Тыквоголовые, вперёд!

Вернувшись в подземелье, Гарри застаёт странную картину: все дети столпились вокруг присевшей на корточки Лили и, судя по всему, внимательно слушают, как она… как она… — Зах-хария Бимиш-ш спраш-шивает, умееш-шь ли ты ловить мыш-шей? «Змееязычный волшебник!», «Тёмный колдун!», — вскрикивают давно забытые голоса в голове Гарри. На какой-то безумный миг ему кажется, что эти жестокие дети поймали его маленького, доверчивого Совёнка, окружили злобной, охочей до зрелищ толпой и… — Стой! — шипит Малфой, хватая его, готового разъярённым львом метнуться на защиту своего попавшего в беду детёныша, за рукав. — Не мешай своей дочери наслаждаться заслуженным триумфом. — Триумфом? — сказать, что Гарри ошеломлён увиденным и услышанным — это ничего не сказать. — Владение Парселтангом принесло ей популярность, в отличие от тебя, неудачник, — уголок жёсткого малфоевского рта судорожно дёргается. — Времена меняются, Шрамоголовый. Что ж… Насколько я успел заметить, наших сыновей тебе найти не удалось, не так ли? — Наконец соизволил заметить, что и мой ребёнок пропал вместе с твоим? — не удерживается от горького сарказма Гарри, но, обжёгшись о затравленный взгляд товарища по несчастью, сокрушённо трясёт головой: — Прости. Прости, Малфой, я ляпнул глупость. Мерлиново дерьмо! Пойми, я встревожен не меньше тебя, просто… Ну как? Как такое вообще возможно-то? Ведь мы с Гермионой, казалось, обезопасили каждый уголок в этом чёртовом доме! — Это особняк древнего чистокровного рода, Поттер, — потухшим, пугающе бесцветным голосом говорит Малфой, заставляя колючие мурашки подступающего ужаса обсыпать тело Гарри от шеи до пят. — Рода, не брезговавшего тёмной магией. Чтобы обезопасить этот «милый домик» полностью — не хватит и десяти лет. Ты хоть представляешь себе… Салазар всемогущий! — он хватает себя за волосы, дёргая роскошные белые пряди так безжалостно, что у Гарри скручивает живот. Немного радует хотя бы то, что в бесцветный голос просачиваются знакомые презрительно-высокомерные нотки. — Да где тебе! Ты же… Ай, да что я тут без толку воздух сотрясаю! — Малфой, — Гарри осторожно дотрагивается до чужого закаменевшего плеча, — Малфой, пожалуйста… Давай не будем сейчас… просто… выскажешь мне всё, что думаешь о моих умственных способностях, после того, как найдём наших сыновей, ладно? Обещаю, что покорно выслушаю всё, что бы ты ни пожелал мне сообщить, а сейчас… С минуты на минуту явятся родители, разберут своих мелких и тогда… — Не разберут, — голос Малфоя снова становится пугающе бесцветным. — Кх… как это? — застывает Гарри. — Уже почти полдесятого и… — Темпус! — вместо ответа Малфой колдует, и Гарри в недоумении таращится на мерцающие в воздухе цифры: семь часов десять минут. — Ты… э-э-э… уверен, что твоя палочка исправна, Малфой? — наконец отмирает Гарри. — Темпус! Выражение саркастично-презрительного превосходства на злом, бледном лице могло бы показаться даже забавным, если бы вся эта ситуация не была столь зловещей. — Семь десять, точно, — бормочет Гарри. — И… что это, по-твоему, должно означать? — О, ну если бы кое-кто в школе утруждал себя чтением чего-либо, кроме заданного материала… Хотя, о чём это я? Вы с Уизли, вероятно, только и делали, что бездумно списывали у Грейнджер! — (Гарри мысленно хвалит себя за то, что сумел сдержаться, и даже, кажется, не закатил глаза). — Так вот, если бы кое-кто дал себе труд… В общем, Поттер, в любой мало-мальски заслуживающей внимания книге по теории времени ты найдёшь сведения о том, что заклинание «Темпус», в отличие от механических часов, не реагирует на магические искривления времени, ясно тебе? — (Гарри сглатывает и ошарашенно кивает). — Собственно, для этого оно и было придумано. Как иначе, по-твоему, волшебники, экспериментирующие с такой тонкой и деликатной субстанцией, как время, могли бы контролировать процесс? — Эмм… Ооо… — только и может выдавить Гарри. — То есть, ты хочешь сказать, что мы попали в какую-то грёб… — он в тревоге оглядывается на детей, но те по-прежнему увлечены беседой со змеёй и не обращают ни малейшего внимания на болтовню скучных взрослых. Тем не менее, Гарри, на всякий случай, переходит на шёпот. — …в какую-то грёбаную временную аномалию? И теперь время внутри дома бежит быстрее, чем снаружи? — Надо же, — кривит губы Малфой. — А я-то уж, грешным делом, подумал, что без Грейнджер ты и двух фактов между собой связать не сможешь. — То есть…. Ох, Мерлиново дерьмище! Никто не придёт за ребятнёй, да? Мы застряли здесь с кучей чужих спиногрызов и потеряли своих, так? Малфой издевательски медленно хлопает в ладоши, вызывая у Гарри жгучее желание схватить мерзавца за грудки и трясти, трясти… — Выдающиеся мыслительные способности, Поттер. Я впечатлён. — Заткнись, придурок! — шипит Гарри. — Нам срочно нужна помощь. Нам нужен кто-то, кто мог бы присмотреть за всей этой толпой, пока мы с тобой ищем Скорпиуса и Ала. Гермиона! Я сейчас же отправлю Патронус Гермионе, она могла бы также помочь нам… — Беру свои слова назад, Поттер, — закатывает глаза зараза Малфой. — Я явно погорячился, похвалив твои умственные способности. Позволь напомнить тебе, гений магической мысли, что за пределами этого особняка сейчас по-прежнему — семь десять пополудни. Едва вылетев из дома, твой Патронус, с нашей точки зрения, просто застынет у дверей, пока время для нас будет двигаться дальше. — Ох ты ж, чёрт! — потрясённо выдыхает Гарри. Обида и злость на Хорька испаряются, и их место последовательно занимают растерянность, паника, гнев и наконец, хорошо знакомая ему яростная решимость. — Что ж, — Гарри кивает сам себе, — тогда нам остаётся только одно, Малфой: справиться со всем этим темномагическим дерьмом своими силами, не испортив при этом детям праздник. — Папочка! — дочь наконец замечает, что Гарри вернулся, и, позволив змейке обвиться вокруг своего предплечья, спешит к нему с сияющей улыбкой. — Папочка, я научилась говорить со змейками, представляешь? Смотри, это — Аделаида. Она, на самом деле, заколдованная принцесса и ждёт своего прекрасного принца! Хочешь подержать её? — Ш-шумно, — жалуется змея. — Ш-шустрые, ш-шебутные детиш-шки, затис-скали с-совс-сем! — Потерпи, — успокаивает бедолагу Гарри. — С-совс-сем с-скоро мы уложим эту ораву с-спать. Эй, народ! — обращается он уже к детям. — Как насчёт вечеринки с ночёвкой? Громогласное «Ура!» заставляет Аделаиду, сердито шипя, искать убежища в кармане гарриной мантии. — А угощения будут? — волнуется Балфур Блетчли. — Непременно! — обещает Гарри, изо всех сил имитируя радость и воодушевление. — Внушительная куча пирогов с разными начинками от бабушки Альбуса и Лили, а также… та-да-да-дам! — добрая половина «Сладкого Королевства» ждут вас в гостиной. Сейчас мы все вместе поднимемся туда, а после пира мистер Малфой трансфигурирует вашу одежду в удобные пижамы и наколдует каждому по спальному мешку. Что? — одними губами спрашивает он у выпучившего глаза Малфоя. — У тебя это всяко лучше получится. — Но мы же не будем спать, верно, мистер Поттер? — Никто не спит на вечеринках с ночёвкой, папочка! — Будем рассказывать страшилки! — Будем играть в «Правду и Действие»! — Мерлин, Поттер, во что ты меня втравил? — Малфой шипит почище забившейся в дальний уголок кармана Аделаиды. — Дядя Гарри! — Роуз, кажется, не разделяет всеобщего восторга. — Скажи честно, с Алом и Скорпиусом что-то случилось, да? Они потерялись, не так ли? М-да, проницательностью эта девочка явно пошла в мать. Попробуй-ка, скрой хоть что-то от Гермионы Грейнджер! Гарри бросает взгляд на детей, увлечённых обсуждением планов на предстоящую ночёвку и, наклонившись поближе к уху племянницы, шепчет: — К сожалению, так и есть, Рози. Я обыскал весь особняк, но пока не нашёл их. К тому же… — мнётся Гарри, не зная, стоит ли вываливать на ребёнка всю правду о том, что происходит в этом чёртовом доме. — Мы застряли здесь, так ведь? — огорошивает его Роуз. — Я догадалась, потому что никакой ночёвки не было в планах. У Гарри волосы встают дыбом, но он изо всех сил пытается взять себя в руки: — Эмм… понимаешь, Рози, возникли некоторые магические помехи, в общем… вам всем придётся провести ночь здесь, в особняке. — Но ты же пошлёшь Патронус маме, дядя Гарри? Ну, чтобы она не беспокоилась за меня. И другим родителям. — Обещаю, Кудряшка, никто из родителей волноваться не будет. — Фу-у! — вспыхивает Роуз. — Дядя Гарри! Не вздумай назвать меня этим дурацким детским прозвищем при ребятах! — Ох, прости, Кудр… Рози. — Никто не узнает твоё детское прозвище, если ты не проболтаешься остальным, что тут на самом деле творится, Кудряшка, — хмыкает прислушивавшийся всё это время к их разговору Малфой. Вот ведь морда хорёчья! Шантажировать ребёнка! — Справедливо, — к удивлению Гарри, покладисто кивает племянница и бежит к подругам. — Полагаю, нам стоит хорошенько накормить этих визгливых пикси, а затем наложить на них мощное Усыпляющее, — предлагает Гарри. — Тогда мы с тобой сможем вдвоём… — Ты в своём уме, Шрамоголовый?! — поднимает брови Малфой. — Шарахнуть маленьких детей Усыпляющим? Да что с тобой не так? Ты бы ещё предложил «Петрификусом» их оглушить! — Да что такого-то? — обиженно бормочет Гарри. — О, ну конечно, я и забыл, что у тебя есть заверенные магическими подписями родителей справки об отсутствии непереносимости Усыпляющих Чар их драгоценными чадами. — А что — такое бывает? — озадаченно хмурится Гарри. — Крайне редко — но бывает. Насильственное погружение в сон — это тебе не Икотный Сглаз, Поттер. Про синдром Спящей Красавицы, который возникает у одного из сотни чистокровных магов, не слышал? В Азкабан захотелось? — Ладно, ладно, умник, — сдаётся Гарри. — Тогда… ну, тогда просто дождёмся, пока они хорошенько вымотаются и уснут сами. А потом обнесём комнату Защитными Чарами и отправимся на поиски. ***** Открыв дверь в следующую комнату, Альбус испуганно отшатывается, врезавшись спиной в идущего позади друга. И есть отчего прийти в ужас: комната огромна, гораздо больше, чем зал с зеркалами. Вдоль стен — просторные вольеры и террариумы, вот только… все звери, птицы и рептилии, которые когда-то, вероятно, наполняли эту комнату-зверинец беспрестанным рычанием, чириканьем и шипением — давно умерли и истлели, оставив после себя лишь оглушающую, зловещую тишину да голые, изжелта-белые скелеты. Непохоже, чтобы все эти животные погибли из-за дурных условий содержания или голода. Видно, что хозяева не поскупились на обустройство зверинца. В мисках — окаменевшие остатки корма. Скорее всего, этот домашний зоосад был устроен давным-давно, и звери просто умерли от старости. Альбус не может угадать и половины животных, которым могли бы принадлежать эти кости. На дне огромного замшелого аквариума — лошадиный череп и рёбра, плавно переходящие в рыбий остов. Что за чудо? — Это же гиппокамп — полулошадь-полурыба! — восторженно восклицает Скорпиус, но его улыбка тут же меркнет. — Бедняжечка! Разве же их можно держать в неволе? — Ой, гляди, а это, должно быть, нюхлеры! — Альбус показывает на маленькие скелетики в куче золотых монет. Спереди черепа оснащены лопатообразными клювами-рыльцами. — А вот огнекраб! — Скорпиус замечает в одном из террариумов панцирь, усеянный драгоценными камнями. — Ого, смотри, Ал, а тут, скорее всего, был птичник! Здесь повсюду такие красивые разноцветные пёрышки! — Бр-р, жуть какая! — морщится Альбус. — Словно на кладбище. Может, пойдём отсюда, а? — Ага, давай, мне тоже не по себе от всех этих скелетов, хоть и жутко интересно. Мальчишки уже решают повернуть назад, как вдруг… — Тсс… Ты слышишь это, Альбус? Альбус напрягает слух. Что это за жалобное попискивание? Кажется, оно доносится из серой дымящейся кучи, лежащей под деревом, на ветвях которого навеки застыл птичий скелет с причудливым толстым клювом. На всякий случай Альбус хватает Скорпиуса за руку — мало ли, какая опасная тварь там копошится и пищит! Внезапно из кучи показывается… голова птенчика, а потом он и весь выбирается наружу — голый, страшненький, с тощей шейкой, и, покачиваясь на тонких ножках, оглашает зал победным криком. Вскоре тёмно-коричневый пух птенчика прямо на глазах у изумлённых мальчишек превращается в перья: алые на туловище и крыльях, золотые на хвосте. Клюв и когти — словно сделаны из чистого золота. — Феникс! — хором ахают Альбус со Скорпиусом. Уж об этой-то чудесной птице Алу известно не меньше, чем всезнайке Скорпиусу! Папа столько раз рассказывал о фениксе директора Дамблдора — Фоуксе, что Ал узнал бы его сородича из тысячи волшебных птиц. — Ты видел? Видел, Ал? Он возродился из пепла! — шепчет Скорпиус, не в силах отвести восхищённого взгляда от гордо распушившего хвост, крикливого птенца. — Все остальные звери и птицы в этом зоопарке уже давно умерли, а он-то практически бессмертный, может жить хоть сто, хоть тысячу лет! Вот ему, бедняге, должно быть, скучно тут, среди всех этих скелетов! — Интересно, кто же приносит этому фениксу корм? Каким бы бессмертным он ни был — но без корма-то выжить всё-таки не смог бы, — хмурит брови Альбус. — Как думаешь, Скорпи, может, заберём его с собой? — с надеждой спрашивает он друга. Вот все рты-то пораскрывают, когда они появятся на вечеринке с самым настоящим, живым фениксом! А уж как папа удивится! Нет, ну а что? Будет у Альбуса свой собственный питомец феникс, прямо, как у его знаменитого тёзки. Вот только… Скорпиус, наверняка, тоже захочет взять феникса себе. Ну, они что-нибудь придумают. Возможно, феникс сможет жить по очереди — то у Поттеров, то у Малфоев. — Давай, — у Скорпиуса загораются глаза. — Только, ну… если он, конечно, сам будет не против пойти… полететь с нами.