Кровь героев и авантюристов

Созревало зерно. Скоро по дороге уже должны были пойти первые партии хлеба. Переговоры подходили к концу. Споря над последними пунктами, союзники, наконец, смогли прийти к согласию. Гирар пожал руку королю Гуго. После злые языки ещё долго упивались легендой о том, как жадного короля потом поразил недуг, отсушивший ему длань. Казалось бы, самое время почивать на лаврах. Но как встретят дома? Что все же думает отец? И какими глазами Агнесса посмотрит на него теперь? От Агнессы они за все время получили письмо, заверившее короля в том, что дочь жива. Гирар не сомневался в том, что мать взяла Агнесу под свою опеку и убережёт её от любых неприятностей. Но все же он так и не успел сказать девушке, куда он её привёз. Как-то принцесса восприняла эту правду? Не могла же семья скрывать и дальше! И всё же, очень хотелось домой. Хотелось начисто вымыться, выспаться, спокойно пообедать. И Гирар решил возвращаться. Его беспокоила опасность засады. За последние недели послы королевы Юты успели привыкнуть к более-менее мирному существованию в оцепленном квартале. Но все понимали, что за чертой города их могут подстерегать как неравнодушные ингарсийцы, так и озлобленные сверх меры враги из Верхней Конты и Контистерии. Акмалия, к слову, подтвердила свою репутацию гибкого союзника и подписала с Гираром ряд бумаг. Акмалийцы обязались предоставить-таки корабли для вывоза зерна. Гирар долго торговался за каждый пункт договора с ними, и, как сам потом скрипя зубами признавал, здорово продешевил. Едва ли не в убыток себе сыграл. У акмалийцев многому можно было поучиться. Гирар знал, что оценён врагами в поистине баснословную сумму. Головы его дорогих соратников тоже чего-то стоили, но даже все вместе не составляли и трети денег, обещанных за голову мнимого дракона. Поэтому Гирар решил ехать один, инкогнито. Без лишней помпы. Посольство единогласно выступило против, его именем матери просили отказаться от такой затеи. Но юноша был непреклонен. Гирар надеялся, что дома удастся уговорить отца и братьев прилететь, чтобы сопроводить послов на обратной дороге. Он слишком дорожил ими. Все же ему навязали общество головореза Готлиба, на что мнимый дракон не без облегчения согласился. … Гирар и Готлиб выехали вечером, надеясь добраться до замка за ночь и половину следующего дня. Время было выбрано как нельзя лучше: двое пешеходов, одетых, как простолюдины, миновали городские ворота в толпе расходящихся по своим домам жителей предместий. Решено было купить двух лошадей прямо у городских стен. Пока Готлиб выбирал и торговался, Гирар в последний раз оглянулся на город. Он уходил не как враг, но как опасный союзник. Солнце сияло, отражаясь от окон и медных крыш. В прозрачном, уже осеннем воздухе летали ласточки и стрижи. Листья на деревьях уже начали желтеть. Повсюду бросались в глаза виноградные лозы и гроздья мелких черных ягод. Кислый, терпкий ингарсийский виноград. Гирар думал об Агнессе. Он разрешил себе думать о ней всю дорогу до дома, и испытывал почти физическое блаженство от этих мыслей. Приятно было представлять себе её вопросы и давать на них ответы. Спросит ли она его, как там отец, король Гуго? Разве он сможет рассказать ей про весь этот парад алчности и жажды наживы, на котором про неё — живого человека! — позабыли? Юноша улыбнулся своим мыслям. Он никогда не поступит с ней так, как поступили ее родственники. Гирар еще много будет вести переговоров в своей жизни, но никогда не предложит в качестве товара тех, кого любит. А Агнессе он, пожалуй, немного наврёт. Ну так, чтобы сгладить углы. Скажет, что отец каждый день спрашивал о ней, что все ее знакомые постоянно интересовались, как она будет жить. Может даже заврется настолько, что опишет ей сцену: Жадный Гуго, который говорит, что сам приедет биться под стены замка, если узнает, что зять чем-то обидел его любимую дочку. Жаль только, что придется столько врать. Но ведь не расскажешь, как оно всё было на самом деле. Какая же это была роскошь просто постоять, опираясь на нагретый солнцем камень и помечтать о хорошем. Он ведь даже ни разу не успел её поцеловать. То они вместе удирали от возможной погони, то его мучило неведение, как встретят дома, а потом отец послал его на бой, и с тех пор, кажется, прошли столетия. Как Агнесса была хороша в коричневой пажеской шапочке с кисточкой! И как она отважно сбежала с ним в полную неизвестность! Отец как-то сказал детям, что их мать — его главное сокровище. Юта тогда еще шутливо напомнила ему, что, мол, какой дракон без горы золота. А Арман только обнял её, и стало ясно, что он-то говорил всерьёз. И Гирар будет беречь Агнессу не менее неусыпно, чем любой дракон бережёт свои сокровища. Готлиб, рыча под нос грязные ругательства, наконец-то сторговался. Гирар впервые устранился от переговорного процесса. В вопросе выбора лошадей приходилось отдать вожжи Готлибу. Тот лучше в них разбирался, понимал, за что можно требовать снизить цену. А уж исполосованное в ножевых драках лицо, сломанные уши и багровый шрам, стягивавший вниз одно веко, и вовсе действовали на торговцев самым выгодным для его кошелька способом. Пыльная дорога вела через поля, петляла по многочисленным деревням. Хлеборобы вели хозяйство чисто, не забывали про нарядные палисадники. У коньков крыш звенели на ветру глинянные колокольчики. В каждом огороде зрели огромные рыжие тыквы, радовали глаз обсыпные яблочные деревья. Гирару на минуту стало немного грустно лишать Агнессу всей этой яркой, раздольной красоты. Она, конечно, выросла в совсем других условиях, нежели он. В их замке долго не заживались вещи, способные гореть. Стоило кому-то из малолетних драконов немного заиграться, и все бегут закидывать песком горящий ковёр. Шторы, про которые Юта вспоминала со вздохом, а Арман со смехом, Гирар даже и не помнил — так давно Дор-Акр, старший из драконов, их спалил. С тех пор не вешали. Вещи по большей части железные, глиняные. Вынужденный аскетизм. Мать наняла помогать по хозяйству нескольких человек, но им платили несравнимо больше, чем платят при дворе любым слугам. Еще бы, ведь эти люди работали рядом с драконами. И то делать могли далеко не любую работу. Гирар решил, что уедет вместе с Агнессой из родного замка, когда хлебная хартия принесёт первые доходы. Построит свой. Горгулья! Вот как здорово обрести независимость! Он-то все равно теперь едва ли будет много бывать дома: Гирара ждала такая гора работы, что дух захватывало. А Агнесса пусть хозяйничает, как ей нравится. Он к ней будет… заходить. Мерно цокали копыта. Лошади оказались неплохи. Гирар перебросился словом с Готлибом на этот счёт, тот расплылся в улыбке. Проезжая мимо накренившейся под тяжестью плодов яблони, головорез сорвал пару яблок, одно бросил Гирару. Так они и ехали до конца этого по-осеннему золотого дня, вгрызаясь зубами в сочную мякоть и сплевывая на землю косточки. К ночи путники добрались до леса. Движение на дороге продолжалось и в темноте: вдоль будущей зерновой артерии наскоро возводились склады, строились постоялые дворы, загоны для переменных лошадей. Готлиб больше всего опасался засады именно в лесу, и его беспокойство оказалось более чем оправдано. Бригада плотников, ехавших на телеге с досками, перегородила перед носами коней мост через небольшую речку. И вот тут-то все и началось. Со всех сторон полетели стрелы. Лошади встали на дыбы, и Гирар почувствовал, как что-то обожгло его бедро. Краем глаза он заметил, что Готлиб завалился вниз головой и повис на стремени с блестящим метательным ножом в горле. Из-за деревьев к ним бежали какие-то люди. Плотники достали из-под досок мечи и кинжалы. Стрела просвистела мимо самого Гирарова уха, две другие воткнулись в бок его коня. Лошадь, не приученная к бою, бесилась под ним. Поняв, что он не сможет обуздать её, Гирар спрыгнул на землю. Он едва успел вытащить меч, когда на него бросился первый враг. Не задумываясь, Гирар яростно взревел и нанес удар наотмашь. Противник было парировал его, но длинное лезвие неожиданно рассекло его клинок, словно то было не железо, а масло. Сталь так же легко прорезала кирасу, прошла сквозь плоть, почти не встречая сопротивления. Гирар так опешил, что едва не выронил меч, когда разрубленный напополам враг ударился о его тело и упал. Тут же налетел второй, третий. Гирар рубился, рыча и скалясь, а клинок в его руке раскалялся, напитываясь кровью. Он светился в темноте и шипел, как горячая кочерга, опущенная в воду. Юноша отчаянно метался по поляне, сея смерть. Меч сёк и кромсал, раз за разом погружаясь в живую, трепещущую плоть. Кровь обильно лилась по рукам, капала с локтей. Брызги летели Гирару в лицо, и он чувствовал её горький вкус. Волшебный меч! Оружие победы в битве с драконом! Да знай он это раньше, пожалуй, одолел бы того рыцаря под стенами замка! Понеся первые потери, враги стали осторожнее. Они окружали Гирара, пытались ударить со спины. Снова засвистели стрелы. Лучник тщательно целился в мниного дракона, боясь попасть в кого-то из своих. Краем глаза Гирар приметил высокого мужчину, вооружённого метательными ножами. Телохранитель короля Остина. Ясно, чьих рук это дело! Перекошенные лица, крики, запах паленой плоти, блеск метательных ножей слились воедино, и Гирар понял, что долго не продержится. Волшебный меч не поможет ему одолеть в схватке. Врагов было слишком много. Он бился изо всех сил, но лишь отдалял неминуемый конец. Очередной нож мелькнул в лунном свете, Гирар едва успел метнуться в сторону, поймав плечом нацеленное ему в сердце лезвие. Неожиданно в схватку врезался всадник в тяжёлой броне. Он рубил мечом направо и налево, а боевой конь под ним гарцевал, топча упавших врагов копытами. Вооружённый метательными ножами человек упал, обезглавленный. До ушей Гирара донёсся азартный голос из-под забрала шлема: — Эй, ящер! Живой? — Граф! — закричал Гирар, не веря происходящему. Рыцарь пробился к нему. Они вместе ринулись в бой, прикрывая друг другу спину. Не ожидавшие такого поворота враги были отброшены, и только лучник продолжал пускать в Гирара стрелы, заставляя скакать и извиваться. Отступая, некоторые схватились за арбалеты. Стальная рука помогла Гирару сесть в седло. Конь понёсся через чащу, ломая кусты бронированным брюхом. На этот раз мнимый дракон ехал впереди, прикрытый латами своего неожиданного союзника. Рыцарь вдруг подался вперед. Гирар понял: его ранили арбалетным болтом в спину. — Ты как? — спросил он его, не оборачиваясь. — Заткни пасть, — прорычал рыцарь и крепко выругался. Он все больше налегал на Гирара сзади, опирался ему на плечи. Юноша перехватил поводья. Неподалеку был брод, и они миновали речку верхом. Гирар судорожно проворачивал в уме знакомые ему ещё по прошлому путешествию в Ингарсию места. Конь с двумя седоками петлял по лесу, ветки хлестали их со всех сторон. Когда всадники выехали на скалистый уступ, Гирар увидел зарево. Над огромной лесистой равниной с протяженными зубцами скал, сверкали молнии. Гроза стремительно надвигалась, и глухое ворчание грома наполняло воздух от земли до самых небес. Гирар видел вдалеке, на краю моря четкий силуэт замка. Каждый удар молнии озарял его величественные стены, зубцы на башнях и бойницы. Замок возвышался, гордо противостоя приближающейся стихии. Казалось, до дома рукой подать — крылья донесли бы за минуту. Гирар почувствовал, как его до краёв наполняет решимость во что бы то ни стало пробиться к нему, пусть равнина и наводнена опасными врагами. Если бы страстное желание вернуться домой могло помочь принять ему драконье обличие, он бы немедленно взмыл в небо ящером. Ещё никогда Гирар так не жаждал обрести крылья, как в ту минуту. В его воспалённом сознании смешались боль, крики, вкус пролитой им крови, шипение раскалённого лезвия. Домой! Он обязательно должен вернуться в замок! Но тут же все смешалось, утонуло в потоках ливня. Гроза, превратившая воздух в водоворот воды и смерти, уравняла возможности человека и дракона. В грозу не летают. В грозу идут пешком. Гирар оглянулся. Позади них разверзла клыкастую пасть пещера.