Сделка

      Вирили твëрдо решила быть непреклонной, хотя С’Заварр вовсе не предлагал ничего дурного. Даже больше, каджит всего лишь стремился исполнить приказ своего нанимателя — доставить еë до дома в обязательном сопровождении. Вот только поездка в паланкине Кассиуса крайне быстро надоела, не говоря уже о череде иных неудобств. Задолго до подъездов к центру города Вирили была вынуждена сесть, так как спина у неë, судя по ощущениям, начала чуть ли не буквально разваливаться по частям. Лежать или сидеть ровно — всë было едино-неудобно. Борясь с этой затянувшейся пыткой, Вирили даже против воли и логики позавидовала редгардам-носильщикам, несущим паланкин с нею внутри собственными силами, но делающим это хотя бы выпрямившись.       Длительный спор и несколько вежливых заверений всë же сделали своë дело, и вскоре С’Заварр сдался. Носильщики на свой труд особо не жаловались, однако стоило каджиту сказать простое «стой», сразу замерли и с заметным облегчением опустили паланкин на землю. Вирили поспешила выбраться, пока спутники не кинулись ей помогать. Ноги у неë успели малость затечь, но, в целом, оказались более-менее способны к своей обыденной роли. Сдерживая осадок переходящей в сонливость слабости после случившегося в особняке Фабия, Вирили поспешила воспользоваться прощальным даром Машари и под воздействием резкого аромата лечебных трав быстро притупила неприятные ощущения. С’Заварр продолжал неустанно справляться об еë состоянии, пока наконец, видимо, сам не понял собственной настырности и не отступил. Потоптавшись на месте где-то с полминуты, каджит велел носильщикам идти обратно.       — В таком случае, госпожа, С’Заварр прощается. Следите за малышом, выздоравливайте.       Ответив на прозвучавшее пожелание благодарной улыбкой (от частоты которых, надо признать, уже начинало сводить лицо), Вирили кивнула спутнику и поспешила сделать вид, что готова с полными силами исчезнуть. На деле же, свернув в ближайший переулок, она сразу прислонилась к стене и за раз выдохнула всë скопившееся напряжение. В животе будто лежал тяжеленный камень, а ноги готовы были согнуться в любую сторону, лишь бы не держать на себе уставшее и обременëнное тело. Глубоко дыша и тем самым удерживая себя на хрупкой волне покоя, Вирили всеми имеющимися силами заставляла себя не поддаваться слабости. В голове против воли грызлись сожаления и само-укор. Так и хотелось сказать самой себе что-нибудь вроде: «Лучше бы сидела дома».       И ведь истина, кажется, была именно на стороне последнего заключения. Что она получила, поддавшись банальному любопытству и решив согласиться на доставленное приглашение? Ничего хорошего, это точно. Более того, для Кассиана и многих его слуг раскрылось еë положение, что уж точно не являлось благом. Чем меньше душ знает о ребëнке Арнэлия, тем лучше — так Вирили считала и не видела слабых сторон в этом убеждении. Утешала одна только близость самого Фабия к кругу дреморы, даже если учесть, что Вирили толком не знала о глубине взаимоотношений старого имперца и валкиназа. Несомненно, Кассиан — со всей его одержимостью и любознательностью к Обливиону — будет удивлëн, если узнает правду, но хотя бы отнесëтся с пониманием. После тех откровений о своей распавшейся семье так уж точно.       Рассуждать об этом сейчас было, скорее, пустой тратой мыслей, просто иного для себя способа погасить раздражение от слабости Вирили не видела. Чувство собственной недальновидности только подстëгивало неприязнь, заставляя с блаженством вспоминать сегодняшние утро и часть дня, проведëнные в домашнем покое. Не сорвись она тогда с места и, вероятно, всë так и осталось бы.       Однако, были ведь и приятные моменты. Меньше, увы, чем неприятных, но всë-таки… Вирили не собиралась отрицать, что радушие Машари принесло душе много тепла, да и наладившееся перемирие с еë братом прибавило веча первому. Ещё и Кассиан. Честно говоря, прежде Вирили считала, что подобные ему уроженцы Сиродила — толстые и богатые — думают только о способах ещё больше набить себе брюхо и кошелëк, да найти выгодную финансовую ячейку вложения для этих денег, а на крайний случай — просто ищут удовольствий, скупая внимание к своей персоне имперским золотом. По крайней мере в Садрит Море никаких иных примеров ей не встречалось. Фабий же был другим — преследовал цель, созвучную с её собственной, не страшился порицаний и не страдал скупостью.       — Полагаю, в уважении к Кассиану мы с твоим отцом сошлись, — выдохнула Вирили, оправляя платье и одновременно с этим поглаживая живот. — Правда, до сих пор ума не приложу для чего ты мог понадобиться Арнэлию.       И вновь то, что она прежде считала наговорами и байками старых матерей, оправдало себя — чадо в ней, будто полностью осознанно, толкнулось.       — Я обещала этому рогатому, что не буду задавать лишних вопросов, — сказала Вирили так, будто ребëнок этим жестом спросил еë мнения. — Да и он, кажется, не особо расположен посвящать меня в свои планы.       Отпустив обременëнное чрево, Вирили хотела было сделать первый шаг и вернуться на улицу, но резко задумалась над тем, что только что сказала. Задумалась куда глубже, чем рассуждала обычно. Срок приближался. Вопреки более простым заключениям, тревожило еë в этом факте далеко не грядущее разрождение, а, скорее, дальнейшее. Если предположить, что всë минует, и дитя Арнэлия появится на свет, то… Что это будет за дитя? Дитя ли вообще? Из того, что Вирили читала о тварях, населяющих Обливион, ей нигде не попадалось информации про детей расы дремор. Большинство исследователей и учëных-даэдрологов сходились во мнении, что одним из самых весомых отличий даэдра от народов Нирна является их невозможность размножаться привычным для смертных рас путём, что они создавались одной лишь волей Князей Обливиона или божественных сущностей иного понимания силы — стоящих выше Богов, ниже их или остающихся за гранью этого разделения и самого осознания.       Из первого вопроса рождался и второй. Точнее, не рождался, а просто повторял тот, что так терзал саму Вирили. Зачем Арнэлию понадобился ребёнок? Ещё и от неë — смертной, выражаясь его привычно-высокомерным лексиконом. Почему бы ему не прибегнуть к помощи женщин своей расы? К чему такому высокопоставленному лорду на службе у Дагона понадобилось продлевать род столь необыкновенным образом?       Плотно упëршись в стену спиной, Вирили возродила в памяти небольшую, но яркую иллюстрацию из одной читаемой когда-то книги в архиве Телванни. Автор той рукописи утверждал, что лично побывал в планах Обливиона, и что зарисовки были сделаны, так сказать, с живого образца. Мëртвые Земли Мерунеса Дагона представляли собой сухую и выжженную территорию, наполненную стихиями и их бедственными проявлениями — под стать стезе самого Принца Разрушения: бурями, извержениями вулканов, лавовыми реками, грозами, даже землетрясениями и дождями, воду в которых заменяла жгучая кислота или что-то приближëнное к оной. Иными словами, план Дагона тëплого восприятия вовсе не вызывал. Оно было, скорее, жаркое, испепеляющее и болезненное.       Вирили вдруг вспомнила все те разы, когда Арнэлий, насмехаясь, называл еë глупой. Она ведь мечтала заполучить в своë распоряжение силу от кого-то, кто обитал в этом самом выжженном и жутком мире. Понимание собственной ошибки, поспешности и чрезмерной жадности вновь задело глубоко в разуме справедливость того вердикта, с которым еë погнали взашей из родного дома. Даже отказ от неë отца теперь казался вполне оправданным и весомым. Не слишком ли много она думала о себе и своих возможностях, когда решилась связаться с кем-то из Мëртвых Земель? Многие ведь пытались сделать то же самое и не раз, однако мало кто достигал успеха. А она решилась на это в столь молодом возрасте, едва ли успев закрепиться на лестницы иерархии Дома. Ей просто повезло, что эта попытка привлекла внимание не только воинственных тварей Обливиона, но и одну более рассудительную, отличающуюся от своих собратьев. Да, Арнэлий был особенным и отрицать это теперь просто глупо. Он был особенным, а она была игрушкой в его «особенных» планах.       — Как думаешь, я правда такая дура, как считает твой папаша? — в очередной раз обратилась Вирили к тому, что росло у неë под сердцем.       Договорив, она поняла, что позволила голосу сорваться и прозвучать плаксиво. Стало жутко неприятно, даже отвратно, и Вирили поспешно вдохнула полной грудью, прогоняя низкое и слабое чувство. Как ни странно, но в этот раз дитя не отозвалось на вопрос. Кажется, вообще никак не отреагировало.       — Молчание — знак согласия, — утвердительно прошептала девушка, глубоко в себе искренне поражаясь тому, что готова согласиться с оскорбительным мнением Арнэлия. Само-откровения, как известно, часто оказываются самыми правдивыми, и — Бал еë поимей! — огласив свои мысли, она взаправду ощутила себя дурой — такой же круглой, как две луны в небе над Нирном. Дурой, на желаниях которой повезëт сыграть любому даэдра.       На улицу Вирили вернулась спустя ещё минуту гнетущих размышлений. Думать обо всём свалившемся на голову совсем не хотелось, но иначе просто не получалось. Всё вокруг — даже самая жалкая мелочь — будто стремилось напомнить ей об истинной глупости заключëнного с Арнэлием договора. Она оказалась в этом городе лишь благодаря ему, жила на деньги Кассиана из-за его связей с имперцем, носила в себе его ребëнка и пребывала в ожидании, когда он придëт, чтобы закрыть их сделку. Допустим, всё это случится, допустим, Арнэлий благосклонно одарит еë тем, что она затребовала и уйдёт восвояси. Звучало просто, однако теперь Вирили не могла отделаться от ощущения, что всё происходящее — это один жутко неправильный фарс, зацикленный на одних лишь еë желаниях. С каких пор она позволяет совести брать верх над логикой и поставленными целями?       Вскоре пришлось опять остановиться для небольшого отдыха. Снова вдыхая запах бодрящих трав из собранного Машари свëртка, Вирили резко пришла к выводу, что сейчас ей хочется только одного — поскорее оказаться дома, завалиться в кровать, укрыться одеялом с головой и провалиться в сон. Ещё было бы неплохо залить в себя что-нибудь «утешительное», но на это почти преступление она идти не собиралась — нисколько из-за возможного гнева Арнэлия, сколько по собственному желанию не навредить ребëнку, которому была обязана как минимум столькими ценными мыслями, заставившими иначе посмотреть на общую сложившуюся в еë жизни обстановку. Вернее, не сложившуюся, а вслепую построенную ей самой.       К счастью, идти предстояло совсем недолго. Поскольку С`Заварр поначалу яростно противостоял её просьбам остановиться, носильщики успели занести паланкин достаточно глубоко в сеть городских улиц. Куда именно надо двигаться они, похоже, знали, что, впрочем, не удивляло, ведь Кассиан был посредником и заверителем финансовых бумаг, когда Вирили приобретала дом, следовательно, имперец или кто-то из его слуг располагали информацией о месте её нынешнего проживания. Да и сама Вирили за минувшие полгода успела привыкнуть к выбранному городскому району и его окрестностям, научившись здесь прекрасно ориентироваться. Даже глубокая ночь ей в этом не мешала. По правде говоря, редоранским властям Блэклайта следовало бы увеличить количество фонарей на улицах — переулки и менее взрачные улочки освещались совсем плохо, призывая отказываться от проложения маршрута через себя, а выбирать путь ближе к освещённым зонам.       Вирили вышла на служащую ей главным ориентиром набережную искусственного канала, что протягивался через южную часть города и впадал в обустроенный под порт залив, служащий столице всего Морровинда главным портом. В дневное время здесь всегда царило оживление, но сейчас, когда до первых лучей рассвета оставалось не больше двух-трёх часов, привычному для этого места бурлению жизни на смену пришли тишина и покой. Не считая самой Вирили, единственными живыми существами на набережной сейчас была снующая вокруг горящих фонарей мошкара. Свой дом девушка увидела издалека — стоящий отдельно от целого ряда соединённых друг с другом построек поменьше, поскромнее и разделённый расстоянием, наверное, в сотню с небольшим ярдов. На фоне прочих жилищ, её собственное смотрелось, пожалуй, вычурно, однако сделанного выбора Вирили стесняться не собиралась. Во-первых, в здешнем районе это был единственный, выставленный на продажу дом — несколько лет подряд он оставался заброшенным, каковым стал после бегства из города его бывших владельцев, принадлежащих к расформированному Дому Хлаалу; во-вторых, никто не отменял желание банального комфорта. Хотя, сказать по правде, в необходимости двух этажей Вирили всё-таки допустила переоценку — оранжерея и лишняя спальня наверху по-прежнему не использовались, как и та комната, которую она планировала обустроить для ребёнка (на случай, если Арнэлий не соизволит явиться быстро).       — Надо поскорее этим заняться, — пробормотала девушка, издалека изучая тёмные окна второго этажа и согласно кивая собственным мыслям. — Может, тот мебельщик, что помогал с главным холлом, согласится принять заказ?       Она уже всерьёз решила, что на днях следует написать послание в контору, из которой к ней присылали рабочих в первый раз, когда где-то справа послышался испуганный визг. Вирили и сама вздрогнула от неожиданности, остановилась и повернула голову по направлению разорвавшего ночную тишину возгласа. В ту же секунду из узкого тёмного, разделяющего два небольших дома прохода вылетела чья-то тень. Мгновение и некто, громко шлёпая босыми ногами по мостовой, помчался в противоположную сторону по набережной — к центру города.       — Ворюга! Вор, помогите!       Несколько сконфуженная неожиданностью происходящего, Вирили с трудом разобрала, как из всё того же прохода появилась вторая фигура, явно женская и заметно невысокая. Надрывая тонкий голосок, незнакомка яростно махала перед собой руками и периодически указывала ими в направлении, избранном тем, кого она называла вором. Указывала, а сама стояла на месте, даже не пытаясь догнать убегающего. Вирили быстро проследила за уносящим ноги беглецом и смогла-таки высмотреть сжимаемую им небольших размеров корзинку. Точно вор — хотел бы бежать просто так, не взял бы в руки столь нелепую ношу.       Она искренне изумилась собственным мыслям, планомерно утекающим в желание помочь. С чего бы? Это ведь не её дело. Всё чего Вирили сейчас хотелось — это спать и постараться забыть пережитое днём, а подобными уличными происшествиями пусть занимаются стражники. Однако, как следовало справедливо заметить, никого из стражей-Редоранов поблизости не виднелось, в то время как рука Вирили уже тянулась к дому, мимо которого сейчас бежал незнакомец, а мысли вспоминали и вовсю нашёптывали слова заклинания.       — Вор! Вор, ограбили!       Надорванный почти рыданиями крик одновременно и вывел из себя, и подействовал своеобразным толчком к действию. В конце концов, что плохого? Да и расстояние было небольшое — промахнуться тяжело. Вирили негромко изрекла слова чар и нацелено призвала небольшую группу составляющих мостовую камней, взмыть вверх прямо из-под ног вора. Естественно, сперва тот споткнулся об образовавшуюся прямо под движущимися ступнями яму, а сразу после кувырнулся в воздухе, получив особо крупным булыжником точно промеж глаз. Отрывисто гаркнув, вор грохнулся на спину, а несомая им корзина приземлилась рядом и, чуть покачнувшись, замерла на месте. Пронаблюдав за совершённым несколько мгновений, Вирили вновь прибегла к простейшему колдовству и принудила плетëнку подняться в воздух, а затем ровно поплыть над землёй в сторону тёмного проулка меж домами, где по-прежнему стояла её предполагаемая владелица. Когда ноша преодолела примерно половину всего пути, потерявший свою добычу вор подал признаки жизни. Держась за расшибленные в кровь лицо и лоб, он сел, неуверенно огляделся и, должно быть, увидев как неодушевлённый предмет самостоятельно плывёт над землёй, испуганно чертыхнулся, а сразу после, с заметным трудом перебирая коленями, пополз к углу дома, возле которого упал, и вскоре скрылся с глаз.       Вирили заставила корзину замереть перед незнакомой девушкой, однако та не спешила принимать своё возвращённое имущество. Глаза её в темноте оставались не видны, но лицо точно было обращено к Вирили. «Крестьянка», — подумала она, понимая, что незнакомка глубоко и искренне негодует из-за происходящего. Ослабив действие чар, Вирили приказала корзине просто опуститься на землю, а сама повернулась и, снедаемая непривычным (для своей личности) неудобством, продолжила путь к дому.       Был сделан всего один шаг, когда сознание сотрясло головокружение. Ноги перестали ощущаться, и Вирили внезапно обнаружила себя стоящей на коленях, в которых притуплённо ощущалась боль сильного, пришедшегося на них ушиба. Мостовая стала зрительно приближаться. Поняв, что падает, Вирили опёрлась на руку, крепко сжала зубы и призвала себя бороться со слабостью. Получилось — успевший смазаться взгляд сконцентрировался, явил достаточно чёткую картинку, и первым увиденным девушка обнаружила перед собой босые ноги в плетëных сандалиях, да мятый подол серого платья.       — Что с тобой такое? Всё хорошо?       По голосу Вирили поняла, что говорит та девчонка, чью корзину она спасла от похищения. Ну да, кому же ещё быть? Впрочем, надолго это внимание не заняло. Гораздо больше её тревожило, что настолько простейшие, связанные с телекинезом заклинания навлекли на всё тело такую жуткую слабость. В голову полезла непрошенная паника. Неужели это теперь всегда так будет? Если во всём этом повинно влияние проклятых реликвий Кассиана… «Лучше бы сидела дома!» — мысленно теперь уже закричала Вирили на саму себя, повторяя не раз посетившую её за последние часы мысль.       Заставив себя успокоиться и твёрдо замереть на коленях, она подняла взгляд по направлению к дому, а руку с по-прежнему зажатым в ней свёртком с травами подняла к лицу. Нисколько не успевший ослабнуть травяной дух, как и прежде, удачно прогнал из разума слабость, а телу придал бодрости, однако эффект уже ощущался немного слабее — вероятно, скоро организм привыкнет к этому фокусу и не сможет реагировать на него достаточно сильно, чтобы держаться в искусственном тонусе.       — Тебе плохо? Давай-ка помогу.       Вирили не просила тащить её вверх, но именно это с ней и сделали. Она с трудом осознала, что опять стоит на ногах, перед глазами вовсю маячило лицо незнакомки. На секунду зажмурившись и сразу открыв глаза обратно, Вирили заставила себя сосредоточиться и рассмотреть последнюю внимательнее. Тоже данмерка, остриженные у плеч волосы на перешейке меж рыжим и каштановым оттенками, глаза тёмно-малинового цвета, стройность и гладкость лица говорили о совсем юношеской молодости. Иными словами, как Вирили и успела предположить, ещё девчонка.       — Слышишь меня? Эй?       «Слишком много вопросов за одну жалкую минуту», — подумала Вирили, но заставила себя смягчиться. Раз уж решила ввязаться, то теперь предстоит принимать благодарности… и ответную помощь.       — Слышу, — выдохнула она, стараясь не потерять достигнутого сосредоточения. — Я в порядке.       — Да не похоже, — парировала незнакомка. — Тебя всю трясёт. Ну-ка, давай за мной.       Хотелось сопротивляться, настоять на своём, но сцепившая тело немощь яростно требовала расслабиться и подчиниться себе. Вирили с практически полным отчаянием готова была проклинать своë нынешнее состояние. Знала бы она, что ей может стать хуже после применения настолько простейших чар, не стала бы отказываться от помощи С`Заварра и носильщиков. С другой стороны, воспоминания о ломящейся всеми возможными способами спине ставили этому убеждению шаткий противовес. Вот и решай, что хуже: быть слабой и не способной даже стоять самостоятельно, но упрямо и с гордым достоинством терпеть это неудобство или позволять сюсюкаться с собой, как с каким-то малым дитём, коим Вирили себя не считала дольше, чем жила на этом свете.       Всё-таки решив не противиться и смириться с превосходством слабости, она позволила довести себя до… проклятье, она даже не смогла понять в какую сторону девчонка ведëт еë! Вирили обнаружила перед собой дверь того дома, что располагался слева от тёмного проулка, из которого, собственно, появились и вор, и её нынешняя спутница. Незнакомка была рядом и громко звенела чем-то в руках. Присмотревшись, Вирили поняла, что она перебирает собранные на небольшой связке ключи.       — Мама, отец! — громко позвала девушка, резво воспользовалась одним из ключей и толкнула дверь, после чего сразу же метнулась обратно к Вирили. Не спрашивая разрешения, она достаточно уверенно обхватила её за плечи и потянула за собой, переводя через порог. — Помогите мне, пожалуйста.       — Что там, Э́ви? — послышался в ответ хрипловатый мужской голос, оборвавший её слова. — Кто там вопил во всю глотку снаружи?       — А это кто с тобой? — прервал говорившего теперь уже женский, но всё равно незнакомый тон. — О, Азура, бледная-то какая! Веди её сюда скорее!       Вирили с трудом улавливала отдельные слова и детали происходящего, но последний прозвучавший голос расслышала чётко. Она бледная? Неужели ей настолько плохо? Да, чувство слабости говорило само за себя, но разве могло всё быть так паршиво, чтобы проявиться внешне?       — Пьянчугу что ли в дом затащила, Эви? Куда это годится, вообще?       — Нет, отец, я встретила её на улице. Ей плохо стало. Она едва на ногах стоит.       — На ногах могут плохо стоять только из-за любви к стакану, так что…       — Се́лдин, ты сперва присмотрись, тогда, может, отличишь пьяную от беременной.       Блаженство долгожданной, повисшей после этих прозвучавших слов тишины нарушилось пониманием того, что платья, похоже, стали недостаточной защитой для сокрытия положения. Сперва слуги в поместье Кассиана, а теперь… какие-то незнакомцы! Вирили готова была прямо сейчас заверить саму себя, что эту ночь можно смело назвать для неё проклятой. Что же ей так везёт влипать в неприятности, когда это менее всего нужно?       Её усадили во что-то мягкое и глубокое. Наверное, кресло. Где бы именно она ни оказалась, здесь было тепло, даже излишне жарко, но за этим небольшим неудобством явственно ощущался домашний уют, пусть и чужой. Так слепо доверяться непрошеной помощи было просто до невозможности унизительно, однако Вирили пришлось смириться с тем, что лучше уж принять подмогу, чем уступить слабости окончательно и… она даже не знала, что могло с ней произойти в таком случае, и эта неизвестность, если откровенно, сумела её напугать. А вдруг всё серьёзнее, чем она предполагала? Вдруг эта ошибка — не только что оказанная помощь, а, опять же, необдуманный надлежащим образом визит к Кассиану — обернётся чем-то непоправимым для неё или, что хуже, для ребёнка?       — Мать твою Шеогоратову, — прошипела Вирили, чувствуя как прежний само-укор перерастает в сожаление с отголосками полноценного отчаяния и даже истерики. Ну почему всё, что она за сегодня сделала и совершила так подло обернулось против неё?       — Так-так, ну-ка давай без тёмных имён мне тут, — почти сразу послышался рядом женский голос — тот, второй, что разоблачил её бремя. — Эвиа́на, принеси воды, а ты, Селдин — мой алхимический набор из подвала.       На эти слова ответили два почти единовременных «да», только первый голос добавил к нему «мама», а второй полноценное имя, кажется, прозвучавшее как «Орве́ни». Размеренно взвесив в плывущей голове всë услышанное, Вирили отметила для себя, что находится в обществе трëх теперь уже не совсем незнакомцев. Видимо, небольшая семья.       — Вот вода, мама, — через какое-то время вновь послышался голос молодой данмерки, явно приходящейся двум других дочерью. — Смотри, это она в руке сжимала, пока не выронила.       Вирили пошевелила пальцами обеих рук и поняла, что девчонка, похоже, имеет в виду свëрток с травами, доставшийся от Машари. Она и не заметила его пропажи.       — Надо же, — с явным восторгом протянула женщина, которую, как подсказывало услышанное, звали Орвени. — Ух, не ожидала увидеть эвкалипт из каджитских земель. Здесь ещё и морозные травы Скайрима! Чудный состав и сильнодействующий. В моих запасах такого нету.       — Ты сможешь ей помочь?       — Боги помогут, а я лишь посодействую. Сейчас отец принесëт всë нужное и видно станет. Знаешь, Эви, вскипяти пока воду. Замочим это всё и запарим — получится прекрасный компресс.       Вирили могла бы сказать, что еë затошнило от беспрерывно звучащей чужой болтовни, да вот только ощущение в желудке и под языком были, скорее, более классического происхождения, лишний раз подчëркивая глубину поразившего тело недуга. Не хватало ещё так опозориться в глазах… этой троицы. Вот серьёзно, просили их лезть? В последний раз еë рвало давно — примерно когда семя Арнэлия пожелало подтвердить своë успешное укоренение в ней, вызвав соответствующую реакцию.       По лбу, чуть задев волосы, проскользнула нечто шершавое, похожее на чужие пальцы. Первое прикосновение было простым, а последующее оказалось сопровождено чем-то мягким, влажным и прохладным, больше походящим на тряпицу. Вирили не ощущала жара, но признала, что оросивший кожу хлад был по-настоящему приятен. Повторное аккуратное движение вдоль линии лба даже принесло облегчающее удовольствие. По разморëнному слабостью телу пробежали волны мурашек, показавшиеся сейчас колючими и неестественно знобящими, но в приятном смысле.       — Селдин, где тебя носит? — громко и с ярким недовольством гаркнул всë тот же женский голос.       Уже чуть более здраво и ясно реагируя на происходящее, Вирили смогла разлепить заметно отяжелевшие веки и сосредоточить взгляд. Взору предстала скромная комнатка почти идеальной квадратной формы. Из мебели здесь имелся не менее квадратный стол с приставленными к нему тремя стульями, невысокий стеллаж, забитый посудной утварью и… всё, больше ничего. В боковой стене по левой стороне обустроился полыхающий углями камин, а чуть дальше виднелось начало узкой лестницы, ведущей, должно быть, на второй этаж. С правой стороны не было ничего, кроме одинокого окна с заметно обветшалым подоконником, да входной двери. Вирили сделала скорый вывод, что и она сама, и занятое ею кресло располагаются в дальнем от входа углу помещения, являющегося, судя по всему, одновременно и прихожей, и гостиной, и столовой, а, может заодно, и кухней.       — Вот, Óрви, держи.       Только после этих прозвучавших слов Вирили обратила внимание на находящиеся в комнате фигуры. Несколько раз моргнув и тем ещё больше очистив взгляд, она изучила каждую детальнее. Девчонку удалось узнать сразу, а вот два еë родителя заняли внимание чуть больше. Отец небольшого семейства — зовущийся, как стало понятно, именем Селдин — оказался высоким в росте и с крепкой на вид фигурой; волосы у него были тëмные, но с уже заметной проседью, вытянутое и строгое лицо покрывалось неровными рядами мелких морщин, а внизу венчалось остро-выбритой бородкой. Его супруга же казалась в разы моложе: кожа у неë была гладкая, а единственная морщина сейчас сложилась на лбу, но и то, наверное, из-за глубокой сосредоточенности; лицом и цветом глаз она во многом походила на дочку, только волосы носила полностью рыжие, почти огненные. «Как у Арнэлия», — зачем-то подумала и сравнила Вирили, после чего сразу прикрыла глаза и постаралась примириться с полу-абсурдным фактом, что все и каждый в этом городе вдруг почему-то захотели о ней позаботиться и чем-то помочь.       — Эвиана, что с ней случилось-то? — вопросила Орвени, в очередной раз проводя мокрой тканью по лбу Вирили.       — Скорее, что со мной случилось, мама, — отозвалась еë дочурка. — Я несла овощи с огорода, как ты просила, вышла за калитку, а тут какой-то н’вах мимо меня промчался, выхватил корзину и кинулся бежать на улицу.       — Так это ты кричала? — вклинился в разговор еë отец с ярым возмущением в голосе. — Ну и где этот поганец? Клянусь, если это опять тот мальчишка, что таскал у нас зерно прошлой осенью…       — Нет, пап, это не он. Этот был старше, причём, намного. Я за ним бы не угналась, а на улице, куда он побежал, как раз она попалась.       Из под полуприкрытых век Вирили заметила, как девушка бесцеремонно указала на неë рукой. Вот тебе и истина: она страдала из-за жалкой груды каких-то спасëнных от похищения овощей.       — Колдунья она, — в голосе девчонки зазвучал искренний восторг. — Я и моргнуть не успела, а она уже заставила землю стеной перед этим гадом выстроиться, он в неë и врезался, расшибся, бросил корзину и побежал дальше без неë.       — Вона как, — протянул отец. — Колдунья, говоришь? Нехорошо это, Эвиана. Сама знаешь почему.       — Селдин, прекрати, — оборвала его супруга. — Благодарности за доброе дело заслуживают все, даже заблудшие души.       Этого странного комментария Вирили не поняла совершенно. Заблудшая? Это она-то? Со стороны могло показаться, что мать семейства за считанные минуты знакомства прозрела еë насквозь и узнала обо всëм самом тайном, начиная с ранних, связанных с Обливионом, проводимых Вирили исследований и заканчивая нынешней более чем прямолинейной связью с одним из его обитателей.       — То есть, вы предпочли бы, чтобы нас ограбили? — недовольно выговорила девушка, чьë полное имя, как уже стало ясно, было Эвиана. — Между прочим на грядках почти ничего не осталось. Не знаю как вы, а я с голоду помирать не хочу.       — Ладно, Эви, я тебя услышала, а отец смирится, — ответила Орвени. — Где эта злосчастная корзина-то? Несите еë сюда, мне к утру надо успеть всë сготовить для увечных в храме.       Вирили предпочла не слушать ворчание, с которыми отец маленькой данмерской семьи выходил и заходил обратно, чтобы занести в дом спасëнную ею корзинку с продуктами. Да и полноценной возможности этого, откровенно говоря, не нашлось, так как его дочка и жена плотно насели на неë со своими хлопотами. Запахло знакомыми травами, но теперь в разы сильнее. Орвени неспроста что-то говорила про компресс — вскоре нечто влажное и тëплое легло на лоб. Не успела Вирили свыкнуться с этим, как ей чуть ли не к самым губам поднесли глиняную чашечку, наполненную каким-то душистым раствором.       — Пей, легче станет сразу и тебе, и малышу, — почти приказным тоном проговорила Орвени.       Смирение и в то же время откровенное безразличие ко всему происходящему достигли апофеоза. Уже искренне не зная, за что судьба распорядилась приговором — оказаться в руках каких-то простолюдинов, Вирили просто подчинилась, тайно продолжая мечтать поскорее оказаться дома, в кровати. Нет, естественно, она понимала и осознавала риск как для себя, так и для ребëнка, однако стороннее вмешательство, выставляющее еë слабой и неспособной действовать самостоятельно от этого не переставало раздражать, буквально дразня личное самомнение, которого прежде не доводилось стыдиться. Всё, что Вирили делала раньше, и какие решения принимала оборачивалось ответственностью лишь перед самой собой, а теперь… Чувствовать беспомощность и неспособность нести полный ответ за всё совершаемое было даже унизительнее, чем выслушивать Арнэлия с его возвышенными суждениями и презрительным отношением. И ведь именно теперь, неся перед ним ответ — свою долю договора — она чувствовала, что взаправду оказалась неспособной к тому, на что согласилась, и это только усугубляло рану поверх гордости.       — Эй, ты не спишь?       Она не спала — нет, просто позволила себе слишком глубоко задуматься. Выйдя из транса мыслей, Вирили огляделась, попутно отмечая для себя, что мешающая концентрироваться слабость ощутимо рассеялась. Как ни странно, в комнате не было ни Орвени, ни Селдина, только Эвиана. Девушка стояла рядом и таращилась на неë во все глаза, будто видела диковинного зверя.       — Нет, — выдавила Вирили и, в полной мере прочувствовав частичное возвращение сил, села глубже в кресло, форма которого, надо отметить, оказалась весьма удобна и не стесняла движений с учётом объëма живота. Всë ещё тëплый компресс чуть съехал со лба, и она поспешила его поправить.       — Спасибо тебе большое, — Эвиана заметно замялась и потупила взгляд в пол. — Я так и не сказала тебе этого. Надо было, наверное, сразу, да?       Вирили предпочла не отвечать — ей было всё равно. Впрочем, от самой благодарности отказываться она не собиралась. В конце концов, нынешнее еë состояние было во многом зависимо от пережитого и осуществлëнного желания помочь. А вот жалеть о принятом решении или нет — это уже вопрос.       — Тебя как зовут? Я Эвиана, а семью нашу зовут Авáни. Мои отец и мать — Орвени и Селдин.       — Я слышала, — заверила еë Вирили, стараясь не сталкиваться взглядом с прилипчивыми и, несомненно, излишне-любознательными глазами девчонки. — Я Вирили.       Говоря, она почти спустила с языка и имя собственного отца, но тут же осеклась и свела интонацию уже сказанного в наигранное откашливание. Звучало резонно, но теперь имя Нелорен действительно стоило относить только к отцу, ну или к другим возможным родственникам. Как и упоминание Великого Дома Телванни. Более того, нечего этой простолюдинке знать слишком много. Кассиан хотя бы знал, когда надлежит держать язык за зубами, а эта… Вирили ещё раз, быстро и оценивающе, оглядела новую, но не самую желанную знакомую. На вид Эвиане можно было дать едва ли два десятка лет жизни.       — Ви-ри-ли, — тем временем по слогам повторила девчонка. — Мне нравится твоë имя. Я благодарна тебе, честное слово.       Вирили тихо фыркнула, ещё раз напомнив себе, что своим вмешательством спасла глупые овощи. Вот если бы на кону стояла жизнь Эвианы… Ну, может быть, тогда бы она рассуждала чуть иначе — не так сильно жалела бы о потраченных силах и принятом на себя риске.       — Ты колдовать умеешь, да? — Эвиана наклонилась ближе к лицу Вирили, облокотившись на спинку кресла. — Я видела. Это было здорово, я даже не рассчитывала когда-либо увидеть что-то такое.       Вирили поняла, что долго этого трëпа не выдержит. Не хватало ей ещё развлекать всяких фермеров тем, что они считают забавными фокусами, а не полноценным и сложным в освоении искусством. Для такого рода деятельности в Блэклайте наверняка проводились ярмарки и работали какие-нибудь уличные шуты.       — Мне домой надо, — коротко и уверенно произнесла Вирили, отталкиваясь, чтобы встать с кресла. — Спасибо, что помогли, но дальше я сама.       — Мамины знания никогда не подводили, — как ни странно, Эвиана не стала спорить, а, наоборот, даже подала ей руку, чтобы помочь. — Она в храме часто помогает носящим, толк в этом знает. Тамошний Старейшина всегда зовёт еë, если у рожениц или близких к сроку случаются осложнения, — девушка несильно взяла Вирили за кисть правой руки и сделала первый шаг вместе с ней. — Ты тоже приходи, если малыш забеспокоится.       — В храм? — Вирили выпалила это инстинктивно, невольно вложив в слова всë своë презрение к священным местам, куда ходили только суеверные. Поняв, что дала усталости и раздражению излишне повлиять на себя, она тихо вздохнула и продолжила уже спокойно, тщательно подбирая слова. — У меня такое в первый раз. Я просто устала, не контролировала себя, вот последствия и появились.       Забавно, что Вирили и сама в эти слова не особо-то верила, а почти придумывала на ходу. Она всё ещё не сомневалась, что упомянутые «последствия» имеют общие корни с тем трижды уже ею проклятым Сигильским Камнем, к которому дитя Арнэлия неосознанно потянулось мыслями и сутью прямо из еë чрева. Предположение, что сила артефакта из коллекции Фабия повлияла на неë саму серьёзнее, чем она представляла, по-прежнему сильно беспокоило, даже откровенно пугало. Предстоящее разрождение пророчило наступить всего лишь через четверть года, и если всё это время ей придётся переносить такие вот нападки слабости…       Вопреки гордости и только что сказанному, Вирили признала, что без помощи может не обойтись. Одних имеющихся, полученных из книг знаний могло быть недостаточно, и если уж ей довелось найти знакомство с этой семейкой… Глупо отказываться от помощи, особенно, в еë ситуации. В их с Арнэлием точнее.       От мыслей о дреморе Вирили резко стало по-настоящему злостно. К чему этот демон обременил еë столькими заботами и тревогами, если сам хотел получить ребëнка. Вот где его сейчас Дагон носит?! Мог хотя бы раз проявить себя за минувшие месяцы.       — Я обращусь к твоей матери, если будет нужно, — вслух подытожила она, отметив, что ничего особо страшного в этом очередном смирении нету. Машари ведь тоже действовала без еë прямого одобрения, но оказалась весьма полезной и назначенный ей Кассианом долг исполнила в точности.       — Мама не откажет, — заверила Эвиана, после чего как-то нервно огляделась и перешла на шëпот. — Ты не принимай близко к сердцу еë слова про твоë чародейство. Они с отцом оба считают, что магия — плохой удел.       Не ожидая услышать подобного, Вирили всё-таки посмотрела девчонке точно в глаза. Какая-то слишком противоречивая складывалась картина.       — Разве в храмах нет целителей? — не удержалась и спросила она. — Как же твоя мать относится к ним, в таком случае?       Эвиана заметно поменялась в лице, будто хотела сказать что-то важное, но не успела. Взгляд еë глаз дëрнулся выше. Вирили и сама расслышала где-то позади гулкий топот ног.       — Ну, как она? — похоже, Орвени спускалась с верхнего этажа дома одна, без мужа.       — Домой просится, мам, — сразу ответила Эвиана. — Можно я еë провожу? Ну, просто, вдруг чего?...       — Только осторожнее, Эви, — одобрительно кивнула данмерка и перевела взгляд с дочери на Вирили. — Ты далеко живëшь? Какое дело тебя, вообще, занесло так поздно на улицу? — внимательные глаза женщины на секунду скользнули вниз, чуть задержались и поднялись обратно. — Платье-то какое… Да ты, смотрю, не из неимущих.       Вирили жутко захотелось сказать что-нибудь вроде «не твоë дело», и это касалось бы обоих вопросов Орвени, но она удержала личное недовольство на языке невысказанным. Во-первых, не хотелось лишний раз грубить — всë-таки они ей помогли по доброй воле, как и она Эвиане совсем недавно, а во-вторых, не хотелось просвещать всë семейство Авани в том, что они, по сути, соседи.       — Недалеко, — увернулась от глубины вопроса Вирили и привычно оттянула ткань упомянутого платья, чтобы то не слишком плотно прилегало к округлости живота. — Спасибо за помощь.       Не дожидаясь ещё каких-либо лишних слов, она осторожно двинулась к двери. Эвиана почти сразу поспешила вцепиться ей в руку и пойти рядом, без особой надобности придерживая, но Вирили удалось успеть отметить, что из ног немощь улетучилась почти полностью, остался только тихий еë отголосок.       — Вот, немного осталось, мы не всë с мамой использовались.       Словно угадав приблизительное направление еë мыслей, Эвиана вытянула перед Вирили руку. В пальцах у неë оказался тот самый свëрток трав, только примерно вполовину истончившийся. Тем не менее, запах оставался сильным, и Вирили, даже не успев взять подарок Машари, почуяла резкий и бодрящий дух.       Они вновь оказались на улице. Ночь всё ещё властвовала над миром, и рассвет, кажется, пока не стремился исправить этого. Вирили хмуро предположила, что с учётом всего случившегося, теперь проваляется в кровати до позднего дня, если не больше. Впрочем, не то чтобы это было серьёзной проблемой.       — Ну, в какую сторону? — довольно жизнерадостно и целеустремлëнно поинтересовалась Эвиана, так и не отпустившая еë руки.       Вирили могла бы попросить еë отстать и не помогать, однако совсем не хотела утяжелять и без того накрученные нервы. Ну, задержалась она немного из-за того, что оказала незнакомке маленькое одолжение; ну, побыла немного в непрошеном обществе соседей-простолюдинов — не так уж страшно, если подумать. Хотя, излишняя ворчливость Орвени и Селдина (и заметное религиозное слабоумие, к слову, тоже), надо признать, оставалась ей неизменно неприятна. А вот Эвиана… Настырная девочка, но заметно раскрепощëннее обоих родителей. Просто молодая ещë и необразованная наверняка. «Пусть хоть она знает», — решила Вирили про себя.       — Я сейчас там живу, — она указала рукой выкупленный на деньги Кассиана дом, до которого идти пешим шагом надлежало не более пары минут. — Только не треплись об этом своим, если можно.       — Так близко? — Эвиана, кажется, не заметила еë наказа. — Так ведь это же старое поместье каких-то высоких лордов из Хлаалу, — девушка стала заметно серьёзнее лицом. — Ты из них что ли? Родственница?       — Нет и слава Святым, что так, — со слабой усмешкой ответила Вирили. Будь она по-прежнему из Телванни, и сравнение с изгнанниками-торгашами из Хлаалу было бы почти оскорблением еë достоинства. — Я же сказала, что сейчас там живу. Это временно, скоро уеду отсюда.       Последние сказанные собой слова показались излишне само-ободряющими. Не стоит забывать, что сценарий на ближайшие месяцы оставался пока что неясным до конца. И тревожным…       — Я и не замечала, что там кто-то поселился, — сказала Эвиана. — Света свечей никогда не было видно.       Устав ждать, Вирили медленно направилась к дому, и девушка почти сразу вернулась к своей навязанной роли провожатого, начав двигаться чуть впереди неë и всё также придерживая за одну руку, словно натренированная никс-гончая, ведущая слепца.       — Я почти не пользуюсь свечами, чаще использую заклинания, — сама не зная зачем именно, пояснила Вирили, и неприятное предчувствие насчëт лишних слов оказалось верным.       — А можешь показать? — едва ли не с мольбой попросила Эвиана.       Подавив раздражëнный вздох, Вирили ускорила шаг, призвав к тому же и непрошеную спутницу. Девушка заметно разочарованно вздохнула, но всё равно не замолчала:       — Наверное, это здорово — уметь колдовать. Мне одна жрица в храме говорила, что простейшим основам научиться может каждый, а дальше всё как-то зависит от крови и врождённой предрасположенности.       Вирили не желала отвечать, но мысленно подтвердила еë слова. Да, примерно так всë и было, только у Телванни предрасположенность и кровь давно связались в одну нить из-за вековых поколений и целых династий колдунов.       — Но мама и папа тоже частично правы, — продолжала Эвиана. — Магия может быть опасна, если находится в чëрных руках и чëрных умах. Мама и папа говорят, что всякие злодеи заключают кровавые договоры с ещё более злыми даэдра, обретают силу и потом чинят беззаконие.       У Вирили неприятно зашумело в ушах, но повинна в этом точно была не еë вчерашняя беспечность. Было равно смешно и одновременно унизительно. А слышать такое от глупой девчонки, которая не видела мира дальше огорода, жизни дальше домашних обязанностей и не имела желаний больших, чем уроки родителей… Нелепо придавать еë пустому мнению вес.       — Почти весь наш народ молится даэдра, если ты забыла, — всё-таки подала голос Вирили. — И поверь, глупо делить их на плохих и хороших, как это делает Храм Истребований и как делали при Трибунале. Даэдра способны на многое и потому могут многое предложить, — почуяв в собственных словах излишний фанатизм, она опустила взгляд к своему животу и, помедлив секунду, добавила, — А верить им или соглашаться на их условия — это уже личное право каждого.       — Жрецы говорили мне, что Матерь Роз, Азура, создала нас способными на добро и правильный выбор при плетении наших судеб, а мои отец и мать, кстати, застали Храм Трибунала, даже ездили в Вивек на поклон к Богу-Поэту, — Эвиана на секунду замолкла и даже чуть-чуть замедлила шаг. — Открою тебе маленький секрет: я иногда в молитвах про себя поминаю Святого Сота Сила, чтобы его дух меня чему-нибудь обучил. Я, конечно, многое умею, но хочу уметь больше.       Одной этой фразой она заставила Вирили усомниться в недавно сделанном выводе. Надо же, учиться, значит, желание есть! Однако была в этих еë словах всё же одна глупость. Правда, винить стоило только излишне религиозный взгляд Эвианы, а не все устремления сразу. Из определённых особо-секретных записей в архивах Телванни Вирили знала, что некоторые члены Дома (не только еë бывшего, но и представители иных) располагали сомнительными слухами о том, что упомянутый сейчас Сота Сил вовсе не исчез при загадочных обстоятельствах, а был убит самой Альмалексией, и что последняя тоже пала насильственной смертью, но уже от рук смертного воина — Нереварина. Если говорить без прикрас, то на слова Эвианы хотелось дать сразу два ответа: что Боги Трибунала были не так уж святы, какими их знала паства, раз воевали друг с другом и даже умирали в этих битвах, и что они уже не слышат молитв в свой адрес, хоть и остаются как в памяти Морровинда, так и возвышенными до Святых, почитаемых наравне с Истребованиями.       — Жрецы, как и твои родители, правы лишь частично, — проговорила Вирили и остановилась, поняв, что они дошли до дверей еë дома.       — Жаль, что не можем поговорить сейчас. Тебе нужен покой, — стоящая рядом Эвиана оглядела сперва дверь, а затем вернула взгляд к Вирили. — Постой, у тебя на платье карманов же нету. Где ты носишь ключи?       Вирили почти поддалась глупому желанию улыбнуться, предугадывая реакцию девчонки на дальнейшее. Почти. Правда, задуманное также несколько напрягало, ведь ей предстояло вновь прибегнуть к магии, а последний подобный опыт обернулся неприятным эффектом. Но иначе внутрь было не войти. Очертив простейший жест над дверной ручкой, Вирили одними губами прошептала слова заклинания. Встроенный в дверь замок был сделан с автоматической защëлкой и снаружи его можно было закрывать без вмешательства ключей, а вот открывать — разумеется, наоборот. По правде говоря, сама Вирили такую защиту считала не очень надёжной, а сегодняшняя встреча с мелким воришкой ясно показала, что и в столице страны — под надзором Редоранов — не перевелась преступность, однако поддаваться паранойе за безопасность ей не хотелось. К тому же, этот дом был лишь временным пристанищем, а также приобретался и обставлялся не на её деньги, как бы цинично это ни звучало.       — Клянусь Святой Рилмс, — проронила Эвиана, — это невероятно!       Вирили толкнула отпертую дверь и вошла внутрь, оставив продолжающую шёпотом восторгаться спутницу снаружи. Не почувствовав слабости после применения чар и оттого позволив себе немного порадоваться, она обернулась, чтобы закрыть дверь, но сделала это не сразу. Стоящая за границей порога Эвиана таращилась на неё с практически сверкающим в розоватых глазах огнём то ли не утекающего восторга, то ли настоящего восхищения.       Между ними повисла странная пауза. Почему — Вирили не понимала. Наверное, дело было в переутомлении.       — Ещё увидимся? — прозвучал короткий вопрос снаружи дома.       Закрывая дверь, Вирили не стала никак отвечать, но почти дождавшись щелчка замка, зачем-то кивнула — просто в пустоту, Эвиана этого уже не могла увидеть. Убедившись, что створка полностью закрыта, Вирили развернулась, опёрлась о дверь спиной, тихо втянула воздух через нос и шумно выдохнула, выпуская из себя всё напряжение, а вместе с ним и любые рассуждения. Боги, как же она устала! Все мысли в голове, кажется, резко занялись одной единственной целью: добраться до кровати в спальне, лечь и провалиться в сон. Никаких сожалений, никаких дум, никаких воспоминаний обо всём за сегодня случившемся.       — Безумный день, — прошептала Вирили.       Под сердцем толкнулось сокрытое от глаз и мира тельце.       — Что ж, хоть кто-то согласен, — она сдавленно, но искренне усмехнулась и, направив в ноги остаток сил, побрела к лестнице на второй этаж.