Сделка

      Сон прервался внезапно. В первые мгновения после пробуждения, сама точно не зная для чего, Вирили настойчиво пыталась возродить в мыслях подробности разорванного сновидения, и только схватившая на секунду всё тело судорога и тянущая боль ниже живота заставили её забыть о бессмысленном устремлении. Ещё и в районе бëдер и ниже — под ними — ощущалось липкое тепло взявшейся непонятно откуда влаги.       Испуг враз изгнал из разума всю напавшую на него за ночь слабость.       — Эви! — Вирили не заметила как перешла на крик и оттого ужаснулась собственному голосу, оказавшемуся надорванным, почти визжащим.       Откровенно говоря, она позвала Эвиану почти машинально — ещё до того как разрозненные из-за сна мысли напомнили о событиях минувшего дня. Совпадение, шутка судьбы или провидение богов, но именно вчера подруга впервые высказала пожелание остаться на ночь, чтобы на всякий случай быть рядом. Будто заранее предчувствовала что-то. И это «что-то» наступило. В том и заключалась вся суть: даже не имея весомых доказательств — по одним только внутренним ощущениям и пульсирующим в районе живота клубкам дискомфорта — Вирили железно и неоспоримо уверилась: срок подошёл. Странно, но переубеждаться или сомневаться в этом не получалось. Каждая извилина разума и каждая мысль так и кричали об этом.       Дверь спальни распахнулась столь резко, что гулким хлопком ударила по стене. Появившаяся в проходе Эвиана задержалась едва ли на миг, буквально сразу рванула вперëд и оказалась рядом с кроватью уже через секунду. Одетая в то же платье, в котором недавно бодрствовала, выглядела девушка так, словно совсем не смыкала глаз. Впрочем, заметную усталость еë лица успешно покрывала отражëнная на нëм же тревога.       — Что такое, Вири? Ты кричала? Что случилось?       Последовательно выпалив эти три вопроса, Эвиана осеклась и замолчала. Вирили и сама не могла проронить ни звука — слишком сильно было потрясение от осознания происходящего. Стараясь взять испуг в узду, она чуть оттолкнулась от кровати правой рукой, чтобы приподняться, но и этому малейшему движению глубоко в животе и ниже вторили обрывки пульсирующей боли. Вздох сорвался с губ, опора руки подвела, и Вирили, с трудом терпя неуклюжесть отяжелевшего тела, рухнула обратно на подушку. Левая рука инстинктивно легла на выдающееся чрево, выпуклость которого сейчас казалась тянущим вниз камнем, в то же время способным чувствовать внутри себя хаотичные движения — осознанное или случайное беснование сына.       — Святые Луна и Звезда, он просится наружу?!       Не имея в этом совершенно никакой неуверенности, Вирили слабо кивнула и зажмурилась, стараясь сдержать осадок ноющей утробы. В обход всех заранее спланированных и пройденных ею подготовок воли, первичный испуг намертво вцепился, кажется, в саму душу, а следом поспевала и паника. Она должна была быть готова, но страх сделал своë дело, деморализовал, расстроил уверенность. Тело пробрала дрожь, мысли продолжали громко звучать, словно кто-то настойчиво повторял в голове одно и то же: «Срок. Время настало. Пора. Началось. Сейчас это случится».       По лбу, смахивая с него взмокшие от пота волосы, аккуратно прошлась чужая рука. Стоящая теперь у самой кровати Эвиана наклонилась так близко, что Вирили на секунду смогла разглядеть собственное отражение в еë малиновых глазах. И Дагон её побери, один только собственный внешний вид был способен напугать ещё больше: блестящая от влаги кожа, спутанные после сна волосы, гримаса испуга и беспомощности на лице.       — Вири, слушай, — голос Эвианы звучал громко, перебивая пульсацию в голове и грохот сходящего с ума сердца. — Мы ведь не раз обсуждали это, да? Главное — дыши. Помнишь? Дышит мать — дышит и дитя. Боятся нечего, каждый день через это проходят сотни рожениц. Просто дыши, старайся не дëргаться. Я сейчас сбегаю к матери, приведу еë и всё разрешится. Слышишь меня?       Почему-то именно последний вопрос заставил Вирили прислушаться, продумать и разобрать всё сказанное Эвианой до этого. Чтобы детально осмыслить услышанное, понадобилось несколько долгих секунд. Ещё одно осторожное и нежное, избавляющее лоб от выступившей испарины прикосновение немного уняло хаос мыслей. Дышать? Верно, последний месяц они чуть ли не каждый день об этом говорили, даже тренировались. Надо дышать глубоко. А мать Эвианы... Да, Орвени тоже нередко к ним заглядывала, вот только дельные советы от неë поступали редко, больше было рекомендаций не забывать про богов и посещение Храма. Нельзя не отметить, Эвиана не раз врала матери, что они ходили туда, хотя сама Вирили сразу предупредила навязавшуюся в сиделки подругу о невозможности этого. К счастью, убеждать еë и пояснять причины не пришлось. Не хватало ещё подробностей, на вроде той, что наказ о не посещении Храма происходил напрямую от самого Арнэлия. Всё-таки хорошо, что в отличие от Орвени, Эвиана придерживалась умеренной грани между верой и разумением.       «Дышать», — вторила про себя Вирили, отметая прочь лишние сейчас мысли. Сосредоточившись, она закрыла глаза и несколько раз короткими урывками вдохнула через нос и разом выдохнула ртом. Пульсация в животе не исчезла, но стала заметно плавнее, постепенно равняясь с ударами сердца. Раз за разом Вирили наполняла лëгкие воздухом, пока к телу не пришло желанное расслабление. Она чуть-чуть пошевелилась, повела в разные стороны неприятно слипающимися от намокшего белья и ночной рубашки бëдрами, мягко вжала голову в подушку и заставила себя успокоиться. Неожиданно для себя обнаружив, что зачем-то вцепилась пальцами в простынь, Вирили разжала кулаки. Это стало последним шагом на пути к желанному покою.       — Всё будет хорошо, Вири, — вновь зазвучал рядом голос Эвианы, а еë рука в очередной раз скользнула по лбу. — Всё скоро пройдёт. Уже с рассветом назовëшься матерью.       Верить или нет? В любом случае, сказать Вирили ничего не успела, лишь услышала шаги, а когда открыла глаза, смазанный силуэт Эвианы только мелькнул в дверном проëме. Еë след сперва оставался в звуке бегущих по коридору второго этажа ног, а после и в их топоте по лестнице. Кажется, прошли жалкие секунды, и где-то внизу хлопнула входная дверь.       — Твою даэдрову мать, — прошипела Вирили, но отравлять себя сказанному не позволила и, подавив выраженную неприязнь, вновь глубоко задышала, а головой заелозила по подушке. Не дрожи на задворках сознания прежняя струна страха, и над только что сорвавшимися с языка словами можно было бы посмеяться. Учитывая обстоятельства… да, бесспорно. Даэдра она, конечно, не была, но вот матерью одного из них совсем скоро станет, как бы сумасбродно это ни звучало.       Мысли заслуженно скользнули к недавно вспомненному Арнэлию. Дремора никак не проявлял себя с тех пор, как с Вирили и потревоженным во чреве сыном случилось то незапланированное путешествие в Обливион. А мог бы! Признаться, ранее это раздражало, а сейчас уже конкретно бесило. Высокомерные советы, укоры, недомолвки… Если подумать, от рекомендаций Орвени и наполовину сведущей в той же теме Эвианы и то было больше проку.       С другой же стороны...       Немного поражаясь тому, насколько сильно испуг расстроил здравый ход мыслей, Вирили вперилась взглядом в противоположную стену. И правда, о чём она вообще думает, и что может требовать от Арнэлия — чтобы он незамедлительно явился и помог? Вот уж будет — в переносном смысле — потеха, если его увидят рядом с ней в истинном облике, а явление под прикрытием иных личин, владение коими он уже неоднократно показывал, вызовет как минимум лишние вопросы. У Эвианы и всей её семьи так точно.       — Эви, — едва слышно, только губами прошептала Вирили и от одного лишь упоминания имени подруги внутри стало как-то теплее и спокойнее.       Никто и никогда ещё не был к ней настолько добр. Да, Вирили сама дала толчок их связи, дав отпор тому воришке на улице, но вот всё дальнейшее… Эвиана просто приняла её, взяла на себя ответственность в помощи, ещё и подключила к этому родителей. И всё это безвозмездно, с открытым сердцем и благосклонностью намерений. Орвени давала советы (пусть и полезные лишь в крайне личном понимании жизни), а её муж Селдин помогал иначе — взял на себя отдельный физический труд: вычистил пустующую в доме комнату и даже перенёс туда из собственного кое-какие вещи, в число которых вошла и детская кроватка, прежде принадлежащая сперва брату Эвианы, а после и ей самой. Вирили было неприятно это признавать, но после произошедшего в особняке у Кассиана и всего дальнейшего, ей стало как-то сложнее координировать свою жизнь, и причиной тому было вовсе не приближение срока, а именно расстройство мыслей: страх, лишние тревоги за ребёнка, новые открытия того, насколько сильно мир отличался от того, что существовал для неё в Садрит Море. Вирили совсем потеряла себя в этой суете, даже не позаботилась вовремя о будущих условиях для сына. Беспечно? Ещё как. Неудивительно, что Арнэлий назвал еë никудышной в роли матери.       Арнэлий… Он ведь заботился, а не пытался насолить. Теперь это казалось очевидным. То, что Вирили прежде считала наглыми и высокомерными придирками, на деле было прямолинейным стремлением к исполнению его плана. И дремора делал всё, чтобы она поступала также. Пытался, по крайней мере. Проще говоря, заботился. А она вместо принятия этого искала подоплёки, вечно думала, что наглый демон так проявляет свою неприязнь. Если честно, то доказательств хватало для обеих сторон возможной истины, однако сейчас Вирили всё же хотела верить в более светлую. Именно Арнэлий убедил её сблизиться с семьёй Эвианы. Не последуй она этому совету, и кто бы тогда помог ей сейчас? Рядом бы никого не оказалось. Пережить то, что происходило с ней сейчас в одиночестве… Вряд ли она бы справилась. Правда, не будь Эвианы и еë родных и тогда Арнэлию ничто не помешало бы находиться рядом, ведь так?       Серия из ещё нескольких толчков в утробе ослабила течение мыслей, возвращая в реальность. Вновь глубоко задышав, как того требовали впитанные наставления Орвени и Эвианы, Вирили наложила обе ладони поверх живота и, поразмышляв лишнюю секунду, прошептала слова одного из заговоров, дополнив тот серией отточенных жестов пальцами. Это было сложное колдовство — одно из тех заклятий, что открылись ей, благодаря подаренному Арнэлием свитку. С точки зрения Школ Магии, признанных современными учёными Тамриэля, эти чары походили на смесь Иллюзии и Восстановления — налаживали связь между двумя разумами, приближали их друг к другу, помогали совместно переживать мысли и чувства обоих. Уже в первые мгновения действия заклинания, Вирили ощутила крохи того, что ощущал сын Арнэлия. И открывшееся поразило её. Дитя как будто осознавало своё положение и совершенно не стремилось повредить ей. Прямо сейчас сын переживал тревогу, похожую на её собственную, но в то же время был убеждён, что всё окончится хорошо. Он не сопротивлялся, примирялся с неизбежным фактом того, что миг покинуть материнское чрево наконец-то настал. Даже больше, он словно пытался утешить — показать, что, боль обыденна и нормальна для происходящего.       И что крайне важно, она хотела ему верить. Без каких-либо подозрений и сомнений.       — Вири!       Зов голоса Эвианы заставил расплыться накатившую на разум чарующую пелену. Кратким усилием Вирили прервала действие чар и отняла руки от живота. Мысли мгновенно прояснились. Кажется, она провела в ментальной связи с сыном намного больше, нежели ей казалось. Как бы там ни было, это время протекло для неë так спокойно. Совсем не страшно.       — Так, давай-ка хотя бы откликайся, когда тебя зовут.       Странно, но ворчливый говор Орвени не вызвал раздражения. Несколько раз моргнув, Вирили сместила голову по подушке и оглядела комнату. Эвиана стояла у изножья кровати, выглядя одновременно перепуганной, но и сосредоточенной. Орвени находилась совсем рядом — слева, всего в шаге от ложа, где, скосив взгляд, усердно рылась в перекинутой через плечо суме. У двери обнаружился и Селдин. Вид отца семейства Авани был таким, словно он чувствовал себя здесь лишним.       — Я в порядке, — выдохнула Вирили, неожиданно для себя обнаружив, что голос вернулся ко вполне обыденному звучанию.       — Ты справишься, — поддержала её Эвиана.       — Тихо, Эви, — перебила девушку Орвени. — Дай-ка мне сперва разобраться.       Вирили испытала лишь отголосок смущения, когда чужие руки настойчиво подняли надетую на неё ночную рубашку почти до самого подбородка, обнажая живот. Выглядя прямо-таки совершенством уверенности и знания своего дела, Орвени склонилась над ней. Чуть шершавые прикосновения плавно ощупали всю поверхность вздутого чрева, постепенно устремляясь ниже — к области бёдер.       — Эвиана, помоги раздеть её, — властно распорядилась Орвени через несколько секунд.       В этот раз Вирили даже не подумала о смущении, предпочтя смиренно отдаться на попечение явно умелых рук успевшей пожить на этом свете соплеменницы. Эвиана рассказывала, что её мать неоднократно принимала роды — иногда помогала в Храме, а иногда к ней обращались со стороны, если городские священнослужители не успевали с помощью сами. Следя за слаженными действиями Орвени и её дочери, Вирили ненароком заметила, как стоящий в дверях Селдин отвернулся. Произошло это в тот самый момент, когда по ногам Вирили заскользила неприятно-липкая ткань снятого белья.       — Орви, я пойду, пожалуй, — едва слышно пробубнил старший Авани, переминаясь с ноги на ногу. — Ты и без меня всегда справлялась.       — Иди-иди, нече глазеть, — откликнулась Орвени, но когда данмер уже исчезал, всё же обернулась в сторону мужа и добавила. — Добеги до Храма — пусть пришлют кого-нибудь из целителей! Я их заранее предупреждала.       Ответа Селдина на это заявление Вирили не расслышала, больше занятая осмыслением слов самой Орвени. Храм… Арнэлий на эту тему высказался достаточно чётко.       — Не надо целителей, — выдохнула она. — Зачем?       — Спорить будешь? — Орвени в её сторону даже не глянула. — Негоже дитю в мир без благословения богов и одобренной ими помощи приходить. А о себе ты подумала? Я, конечно, могу облегчить, но…       — Мама, не пугай её! — внезапно перебила Эвиана. — Ты ведь сама меня так учила.       — Что верно, то верно, — с лёгким вздохом ответила данмерка. — Но всё же, целитель не помешает. И не спорьте, вы обе.       Вопреки воле Орвени, Вирили жутко захотелось оспорить её слова, но что она могла им противопоставить — сказать, что ей приказал не обращаться в Храм отец ребёнка? Отец, не показавший носа в Блэклайте ни разу за все минувшие девять месяцев и являющийся, на секунду, дреморой — порождением Обливиона и Князя Разрушений! Нет, всё-таки Арнэлий слишком усложнял их договор своей излишней таинственностью. Неужели нельзя было придумать что-то попроще, сгладить углы? Всё-таки стоило быть настойчивее ещё тогда, в минуты зарождения их сделки. Расспросить его, узнать больше подробностей. Впрочем, Вирили также хорошо помнила, как Арнэлий реагировал на лишние по его мнению вопросы. О нет, этого она точно никогда не забудет.       — Крови нету, влага постепенно уходит, — подала голос Орвени, чем вырвала Вирили из очередной бездны едва ли уместных в её положении рассуждений. — Надо просто ждать. Должна заметить, малыш настырный — так и рвëтся наружу.       — Ждать? — переспросила Вирили, невольно при этом вздрогнув. — И как долго?       — Столько, сколько нужно, — сухо ответила Орвени, но почти сразу исправилась. — Точнее, сколько он потребует. И боги, конечно же. Надо молиться.       Рубаха вернулась в прежнее положение, скрыв Вирили грудь и живот. Орвени же вновь взялась за принесëнную с собой сумку, подошла к расположенному у стены комоду и поочерёдно выгрузила на него части общего содержимого. Вирили различила только какие-то небольшие колбы, пару связок неких высушенных растений и потрëпанного вида ступку и пестик.       — Эвиана, — позвала женщина, не прерывая своего занятия, — возьми тряпки, каких-нибудь посудин побольше и принеси воды. В общем, ты и так всё знаешь.       — Да, мама, — отозвалась девушка.       — И подушек принеси побольше. Надо уложить её выше.       Признаться, Вирили с трудом удавалось просто за всем наблюдать, свыкаясь с необходимостью личного бездействия. Отказываться от помощи было глупо, но и нахождение в полном подчинении как-то неприятно укоряло гордость. Неужели от неё не требуется совсем ничего, кроме как терпеть переменную муку?       Словно желая укорить за возникшие домыслы, ниже живота принялась пульсировать боль — почти такая же, как и пробудившая её посреди ночи. Что хуже, этот ритм оказался быстрее и пронзительнее, почти мгновенно переметнулся на бёдра и даже на спину. Под поясницу будто загнали острое лезвие. Первые несколько секунд Вирили пыталась терпеть, заелозила на месте, попробовала лечь удобнее, но болезненные ощущения ничуть не сбавили темпа. Тогда, стиснув зубы, она заученно задышала, правда, получилось это у неё рвано и натянуто.       — Больно?       Проглотив желание выругаться (чего Орвени определённо не оценила бы), Вирили повернулась к ней и просто кивнула. Мать семьи Авани отложила постепенно потрошимую связку трав и, спешно приблизившись, осторожно уместила обе руки на её животе.       — Чрево — это сосуд, — поучительно заговорила Орвени, глядя Вирили строго в глаза, — а любой сосуд имеет предел вместимости. Дитя должно выйти, а ты должна его направить, — она, немного хмурясь, вздохнула. — Да, может быть больно, но это надо перенести ради малыша.       Продолжая попытки размеренного дыхания, Вирили не отводила от Орвени взгляда ни на секунду. Данмерка же продолжала ощупывать её живот, теперь будто что-то проверяя.       — А вам было больно? — Вирили выпалила это, почти не подумав, но вопреки опасению за возможную глупость вопроса, Орвени улыбнулась.       — Мой старший Равос неохотно расстался со мной, — она говорила заметно тише обычного и с каким-то отстранённым взглядом. — Я долго приходила в себя, но всё же оправилась. С Эви было намного проще. А вот ты, дорогая, — не договорив до конца, Орвени вдруг заулыбалась ещё шире, продолжая при этом осторожными касаниями ощупывать живот Вирили. — Признаю, ты сильна и внутри, и снаружи. Это редкость. Бёдра у тебя прекрасно устроились, да и кости безвредно раздались в ширь. Малыш будто уже готов выйти к нам, хотя так быстро это обычно не происходит.       Кажется, Орвени хотела сказать ещё что-то, но тут в комнату вернулась Эвиана. В высоко поднятых руках девушка несла деревянную бадью средних размеров, явно не пустую. Вирили легко догадалась, что подруга добыла свою ношу у умывальника на первом этаже. Через левую руку Эвианы были переброшены и полотенца.       — Эви, — Орвени повернулась к дочери, — что можешь рассказать о последних днях? Было что-то беспокойное?       Эвиана, чуть охнув, поставила бадью возле кровати, выпрямилась, утёрла со лба пот и, часто дыша, покачала головой в знак отрицания:       — Нет, мама. Вири сытно ела, ни на что не жаловалась. Крови на одежде и кровати тоже не было — я бы заметила.       Орвени резко повернулась к Вирили.       — А срок считали? Всё вовремя?       Не имея причин сомневаться, Вирили только кивнула. Ещё до вмешательства в её жизнь Эвианы, она и сама следила за этим, чётко высчитывая дни с самого начала — с того дня и той ночи в пещере, где Арнэлий положил начало жизни в ней.       — Что-то не так, мама? — с заметной тревогой на голосе вопросила Эвиана, параллельно обмакивая одно из полотенец в принесëнную воду. — Всё же будет хорошо?       — Всё в порядке, — кивнула Орвени. — Только немного странно. Я бы сказала, что всё слишком хорошо, — как-то растерянно пожав плечами, женщина удостоила Вирили коротким взглядом и очередной улыбкой. — Тебе будто сами боги помогают.       Дабы не давать Орвени повода лишний раз погружаться в свойственные ей нравоучения, смежные с глубокой религиозностью, Вирили не ответила, а лишь прикрыла глаза и, продолжая сдержанно бороться с неизменно колющими изнутри импульсами, принялась судорожно рассуждать. Помогали ей точно не боги. Арнэлий? Вряд ли. Сам ребёнок? Не исключено — она ведь совсем недавно явственно чувствовала его желание не повредить ей. И заверения дреморы о том, что разум сына куда обширнее и сильнее, чем она могла предполагать лишний раз подтверждали это. Могло ли быть всё именно так? Уж с чем, а со словами Орвени насчёт странности нельзя было не согласиться.       Уколы внутри тела будто бы стали ещё острее, чем невольно разрушили строимые догадки. Не сдержавшись, Вирили застонала сквозь зубы, а руками потянулась к ноющим бёдрам, почти неосознанно впившись в собственную кожу ногтями.       — Нет, держи их широко, чтобы он видел дорогу к нам, — отрезала Орвени, остановив движение одной её ноги своей рукой. — Эви, сделай облегчающий компресс. Трава на столе. Разотри хорошенько.       Эвиана без лишних слов принялась за дело. Вирили наблюдала, как девушка упорно исполняет наказ и потому не упустила из вида охватывающую подругу панику, витавшую в воздухе, подобно ауре. Несомненно, Эвиана многому научилась у матери, но такой же, как у Орвени выдержкой отнюдь не обладала. И тем не менее не боялась действовать. Ещё одна похвальная черта в общий строй её характера.       Пытаясь отвлечься от разъедающего тело дискомфорта, Вирили повторно сосредоточилась на уже не раз сделанном заключении. Как же она была слепа, закрываясь ото всех, не доверяя и постоянно подозревая! Конечно, этими качествами она была обязана обществу, в котором родилась и росла, но теперь… Сперва изгнание из Дома Телванни казалось ей концом жизни — всех надежд, всех планов, всех амбиций. Резон таился в том, что за пределами Садрит Моры лежал мир, в котором всё казалось другим: со стороны Телванни — неправильным, легкомысленным и глупым, но в понимании простого люда и простой жизни — достойным доверия, сотрудничества… дружбы, выражаясь максимально просто.       Задумавшись, Вирили не заметила, как Эвиана подошла к кровати. На лоб легла чуть тёплая повязка, резко напитавшая воздух травяным духом, от резкости которого в мыслях на мгновение полыхнул просвет. Вирили жадно вдохнула не совсем понятный ей аромат, чувствуя как вместе с ним внутри разливается некое подобие облегчения. Эвиана осторожно обтёрла часть еë лба, виски и скулы.       — Как ты?       Странно, но Вирили не нашла слов, чтобы ответить и просто посмотрела подруге в глаза. Та улыбалась, но только уголками губ — неуверенно, встревоженно. Беспокоилась. А ведь Эвиана, по сути, была живым воплощением всего того, о чём она с таким старанием думала. Более честной и доброй души Вирили за всю жизнь встречать не доводилось. Полная противоположность любому из Телванни, но не лишëнная при этом достоинств.       Она не сразу поняла, что по щекам покатились слёзы.       — Вири, ну что ты? — кусочек тряпицы в руках Эвианы тут же вновь промокнул её лицо. — Не плачь, всё будет в порядке. Ты справишься.       И снова ответить не получилось. Вместо слов в голове крутились только благодарность, отголоски неизменной тревоги и… стыд. Вирили больше не хотела этого отрицать: да, ей было стыдно за себя и в особенности, за то, что она не могла быть с Эвианой честной и открытой, какой была с ней сама девушка. Но ведь и нельзя. Если хоть кто-то узнает истину об Арнэлие. И о ребёнке…       Словно потакая нахлынувшим на разум сожалениям, почти всё тело сотрясла новая волна ноющей тяжести. Сама не зная каким образом, но Вирили удержала ноги в том положении, которое ей указала Орвени. Поясница и бёдра на мгновение будто перестали существовать, растворившись в онемении.       — Долго ещё? — простонала Вирили, поворачиваясь к Орвени, отчего то ли пот, то ли влага с компресса неприятно потекли по лицу, обходя глаза.       — Дыши, вот что главное, — отозвалась мать Эвианы.       «Дышать, дышать, дышать», — застонала про себя Вирили, невольно испытывая раздражение, а не облегчение. Однако иного выбора у неё просто не было.       — Где Селдина носит? — вдруг со злобой выплюнула Орвени.       — Мам, Храм неблизко, — покачала головой Эвиана. — Или, может, жрецы заняты?       — Говорю же, я их обо всём оповестила. Старейшина обязался, что будет держать наготове кого-нибудь из сестёр или братьев.       Вирили с трудом улавливала общий смысл их беседы, глубинная суть которой по-прежнему раздражала. Знать бы зачем именно Арнэлию было ограждать сына от влияния Храма? Как он сказал тогда: «Не хочу, чтобы мой сын испытал приступ отвращения»? Не то чтобы Вирили собиралась с ним спорить, но… просто знать об этом уже было бы неплохо.       Ещё один позыв изнутри в очередной раз расстроил ток мыслей. Но почему-то Вирили была уверена, что подступы ощущений изменились — стали сильнее, что ли? Стоило ей об этом только подумать, как всё внизу разъярилось почти что судорожным трепетом, поверх которого волнами накатывала резко колющая боль.       — Ох, да что с тобой? — одним сильным движением Орвени вновь призвала её шире раздвинуть ноги и несколько секунд подряд вглядывалась под подол ночной рубашки.       Вирили заметила, как лицо данмерки изменилось, став не столько серьёзным, сколько встревоженным.       — Он толкается! — вдруг громко добавила Орвени. — Эвиана, живо иди сюда!       — Я подушки ещё не принесла, — едва слышно отозвалась младшая Авани, но мать почти сразу оборвала её.       — Неважно! Воду поднеси ближе и чистую тряпку! И чем отсечь малыша тоже! О, Святые, нам бы ещё пару рук!       Из-за поднятых ног и задранной к коленям рубашки Вирили не видела всего происходящего, но достойно обеспокоиться этим не успела — изнутри её сокрушил ещё один толчок. Глубокий вдох оборвался прямо на середине, едва не заставив поперхнуться воздухом. Стерпев позыв кашля, Вирили заново вдохнула, но уже через нос.       — Вот, всё здесь, мама, — говорила где-то впереди Эвиана.       — Хорошо, дочка. Помоги ей пока — подними выше.       Вирили не до конца понимала действует ли сама или ей помогает Эвиана. Кажется, подруга схватила упавшее с кровати одеяло, ловко свернула его рулоном и уместила позади неё, под подушкой. Всего через секунду после этого девушка уверенно сжала её руку и чуть подтянула. Всё произошло очень быстро, но Вирили всё же сумела понять, что теперь не лежит, а частично сидит. Так было заметно удобнее. Из нового положения она увидела склонившуюся подле её согнутых ног Орвени.       — Не торопись, продолжай дышать, — Эвиана не отпускала её руки. — И смотри на меня.       Вирили подчинилась. В глазах Эвианы была не такая железная уверенность, как у её матери, но определённая твёрдость всё же блестела. Не моргая, Вирили сделала размеренный вдох, за ним ещё один… и ещё. Трепет постепенно уходил из тела, боль слабела, становясь отголосками, а мысли в голове налаживали плавный ход.       — Всё в порядке? — прошептала она.       — Да, ты молодец. Думаю, уже почти. — Эвиана тепло ей улыбнулась и повернулась к Орвени. — Мам?       — Всё хорошо. Скоро его увижу, — откликнулась та.       Не прерывая чётко размеренных вдохов, Вирили заставила все мысли задержаться на последнем услышанном. «Уже почти. Всё хорошо. Скоро его увижу». Зациклив всю себя на этом, Вирили постаралась не считать время, а только дышать ставшим единственным для неё законом тактом. Руку Эвианы она не отпускала, впившись в пальцы и ладонь подруги с такой силой, какой от самой себя никак не ожидала. Другой рукой всё же пришлось вонзиться в простынь и матрас кровати. Иначе просто не получалось. Происходящее слилось в сплошное течение секунд. Казалось, остальной мир затих, сузившись до звуков одних только упорядоченных вдохов.       — Кажется, — резко нарушил это частичное затишье голос Орвени. — Да, вижу его! Вирили, главное сейчас — слушай меня.       Вирили покорно перевела взгляд от Эвианы к её матери. Орвени смотрела в ответ. Руки её были обёрнуты в чистую ткань, лицо оставалось серьёзным, на лбу сложились морщины и собрались капельки пота.       — Итак, девочка, на счёт «три» толкай его на свет, поняла?       Принудительно забыв практически обо всём прочем, Вирили с небольшой задержкой кивнула. Звучало всё просто. Может, просто и получится? Эвиана была рядом, боль утекла, мысли унялись, а на месте их прежнего хаоса закрепилось шаткое, но всё же спокойствие.       — Вири, давай, — прошептал рядом голос подруги.       — Раз! — громко перебила её Орвени. — Два!       Собирая в себе волю, Вирили почти инстинктивно задержала дыхание, закрыла глаза. На мгновение ей показалось, что она чувствует каждую скользящую по телу каплю пота, если даже не каждую мышцу в нём.       — Три! Толкай!       Услышав только половину, Вирили вдохнула настолько глубоко, насколько могло получиться, и с выдохом, когда Орвени договорила, принудила всю себя к внутреннему толчку — вложила в него каждую крупицу силы. Зубы пришлось вновь стиснуть. На миг всё внутри затмилось невероятной тяжестью и яростным ударом боли, словно плоть бëдер расширялась, разрывая связки мышц и мучая кости таза. Внутри будто на живую резали холодным клинком. Закрытые глаза не могли видеть, но даже без них Вирили каким-то образом утонула в поглотившей всё белой вспышке, вслед за которой сперва грянула абсолютная тишина, а следом… Несколько то ли очень долгих, то ли слишком коротких секунд ничего не происходило. Это был момент полного непонимания, но сразу по его истечению Вирили услышала плач — затяжной надрывающийся голосок, никак не могущий принадлежать кому-либо другому, кроме как младенцу. Казалось, он звучал внутри неё и в то же время происходил откуда-то извне, отражаясь от всего вокруг и также настырно проникая во всё.       — Эви, помоги-ка.       Вирили не заметила как отпустила руку Эвианы, ничего не почувствовала и не увидела, находясь в сознании, но, вопреки логике, каком-то бессознательном. Когда же она поняла, что всё-таки открыла глаза, то обнаружила Эвиану стоящей рядом, будто та никуда и не отходила. А она точно уходила, и свидетельством этому являлся небольшой белый свёрток, покоящийся у девушки на сложенных руках.       — Эви, передай ей! — шикнул где-то рядом голос Орвени. — Дитя сразу должно быть рядом с матерью.       «Дитя? Рядом с матерью?» — с превеликим трудом про себя повторила Вирили, но задуматься над этим не успела, потому что в этот самый миг к её груди приникло что-то тёплое. Эвиана склонилась ниже, помогла ей направить движение рук и обхватить ими этот комочек тепла. Будто очнувшись от какого-то беспамятства, Вирили чуть наклонила голову и опустила взгляд. Совсем рядом с её подбородком лежала крохотная серая головка с едва заметными, но сильно взмокшими красноватыми паутинками волос и парой чуть заострённых ушек по бокам. Часто заморгав и сглотнув внезапно возникший в горле ком, Вирили присмотрелась тщательнее. Укрытый влажным белым отрезом ткани младенец был сереньким и ниже головы, его выглядывающие из-под пелёнки тоненькие ручки чуть подрагивали, шевелили миниатюрными пальчиками. Всего остального было не видно, но Вирили едва ли осознавала причины смотреть, полностью сломленная одним лишь тем, что уже увидела. У её груди совершенно точно лежал мальчик… совсем обычный малыш. Он был спокоен, лежал, завесив глаза тонкими веками. Плавное, но немного нахмуренное личико было чистым, как и всё остальное на груди и голове: ни каких-либо татуировок-отметин, ни рогов, ни подобных им отростков на подбородке или висках, как бывало у некоторых дремор.       Дремор… Вирили почему-то только в этом момент до конца осознала всю истину. Наверное, слабость тела переметнулась на измождённый разум и теперь постепенно отступала. У неё в руках ведь был сын Арнэлия, но совсем не похожий на демона Обливиона. Намного больше малыш походил… на данмера — такого же, как она сама.       — Вири, поздравляю, — зашептал рядом надорванный слезами голос Эвианы.       — И я, — ответил ей заметно смягчившийся тон Орвени. — А крепыш-то какой! И расстался с тобой легко. Слава Истребованиям, Святым и их провозвестникам, слава!       — Мама, тише! Разбудишь его.       Возможно, и вправду из-за излишне-громкого голоса Орвени, а может, просто по причине совпадения, но в этот самый миг Вирили почувствовала, что малыш зашевелился. Однотонные с цветом личика серые губки чуть приоткрылись и исторгли короткий невнятный звук, а маленькие ручки и пальчики на них зашевелились активнее, словно пытались что-то ухватить. Веки малыша задрожали и резко приподнялись. Вирили почувствовала, как у самого сердца грянул почти что взрыв, следом за которым из лёгких вырвался вздох. На неё смотрели два ярко-зелёных огонька, будто бы поблёскивающие в глубине чем-то таинственным, непознанным и… бесспорно, очень могущественным. И пусть её прямо сейчас, не пережёвывая, проглотит дикий алит, Вирили узнавала этот взгляд — может быть, не настолько суровый, но в остальном очень похожий. Прямо как у Арнэлия.       Она не успела издать ни звука первой — малыш оказался куда инициативнее. Пальцы крохи резво потянулись и ухватили её за прядку выбившихся из общей гущи волос, сжали и чуть дёрнули на себя. Было не больно. Следом за этим с уст малыша сорвался ещё один звук — такой же невнятный, как и первый, но направленный точно к ней. Вирили с трудом заставила язык слушаться.       — Привет, — вот и всё, что ей удалось из себя выдавить. Сразу после этого в глазах всё поплыло, но не из-за слабости, а от нежданно выступивших под веками слёз. Вирили тут же сморгнула их, но продолжала чувствовать, как они настырно рвутся наружу. Воздержание от внезапного порыва эмоций прошлось лёгкой судорогой по всему лицу, заставило губы затрепетать.       Наверное, она бы не продержалась так достаточно долго, но в этот момент где-то рядом послышалась суета. Оторвав взгляд от почти очаровавших её зелёных глазок сына, Вирили подняла голову и обнаружила две маячащие в дверном проёме мужские фигуры. Неизменно стоящая рядом с кроватью Орвени сразу переместилась, встав так, чтобы прикрыть по-прежнему широко расставленные и едва ли прикрытые задранной ночнушкой ноги Вирили.       — Селдин, старый ты вредозобный куст! — в голос выругалась женщина. — Как всегда невовремя!       — Ох, виноват, — совсем неискренне ответил ей супруг. — А по-моему, как раз в самый нужный миг. Зато я не один.       Вирили несколько раз моргнула, прогоняя с глаз остатки слёз и пелену усталости. Селдина она теперь узнавала, а вот его спутника нисколько. Это точно был мужчина, но разглядеть его детальнее мешала свободная мантия с широкими рукавами, почти вся усеянная узорчатой вышивкой, а также глубокий капюшон, ниспадающий незнакомцу ниже уровня глаз. Под чуть распахнутым воротником у него висел золочёный символ в виде некоего даэдрического знака. «Жрец», — с тоской и полным неудовлетворением констатировала про себя Вирили и чуть плотнее прижала сына к груди.       — Мне повезло, — продолжал вещать Селдин, — я и до Храма дойти-то не успел, когда встретил его. Смотрю, тень какая-то со смежной улицы поворачивает. Я с ним случайно глазами встретился, так даже не сразу понял, что это святой брат. Мне сперва померещилось, что это гвардеец стражи. Ну, знаете, которые блестящие очки из зелёного стекла-малахита носят, чтобы от пепла глаза защищать.       — Да, Селдин, это очень важно, — с увесистой нотой сарказма перебила его Орвени, повернулась к жрецу и, кратко ему поклонившись, заговорила. — Брат, у нас роженица. К великому счастью, всё обошлось — сильная оказалась, стойкая. И дитя такое же крепкое.       — Замечательно.       Вирили встрепенулась. Донёсшийся из-под капюшона голос был ей незнаком, но его странные отречённость и спокойствие сами собой притянули внимание. Как ни странно, жрец тоже повернулся к ней и, чуть приподняв голову, удостоил взглядом. Сердце Вирили гулко ухнуло в груди, вырвав из лёгких очередной неподконтрольный вздох. Рассказ Селдина резко стал казаться в разы целесообразнее и яснее. Неудивительно, что мужчина спутал уличного незнакомца с кем-то, кто, как он подумал, носит зелёные защитные очки. Глаза жреца действительно были зелёными. На мгновение поддавшись изумлению, Вирили коротко глянула на прижатого к груди сына, чьи маленькие глазки ответно смотрели на неё с глубокой детской невинностью, но и в то же время очень похоже на то, как смотрел этот «жрец».       Совпадение было исключено, а сходство слишком очевидно.       — Дети мои, — вновь заговорил мнимый служитель, скромно поворачивая всё ещё скрытую капюшоном голову поочерёдно к каждому из членов семьи Авани, — вы сделали благородное дело, но теперь, прошу, оставьте нас. Я должен поговорить с матерью дитя наедине и… прочитать молитву. Я сообщу вам, когда её можно будет навестить.       Вирили не сказала бы что испугалась, но лëгкая дрожь её всё-таки пробрала. В голове замерла холодная уверенность: только один известный ей обитатель этого (и по совместительству, другого) мира мог говорить так просто, но в то же время настолько убедительно. Эвиана, Селдин и Орвени, похоже, её подозрений совсем не разделили, что, впрочем, ничуть не удивляло. Двое старших Авани лишь единожды переглянулись, кивнули друг другу и почти синхронно двинулись к двери. Эвиана немного задержалась, повернулась к Вирили, тепло улыбнулась ей и поспешила выйти следом за родителями. Как только она оказалась в коридоре, дверь за ней, точно живая, самопроизвольно пришла в движение и мягко притворилась.       В комнате замерла тишина, которую Вирили затруднялась как-либо охарактеризовать. Не мрачная и не таинственная, ведь всё было достаточно ясно; не радостная и не угрюмая, просто какая-то непонятная. Он смотрел на неё из-под капюшона, а она смотрела в ответ, не решаясь пошевелиться. Можно было бы предположить, что их обоих сковывает один и тот же трепет, но Вирили считала, что достаточно знает Арнэлия, дабы не думать о нём настолько плоско.       Прижатый к груди младенец вновь подал голос, тихо протянув неизменно-невнятный звук. Лишь после этого Вирили заметила, что сын больше не смотрит строго на неё. Малыш чуть повернул головку, будто пытался увидеть больше, но не мог этого сделать по свойственной для новорождённых причине ограниченности движения. Поняв, что ей должно делать, Вирили немного повернулась сама, давая взору младенца больший обзор. Едва она сделала это, как закутанный в мантию жрец плавным движением рук сбросил с головы капюшон и сделал вперёд два коротких шага. На губах у него играла широкая и, кажется, абсолютно искренняя улыбка. Впрочем, это выражение почти сразу исчезло — растворилось в едва уловимом дрожании спадающей иллюзии, постепенно раскрывавшей за личиной данмера облик рогатого дреморы.       — Сын, — по-настоящему восторженно выдохнул хорошо знакомый Вирили голос.