Если бы

Наутро Рэйзора ждал серьезный разговор с комиссией в лице хозяина Винокурни и капитана кавалерии Ордо Фавониуса. Мальчик, умытый, причесанный и заплетенный заботливыми руками Аделинды, спустился на завтрак и едва успел сесть за стол, как Дилюк, сегодня хмурый пуще прежнего, разразился тирадой. — Рэйзор, больше никогда так не делай. Ты подверг себя огромной опасности, и это просто чудо, что ты остался невредим, — тон его голоса звучал авторитетно и даже устрашающе, и с каждым его словом волчонок стыдливо опускал голову всё ниже и ниже. Но гнетущая атмосфера рассыпалась в пух и прах: Дилюк вдруг прервался на полуслове, накрыл ладонью рот и нос и сдавленно чихнул. Кэйа услужливо подсунул ему салфетку и заговорил с мальчиком обманчиво мягко. — Видишь, вчерашняя погода сморила даже Мастера Дилюка. А тебя бы и вовсе занесло снегом. Превратился бы Рэйзор в сугроб. Волчонок оскорбился. — Рэйзор не маленький! И Рэйзор хорошо справился! Разжег костер, согрел лупикал… Дилюк попытался что-то сказать — что-то непременно неоспоримое, но при том хлесткое, как пощечина, — но вместо этого снова чихнул. Кэйа потянулся через стол за второй салфеткой и посмотрел на Дилюка так красноречиво, что тот махнул рукой и бросил попытки влезть в воспитательную беседу. — Рэйзор, для тебя будет лучше, если до весны ты останешься на Винокурне. От лица капитана кавалерии я торжественно тебе обещаю, что буду присматривать за волками, но ты должен оставаться здесь. И не сбегай больше, пожалуйста. Мастер Дилюк очень беспокоился за тебя. К тому же, — он ободряюще улыбнулся. — Совсем скоро праздник Морских Фонарей. Было бы грустно справлять его в лесу, правда же? Рэйзор надулся и скрестил руки на груди. — Рэйзор всегда празднует праздники с лупикал. — Разве тебе не хочется в этот раз побывать на праздничной площади? Запустить фонари вместе с Беннетом и Фишль? К тому же, — он озорно подмигнул неприкрытым глазом. — У меня уже заготовлен подарок для тебя. — Подарок для Рэйзора? — мальчик порозовел. — Конечно. — Рэйзор тоже должен подготовить подарки для всех, — волчонок так загорелся идеей праздника — уж очень захватывающе Кэйа о нём рассказывал — что, казалось, уже и позабыл об идее сбежать в лес. — И фонари… Рэйзор не умеет клеить фонари. — А Мастер Дилюк тебе на что? Просто попроси его помочь, — Рагнвиндр вскинул брови и уставился на Альбериха с возмущением, но открыто протестовать против этой идеи не стал. — Так мы с тобой договорились? Мальчик кивнул, и мужчины могли вздохнуть с облегчением. Кэйа так и вовсе от гордости раздулся, как павлин: нравилось ему, что он, в отличие от его названного брата, умеет подбирать ключики к детским сердцам.

***

К вечеру на Винокурне воцарилась приятная тишина. Кэйа вернулся в город еще утром; большинство работников Дилюк распустил по домам — к концу года они вознаграждались дополнительными выходными за хорошую работу. Из горничных в доме осталась только Аделинда, но и она благополучно занималась своими делами. Она как никто заслуживала отдыха. Хозяин поместья всё восседал за столом, сдерживая желание побиться головой о деревянную поверхность, и периодически сморкался в платок. Тем он и ненавидел декабри — документация в этот злополучный месяц имела свойство не заканчиваться, и от изобилия бумаг у него плыло в глазах. Выскочить бы уже, наконец, из дома с мечом наперевес да перерубить бы парочку монстров! Сколько можно?.. Радует только спасительная мысль о том, что в период праздников о его существовании не вспомнит никто из деловых партнеров, а таверне предсказаны сказочные выручки. Его глухой чих в ладонь заглушил скрип тяжёлой двери. В проеме сначала появилась пара бледных ручонок, сжимающих бумаги, баночку с клейкой слизью да кисти с красками, а уже после — мохнатая макушка и красные глаза, глядящие с настороженностью. — Рэйзор должен сделать фонари, — безапелляционно объявил он, но в кабинет не вошёл — ждал разрешения. — Попроси Аделинду, — отмахнулся Дилюк и с важным видом прикрылся очередным налоговым отчётом. Волчонок, определенно не согласный, фыркнул. — Аделинда дала это, — он потряс руками. — И сказала, что Рэйзор должен попросить помощи у мастера Дилюка. И капитан Кэйа тоже так сказал утром. А еще Аделинда сказала, что мастер Дилюк хорошо делает фонари. Что мастера Дилюка учил папа. Рэйзора никто не учил. Упоминание об отце заставило Рагнвиндра замереть. Какая грязная манипуляция! Поразмыслив немного, он всё же отложил документы в сторону, хмуро взглянул на мальчика и, наконец, произнес: — Входи. Рэйзор влетел в комнату подобно обрадованному псу, разложил подручные материалы на чужом столе и в предвкушении застыл, ожидая инструкций. Дилюк покрутил лист бумаги в руках. Он прекрасно помнил, как проникнуть в лагерь Фатуи незамеченным. Помнил, кого нужно убить первым, чтобы остальные растерялись и не смогли побороть противника даже количеством. Помнил, чем лучше отстирывать кровь с одежды. А как мастерить фонари, не помнил. А ведь они с Кэйей вручную делали их каждый год, выделяли для этого без малого несколько дней, приглашали в гости Джинн — за компанию. А потом погиб отец, и вместе с ним погибла часть Дилюка — та, что непосредственной радостью и задором наполняла его юношеское горячее сердце. Без неё он стал совсем другим человеком. — Так… — он скрутил лист в рулон, повертел и снова расправил. Попробовал согнуть углы, но снова потерпел поражение. Не сдержав раздражения, смял бумагу в руках и потянулся за новой. Рэйзор наблюдал за ним молча, но бесконечно ёрзал на стуле, не в силах унять нетерпеливость. — Сиди спокойно, пожалуйста! Один только взгляд исподлобья заставил мальчика окаменеть. Он тихонько вздохнул и уставился на собственные руки, прилежно сложенные на коленках. Рагнвиндр вдруг ощутил желание ударить себя по лицу. Огрызаться на невиновных детей отец его уж точно не учил. Дилюк живо вообразил, как Крепус смотрит на него с неодобрением, покачивая головой, и от этого ему сделалось скверно. Будь он жив, наверняка сказал бы что-нибудь вроде: «Ты ведь тоже был маленьким, прояви снисхождение». А потом взял бы из рук сына замученный им лист бумаги, сел рядом и без всякой спешки и надрыва принялся бы давать уроки. «Сложи здесь и здесь, скрути и проклей края. Только не сжимай слишком сильно, чтобы фонарик не потерял форму, и мы смогли вставить внутрь свечу. Хочешь, вместе вырежем красивый узор посередине?» — У мастера Дилюка хорошо получается, — хрипло прошептал Рэйзор — с опаской, будто боялся снова стать объектом чужого гнева. Рагнвиндр растерянно уставился на заготовку — и правда ведь, основание фонаря было готово. — Рэйзор тоже хочет попробовать так, можно? Дилюк кивнул, отложил заготовку в сторону и взялся за новый лист бумаги. — Подсядь поближе и смотри внимательно. Рэйзор приноровился быстро. Правда, едва не порезался ножницами пару раз и весь измазался в слизи, но наставлять его оказалось легко и неожиданно приятно: Дилюк невольно загляделся, когда мальчик, от чрезмерного старания высунув язык, клеил заготовки одну за другой. Через пару часов на столе ровным рядом стояло пять фонариков — кривоватых, кое-где помятых, но сделанных с трепетным усердием. Уставший Рэйзор дремал, подперев щеку ладонью, а Рагнвиндр разглядывал результаты его трудов. В центре каждого фонарика красовался уникальный рисунок. Начирканная штрихами ворона на первом — явно подарок для Фишль, смешная, непропорциональная рука с поднятым вверх большим пальцем — для Беннета, одноглазая рожица в окружении снежинок — для Кэйи, фиолетовые росчерки, изображающие электрические разряды — для Лизы. И человечек с рыжей копной волос, вставший в боевую стойку с мечом в руках. Для Дилюка. Этот рисунок Рэйзор прятал от него до последнего, прикрывал руками и просил не подглядывать. И теперь, увидев его во всей красе, Дилюк не знал, что должен чувствовать.

***

Неделя пролетела быстро, и утром всеми ожидаемого праздничного дня на пороге Винокурни появился капитан. Он помахал большим мешком, который сжимал в руке, поправил нелепую накладную бороду и весело-весело засверкал глазом. — Во что ты вырядился? — хмуро поинтересовался Дилюк, спускаясь со второго этажа. В его голосе было больше обреченности, чем раздражения — недовольства в Рагнвиндре содержалось неиссякаемое количество, но расходовать его на Кэйю было бессмысленно. — Один дипломатишка напел, что у них в Снежной подарки детям дарит какой-то дед, — Альберих отсалютовал ему рукой. — Вот я и привнес в свой праздничный образ немного аутентичности. А где Рэйзор? Мальчик скатился по лестнице едва ли не кубарем, будто всё это время подслушивал разговоры взрослых сверху. Дети есть дети — всю прошедшую неделю он с нетерпением ждал момента, когда Кэйа вручит ему обещанный подарок. Капитан демонстративно запустил руку в мешок, рылся в нём чрезмерно долго, чтобы удержать интригу, и, в конце концов, перед взором волчонка предстала сначала начищенная рукоятка, затем — заточенное лезвие, а после — весь двуручный меч целиком. Рэйзор потерял дар речи. Принял подарок из смуглых рук, отупело разглядел со всех сторон и, заикаясь, произнес: — Это меч Рэйзора. Потерянный. — Он самый, — Кэйа улыбнулся из-под бороды. — Я нашёл его в лесу и привёл в порядок. Больше не теряй. И непременно возьми пару уроков у мастера Дилюка, чтобы стать таким же сильным, как… — он не договорил, потому что мальчик врезался в него объятием, едва не снеся с ног. Альберих, смеясь, потрепал его по волосам. — Ну всё, иди любуйся подарком. Рэйзор послушно удалился, только и слышно было, как звонко хлопнула дверь его комнаты. Кэйа вновь принял раздражающе кокетливый вид, снова сунул руку в мешок и вручил Рагнвиндру новенький портсигар. — Это мне? — несколько оторопело поинтересовался хозяин Винокурни. Тот хмыкнул. — Ну вот ещё. Отдашь Эльзеру, когда он вернется к работе, — на ладонь Дилюка легла аккуратная коробочка — наверняка с каким-то аксессуаром. — Твой подарок я приберег напоследок. Это Аделинде. Вижу, ты додумался отпустить несчастную женщину на праздники. Долго и вдумчиво Кэйа осыпал названного брата чужими подарками и раздавал инструкции, что и кому вручить от его имени. А потом в бледные ладони легла рамка с портретом. Ладно, портретом это убожество назвать было сложно. На бумаге было изображено нечто с крайне недовольным выражением лица. Палка, палка, огурец. Даже рисунок на фонарике Рэйзора больше походил на Дилюка. Альберих, нисколько не смущенный, пояснил: — Ну прямо копия тебя, особенно сейчас. Рагнвиндр воздержался от комментариев. Он, впрочем, уже привык к этой особенности Кэйи — тот получал какое-то извращенное удовольствие, когда вручал Дилюку дурацкие, бесполезные презенты. Одна только ваза чего стоила. — Благодарю, — сухо отозвался он. — Придёшь в таверну, получишь бутылку Полуденной смерти бесплатно. Достаточно? — Я надеялся хотя бы на две, но торговаться не стану, — Кэйа оттянул бороду в сторону, чтобы глотнуть воздуха, и тут же вернул её обратно. Согнулся в шутливом поклоне, да так и пропал за дверью, добавив лишь: — Вечером рассчитываю увидеть вас с Рэйзором на площади. На миг Дилюку показалось, что он слышит в его голосе нервозные нотки.

***

Закрывшись в кабинете, он всё крутил в руках нелепый, уродливый портрет да раздумывал: сжечь его сейчас или отложить это на потом? Кэйа, чтоб его Бездна побрала, был неисправим. Дилюк было собирался отставить картину в сторону, но вдруг зацепился взглядом за уголок бумаги, торчащий из-под рамки. На нём была начеркана хитрющая одноглазая рожица с небрежной подписью: «Заметил все-таки? Доставай». Поддавшись любопытству, он поковырялся в рамке и вытянул на свет лист, исписанный с двух сторон мелким подчерком. На миг зажмурился, сделал глубокий вдох и погрузился в чтение. «Дилюк. Я даже не уверен, что ты найдешь это письмо. Наверняка же выбросишь рисунок в ведро, едва за мной закроется дверь. Но, может, это даже к лучшему. Дилюк. Я так много хотел тебе сказать, но в итоге сижу над клочком бумаги с пером в руках уже второй час, и в голове ни одной толковой мысли. Наверное, стоит извиниться за такой подарок. Знаешь же, я не умею быть серьезным, когда дело касается чего-то, что меня искренне беспокоит. Поэтому я никак не решусь на разговор с тобой. Знаешь, я, наверное, так больше не могу. Мне надоело делать вид, что нас ничего не связывает. Все те годы, которые ты провёл вне Мондштадта, я будто только и делал, что тренировал умение держать лицо. Чтобы не свалиться тебе в ноги жалким созданием, когда ты вернёшься. Я же тоже глупым и гордым был, знаешь? Ещё когда ты ушёл, я подумал — ну и ладно, я научусь жить без тебя. Лицо-то держать научился, а жить без тебя никак не получается до сих пор. Я знаю, что мы оба немало натворили. Немало боли причинили друг другу, после такого и смотреть-то друг на друга как-то не принято. Но я насмотреться на тебя не могу. Я так хочу вновь стать частью твоей жизни. Просыпаться и засыпать с тобой, откровенничать, завтракать, обедать, ужинать, знать, как у тебя дела, проводить вместе течки и гоны — Архонты, какие глупости пишу, а ведь всего лишь пару бокалов выпил. Мне без тебя тошно. Будто половину от меня оторвали. А ведь я пытался заменить тебя кем-то, каюсь, с кем только на свидания не ходил. Без тебя — не то. Никто не побубнит на ухо так, как ты, ха-ха. Дилюк, если у меня есть хотя бы малейший шанс вернуть тебя, я буду ждать тебя на площади. Обменяемся фонарями, как мы раньше делали, помнишь? Зажжем их вместе, пустим в небо все прошлые обиды и недопонимания. Попробуем начать сначала. Если нет — я пойму. Я пойму… И, честное слово, больше не буду совать нос ни в таверну, ни на Винокурню. Я обещаю, что оставлю тебя в покое. Слышал где-то, что в праздник морских фонарей люди принимают судьбоносные решения. В новый год возьми меня, пожалуйста, с собой. Три главных слова я, пожалуй, приберегу до нашей встречи, если она состоится. Кэйа». Дилюк рукавом утёр влажные дорожки с щёк. У него было три часа, чтобы из ничего смастерить фонарик.