Неудачная игра

***

      Синий ёжик пнул спинку дивана и перевернулся на живот. Что-то внутри начало бурлить и парень, резко продрав глаза, вырвал едкую субстанцию прямо на пол лисьего дома. Вернее, ему так показалось. Зелёная и густая жижа приземлилась в тазик, стоявший возле головы пьяного морфа. Как Майлз всё предусмотрел...       На пару секунд герой вновь провалился в страну сновидений, но вонючий запах, бьющий прямо в нос, поспособствовал скорейшему выходу из неë. Ёж прикрыл лицо руками и протяжно замычал. Мучила сильная жажда, голова словно раскалывалась на мелкие части. Впервые в жизни у Соника появилось желание поскорее умереть, нежели пытаться справится с этой болью…       Из кухни на странные звуки вышел Прауэр и хмуро покосился на друга. Взгляд упал чуть ниже, на блевоту в тазике. Лис скривился и, одновременно, обрадовался, что не придётся от этого отмывать полы…       “Как я мог влюбится в него?”, — брезгливо фыркнул двухвостый, смотря как когда-то великий герой корчится в пьяной агонии на его диване. Теперь в голубых глазах перестала сиять надежда, что синий ёж когда-то его полюбит. После того как Майлз всю ночь, не сомкнув глаз, обдумывал произошедшее, она угасла. На лице видны большие мешки, но это не единственные последствия этой ночи. Главное, что он извлёк, думая о своих чувствах к Сонику, — "К чертям эту любовь". От неё одни проблемы. Ты скрываешь свои чувства, стараешься быть с возлюбленным как можно ближе, ведь только с ним ты чувствуешь себя по настоящему счастливым… но он всё равно тебя не замечает. Не существует любви. Не существует радости. Не существует счастья! Существует иллюзия: иллюзия — что ты кого-то любишь, и что любят тебя, иллюзия радости — что все невзгоды и препятствия можно преодолеть, иллюзия счастья — что именно он тот морф, с которым ты проведешь всю жизнь. Счастья нет. Нет ничего хорошего в этой долбаной жизни. Всё "хорошее" — это иллюзия, созданная твоим воображением, лишь бы не сойти с ума! И то, она очень быстро проходит, неизбежно погружая тебя в жестокую реальность. Реальность, где нет ничего хорошего. Есть предательство, ложь и иллюзия.       Майлз слишком поздно понял эту истину — его душу и тело уже поимели. Не только этой ночью, но ещё с самого детства. Соник был единственный, в ком Тейлз видел лучик света в своей жизни. Вернее, иллюзию света... Этот свет ослепил и подпалил его. Нужно, впредь, быть осторожным... И Майлз будет. Теперь будет…       Прауэр, окунувшись в мысли, не сразу услышал, как его зовут. Колючий во всю "надрывал" голос: — Те-е-ейл! — протяжно мычал он, пытаясь "докричаться" до лучшего друга. — А? — отошел от мыслей. — Дай воды... пожалуйста... — проскулил ёжик, уткнувшись в подушку.       Двухвостый, с явным недовольством, подáл несчастному стакан ключевой и отправился обратно на кухню. На часах восемь утра, на улице, как и в душе, льёт сильный дождь. Масло на сковородке шкворчит и брызгает: омлет почти готов. Лис уже давно на ногах, ещё солнце взойти не успело, за это время пол холодильника успело опустошиться. Майлз съел всë, до чего только дотянулся: фрукты, овощи, соки, мучное, но желудок по прежнему казался пустым. На очереди яйца, которые Тейлз лёгкими и профессиональными движениями разбил о сковородку.       Герой, еле перемещая ногами, добрался до кухни и присел за стол. Стакан воды не сильно помог Сонику с похмельем, организм требовал больше жидкости: — Те-е-ейлз... дай ещё…       Механик, закатил глаза, всем нутром не желая выполнять лишние движения. Однако жалость была сильнее, и малыш, наполнив кувшин под завязку водой, подсунул его ежу. Тот с жадностью стал поглощать прозрачную жидкость, и быстро опустошил тару: — Ещё…       Лис прикусил губу. Ярость изнутри сжирала его душу: — Хочешь пить? Встань и налей! — агрессивно проговорил голубоглазый, отвернувшись к плите. — Пожалуйста… Тейлз… — проскулил Соник, шмыгнул носом.       Что-то внутри подавляло эту злобу. Остатки чувств продолжали питать что-то тёплое к тому тело, которое почти без сознания лежит на столе. Майлз глубоко вздохнул, пытаясь решить что делать, и всё-таки налил ещё кувшин. После пятой тары, налитой также Прауэром, колючий, наконец, угомонился и прилёг головой на стол: — Может, на диван пойдёшь? — более мягко спросил Прауэр.       В ответ неразборчивое мычание. Ясно. Ну и хер с ним. Скоро его заберёт Эми, и лишней возни больше не будет...       Телефон зазвонил. На экране показалась надпись "Эми Роуз". Парень ответил и направился к входной двери. На пороге ждала розовая ежиха, которой было не суждено напиться прошлой ночью: — Привет, Тейлз! Где Соник? — спросила девушка, кладя телефон в сумку. — Он на кухне. Привет…       Зеленоглазая не узнала своего друга: мрачное лицо, изогнутые брови, опущенные уголки губ и потухшие, не излучающие ничего, глаза. Взволнованная педагог взяла парня зá руку и остановила. Тот непонимающе посмотрел на неё: — С тобой всë в порядке? — настороженно спросила девушка. — Да, в порядке. Пойдём, там Соник заждался…       Прауэр выдернул свою руку и спешно направился на кухню, оставляя Роуз позади. Догонит, не потеряется.       За это время ëж успел влить в себя шестой кувшин воды и еле как держался на ногах, опираясь на предметы мебели. Завидев свою ненаглядную, на лице парня навис страх: — Ну, здравствуй, милый, — с напором проговорила Эми, — как вчера отдохнул?       В ответ послышалось неразборчивое мычание: — Так и думала, — закатила глаза, злобно выдыхая.       Эми стала читать партнëру нотации о прилежном поведении и правильном образе жизни, не забывая напомнить ему о его роли "Героя" и что он "пример для всех", а как при наличии таких ярлыков можно напиваться в хлам? Колючий выглядел как ребёнок, которого отчитывает мамка за какой-то проступок. К слову, ежиха прекрасно справлялась с этой ролью.       Майлз не слушал о чём разговаривают его друзья, и интереса к этому не проявлял. В душе возникло необъяснимое чувство: смесь страха и обиды. Оно напоминало тревогу. Необъяснимую тревогу, от которой по телу начинали идти мурашки, а руки стали неясно потряхивать. Появился небольшой озноб, а громкие голоса на фоне ещё сильнее придавали этому состоянию паршивости. Пора заканчивать этот спектакль, подумал двухвостый и двинулся к паре: — Не могли бы вы продолжить свои разборки в другом месте?!       Громко выкрикнул Прауэр, вставая между ежами. Парочка от неожиданности дрогнула: — Ой… — проговорил синий, выражая свои притуплённые алкоголем эмоции. — Без “ой”! — продолжил Прауэр, — Хотите поскандалить? Пожалуйста! Только вне. моего. дома! — каждое слово, проговоренное сквозь зубы, лис выделял, чтобы пара поняла его “намёк” с первого раза.       Не дожидаясь ответа, голубоглазый скрылся в коридоре. Даже если они не уйдут, то с главного зала будет не так слышен их ор.       На сердце чувствуется тяжесть, словно на нём лежит огромный камень. Чувство одиночества не покидало Майлза даже тогда, когда перед ним стояли два его близких друга. Пустота, которую нечем занять, сжимала изнутри. Она переполняла, сочилась из всех краёв. Хотелось еë выплюнуть. Чтобы она, словно простая рвота, оказалась где-то в унитазе и смылась навсегда… но этого не будет. Эта пустота — нематериальна. Она часть тебя, от которой невозможно избавиться.       Это будет сжирать тебя изнутри, пока последний лучик твоей бесполезной жизни не перестанет светить… В прихожую вошли Эми и Соник, но вместо входной двери, направились к сидящему за своим рабочим столом механику: — Тейлз, с тобой всё в порядке? — взволновано спросила зеленоглазая, положив на плечо Прауэра свою руку. — Ты какой-то... — сделал круговые движения рукой, — не такой.       Малыш глубоко вздохнул. Лишнего любопытства ему не хватало: — Со мной всё нормально, — скинул девичью руку с плеча, — просто... чувствую себя неважно, — ляпнул первое, что пришло в голову, — полежу немного, полегчает…       Такой ответ не устроил девушку, ведь как психолог и учитель, она ясно видела иное поведение друга, однако пока не могла его ничем объяснить: — Я вижу, что что-то случилось, Тейлз, — начала Эми своим нежным голосом, — расскажи нам, что произошло. Мы поддержим тебя и поможем решить проблему! — косо посмотрела на своего возлюбленного, — Если это Соник что-то натворил, поверь, от наказания он не убежит.        Тейлз усмехнулся, — "Вряд-ли ты поможешь мне, Эми...", — подумал он, грустно глянув на Соника, — "эту проблему уже не решить", — голубоглазый выдавил из себя улыбку и наигранно, но стараясь не выдать себя, произнёс: — Не волнуйся, Эми, всë в порядке… — взял ладонь розовой в свою, — Я правда плохо себя чувствую... Не волнуйтесь за меня, идите!       Лис улыбался. Притворно улыбался. Лишь бы они поверили этой улыбке...       Роуз женским чутьëм заподозрила, что маленький морф лукавит и хотела его в лицо об этом спросить, но Соник не дал ей этого сделать: — Не болей, братик! — обнял лиса, утыкаясь носом в его мягкую щеку и переключая всё внимание на себя, — Тебе лекарства какие-то нужны? — Нет, спасибо, у меня всё есть. Идите, — принял объятия ежа, хотя изнутри всё перекашивало от отвращения.       Отвращение к чему? К себе? Или к Сонику? Нет, точно не к Сонику. Как можно испытывать к нему такое чувство? Особенно после того, что он делал для Хвостика все эти годы… Нет. Это чувство Майлз испытывает к себе. Это ненависть к себе. Жестокая нелюбовь и презрение. Тейлз ненавидит себя, ненавидит за всё, что происходит с ним. Ведь это всё его вина. Всё, что с ним произошло, случилось по его вине. Все его выборы, слова, поступки привели именно к этому: к этим объятьям, к этой ночи, к этим знакомствам... Все эти неудачи произошли из-за него.       А если бы его не было? Ничего бы не произошло. И главное, не было бы этой боли, которая прямо сейчас тисками сдавливает грудную клетку и заставляет слёзы скатываться по щекам. Прауэр держал их в себе, до той поры, пока ежи не скрылись за дверью.       Наконец, он дал волю эмоциям. Тейлз заплакал, как ребёнок, сжимая в руках гаечный ключ. Костяшки побелели, на деревянный стол упали большие капли слёз. По телу, в тех местах где касался Соник, стали проходить оравы мурашек и появилось неприятное жжение. Руки вновь затряслись, но с удвоенной силой. Больно. Очень больно... Ненависть. Страх. И всё это Майлз испытывает к себе.        Когда это закончится?.. 

***

      “Скоро должен показаться дом Тейлза…”, — думала Лиза, шагая по густым джунглям. К длинной шерсти цеплялись колючки, движения сковывали лианы, но с горе-пополам, она вышла к пляжу.       Как только Долл оказалась на песке, ей тут же пришлось прыгнуть обратно в заросли, так как совсем рядом послышались знакомые голоса. Через минуты, мимо неё прошли два ежа, обеспокоенно что-то обсуждая. Из всех слов она поняла только женские: “Он сегодня странный”. Несколько минут лиса просидела в лишайнике пока две фигуры не скрылись за крутым углом острова. Девушка выскочила из кустов и начала чесаться. Было ощущение, что по телу ползают маленькие жучки, которые ещё и кусаются! Однако, это лучше, чем оправдывать перед героями, что она тут забыла.       Мастерская стояла совсем недалеко. Почëсывая бока, Долл направилась к ней: — Ну что, с Богом…        Проговорила синеглазая, доходя до двери. Она неуверенно постучалась. Первое время ей не открывали. Пришлось отбросить свои волнения и стучать настойчивее. За стеной послышались шаги. Дверь открыл уставший лис: — Привет! Я так рада…       Майлз закрыл дверь.       “Хорошее начало…”, — промелькнула мысль в голове хвостатой: — Тейлз! — постучала в дверь, — Открой, пожалуйста! Мне нужно с тобой поговорить! — Вали отсюда! — раздался приглушённый, но отчëтливо агрессивный ответ.       Механик не желал никого сейчас видеть, а эту лисицу и подавно: — Пожалуйста, Тейлз! Мы должны поговорить! — продолжила стучать. — Я тебе ничего не должен!        Прауэр, игнорируя навязчивый голос, присел за свой рабочий стол: — Тейлз, я знаю, что ты не хочешь меня видеть, потому что… я знаю… твой секрет… — каждое слово звучало всё тише и тише, однако Прауэр отчётливо услышал их.       Входная дверь распахнулась, сбив девушку с ног. Долл упала на “мягкое место”: — Закрой рот!       Прорычал малыш, поднимая девушку с земли за грудки. Откуда-то в этом маленьком теле появилась недюжая сила: — Я, я не, — заикалась она. — Врëшь!        Золотешëрстный осмотрелся и, не обнаружив лишних свидетелей, затащил растерянную в дом: — Ты никому об этом не скажешь, поняла?!       Прокричал Майлз, прижимая девушку к закрытой двери. Малыш на пол головы ниже лисы, но от такого злого взгляда и рычания, эта разница была почти незаметна: — Я не собиралась, честно! — пыталась оправдаться Долл, но из-за трясущего голоса и рук в это слабо верилось. — Кто тебя знает?! — не унимался Тейлз, — Может, ты хочешь войти в доверие, а потом ударить ножом в спину?! — Н-нет, нет! — лиса пыталась найти слова, но мысли неожиданно стали путаться. Слишком нервная атмосфера.       Голубоглазый резко отстранился. Он смотрел на Лизу, как на своего самого злейшего врага: — Зачем ты здесь? — спокойно спросил парень, хмуря брови, — Чтобы напомнить мне о моих ошибках?        Двухвостый замолчал. Он, с неподдельным интересом, ожидал ответа. Девушка сделала глубокий вдох и выдох: — Нет, Тейлз, я пришла сюда не для этого, — как можно спокойнее старалась проговорить девушка, — Я бы в жизни так не сделала…       Лис скептически усмехнулся: — Конечно, конечно… — закивал, — тогда зачем ты здесь?       Лизе показалось, что механик наконец приготовился её слушать. И слушать внимательно… Хвостатая начала импровизацию: — Я пришла, чтобы поговорить с тобой по поводу… всего, — начала она, — по поводу того, что произошло тогда в баре, — Прауэр нахмурился, — про твою любовь к Сонику, и про… — Не продолжай! — отсёк Майлз, — Эта «любовь» ошибка. Иллюзия… И вообще, я не хочу это обсуждать. Тем более, с тобой… — голубоглазый старался сдерживать эмоции, — Уходи… Я не хочу никого сейчас видеть…       Механик уселся на диван, прикрывая руками лицо. Он не плакал, всё давно выплакал…       Девушка замялась. Она не знала что делать в такой ситуации, то ли остаться и попытаться утешить малыша, то ли оставить его одного. Для каждого морфа должен быть свой подход, ведь все мы разные, однако, не стоит забывать, что Прауэр и Долл далеко не лучшие друзья. Если механик не доверился даже Эми, с которой у него довольно тëплые отношения, то что говорить о Лизе? — Т-тейлз… — шепнула лисичка, стараясь быть осторожней в словах. — Чего? — огрызнулся парень. — Что с тобой произошло? Почему ты ведешь себя так… словно ненавидишь весь мир? — голубоглазый отвернулся. Ему хотелось много чего ответить на эти вопросы, и далеко не стесняясь в выражениях, однако, что-то его сдерживало. Возможно, остатки культурности в нëм всë-таки остались. — Не важно... — сухо ответил он, — Пожалуйста, уйди. Мне нужно побыть одному…       В голове хвостатой всë сильнее бушевала гроза сомнений: уйти и оставить героя в таком состоянии одного, или продолжать настаивать и попытаться узнать правду? Нет, нельзя быть такой наивной. Остаться и настаивать — это прямой путь к ссоре и усугублению и без того натянутых отношений. Лучше прийти в другое время…       Во время размышлений, её взгляд упал на золотой диван, где отчётливо виднелись многочисленные засохшие пятна. Лиса остановила на них взгляд, и это сразу заметил Тейлз: — Не смотри на это! — закрыл результат своей ночи с Соником одеялом, — Уходи.       Да, надо уходить. Долл, грустно вздыхая, направилась к двери: — Пока, Тейлз… — остановилась, — И не смотря ни на что, знай, что я всегда готова тебя выслушать и поддержать… — ступила за порог, — Правда…       Елизавета вышла на улицу. Не удалось ей совершить то, что она задумывала. Пусть парочками словечек они обмолвились, но толку от этого? Недосказанность всё ещё осталась…       «Нужно обдумать, что делать дальше…», — с этими нелëгкими мыслями, она направилась к морю и села на песочек. Холодные волны касались кончиков ботинок, пропитывая их, и помогали привести мысли в порядок, — «Как теперь быть? Уйти, а потом вернуться и опять попытаться поговорить? А если он не захочет слушать? Нет… Он послушает. Если сегодня хоть немного получилось поговорить, то получится и в следующий раз!», — пыталась подбодрить себя Долл. Не сильно получалось...       Прауэр смотрел на лису в окне и задавался вопросом: “почему она не уходит?”.       «Странная…», — думал лис, выглядывая из-за шторы, — «Что она замышляет?», — вертелся вопрос в его голове, — «Не просто так она хочет "наладить отношения"», — Майлз отошëл от окна, собираясь вернуться к своим делам, однако, его что-то остановило, — «В любом случае, кроме меня узнать некому. И эта лисица вряд ли так просто отстанет», — двухвостый решился на поступок, который недавно сам бы назвал сумасшедшим…

***

— Я же сказал тебе уходить.       Девушка подпрыгнула от неожиданности, двухвостый словно телепортировался за еë спину: — Я… я… — растерялась, — А ты почему пришёл? — Захотел… — присел рядом, — а ты против? — Нет, конечно! — подвинулась, — присаживайся! — радости Елизаветы не было предела, Майлз сам пришёл к ней!       “Сейчас главное всё не запортачить!”, — эти мысли быстро сменились другими, — “С чего начать разговор?“. К счастью, ей не пришлось долго думать: — Погода улучшилась… — начал механик, спеша выведать у лисы интересующую информацию. — Да, да! — подхватила Лиза, — А ведь он ещё с шести утра, как из ведра лил! — Рано ты встаёшь… — подметил Прауэр. — Да не всегда, — махнула рукой, — сегодня плохо спала… — Почему? — лис настойчиво посмотрел на девушку, что у той пробежала волна мурашек. — Н-не знаю, — поëжилась. — Почему? — придвинулся. Синеглазой стало неуютно. — Это допрос? — в шутку спросила Лиза, стараясь сгладить обстановку. — Возможно. — серьёзно ответил золотошëрстный, — А тебе есть что скрывать?       Это и правда походило на допрос с пристрастием. Трëхвостая помедлила, перед тем как ответить: — Нет? — Почему так долго думала? Хотела мне соврать? Или уже соврала? — тараторит Тейлз, подвигаясь к ней ближе. — Что за бред ты говоришь?! — наконец перестала сдерживаться девушка, отпрыгивая от парня подальше. — Бред? — усмехнулся, — А по-моему тебе просто нечего ответить! — воскликнул мальчик, сокращая расстояние между ними, — Зачем ты здесь? Что ты скрываешь?! Хочешь унизить меня перед Соником?! — в этот момент в голове Пауэра мелькнула мысль, что он сам себя опозорил той ночью. От этого ненависть в сердце всколыхнула с большей силой, и он знает, куда её направить.       Такого напора Долл не выдержала: — Знаешь, это уже чересчур! — воскликнула хвостатая, вставая с песка, — Я до последнего пыталась найти с тобой общий язык! Подружиться, помочь, а ты… ты словно специально ограждаешься от меня и отвергаешь все мои попытки! — как на духу, выливала Долл, — Я надеялась стать твоим другом, Тейлз… — парень вслушивался, пытаясь выхватить нужные для себя слова, — Я хотела помочь тебе… Помочь наладить отношения с Соником… — нахмурился, — Я хотела стать твоим плечом поддержки, твоим другом... — лиса тяжело выдохнула, — Но ты этого не хочешь…       Лиза отвернулась, понимая, что эта её попытка, и скорее всего все последующие, окажутся тщетны.       Прауэр притворно улыбнулся. На её слова что-то отзывалось в измученной душе лиса, но парень всячески душил эти возгласы, вспоминая недавно созданную им философию: «Любовь — иллюзия. Хочешь быть счастливым — будь один». Но сама суть Майлза противилась этой философии. Он не хотел быть один, он хотел быть рядом с друзьями. Рядом с теми, кто поддержит его и будет рядом. Рядом с теми, кому он может доверять. Но рядом пока нет таких морфов...       Он одинок, поэтому пытается воссоздать иллюзию счастья в одиночестве и недоверии ко всем. Но он не может… Он не такой. — И я не могу понять, почему?       Настала тишина, которую нарушали лишь шум волн, бьющихся о прибрежные камни. Лиза ждала ответа, но с каждой пролетевшей минутой, надежда услышать его угасала. А когда Майлз и вовсе развернулся к горизонту, притворившись, что находится один, лисе всё стало понятно…       Она сделала шаги к джунглям: — Тейлз, — остановилась, повернувшись к парню, — если что, я всё-равно готова тебя поддержать и помочь... Честно. — Иди уже! — махнул рукой, продолжая притворяться будто смотрит в даль.       Синеглазая вздохнула и скрылась за густыми зарослями.       Пауэр выдохнул. Больно ему нужно к кому-то обращаться. Единственная радость, эта лисица наконец отстанет…

***