
Метки
Описание
Родила царица в ночь не то сына, не то дочь... И назвала своего эльфёнка Сос'Ампту Бэнр. Малютка очень хотела стать большой и страшной, как настоящая женщина, но, кажется, у жизни на неё совсем другие планы.
Примечания
Какой бы апокалипсис ни случился, апдейт - каждую среду... сказала я, а затем не вывезла задачу "еженедельно нажимать на кнопку для публикации готового текста" (>_<)
***
Сестрицы Бэнр в полном составе (справа налево):
https://64.media.tumblr.com/740b3ee7c11919de01083b368290beaf/3c2b28564071c2db-3a/s2048x3072/bd2fb86113049fe1762eb19faef234957dc43724.jpg
Храбро прячется за старшей - взрослая версия главгерши;
Сидит на троне и осуждает - Триль;
Золотая женщина, рожа просит кирпича - Квентль;
В розовом/сиреневом (я хз, что это за цвет) - Блэйден'Кёрст;
В рыжем, пытается удрать обратно в Браэрин - приёмная девчонка, она нам не понадобится;
Присела отдохнуть где-то под Триль - Дук-Так.
Это сладкое слово "инициация" (12.1)
29 октября 2024, 01:06
Она ждала этого цикла Нарбондели. Ждала и… боялась.
Что-то может пойти не так. Всё может пройти именно так, как надо. Это может быть лучший момент её жизни, грандиозный триумф, сатисфакция за все былые унижения!..
Или сокрушительный позор.
— Ч-что мне делать? — спросила она решительно, грозно… Дрожащим от волнения голоском. — Раздеваться?..
Агентка Триль взглянула на неё, как на последнюю дуру, будто большей глупости и спросить нельзя.
Странно, что для такого дела Триль послала к ней капитаншу замковой стражи. В этом есть какой-то смысл? Можно ли найти фигуру менее подходящую для такого задания?
— Оставь это для… — капитанша осеклась, прикусив язык в последний момент, и левитировала подростку настоящую взрослую одежду, то ли не желая передавать в руки, невзначай касаясь столь ничтожной особи, то ли борясь с желанием швырнуть вещи прямо в лицо! А может и вовсе на пол!
Сос’Ампту нервно сглотнула и с какой-то стати учтиво поклонилась. Каких слов она едва не услышала? Что-нибудь из слухов, за которые Триль сурово карает, а затем яростно, круша всё на своём пути, во всех красках пересказывает юной подопечной, снабжая такими деталями, что Сос’Ампту дрожит от ужаса, лишь бы Триль не заметила её возбуждения? А может, капитанша хотела прокомментировать мужеподобность хилой, неразвитой девчонки?
— Дылда пятнадцатилетняя, — бросает капитанша сквозь зубы, — и без тебя вижу, что титьки уже выросли.
Сос’Ампту потянулась за настоящей взрослой одеждой, почти готовая зарычать от гнева. От гнева ли? Скорее от непонимания, а может и поистине эльфёночьей «обиды». Её будто только что унизили, и чем же? Тем, что она стала взрослой! Тем, что у неё растут груди, как у настоящей женщины! Разве не этого от неё все хотели?! Разве не того, чтобы из «мальчика» она превратилась в женщину?!
— Переодевайся давай, — угрюмо бросила капитанша и… Отвернулась.
Странно, наверное, так и надо делать? Конечно, Сос’Ампту всегда рада избавиться от чьего бы то ни было внимания, но прямо сейчас её одолевает неуместная мысль, будто «настоящая», общепризнанная женщина брезгует её недосамочьим видом.
Сос’Ампту с великим удовольствием стянула с себя то, что вечность назад было эльфёночьими штанишками и рубашонкой на вырост. Потопталась на обносках, совсем чуть-чуть, сама не зная, отчего. Натянула на себя свободное платье… И чуть было не разрыдалась от счастья, заметив, что одежда больше не стягивает грудь, а вагина будто обрела свободу, избавившись от плена оскорбительных штанов. Теперь, наконец, можно двигаться, сколько хочешь, не сходя с ума от постоянного возбуждения. Теперь взрослость свою можно проявлять, уединяясь с пальцами и хрустальным шаром, не путаясь в спущенных до колен обносках. Теперь… Теперь совсем другое дело!
Она вдруг почувствовала себя очень значительной, даже дерзнула выпрямиться во весь рост и с презрением глянуть на капитаншу, такую высокую… Пости одного роста с юной любимицей Триль, которой ещё расти и расти!
— Закончила? — капитанша вся пылала от неведомой претензии, глядя так, будто Сос’Ампту не посмеет покарать за этот непочтительный взгляд. В ответ она получила кивок, очень решительный и картинно дерзкий! Такой уверенный, что неприятельница, может, даже вспомнила на миг, с кем смеет препираться!
— Закончила, — подтвердила Сос’Ампту вслух, в шоке от самой себя.
— Ну и всё, — ответила та вместо прощания, развернувшись к двери.
— Всё?!
Капитанша остановилась уже на самом пороге и бросила устало, даже не потрудившись развернуться к пятой принцессе всем телом:
— Я сделала всё, что мне было приказано. Моя госпожа велела принести тебе взрослую одежду и объяснить, что это такое. Чего ещё ты от меня хочешь?
Сос’Ампту дар речи потеряла, уставившись в ответ во все глаза. Секунды раздумий вместили в себя десятки вопросов, сотни переживаний и тысячи неоправданных надежд. Она ведь представляла, как этот момент станет переломным в её жизни, а может и того больше — кульминацией её существования, причиной самого нахождения на материальном плане! Вот сейчас, прямо сейчас, в её комнату ворвутся все те, чьи лица она старательно пыталась забыть, и… Да драук побери, она бы не удивилась даже пиру в честь её взросления! Пришествию Блэйден’Кёрст — со слезами гордости в глупых глазах навыкате и поздравительными объятиями! Явлению Ауны, её бывшей, ничтожной воспитательницы, если та сохранила хотя бы крупицу разума в вечных пытках!
А о чём думала она ещё, считая бесконечные циклы Нарбондели до этого заветного часа?
Молясь, она представляла демонстрацию своих запредельных способностей всему замку — и все, конечно, мигом признают её, примутся аплодировать стоя, запишут в будущие козыри Дома! Терпя унижения, впадая в панику от всякого внимания, она мечтала, как теперь-то все посмотрят на неё новыми глазами, и сама она изменится до неузнаваемости, сходу превратившись в ту самую хвалёную «настоящую самку»! Трогая себя, она раз за разом возвращалась к странному, отвратительному, но безумно волнующему сюжету о самоуправстве служанок из популярных сплетен. Сос’Ампту принцесса, растущая тиранша, чей-то будущий кошмар! Неужели на всём материальном плане не найдётся ни одной выскочки, что захотела бы взять над ней власть, как над личным самцом, а затем вернуть должок, освободив от оков позорной «невинности»?
Но нет, ей просто брезгливо бросили взрослую одежду, будто подросток всего-навсего меняет одни обноски на другие.
— Ничего, — промямлила Сос’Ампту, вскинув разочарованный взгляд, — я только… Напомню. Соблюдайте замковый этикет. Я принцесса и дочь матроны, и не надо разговаривать со мной, как с униженной особой.
Бровь капитанши поползла вверх, а лицо странно вытянулось. «Да что ты говоришь!», — вот-вот сорвётся с её языка, а затем она примется хохотать на весь замок, и перескажет эту историю, да так, что зарвавшаяся соплячка умрёт со стыда!
Однако, случилось необъяснимое.
— Верно, госпожа, — ответила та с лёгким поклоном. — Простите мне эту дерзость.
Дверь закрылась с другой стороны, и Сос’Ампту обмякла, падая, где пришлось, и наверняка хватаясь за сердце. Всему есть объяснение: может, гнев Триль, а может и непосредственное божественное вмешательство. Эта её самоуверенная выходка повлечёт за собой последствия, и страшно даже вообразить, какие!..
Сос’Ампту думала об этом, всё явственнее замечая, что ей, на самом деле, всё равно. Она ищет всему объяснения просто потому, что привыкла так делать. Вечно она ищет всему объяснения, и, не находя их, списывает происходящее на прямую волю богини. Так и теперь: можно думать о своей ничтожности, а можно…
Сос’Ампту и сама не понимала, что заставляет её улыбаться, наверняка очень зловеще, и ликовать, да так, что сердце норовит пробить рёбра. Она проявила дерзость, или властность, или спесь — да какая разница, как это называется! Триль будет очень довольна. Матроне, быть может, донесут об этом эпизоде, и что-то из этого получится. А может, взрослая одежда и правда волшебная, вот она-то и влияет на забитую тихоню благотворно!
— Славься, великая Ллос, — пролепетала уже совсем большая девочка, жалея, что она слишком взрослая, чтобы радостно носиться по коридорам, восторженно вереща, — ибо я, наконец, начинаю что-то понимать!
***
Что делать теперь, когда ты стала вдруг такой взрослой, что это признали официально? Взять свои учебники и выйти с ними в коридор, читая прямо там, у всех на виду? Выбрать должность, к которой отныне будешь стремиться, прилагая все мыслимые и немыслимые усилия? Нагрянуть в эти омерзительные «питейные заведения», тренировать лютый взгляд для постановки на место, приглядеться к прелестным юношам, отмечая их красоту? Сос’Ампту тихо, медленно, закусывая губу, кралась по длинному замковому коридору, не отрывая полузакрытые глаза от пола, как бы чего ни увидеть и не дать дёру, растеряв таким чудом обретённое самоуважение. Никакого пивафви поверх настоящей взрослой одежды! Никаких обходных путей, чтобы спрятаться от представительниц своего вида! Никаких ужимок малолетней, пропащей трусихи! Уши и те стоят торчком, почти не дрожа — будто ей ничего не стоит выйти в большой мир из своей маленькой комнатки! Дорогу в родную часовню она всегда найдёт. Для этого не надо знать планировку замка или смотреть по сторонам, достаточно лишь следовать за огромной, сытой паучихой с восьмью красными глазами, горящими потусторонним огнём. Она бегом влетела в родную часовню, рухнув на колени перед алтарём. «Не сейчас», — услышала она как наяву, и едва не прослезилась на радостях, когда этот ехидно-насмешливый голос зазвучал отовсюду, глуша её мысли. Тело само догадалось, что надо делать. Нет, не бросить лишний груз — эльфёночьи одёжки, зачем-то прихваченные. Не отблагодарить провожатую-паучиху, аккуратно поцеловав её мохнатую лапу… Сос’Ампту бросилась за колонны, на своё некогда любимое место, и затаилась, не зная, чего ждать. Раздался оглушительный грохот отворившихся центральных дверей. Кто-то явился демонстративно, явно не для того, чтобы тихо побыть наедине с богиней, славя её и отрешаясь от жалких печалей смертного бытия. Нет, она не слышит шороха крадущейся одиночки, это скорее… Топот толпы! Но разве сегодня время для общей службы? Сос’Ампту зажмурила глаза, зажимая ладонями уши, едва сообразила, наконец, что сейчас начнётся. Странно, что она не видела этого раньше, живя в часовне. Странно, что она задумалась об этом лишь сейчас! Эльфёнку, подростку, мирянке, жалкой непосвящённой — всему, чем Сос’Ампту когда-либо являлась, попросту не положено присутствовать при таком ритуале! Запрещено! Ради её блага запрещено! Да плевать ей на собственное благо, это же… Это… Святотатство! Самое настоящее! Вопиющее! Она закрывала глаза, лишь бы не пойти на поводу у любопытства, что подбивало посмотреть на жриц. Настоящих, посвящённых, монотонно запевающих намеренно нестройным хором… откуда вчерашний эльфёнок знает, что прямо сейчас они ходят кругами, как паучихи, в своих чёрных рясах, сжимаясь всё более тесным кольцом вокруг… Чего? Можно ли взглянуть на это, не сойдя с ума? Что там: жертва в цепях, могущественный артефакт, потустороннее пламя высотой под самый недостижимый потолок?.. Исходящее сверху, а не снизу. От фрески с ликом Ллос. Откуда у неё эти образы7 Она закрывала уши, не смея слышать текст напевов. Древнейшее наречие, отдалённо знакомое по пророческим снам. Имя богини, звучащее через слово. Всё более бессмысленный набор слов, приходящий на ум всем им одновременно — ведь важны не слова, важно намерение. «Великая богиня, Тёмная Мать, даруй мне вино — кровь врагов моих, и мясо — их сердца!» Становилось всё жарче. Эльфёночьи одёжки в её руках истлели и рассыпались, но сама она осталась невредимой. Пол задрожал, но никто не явился, это произошло будто само собой, будто так и надо. Пламя в центре часовни, какова бы ни была его природа, полыхало так ярко, что Сос’Ампту видела его, даже отвернувшись и зажмурив глаза. «Даруй мне песнь — крики их исчадий!» Почему она не видела этого раньше? Триль находила способ прогнать её? Богиня её усыпляла и прятала — вот, почему Сос’Ампту постоянно кутали паутиной с головой? А может, она принимала в этом участие, и оттого все её беды? «Даруй мне удовольствие — беспомощность их самцов, приведи к ложу моему их сокровища!» Наверняка она видела это уже не раз. Может быть, для этого ей сохранили жизнь. Одна богиня знает, что с ней было, и отчего она такая дёрганная — дрожит от звука собственного голоса и сторонится всего живого. «Презренна жертва моя, но велик почёт. Молю тебя, Паучья Королева, о силе, дабы сокрушить врагов моих!» Сос’Ампту вдруг заметила, что сползла на пол, и уже давно не зажимает уши. Отчего тайная молитва высших жриц кажется ей такой знакомой? Всему должно быть объяснение!.. Даже этому. Осмысленный текст давно сменился хаотичным песнопением без слов, постепенно превращаясь в немыслимые звукоподражания. Что дальше? Восторженные выкрики? Дисгармоничный хохот? Звук становился осязаемым, потоком устремляясь в трепещущие, непосвящённые уши. Глаза, широко раскрытые, глядели в пустую стену за колонной, никак не понимая, что видят, но в этом точно должен быть сакральный смысл, меняющий восприятие. Сладковатый дым стелился по часовне, и от него резало глаза. Собственные руки стали чужими, не слушаясь и отчего-то потянувшись вниз, к самовольно разведшимся ногам. «Церемониальный дым!», — догадалась Сос’Ампту, читавшая об этом, но весьма конкретные слова больше ничего не значили, ведь слова, если подумать, это всего лишь бессмысленный набор звуков. Они значат лишь то, что ты в них вложишь. Речь лишена смысла, потому что слова не имеют никакого значения, а все смыслы иллюзорны, как сама жизнь. Суета, наваждение… На самом деле, нет ничего, кроме богини. Есть только она и её сны. Дышать становилось всё тяжелее, голова запрокинулась, а вопиюще свободное платье на вырост вдруг стало таким тесным, что захотелось порвать его. Хотя бы на груди, где ткань мешает собственным, как никогда уверенным рукам. Может, этот дым раз за разом вызывал её фантастические видения. Бесчисленные, сменяющие друг друга способности — просто череда случайностей, всего лишь галлюцинации! И этим-то объясняется способность сотворить «чудо», без возможности повторить. Всего лишь недоразумения. Игры заброшенного, одинокого эльфёнка. Сумасшествие особи, негодной даже для отбраковки. Нелепые фантазии, за которыми весь замок наблюдал, издеваясь и… злорадствуя. Сос’Ампту — заурядное, совершенно бессмысленное отродье, и нет у неё никакого «благословения». «Слишком рано!», — вселенской усмешкой пронеслось в голове. Снова. Голос, который ни с чем не спутаешь. Голос, чей шёпот перебивает экстатический хохот жриц, в двух шагах от подростка, прячущегося за колонной. Сос’Ампту поняла нечто, слишком великое для осмысления. Должно быть, такие мысли сводят с ума бесчисленных студенток Арак-Тинилита, отсеивая слабых их же руками. Путь к силе подразумевает сломанную психику, Триль ведь пыталась объяснить ей, намекнула почти прямым текстом! Ты не будешь думать об этом, пока тебя ломает на пути к силе. Ты не будешь думать ни о чём, когда церемониальный дым мешает дышать, делая голову пустой, а то, что внизу — очень мокрым, жаждущим внимания хотя бы собственных пальцев. Богиня на то и богиня, чтобы на понимание каждой её подсказки уходили десятилетия. Большего знать не надо. Большее неуместно. Понимание осложняет путь. Понимание даёт контроль, а контроль даёт власть. Знание знанию рознь. Чрезмерное знание ограничивает богиню в творимом ею хаосе. Задавать вопросы, относительно целей Ллос — страшный грех. Сос’Ампту закатывала глаза, снова и снова, представляя демонов, окружающих её. Демоны — всего лишь иллюзия, слишком нематериальная, порождённая собственным разумом под воздействием странного дыма. Они совершенно бессмысленны, они могут дать только удовольствие, и никаких знаний, ведь это всего лишь фантазия жалкой, ни на что не годной девчонки. Надо очень низко пасть, чтобы думать о создания Бездны, как о своей игрушке, но Сос’Ампту, чьи несамочьи тонкие пальчики позволяют себе слишком многое, совсем не стыдно за свои помыслы. И будь она проклята, если всезнающая Триль, ведущая ритуал, не догадывается о её присутствии. Триль знает, но ничего не делает, наверняка провожая взглядом, а Сос’Ампту не смеет даже оглянуться, глянуть на жриц одним глазком, выскальзывая из часовни и несясь к своей цели во весь опор. Каменный пол ускользает из-под ног, стены пульсируют, и бесконечные коридоры превращаются в нутро исполинских змей. Никто не смеет её окликнуть, и даже те, кого Сос’Ампту едва не сбивает с ног, отворачиваются, сгибаясь в три погибели. Что-то ведёт её, дорога самовольно подсвечивается огоньками фейри, а спуск на нижний уровень манит, призывая войти и раствориться в сырых, прогнивших катакомбах. Сос’Ампту повинуется божественной воле, готовая порвать любое препятствие в клочья. Если придётся, она будет рвать зубами. Материальный план — бессмысленное место, жалкая преграда на пути к посмертным мукам — именно поэтому тяжёлые двери бэнровской тюрьмы раскрываются перед ней, и две свирепые, монструозного вида стражницы не смеют преградить подростку путь, покорно опуская и взгляды, и оружие. Жить очень страшно, никто представить не может, как страшно ей жить, и поэтому орда праздных разнополых бездельников спокойно пропускает её через свой пост, не прекращая пьянствовать, сношаться и метать ножи в изувеченные туши, списанные начальницей — главной палачихой всего Мензоберранзана. У Сос’Ампту нет никого, кроме богини. Только богиня всегда была с ней, ни на миг не покидая просто за то, что Сос’Ампту существует по её воле, и даже сейчас чудом не отбракованное создание не смеет признать, что это всё-таки другое. Великая грешница, она пошла бы на любые жертвы ради насыщенной жизни самого ничтожного, заурядного, убогого порождения, по праву достойного отбраковки! Именно это указывает ей путь. Только поэтому защищённые всеми чарами ворота распахиваются настежь. Ничто не смеет остановить её на пути к полутрупу, закованному в цепи по приказу самой разгневанной Триль Бэнр. Сос’Ампту оседает на пол, закрывая оледеневшими, дрожащими ладонями лицо, всё, кроме глаз — ведь как иначе она будет любоваться самым великолепным зрелищем на всём проклятом материальном плане? — Ауна, — зовёт она не своим голосом, слишком хриплым… Севшим. — Я тебя нашла! Полуразделанная, тяжело хрипящая туша в кандалах, конечно, не чтит её ответом, не радует ни паникой, ни радостью воссоединиться с воспитанницей. Ауну уже ничем не удивить за последние четыре года: ни вырыванием ногтей, ни сдиранием кожи, ни заливанием кипятка в глотку… Дук-Так, здешняя владычица, наверняка сотворила с пленницей такое, что невозможность совокупиться с самцом, самая жестокая и постыдная кара, должна казаться Ауне досадным, ничего не стоящим неудобством. — Ты… Знаешь, что ты сделала со мной?! Сос’Ампту отчаянно надеялась, что Ауна перенесла вещи пострашнее всем понятных пыток. Разумеется, это случилось. Не надо быть взрослой и всезнающей, чтобы догадаться: гневящие саму великую Триль Бэнр употребляют все свои силы на попытки перегрызть собственную глотку, потерпев поражение в прочих, реалистичных способах избавиться от бесконечных мучений. Триль наводит ужас, даже изображая союзнический настрой, так что же она делает с прогневившими её? Не потому ли Ауна лишена конечностей, всех признаков пола — не нарочно, а лишь потому что никакое исцеляющее зелье не восстановит тело хотя бы в смутных подобиях прежнего очертания? Перекошенный череп с беззубыми челюстями — кто знает, не было ли это насмешкой, а может символическим жестом? Одно непонятно: зачем истощённому, костлявому, шрамированному обрубку оставили зрение? Впрочем, и сохранённые зачем-то волосы, пожелтевшие от безумия, вызывают вопросы. О мастерстве Дук-Так ходят самые невероятные слухи, но разве есть у неё зелье, способное отрастить волосы поверх мяса без кожи? Как вообще такое возможно?! И всё-таки Сос’Ампту слишком слабовольна — не войти ей в число тех самых хвалённых настоящих самок… Запредельно жестоких, глядящих бы на эти недобитые останки как на изысканную насмешку. Забавное явление, повод усмехнуться и пойти дальше! На миг Сос’Ампту дрогнула, решив, что богиня, Триль, Дук-Так, кто бы то ни было ещё, покарали Ауну достаточно. Всего на миг. Паника, давно ставшая фоном жизни, горечь загубленного детства, церемониальный дым — всё это не задавить даже поистине самцовым малодушием. Эту драучью дочь должны были… Нет, не увечить! Её следовало отдать под надзор сильнейшей из госпожей, жестокой и обиженной на весь мир, и неведомой магией заставив доверять, как доверяют невинные, беззащитные эльфята. Ауну должны были бить — чужими руками, просто так, безо всякой причины. Её должны были отдать самым озверевшим и беспринципным самкам, чтобы она почувствовала себя… Не самцом, нет… Маленьким, хрупким мальчиком, сперва брошенным на растерзание возбуждённым самкам, а затем обвинённым в его позоре! Пусть бы вернулось этой драучихе всё, чего она желала маленькой воспитаннице, виновной лишь в более благородном происхождении! Разве это божественный промысел? Разве могла богиня допустить, чтобы издевательства над эльфёнком считались ничем, а малейшая провинность перед Триль каралась самым жестоким образом?! Нет, всё случилось именно так, как угодно богине. Богиня послала Ауне такую судьбу, мстя за Сос’Ампту! А если это не так, если эльфёночьи страдания действительно ничего не стоят… Значит, замысел богини слишком гениален для понимания простых смертных! — Скажите-ка, почтенная госпожа, я вам не мешаю?! — донесся из-за спины голос женщины, явно опешившей от наглости вторжения. Сос’Ампту обернулась, смотря на хозяйку тюрьмы исподлобья, и не считая нужным вообще что-то отвечать. Какая разница этой драучихе, маленькой, тощей, лохматой, с лютым недоумением поперёк её угловатого лица!.. Дук-Так глядела в ответ, не сводя взгляда своих маленьких красных глаз и держа магический жезл наготове, а затем… Затем началось долгое, томительное узнавание. — Да ладно?.. — Дук-Так просияла, будто вот-вот прослезится на радостях, или с визгом бросится обнимать. — Это… Это надо отметить! — Тебе только повод дай! — злобно выпалила Сос’Ампту, вообще ничего об этом не зная. Дук-Так воздела мутны очи к потолку и стиснула жезл в крепких объятиях: — И это надо отметить! Вооружённые стражницы за спиной палачихи загоготали, опустив оружие и мысленно уже откупоривая бочонок-другой. Замутнённое сознание юной вторженки вырисовывало их намерения — а может, они так и сказали, вслух… А может, Сос’Ампту снова слышит чужие мысли… А может… Может… Она обнаружила себя над Ауной — бьющая и пинающая хрипящие останки со всей невеликой мощи… Под всеобщий хохот. Под насмешки. Под комментарии о слабости столь убогой особи, позорящей весь самочий род, справедливо отвергнутой Матерью Бэнр, годной лишь для отбраковки, заслужившей такое, о чём знают лишь Сос’Ампту, не проронившая об этом ни слова, да Ауна, едва ли признавшая вину в подобном. Насмешки, одна безумнее другой, такие оскорбительные, что Дук-Так мигом бы всех приструнила, защищая честь фамилии Бэнр, совершенно безумные, вперемешку с мерзкими откровениями о самочьем пьянстве, неизвестных дурманящих веществах, зверском насилии над всяким самцом — пусть даже совсем юным… пищащим от страха, тянущим крохотные ручки к убитой матери, к её пущенному по рукам наложнику, к сестре, чьё горло перерезано за попытку защитить, к брату, которого волокут куда-то за косу… Сос’Ампту не узнала бы себя в звере, избивающим полутруп. Должно быть, она рычала, как пещерная волчица, не чувствуя боли в разбитых кулаках, пока глаза её застилала чёрная пелена. Ей не смели помешать. Как будто была в тот момент сила, способная её остановить! А затем, на миг обретя сознание, она обернулась к Дук-Так, безо всяких раздумий направившись к любопытным созданиям за её спиной, и тяжёлый меч из ножен какой-то зазевавшейся громилы оказался в её трясущихся ручонках. — Твоего-то тасканного папашу, ты чего удумала?! — взвилась Дук-Так с неподдельным ужасом. Палачиха бросилась к Сос’Ампту, намереваясь остановить её, но неведомая сила остановила Дук-Так на полпути, будто схватив за ворот в последний момент. Сос’Ампту как никто другой знала, что это за сила. Свитки о великих героинях, разящих по пять дракониц одним ударом, всё-таки во многом врут. Мало одного замаха, пусть даже самого мощного, чтобы лихо снести врагу голову. Этого ничтожно мало, если ты хилый подросток, не знающий толком, как занести меч, не теряя равновесия. Нелепый удар приходится плашмя, причиняя врагу скорее неудобство, чем немедленную гибель. Казнь превращается в странное избиение, и одна богиня знает, как Сос’Ампту удалось сломать врагу шейные позвонки. Стражница, чей меч украли, вслух проникается греховным сочувствием к оружию, когда Сос’Ампту плюёт на всё и забирается верхом на давно уже неподвижную, скованную тушу, и начинает отпиливать голову, то и дело утирая пот со лба. Наконец, дело сделано, и Дук-Так издаёт горестный стон, заламывая руки: — Головы я пришивать не умею! Всё умею, только не это! Триль меня убьёт! — Это беда не моя, — холодно отвечает Сос’Ампту, вообще ни о чём не думая. Она просто уходит, будто знает дорогу. Где-то за её спиной Дук-Так лихорадочно соображает, как объясниться с Триль, а хозяйка брошенного теперь меча вовсю оправдывается, отчего струсила вмешаться, как допустила, что её оружие украла жалкая хилячка. Тут, конечно, раздались причитания о богине, лично запретившей мешать невесть чему, о пиетете перед фамилией Бэнр… Сос’Ампту просто ушла, неся с собой первый трофей. Ей плевать, смотрит ли кто вслед, и что думают о ней, волокущей отпиленную голову какой-то пленницы, держа за остатки поредевших от мучений волос. Её наконец-то обретённую взрослую одежду теперь не отстирать без заклинаний, и наверняка она оставляет за собой кровавый след. Да всем плевать, так же, как ей самой. Видели в замке и не такое! Знатные детёныши не могут считаться взрослыми, пока на их прелестных ладошках нет чужой крови. Вряд ли тихоня Сос’Ампту сотворила что-то страшнее обычных выходок настоящих, взрослых самок. Каждый цикл Нарбондели они убивают, предают, насилуют — иногда самцов, до смерти, просто потому что могут. Иногда своих собственных детёнышей, потому что таков жестокий самочий пол. Иногда друг друга, ведь победа не засчитана, если соперница не раздавлена несмываемым позором, по праву получив мужское имя. За что сражаются эти самые образцовые женские особи? За то, чтобы выяснить, кто же из них «настоящая», а кто хуже самца. Присвоить чужую территорию, умертвить вражеский молодняк, надругаться над мужчинами соперницы, почтив вниманием всех, от хнычущего младенца до уже ни на что не способного старика… И всё это лишь затем, чтобы доказать свою принадлежность к сильному полу, будто вагины и пары грудей недостаточно, чтобы считаться «настоящей». Сос’Ампту сидела на полу, прямо в коридоре, прижимая к себе отрезанную вражескую голову, будто все только и ждут момента, чтобы украсть столь ценный трофей. Наконец, вечность спустя, хозяйка роскошных покоев первосвященницы соизволила вернуться из часовни — растрёпанная, полуодетая, едва стоящая на ногах после неведомого ритуала. Без лишних слов Сос’Ампту встаёт перед Триль на одно колено, кое-как держа равновесие, склоняя голову в самом почтительном поклоне и протягивая первую добычу своей благодетельнице. Триль не говорит ничего, и молчание это так давит, что Сос’Ампту ломается, дерзя поднять взгляд… И сердце её замирает от гордой ухмылки самой первосвященницы. — Ты прервала муки моего врага, пойдя против меня, — отчитывает Триль, даже не пытаясь изобразить гнев. — Однако, я пощажу тебя за это преступление. Ты принесла свою первую добычу мне… «А не матроне», — повисло в воздухе. — «Как обязана была сделать.» — А теперь избавься от этих останков и возвращайся к своим делам. Конечно, Сос’Ампту повиновалась. Она выбросила голову — просто пошла и скинула куда-то с замковых стен, — и вернулась в свою комнатушку, чтобы, как ни в чём не бывало, сесть за свитки прямо в своей кровавой взрослой одежде.