё не пришедший в мир сын. В моменты этой связи они становились единым целым не только как мать и связанное с нею чадо, но, кажется, самими разумами. К сожалению, Вирили никак не могла отложить в памяти конкретных воспоминаний и, всякий раз пробуждаясь от этого своеобразного транса, испытывала себя так же, как бывает после умиротворëнного сна без излишне-ярких сновидений. Конечные ощущения были неоднозначными, но Вирили быстро забывала о них, удовлетворяясь тем фактом, что сын отвечал ей, укрепляя связь.       И ведь всë это было бы невозможно, кабы не тот свиток. Недавний дар Арнэлия являл собой поистине обширное многообразие чар и таинств, направленных на исцеление и укрепление. Это было так необыкновенно — ощущать в себе силы, с которыми ты прежде почти не контактировал. В то мгновение, когда Вирили развернула преподнесëнный ей валкиназом зачарованный пергамент, в разуме будто открылось окно, моментально заполнившееся знаниями и опытом. Легко и без потерь времени она обрела то, чему другие обычно обучались долгие годы, и чему сама Вирили, к слову, в своë время не уделила достаточного внимания. Удивляло то, что обретëнная благодаря свитку Арнэлия магия совсем не походила на таинства Обливиона, которым так и хотелось приписать тëмное происхождение. Этому находилось только два варианта логичного объяснения: либо дремора предоставил ей сборник знаний, приближëнных по природе к еë родному миру, а не к плану тёмного измерения Дагона, либо же чары Восстановления совсем не отличались друг от друга в обоих мирах. Во второе, если честно, верилось с трудом.       Правда, увидев замок Арнэлия изнутри собственными глазами, Вирили уже не знала чему верить. Слишком уж «не таким» там всё было, слишком отличалось от того, как это описывали в книгах исследователи, посвятившие целые жизни на изучение миров даэдра. То и дело Вирили вспоминала настолько небезразличного Тана Барателя с его глубокими письменными рассуждениями о природе порождений Обливиона и истинных мотивов их существования. Быть может, из всех живущих на свете даэдрологов он подобрался к истине ближе остальных? Могло ли быть так, что смертные ошибались, незаслуженно сводя всё возможное отношение к даэдра в абсолют тьмы и разрушения? Самым большим сомнением в этом вопросе для Вирили был именно Арнэлий. Да, он оставался таким же дреморой, как и тысячи его собратьев-Кин, но всё же подле него ощущалась какая-то загадочная аура, делающего его… необычным что ли? Начиная со своей внешности и заканчивая привычками и манерами, Арнэлий совершенно не создавал о себе впечатление полностью бездумной машины для убийств, какими многие видели всех даэдра без малейшего исключения. Особенно после вошедшего в самые новые исторические летописи Кризиса Обливиона.       Этот вопрос мог иметь сотни ответов или же не иметь смысла в принципе, а Арнэлий мог как лгать о себе, так и просто утаивать правду. То же самое можно было сказать о природе всего Обливиона, а также его правителях-Принцах. Иногда Вирили начинало казаться, что сама попытка изучения тёмного мира не несёт в себе никакой стоящей ценности. Обливион и даэдра были воплощениями чистого изменения. Но как можно исследовать и упорядочивать то, что постоянно изменяется, даже не подразумевая в своей сути хоть какой-то порядок?        Следуя за ведущей еë чуть ли не под руку Эвианой, Вирили незаметно коснулась живота. Как и всегда, малыш отозвался лёгким толчком. Пусть она уже привыкла к подобной реакции на любые беспокоящие её терзания, однако сейчас ответ сына успокоения не принёс. В этот раз он, скорее, напугал. Совсем скоро дитя запросится на свет и тогда… видимо, тогда наступит очередная волна перемен. Арнэлий говорил, что ей предстоит не только родить чадо от его семени, но и отдать ему некоторое время после этого. Всё было бы проще, если бы дремора сказал, зачем ему это было нужно. Но нет, ему ведь надо было молчать, храня непонятную интригу до конца!       Пожалуй, самым тошным во всём этом было то, что уклад сложившейся жизни буквально вынуждал Вирили размышлять обо всём этом, хотя тогда — в той пещере, где было положено начало замыслу Арнэлия — она зареклась просто выполнить поставленные им условия, забрать свою награду и больше никогда не связываться с Обливионом. О чём она думала? Она потребовала у него силу, равную той, которой владели высшие и могущественные существа тёмного мира, и хотела после этого «отсечь» себя от даэдра? Владея при этом их силой?... Какой же глупой она была! Как мелко, неглубоко и наивно мыслила! Всё-таки Арнэлий был прав, называя её дурой. Ногти Малаката, ведь именно ею она и была — дурой, которой повезло не умереть из-за собственной глупости, и «посчастливилось» стать пешкой в игре дреморы.       Краем резко заслезившихся глаз Вирили посмотрела на Эвиану. Та оставалась весёлой и ярко улыбалась в предвкушении того, что задумала. Полный задорной искорки взгляд девушка то и дело бросала на удерживаемые двумя пальцами крошечные цветки, взятые ими в оранжерее. Моргнув, дабы не отпустить слёзы, Вирили сперва просто подумала, а сразу затем согласилась с одним-единственным доводом, который прежней ей, несомненно, показался бы чистейшей глупостью. Кажется, она завидовала Эвиане: её непросвещённости, её простому взгляду на жизнь, её юношеской лёгкости. Сама Вирили никогда не была такой — не могла быть по причинам иного воспитания, не говоря уже об иных взглядах на жизнь. Заметно строгие родители Эви могли бы поспорить в твёрдости с наставниками из Телванни, но всё же учили дочку простым мирским заботам, а не тому как выгадать больше пользы лично для себя, разгадать чужие заговоры, сплести собственные, опустить соперников или же вообще свести их в могилу.       Потуги контроля дали трещину. Не сдержавшись, Вирили содрогнулась в плечах, а с губ спустила тихий стон, мгновенно переросший во всхлип. Этого оказалось достаточно, чтобы держащая еë за руку Эвиана всë почувствовала.       — Ты чего? — резко наполнившиеся беспокойством глаза девушки, кажется, заглянули ей в самую душу и нащупали там сердцевину подкосивших разум тревог.       — Ничего, — покачала головой Вирили, но остановилась, чтобы вытереть намокшие щёки. — Просто так.       Меньше всего ей сейчас хотелось, чтобы Эвиана опять взялась сыпать лишними вопросами. Как ни странно, подобного и не случилось. Словно прочувствовав её невысказанное желание, вместо каких-либо слов, девушка приблизилась и просто крепко обняла её. Сразу следом, одна из оказавшихся у Вирили за спиной рук Эвианы вдруг поднялась и прошлась вдоль её распущенных волос простым успокаивающим жестом. Затем ещё раз. И ещё. Сперва Вирили ощутила от этого некоторое неудобство, затем приятное тепло, но потом мысли вновь засочились сожалением. Никто никогда не относился к ней столь заботливо и не был настолько бескорыстно добр. У неё не было настоящих друзей, своей матери она не знала, отец на похвалы расщедривался крайне редко… А теперь рядом появилась Эви.       Посчитав, что сдерживаться будет ещё глупее, чем все допущенные прежде ошибки, Вирили ответила объятиями, уткнулась лбом в плечо подруги и расплакалась.

***

      Закат догорал, постепенно забрасывая улицы вытянутыми тенями городских домов. Из-за близости Велотийских гор солнце уходило от Блэклайта намного быстрее, постепенно скрываясь за далёкими пиками тянущейся с севера на юг горной гряды. Складывалось ложное впечатление, что в лежащем в том направлении Скайриме сейчас должен был воцарится испепеляющий зной, коего северные земли никогда не знали и, вероятно, велением природы или самих богов никогда не узнают.       Из неограждëнной лоджии, занимающей часть пространства второго этажа, открывался вид на канал и всю улицу, вдалеке по разным направлениям виднелись знакомые очертания одного из городских рынков и низкий купол местного Храма. Свободно расположившись на приставленной к стене деревянной скамье и чуть прищурившись, Вирили смотрела в другую от них сторону — на ещё видный над городом и горами край сияющего солнечного диска. Закатный свет успокаивал. Хотя, по правде говоря, спокойнее ей было вовсе не от этого, а от выпущенных наружу слов, вместе с которыми разум покинула и небольшая доля тревог. Увы, полного облегчения таким образом достичь было нельзя. Теперь следовало лишь пожинать плоды вновь проявленной открытости.       — Он не любит тебя? Ты этого боишься?       Невозможность абсолютной честности раздражала всë больше. Вирили было жутко неудобно за это, но нельзя же ведь просто взять и сказать всё начистоту. Раскрывая Эвиане свои тревоги, она, конечно же, завуалировала самые сокровенные детали. Как бы противно от этого ни становилось, однако из всего сказанного ложью являлось больше половины. Даже имя Арнэлия приходилось утаивать.       — Я не знаю, — ответ был глупым, но ничего иного для оправдания в голову не пришло.       — Как так? — Эвиана присела на одно колено рядом со скамьëй. — Вы ведь зачали дитя. Неужели в вас при этом не было любви?       Не будь на душе так паршиво и коли можно было бы забыть всё, что случилось между нею и Арнэлием в той пещере, Вирили бы, наверное, сейчас по нездоровому рассмеялась. Любовь… Не имея ни малейшего представления об её связи с дреморой, Эвиана мыслила так очаровательно-наивно. Знала бы она, что Арнэлий вытворял с её телом и к каким грязным умыслам пытался склонить. Сам факт того, что он проявил нетерпение и взял её, предварительно околдовав, рушил всякое возможное понятие любви в контексте всего тогда произошедшего. Боги, да тут и рассуждать было не о чем! Это была просто плата — первый взнос в заключённое между ними соглашение.       Надо было скорее ответить, но Вирили осеклась. Всё же она слишком мрачно думала об Арнэлие. Да, он был беспощаден, когда овладевал ею, но ведь после этого залечил её раны. Он напутствовал быть осторожной, каким-то образом приглядывал за ней, наделил частью обещанной силы… Был переменчив, как сама даэдрическая суть, проще говоря. Да, переменчив, и оттого ещё более непонятен просто, как существо, даже не как демон из Обливиона.       Вирили посмотрела на Эвиану. Глаза девушки неизменно полнились теплом, заботой, рвением помочь и желанием выслушать. Такая доброта размягчала и подкупала сердце и совесть, но сказать всю правду по-прежнему было нельзя. «Что ж, пусть знает хотя бы что-то», — рассудила Вирили про себя и, тихо вздохнув, спросила:       — Ты ведь помнишь откуда я?       — Из Садрит Моры и из Дома Телванни, — Эвиана растерянно моргнула и пожала плечами. — Что ты хочешь этим сказать?       — Только то, что у Телванни всё немного не так, как ты привыкла слышать от родителей или от жрецов в Храме, — принялась пояснять Вирили. — Я и сама — прямое тому подтверждение. Моих отца и мать, например, любовь никогда не связывала. Я даже имени своей матери не знаю. Я была, — чтобы продолжить, ей пришлось сглотнуть резко возникший в горле комок, — рождена по договорённости. Отцу требовался наследник, близкий ученик, продолжатель рода — называй, как хочешь.       Реакция Эвианы оказалась именно такой, какой Вирили от неё ожидала. Поперёк заботливости и прочих тёплых чувств, в малиновых глазах девушки теперь задержалось искреннее негодование. Даже изумление. Никаких сомнений, внутри этой юной, чистой и наивной души сейчас что-то пошатнулось.       — Мой ребёнок зачат на тех же условиях, — продолжила Вирили, более не желая сдерживать тех откровений, которые могла высказать. Договорив, она прикрыла глаза и добавила, уже не глядя на Эвиану. — Я оказалась к этому совсем не готова, хотя думала, что будет наоборот. Я… запуталась.       Если бы не уже принятое решение быть откровенной, то её, вероятно, сейчас опять бы задушили слёзы. К счастью, последняя вспышка эмоций успела выжать их почти все.       — Это неправильно. Даже если я попытаюсь понять, — заговорила Эвиана, но оборвалась на полуслове. — Где же он тогда? Почему его нету рядом? Он ведь должен о тебе заботиться.       «Сказала бы ты это ему в лицо», — Вирили тоскливо улыбнулась, представив себе картину того, о чём подумала. И верно, пытаться поучить Арнэлия в чём-либо было бесполезной затеей — у него на всякое слово находился ответный урок или, в худшем случае, оскорбление.       — Он позаботился: свёл с нужным человеком, который помог мне купить этот дом, дал несколько советов, а недавно, — Вирили на мгновение замялась, пытаясь подобрать невинную формулировку тому, что произошло в замке Арнэлия, — сделал щедрый подарок.       — Так он где-то здесь? — выпалила Эвиана, почти перебив её. — Почему же вы не живёте вместе?       — Он очень занят, — пожала плечами Вирили, довольствуясь тем, что эти слова, по сути, не были неправдой. — У него нет на меня времени.       Эвиана присела рядом с ней на край скамьи, а своей правой рукой взялась за её левую. Даже не глядя ей в глаза, Вирили чувствовала обрушившееся на девушку, словно лава Красной Горы, смятение. Пелена этого чувства повисла вокруг Эвианы мрачной аурой.       — А ты в этом уверена? — вдруг спросила она. — Ну, насчёт него? Мне кажется такого не может быть.       Вирили так и хотелось сказать, что очень даже может, но она быстро передумала, ощутив желание не гнобить и без того пошатнувшиеся убеждения юного разума. Немного помяв пальцами обхватившую её руку Эвианы, она просто молча пожала плечами. Опять же, как бы всё стало проще, если б можно было рассказать чуть больше. Ловушка обстоятельств, в которую Вирили сама себя завела, иначе не назовёшь.       — Я просто не пойму, — продолжила Эвиана и резко повернулась к ней. — Вири, ну это же просто глупо! Посмотри на себя: ты ведь такая красивая, ещё и волшебница! Да на тебя же любой мужчина глаз положит, едва заметит!       Смущаться было также непривычно, как и открыто говорить с Эвианой на столь сокровенную тему. Как бы то ни было, жар на щеках всё-таки заиграл. Не то чтобы Вирили когда-либо хотелось быть объектом чужого внимания, однако… Среди Телванни к ней в этом смысле никто никогда не приглядывался. Тот старый хрыщ, которому она ради дела отдала невинность, естественно, был не в счёт. Арнэлий же… Несомненно, в своих извечно-поучающих речах он просто не желал выражаться слишком прямо, но всё же успел подметить вслух кое-что. Как он там говорил про неë: «не мерзка лицом?» Впрочем, настолько же твëрдо он заявлял о своём безразличии к ней, как к женщине. Тогда, в замке, совсем недавно.       Сама эта тема казалась просто идиотской. Настолько прямо рассуждать и обсуждать истинное отношение к ней Арнэлия? Никакого смысла. Тут и думать-то было не о чем, не говоря уже о разговорах.       — Вири, — Эвиана легонько дëрнула еë за руку, чем вывела из задумчивости, — а какой он? Ну, твой… суженый.       Вот уж сравнение так сравнение! Вирили стоило немалого усилия воли не рассмеяться столь наивной оценке. Конечно, в неопытном и по-настоящему детском взгляде Эвианы присутствовала определëнная милота, но всё-таки это был уже перебор. Поистине смехотворно. Дай таким еë домыслам волю и она заговорит о брачных узах, ещё и вообразит себе всё это так, как бывает в глупых детских сказках про влюблëнных.       — Ну, расскажи мне! — Эвиана вновь чуть потормошила еë за руку. — Хотя бы немного, пожалуйста. Он тоже из ваших Телванни? Или из другого Великого Дома?       — Я уже не Телванни, — напомнила Вирили, невольно припомнив сколь много раз Арнэлий подчëркивал этот факт, когда пытался поддеть еë.       — Да неважно, — отмахнулась Эвиана. — Но он-то, поди, не разделил твоей судьбы? — она вдруг замолчала и как-то очень уж встревоженно ахнула. — Ой, только не говори, что вы не можете быть вместе из-за того, что тебя изгнали.       Вирили обречëнно покачала головой. На мгновение ей стало действительно интересно, как далеко может зайти цепочка лжи и недоговоров, которую она сегодня начала плести собственным языком. «Прямо-таки воплощение Мефалы какое-то», — в шутку подумала про себя Вирили. Ситуацию надлежало немедленно выправлять и брать под контроль.       — Нет, он не из Телванни, но и не из простого народа, — заговорила она, надеясь, что этой половинной истины будет достаточно. — И нет, моë изгнание нам никак не мешало. Скорее, наоборот, оно привело к нашей встрече.       — Он тебя приютил?       Эвиана всем своим видом так и выражала надежду на то, что Вирили ответит на еë вопрос «да». Глупо, конечно, вновь вот так врать на полуслове, но разве был иной выход?       — Приютил. Да, что-то в этом роде. Спас от… не самого достойного образа жизни, — кивнула Вирили, параллельно сознавая, что в целом, говорит правду.       — Очень достойный поступок, — Эвиана мечтательно прищурилась и заулыбалась. — Ему, похоже, не чуждо благородство.       «Благородство демона-даэдра», — мрачно добавила про себя Вирили, но вместо этого, усмехнувшись, сказала:       — Только не думай, что он ездит на каком-нибудь золотом гуаре и раздаëт милостыню. Он не такой.       — Да я и не думала о таком, — почти обиженно поморщилась Эвиана, но быстро вернула лицу прежнюю невинную заинтересованность. — Ты так и не ответила. Какой он? Ну, в смысле, красивый?       Вирили ненамеренно повторила за ней лицом сморщенную гримасу. Чего ей не хватало, так это подобного вопроса. Впрочем, раз она решилась поделиться с Эвианой своими трепетом и страхами, то и к такому следовало быть готовой. Каким бы девчонка уже не успела представить себе Арнэлия, в действительности он был совсем другим. Он ведь был…       Вирили неожиданно осознала, что слишком долго смотрит в пустое пространство перед собой, пытаясь вырисовать посреди него образ Арнэлия: его удивительно гладкое и лишëнное каких-либо татуировок лицо, коими обладали прочие представители расы Кин; распущенные по плечам огненно-рыжие волосы, рога, поблëскивающие, словно начищенный до блеска эбонитовый металл, и, конечно же, глаза — такие глубоко-зелёные, даже скорее, изумрудные, переливающиеся непонятной магией, одновременно мудрые, требовательные, опасные и в то же время… притягательные.       — Ви-ри? — позвал сквозь замершее окружение голос Эвианы.       Она встрепенулась, прогоняя наваждение, но нарисованный мыслями дремора так и норовил опять осесть на взгляде назойливым пятном. И не только его необыкновенный лик. Следом за основной внешностью Арнэлия в голову полезли мысли про другие его черты: цвет кожи, так похожий на данмерский, выдающийся рост, безупречно выраженная мускулатура… Вирили содрогнулась сперва разумом, а следом и телом, стоило ей лишь понять, что она позволяет себе излишне откровенно вспоминать внешний вид дреморы, стоящего над ней посреди того подземного озера. Пробежавшие по коже мурашки словно повторили прикосновения сильных рук, заставив еë трепетать. А ведь прежде ей казалось, что те ощущения были не истинны, ибо являлись порождением наложенных им чар, пробудивших похоть, желание и заставивших подчиняться ему. Оказалось, она помнила всë настолько хорошо, что могла возродить даже мельчайшие детали.       — Вири? Ты в порядке? — опять поторопил голос Эвианы, теперь наполнившийся беспокойством.       — Ага. Да-да, я в порядке, — выдавила Вирили, качнула головой и, дабы прогнать образы прошлого, повернулась к девушке. Встреча с её глазами напомнила о заданном вопросе. Охватившие покров почти всего тела мурашки сразу обратились жаром и стремительным залпом ринулись вверх, мгновенно прилив к щекам. — Да, он красивый. Признаю.       — А-а, ну, хорошо тогда, — как-то растерянно протянула Эвиана, должно быть, утратив запал, с которым поднимала всю эту тему.       Воцарившееся между ними молчание казалось таким же неловким, как и каверзный вопрос Эвианы. Вирили отвела взгляд к городу, зачем-то изучила длину канала, затем улицу, потом — поочерёдно — крыши всех видимых домов, в их числе и скромное жилище Авани. Щёки по-прежнему жгло смущение, а в голове путалось жуткое неудобство, тесно граничащее с признанием. Насколько бы неправильными ни были закравшиеся к ней в подкорку мысли, а факт оставался фактом: на неё, Вирили, видевшей и знавшей до произошедшего в пещере только одного мужчину (которого и мужчиной-то назвать едва ли получалось), Арнэлий действительно произвёл впечатление. А ведь прежде она так и порывалась обвинять его в том, что он взял её силой, не пожелав выслушивать оправданий или проявить терпение.       На смену смущению снова явилось уничижающее чувство стыда и собственной неправоты. Больше сомневаться не приходилось — встреча с Арнэлием изломала прежнюю её, запустила длинную цепочку событий, благодаря которым Вирили сама стала верить большинству поучений валкиназа, прежде кажущихся ничем иным, как форменным издевательством. Конечно, задетая гордость по-прежнему трепетала от возмущения, однако ни разу ещё её проявление не приводило Вирили к хорошему итогу. Только к бедам и неудачам. Отрицать видную закономерность теперь было крайне неразумно.       В этот раз из задумчивости её вывел яркий блик света, скользнувший по глазам. Моргнув и отследив его источник, Вирили поняла, что солнце почти скрылось за горами — от небесного диска осталась лишь тонкая дуга, алеющая над самыми высокими пиками.       — Ты что-то говорила про закат, — медленно проговорила Вирили, надеясь изменить русло потёкшего слишком откровенно разговора.       — Ой, правда! — Эвиана вскочила со скамьи со скоростью бешеной никс-гончей и сделала пару шагов ближе к неограждëнному краю лоджии, параллельно дотянувшись до складок-карманов на своём платье.       Вирили молчаливо наблюдала, как Эвиана извлекает на свет добытые в оранжерее два цветка и, удерживая их в одной руке, другой продолжает старательно и как-то нервозно шурудить по платью.       — Вот я разиня! — разочарованно ахнула девушка через несколько секунд. — Отвлеклась, забыла! Надо же было огниво взять!       Всё ещё не понимая чем именно Эвиана так озабочена, но разглядев в её словах самый банальный из всех возможных смыслов, Вирили одним вдохом стерпев тяжесть живота, поднялась со скамьи, вытянула перед собой руку и прошептала наипростейший заговор. Меж пальцев мгновенно вспыхнули несколько языком пламени и бережно, безо всякой боли объяли ногти и кожу, словно горючий трут или щепу.       — Подойдёт?       Эвиана обернулась, восторженно ахнула и сразу приблизилась. Около пяти секунд девушка с живым интересом рассматривала, несомненно, являющийся для неё настоящим чудом огонь, но потом всё же начала действовать. Поднеся один из цветков двемецвета к пламени, Эвиана дождалась, когда горячие языки полностью поглотят головку и лепестки, а затем отняла опалённый цветок прочь, внимательно рассматривая почерневшее, яростно дымящее и изуродованное огнём до неузнаваемости соцветие.       — Всё для того, чтобы потом их сжечь, — выдавила Вирили с единовременными вопрошанием и утверждением.       — Тихо! — неожиданно шикнула Эвиана.       Ещё две или три секунды она стояла на месте, не шевелясь, а потом резко отвернулась, поднесла теперь чёрный двемецвет ближе к лицу и изо всех сил дунула на него. Головка растения разлетелась в стороны ошмётками лепестков и иссохшей сердцевины. Ветра не было, так что пепел, немного покружившись в воздухе, просто опал вниз.       — И зачем это? — не сдержавшись, всё-таки нарушила приказное молчание Вирили.       — Для дела, — Эвиана повернулась к ней, вновь являя привычную себе простодушную улыбку. — Теперь ты, — она протянула ей второй цветок. — Загадывай.       Быстро переварив всё произошедшее, Вирили раздражённо фыркнула:       — Серьёзно, Эви? Ты всё это замыслила ради такой ерунды?       — А я вот знала, что ты не признаешь, — Эвиану, похоже, нисколько не смутило такое обращение. Она даже легонько погрозила ей пальцем перед тем как продолжить. — Знаю, ты больше веришь в свою магию, а не в такие знаки, но это традиция, проверенная годами и сотнями сердец.       — Сердец? — переспросила Вирили.       — Например, мои отец и мать, — Эвиана пожала плечами, не переставая при этом улыбаться. — Мама мне рассказывала, что как-то гадала в ночь именно так и совсем скоро познакомилась с отцом. Они обвенчались через год, а ещё спустя столько же родился мой брат, Равос, — она усмехнулась. — Через несколько лет и до меня добрались.       Дослушав и выждав ещё чуть-чуть лишнего, Вирили протянула свободную руку, и Эвиана сразу же передала ей второй оставшийся цветок. Смысла во всей этой глупости по-прежнему не виднелось нисколько. Повторно изучив похожее на шестерёнку соцветие, Вирили отрицательно покачала головой.       — Знала бы ты, что такое настоящее гадание, Эви, — вздохнула она. — Обычных цветов, примет и народных поверий тут мало. Нужны расчёты, колдовские порошки или травы, звёздные карты, знания ритуалов…       — Ага, попалась! Значит, ты всё же делала что-то похожее!       Вирили буквально проглотила недосказанные слова. Признавать не хотелось, но Эвиана её подловила. Действительно, она как-то занималась гаданием, однако делала это очень давно и именно так, как только что описывала — по всем правилам. Да и целью в тот раз была не какая-нибудь любовная ерунда, свойственная маленьким и мечтательным девочкам, а прогнозирование пепельных штормов, что нещадно терзали Вварденфелл после катастрофический извержений Красной Горы.       Немного поразмыслив, Вирили решила плюнуть на всё и просто сделать, как сделала Эвиана. Чутьё подсказывало, что иначе она просто не успокоится. К тому же, наступали сумерки, и скоро должно было похолодать. Лучше поскорее с этим покончить.       — И что ты сама загадала? — поинтересовалась Вирили, вертя доставшимся ей цветком совсем рядом с неизменно полыхающим поверх указательного и среднего пальцев пламени. — Хочешь замуж, как твоя мать когда-то?       Эвиана ответила не сразу, заметно засмущавшись, но продлилось это недолго.       — Чтобы у вас всё наладилось и было хорошо в дальнейшем, — с этими словами девушка подошла ближе и, подняв обе руки, одной помогла Вирили направить цветок в огонь, а другой легонько провела по её животу. — Пусть он любит тебя, Вири. А ты люби его, — она запнулась. — То есть, я хотела сказать: люби их обоих.       Вирили не сопротивлялась, позволяя Эвиане управлять собой. Когда цветок почти полностью сгорел, усилием воли она приказала пламени погаснуть и внимательно рассмотрела то, что осталась от растения. Картина была удручающей: потемневшая и весьма пахучая пародия на то, что существовало совсем недавно. «И вот такое в простом народе считают шансом на исполнение желаний?» — подумала Вирили про себя. Ей не хотелось презирать такой наивный подход, но обоснованные личными взглядами сомнения так и норовили убедить в обратном.       — Ну, давай же! Солнце почти совсем село. Иначе не сбудется, — поторопила Эвиана.       Вирили резко, почти бездумно дунула на обгоревший цветок и внимательно наблюдала за его останками до тех пор, пока они не оказались подле её ног. Вот только загадывать что-либо… Чего ей ещё желать, кроме как скорейшего исполнения условий сделки с Арнэлием?       Несколько чёрных пылинок от истлевших лепестков ещё не коснулись крыши под ногами, медленно кружась в воздухе. «Дагон с ним со всем!» — подумала Вирили и пожелала только что обдуманного. Так и так было лучше, чем загаданное Эвианой. Конечно, это выглядело очень милым жестом с её стороны, однако… также сильно и глупым.       — Вот и здорово! — воскликнула Эвиана. — Пойдём, займёмся ужином. Мне скоро домой возвращаться.       Привычно подхватив её под руку, она потянула Вирили к ведущей обратно в коридор второго этажа двери. Вирили не стала сопротивляться, но и особо спешить смысла не видела. Если честно, есть ей совсем не хотелось. Много сильнее было желание поскорее покончить со всем тем, что должно было наступить в ближайшие… два месяца. Прежде она старалась думать об этом с деловым подходом — напоминала себе, что таковы условия. Но теперь… То, что Эвиана по незнанию именовала плодом любви и сутью самой крепкой из возможных связей, на самом деле было кое-чем абсолютно иным.       В животе вновь дрогнуло движение. Уже во второй раз за день Вирили поняла, что начинает бояться того, что носит в себе.