Кровь героев и авантюристов

Остин с некоторых пор ненавидел пышные приёмы. Лет десять-пятнадцать назад он был рад находиться в гуще дворцовых событий: бесед, рукопожатий, намёков, флирта. Белый лев Контистерии, Остин приковывал к себе все взгляды. Всё, что происходило между богато раззолоченных стен бального зала, было ему подвластно. Ни одна сколько-то прочная связь — деловая ли, любовная ли — не возникала без его ведома и разрывалась, если он того желал. Остин правил своим двором и своим народом, крепко и беспринципно. На торжественных сборищах он был спокоен и собран, харизматичен и благороден, как клинок, нацеленный в сердце. После приёма можно было расслабиться и слегка развлечь себя задиранием юбок. Светские вертушки были, есть и будут при любом дворе, а согреть на ночь-другую постель короля не откажется ни одна. Теперь же Остин сидел в кресле, изо всех сил стараясь не выдать, как немилосердно болит поясница. Это было не так-то легко. Тем более, теперь все глаза цепко ощупывали больного короля, оценивая, сколько же он ещё протянет. Ног, опухших и насилу втиснутых в узкие лосины, Остин почти не чувствовал. Все разговоры так или иначе вертелись вокруг торговых потоков. Не угодно ли: тот скользкий гадёныш, оставивший Остина с носом в Ингарсии, теперь перетягивал на себя одеяло, как мог. Он обрушивал и задирал цены, обогащал одних и разорял других, ссорил и мирил, при этом в половине случаев прогорая, а в другой половине отыгрывая потерянное. Наглый гадёныш хорошо стукнулся лбом раз и два по неопытности, но от этого стал ещё хитрее и опаснее. Ящера в человеческом обличии уже начали осторожно принимать в ряде стран. Не с распростёртыми объятиями, но всё же принимать. Разумеется, не в Контистерии. А недавно прошёл слух, будто бы молодой дракон прогнал семиголовую гидру, столетиями отравлявшую жизнь крестьянам на западе Нижней Конты. Гадёныш по всей видимости собирался проложить дорогу через болото, где обреталась эта тварь. Неугодно ли… Герой. Менестрели шапками гребут гроши, распевая об этом во всех трактирах. О, да, подвиг в духе славных предков, которые сломя голову неслись на коне навстречу опасности и ползли в каждую вонючую дыру, лишь бы прославиться. Остин вспомнил, как сам в своё время совершил не принёсший никому добра подвиг: спас принцессу Юту из лап дракона. Показуха. Всё, как и говорила Оливия. Ему попросту навязали эту гадкую склочную девицу, которая с малых лет смотрела на него выпученными глазами. Да почему же надо было приносить в жертву именно его?! О том, чтобы убить Юту, Остин подумал сразу. Он в тайне надеялся, что дракон давно расправился с пленницей, ведь прошло полгода со дня похищения. Но ящер оказался щепетильным: поил, кормил и даже не больно-то обижал пленницу, поджидая освободителя. Ясно, показуха. Увидев эту уродину поближе, Остин ничуть не удивился, что она поладила с монстром. По древней традиции, после совершения подвига герой должен был провести ночь в старой цитадели. Повреждённая землетрясением, давно покинутая крепость венчала собой высокий холм неподалёку от столицы. В её стенах издревле хоронили контистерских королей, начиная с легендарного Контестара Первого и кончая отцом Остина, Контестаром Тридцать Девятым. Полагалось запастись большим количеством спиртного и без утайки рассказать славным предкам о своей победе. Остин рад был бы нарушить глупый обычай, да отец настоял. Он-то в своё время допился до того, будто бы в самом деле видел этих самых предков и беседовал с ними. Мол, вместе вспоминали свои подвиги, прикладываясь к чаше по кругу. Почтительный сын так и не дождался, когда же хитрый лис перестанет потчевать его небылицами и откроется, что попросту вылил бочку вина в какую-нибудь дыру. Ведь не поехавшие на всю голову герои прошлого его выпили, в самом деле! Сам Остин хоть и надрался в ту ночь, но всё же не до такого состояния. И на вопрос отца потом честно ответил: ни с кем он не пил, зато здорово замёрз наутро. «А всё-таки расставаться надо с идиотскими традициями…» — подумал король, тщетно пытаясь устроиться в кресле поудобнее. К чему этот глупый фарс с подвигом? На троне нужен тот, кто умеет думать головой, а не тот, кто с мечом за тараканами гоняется и называет это… Как оно там… Доблестью. Отец относился ко всему этому очень щепетильно. Во дворце была целая библиотека увесистых фолиантов, посвящённых способам борьбы с различными чудовищами. С картинками. И старый король исправно пичкал единственного сына этими побасенками, надеясь, что тот не осрамит своих предков. Сколько же Остин выслушал пространных рассуждений о том, что герой должен быть отважен и силён, но вместе с тем сначала хорошо подумать головой, а потом уже соваться в чьё-то логово! Предки оставили после себя прорву полезных советов, как выйти победителем из пещеры какой-нибудь невообразимо мерзостной твари. Ещё бы! Когда в вашей семье подвиг — это традиция, хочется оставить потомкам что-то ценное: хоть меч, хоть арбалет, хоть пару строк. Это было их ремесло или, как предки выражались, промысел. Будущий король Контестар Тридцать Девятый, отец Остина, шёл в своё время на подвиг, подкованный в вопросах чудовищ, как никто. Отец был героем хоть куда, как и дед, и прадед. А Остин… Остину не повезло нарваться именно на дракона. Тут славные предки уже насоветовали его предшественнику такое, что свело беднягу в могилу, да и не его одного. Впрочем, о какой могиле может идти речь, если тебя сожгли в пепел драконьим огнём? Типичный контистерский король: сегодня на троне, завтра в омерзительной дыре, послезавтра опять на троне. Три четверти юношей, родившихся в их роду, не возвращались домой. Привозили только меч, который брал в руки следующий на очереди в герои и с упорством безумца пёр с ним на край земли. А бывало, не привозили и меча. О, как Остин надеялся избежать этого варварского обычая! У него не было братьев, а потому вопрос подвига напрямую конфликтовал с вопросом престолонаследия. Но, понимаете ли, не в духе славных предков было оставаться в стороне, когда соседскую принцессу похищает дракон. Подумать только, сколько позора пришлось вынести из-за всей этой истории! Остин постарался отогнать воспоминания о Юте и её пакостном отродье, рожденном от смрадного ящера. Он от души надеялся, что сожительство с подобной тварью стало для неё наказанием. Вот ведь, наплодила гадёнышей! Подумать только, теперь при дворе ещё и облизывают сплетню о том, что, мол, у короля Остина плохо получаются дети в отличие от… Даже думать мерзко. Взойдя на престол после смерти отца, Остин одним из первых своих указов велел перенести в старую цитадель богатую коллекцию черепов самых разнообразных тварей, в том числе два драконьих черепа. Вся эта пакость не вписывалась в интерьер дворца, а рядом с могилами героев ей самое место. Себя Остин завещал похоронить как можно дальше оттуда. Довольно он претерпел от своих предков. Не хотелось после смерти лежать в старой цитадели бок о бок со всеми этими героями в вонючих сапогах, которые по сей день не упускают случая хорошенько поддать за чужой счёт. Не хотелось, и… Было немного боязно. А если и спросят с него там, в могиле: «Что же ты так оплошал?». Он ведь и сына после себя, похоже не оставит. Придётся завещать трон седьмой воде на киселе. Король подавил желание зевнуть. Поднял измученные глаза к часам, стрелки которых ползли непростительно медленно. Хотелось лечь в ванну и немного облегчить свои страдания, а главное, снять распроклятые лосины. Остин заметил, как сквозь плотную, нарядную толпу к нему пробирается шеф тайной полиции. По лицу старого лиса невозможно было что-либо прочитать, но король сразу понял, что новости у того неприятные. Встав за спинкой королевского кресла, седой интриган сказал негромко, чтобы услышал лишь один Остин: — Ваше Величество, похищены книги из… — шеф тайной полиции сделал паузу, когда лакей с поклоном подал королю кубок вина, — из вашей личной библиотеки. — Какие? — спросил Остин равнодушно. Его собеседник проводил глазами не вовремя подошедшую фаворитку. — Из тайника в стене, Ваше Величество. — Что?! Остин не жалел полусгнившие тома, доставшиеся в наследство от пращуров. И не опасался, что они могут попасть в плохие руки. Но какова наглость! И как вор сумел найти тщательно замаскированный тайник? О его существовании знали только сам Остин, шеф тайной полиции, да ещё почившие предки. Кто, спрашивается, проболтался?! — Что-то ещё? — холодно поинтересовался Остин. Шеф тайной полиции только развёл руками и кивнул на тёмное окно, в котором при свете дня открывался вид на полуразрушеннную цитадель. — Какие-то бродяги вчера ночевали в старой крепости. Король поморщился. Даже самые бесприютные скитальцы обходили это мрачное место стороной. Молва о королевском некрополе ходила самая недобрая. — Отчего же не в твоём чудесном заведении, которое ты у меня так долго клянчил? Несколько лет назад во всех городах Контистерии были построены ночлежки для нищих. Те, кто остался без гроша и крова над головой, могли получить там угол и миску супа. За простой платили работой: чистили городские сточные канавы, выгребные ямы и собирали отбросы на рыбном рынке. Вместе со всякой швалью в каждом этих «чудесных заведений» кормили клопов многочисленные подчинённые шефа тайной полиции, слушая, о чём беседуют постояльцы. — Их туда не пустили, — старый интриган ухмыльнулся, — от них слишком сильно смердело. — Неужели? — устало удивился Остин. Да уж, надо действительно очень постараться замараться настолько, чтобы перебить ароматы ночлежки. — Разберись, кто и как украл мои книги, утрой охрану казны. Воры ходят в моём дворце, как у себя дома! Если сегодня исчезнет ещё хоть пуговица, я разгоню вашу шайку, а тебя прикажу вздёрнуть на площади, понятно? Шеф тайной полиции поклонился и двинулся прочь. Приём, к огромному облегчению короля, близился к завершению. Спустя полчаса Остин со стоном вытянулся в своей ванне, выслушивая доклады об усиленной охране и других делах дворца и города. Двое смрадных бродяг, вероятно, отмылись в реке и превратились в бродяг обыкновенных. Во всяком случае, их и след простыл. Ну, да это мелочи. Утром шеф тайной полиции, выслушивая донесения очередного шпика, в который раз удивлялся некоторой близорукости сильных мира сего. Он сорок лет служил контестарским королям: сначала деду Остина, потом отцу и, наконец, нынешнему монарху. Старый лис не брезговал переодеваться простолюдином и путешествовать инкогнито, а потому ещё давным-давно имел возможность навестить проклятый змеиный гадюшник и подметил некоторое внешнее сходство между своим господином и старшим сыном доблестного Арм-Анна. Знал он также и то, что у парня есть обыкновение ходить пешком, когда вся семья парит в небесах. А уж позапрошлой осенью, когда этот пройдоха нежданно-негаданно нарисовался на приёме в Верхней Конте, шеф тайной полиции увидел его и короля Остина в непосредственной близости и окончательно уверился в своих подозрениях. А ведь знатный козырь в рукаве… Такими без крайней нужды не делятся. … — Смотри, смотри! Тут цветные картинки! — Я знал, что тебе понравится. Гирар, обросший колючей щетиной, чесался спиной о стену замка. Покрытое огромными гнойными прыщами лицо рассекала широкая ухмылка. Смрад, из-за которого его не пустили в контистерскую ночлежку, уже почти выветрился, оставив лёгкий душок, от которого шарахались лошади. Пожалуй, что-то подобное люди имеют ввиду, когда говорят «Смрадный ящер». Гир-Арр не был ящером, но смердеть ему это не мешало. Вонял он, конечно, знатно. И кожа с него слезала почти так же, как в своё время слезала с его братьев. Решив не пугать Агнессу, молодой король укрылся на первое время в родном замке. Как говорится, от героя пахло подвигом. Добыча его была вышесредняя. Целый короб книг о самых разнообразных тварях: ползучих и летающих, волосатых и покрытых чешуёй, ядовитых и огнедышащих, многоногих и многоголовых, с целыми гроздьями глаз и без глаз вообще. Вся семья с огромным интересом рассматривала рисунки, вчитывалась в тексты. — Здесь про нас! — громко объявил об открытии зубастый Окр-Арр, и все бросились посмотреть. Завязалось азартное обсуждение. — Тебе правда это отдали твои предки? — тихо спросил Арман довольного, как кот, героя. Дракон демонстративно игнорировал красочные бестиарии, захватившие с головой его детей. Вполглаза следил за Ютой, которая с большим любопытством листала запылённый фолиант. Он безмерно любил то выражение лица, с которым его супруга исследовала что-то новое. Гирар беспечно кивнул. Он уже попотчевал доверчивых младших братьев рассказом о том, как всю ночь пил с предками. — Да, — серьёзно подтвердил герой, но всё же не выдержал и улыбнулся, — они на стене написали, где тайник. Я нашёл, и… — А зачем наврал? — Это традиция, — улыбка Гирара стала ещё шире, — понимаешь, предки выбили на камне, о чём надо рассказывать наутро после ночи в подземелье. Когда очередной герой, протрезвев, начинал нести эту чушь, его отец и дед понимали, что он… Ну… Годится в короли. — В каком смысле? Гирар так рьяно потёрся боком о стену, что эфес меча ударил его по затылку. С важным видом поднял палец, обильно украшенный мелкими гнойниками. — Сначала осмотрись, где ты оказался, и только потом напивайся. Если ты этого не понимаешь, то и с подвигом твоим что-то не чисто. Вроде как ты… Не настоящий герой, а просто везучий подонок. — Забавно, — протянул дракон, думая о своём, — а что же, везучие подонки не годятся в короли? Гирар только пожал плечами. Он был слишком молод и неопытен, чтобы знать ответ. — Они врут! — раздался дрожащий от возмущения голос Сам-Ирра, одиннадцатого сына. В глазах шестилетнего мальчугана была неподдельная обида, а тонкий палец указывал на разворот с легко узнаваемым рисунком, изображавшим Ритуальную комнату во всём своём былом величии. — Это неправда! Отец, посмотри, что они про нас написали! Все глаза обратились на Армана. Шестеро сыновей, посвящённых в тайну, окружавшую Ритуальную комнату, взирали на отца испытующе. Шестеро младших, которых родители до поры берегли от страшной правды, смотрели с праведным возмущением, смешанным с испугом. Юта подняла голову от своей книги, и по её лицу можно было бы прочитать всё недосказанное, но никто не оглянулся на мать. Арман напряжённо изобретал способ увернуться от серьёзного разговора. О таких вещах стоит говорить с глазу на глаз, да и мал пока сынишка. Не дорос. — Конечно, врут! — вдруг уверенно подал голос Дор-Акр и отвесил младшему брату подзатыльник. — Нормальный дракон, у которого всё в порядке с головой, не будет заниматься такой мерзостью! — Вот именно! Нашёл, кому верить! — Ирр-Бор отобрал у Сам-Ирра толстый фолиант, захлопнул его, а потом толкнул острым локтём зубастого Окр-Арра. — Враньё, — подтвердил тот и с важным видом кивнул головой в подтверждение. — Вшивые герои, только и умеют, что распускать всякие враки! Наши предки были могучие и славные! — Они думают, мы спим на золоте, — перебивая друг друга вставили реплику близнецы, — небось ещё полтома всяких небылиц понаписали! По лицам юных драконов солнечными зайчиками забегали улыбки. Дор-Акр опустил оба кулака на затылки близнецов, а Сам-Ирр, которому сохранили невинное мировоззрение ещё на несколько лет, вцепился зубами в запястье Ирр-Бора. Вскоре одиннадцать сыновей доблестного Арм-Анна принялись драться и кататься по полу, позабыв про книги и рисунки. Гирар внезапно понял, что слова его братьев прозвучали как обещания. Их смех показался ему более беззаботным, чем раньше. Губы героя сами собой поползли к ушам, и Гирар добавил от себя, вложив в свои слова тот же смысл: — Враньё! Слабаки, выдумывают чушь, потому что никогда не приезжали сюда и не поднимали меч на драконов! Несколько мимолётных сияющих взглядов сказали Гирару яснее слов, что братья его услышали и поняли. Он хотел было присоединиться к общей драке, но тут заметил, как напряжённо Юта смотрит на Армана, а тот — на детей. «Стар отец, — подумал Гирар, — трудно ему с нами». … Юта не могла точно охарактеризовать охватившее её чувство. Она ждала этих слов многие годы и боялась услышать, хоть бы и намёком, противоположное. Теперь же сердце матери сжимало дурное предчувствие, да такое жуткое, что следующей ночью она не смогла уснуть. Воспаленным глазам её являлись чёрные крючья, бахромой окружавшие жертвенник, трёхгранная игла, и череда имён, выбитых на камне. Откуда-то из глубины каменной глыбы доносился звук, то ли надрывный крик, то ли скрежет. Погибельное железо произрастало, точно экзотическое растение, и вместо одного шипа из чёрной поверхности торчала дюжина. Один раз Юте померещилось, что замок вздрагивает. Предчувствие нарастало, как волна, и разбивалось пенной круговертью где-то в грудной клетке. Лица детей вставали перед глазами их матери, и тёмная неведомая беда казалась неотвратимой. Что? Что же?! Не спал и Арман, размышляя. Лишь на рассвете смутная тревога обрела словесную форму и Юта тихо спросила, не сомневаясь, что Арман поймёт её вопрос: — Им это… Не повредит? — Мне не повредило, — откликнулся хриплый голос после недолгой паузы. В его тоне не было обвинения, не было упрёка. Но Юта почувствовала горький укол вины. Почему же она подумала об этом… Только сейчас? Нелегко ей было жить с Арманом все эти годы, как ни любила она его, а он — её. Хорошо жилось, в любви и относительном согласии, но… Нелегко. Непросто оказалось принять своих детей-змеёнышей, рождённых в кожистом яйце. Как цинично распорядилась судьба, что единственный ребёнок-человек, на которого всё её существо с готовностью изливало нежность и ласку, произошёл от нелюбимого. А от того, кого Юта любила всем сердцем, происходили змеи, в чьих глазах не было той крошечной человеческой искры, на чьих щеках не играл теплокровный румянец, а в голосах не сквозили те ноты, на которое откликается сердце матери. Но почему же она почувствовала страх за них только сейчас?! Почему только сейчас её душа замирает в тревоге, почти отчаянии, словно дети тяжело заболели и могут не увидеть следующий рассвет? Почему хочется сломя голову бежать к ним прямо сейчас и, плача, обнимать и целовать их? Юта по-звериному неистово полюбила их в ту ночь, всех, вместе с когтями, чешуёй и шипами, крыльями и огнём в гортани. Да пропади оно всё пропадом, лишь бы они… Были здоровы и счастливы. — Я им очень завидую, — протянул Арман с тоской, и Юта поняла, что он-то никакой тревоги не чувствует. Её супруг всю ночь думал о себе, своём прошлом и своих былых переживаниях. В предрассветных сумерках она заметила, что виски его тронуты первой сединой. Дав себе обет завтра же спуститься в подземелье и снова попытаться расшифровать новое пророчество, Юта почувствовала слабое облегчение. Этого хватило, чтобы женщина смогла, наконец, уснуть, прижавшись щекой к Арманову плечу.