И жили они долго и...

      Распространение советской власти по территории страны не у всех вызвало положительную реакцию. Тут же в Петрограде начались возмущения, связанные с недовольством некоторого бездействия и даже грубости партии Союза. Люди не понимают, что за один день всё хорошо стать не может… Первыми начали возмущаться Донские казаки, что начали терять свою автономию, затем заволновались на Кубани и Южном Урале. Неспокойно стало и на территории Малороссии и она начала слать СССР письма, в которых выражала беспокойство о нарастающем напряжении и о своём внуке, что по некоторым обстоятельствам остался в столице. Союз поставил выход страны из войны первостепенной задачей, поэтому начал ещё усерднее вести переговоры со странами, учавствовавшимм в этой войне, в основном с Германской Империей.       ГИ оказался очень сложным государством в отношении переговоров. То соглашался с СССР, что пора бы подписать мирный договор и закончить то, что творится в мире, то почти в самый последний момент находил отговорки и старался отсрочить подписание, придумывая всё более сложные условия. Это продолжалось ещё с 1917 года, однако только сейчас Союз начал заниматься этим в открытую и взялся за дело крепче и ответственнее, ведь скрывать уже не от кого. Теперь он занимает роль что-то вроде министра иностранных дел, а РСФСР остаётся официальным главой территории их страны.       Сам же старший брат потерял всякий стимул работать. Пока всю зиму младший то и дело, что мотается то к одному, то к другому члену Четверного союза чтобы договорится об общей встрече, он лишь отстранённо наблюдает за накаляющейся в стране обстановкой. Узнавая об условно-успешных, в последствии оказывающихся провальными попытках брата, он лишь потирает подбородок, не желая ничего говорить по этому поводу ни народу, ни приближённым, однако почти каждый неудачный раз посещает отца и многозначительно смотрит ему в глаза. Но РИ каждый раз ничего не говорит, поглаживая пальцами фарфоровую чашку с чаем, стоящую на столе, но по его взглядам видно, что он приветствует попытки второго сына. Парень делает то, чего ещё год назад не решался начать и сделать он, зачем-то цепляясь за Антанту, от которой, в последнее, время никакого толку, кроме военного участия в Первой мировой, и не было. РИ не знает, что сказать, потому что кроме поверхностных сухих фактов ему ничего не известно из того, что происходит в стране и он может лишь покачать головой и отстранённо произнести: «Союз знает, что делает». Он чувствует приближение конца… Но не зная, когда этот конец наступит, лишь слепо готовится, одним ухом слушая новости о творящихся в стране беспорядках.       Мирослава всё то время пребывает одна. Из-за невозможности как следует позаботиться о ней, Союз оформил девочку в школу, чтобы она продолжила получать знания, нанял домработницу, чтобы ей всё это время было не одиноко одной дома. Некогда занимаемая студентом комната теперь принадлежит Евдакии Ивановне, добродушной, но довольно строгой женщине преклонного возраста. Под её опекой Мирославе совсем неуютно, несмотря на все старания женщины сделать её пребывание дома как можно более комфортным, поэтому девочка старается как можно дольше задерживаться в школе. Она всё ждёт, когда СССР вернётся, но зима начавшаяся, казалось, совсем недавно, уже близится к концу, а беспорядки в стране становятся всё более страшными, пугающими и смертоносными. Об этом она узнаёт случайно услышав разговоры офицеров на улицах, когда идёт домой, или прочитав оброненную или выброшенную кем-то газету. И её пугает всё то, что происходит с каждым днём всё больше и больше.

***

— Благодарю за то, что вы наконец согласились на подписание мирного договора, ГИ. — Вежливо отзывается СССР, слегка склонив голову, когда император подходит к столу переговоров, задрав к верху подбородок. Он как всегда горд, высокомерен и, несомненно, величественнен, однако один вгляд его глаз показывает, что он и сам устал от этой войны. Конечно из-за своей гордости он этого не скажет, но Союзу и говорить не надо, чтобы сразу всё понять. — Ведёте себя как Schweine (свиньи, нем.), бросая своих союзников. — Произносит зашедший вслед за ним сын, Третий Рейх. Он ведёт себя ещё более высокомерно, чем отец, в нём ещё не утих запал, но послушно садится рядом с отцом и кладёт беспокойные руки на стол. — Ох, добрый вечер, my friend (мой друг, анг.)! — Улыбается США, как только видит напротив себя русского союзника. — Как ваш батюшка? Слышал, он не совсем здоров… — Американец оглядывается за следующую за ним пару, своих родителей, что неспеша входя в зал переговоров, выглядят тоже довольно утомлёнными, несмотря на очень уж бодрого сына. Конечно, США борд. Он вступил в Антанту недавно, самый молодой и новый участник союза и лишь поставляет оружие и продовольствие родителям в помощь, а сам в войне не принимает участие, предпочитая занимать руководящую роль и двигать свои пешки, коими являются участники Антанты, издалека. И конечно ему не нравится, что Союз, заняв власть отца, выводит свою страну из войны, а следовательно, и их сотруднического коллектива, ведь он является самой главной пешкой, потерять контроль над которой ну совсем не хотелось бы. — Как ваше здоровье, Великобритания? Франция, вы хорошо добрались? — Лишь кивнув Американцу, СССР тут же следует навстречу его родителям и вежливо целует женскую руку. — О, мистер Союз, благодарю за беспокойство. Право, я в порядке. — Британец улыбается с некоторым ядом в словах, но не показывает некоторой враждебности, а вот на вид дружелюбная француженка, отпустив руку мужа, расцеловывает русского в обе щёки, как принято у неё в стране при приветствии на подобных мероприятиях. — Ох, Союз, вы выросли таким un homme attrayant (привлекательным мужчиной, фр.)! В последний раз я вас запомила Mignon petit garçon (милым маленьким мальчиком, фр.)! Загляденье! Какие же русские красивые люди… — Merci. Vous êtes toujours belle, (Благодарю. Вы по-прежнему прекрасны, фр) госпожа Франция. — Отвечает мужчина, и жестом предлагает пройти супружеской паре к столу переговоров. Весь их разговор проходит под недовольным наблюдением США, что ещё не сел на своё место, дожидаясь родителей. Он предпочитает находится сегодня рядом с ними, во избежание ненужных ему результатов, ведь мама настроена очень уж положительно к Союзу, а отец из-за неё тоже может попасть под влияние харизмы СССР. — Добрый день! — В зал переговоров входит один из главных, наравне с ГИ участник Четвертного союза — Австро-Венгрия. Он выглядит куда более угрожающе и властно, чем немец, кажется, он и затеял всю эту шараду с войной, но ворошить прошлое и устанавливать, кто всё же виноват в разгоревшемся вооружённом конфликте никому из присутствующих вовсе не хочется, иначе они не придут к общему соглашению. Все лишь настороженно наблюдают, как вслед за красиво разодетым АВ под марш тишины входят Болгария и Османская Империя. Турок как всегда увешан по самые пятки драгоценностями, в яркой одежде, в отличие от остальных, больше всех в этом помещении режет глаза Союзу своей пёстростью, выглядит словно ряженый петух. Это его парадный костюм, в котором он посещает все мероприятия, у них так принято, однако рядом с ним даже сама королева моды и изысканности Франция выглядит тускло, что несомненно ущемляет её как яркую женщину. Она подходит ближе к русскому. На его фоне она выглядит куда женственнее и привлекательнее, утончённая и хрупкая рядом с высоким и статным СССР. И это не остаётся незамеченным британцем, но муж понимает чувства жены, поэтому раздражённо кивает головой осману, давая понять, что он слишком вычурно разоделся. Все на его фоне выглядят тускло, и тогда турок с почтением снимает с головы парадный головной убор. — Надеюсь переговоры приведут нас к выгодному для всех итогу. — Произносит он, вежливо улыбаясь, раздирая Союз на клочки одним взглядом. И СССР это понимает: его отец с Османской Империей слишком много воевали и слишком много РИ отнял у него в своё время, несмотря на то, что сейчас всем ясно, что из-за революций страна ослабла и проиграла турку в некоторых битвах. — Я выхожу из войны. — Довольно громко произносит мужчина и хмурит густые брови, отчего Франция даже вздрагивает. Стальной низкий голос некогда скромного мальчика звучит уверенно и жёстко, он серьёзен и представляет своим видом угрозу. — Разве ты можешь поступить так безответственно? — Спрашивает Австро-Венгрия, присаживаясь за стол. — К тому же ты даже не глава государства. — Вы опять заводите речь о «низости» моего положения? — Союз воспринимает его слова как вызов и делает грозный шаг вперёд, но Болгария, стоящая всё это время в стороне, вдруг оживляется и прерывает вспылившего молодого человека, обращаясь к АВ: — Право, Австро-Венгрия, полно вам! Он представитель своей страны, вы как никто другой знаете о положении дел на их территории. — То, как бездарно они ведут себя на фронте делает из него сопляка, возомнившего себя царём. — Можете считать как хотите. Я считаю, что выход НАШЕЙ С БРАТОМ, если вам так угодно, страны необходим для нашего и вашего благополучия. Нашим союзникам не придётся тратить силы на бездарную царскую армию РИ, ну а мирному народу нашей страны как никому другому нужно прийти в себя после сложных и голодных военных лет и двух революций, сопровождаемых той же войной. — Когда это вас беспокоило благополучие вашего народа? Насколько я знаю, РИ всегда поднимал весь народ на борьбу, если на то шло, не жалея ни женщин, ни детей! — Что за бредни? Когда это женщины держали в руках киверы? — Француженка, кажется, хочет отстоять честь Союза, поэтому выступает против, будто родного сына, прикрывая его своим телом и руками. — Помните, как мой Напалеон напал на РИ? Я не видела ни одной женщины, воевавшей наравне с мужчинами. Они очень берегут своих красавиц и их потомство! — Давайте перейдём к решению вопроса, ради которого мы все здесь собрались. — Грубо обрывает СССР тихим голосом, отодвигая Францию за плечи к супругу и подходя к своему месту за переговорным столом. — Копошением в грязном нижнем белье друг друга мы только сильнее поссоримся. — Поддерживаю. — Отодвигая жене стул и помогая присесть, произносит вполголоса Великобритания и присаживается рядом с русским. — Давайте обсудим то, что является проблемой сейчас и не будем припоминать старые обиды.       По итогу долгих утомительных переговоров страны пришли к подписанию мира. Наконец… Союз выдыхает спокойно, как только выходит за дверь. Осталось его только ратифицировать (утвердить, придать юридическую силу), но это уже формальности. Главное, что он наконец добился своего спустя чуть ли не полгода беготни за ГИ и его союзниками, и если перед началом этих переговоров вся эта суета казалась уже бессмысленной, то сейчас можно заявить, что не зря, он вынуждал соперника на постоянные встречи. Можно возвращаться в Петроград и наконец заняться переездом в Москву.

***

      Спустя два дня СССР наконец возвращается домой. Время уже позднее, все люди готовятся ко сну, а он только идёт по опустевшей тёмной улице, устало поправляя время от времени лямку тяжёлой сумки на плече. Он действительно рад, что всё, наконец, удачно сложилось, но в то же время понимает, что расслабляться некогда, впереди ещё много сложностей. Остановившись под окнами дома, он заглядывает в окна второго этажа, где ещё горит тусклый свет. Значит Мира ещё не спит и можно спокойно войти, не боясь нарушить её чуткий сон. — Союз! Союз! — Мирослава встречает его прямо на пороге, заключая в некрепкое, но полное любви кольцо рук, прижимаясь всем хрупким тельцем ближе, ещё ближе… Она возит носом по холодной грубой ткани шинели, прижимается щекой, увлажняет слезами, стискивает её пальцами у мужчины за спиной и не желает отпускать даже тогда, когда СССР чуть ли не с силой отрывает девочку от себя, чтобы спокойно раздеться. — С возвращением вас, господин Союз. — Евдакия Ивановна по старой манере, к какой была приучена ещё с совсем малого возраста, отвешивает вежливый поклон, сложив спереди руки в замок. Хмуро кивнув ей, он кое-как вешает снятую верхнюю одежду на крючок и большими тёплыми руками хватает девочку за талию, отрывая от пола и поднимая над головой. Взвизгнув от неожиданности, она заливисто смеётся, цепляясь пальчиками за его плечи, сминая ткань гимнастёрки и замечает про себя, что впервые за несколько мрачных месяцев на лице старого близкого друга светит добрая счастливая улыбка. Воспоминания о страшной ночи Октября, вырезки из газет, испуганные разговоры горожан тут же выветриваются из памяти, оставляя место всеобъемлещему чувству доверия и любви. Она слишком идеализирует его, тянется к нему с каждым днём всё больше, а пугающая долгая разлука лишь подпитывает в ней стремление вцепиться в него, обнимая за шею, чтобы вновь почувствовать себя защищённой. — Ты же теперь не уедешь? — Утыкаясь носом в тёплое мужское плечо, спрашивает она глухо, с надеждой в голосе, держится, за мужчину и руками, и ногами. Но не решается тронуть за горящие огнём беспорядочные алые волосы, взъерошенные после шапки-ушанки с затянутыми к затылку ушами. — Мы вместе уедем. В Москву. Хочешь посмотреть на старую столицу? — Мама говорила, Москва большой город! — Да, большой. И солнечный в отличие от Петрограда. Уверен, тебе там понравится. — Союз целует девочку в лоб и аккуратно опускает на пол. И сейчас Мирослава впервые понимает, насколько же он всё-таки высокий… Она достигает ростом только до его солнечного сплетения, в то время, как Евдокии Ивановне она уже по плечо. — Разрешите спросить, когда вы отъезжаете? — Спрашивает домработница робко сложив у груди руки. — Завтра или послезавтра. Как однопартийцы будут все готовы. — Бодро отвечает СССР и подгоняет в спину девочку, расходясь с ней по комнатам. — У вас максимум эта ночь и завтра время до обеда на размышления, Еадокия Ивановна! Решайте сами, поедете или нет. — Поедет, поедет! Там же, в Москве так много места! Нам всем хватит, правда же? — Вмешивается девочка, высунув из-за двери в свою комнату светловолосую голову. Она уже сняла привычный ей белый хлопковый платок и распустила волосы, сняв увесистую крепкую заколку. — А ну бегом спать, завтра у нас тяжёлый день! — Шутливо ругается Союз, но с виду он и сам выглядит перевозбуждённым. Посмеявшись, она юркает обратно, тряхнув волосами, оставаясь незамеченной для мужчины, что скрывшись у себя в комнате, выкладывает из сумки на стол документы. Их следует аккуратно сложить с другими бумагами особой важности и повезти как ценный груз, оформлением чего он и займётся с завтрашнего утра…