Краски жизни

Аризона, Пеория. 30 ноября, 1929 год.       - Джули, Сара, давайте там поживее! Хватит копаться! – крикнул Чак Слэйтер.       Его девятилетняя дочь Джули в другой комнате наспех оделась и стала ждать у выхода, а мать продолжала сборы.       - Сара, черт возьми! – недовольно подгонял муж супругу. – Мы опоздаем на поезд! Никто нас не будет ждать в столице!       - Я готова! – возникнув на пороге, произнесла Сара; она старалась, чтобы ее слова звучали как можно более ровно, но в интонации все равно сквозило недовольство. Лет десять назад это была красивая, высокая, белокурая женщина, которая со временем заметно похудела, осунулась и постарела лицом.       - Тогда пойдемте, - сказал Чак. Он тоже изменился не в лучшую сторону за годы женитьбы, но его метаморфозы были связаны скорее не с непосредственно внешностью (особенной привлекательностью он никогда не отличался), а с ухоженностью: он выглядел достаточно небрежно, даже, можно сказать, несуразно, и, кажется, не осознавал этого. Как и многие пары, Слэйтеры просто встречались, а потом Сара забеременела… Чак вообще до последнего не признавал ребенка, но на него надавила властная мать. В итоге была сыграна свадьба; мать Чака умерла спустя три года, а ее сын вполне обжился и примирился с роль отца и мужа, и даже находил в ней свои плюсы – к примеру, есть, кем командовать, что плохо удавалось Чаку в детстве и юности.       Слэйтеры отправились на вокзал. Пока они ждали поезд, Чак думал об обустройстве в Финиксе, столице Аризоны. В Пеории их ожидала лишь нищета, так как месяц назад в стране начался финансовый кризис, и во многих городах люди пачками теряли работу. Эта печальная судьба не обошла стороной и семейство Слэйтеров: Чака уволили с мастерской, а заработок жены в магазине был очень уж маленький. И они, как и большинство, решили попытать счастья в столице.       Пока они ехали в поезде, Джули сидела, не шелохнувшись, и безотрывно смотрела в окно, наблюдая за тем, как мимо проносятся сухие деревья, редкие деревянные домики и бесконечные поля с выжженной травой. Двое детей примерно ее возраста в это время шумно носились по вагону, но Джули и не думала к ним присоединиться, хотя кто знает – быть может, если бы рядом не было родителей, они бы заразили и ее своим весельем.

***

       По приезду Слэйтеры обосновались в съемной комнате, которую Чак неделю назад нашел в газете объявлений и даже забронировал, отослав хозяйке задаток.       В квартире находились кухня, крохотная уборная и две комнаты, одна из которых была побольше. Слэйтеров, ввиду количества человек в семье, заселили в большую комнату (в той, что поменьше, по словам хозяйки, уже был жилец, - молодая девушка). Позже хозяйка им рассказала, что раньше здесь была гостиная. Каждый раз слыша слово «гостиная», Джули представляла себе большую комнату с камином, обставленную красивыми вещами и мебелью, среди которой непременно была большая софа, и как только увидела гостиную, в которую их собралась заселить хозяйка, сразу же разочаровалась, ибо помещение выглядело более чем скромно: раскладной диван, кровать, шкаф и стол. Обои белые, никаких излишеств. Стоила комната два доллара в неделю.       - Чак, может, мы напрасно поступили, что сперва не нашли здесь работу, а сразу сняли комнату, еще и деньги последние потратили, – неуверенно спросила Сара. – Кто знает, может, нас сразу никуда и не возьмут… Если вообще возьмут.       - Не каркай! – гневно проговорил Чак. – Если так рассуждать, то можно и вправду ничего не найти. Надо настраивать себя на лучшее, тогда все будет. Работники мы хорошие, так что за нами не заржавеет.       В других случаях такой подход мог бы не прокатить, но Чаку повезло: на третий день их проживания в столице на ткацкой фабрике, что находилась неподалеку от жилья, освободилось место, и Чак довольно скоро туда устроился. Заработок там был сносный на одного, но маленький для того, чтобы содержать семью, поэтому супруга неустанно искала работу. Спустя месяц, когда наступил новый год, с фабрики ушел кто-то еще, и Сара заняла заветное место.       Джули стала ходить в ближайшую школу. Подружиться с ребятами ей не удалось, да она к ним и не стремилась; как только они поселились с родителями в столице, Джули непрестанно тосковала по родному городку и по своей бывшей школе. Отец ее то и дело спрашивал: «Чего квелая? Люди не любят таких». Позже  Джули сошлась с двумя девочками и вообще немного адаптировалась. Но эти девочки дружили с ней только в стенах учебного заведения, а по окончании уроков бежали сразу домой, ибо у обеих были строгие матери, которые заставляли их заниматься зубрежкой. Поэтому после школы Джули ощущала одиночество еще более отчетливо, ибо родители допоздна работали, а сверстников, с которыми можно играть, более в округе не водилось, только мальчишки постарше.

***

      В один из дней, собираясь на работу, Чак пил кофе на кухне, а Сара копошилась в комнате. Джули внимательно смотрела на мать и гадала, в каком та настроении. Определить это было трудно: Сара давно научилась скрывать недовольство жизнью под маской невозмутимости, и это было куда хуже для Джули, потому она могла не угадать момент, когда именно мать взорвется и отругает ее. Все же девочка решила рискнуть: она подошла к маме и обняла ее.       - Отстань, Джули, - серьезно сказала Сара. – Я опаздываю. Принеси мне нож.       Джули вздохнула, поплелась на кухню и отпрянула от увиденного: ее отец лапал чуть ниже спины хихикающую молоденькую соседку, Энид Лоулес.       - Тебе чего? – злобно бросил он, увидев застывшую в дверях дочь.       Джули схватила со стола первый попавшийся нож, чем сильно напугала парочку, и бросилась вон.       - Уф, -  выдохнула Энид. – Я, было, подумала, что она нас сейчас прикончит. Ну, раз этого не произошло, то точно донесет матери. Скандал, поди, будет?       - Ничего не будет, - ответил Чак. – Мелкая ничего не поняла.       Но Джули все понимала. Она знала, что подобным образом мужчина может обнимать только жену или невесту. Мать ее бывшей подруги из Пеории как раз именно из-за этого развелась с мужем; подруга тогда еще много раз повторяла слово «изменил». Получается, отец Джули тоже изменяет, и они с матерью могут разойтись? Пытаясь задержать дыхание, девочка вручила нож маме и постаралась не подать виду о том, что ее волновало.       Вскоре оба родителя ушли, а Джули осталась, так как в школе был выходной. Она прислушалась к шорохам в квартире и поняла, что Энид тоже здесь. Мать называла их соседку легкомысленной и наглой, к тому же ее возмущало, что Энид не задерживается ни на одной работе и меняет их каждую неделю: Джули слышала, что та работала и на ткацкой фабрике, и на спичечной, и где-то в столовой. «И как ей так везет, что ее сразу берут?» - удивлялась Сара и добавляла, полагая, что дочь не поймет значения сказанного: – «Наверное, угождает начальникам». Джули и вправду не понимала. Самой девочке соседка тоже не очень нравилась: она чувствовала, что эта девица может вот-вот сказать что-то резкое и обидное, да и вообще казалась какой-то взвинченной. Поэтому Джули обычно избегала Энид. Однако после того как увидела ее на кухне со своим отцом, девочка решила попросить соседку больше не обниматься с ним.       Джули робко постучалась в комнату Энид. Та открыла дверь и, увидев девочку, сделала удивленное лицо.       - Ты? – спросила она. – Чего тебе?       В глаза Джули бросилась клетка с желтой канарейкой, стоявшая на столе. Девочку так заинтересовала птичка, что она забыла, зачем пришла.       - Хочешь посмотреть на канарейку? – спросила Энид весьма дружелюбным тоном. – Проходи, но ненадолго, а то я скоро ухожу.       Энид на самом деле сразу же раскусила, зачем к ней пришла девчонка, но она не была настроена выслушивать нравоучения в той или иной форме, и поэтому решила ее отвлечь. К тому же соседка поняла, что малышку могла подослать и мать.       Джули с минуту наблюдала за прыгающей по насесту и тихо чирикающей птичкой, но вскоре собралась духом и спросила:       - А почему мой папа тебя обнимал?       Энид, снимавшая в это время с волос бигуди, закатила глаза и ответила:       - Да просто ему было весело, вот и обнял. Я не собираюсь разрушать вашу семью, если ты об этом.       - Пусть он больше так не делает, ладно? Попроси его, - жалобно произнесла Джули.       - Попроси сама, - пожала плечами Энид.       - Он меня не послушает, - тихо сказала Джули.       - Ну, тогда не знаю, как быть, - беспечно ответила Энид. Она ловко сбросила с себя домашний халат, оказавшись перед девочкой в одном белье, затем надела цветастое платье, очень яркое, каких Джули еще не видела. Вообще, в ее комнате царил такой беспорядок, что Джули подумала: «Хуже маленькой… меня бы за такое давно наказали». Повсюду валялись женские журналы, огрызки яблок и фантики от конфет.       - Да ладно, не переживай! – воскликнула Энид, заметив, что девочка приуныла. – Я, может быть, скоро съеду отсюда, и твой папаша будет свободен от моих чар. Так, все, я убегаю!       Накрасив губы ярко-красной помадой, она выпорхнула из комнаты и сделала для Джули пригласительный жест рукой.

***

      Последняя мечта Джули сбылась довольно скоро: спустя два дня после разговора с Энид девочка нашла в двери спальни записку: «Съехала 15 января» и подпись. Когда родители вернулись с работы, Джули показала им эту записку и стала наблюдать за их реакцией, которая была весьма предсказуемой: лицо матери выразило удовлетворение, лицо отца – досаду. Хоть Сара и видела общение мужа с соседкой весьма обрывочно, все же она чувствовала, что тот с ней заигрывает. Она не ревновала его как мужчину и даже не боялась, что он уйдет от нее (точнее – знала, что не уйдет), но поведение Чака заставило ее задуматься: что она сделала в этой жизни не так? Почему она не может жить с мужем, как другие ее знакомые? Так-то Сара предполагала, что она не единственная в мире, от кого муж гуляет, а тем более просто погуливает, вот только в ее окружении таких не было, а о том, что многие семьи могут скрывать свои проблемы, она просто не задумывалась.       Чак же был раздосадован; его забавляла хорошенькая и легкая на подъем блондинка Лоулес, и он действительно намеревался закрутить с ней интрижку. Теперь ее нет, и снова приходится лицезреть одно лишь унылое и опостылевшее лицо жены. Все-таки, когда рядом кто-то молодой, свежий, пережить рутину и будни куда легче. Тем не менее, Чак надеялся, что Энид сменит другая соседка, не хуже, а, может быть, даже и лучше.       - Она хоть хозяйке сказала? – спросил он вслух.       - Судя по тому, что оставила записку – вряд ли, - горько усмехнулась Сара. – Понадеялась, что мы передадим, как швейцары.       - Куда деваться, - проворчал муж.       На следующий день у семьи был выходной; Чак позвонил хозяйке квартиры, и та через некоторое время приехала. Ее звали миссис Хелен Хьюз; это была невысокая, чуть полноватая светловолосая женщина сорока пять лет, не растерявшая внешней привлекательности.       - Ба, вы только посмотрите! Она птицу оставила! – воскликнула она, осматривая комнату. – Какой тут бардак, кошмар!       Услышав это, Джули бросилась к клетке.       - Мы возьмем ее себе! – сообщила она, не думая в этот момент о том, что отец запретит ей это.       Что и требовалось доказать.       - Ты с ума сошла? – спросил Чак, зайдя в спальню. – Никаких птиц у нас в комнате! Она же будет мешать спать!       - Ну, пап! – взмолилась Джули.       - Нет и еще раз нет!       - А давайте, клетка будет стоять на кухне? Вы же там все время находиться не будете, да и девочка сможет за ней ухаживать, - предложила миссис Хьюз. – Вопиющая безответственность, конечно. Что в голове у этой девицы?       - Она вам хоть заплатила? – спросил Чак.       - За эту половину – да. Она съехала раньше, чем положено. Хоть так, и то хорошо.       - Пап, пожалуйста, разреши! – попросила Джули. Она воспользовалась присутствием хозяйки и решила, что в ее присутствии отец не будет спорить. И не ошиблась.       - Ладно, - махнул рукой он.       Миссис Хьюз осталась в комнате еще примерно на час, убрав мусор, оставленный прежней жилицей. Джули за это время сбегала в магазин и купила птичий корм; после ухода хозяйки девочка наполнила одну плашку водой, другую – зерном и поставила их в клетку. Птичка клевала зернышки легко и беззаботно; наблюдая за ней, Джули решила, что вскоре что-то должно поменяться в лучшую сторону.