Краски жизни

      Процесс защиты обещал быть очень непростым, несмотря на весь опыт мистера Додсона. Мэрил узнала от него, что изнасилование дочери прокурора - далеко не единственная причина, из-за которой та готова идти до конца, лишь бы Бена посадили за решетку. Оказывается, миссис Мюррей предложили повышение: одно успешное дело, и она - судья в Лос-Анджелесе. Да уж, перспектива такого престижного места заставит осудить не то что единственного невиновного, но сотни невиновных и найти не одно бредовое обоснование их "проступкам"... Поэтому Мэрил очень волновалась, так, будто от нее зависело совершенно все. Мистер Додсон, напротив, был настроен очень решительно. Он знал, что его компетенции ничем не хуже. Раз обвинение готово "идти до конца" - значит, он должен постараться в два раза больше, чтобы выиграть дело.

***

      10 июня у зала суда собрались репортеры, фотографы и приглашенные свидетели, которые почти наперебой обсуждали предстоящий процесс. Мэрил стояла несколько обособленно, вместе с адвокатом и родителями Бена и, чувствуя напряжение, пыталась высмотреть Слэйтеров, но нигде их не увидела и подумала, что они еще не подошли. Моррисоны держались на удивление спокойно, будто были уверены, что это заседание пройдет успешно для их сына. А они и на самом деле были уверены, ибо твердо знали, что Бен не может совершить то, в чем его обвиняют, к тому же с помощью защиты такого замечательного адвоката, как мистер Додсон, все должно пойти, как по маслу!       Вскоре зал открыли и стали в него запускать. Мэрил и Моррисоны сели по центру, ближе к проходу, а мистер Додсон направился к обособленно стоявшему слева столу, охраняемому двумя полицейскими.       Привели Бена. Мэрил напряглась еще больше и пыталась понять, в каком он настрое, но это ей не удалось, так как он прошел в сопровождении конвоя слишком быстро и сел к ней и родителям спиной за трибуну, рядом с мистером Додсоном.       - Все будет хорошо, сынок, - прошептала Кэтрин.       Мэрил очень хотела обернуться всем корпусом и вновь попытаться найти взглядом Слэйтеров, но не стала, ибо в нее была накрепко вшита установка уважения правил хорошего тона. В общем, она и так была уверена, что они явились, - ей просто хотелось узнать и об их настрое. Боятся ли они или самоуверенны? Мэрил, все же, чтобы не привлекать к себе излишнего внимания, посмотрела через левое плечо, затем – через правое, но снова не увидела Слэйтеров.       В зал, стуча каблуками, и в обнимку с папками вошла прокурор миссис Мюррей - высокая сухопарая женщина, примерно одних лет с Мэрил, с аккуратно уложенными темными волосами и узким строгим лицом. До этого Мэрил видела ее в коридоре, - мистер Додсон сказал, что именно она обвинитель. Четкими, ровными, почти солдатскими шагами миссис Мюррей прошла к своему столу, находящемуся по правую руку от места защиты (если смотреть глазами Мэрил) и положила на него папки.       Человек на главной, судейской трибуне, на которого Мэрил даже не обратила внимания, стукнул два раза молотком и проговорил:       - Суд идет! Прошу встать!       Напротив правой части зала открылась дверь; появился человек в мантии и головном уборе, прошел и сел во главу судейской трибуны, после чего сели и все остальные присутствующие.       - Судебное заседание открывается! – проговорил тот же человек, который пару минут назад ударил молотком, - видимо, секретарь судьи.       Бен про себя выдохнул. Все это время – с пробуждения и до того, как опустился на скамью подсудимого – его не покидало сильное волнение, которое он изо всех сил пытался скрыть, но у него это плохо получалось; как только Бен сел, адвокат тут же шепотом попросил его не пугаться так сильно, ибо обвинители не должны видеть его страх. Чего ему бояться, если он не виновен? Однако напряжение в нем пульсировало скорее даже не из-за того факта, что сегодня его могут обвинить и посадить в тюрьму на долгие-долгие годы, а из-за грандиозного для него, нового и неведомого процесса, как суд. Бен – виновный в страшном преступлении, будет находиться в центре внимания, и все будут стараться делать акцент на трагедии Джули, которая произошла не без его участия… Но теперь он здесь, в зале, на скамье подсудимых, рядом с ним – его защитник, мистер Додсон, где-то позади – родители с Мэрил… Есть люди, которые в него верят и поддерживают его. Главное – начать и привыкнуть, как было с тем осознанием, что он ни за что ни про что находится в тюрьме.       Начался допрос свидетелей, и первой отвечала миссис Бейли, пожилая соседка, обитавшая этажом ниже, прямо под квартирой миссис Хьюз.       - Пятнадцатого мая у меня протекла труба в кухне, и я решила подняться к жильцам сверху, чтобы проверить, как там что у них. Может, это им надо чинить ее, а не мне? Так вот, я поднялась, и мне открыл дверь вот этот молодой человек, который сейчас сидит напротив. Минутой позже в прихожую вышла девочка и глядит на меня так испуганно… Меня тогда насторожило то, как она смотрела, но я быстро отвлеклась, ибо мне нужно было проверить стояк. Но у них было все цело, поэтому именно мне, именно в свою квартиру пришлось приглашать водопроводчика.       - До этого вы не были знакомы с подсудимым? – спросил мистер Додсон.       - Нет, я его впервые видела. Но, в общем, я не удивилась, так как Хьюз уже лет десять как сдает эту квартиру, и поняла, что это очередной ее жилец. Девочку я видела несколько раз в парадной, но не знала до этого, из какой именно она квартиры.       - А из какой комнаты вышла девочка?       - То есть? – не поняла миссис Бейли.       - Из комнаты, которая напротив входной двери, или которая идет налево? У вас ведь должна быть та же планировка, если вы живете под ними.       - А-а. Так… - наморщила лоб свидетельница. – Она вышла из той комнаты, что слева.       - Благодарю, вопросов нет, - с некоторой досадой ответил Додсон.       Миссис Мюррей тоже нечего было добавить; она просто фиксировала показания, грозно поглядывая то на адвоката, но на подсудимого.       Затем в свидетелях шли Фергюссоны, отец и сын. Старший отсутствовал, ибо, как потом выяснилось, в силу глубоко пожилого возраста он весьма слабо осознавал реальность, так что на трибуну сразу же вышел младший - дородный детина с почти тройным подбородком, лет сорока. Он нервно теребил в руках кепку, и его глаза бегали в разные стороны. - Несколько дней назад я из окна видел, как Бен Моррисон выходил из подъезда вместе с дочерью Слэйтеров, - густым басом произнес он. – Точнее… она выбежала из парадной и побежала, кажется, к парку Джерси… Следом выбежал Бен. Он ее догнал и обнял…       На этом Фергюссон резко замолчал и стал обдумывать, что же сказать дальше.       - Ну же, продолжайте. Почему вы считаете странным и подозрительным тот факт, что мистер Моррисон обнял Джули? – спросил мистер Додсон.       - Мне показалось, что он, когда ее обнимал, прикоснулся к ее этому… месту… что ниже спины… - неуверенно ответил Фергюссон.       - Просто прикоснулся или прямо сжал? – твердо спросил адвокат.       - Ну, я не видел… Скорее всего, просто прикоснулся, - пожал плечами Фергюссон. – Но, может, и не касался, просто мне показалось.       Мэрил украдкой разглядывала его и думала, что такой, в общем-то, тоже способен причинить вред другому человеку. Фергюссон многим напоминал ей Чака Слэйтера, - и дерганым взглядом, и какими-то полудетскими повадками, а, главное, - плохо скрываемым нежеланием отвечать на расспросы. Больше он ничего важного он не сказал и вернулся на свое место.       Было еще несколько свидетелей, которых Додсон начал спрашивать не столько о Бене, сколько о родителях Джули, о том, что именно те из себя представляют.       - Протестую! – с негодованием произнесла миссис Мюррей. – Защита допрашивает не по существу. Причем тут родители пострадавшей, тогда как они, можно сказать, сами пострадавшие?       - Протест отклоняется! – произнес судья.       Одна из свидетельниц, миссис Дэвидсон, живущая напротив Бена и Слэйтеров, говорила, что нередко видела отца семейства, Чака, нетрезвым, а один раз она в глазок двери наблюдала, как он ругал дочь прямо на лестничной площадке.       - Тоже мне новость, подумаешь, несколько раз выпил! – выкрикнул с места Чак, который сидел, можно сказать, непосредственно позади Мэрил, только на два ряда далее, поэтому она его не увидела. – И что, что я ругал дочь? Я один, что ли, ругаю?       - Попрошу тишины в зале! – требовательно произнес судья.       После нее еще одна свидетельница подтвердила, что видела Чака пьяным, и в тот момент рядом с ним никого не было.       Потом вышел сам Чак, сопровождаемый тихим гулом, что неудивительно, - ведь он считался пострадавшим, и зал был расположен к нему весьма сочувственно. Резко сев в кресло, он уставился на публику глазами, полными ненависти, останавливая взгляд то на Бене, то на Мэрил, будто пытался просверлить в них двоих дыру.       - Я лег спать ближе к одиннадцати, - начал говорить он. - Утром, часов в шесть, я просыпаюсь и вижу, что моя дочь лежит на своей кровати, стонет и держится рукой между ног. Я подошел к ней и увидел там кровь. Сперва было подумал, что у нее началось это… ну вы поняли…  У женщин так каждый месяц… - Чак несколько замялся. – Я думал, не переодеть ли мне ее, но скоро должна была жена прийти с работы, и решил дождаться… Я просто несведущ во всех этих женских вопросах… - Он нервно усмехнулся. – А то бы, мало ли, напортачил. Так вот, ближе к семи жена пришла, и я ей все с порога выложил. Она в крик, мол, это что, это как, не должно у нее ничего начаться, ей всего девять… Мы вызвали врача, а жена тем временем переодела дочь. Мы довольно долго ждали, где-то час, гадая, что же могло произойти, но об изнасиловании мы как-то и не думали… Так вот, пришел врач, а с ним два фельдшера, они осмотрела Джули и подтвердили, что это было… именно изнасилование…       «Пытается косить под дурачка… не знать, во сколько лет у женщин начинается менструация», - хмыкнул про себя мистер Додсон.       После этих слов возникла пауза. Чак далее не смог вымолвить ни слова, и слезы лились из его глаз.       - … бедная моя девочка… Ну и я вломился к нему вот… - Он, указывая на Бена, снова исполнился ненависти. – Ну а кто еще? Надо сказать, в какой-то момент я пожалел, что его избил, ведь мало ли, могли ворваться и другие люди, так что, может, дело требовало разбирательства… Я даже проверил замок в квартиру, но он не был сломан, да и жена сказала, что открыла дверь как обычно, без сложностей… Ну и вот. Думаю, что это он, без разговоров, - Чак еще раз кивнул подбородком на Бена.       - То есть, у вас нет прямых доказательств, что это именно ваш сосед? – вкрадчиво спросил мистер Додсон.       - Нету… Ну а кто еще может быть? – недоумевал Чак. – Или вы хотите сказать, что моя дочь посреди ночи или под утро вышла в прихожую, а то и на улицу, где ее и схватили, так что ли?       - Ну, этот вариант тоже нельзя сбрасывать со счетов, - серьезно ответил мистер Додсон. – Были, кстати, случаи, что ваша дочь убегала из дома, или что-то в этом роде?       - Было где-то в конце апреля, но к вечеру она вернулась… Она как раз была с Моррисоном, они ходили в гости вон к ней, - Чак указал на Мэрил, - миссис Нортон, кажется.       - Миссис Нортон мы еще допросим. А гости у вас бывали? Или у мистера Моррисона?       - У нас никого никогда не было. А вон к нему заходил какой-то парень, высокий такой. Правда, это было несколько месяцев назад, в апреле, кажется.       - Как его звали?       - А я почем знаю? Спросите Моррисона! Думаю, хоть в этом он не будет отпираться!       Далее мистер Додсон задал ему еще несколько вопросов и отпустил, досадуя на то, что нигде в его ответах не смог найти никакой зацепки. Но ничего, впереди еще врачи, которые осматривали Джули. Может быть, они скажут что-то нужное для дела?       Резкой, вызывающей походкой Чак прошел через весь зал и сел на свое место. Далее пригласили Сару Слэйтер, которая, сутулясь, неуверенно досеменила до свидетельского кресла.       - В общем, все было так, как сказал мой муж, - тихо произнесла она, на что Мэрил подумала: «Ну, еще бы было иначе!». – Я пришла домой в семь часов утра, а тут Чак мне говорит, что у нее началось… ну это… созревание. Я очень испугалась, так как знала, что оно не может начаться так рано, и мы вызвали врача…       - Во сколько пришли врачи? – спросил мистер Додсон.       - Так… кажется, около девяти часов, - напрягаясь, проговорила Сара.       - А полиция?       - Позже… На час, кажется… Как только врачи сказали, что Джули изнасиловали, Чак тут же побежал звонить в полицию по телефону…       - Что вы скажете насчет общения вашей дочери и мистера Моррисона? - перевел допрос в другое русло адвокат.       - Она ходила к нему в комнату рисовать… А один раз сбежала с ним гулять в парк, тогда как отец запретил ей в этот день уходить из дома…       И Сара рассказала все, вплоть до запрета Чака Джули ходить к Бену.       - Мне кажется, что наш сосед отомстил таким образом нам за то, что мы запретили нашей дочери общаться с ним.       После Сары вызвали одного из врачей, который засвидетельствовал один интересный для мистера Додсона факт, - во время осмотра пострадавшей он заметил, что отец девочки не совсем трезв.       - Подсудимый Бенджамин Моррисон, прошу в свидетели, - произнес судья.       В зале раздался гвалт, похожий на треск, и было ощущение, будто все собравшиеся только этого и ожидали. Многие неодобрительно, и даже грозно смотрели в спину подозреваемому, будто готовились прожечь ее насквозь. Бен же, услышав, что его вызывают, быстро вскочил и так же быстро прошел к креслу. До этого мистер Додсон сказал ему, что его будут допрашивать ближе к концу заседания; Бен, внимательно слушая каждого свидетеля, пытался параллельно воспроизводить в голове свои возможные будущие ответы и теперь чувствовал себя несколько вымотанным, но все же пытался сохранять бодрость духа.       Допрашивать или «топить», как сказали бы между собой сотрудники суда, его собралась миссис Мюррей. Она встала напротив него и, крепко прижимая к груди часть папок, сухим тоном потребовала у подсудимого рассказать  свою версию происшествия.       - Второго июня Джули пришла ко мне в комнату… - морща лоб, тихо произнес тот.       - Зачем пришла, и какое было время? – спросила прокурор.       - Время – около восьми часов вечера. Она почти каждый день приходила ко мне, после того, как я возвращался с работы, а затем – днем, когда я ходил по вечерам рисовать картину у миссис Нортон. Я учил Джули рисовать, она делала успехи. А тогда мы пробовали изобразить орхидею и нарисовали где-то половину, после чего договорились с Джули закончить завтра в это же время, и она ушла к себе, а я, добавив красок на другую картину, лег спать.       - Сколько было на часах?       - Когда ушла Джули – примерно десять, а я провозился еще где-то час, и, получается, лег в одиннадцать.       - А что было дальше? – допытывалась миссис Мюррей.       - Я проспал всю ночь, а утром ко мне в дверь постучали с такой силой, будто вот-вот готовы были выломать… Я открыл, а там Чак, и он, ничего не объяснив, бросился на меня с кулаками, затем выбежал и закрыл меня снаружи. Ну и через некоторое время приехала полиция…       - Кто-нибудь еще может подтвердить ваши слова? – в упор глядя на допрашиваемого, спросила прокурор.       - Разве что сама Джули, но она сейчас в таком состоянии… О, господи, - проговорил Бен, схватившись за голову.       Миссис Мюррей немного подумала, подняв глаза к потолку, затем спросила:       - Вы занимались с пострадавшей рисованием, не беря с нее за это ни единого цента, не так ли?       - Именно так.       - Почему? Какой вам был резон обучать ее бесплатно?       - Она к этому стремилась, у нее хорошо получалось.       - То есть вы хотите сказать, что занимались с этим ребенком просто бескорыстно, от чистого сердца, несмотря на вашу достаточно плотную в то время загруженность? – холодно, но в то же время насмешливо спросила миссис Мюррей.       - Да, так и было, - ответил Бен, удивленно глядя на нее и искренне не понимая, почему прокурор считает это столь странным явлением.       - Глупостью было бы верить в это, - покачала головой та. – К тому же, если внять словам одного из свидетелей, мистера Фергюссона, ваши прикосновения к девочке отнюдь не обозначали ваше бескорыстие.       - Если я как-то не так и обнял Джули, я сделал это случайно, - уверенно ответил Бен. - Бывает, рука соскользнула, понимаете ли. А, может, подобного и не было: мистер Фергюссон тоже мог что-то недоглядеть или проглядеть. В любом случае, эти объятия никогда не сопровождались какими-то из ряда вон выходящими мыслями в моей голове.       - Нет, я все видел и все прекрасно понял! – крикнул со своего места Фергюссон.       - Тишина в зале! – вновь потребовал судья.       -  Судя по моим наблюдениям, такой тип связи достаточно редок, если вообще возможен, - продолжила миссис Мюррей. - Обычно юношей возраста подсудимого не интересуют столь плотные отношения с детьми, разве что это не их собственные отпрыски. Они могут интересовать их лишь, по большей части, в определенном плане. Все же жизнь нынешней молодежи, которой не повезло родиться в обеспеченной семье, достаточно тяжела: приходится работать в поте лица, и в этом случае им не до отношений не то что, например, с друзьями или родными… С малознакомыми детьми, - и подавно.       - Позвольте с вами не согласиться, миссис Мюррей, - встал со своего места мистер Додсон. - Против замечания прокурора касаемо интересов юношей возраста подсудимого у меня есть достаточно общий аргумент, - многообразие человеческих характеров. Действительно, все люди разные; одни парни, его ровесники, отнеслись бы к девочке равнодушно, а другие – проявили бы участие, без сексуального подтекста.  А так же имеется и частный аргумент, - отношения подсудимого с умершей пять лет назад сестрой. Есть много свидетелей тому, что они были очень близки.       - Это ни о чем не говорит, - холодно произнесла прокурор.       - А о чем же это говорит? – напротив, горячо спросил адвокат. – И в самом деле, миссис Мюррей, как отличить любителя детей в плохом смысле этого слова от человека, который просто хорошо к ним относится, внимательно? Почему вы исключаете этот вариант, что подсудимый искренне хотел помочь этой девочке?       - Любители детей в плохом смысле слова тоже могут к последним хорошо, внимательно, как вы сказали, относиться! – тоном, не терпящим возражения, проговорила миссис Мюррей. – Только вот за такое отношения они чаще всего требуют плату, - такую, какую ребенок в состоянии им дать! Конечно, вариант бескорыстного хорошего обращения отрицать нельзя, но а что, если в этом случае его и не было?       - А если было? – спросил мистер Додсон.       - Но ведь мы не знаем, было ли! – парировала прокурор и пошла на опережение: – Да, вы мне сейчас можете сказать то же самое, дескать, я сама не в курсе, но ведь мы здесь собрались для того, чтобы предупредить происшествие в глазах всех приглашенных, особенно тех, кто являются родителями малолетних детей! Этот случай должен стать уроком для них, чтобы они присматривались к людям, которые находятся рядом, и были аккуратнее с доверием! Я вообще склонна предполагать, что до этого злосчастного случая подсудимый мог заставлять пострадавшую совершать другие действия сексуального характера без, так сказать, проникновения!       - Я прошу прощения, но вы несете… такую несусветицу! – возмущенно сказал Бен со своего места. – Вам самой не смешно? Вы же профессионал! Откуда у вас данные, что я совершал подобные действия?       - А вот данные появятся, если я приглашу психиатра для исследования вас на предмет педофилии. Я удивлена, почему присяжные сами этого не сделали.       Посовещавшись, судьи решили отложить заседание до следующего раза. Мэрил видела по выражению лица Бена, проходящего мимо нее, что тот чувствовал: он был расстроенным и в то же время возмущенным, видимо, постановкой вопроса прокурора. Затем она вновь попыталась найти взглядом Слэйтеров, но тех уже не было в зале.

***

      - Проклятье! – возмущался Додсон. – Мюррей подсовывает ему психиатра Линтона, который уже несколько раз работал с ней на пару; он ее поверенное лицо, можно сказать! Ну, все, теперь, скорее всего, Линтон на всеуслышание заявит, какой Моррисон педофил!       - Это точно известно? – встревожено спросила Мэрил. – Что Бен именно к нему попадет на экспертизу?       - Я слышал, назначен был именно он.