Кровь героев и авантюристов

Гирар пришёл в себя на чистой постели. Он в упор не помнил, как оказался там. Выжать из памяти удалось не очень много. Кажется, отец тащил его вверх, как он сам до того волок своего противника. Что-то кричала мать, прыгая через три ступеньки бежала к нему. Гирар кричал о том, что Дорт ранен, что ему нужна помощь. Потом лестница завертелась, и Гирар провалился в забытьё. Всё тело невыносимо болело. Огнём горели раны на бедре и под ключицей, а руки казались ржавыми железными крюками. Измятые ребра мучительно откликались на каждый вдох. Перед глазами стояла густая чернота. В голове гудело. Глаза воспалились. Когда зрение обрело некоторую ясность, Гирар понял, что он не ослеп. Темноту размыкал свет высокой свечи, а тишину нарушали чьи-то голоса. Юноша попытался осторожно пошевелиться и застонал. Ему на лоб осторожно легла рука. Гирар ни с чем бы не перепутал прикосновение матери. Он едва держался на границе яви и беспамятства. Ему показалось, что отец тоже рядом. На грудь и живот положили что-то, от чего по всему телу поползли мурашки, преследуемые волной ледяного холода. Когда холод достиг раненного бедра, Гирар почувствовал облегчение. Ему казалось, что кровь его застыла и более не пульсирует в ранах. Унялась боль в рёбрах. Гирар по-прежнему не мог говорить, но дышать стало гораздо легче. Новое прикосновение — это отец чуть приподнял его голову, поднёс к губам чашку. Гирар сделал несколько судорожных глотков, и вода показалась ему горькой, как кровь. — Спи, — ласково говорила мать, гладя волосы своего первенца. Когда Гирар пришёл в себя в следующий раз, был уже день. Боль уменьшилась, но не исчезла. Юноша обнаружил, что лежит в одной из комнат родного замка. В приоткрытое окно врывались крики чаек и рёв прибоя. У постели сидела Агнесса. Она еще не заметила, что Гирар очнулся, и он тоже не знал, с чего начать разговор. Когда она повернула к нему голову, юноша поспешно закрыл глаза, чтобы себя не выдать. Так он около получаса украдкой посматривал на принцессу из-под опущенных ресниц. Золотые волосы девушки сияли в лучах утреннего солнца. Потом послышались шаги. Вошел Арман. — Иди, поешь. Я посижу с ним, — хрипло сказал он. Агнесса не стала спорить, кивнула и торопливо вышла. Гирар было снова притворился спящим, но не выдержал и минуты. Непроизвольно улыбнулся. — Легче тебе? — спросил Арман, трогая его лоб. Гирар слегка качнул головой и моргнул. Потом спохватился. — Как Дорт? Ну, мой противник? Отец поморщился, сделал неопределённый жест, мол, нашёл, о чем спросить. — Жить будет, — ответил дракон. — А моё посольство? — Твои братья его охраняют на дороге домой. Завтра все будут здесь. — А… — Мать ты, конечно, довёл, — укоризненно заключил Арман, — Она волновалась. Гирар посмотрел на отца преданными глазами побитой собаки. Арман никогда не говорил сыновьям, что беспокоится о них. Бывало, он места себе не находил от тревоги, а потом упрекал их в том, что Юта из-за них волнуется. Юноша чуть двинулся, и ощутил, что что-то лежит плашмя на его теле. Приподняв одеяло, Гирар увидел меч. Он достал его и принялся рассматривать. Лезвие, сначала показавшееся ему грязным от копоти, изначально имело чёрный цвет. Железо нагрелось от тепла его тела. Гирар тронул клинок пальцами. В легендах и сказаниях утверждается, что волшебный меч должен источать свет, как тысячи свечей. Но данное оружие было сродни трёхгранной игле в ритуальной комнате. Погибельное железо матово сияло оттенками чёрного. Гирар обнаружил изображение богомола — символа Контистерии — и полустёртые надписи. Некогда связное повествование змеилось несколькими строчками вокруг кровостока. Сохранились лишь отдельные слова, и они передавали смысл. Волосы зашевелились на затылке Гирара. То был древний меч королей Контистерии, выкованный по приказу короля Контестара Первого. Благородное оружие верно служило в бою, но обрекало потомков своего владельца на проклятье — страшный недуг, из-за которого мертвеет тело. Надпись гласила, что недуг не поразит того, кто хоть однажды омочит чёрное лезвие кровью. Гирар с трудом разобрал наставление для потомков, слова о доблести и подвигах, а ещё славе, которую должен был принести им чёрный меч. Так вот, откуда пошла традиция совершать подвиг перед взошествием на престол! Меч переходил от отца к сыну пока… Неужели какой-то предок Остина погиб в битве с драконом, и столь важная для его потомков реликвия оказалась в замке?! Так вот, что загнало короля в его отвратительную ванну! А он, Гирар, выходит, от этой болезни теперь гарантирован! Гирар поднял глаза на Армана, позабыв закрыть рот. Тот снисходительно кивнул, и вдруг прислушался. — Хочешь совет? — небрежно спросил он раненного. Гирар торопливо закивал, чувствуя, что вместе с чёрным клинком ему подарили целый мир. Арман наклонился прямо к его уху и негромко сказал самым заговорщическим тоном: — Если не знаешь, как поговорить женщиной, притворись совсем больным. На твою мать действует безотказно. Арман встал, улыбаясь, подмигнул сыну. Гирар услышал шаги и безвольно обмяк на постели. В комнату вошли Юта и Агнесса, засуетились вокруг него. Отойдя к двери, Арман окликнул жену. Родители ушли. С того утра Гирар начал бредить. И бредил Агнессой. Он объяснил ей всё, что не смог бы донести в нормальном состоянии. Говорил о любви, о желании защитить, о потребности в её ласке и доверии. Вспоминал, как скучал по ней за время разлуки. Гирар вёл нескончаемый монолог, а она слушала и верила каждому слову. Он жаждал целовать её руки. От этого ему становилось легче, во всяком случае, он шептал об этом в бреду. Агнессу даже не насторожило, что когда её похитителя заходил проведать кто-либо ещё, Гирар резко прекращал бредить. А заходили постоянно. Одиннадцать сыновей Армана и Юты стали бы прекрасными моделями для художника, вздумай тот написать картину «Братская любовь». Один приносил воды, другой отдавал раненному свою порцию сладкого. Дор-Акр и Ирр-Бор сменяли Агнессу на её посту и подолгу развлекали брата, рассказывая, что происходит вовне. Когда Гирар показал им свой меч, оба долго рассматривали его, вырывая друг у друга из рук. — Этим мечом убили сто семнадцатого потомка! — взволнованно выпалил Ирр-Бор, на пробу пытаясь встать в боевую стойку. Вышло у него это так неважно, что оба старших брата рассмеялись. Молниеносный в небе Ирр-Бор с мечом выглядел так же нелепо, как человек, пытающийся взлететь на самодельных крыльях, прикрепленных к рукам. Гирару вспомнилась поговорка, слышанная в своё время от Армана: двух драконов одним мечом не убить. Конечно, не убить! Ведь другой дракон стоит на башне замка и смотрит на поединок, запоминая все подробности. Дор-Акр с важным видом подтвердил его догадку: — Ну да! А через несколько лет Хен-Эрр, сто восемнадцатый, взял за отца расплату. И ещё написал в клинописном зале: «Если противник с длинным чёрным мечом, сжигай его в пепел издалека». — Выходи, смрадный ящер! — Ирр-Бор на пробу рубанул мечом воздух. Оба старших брата покровительственно взирали на паяца. Это была любимая игра их детства, после которой вся троица регулярно оставалась без сладкого. Дор-Акр улучил момент и дал мниному герою пинка. — А как звали того типа? Ну, рыцаря? — спросил Гирар братьев, уже вовсю дерущихся и катающихся по полу. — Которого сожгли в пепел издалека? — уточнил Дор-Акр. — У таких имён не спрашивали. — Нет, который убил сто семнадцатого потомка. Оба дракона покосились друг на друга с видом неисправимых двоечников. Гирар улыбнулся так, как умеет улыбаться только старший брат. — А как звали сто семнадцатого потомка? Повисла многозначительная пауза. Ирр-Бор беззвучно шевелил губами, загибая длинные пальцы, сбивался и начинал заново. Дор-Акр поднял глаза к потолку, силясь вспомнить. — Дар-Арр, — выдал, наконец, Ирр-Бор, но без уверенности в голосе. — Лир-Арм, — оспорил Дор-Акр, — да кому есть дело до этого неудачника?! За спиной незадачливых потомков послышался печальный вздох. Арман стоял в дверном проёме и смотрел на сыновей с усталым осуждением. — Сто семнадцатый потомок Зак-Анн, — произнёс он голосом учителя, в сотый раз повторяющего простейшую истину, — построил ту башню, где мы сейчас находимся. И его действительно убил этим мечом некий… Арман выдержал презрительную паузу. Ему не требовалось времени, чтобы вспомнить, но таким образом он посылал запоздалое оскорбление далекому победителю. — …некий Контестар двадцать третий. Внук или правнук «этого типа», — Арман задержал укоризненный взгляд на Гираре, который так пренебрежительно высказался о своём предке, — имел наглость явиться сюда через полвека с тем же самым мечом. Разумеется, сто восемнадцатый потомок Хен-Эрр убил его и принёс меч в замок. А потом герои в этой династии почему-то перевелись. Рядом с отцом стояла мать. Её выразительные глаза сияли, так Юта была счастлива, что всё обошлось благополучно. В руках змеиной королевы была толстая пачка писем с тяжёлыми сургучными печатями. Юта на время взяла на себя обязанности Гирара по управлению его новоиспечённой страной. Сын был крайне благодарен ей за эту небольшую передышку. Трое юношей подобающим образом обдумали поучительную историю. Арман даже не мог себе представить, какой нагоняй ждал бы его в их возрасте, назови он одного из славных предков неудачником или, тем паче, перепутай он имена. — Контестар двадцать третий взял в осаду город Ларуда, — с видом умника проговорил Гирар, — распахал землю вокруг стен, посеял драконьи зубы, и из них взошли страшные человекоподобные твари в костяной броне, которые перебили всех осаждённых врагов и всех мирных жителей, а потом служили ему верой и правдой до самой его смерти. Пауза наполнена была азартными взглядами друг на друга. Идея выбить брату зуб и проверить легенду на деле молнией проскочила в воздухе. Арман резко выбросил вперёд обе руки, схватив за воротники Дор-Акра и Ирр-Бора за мгновение до того, как они сцепились. Юта не менее стремительно встала между ними, пресекая бессмысленное насилие. — В том, чтобы перебить целый город нет ничего героического! — сказала мать как всегда быстро и решительно. Потом оглянулась на Армана и добавила. — Это ведь чушь, правда? — Чушь, — непререкаемым тоном подтвердил отец, — я не знаю, что случилось в этом — как его там? — городе, но это полнейшая чушь. — У меня уже есть одна тварь, — рассмеялся Гирар. — Твой рыцарь? — насмешливо спросил Ирр-Бор. Дорт лихо нашёл общий язык с младшими братьями своего короля. В отличие от принцессы с ним можно было драться. — Он не рыцарь, — честности ради добавил Гирар, — он просто ублюдок. — А ты король, — возразил Дор-Акр, — вот и посвяти его в рыцари. — Но почему же вы мне ничего не рассказали? — обратился Гирар к родителям. Арман и Юта со вздохом переглянулись. Они оба с тяжёлым сердцем готовились к этому вопросу. — Нам всё казалось, ты ещё недостаточно взрослый, — мягко сказала Юта, гладя своего первенца по голове, — что тебе надо дать ещё немного времени, чтобы дорасти и разобраться в себе. — Ей так казалось, — хрипло подчеркнул Арман, кивая на жену. — А я точно не знаю, как там принято у людей, вот и не стал спорить. Думал, ты никогда не вырастешь из… Отец выразительно кивнул на третьего по старшинству сына, который снова принялся размахивать мечом в углу комнаты, азарно выкрикивая вполголоса типичные рыцарские лозунги вроде: «Я твою голову на копьё насажу, склизкая тварь!». — Я вырос, — заверил Гирар, — и многое понял. Кстати, мама, у тебя великолепные зубы! Юта наклонилась и поцеловала его в лоб. Арман улучил момент и выхватил у Ирр-Бора меч, наградил строгим взглядом, чтобы третий сын не валял дурака. — Погодите, — насторожился Гирар, почуяв, что не до конца разобрался в тайне, окружавшей его предков, — но если двух драконов нельзя убить одним мечом, но как смог победить Контестар Первый? На его счету ведь тоже был дракон, и этот меч когда-то принадлежал ему! Вот, здесь это написано! Арман сделал хорошо знакомое сыновьям выражение лица и указал глазами на Юту. Он всегда старался беречь её от самых страшных подробностей. Врождённое любопытство иногда открывало ей такое, что лучше было бы и не знать. После некоторых открытий бывшую принцессу долго мучили кошмары, перед которыми она была абсолютно беззащитна: Арман не мог проникнуть в её сон и быть с ней рядом, хотя иногда очень хотел. Но Юта не была бы собой, если бы не заинтересовалась. — Расскажи, Арман! Пожалуйста, расскажи! — попросила она, беря его за руку. Глянув с осуждением на старшего сына, дракон ответил: — Контестар Первый не успел спасти жертву. Тогда ещё не было традиции ждать рыцаря-освободителя. Он заявился в ритуальную комнату и убил дракона, пока тот доедал принцессу, — Арман немного помолчал и продолжил, — убил крюком, выломанным из края ритуального стола. А потом ограбил сокровищницу и уехал, как полагается, с драконьей головой на пике. — Но почему родичи того дракона ему это позволили?! — вскипел Ирр-Бор, всегда искренне веривший в лучшее в своих предках. Дор-Акр, слушавший с большим вниманием, влепил ему затрещину, чтобы не перебивал отца. — Потому что, — терпеливо объяснил Арман, — если случается нечто… Ну… — Невозможное, — подсказала Юта. — Невозможное, — с натяжкой согласился Арман, — это пугает. Вот представь, что на твоих глазах кого-то бы убил, например, таракан. После этого как-то… Опасаешься их, — дракон хищно улыбнулся и добавил. — Какое-то время. — Но ведь в ритуальной комнате все крюки на месте, — усомнился было Дор-Акр в правдивости рассказа. Отец укоризненно развёл руками и поднял глаза к потолку. — А ты думаешь, двести поколений наших предков только и делали, что ломали замок, как вы? … Потом была свадьба. Вероятно, не самая роскошная. Скорее даже до неприличия бедная по меркам королевских семей. Зато на праздник не позвали ни одну великоцарственную сволочь, которая плела бы интриги в перерывах между тостами и поливала бы грязью всех и всё за глаза. Вместо этого пригласили всех уцелевших членов посольства. И, конечно, Дорта, которого Гирар накануне посвятил в рыцари. Гости в глаза и за глаза говорили, что в этой семье похищают только самых лучших принцесс. Дор-Акр и Ирр-Бор уже не знали, куда деваться от предложений вроде «В таком-то королевстве есть замечательная девушка…». Из Ингарсии прибыла делегация, которую составляли самые неугодные королю дворяне и, неожиданно… Агнессина подруга. Та самая, которая помогла ей бежать. Узнав о её роли в этой затее, король решил наказать девушку, отправив проказницу на мероприятие в драконий замок. Надо сказать, она действительно оказалась немного благоразумнее принцессы, но вместе с тем и пугливее. Когда Дор-Акр, скрипя зубами, превозмогая желание развернуться и заткнуть кулаками открытые рты своих братьев, пригласил её на танец, несчастная замахала веером, изображая приступ такой дурноты, что о танцах не могло быть и речи. Отвергнутый кавалер вынужден был признать, что отказ со стороны девушки тоже может оказаться болезненным, особенно если ради её минутного счастья пришлось тайком брать уроки. Представив, что подобное унижение можно переживать многократно на протяжении всего сезона, Дор-Акр поморщился. Мир девушек оказался ещё более запутанным, чем он предполагал. А Юта, надевшая по случаю праздника все свои золотые украшения, не пропустила ни одного танца — сыновья наперебой приглашали её, даже те, что были вдвое ниже матери по росту. Арман царственно принимал поздравления и заверения, что вскоре он примерит роль деда. Невесту пришлось с боем отвоёвывать у младших братьев. Те упорно не желали расставаться с полюбившейся игрушкой. Гирару прокусили руку до крови, и он тоже не остался в долгу. Гирар остро чувствовал, как любит свою семью: отца и мать, братьев. Их горячие объятия, искренние улыбки, честные слова. Он никогда бы не променял их даже на всё богатство и власть мира, не продал бы за изменчивые привелегии. Не задумываясь, Гирар отдал бы за каждого жизнь. Вызывая в памяти лицо Остина, так похожее на его собственное, Гирар от всей души радовался, что судьба не заставила его называть контистеранского короля отцом. Не обошлось и без курьезов. На торжество в драконий замок нелегко было заманить музыкантов, а потому оркестр собрался весьма колоритный: не обласканные жизнью менестрели, бродяги и бесприютные скитальцы, умевшие держать в руках инструменты. Увидев очередного певца, Дор-Акр и Ирр-Бор тревожно переглянулись, предчувствуя скандал. В очередном выступавшем они узнали того, избитого когда-то ими бродячего менестреля. Неужели он отважится потчевать гостей и хозяев росказнями о королеве Юте и доблестном Армане с неприглядной и даже неприличной стороны?! Певец и сам увидел своих недавних обидчиков, грозно потиравших кулаки. Однако, бить его оказалось не за что. Менестрель учёл возможность заработать новую взбучку, а потому переделал свою балладу до неузнаваемости. Юта представала доброй и преданной девушкой, трагически обманутой негодяем и попавшей в неслыханную передрягу, но вместе с тем сохранившей честь и любовь. Арман из смрадного ящера — отвратительного злодея прежней баллады — превратился в героя из героев, и едва ли слово «доблестный» могло вместить всё уважение и преклонение благодарного народа перед его великим подвигом. Талантливый менестрель потрудился на славу. Певучие рифмы, изящные сравнения и великолепно описанная кульминация — всё должно было расположить слушателей к тому, чтобы осыпать музыканта золотом с головы до ног. Хитрец, по всей видимости, на это и рассчитывал. Только в одном он допустил катастрофическую промашку: в его финале принцесса поцеловала дракона в морду, и чудовище превратилось в прекрасного принца, над которым ранее тяготело проклятье, вынуждающее того жить в обличии ящера. И жили они долго и… Вместо ожидаемых аплодисментов последние аккорды сопровождала гробовая тишина. Все взоры обратились на родителей жениха, а те медленно переглянулись. — Ты ещё надеешься на это, Юта? — спросил Арман жену с фальшивым участием. Та в наиграном отчаянии покачала головой. — Уже нет, — ответила королева, — прошло больше двадцати лет, а ты по-прежнему огромный огнедышащий ящер. — Этот дуралей считает, ты родила мне двенадцать детей, а я от тебя пустяковой ласки не видел, — ехидно заявил дракон, заглядывая ей в лицо. Юта только всплеснула руками, а потом выдержка изменила ей. Змеиная королева смеялась, как всегда задорно и весело, отвечая большим смеющимся ртом на поцелуи своего мужа. Получив от неё всё, что могли позволить получить правила приличия, Арман горделиво выпрямился. На лице его играло сытое, удовлетворённое выражение. Он бросил выразительный взгляд на перепуганного музыканта, которому отказали ноги. Но не отказали руки. Он принялся наигрывать на лютне мотив своей баллады, придумывая новую концовку на ходу. Теперь менестрель восхвалял огромные острые зубы и величественные когти, блеск чешуи и мощь крылатых ящеров, защитников народа и, безусловно, достойнейших, доблестнейших и добрейших существ на свете. В порыве вдохновения он ввернул в повествование пару совсем уж непомерно хвалебных метафор. Гирар подошёл с видом миротворца и взял менестреля за локоть. — Довольно, — негромко велел молодой король, поворачивая музыканта к двери. Весь мокрый от холодного пота певец почувствовал, что в карман его опускается небольшой мешочек, безусловно полный монет. Гирар добавил так, чтобы слышал только его собеседник, — моему отцу приятно, что ты рассмешил мою мать. А теперь проваливай, пока она не перестала смеяться! С этими словами король дал пинка менестрелю, а тот, очнувшись, побежал прочь без оглядки. Теперь смеялись уже все. Только старая ведьма, помогавшая Юте по хозяйству, позволила себе каркнуть вполголоса: — Хорошо побратайся, король! Будут у тебя и дочери, и внучки… Будут… Но никто её не услышал. … Когда молодых уже давно проводили, и немногочисленные гости разошлись, по замку проскользнула чья-то тень. Человек шел без факела, негромко, но уверенно ступая по камням. Он нарочно сделал большой крюк, чтобы миновать наиболее часто используемые переходы и ни с кем случайно не встретиться. Дверь ритуальной комнаты открылась почти бесшумно. Гирар шагнул внутрь. Обычно залитый солнцем зал был погружён в темноту. Гирар оглянулся на дверь, опасаясь потеряться во мраке. Он сделал еще пару шагов и неуверенно позвал: — Отец? В темноте вздохнули. Арман сидел на осколке камня, некогда упавшем с недосягаемо высокого потолка. Он всегда садился на это место, когда хотел серьёзно поговорить с сыновьями или подумать о чём-то своём — Ну, что тебе? — спросил он хрипло. Гирар замялся, не зная как начать разговор. Арман же истолковал его замешательство по-своему. — У вас там все хорошо? — спросил он уже несколько обеспокоенно. Арман в свое время объяснил Гирару, что и как мужчина и женщина делают наедине. Только проверить теорию на практике старшему сыну до того не удавалось. Гирар еще больше смутился, шумно вдохнул, улыбнулся. — Нет, то есть, да… Мы… Да, но она уже спит, и я… Да. Арман понял, что юноша стал мужчиной в общепринятом смысле этого слова. — Иди отдыхай, — велел дракон сыну, и в хриплом голосе его послышалось одобрение пополам с некоторой досадой. Арман вообще-то сбежал от Юты, чтобы не оставаться с ней наедине, пока из крови не выветрится вино. Иначе он за себя не ручался. Они твёрдо решили не заводить больше детей, и теперь им приходилось быть крайне осмотрительными. Известные меры предосторожности, впрочем, уже дважды давали осечку: так появились на свет двое самых младших драконов. Если для Юты телесная любовь была в первую очередь лаской, то Арману она представлялась стеной ревущего пламени, чистой страсти. Страсть легко охватывала его, потом передавалась Юте, словно лесной пожар. Но теперь Арману оставалось только тосковать по тем временам, когда мог без оглядки на последствия запирать дверь спальни до самого утра. А тут ещё свадьба, пара лишних стаканов вина, воспоминания о молодости. И Юта такая красивая, такая нарядная… Но увы, день не тот. Лучше не рисковать и все такое. — Отец, меня мучает один вопрос, — все же решился Гирар. Арман негромко хмыкнул. Его бы ни один вопрос не оторвал в такое время от жены. Видимо, девчонка и правда уснула, а молодому мужу, видишь ли, не спится. — В ингарсийской столице все только и говорили, что о драконе. И рыцарь откуда-то знал, куда надо ехать. А ведь Агнессу никакой дракон не похищал. И деревья в пригороде никто не жёг! — Гирар сделал паузу, ожидая, как отец отреагирует на прозрачный намёк. Арман молчал. Гирар продолжил: — Когда бродячие актёры похищают знатную девушку, ее выручают не рыцари, а солдаты. Король приказывает оцепить столицу, на дорогах выставляют посты… — Ну и что? — Я так и не понял, как они нас выследили, — закончил Гирар, придав своему тону оттенок подозрительности. Глаза Армана сверкнули в темноте. Мальчишка оказался догадлив, ничего не скажешь. Надо бы сказать ему что-то. Только перед этим изгнать из головы видение: две родинки на лопатке его матери, которые сейчас так хочется целовать, предвкушая наслаждение. — Представь себе, если принцессу можно похитить по переписке, то и на дракона можно написать донос, — насмешливо произнес Арман наконец. Гирар воспрял духом. Все же его подозрения оказались не напрасными. — Ты написал королю! — воскликнул он, потрясённый. Арман фыркнул. — Они её хватились только через день. Хорош отец, если не заметил, что дочь не пришла к завтраку! Гирар хлопнул себя по коленям и возбуждённо зашагал взад вперёд. — Они бы все равно догадались, где принцесса, — заметил Арман примирительно, — Неделей раньше, неделей позже, какая разница? — Неделей позже у меня бы ничего не вышло! — восторженно проговорил Гирар, и Арман прикусил губу, отгоняя мысли о жене. — Не стоит благодарности, — бросил дракон небрежно, — Просто все должно делаться в свое время. — Нет, стоит! — голос Гирара не оставлял никаких надежд на то, что от него удастся быстро отделаться. А может, это к лучшему. Отвлекает. — Что мне сделать для тебя, отец? Ты не дал мне наделать столько глупостей! Если бы не ты, я бы не стал тем, кто я есть сейчас! Арман еще раз вздохнул, встал. Обошел сына по широкой дуге. Сейчас ему хотелось только одного, но тут Гирар уж ничем помочь не мог. Арман долго молчал, потом как мог мягко ответил: — Будь счастлив, сын. Живите с Агнессой в согласии, порадуйте нас внуками поскорее. Ну, давай, иди. Я тоже ухожу. Гирар увидел силуэт отца на фоне дверного проёма, пошел за ним следом. Арман, пошатываясь, поднялся по лестнице, прошел в комнату с камином и налил себе стакан воды. — Ты еще здесь? — спросил он, не оборачиваясь. — Прости, если я задел тебя, — сказал Гирар виновато. Арман мысленно сосчитал до десяти, — но знаешь, я все время думал о тебе, когда строил там из себя дракона. Арман устало покачал головой. — Иди спать и подумай, как будешь завтра строить из себя человека. Хотя бы для твоей красотки. Гирар, улыбаясь, кивнул отцу и побрел прочь. Арман проводил его задумчивым взглядом. Он уже повернулся было, чтобы уйти, но вдруг услышал торопливые шаги. Гирар почти бегом возвращался, и его лицо сияло, озарённое какой-то задумкой. В каждом его жесте проскальзывала кипучая энергия, унаследованная от матери. Он был похож на ребёнка, которому прочитали на ночь слишком интересную книгу, и который теперь не заснёт, пока родители не ответят на все вопросы. — Ну, чего тебе ещё? — Я уезжаю, мне надо к утру быть в Верхней Конте. Пожалуйста, скажи маме и Агнессе, что… — Что?! Гирар торопливо отступил, потом побежал со всех ног. Арман гнался за ним по коридору, потом по лестнице до самых ворот. По пути Гирар успел схватить свой меч и куртку. Он выбежал под звёзды и не сбавлял скорость, пока не достиг руин подъёмного моста. Там он оглянулся. Увидев, что отец за ним не гонится, Гирар засмеялся и бодро помахал ему рукой. Арман смотрел, как сын застёгивает куртку, пристраивает за спиной меч. Гирар повернулся и широко зашагал по дороге. Дракон видел, как в молодом короле властно подняла голову кровь его прадедов — героев и авантюристов. Тех самых королей, которые сражались впереди своих армий, побеждали драконов и восходили на престол, только совершив подвиг.