Тыквоголовые, вперёд!

— Twinkle, twinkle, little star, How I wonder what you are! (Сияй, сияй, маленькая звёздочка, Как бы я хотел узнать тебя!). Скорпиусу очень хочется выяснить, кто же поёт любимую колыбельную. Этот нежный голос так похож на мамин, а вдруг… — Up above the world so high, Like a diamond in the sky. (Ты сияешь высоко-высоко, Словно алмаз в небесах). Так много комнат, Скорпиус открывает двери, одну за одной, но в комнатах — ни души. — When the blazing sun is gone, When he nothing shines upon… (Когда пылающее солнце скрывается за горизонтом, И мир окутывает тьма…), Наконец… ох! — он видит её! Мамочка, милая мамочка сидит за роялем, в небесно-голубом платье, на голове у неё — венок из полевых цветов. — Then you show your little light, Twinkle, twinkle, all the night… (Ты даришь нам свой свет, Сияй, сияй всю ночь до утра…). — Мама… — Скорпиус шепчет еле слышно, но звуки рояля тут же стихают. — Здравствуй, моя маленькая Звёздочка. Как же ты вырос, родной мой! Я скучала по тебе. — Я тоже… мама… так скучал! Слёзы льются градом, из горла рвутся всхлипы, но здесь нет никого, кроме него самого и мамочки, так что не нужно стесняться. Не нужно притворяться, что боль и грусть утихли, чтобы не огорчать папу, не нужно строить из себя кого-то, кем Скорпиус Малфой в действительности не является. Ведь, несмотря на то, что ему уже целых одиннадцать — он по-прежнему всё тот же растерянный, напуганный, отчаянно тоскующий по так рано ушедшей матери маленький мальчик. — Что это за место, мама? — Скорпиус сквозь слёзы оглядывает комнату. Она очень светлая, уютная, а из окна виден цветущий сад. — Ты теперь живёшь здесь, да? — Да, сынок. Хочешь, прогуляемся с тобой по саду — и ты расскажешь мне всё-всё о себе: как там папа и дедушка с бабушкой, нравится ли тебе в Хогвартсе, с кем ты успел подружиться? — Мама, представляешь, у меня теперь есть лучший друг. Его зовут Альбус Северус Поттер, и он… Скорпиус взахлёб рассказывает о том, как получил приглашение на хэллоуинскую вечеринку, как они с Альбусом варили «Прыг-Скок-Коктейль», как отправились вдвоём на поиски приключений по зловещему старинному особняку… — А ещё там были зеркала, мам! И скелеты разных магических зверей, и настольный квиддич! Ал выиграл у меня, но… знаешь, это только потому, что мне попались фигурки с выветрившимися чарами! Иначе я непременно победил бы, веришь, мам? — Разумеется, верю, сыночек, ведь я твоя мама. Для меня ты всегда будешь самым умным, ловким и смелым. Самым лучшим. Скорпиус так счастлив, что и не замечает, как мамин взгляд из озорного и оживлённого вновь становится печальным. — У вас уже светает, Скорпиус. Время прощаться. Тебе пора, моя маленькая Звёздочка. Скорпиус застывает, не в силах осознать услышанное. Неужели он должен расстаться с только что обретённой мамочкой?! Снова! Но это… это так несправедливо, так… — А можно… можно ли мне остаться здесь, с тобой, мама? — он плачет, опять плачет, словно какой-то сопливый пятилетка, ну и пусть! Мама ласково треплет Скорпиуса по волосам, гладит вздрагивающие плечи: — Мой дорогой мальчик, мой Скорпиус Гиперион, ты же помнишь, что поётся в песенке дальше? — Then the traveller in the dark Thanks you for your tiny sparks; He could not see which way to go, If you did not twinkle so, — сквозь слёзы подпевает маме Скорпиус. (Путник, блуждающий во тьме, Благодарен тебе за твой свет, Ведь он непременно собьётся с дороги, Если ты не будешь сиять). — Помни, ты — папина Звёздочка, сынок. Только благодаря тебе он не сбился с пути, не заблудился в ночи. — Как тот путник, которому маленькая Звёздочка указывает дорогу в темноте? — всхлипывая, уточняет Скорпиус. — Скорпи! Скорпиус, проснись, ну проснись, пожалуйста! — доносится издалека. — Слышишь? Вот уже и твой друг зовёт тебя! — мамина улыбка тускнеет, тает, да и сама она бледнеет и тает прямо на глазах у мечущегося в отчаянии Скорпиуса, а вместе с ней исчезает, словно скрытый Морочащими Чарами, прекрасный цветущий сад. ***** — Пожалуйста, помогите! — плачет и кричит Альбус. — Кто-нибудь! Ну хоть кто-нибудь! Он всё утро пытается добудиться Скорпиуса. Тормошит, зовёт, сдёргивает одеяло — но… всё напрасно. Друг спит беспробудным сном, словно отведал в зале для настольного квиддича не лимонада, а «Напитка Живой Смерти». Эта мысль до того пугает Ала, что он холодеет, замолкает и… ох, Мерлин, только не это! — начинает задыхаться. Пол уходит из-под ног. Альбус чувствует себя так, будто застрял в неисправном камине. Тесно, темно, нечем дышать. «Сияй, сияй, маленькая Звёздочка!» — заученно твердит шкатулка. Вот только загвоздка в том, что ни одна звезда не укажет Альбусу, как ему вытащить своего друга из сетей волшебного сна. Ни одна звезда не подскажет двум заблудившимся мальчикам, как выбраться из ловушки старинного особняка и вернуться к родителям. Птенец феникса заполошно курлычет и, вдруг сорвавшись со своего импровизированного насеста, стремглав вылетает из спальни. — Finite! — доносится до Альбуса незнакомый мужской голос. — Claudere! * Шкатулка наконец-то смолкает и захлопывается с громким стуком. На краешке сознания у Ала мелькает тревожная мысль: не будет ли кукольному мальчику страшно в темноте, в закрытой наглухо шкатулке? Но она тут же испаряется, стоит ему увидеть, как Скорпиус открывает глаза. — Кто вы, сэр? — с удивлением спрашивает Скорпиус кудрявого темноволосого незнакомца, только что заставившего неугомонную шкатулку замолчать. На плече у незнакомого волшебника, будто так и надо, восседает… их фениксёнок! — Вас мой папа за нами прислал, не так ли? — К сожалению, не имею чести быть знакомым с Вашим папенькой, молодой человек, — (ого, а Альбус-то думал, что это Скорпиус Малфой — мастер витиеватых выражений!). Незнакомец улыбается, но его улыбка выглядит немного натянутой, странной и даже слегка болезненной, ну… словно он так давно не улыбался, что успел подзабыть, как это делается. — И, раз уж Вы с Вашим приятелем были столь любезны, что нарушили моё унылое уединение — мне, пожалуй, следует представиться: Регулус Арктурус Блэк к Вашим услугам. ***** Когда Драко Малфой затыкает плюющуюся ядом Вальбургу мощным «Силенцио», способным заставить умолкнуть, наверное, целый квиддичный стадион — Гарри кажется, что его товарищ по несчастью сияет, подобно какому-нибудь древнему божеству-громовержцу. Глаза Драко горят таким яростным Адским Огнём, что Гарри удивляется: как это Вальбургин портрет ещё не осыпался пеплом на ковёр? Вальбурга испуганно пучит глаза, испещрённые красными прожилками. Что, нашлась и на тебя управа, старая злобная карга? К сожалению, Гарри прекрасно известно, что Малфой блефует. Заклинание на крови, которым Драко воспользовался, чтобы отыскать путь к их детям, истощило, высосало все его магические и физические силы. Да ещё это «Силенцио»… Мерлинова святая срань, Малфой же едва на ногах держится! Гарри незаметно подходит поближе, чтобы поддержать Драко, если тот, не дай Мерлин, вздумает упасть бездыханным прямо под носом у Вальбурги, и достаёт палочку, готовый угостить мерзавку «Isoptera impetum»** — термитным проклятием, вздумай та не подчиниться. Странно, что до сих пор Гарри не приходило в голову избавиться от доставучего портрета таким образом. А всё это грёбаное, никому не нужное милосердие, боггарт бы его побрал! Старуха, какой бы гадкой она ни была, всё же не заслуживает быть перемолотой безжалостными челюстями термитов. Однако если Вальбурга Блэк откажется говорить, куда по её милости пропали Ал со Скорпиусом — милосердный и всепрощающий Гарри Поттер может и передумать. Малфой из последних сил отменяет наложенное на портрет «Силенцио» — Гарри с ужасом замечает, что у того ходуном ходят руки, а в и без того бледном лице не осталось ни кровинки. — Где же твои манеры, дражайший внучек? — отмирает Вальбурга. И, надо сказать, несмотря на мелькнувший в маленьких злобных глазках страх, держится она хорошо. — К чему так слюной-то брызгать? Всё в порядке с вашими блохастыми щенятами… Ну, по крайней мере, пока. Гарри хватает Малфоя за руку, чтобы удержать того от необдуманного колдовства, которое может стать последним в его жизни. (Если магическое ядро истощится полностью — на восстановление могут уйти годы, это им ещё на первом курсе Аврорской Академии объясняли!). — Бродили тут, ныли, что им чертовски скучно. Вот я по доброте душевной и отправила их… кхм… поиграть. То, как старая карга произносит это «поиграть» — абсолютно не нравится Гарри. Продолжая крепко удерживать руку бледного, как смерть, Малфоя, Гарри приставляет кончик палочки к нарисованному морщинистому горлу и рассуждает, словно бы сам с собою: — Интере-есно, сколько времени понадобится термитам, чтобы полностью изгрызть полуистлевший волшебный портрет размерами… — Ничего не случится с этими писклявыми недоносками в тайных комнатах особняка Блэк! — скороговоркой выпаливает старуха. — Да там даже мои собственные сыновья в детстве играли. О, мои бедные ангелочки! Регулус — звезда сердца моего! Сириус — чтоб тебя дьявольские силки в аду душили… — Сириус? — настораживается Гарри. Те самые дьявольские силки, которые только что упомянула Вальбурга, и которые всё это время сжимали его внутренности, слегка ослабляют хватку. — И как же нам попасть в эти тайные комнаты? Отвечай, или я… — Ума не приложу, кто сможет тебе помочь вызволить из тайных комнат Блэк-холла свою маленькую грязную кровиночку, Гарри Поттер, если термиты сожрут старую Вальбургу, — с притворным сожалением вздыхает колдунья. — Говори, — Гарри опускает палочку и, сцепив зубы, цедит: — Пожалуйста. — Так-то лучше, — бормочет старуха. — Какие-никакие манеры у тебя всё же есть, отродье ничтожных маглов. Салазар! И что только ты нашёл в этом лохматом простолюдине, внучек? В тебе же течёт чистейшая, благороднейшая кровь Блэков! Гарри краем глаза косится на Малфоя. Лицо того — больше не бледное, скорее, совсем наоборот: оно полыхает, словно Малфой вплотную приблизился к горящему камину. Полыхающий факелом Драко резко выдёргивает ладонь из руки Гарри, при этом едва не потеряв равновесие. — Хватит молоть чушь, Вальбурга! — осаживает ведьму Гарри. — Будь столь любезна — объясни нам, недостойным, презренным отродьям, как, дьявол тебя подери, попасть в тайные комнаты! — О, — в глазах Вальбурги загорается нехороший огонёк, — нет ничего проще, дорогой мой Гарри Поттер — гнойный прыщ на страдающем теле Магического Мира. Проход в тайный коридор находится прямо здесь, в аккурат рядом с моим портретом. — Как его открыть? — рычит Гарри. — Ну?! — О-о, ты будешь поистине изумлён, насколько это просто, мой драгоценный Поттер — мерзкая язва, пожирающая Великую Волшебную Британию! Всего-то и нужно, чтобы в твоих жилах текла кровь рода Блэк, и дом принадлежал тебе по праву наследования! К сожалению, мой жестокосердный, недостойный сын по скудости ума своего, завещал дом тебе, Гарри Поттер, но… вот загвоздочка: в тебе, отрыжка магловских трущоб, нет ни капли благородной, чистой крови рода Блэков!***