A Vicious Circle || Порочный круг

Слова, как осколки, в душе сидят, И болью незримой все чувства гнут ────୨ৎ──── Солнечный луч, пробивающийся сквозь занавеску, уже давно рисовал на лице девушки теплые пятна. Сон был глубоким, сладким, полным нежных, почти забытых сновидений. Внезапно тишину комнаты разорвал резкий щелчок - дверь с другой стороны кто-то запер. Рейнелисс вздрогнула, открывая глаза. В ушах все еще звенел звук щелчка, словно эхо. Она приподнялась на локтях, оглядываясь по сторонам. Сердце билось чаще, будто от неожиданности запуталось в своем ритме. В комнате царила полумгла, но все же было достаточно светло, чтобы заметить, как занавески колышутся от легкого ветерка, проникающего через открытое окно. Тишина, прерванная только едва слышным шелестом листвы за окном, усилила чувство тревоги. Девушка невольно прислушалась, ожидая услышать какие-нибудь звуки с той стороны. Но там было только молчание. Вскочив с постели, сонная Рей подбежала и дернула ручку. Дверь не поддавалась. Девушка попыталась ещё раз, с усилием потянув дверь на себя. Но та стояла намертво. Валирийка почувствовала, как по спине пробежал холодный ручей пота. В тот момент донеслись приглушенные разговоры. Сначала это были отрывки фраз, неразборчивые слова, потерявшиеся в утренней тишине. Но постепенно голоса становились чётче, и Рейнелисс подбежала к окну. Во дворе суетились и сновали туда-сюда «Зелёные» плащи. – Неспроста это всё. Рейнелисс не считала, сколько времени прошло. Непонятно откуда взявшийся насморк мешал спокойно сделать вдох. Шум под окнами окончательно стих, впуская в комнату привычную тишину. Мир вокруг замер, растворился в сером тумане, а тело Рей, словно погруженное в холодный, густой сироп, превратилось в чужеродное, неподатливое. Тяжесть, давящая на грудь, спускалась вниз, в ноги, сковывая движения, лишая сил. Пальцы, озябшие и неловкие, медленно, с усилием, тянулись к столу. Каждый сустав, каждая кость сопротивлялась, словно не желая подчиняться приказу мозга. Наконец, рука достигла цели, и холодные пальцы ощутили тонкий, шелковистый носовой платок. Она, с неимоверным усилием, подняла голову, и в этом простом движении чувствовалась вся тяжесть мира, вся безысходность её состояния. «Заболела?» Платок, пропитанный холодным потом, прижался к лицу, принося мгновенное, но кратковременное облегчение. Голова, словно заполненная раскаленным песком, начала пульсировать. Сначала это была небольшая дрожь, неприятная вибрация, но с каждой секундой она усиливалась, перерастая в тупую, назойливую боль. Казалось, что каждый удар пульса раздробляет череп на кусочки, а каждая мысль становится острой, невыносимой иголкой, впивающейся в мозг. Девушка прижала пальцы к вискам, стараясь унять пульсацию, но боль только усиливалась, проникая глубоко под самую подкорку. Ноги, еще недавно твердые и надежные, превратились в безжизненные бревна. Тяжесть, сползшая с плеч, словно тяжелый плащ, обрушилась на колени, выбивая из-под ног почву. Мир вокруг закружился, и валирийка почувствовала, как её собственное тело начинает шататься. Казалось, что земля под ногами проваливается, унося с собой последние остатки силы. Её пальцы инстинктивно потянулись вперед, ища опору. Холодная стена встретилась с ее ладонью, словно последний оплот в бушующем море слабости. Она уперлась на неё с безудержной силой, с отчаянной мольбой о поддержке. «Если мне не изменяет память, то люди как-то иначе болеют.» Кости, словно состаренные деревянные брусья, начали ныть от невыносимой боли. Она была не острая, пронзающая, а глубокая, расползающаяся по всему телу тупая ноющая. Рейнелисс чувствовала, как каждая кость в теле вибрирует и содрогается. Словно каждая косточка отдельно требовала отдыха, умоляла о прекращении этого бесконечного мучительного движения. Это была выворачивающая наизнанку боль, которая проникала в глубь, в самый центр бытия, лишая сил. Спустя какое-то время неумолимая боль переместилась в живот. Сначала это было нежное пощипывание, словно в нем просыпалась невидимая живая тварь. Но постепенно пощипывание переросло в тупую, неотступную боль, которая сжимала внутренности в железный кулак. Валирийке казалось, что её живот наполнен острыми камнями, которые неустанно терелись друг о друга, нанося неизгладимые раны. Дыхание становилось поверхностным, прерывистым, и каждый вдох отдавался резкой болью в животе, напоминая о том, что её тело превращается в поляну для неумолимых мучений. Снова послышался щелчок с другой стороны двери и та отворилась, впуская в комнату человека, которого девушка сейчас хотела видеть меньше всего. – Тебе плохо, Рейнелисс? - показушно обеспокоенный, но неподдельно удивленный голос королевы разрезал стоявшую тишину. «Нет, мне просто чертовски нравится обниматься со стенами!» Принцесса, с усилием оторвав руку от холодной стены, попыталась встать ровно. Показывать перед Алисентой момент слабости не хотелось. Ноги дрожали, подкашивались, но она упорно пыталась удержать равновесие. Тупая боль всё ещё пульсировала внутри. С неимоверным усилием Рей выпрямилась и прижала руку к животу. – Надеюсь у вас найдется объяснение утренней выходке. - проигнорировав вопрос женщины ответила девушка. – Это была необходимая мера. – И что же сподвигло Вас запереть меня в комнате, а потом лично сюда явиться? Что за странное проявление заботы, Ваше Величество? - боль, словно шторм, пронеслась над ней, оставив после себя пустоту и дрожащие остатки сил. Рейнелисс попыталась сделать шаг, но ноги подкосились, и она была на грани того, чтобы упасть. С невероятным усилием она всё же вновь выпрямила спину. Протянутые королевские руки помощи девушка отвергла, неопределенно махнув в воздухе ладонью. – Его Величество, король Визерис.. Отошел в иной мир. Жар, словно волна из расплавленного металла, прокатился по телу, оставляя за собой липкий, горячий след. Девушка чувствовала, как кожа горит, словно её подвергли непрерывному обжиганию. Дыхание стало частым и поверхностным, и она чувствовала, как пот льется с неё струями, смачивая волосы и одежду. Казалось, что тело превращается в печь, в которой горит неумолимый огонь. Внезапно жар отступил, сменившись ледяным, покалывающим холодом. Рейнелисс почувствовала, как лёд проник в нее сквозь поры кожи, пробираясь до самого сердца. Зубы стали постукивать друг об друга и она осознала, как же сильно тело дрожит от холода. Сжала руки в кулаки, стараясь согреться, но мороз не отступал. Казалось, что валирийка оказалась в ледяной пустыне, где она медленно замерзает. – Всё-таки нужно позвать мейстера.. - Алисента сделала шаг в сторону, чтобы дать служанке указания. – Не нужен мне мейстер! - голос срывается на крик и, уже вдовствующая, королева вновь обернулась на Рей с неоднозначным выражением лица. – Я в порядке. Было видно, как сомневается в этот момент Алисента, но она всё же не стала настаивать на своей помощи. Рейнелисс уже отвергла её оба предыдущих раза. – Я знаю, что не могу просить тебя отречься от Рейниры, от собственной матери. Его Величество назвал её наследницей железного трона, будущей королевой. Но, Рейнелисс.. - прохладная ладонь королевы накрыла руку девушки. – Это было очень, очень давно. Осознание, к чему именно ведёт Алисента, пронзило воспаленный мозг. – Я не преклоню колени перед Эйгоном, если Вы хотите попросить меня именно об этом. - Рей отстранилась, больше не желая ощущать прикосновений вдовствующей королевы. Девушка сделала несколько шагов в сторону, преодолевая боль в ноющем теле. Если бы не её ослабленное состояние, это выглядело бы эффектнее. Сейчас же всё больше походило на побег раненной лани. – Характер у тебя такой же скверный, как и стрельба. Рейнелисс обернулась, посмотрела вслед уходящей женщине. Легкая ухмылка на её губах принесла с собой тревогу, в момент окутавшую девушку с ног до головы. Вбежавшей в покои Лейле было сразу же приказано отправиться на рынок за тем, от чего принцесса совсем недавно отказалась. Неграмотная служанка без лишних вопросов выполнила указание.

***

Солнце, уже высоко поднявшееся над горизонтом, пробивалось сквозь листву, создавая причудливые узоры на лесной подстилке. Воздух был наполнен запахом сосновой смолы, влажной земли и... Нервозности. Рейнелисс была под надзором уже несколько дней. На Драконий Камень никто её отпускать не собирался, ворона отправить так же не позволяли. Но больше всего девушку возмущало, что Делиона она так же не могла навещать. После коронации Эйгона было принято решение устроить королевскую охоту, чтобы отпраздновать такое событие. «Если я здесь не пленница, как было сказано, то почему за мной везде таскается вот это?» Позади плелся тучный, угрюмый мужчина. Теперь он следовал за Рей всюду, куда бы она ни пошла. Девушка надеялась непосредственно поучаствовать в этом сомнительном мероприятии, но Алисента явно дала понять, что к самому процессу охоты её никто не допустит. И всё же оделась Рей намеренно поудобнее. Воздух гудел от людского шума, смешанного с запахом дыма от костров и свежего мяса. На просторной поляне, усыпанной опавшей листвой, стояли множество столов, укрытых грубыми скатертями. На одном из таких уже разделывали небольшого кабана. Толстые куски летели на горячие угли, от которых поднимался густой дым. Рядом с мясом стояла корзина с хлебом и огромная чаша с медом. – Я тоже хочу. - произнесла Рейнелисс, останавливаясь возле обхаживающего лошадь Эймонда. Тот непонимающе уставился на неё, словно девушка сказала какую-то несусветную глупость. – Тоже хочу поохотиться. Сначала на его лице отразилось осознание, а после и сомнение. Всё-таки брать с собой валирийку было бы слишком рискованно, та ведь могла и сбежать. Пусть и недалеко. Губы мужчины приоткрылись, будто он пытался что-то сказать, но достаточно быстро сомкнулись обратно в тонкую полоску, как если бы он что-то внезапно вспомнил. – Хорошо. - брови Рей удивленно взметнулись вверх, - Приготовьте еще одну лошадь. «Он что, правда.. Согласился?» Лошадь двигалась по лесной тропе уверенной походкой. Её копыта мягко стучали по земле, создавая ритм, который сопровождал их своеобразную прогулку. В воздухе стоял аромат сосновой смолы и влажной земли, а солнечные лучи, пробиваясь сквозь листву, окрашивали лес в причудливые узоры света и тени. Запах показался Рейнелисс уж больно знакомым. Рядом двигался Эймонд, стараясь не опережать девушку. Твёрдо держал поводья, губы его были сжаты в строгую линию. Тишина между ними была напряженной, как натянутая струна. Рей чувствовала на себе взгляд своего дяди, холодный и проницательный. Она старалась не смотреть на него, но ей не удалось избежать его взора. «Следишь, чтобы я ничего такого не выкинула, да?» Внезапно, дядя резко дернул поводья. Конь замер, его ноздри расширились, он нервно бился копытами о землю. Эймонд спешился с лошади, его движения были спокойными и отточенными. – Спускайся. Пройдёмся пешком. Рейнелисс недоверчиво покосилась в его сторону, но просьбу всё же выполнила. – И как мне охотиться, если у меня даже оружия нет? - возмущенно воскликнула Рейнелисс. – Побегай за белками. Как поймаешь - души голыми руками. - лицо Эймонда осталось всё таким же непроницаемым. – Сейчас я хочу задушить только тебя. – Обязательно нужно на меня каждый раз тявкать? Казалось, что терпению мужчины постепенно приходил конец. Рейнелисс только и делала, что язвила да огрызалась с ним. Даже тогда, когда он сам ей не отвечал. Отношения между дядей и племянницей уже давно были не просто напряженными. Они пропитаны скрытой враждебностью, тяжелым грузом непрощенных обид и невысказанных слов. Лес, словно нескончаемый храм, раскинулся вокруг, его кроны переплелись в сложном узоре, затеняя землю от прямых солнечных лучей. Старые сосны, исполины, с могучими стволами и грозными ветвями, усыпанными изумрудной хвоей, стояли неподвижно, словно охраняя тайны леса. Их корни, проникшие в глубину земли, словно опирались на самые глубинные секреты природы. Птицы щебетали. Их песни сливались в мелодичный хор, который то замирал, то снова вспыхивал с новой силой. Ветер, проникая в лес, шептал свои тайны листве, заставляя ее шелестеть и колыхаться. Листья шуршали, словно шептали древние легенды, передаваемые из поколения в поколение. Тропы были устланы мягким ковром из опавших иголок, которые хрустели под ногами. – Почему так легко согласился? - внезапно спросила Рейнелисс. Мужчина одарил её вопросительным взглядом. – Охота. Почему разрешил и сопровождаешь? Совсем рядом зашуршали кусты. – Хотел поговорить с тобой. - Эймонд ответил не сразу. Чтобы дождаться от него хоть слово пришлось пройти около пятидесяти шагов вглубь леса. Он остановился. Рей повторила за ним. – Нам не обязательно быть врагами, - девушка видела по чужому взгляду как тяжело Эймонду даётся подобрать нужные слова. Сама же напряглась, с недоверием поглядывая из-под полуопущенных век. – Признаю, в чём-то по отношению к тебе я был.. не прав. Рейнелисс так сильно хотела рассмеяться диким, безумным смехом. – Ты так извиняешься за то, что вы сделали меня заложницей, но почему-то называете это предосторожностью? - Рей выставила руку перед собой, останавливая дальнейшую попытку дяди заговорить. - Или может за то, что назвал меня тогда шлюхой перед всеми? Хотя, возможно, это извинения за что-то другое, но этого "другого" так много, что я не смогу перечислить всё до самого заката! – За всё разом. - Эймонд всё ещё выглядел слишком спокойным для сложившейся ситуации, в отличие от Рейнелисс, готовой прямо сейчас разорвать его на мелкие кусочки и сделать приманкой для дичи то, что от него останется. Смех, похожий на треск льда под тонкой коркой снега, раздался в тишине. Он был резким, отрывистым, как крик, и в то же время неестественно высоким, как звон хрусталя. В нем не было радости, только пугающая пустота. Это был смех, рожденный не весельем, а болью, такой острой, что она заставляла мозг искать спасения в абсурдном. Губы растянулись в болезненной улыбке, глаза закатились, а тело содрогнулось, как от удара электрического тока. В каждом звуке этого смеха чувствовалась безысходность, словно человек, извергающий из себя не смех, а саму свою душу, разорванную на части. Постепенно успокоившись под неоднозначным взглядом дяди, девушка аккуратно вытерла выступившие на глазах слёзы. – Вот так у тебя всё просто, да? - Рей сделала несколько разделявших их до этого шагов навстречу к Эймонду, подняла к нему взгляд. Тот стоял всё так же неподвижно, подобно монолиту. – Я приму эти извинения, но только если ты прямо сейчас опустишься на колени и будешь молить меня об этом. Звук резко втянутого мужчиной воздуха резанул слух. – Что? Это не подходит для такого, как ты, да? Не хочешь унижаться? - терпение, как тонкая паутина, натянутая на краю пропасти, трепетало под напором невыносимых обстоятельств. С каждым новым словом нити этой паутины становились все тоньше и слабее. – А я унижалась. Просила тебя, умоляла! И что сделал ты? Её глаза, до этого влажные от сдерживаемых слёз, вспыхнули гневом. Губы, которые минуту назад дрожали от обиды, сжались в тонкую линию, а в груди зародилась ярость, которая перехлестнула через край. Валирийка подняла руку, не раздумывая, и ударила дядю по груди. Звук удара был глухим, словно удар по мешку с песком, но в нем чувствовалась вся её боль и обида. Рей толкнула его. Это был не сильный толчок, а скорее отчаянный жест, попытка отстранить мужчину от себя как можно дальше. – А ты ничего не сделал! Даже не попрощался перед тем, как меня сослали в Долину! - найдя в себе силы, Рей делает шаг назад. А затем еще один, ещё и ещё. – Даже чёртов Эйгон пожелал мне хорошей дороги. Она смотрела на Эймонда, словно ожидая реакции, какой-то эмоции, но он оставался абсолютно спокойным. В его безмолвном безразличии может и была скрытая причина, но разбираться в этом Рейнелисс не собиралась. Она почувствовала пустоту, холодную и пронзительную, как нож. Её гнев исчез, сменившись оцепенением, словно собственные эмоции отступили. «И зачем я только это говорила, если всё впустую? Поздно пытаться что-то изменить и стараться наконец достучаться до этого идиота.» Возвращались они в абсолютной тишине, думая каждый о своём.