Краски жизни

      Спустя неделю картина была полностью закончена. Мэрил, как и ожидала, была не слишком довольна собственным изображением, но ничего не сказала об этом Бену, а лишь сообщила ему, что послезавтра вечером у нее состоится фуршет в честь открытия, на который он приглашен в качестве гостя. Бен немного растерялся, но в то же время был очень рад этому предложению: ведь он наверняка познакомится с другими художниками и вообще творцами.       - Будет дресс-код, насколько я понимаю? - спросил он, сообразив, что белой чистой рубашки, - единственного из всего его гардероба, что смотрелось более или менее официально, - будет маловато для такого приема.       - Об этом не беспокойся, - заверила его Мэрил. –  Для гостей заявлено семь вечера, но ты приди пораньше, часа эдак в четыре, чтобы подготовиться. Я очень хочу показать семейный портрет и представить тебя моим знакомым. Энн давно тоже хочет себе портрет, но как-то откладывает, одному богу известно, по какой причине. Надеюсь, что, познакомив вас, я наконец-то подтолкну ее к решению. Ты должен быть при деле, которое у тебя получается лучше всего.       Бен очень воодушевился. В заявленное время в доме Мэрил его уже ждал парикмахер, который немного подстриг и уложил кудри Бена так, чтобы те не слишком лохматились, а чуть позже он облачился в новенький коричневый костюм, предложенный хозяйкой дома.        - Предугадываю, мистер, что вы сегодня будете тем еще покорителем дамских сердец, - усмехнулась Мэрил, разглядывая своего гостя.       - Я бы предпочел покорить их сердца своим творчеством, - улыбнулся в ответ Бен.       - Это вне всяких сомнений.       Ровно в семь они спустились в гостиную. Гости пока не пришли, поэтому Бену и Мэрил немного подождать. В помещении были убраны диваны и удобно расставлены фуршетные столы с закусками и напитками. Бен взглянул на стену с законченным им семейным портретом и увидел, что та прикрыта шторами.       Вскоре гости начали понемногу заполнять пространство дома. Первыми пришли супружеская чета средних лет, мистер и миссис Олден, затем – лучшая подруга Мэрил, та самая Миранда Хоуп, которая приехала на кадиллаке одна, без мужа, так как тот был весь в работе. Бен отметил внешнее сходство Мэрил и Миранды, - обе женщины были действительно как сестры и отличались разве что манерой общения: Мэрил большую часть времени была спокойной и размеренной, а Миранда – живой и кокетливой. Позже появился отец и сын, Филипп и Барри Томпсон; старший искренне удивился, увидев Бена у Мэрил в качестве гостя, но все же встретил его весьма радушно. Так же пришли преподаватели: мистер Хэнкс, мистер Гринвуд, мистер Дункан, семейство Салливан, и еще две семьи, не задействованных в Ассоциации, и даже приглашенных из Айовы – Мэлтон и Стэрри. В общей сложности в доме находилось около двадцати человек.       Бен с интересом наблюдал за красиво одетыми, лощеными гостями, в которых не чувствовал того пафоса, гонора и высокомерия, о котором говорили все люди достатка среднего либо ниже среднего. Он понимал, что подобные гостям Мэрил – обычные представители человеческого рода, просто одетые куда лучшим образом и имеющие больше финансовых возможностей. Бен порадовался, что здесь были и преподаватели, и Барри с отцом, - хорошие знакомые, благодаря которым он не будет чувствовать себя не в своей тарелке, на тот случай, если Мэрил куда-то отлучится от него. Сколько здесь фактурных мужчин, сколько красивых женщин, которым только и быть где-то запечатленными… И кто из них, интересно, закажет ему портрет? Хорошо бы, а то деньги миссис Нортон не резиновые; когда-нибудь они закончатся, и все равно надо будет вновь искать заказ….       - Никуда не уходи. Скоро начнем, - шепнула ему Мэрил, которая, на его взгляд, выглядела просто роскошно: на ней было блестящее черное платье с открытыми плечами, а ее белокурые волосы подпирал такого же цвета маленький кокошник.       Пока гости угощались вкусной едой с фуршетного стола, пили шампанское и общались друг с другом. Сердце Бена учащено забилось в предвкушении демонстрации картины. На днях он впервые в жизни почувствовал, каково это – проделать грандиозную работу и получить за нее награду, которая измерялась в эмоциональной благодарности заказчика и в денежном эквиваленте. А сейчас эта награда грозила приправиться еще и восхищением публики… Да… Присутствие зрителей придает событию еще больше эффекта…       Мэрил попросила минуточку внимания и начала вступительную речь:       - Все вы знаете, что семья -  самое важное, что может быть в жизни. Она укрепляет, поддерживает, дает понять, что ты не одинок. Да, общение с родными – не всегда просто, без ссор и конфликтов нередко не обходится, так как все мы – люди со своим мнением и опытом, но в то же время нигде и ни с кем ты не будешь себя чувствовать столь единым и цельным, как со своими близкими, и чувства, связанные с их потерей равны ощущениям, будто у тебя из под ног выбили почву. Так выпьем за них, - за своих бабушек, дедушек, родителей, братьев, сестер, супругов, детей, внуков!       Гости, внимательно и с улыбкой слушающие ее, подняли бокалы с шампанским и осушили его. Мэрил продолжила:       - Я собрала всех, кто знает меня, как человека, имевшего семью, - сына и мужа, и знаком с ними лично. Так уж было уготовано судьбой, что у меня теперь нет ни того, ни другого. Но так же вы все неравнодушны к искусству, сила которого может порой исцелять и направлять на истинный путь. Сейчас вы увидите силу воплощения того самого родства.       Мэрил кивнула мисс Горвуд и второй темнокожей горничной, временно нанятой на подмогу, и те сняли занавеску с семейного портрета. Гости ахнули, увидев реалистичные, на их взгляд, изображения членов семейства Нортон.       - Это прекрасно, Мэрил! – с чувством, и даже едва сдерживая рыдания, воскликнула Миранда Хоуп. – Как живые…       - О да, Мэрил, это так реалистично и талантливо! Марк и Рэндл – будто прямо перед нами, такие, какими мы их знали! – с восторгом произнес мистер Мэлтон.       Многие почти наперебой стали расхваливать картину, а Бен буквально не мог прийти в себя от нахлынувшего на него чувства признания.       - Я хочу представить вам молодого и талантливого художника, который так хорошо передал характеры моих близких на этом портрете, - сказала Мэрил и легким жестом намекнула, чтобы тот вышел к ней. - Бенджамин Моррисон, ученик Ассоциации изящных искусств нашего города.       Бен встал рядом с Мэрил и почувствовал на себе взгляды гостей, полные доброжелательного любопытства. Неужели это оно?.. Начало той самой жизни, о которой он давно мечтал? Он был очень счастлив и с трудом сдерживал эмоции, готовые вот-вот прорваться наружу.       - … Приехал в начале этого года в столицу из маленького города Хилсайд и благодаря стараниям, упорству, мастерству, а так же учебе в нашей Ассоциации добился такого результата, - продолжала хозяйка. - Порой непросто выбрать хорошего мастера, но я не прогадала, разглядев в этом, начинающем свой путь, юноше большой талант. И хотелось бы поднять бокал за новое поколение, - юное и одаренное!       Гости вновь осушили свои бокалы. Бен внимательно следил за их реакцией, за тем, как они приближаются к картине, с восхищением рассматривают ее и задают хозяйке различные вопросы. К нему самому пока никто не подходил, а лишь продолжали на него глядеть все с тем же доброжелательным любопытством.       - О, Бенджамин! Этот так прекрасно, что вы сделали! – возникла перед ним восторженная Миранда Хоуп. – Вы точно большой талант!       - Большое спасибо, - улыбнувшись, сказал Бен.       - Я вот тут насмотрелась на изображение Мэрил и решила, что хочу себе такое же! Ну, то есть, чтобы вы изобразили меня… - она как-то неловко рассмеялась.       - Это я понял, - слегка рассмеявшись вместе с ней, произнес Бен. – Вы хотите изображение так же, во всю стену?       - Ну что вы! На чем вы там обычно рисуете… На мольберте, там, это будет явно меньше, чем полстены, куда я потом повешу эту картину, а это этого я ее обрамлю золотой рамой…       Тут она схватила его под руку. Бен понял, что шампанское довольно быстро ударило Миранде в голову, и попытался аккуратно высвободиться, но та держала его крепко и не собиралась выпускать.       - Миссис, я вас понял, - исполнившись неловкости, проговорил Бен. – Но я был бы вам признателен, если бы вы меня так не держали. Нам детали бы с вами обсудить…       - Мири, не позорься, отпусти его, - шепнула ей подошедшая сзади Мэрил.       - А что позориться? Я всего лишь хотела заказать ему портрет, - произнесла, как ни в чем не бывало, Миранда и, подняв руки, якобы она не при делах, отошла.       - Я даже не знаю… - произнес Бен, не понимая, стоит ли пойти вслед за ней, чтобы уточнить о заказе портрета.       - Не обращай внимания, - махнула рукой Мэрил. – У нее весьма переменчивое настроение, решения, к тому же она, как видишь, выпила. Подойдем-ка лучше к Олденам, им есть, что тебе предложить.       Они так сделали, и после обмена любезностями миссис Энн Олден сказала, что хотела бы заказать портрет подрастающего сына.       - Мэрил нам уже по секрету нашептала, что у вас есть опыт рисования портретов детей лет эдак восьми, и хотелось бы, чтобы наш Эдди тоже был запечатлен, - доброжелательно призналась она.       Бен воспрянул духом и принялся обсуждать детали заказа. Оказалось, что семейство Олден живет неподалеку от Мэрил, а оплата портрета будет расцениваться в двести долларов.       - С радостью возьмусь в ближайшее время! – с энтузиазмом произнес Бен.       Столь приятное известие увенчалось еще повышенным личным интересом гостей к молодому художнику; они стали к нему подходить и задавать различные вопросы о его происхождении и творческом пути. Мэрил было очень приятно, когда она слышала их перешептывания по поводу Бена: «Какой милый, скромный молодой человек!.. Вроде и не думала ни о каких картинах в свой дом, а теперь прямо-таки хочется, чтобы он нам что-нибудь нарисовал!..»       Тем временем Барри Томпсон стоял в стороне и с кислой миной наблюдал за происходящим. К нему подошел отец и произнес:       - Твою зависть видать за версту, поэтому смени выражение лица.       - Вот я не понимаю, что в нем такого? – недовольно произнес Барри. – Я ведь не хуже рисую… и этот чертов семейный портрет я бы нарисовал, если бы мне дали шанс! Что, если я родился в не самой бедной семье, то все, - быть мне обделенным?       - То есть теперь ты винишь судьбу в том, что родился в нашей семье, а не в такой, как у Моррисона? - усмехнулся Томпсон. – А до этого все было так хорошо…       Барри испуганно взглянул на отца и пролепетал:       - Нет, что ты… Я не это хотел сказать, извини… Просто как будто все его жалеют… И Мэрил твоя ему работу подкинула… Просто меня злит тот факт, когда известными становятся именно из-за жалости!       - А точно ли жалость послужила тому, что он справился со своей задачей? – вкрадчиво спросил Томпсон-старший. – Эта жалость – и то, по мне это вовсе и не жалость, но да ладно, будем называть это так – послужила лишь отправным пунктом, а далее все зависело от него, - развиваться или не развиваться. Результат мы видим.       - Я понимаю, что ты прав… - вздохнув, ответил Барри. – Но вот не знаю… Если бы не он, и Мэрил была бы с тобой, и мне бы предложила вот это нарисовать… И вокруг меня были бы все эти люди сейчас!       - Во-первых, Мэрил не со мной, и никогда не была. Она сама по себе, - сказал отец. – Во-вторых, с чего ты взял, что она бы пригласила рисовать семейный портрет именно тебя? Она бы нашла более маститого художника. У меня вообще есть мысль, что она втрескалась в этого Бена по уши с самого начала, вот и придумала для него занятьице, до этого не помышляя ни о каком портрете на стене.       – Ну, вообще похоже на то, - усмехнулся Барри.       - Вот видишь. Сам же мне рассказывал, что она находится рядом в основном с ним во время лепки. Все может быть… По поводу всех этих людей, - скажи мне, мой дорогой сын, ты хочешь рисовать или стать великим?       - Ну… и то, и другое, на самом деле… Ты с таким выражением сказал «стать великим», будто это что-то плохое… А Моррисон, думаешь, не хочет стать великим?       - Думаю, хочет. Но именно рисовать он жаждет больше, чем славы и величия, чего не скажешь о тебе. У тебя явно болит самолюбие от того, что вьются не вокруг тебя, и это мешает истинному творческому порыву. Забудь про Моррисона и сосредоточься на себе, своем развитии, иначе тебя все это съест.       - «Не дай чудовищу зависти сожрать тебя целиком»! – с пафосом продекламировал Барри и коротко рассмеялся.       - Да, именно так, - кивнул отец.       Вскоре гости стали расходиться, по ходу благодаря Мэрил за такой интересный вечер и желая Бену удачи в развитии карьеры художника. Хоть заказ на картины пока был всего один, многие взяли у него координаты и пообещали связаться, если что надумают.       - Может, останешься на ночь? – аккуратно предложила Мэрил, когда в доме никого уже не было, кроме слуг.       Бен слегка настороженно взглянул на нее и произнес:       - Благодарю. Я, пожалуй, поеду к себе.       Мэрил незаметно вздохнула и вызвала ему такси.

***

     Следующим днем шли занятия в Ассоциации. Почти все причастные еще раз поздравили Бена с успешным началом карьеры и вопрошали, неужели он считает, что ему нужно продолжать обучаться.       - Нужно. Чем больше навыков, тем выше может быть спрос, - улыбнувшись, отвечал Бен. – Да и привык я к вам, будет грустно заканчивать учебу.       Он держал в памяти, что завтра прямо с утра должен начать портрет сына четы Олден. После занятий Бен решил повидать Джорджа и отправился к заводу, но не дождался его по завершению рабочего дня. На всякий случай он зашел в таверну; не увидев друга и там, он направился к дому, где тот проживал, но и там Джорджа не было.       Вздохнув, Бен вернулся домой. Джули выбежала из своей комнаты и радостно сообщила, что отец нашел ночную подработку, и мать тоже трудится в ночную смену, поэтому они могут порисовать.       - Учитель по рисованию принес орхидеи, и мы их перерисовывали, но у меня плохо получилось, - сообщила девочка. – Вот, смотри…       Бен взглянул на ее рисунок; и правда, ему показалось, что на нем изображены не орхидеи, а сардельки на зеленых палочках. Он показал Джули, что исправить, и стал задумчиво следить за тем, как она рисует.       Джули была очень рада вновь находиться рядом со своим другом, говорить, рисовать с ним. За последнюю неделю они почти не пересекались… Зато отец, казалось, озверел еще больше… Глядя на гневного родителя, девочка все вспоминала слова Бена о том, что она не должна так жить, и теперь готова была бежать за тридевять земель, лишь бы больше не находиться в этой убогой, неуютной обстановке.       Бен будто бы ощутил ее настрой и спросил:       - Что за работа у отца? Он постоянно будет так работать или просто один раз выйдет в ночь?       - Не знаю, - пожала плечами Джули. – Хоть бы постоянно, а хоть бы вообще целыми днями там пропадал…       Бен еще более внимательно посмотрел на нее. От него не укрылась, как девочка стала водить кистью более твердо, почти агрессивно, и ее лицо в этот момент было полным детского гнева.       «Довел… значит, она готова», - с некоторым облегчением подумал он.       - Ты бы хотела отсюда уйти? Насовсем? – присев перед Джули на корточки и заглядывая ей в глаза, аккуратно спросил Бен.       Девочка не менее внимательно посмотрела на него в ответ, молча кивнула и продолжила рисовать. Закончив, она показала ему готовую картину.       - Во-от, уже гораздо лучше, - произнес Бен.       Он все думал о том, что, раз его дела стали идти куда лучше, и обещается много заказов, может… все-таки стоит рискнуть к родителям? С другой стороны, все это так ненадежно… Будут ли востребованы его услуги художника на протяжении долгого время, или кризис постепенно потопит всех настолько, что уже никому не будет до искусства, даже весьма обеспеченным господам?       - Он убил Рони, - вдруг сообщила Джули.       Бен ошарашено посмотрел на девочку. Хоть он в последнее время редко обращал внимание на канарейку, так как почти не заходил на кухню, но новость о том, что птицы не стало, еще и таким образом…       - Как убил?       - Он куда-то унес клетку, - почти зло произнесла Джули. – Я заметила, что ее нет, и спросила сначала у мамы, потом у папы. Мама сказала, что не знает, а папа, - что нечего держать в квартире птиц, и что отпустил ее. Но я уверена, что он ее убил… - дрожащим голосом произнесла девочка и расплакалась.       Бену стало очень жаль и Рони, и Джули. Он привлек свою маленькую соседку к себе и погладил ее по голове.       - Ну, полно, - проговорил он. – Вот мерзавец, последних радостей ребенка лишать…       - Ты ведь меня заберешь, если я уйду от мамы с папой? – спросила Джули, с надеждой заглядывая ему в глаза.       Теперь тем более отступать уже было некуда, но как был рад Бен об этом слышать! Во всяком случае, девочка поняла, что с такими родителями ей ничего не светит.       - Да, да, конечно, заберу! - проговорил он и обнял ее. – Будешь жить в Хилсайде, с моими родителями, они у меня, знаешь, какие хорошие!       - Это рядом с индейцами? – напомнила Джули как бы себе.       - Ну как, рядом… Во всяком случае, это гораздо ближе, чем отсюда до индейцев. Или тем более от твоей родной Пеории. Всего час езды, и ты уже там!       - Ты меня сводишь к ним? – с надеждой спросила девочка.       - Конечно, свожу! – с радостью произнес Бен. – И не только туда! Еще и в Гранд-Каньон, как на картине, которую ты пыталась продать, и на озеро Уоттсон, и, конечно же, в замок Монтенсумы!.. Говорят, где-то там спрятаны сокровища!       - Золото? – спросила Джули, глядя на Бена горящими глазами.       - Оно в большинстве своем. Его еще лет четыреста назад спрятал вождь Монтенсума. Его самого и других индейцев, его подчиненных, пытался завоевать испанец Кортес, которому Монтенсума все же дал часть богатства, лишь бы тот никого не тронул, но Кортес выяснил, что у вождя есть еще сокровища, только они глубоко запрятаны. К тому времени Монтенсума почти полностью покорился испанцам и готов был им открыть другие местонахождения богатств, но многие его подчиненные индейцы были не согласны с таким раскладом; открыли заброшенную шахту, сложили там часть сокровищ и установили ловушки в виде затопленных тоннелей.       - И эти богатства там нашли? – спросила Джули.       - Нашли несколько каменных скрижалей, на которых выточены иероглифы и другие знаки. Археологи решили, что в них зашифрован настоящий путь к сокровищам и до сих пор пытаются его разгадать.       - А что потом стало с Монтесумой?       - Его убили его же подчиненные, индейцы. Он призывал их подчиниться испанцам, но они не согласились и наказали своего бывшего вождя за предательство.       - Я тоже хочу найти его сокровища! – радостно произнесла Джули.       - А как же рисование? – улыбнулся Бен.       - Я буду заниматься и тем, и другим! – с гордостью заявила девочка.       - Тогда я тебе с точностью скажу, что тогда ты не найдешь никаких сокровищ, - развел руками Бен. – Для того чтобы хотя бы начать, тебе нужно выучиться на историка или на археолога в университете, чтобы обладать знаниями. Даже им эти поиски непросто даются, а уж человеку, далекому от этого, тем более! Если ты выберешь профессию археолога, то будешь куда меньше времени уделять рисованию…       - Тогда я буду рисовать! – с придыханием заключила Джули. - Я вдохновлюсь и нарисую все эти места тоже! И стану богатой и знаменитой без всяких сокровищ!       - Ясное дело, станешь, - улыбнулся Бен. – Ладно, уже десять часов… Мне завтра рано вставать на работу, - буду рисовать мальчишку примерно твоих лет. А еще завтра я уже начну делать первые шаги в сторону того, чтобы ты осталась со мной.       Джули поцеловала его в щеку и упорхнула в свою комнату. Бен же подумал, что после наброска портрета Олдена-младшего стоит поговорить с Мэрил об адвокате, - наверняка она знает кого-то… Может, он поможет уладить это дело? Интересно, сколько он за него возьмет?..

***

       …Будучи радостной и наполненной, Джули вернулась в свою комнату, легла на кровать и уснула, думая перед сном о величии замке Монтенсумы и других красот, которыми полон этот штат… 

***

   … Она проснулась от нехватки воздуха, будто находилась в каком-то мешке, на котором кто-то сидит. Резкий страх пронзил Джули раньше, чем она успела раскрыть глаза, и она стала изо всех сил сопротивляться, но этот кто-то ее удерживал. Воздуха хватало все меньше и меньше… Она чувствовала, как с нее стаскивают нижнее белье…       …Боль. Некая противоестественная боль, которая пройдет очень не скоро и даже поселится в самом сердце на года… Не будет мыслей, сознания, чувств…