Настоящая жизнь

      Малютка Сос’Ампту очнулась, но глаза держала зажмуренными. Так, совсем чуть-чуть, всего на миг их приоткрыла, чтобы толком ничего не увидеть, и чтобы сон этот не улетел из её памяти, будто маленькая летучая мышь. Сны ведь обычно так и делают, если открыть глаза! Наверное, очень боятся, что их запомнят.       Её несут на руках, и… И она слишком большая!       Или та, что несёт её, слишком маленькая.       Уж очень маленькая… Для взрослой женщины с такими крепкими руками!

***

      Первым делом, придя в себя и зачем-то вскочив с родной лежанки, Сос’Ампту поняла, что обязана вернуться к Дантрагу! Нет, не защищать его, он ведь и сам может позащищаться, пока она совсем маленькая, но… Но сказать что-то надо! Очень надо что-то сказать.       Объяснить, что если он обиделся, раз уж драться полез, то нечего обижаться! Она ведь совсем не хотела его обижать, даже наоборот, она защищать пришла, как ответственная сестра, не то что всякие Блэйден’Кёрст!       А может, обиделся он потому, что его защищать никому не приходится, и он сам драться умеет? Его ведь матрона мастером оружия назначила, а на такие места кого попало не берут! В свитках Ауны пишут, что некогда были «мастерицы», а не «мастера», а затем случилось что-то, и теперь женщины для серьёзных дел нужны, а не для всех подряд! Случилось такое, что все теперь знают: мастером оружия должен быть мужчина, и обязательно самый красивый, самый-самый! Он так хорошо сражается, что может от кого угодно себя защитить, даже от женщины, и поэтому мастер оружия — любимый сын матроны. А может, и не сын, и тогда матрона всё время берёт у «мальчика» частные уроки, потому что у него выносливость какая-то особенная, и нет такого мастера оружия, чтобы он не ходил тренироваться в покои матроны, как к себе домой!       Дантраг мастер оружия, и он постоянно ходит в покои матроны, как любимый сын. Так часто ходит туда, что все замолкают, не смея об этом говорить, но перекидываясь опасливыми взглядами. Думает об этом младшая из Бэнров, и как будто вот-вот сообразит такое, о чём ей даже думать не хочется… Поэтому думать она о таком не будет, а если и подумает, то не поверит.       Но к Дантрагу не пойдёт. Пусть сам со своими делами разбирается, раз он взрослый, и матрона его больше всех любит!

***

      Ауна присмирела, и это радует больше, чем вид разноцветных огоньков фейри, которые так приятно ловить.       Что-то не так стало с Ауной! Уроки идут, как положено, нагоняй прилетает по расписанию, вот только стоит страшной воспитательнице самую малость перестараться, и крошка Сос’Ампту так смотрит, что Ауна становится тихая, будто сестрицу Триль увидела! Неужто взгляда эльфёночьего боится? Или Сос’Ампту опять чего-то не знает?       Едва маленькая принцесса возомнила себя большой и страшной, как явилась на пороге самая чудовищная напасть… Конечно же, ну как иначе, Ауна притащила с собой Блэйден’Кёрст! Ну почему, когда у малютки Сос’Ампту всё идёт хорошо, появляется Блэйден’Кёрст?!       — Прошу простить мою некомпетентность, госпожа… — начинает Ауна, едва не ползая перед гостьей на брюхе. Болтает без умолку, рассыпаясь в словах, какие только в старом свитке найдёшь! Тон этот, кажется, называют «подобострастным», или…       — Хватит мямлить! Ты не рабыня! — не выдерживает Блэйден’Кёрст.       — Мне нужна ваша помощь, госпожа, — продолжает Ауна, вскинув голову и глядя на Блэйден, как на островок спасительной тьмы посреди бескрайнего света. — Дитя не слишком-то усердствует в учёбе, вероломно пользуясь своим положением вышестоящей, дабы сорвать урок и…       Блэйден хохотнула, глянув на возмущённую этой ложью младшенькую с неким… Уважением?!       — Правильно делает, — осадила Блэйден. — С вами, чернью, только так и надо. Распустились совсем… Ты на себя посмотри, Ауна! Сидит, понимаешь, и ноет, «попёрли меня, бедняжку, из Арак-Тинилита, а я старалась, так старалась!». За то и выставили тебя, что не место тебе там. Ты ж недобаба, Ауна! Ноешь и ноешь, ноешь и ноешь… Хоть бы раз прописала ей по самое не балуй, а то всё меня зовёшь, как что-то тебе не нравится!       Если маленькая принцесса чего и поняла за свою молодую жизнь, то сейчас Ауна должна величаво встать во весь свой рост и опровергнуть каждое оскорбление! Начать с того, что никакая она не «чернь», а очень даже «родственница благороднейшей фамилии Бэнр, гордая представительница младшей ветви, произошедшей от безмерно преданной матроне младшей сестры»!..       Вот только Ауна молчит, будто воды в рот набрала. Валяется перед Блэйден, понурив голову, и лишь со стороны видно, какой ненавистью исказилось её лицо, и как в бешенстве свело её челюсть.       — Посмею напомнить вам, госпожа, — Ауна скрежещет зубами, как пещерная волчица, — что положение не позволяет мне бить принцессу, вышестоящую в иерарх…       — Да-да, — скучающе прерывает её Блэйден, — это я уже слышала. Положение ей мешает!       Ауна заметно напряглась, и руки её дёрнулись, будто видеть их сейчас никому не надо. Ну, оно и понятно: Ауна ведь такая неловкая! Обжигается всем подряд. Вот и приходится ей рукава длинные носить, перчатки надевать… И чем же таким она вечно обжигается, раз эти её неведомые «язвы» не убрать ни исцеляющим зельем, ни даже дорогущей мазью из алхимической лавки?       И почему Сос’Ампту опять во всём виновата?! Ну ладно за уроки ругать, или за то, что маленькая, а маленькие всегда виноваты, они же сдачи дать не могут!.. Ауна сама обжигается, когда её бьёт! Пусть саму себя ругает, раз так хочется!       — Я бы не советовала, вам, госпожа, вести такие разговоры при эльфёнке.       — Не тебе советы раздавать! — Блэйден совсем повеселела и глянула так, что младеница бы поняла: Ауну ни во что не ставят, и дело тут вовсе не в происхождении. — Настолько лишиться благословения, чтобы уступать в этом… эльфёнку!       И тут-то Ауна сорвалась с цепи, ну точно ящерица при виде ящерицы-мальчика!       — Значит, дело в благословении?! Может, госпожа, вам засунуть свой хлыст куда подальше?! Раз это работает так, то, может, в эльфёнке дело, а?! Или вы тоже лишены благословения?! Угли из жаровни не летают в высших жриц просто так!       Блэйден глядит в ответ во все свои глаза навыкате, с минуту примиряясь с подобной наглостью. Ауна, должно быть, десять раз уже пожалела, что вообще открыла рот.       — В эльфёнке дело, говоришь? — спрашивает Блэйден почти мирно, вот только глаза её наливаются кровью. Свирепые глаза навыкате тут же находят затаившуюся Сос’Ампту, и у малютки от этого взгляда уши жмутся к голове, а крохотное туловище мигом становится в два раза меньше.       — Пошла вон отсюда! — шипит Блэйден, и маленькая принцесса повинуется прежде, чем осознаёт суть приказа.       Сос’Ампту так рада повиноваться, что арбалетным болтом вылетает в страшный, бесконечный коридор, и мчится, куда глаза глядят! В самое тихое, уютное и безопасное место на всём материальном плане!..       В часовню.       В том, что окованные, заколдованные и невесть какие ещё двери отворяются сами собой, ничего странного нет. Странно другое… Здесь пусто! А где же демоницы, что, поговаривают, лезут из вдруг раскрывающегося портала в Бездну, если эльфёнок или мужчина ходит сюда совсем один, без приглашения?!       Должно быть, Сос’Ампту пригласили… Или демоницы просто её не заметили, ведь она очень маленькая, и огромным демоницам пришлось бы сесть на корточки, чтобы её разглядеть!       Или правду говорят, что она похожа на мальчика? Будь она принцем, а не принцессой, сидела бы она с самого начала в часовне, и жила тут, и мыла полы да натирала статуи! Может, демоницы приняли её за принца, поэтому не спешат утащить и разорвать на кусочки? Что же, надо им подыграть, ведь какая принцесса хочет, чтобы её растащили на кусочки!       Сос’Ампту свернулась калачиком прямо на полу, изо всех сил пытаясь заснуть, чтобы не было так страшно. Столько вопросов лезет в её маленькую голову, что пар из ушей идёт! А вдруг демоницы догадаются, что явилась к ним в часовню незваная гостья, и придут, и съедят её с аппетитом, как сладкий пряник?! И как там Ауна, жива ли? Ведь если Блэйден накажет Ауну, как делают это всесильные жрицы, то Ауна, может, насовсем пропадёт, и тогда…       Тогда Блэйден’Кёрст займёт место Ауны, став новой воспитательницей маленькой принцессы. Уж Блэйден всё для этого сделает. А затем, наверное, Блэйден сделает так, что Сос’Ампту тоже пропадёт «насовсем», и малютку даже демоницы не найдут.       Рано или поздно, этим всё закончится.       Если, конечно, Сос’Ампту ни вспомнит вдруг, что… в часовне вести себя надо очень хорошо, получше вечно послушных мальчиков. Ругаться нельзя и… драться нельзя. В часовне можно только о богине думать, а эльфятам здесь нечего бояться, если они не третьи сыновья!       Наверное, она придумает, как прятаться тут вечность — пока не вырастет… или даже больше — «совсем вечность»! Пока не станет самой древней из сестёр Бэнр!       Поэтому она никуда отсюда не уйдёт. Будет прятаться в часовне, как последняя трусишка. Её, конечно, за это очень сильно поругают, ведь девочка не должна быть трусишкой, она ведь не мальчик какой-нибудь, чтобы хоть чего-то бояться… Но она сообразит, как с этим быть, когда станет постарше. Может, найдёт здесь умные свитки, и там всё будет написано!       Или ей подскажут паучата, что сползаются отовсюду. Они тоже маленькие и напуганные, как их незваная гостья, и им, наверное, тоже не хочется знать, что творится за пределами этой большой, тихой и уютной часовни.       Паучата подбираются всё ближе, и числа им нет, и Сос’Ампту старается не дышать лишний раз, чтобы не напугать восьмилапых малюток. Паучки вечно бродят, где хотят — хоть по твоим вещам, хоть по твоей макушке! — а если кто-то из них решает на тебя забраться, то это очень хорошо. Старшие говорят, что если паучок ползает по тебе, значит, тебе повезёт, поэтому Сос’Ампту позволяет сотням созданий ползать по ней, как им нравится, и плести свою липкую, странно-тяжёлую паутину, так кстати укрывающую её тонкие эльфёночьи плечики.       И вот уже не десять, а сто, а может даже тысяча лапок шуршит над её головой, а паутина становится всё тяжелее, прилипая намертво и не давая вздохнуть лишний раз. Ни глазом моргнуть, ни ухом повести… И глаза её слипаются, а шорох паучих лапок убаюкивает…       А затем она просыпается, вся облепленная паутиной, отчего-то чувствуя себя самым нужным и счастливым эльфёнком. Даже уши топорщатся, горя от смущения!

***

      Странно, что её никто не ищет. Неужели все про неё забыли?! А может, все рады, что смогли, наконец, от неё избавиться?.. Никто не избавляется от эльфят вот так, ведь если эльфёнок не нужен, то его просто относят в часовню, на алтарь, едва он родился, и отдают туда, откуда он пришёл… Или купают в корыте, да так, что он перестаёт дышать. Или, по крайней мере, выбрасывают на улицу, чтобы его там съели дикие звери! Да и кто выкинет девочку, она ведь пригодится, когда подрастёт, став сильной и свирепой… А если девочка «больна и увечна», «хрупка телом и слаба духом», то разве же станут её растить целых семь лет?       Неужели про Сос’Ампту просто… Забыли? Взяли и забыли, будто она эльфёнок, «которого нет и никогда не было»?       Надо же, а ведь ей обидно, что даже Блэйден’Кёрст так просто выбросила её из головы. Раз уж злая сестра с глупыми глазами навыкате могла просто взять и забыть о ней, то что же мешало этому случиться раньше? Думаешь о злобной Блэйден с её окованными железом сапожищами, кулачищами, шипящим пятиголовым хлыстом и вечными наказаниями для малолетних «недосамок», неспособных противостоять высшей жрице, какая сто дракониц может в одиночку победить, может даже одним ударом, и…       Сос’Ампту всё хмурилась, надувала в обиде пухленькие щёчки и чуть не хныкала, как мальчишка, сама не понимая, отчего. Некая мысль пыталась прорваться к ней, да никак горькие слова не складывалась в ту самую страшную правду. Наверное, «отвяжись Блэйден’Кёрст пораньше, и я бы выросла не такой забитой»? Как будто Блэйден виновата, что младшая из ныне живущих принцесс Бэнр родилась слабой, никчёмной трусишкой, которую все только и делают, что обижают!       Большая, раскормленная паучиха с необъятным брюшком встала на дыбы и ударила передними конечностями прямо перед хлюпающей носом Сос’Ампту, напоминая, что девочки не хнычут, да и есть у девочек дела поважнее, чем жалеть себя и обижаться на всех вокруг.       И ведь точно: Сос’Ампту совсем забыла, что ей сегодня исполняется восемь! Восемь — это очень хорошо. У паучихи восемь лап, а всё, с чем можно связать паучье семейство, сразу же становится хорошим!       «Священным», — поправила бы умная взрослая, какая-нибудь высшая жрица.       Эльфята любят, когда им исполняется сколько-нибудь лет, ведь по такому случаю эльфятам приносят подарки — пряник, прежде обещанный за хорошее поведение, а кому-то, по слухам, даже «игрушку»! Этим загадочным словом называют ненастоящих зверей, с которыми можно играть, а кормить их не надо, и сами они тебя не съедят. Сос’Ампту, конечно, никогда не дарили «игрушки», ведь для этого, наверное, надо быть таким хорошим эльфёнком, чтобы сама матрона была тобой довольна и называла будущей гордостью Дома, но… Что мешает эльфёнку сделать «игрушку» своими руками? Не себе, конечно, ведь такие дары полагаются лишь самым-самым… То есть, самым… Достойным? Самым сильным? Самым-самым-пресамым?..       Сос’Ампту вопросительно взглянула на паучат над её головой. Её маленькие, восьмилапые союзницы совсем не возражали, когда она выдрала клок паутины и принялась скручивать материю в подобие… Паучка? Эльфёнка? Эльфёнка с паучьим брюшком и восьмью лапками?.. Получалось нечто, не похожее ни на первое, ни на второе, ни на третье, а едва получалось хоть что-нибудь, фигурка разрушалась из-за нитей, липнувших к пальцам. Шли в работе минуты, а может часы, или даже циклы Нарбондели, а может и вся вечность…       Наконец, получилось! Нечто смутно напоминающее большую и сытую паучиху с чересчур короткими и толстыми лапками. Ну, лапок, по крайней мере, восемь, да бугорки, лишь на словах схожие с педипальпами и хелицерами, на месте, а значит, всё как надо. Вот только глаз поделке не хватает, да где же найдёшь восемь блестящих камешков, чтобы завершить работу? А может, не нужны никакие камешки, а лучше создать искры, вроде огней фейри, но поменьше, и чтобы они не растаяли, когда заряд пройдёт?       Сос’Ампту нахмурилась, понимая, как сложен её замысел. Ну ничего, вырастет она большая, и всему научится! Будет создавать… Нет, не поделки! Большие фигурки! Самые настоящие статуи! И красивыми камнями статуи эти украсит! Камни сама создаст, ведь она будущая жрица, а жрицы и не такое делать умеют! И будут это не просто статуи, нет, это будут… Как же они называются? «Големы»?..       Она вырастет и научится делать «големы», и красивые разноцветные камни, чтобы их украшать, а ещё это будут огромные паучихи и магические, несокрушимые солдатки, которые смогут всех побеждать! Сос’Ампту научится делать такие фигурки, что даже Мать Бэнр о ней вспомнит и похвалит её!       Но это всё будет нескоро, очень нескоро, а пока приходится довольствоваться тем, что получилось.       Она взяла свой первый, неказистый паутинный «шедевр» и с поклоном положила на алтарь. Её первая фигурка растворилась в воздухе, едва оторвавшись от пальцев, и маленькая принцесса запрыгала от радости, хлопая в ладоши. Надо же, её подарок понравился!

***

      На девятый год одичавшая Сос’Ампту поняла, что прятаться нет никакого смысла. Что бы ни происходило за пределами её часовни, всё там шло как надо.       Вернее, её это никак не касалось.       Всё, что происходит снаружи… «Суета».       В часовню постоянно кто-то ходит — то одиночкой, то огромным столпотворением, — вот только Сос’Ампту как будто и впрямь исчезла для всего мира. Поначалу она пряталась, освоив даже проклятую левитацию ценой бесчисленных ушибов и до полусмерти боясь сделать неверное движение, ведь никто ей, конечно, в часовню исцеляющих зелий не принесёт. Затем она с удивлением обнаружила две вещи.       Во-первых, раны её заживают куда быстрее, чем прежде. Разумеется, дело в самой часовне, ведь это самое «благословенное» место, и всё здесь случается именно так, как надо. Лучшим для неё образом!       Во-вторых, ей вовсе необязательно прятаться. Что бы ни было тому причиной, все, кажется, знают, что Сос’Ампту обитает здесь, а не где-либо ещё. Все знают… И ничего не делают! Высшие жрицы могут всё, но только не заметить дитя, что стоит прямо перед ними, для пущего эффекта став на носочки и в безграничном дерзостном негодовании пытаясь взглянуть жрице в глаза, сопя от обиды! По праздникам приходит сюда столько народу, что даже самое смелое дитя спряталось бы, задыхаясь в паническом приступе от такого столпотворения… Но Сос’Ампту и тогда никто не замечает! Наступят на неё невзначай, споткнутся, может даже о некоей драучьей матери вспомнят, оборвав себя на полуслове и затравленно озираясь… и всё равно сделают вид, будто никого не заметили!       Сос’Ампту конечно, трусишкой была, трусишкой и осталась. В какой панике она бегала по опустевшей после праздника часовне, ища наверняка забытое где-то материальное тело! Должно быть, она летала во сне, летала по-настоящему, как это делают жрицы и маги, пробираясь на астральный план… Вот и забыла, что делает, и потерялась её оболочка! Сос’Ампту просто никто не видит, вот и всё!       Да только нет нигде её будто бы брошенного тельца. Ну то есть, конечно, вот оно — в панике бегает по часовне, ища само себя.       Но что же тогда случилось? Неужели Мать Бэнр приказала не замечать свою младшенькую? Это, разумеется, приказ самой Матери Бэнр, не меньше, иначе с чего бы даже неугомонной Блэйден’Кёрст делать вид, будто её любимой жертвы не существует? Так стараться Блэйден не будет даже ради всемогущей Триль!       Но… Зачем?! Зачем всё это?!       Сос’Ампту съёжилась за колонной близ алтаря, обхватив колени руками и чуть раскачиваясь из стороны в сторону, чтобы тельце дрожью паники не колотило. Что-то неправильное происходит, видит богиня, неправильное! Такое безобразие, что хоть плачь, хоть скули, хоть выберись из часовни и бросайся на прохожих, а делу всё равно не поможешь.       Она даже не потрудилась спрятаться, увидев, как сама всемогущая Триль важно вышагивает к алтарю.       Зачем здесь старшая из сестёр Бэнр? Да затем, что она первая жрица, а значит, главная в часовне!       Чем занята Триль у алтаря? Этого знать нельзя, а смотреть запрещено, и кто такая Сос'Ампту, чтобы злить первую жрицу!       Почему…       — Почему ты сидишь здесь, совсем одна? — спрашивает Триль, даже ухом не поведя.       Сос’Ампту впадает в ступор, наверняка бледнеет, как страшное наземное чудище из сказок для глупых эльфят, и вдавливает испуганные уши в голову, умирает на секунду!..       А затем она делает над собой чудовищное усилие, беря себя в руки!.. довелось ей родиться девочкой, а не мальчиком, а значит, бояться она не умеет!       Она медленно поднимает голову и смотрит на Триль. Украдкой, конечно, сначала на подол и сапоги, затем, вечность спустя, решается поднять взгляд чуть выше, чтобы увидеть небывалый клинок в её руках и материю из тончайшего шёлка. Явно живую! Самое то, чтобы обернуть «реликвию» — штуку настолько важную, что не всякая жрица имеет право такое трогать!       На миг Сос’Ампту смелеет, становясь самой бесстрашной девчонкой, и решается взглянуть высшей жрице в глаза!       Не так нагло, чтобы вспомнить, как выглядит лицо Триль, само собой… Ну, она хотя бы попыталась.       — Почему ты сидишь здесь, совсем одна? — повторяет Триль, терпеливо и настойчиво.       — Я не одна, — отвечает Сос’Ампту неожиданно твёрдым голосом, вперёд собственных мыслей.       И что же слышит она в ответ? Победную усмешку Триль! Торжество в по-мужски высоком голосе великой старшей сестры!       — Я знала! — ликует Триль зловеще, будто переспорила саму матрону, и тут же, будто опомнившись, берёт себя в руки, и стены содрогаются от её сурового тона:       — Я поручилась, что место тебе у жертвенника, а не на жертвеннике. Очень мудро с твоей стороны не подвести меня.       Сос’Ампту не смеет не то что задать вопрос, а хотя бы думать в присутствии самой первосвященницы, и Триль трактует молчание по-своему.       Эльфёнок постарше, может, и вспомнил бы, что Триль самая умная из всех, и она, первая среди высших жриц, уж точно может слышать чужие мысли, а значит, наверное, должен быть смысл в её странном и спешном ответе.       — Глупая девчонка! — пожурила Триль умеренно зловеще, изо всех сил пытаясь изображать союзнический тон, чего она ну никак не умеет. — Кто по-твоему, распоряжается, чтобы возле часовни «теряли» съестные припасы? Или ты надеялась выжить и удостоиться чести служить мне, питаясь одной лишь паутиной?       И тут-то Сос’Ампту поняла: она и вправду очень глупая девчонка. А остальное — по-прежнему не её ума дело!       Триль, не проронив больше ни слова, ушла прочь, наверняка возвращаясь к таким делам, о которых знают лишь она да Мать Бэнр, а Сос’Ампту снова бросили, совсем одну…       Одну?..       Нет, не одну! Она ведь сказала Триль, что не одна, а высшей жрице врать нельзя, потому что жрица знает, о чём ты думаешь, и накажет за ложь! Триль ведь не наказала её за ложь, правда? Значит, обмана никакого не было!       Дитя крепко задумалось, забегав взглядом по опустевшей часовне, осмотрев каждый уголок и потрогав все картинки и фигурки. За колоннами нет никого, даже паучата попрятались… Алтарь как алтарь, ничего нового, и никто там на этот раз не лежит. Фрески на стенах — просто картинки, они не живые, и статуи тоже не живые…       Но кто же тогда раз за разом велит укрывать сонную Сос’Ампту паутинным одеяльцем, пряча от голодных демониц и посылая сны о Бездне, о других эпохах, о подноготной таких персон, что и помыслить нельзя?!       Многострадальное сердечко пропустило пару ударов, уши встрепенулись, а к щекам подступил румянец — в тон округлившимся глазам. Медленно, очень медленно, желая получить ответ и боясь собственной догадки, Сос’Ампту подняла взгляд на потолок…       И улыбнулась богине в ответ.