Blame It on My Youth : [ вини нашу юность ]

Риэлторка звонит Эллисон на следующий день, пока они завтракают. Рене на предельной скорости убирает их с Эллисон тарелки в раковину — не хочет заставлять агентку ждать. — Нил, — говорит Эллисон, — сегодня едешь на терапию? — Нет, я ходил вчера. — С нами хочешь сгонять? Нил отмахивается от них: — Нет, я в норме. — Нет, серьезно, ты же просто останешься здесь один. — Если я поеду с вами, Эндрю останется один, — замечает Нил. — Да, но это неизбежно. Или Эндрю может тоже поехать с нами, а потом уехать, когда будет пора на терапию. — Я согласен, — соглашается Эндрю, что поразительно. Что ж, если уж Эндрю хочет, нет никаких реальных причин, почему бы не хотеть Нилу. Он пожимает плечами: — Тогда поедем следом за вами. У вас есть адрес? — он берет куртку. Эндрю надевает ботинки. Эллисон называет им адрес и выходит вслед за Рене за дверь. — Нужен навигатор? — спрашивает Нил, садясь в Мазерати. — Да не, — отвечает Эндрю, пожимая плечами. — Я знаю, где это. Нил тоже уверен, что он знает, — кажется, эта улица по соседству с Кевином или где-то там. Правда, он не помнит, где именно. Это его просто память подводит? Это из-за того, что травма проходит, и теперь у него нет практически фотографической памяти на места? Или это нормально? Он неверно помнит, насколько хорошо у него в памяти отложились улицы Парижа, Берлина? — Хочешь присмотреть домики? — В первый раз не выдалось возможности, — объясняет Эндрю. — С тем же успехом можно сделать это с ними вместе. — А. Они едут. Нил смотрит, как мимо проплывают дома. Сжимает руку Эндрю. — Почему ты не хотел ехать? — спрашивает Эндрю. — Я не против. — Я спросил не об этом. Нил пожимает плечами: — Не знаю. — Справедливо. — Что интересного в поиске жилья? Для тебя. Эндрю заворачивает на машине. — Хочу знать, почему вокруг этого разводят такую суету. — Такую суету? — Помнишь, еще в колледже, как переезжала мама Рене? Что? Да, Нил помнит, но что? — Ага. — Все подняли из-за этого такую шумиху. Было так волнующе. Для всех, кроме нас с тобой, потому что в новом доме нет ничего интересного. — У нас дома только и были новыми, — соглашается Нил. — Но люди снимают целые шоу по подбору домов. Нил кивает в знак согласия. — Так что дело даже не в новизне, а в поиске. — Не только в конечном пункте, но и самом путешествии, — соглашается Нил. — Что, блять, веселого в поиске дома? — Честно говоря, вообще нихуя не могу представить, — говорит Нил. — Мы смотрим эти шоу. Там никто не веселится. Все только стрессуют и ругаются. Все им вечно не так. Все плохо. Всегда какие-то компромиссы. — Что означает, что я смогу понаблюдать за тем, как Эллисон пытается уломать Рене построить собственный дом, и это хотя бы будет забавно. — Вот-вот, — кивает Нил. — И, кстати, идеи дизайна дома. — Думаешь, другие люди красиво украшают свой дом? — У нас так и не нашлось времени сходить с детьми по магазинам. Чтобы украсить наш дом. — Оу. Да. Но… мы же не собираемся украшать наш дом так, как украшают другие, правда же? — Что ты имел в виду? Нил пожимает плечами: — Внутренности. Эндрю улыбается: — Кишочки на стене. — Нет, кишки пахнут, если их проткнуть. Я тут подумал — на самом деле, все это сгниет и будет вонять. Как насчет искусственных внутренностей? — Можем как-нибудь заскочить в Хэллоуинский магазин. В этом году уже поздно… уже, наверное, ничего не урвем. Но если и найдем, оно уже все, наверное, будет по скидкам. — Ты хочешь купить дешевые искусственные внутренности? — А ты хочешь купить дорогие искусственные внутренности? — спрашивает Эндрю в ответ. — Зависит от цели, — возражает Нил. — Для украшения на Хэллоуин на одну ночь — дешевенькие. Для украшения нашего дома — дорогие. — В чем разница? — В реалистичности, надо полагать. Эндрю снова улыбается: — Надо полагать? — Я никогда не думал о покупке искусственных внутренностей. — Псевдо-внутренности, — предполагает Эндрю. — Симулякры внутренностей. — Искусственные внутренности кажутся чем-то таким, чего не должно существовать. — А вот и нет, — удовлетворенно говорит Нил. — Восковых фигур. Как в восковых музеях. Эндрю сжимает его руку. — Правда. Прям правда-правда. — Надо сходить в музей восковых фигур. — Мне необязательно запоминать это навечно. Нил ухмыляется: — Не хочешь всю оставшуюся жизнь видеть их почти-что-нечеловеческие лица во снах? — То, что ты описал, — это хоррор. — А что, если бы сделали восковую фигуру меня? Ты бы пошел поглядеть? — То, что ты описал, — это хоррор, действие которого происходит в моих кошмарах. — Это страшнее обычного ужастика? Или обычного кошмара? Разве это не просто… обычный ночной кошмар? — Это хоррор, который я не могу вырубить до тех пор, пока не проснусь, а когда я просыпаюсь, рядом со мной лежит тело, которое может быть тобой, но может быть и воском, и, возможно, я все еще сплю, так что, даже если я увижу, как ты дышишь, я прикоснусь к тебе, а ты окажешься восковым, и, честно, сейчас это уже просто ужасающе. Нил прокручивает это в голове, представляя Эндрю в виде восковой фигуры. — Ах. Да. Еще как ужасающе. Я обещаю, я не восковый. Эндрю останавливается на красный свет, наклоняется и целует Нила в щеку: — Спасибо. Я верю тебе. Нил позволяет этому ощущению осесть у него в животе теплой тяжестью, любовью и доверием. Не прямо-таки глубоко. Нил знает, что не особо глубоко. Но нет ничего противозаконного в том, чтобы думать о всяком, так что. Три минуты спустя они останавливаются перед домом. Он в двух кварталах от дома Кевина, в его районе, так что Нил был прав насчет этого. Они смотрят на дом. — Итак, что теперь будем делать? — спрашивает Эндрю. — Я пришел к выводу, что нам следует сделать некоторые умозаключения о доме. Нам стоит быть взволнованными? Или думать, что, возможно, это не тот самый? — Похож на дом Кевина, — говорит Нил. — Это мой вывод. Эндрю глубокомысленно кивает: — Справедливое и точное умозаключение. Они выходят из машины и готовятся знакомиться с агенткой. — Это Мартина, — говорит Эллисон. — Мартина, это наши друзья, Нил и Эндрю. Они здесь, чтобы помочь нам решить, чего мы хотим. — Приятно познакомиться, — говорит Мартина, протягивая руку для рукопожатия. Нил пожимает ее. — Не шибко-то тебе и нужна помощь, чтобы иметь свое мнение, — говорит Нил, когда Мартина протягивает Эндрю руку. Эндрю не собирается ее пожимать, и, по крайней мере, сейчас это не выглядит слишком уж странно. — И я никогда не думал, что тебе нужна помощь, чтобы решить, чего ты хочешь, — сухо говорит Эндрю, аккуратно переключая внимание на Эллисон. — Ну да. Но это же не мешает мне спрашивать, — решительно заявляет Эллисон. — Нам нужно что-то знать, прежде чем мы войдем? — миленько спрашивает Рене Мартину. Возвращает разговор к теме. — В доме три спальни и три ванные комнаты. Задний дворик полностью облагорожен, как и фасад, как можно заметить. Подвал отделан частично. Готовы? — Готовы, — соглашается Рене, жестом приглашая Мартину идти первой. Они входят в парадную дверь и обнаруживают на полу самую уродскую плитку на всем белом свете. О-о-о-о. Нил быстро-быстро поднимает взгляд, как раз вовремя, чтобы увидеть, как Рене сжимает руку Эллисон, мол: «молчи ты. Ничего не ляпни». Эллисон реагирует достаточно быстро, чтобы сдержать рот на замке, но недостаточно быстро, чтобы успеть скрыть отвращение на лице. — Мне нравится фундамент дома, — дипломатично говорит Мартина. — Славно построен, да и ухаживали за ним должным образом — думаю, вы и сами видите, — и мне кажется, будет очень легко воплотить свою индивидуальность в этом пространстве, посмотреть, что и как именно вы сможете с ним сделать, как сможете заставить его отражать ваш вкус. А еще я считаю, что это отличное место для… Они идут дальше, но Эллисон дом в душу не западает. Ей уже можно заканчивать тут ходить. А вот Рене — нет. Она прекрасно знает, что конечная цель Эллисон — построить собственный дом, и она не сдастся без боя. Она задает вопросы. Каждый раз, когда Эллисон строит гримасу, Рене спрашивает, кого Мартина могла бы порекомендовать для укладки плитки, покраски, как близко находится местный парк для собак. Нил с Эндрю следуют за ними по пятам. — Значит, не этот, да? — говорит Эллисон, как только за ними закрывается дверь. — Можем продолжать поиски, — соглашается Рене. Эндрю и Нил возвращаются в свою машину. — Не припомню, чтобы ты задавал так много вопросов, — говорит Эндрю. — Я и не задавал. У меня их не было. Мне было все равно. — А Эллисон знает, что в доме можно спокойно сделать отделочный ремонт? Нил бросает взгляд на Эндрю: — Да. — Может, она забыла. — У нее есть цель, и она проигнорирует все доводы, чтобы достичь ее. Эндрю хмыкает: — Кого-то она мне напоминает. — Тебя самого? — Я хотел сказать «тебя». Нил прыскает: — Мы были созданы друг для друга. — Определенно, — соглашается Эндрю. — Мы оба пиздецки глупые. — Бог создал двух идиотов, и теперь мы любим друг друга. — Разве не так всегда и бывает? — Клянусь понять, что имею, прежде чем ты покинешь меня, — обещает Нил. — И я. Надо было включить это в наши свадебные клятвы. — Какую часть? Ту, где я был романтичен? Или ту, где ты говоришь «и я»? — С моей-то репутацией? — спрашивает Эндрю, приподняв бровь. — И то, и другое. — Пикачу, — соглашается Нил. Эндрю драматично морщится, когда они подъезжают ко второму дому: — Жестоко. — Учился у лучших. Они входят во второй дом. Этот уже оформлен со вкусом. — Да тут же на стенах плесень, — бурчит Эллисон. — Я не видела никаких признаков плесени, — говорит Мартина. — Элли, — говорит Рене. Эллисон смотрит на Нила, и на ее лице написано: «не будь тут Мартины, ты же ЗНАЕШЬ, я бы рвала и метала». Нил сочувственно кивает. У него на лице написано: «Рене бы на тебя накричала». Эллисон корчит гримасу, говорящую: «да знаю я». Эллисон замолкает и позволяет Мартине и Рене указать на достоинства дома — в нем, если уж честно, сплошные достоинства. Эллисон было бы так просто отказаться от идеи построить собственный дом. Но когда Эллисон делала что-то простым способом? Она никогда не отказывалась от экси, никогда не отказывалась от Сета, никогда не отказывалась от Рене, никогда не отказывалась от себя, и она не собирается отказываться и от этой идеи. Настоящая проблема в Рене. Потому что Рене, как известно, тоже не сдается. Тем не менее, они обходят дом без дальнейших возражений со стороны Эллисон. Эндрю кивает, слушая, как Рене щебечет, какой этот домик славный. Он начинает указывать на такие штуки, как количество розеток в гостиной, объем места в гараже, удобное расположение раковины в двух футах от плиты. Где-то на полпути Эллисон кидает пристальный взгляд — не прямо ровно на Эндрю, но определенно рядом. Нил на две секунды переплетает их с Эндрю мизинцы и отказывается встречаться с кем-либо взглядом. — Мне нужно ехать, — говорит Эндрю, когда Мартина запирает за ними дверь. — Уже? — спрашивает Рене. Кроме Эндрю на ее стороне никого нет. Нил решает побыть на ее стороне хотя бы чуть-чуть. — Извини, — говорит Эндрю. — Все хорошо. Мы потусуемся завтра, пока Нил с Элли будут ездить по окрестностям, — говорит Рене. — Я? — спрашивает Нил. — Ага, так я смогу потусоваться с Эндрю, — невинно отвечает Рене, будто она ни при делах. Почему это с ним происходит? Нил решает немедленно перестать быть на ее стороне. Во-первых, в наказание за то, что она посадила его в машину с Эллисон. Во-вторых, чтобы завтрашняя поездка в машине с Эллисон не превратилась в кошмар. Он смотрит на Эндрю: «не хочешь пропустить терапию сегодня? Ну может? Можно же?», но Эндрю отвечает: «нет», бросает на Нила взгляд, который должен заменить поцелуй, поскольку они на публике, и направляется к своей машине, бросая его с Рене и Эллисон. Во время поиска дома. У которых разные представления о том, чего они хотят. Нил сейчас буквально в серии «Охотников за домами», и ему это ой как не нравится. Надо было настоять и остаться дома. Он не должен быть здесь. Может, ему стоит просто поехать на терапию с Эндрю. Лучше посидеть несколько часов в приемной, чем вот это вот все. Но. Он сказал, что сделает это. И ему нравятся Рене и Эллисон. Он должен помнить об этом. Даже если они препираются. Так что он садится на заднее сиденье машины Мартины вместе с Эллисон и пристегивается. Мартина включает джипиэс, Эндрю трогается с места, и они разъезжаются в противоположном направлении. — Нил, — говорит Рене, когда они едут, — у меня есть для тебя кое-какое задание. — Конечно, — соглашается Нил. — Хорошо. Стой. Сначала скажи мне, какое, — он поправляет себя. — Вы даже не в отношениях, а она из тебя уже веревки вьет, — смеется Эллисон. — Детское ожоговое отделение, — говорит Рене так, будто это что-то значит. — Это должно что-то значить для меня? — спрашивает Нил. Это акроним? «ДОО»? Это он тоже не знает, что это значит. — Посетите его. Выберите больницу и едь. — Зачем? — Удели минутку и подумай о каждом случае, когда видел фильм или что-то еще, где у человека остается шрам от ожога. Или любой шрам на лице. — Это плохо, — резюмирует Нил. — И «плохо» — все, что знают эти дети. А теперь они выглядят так. И многие из них не могут позволить себе пересадку кожи или пластическую операцию. — И что мне там делать? — Скажи «приветик». Улыбнись им. Поговори с ними. Скажи им, что все будет хорошо. Что у некоторых макияж может скрыть шрамы, если им это нужно, но им необязательно это делать, потому что шрамы — это окей. Что они не злодейка из фильма «Чудо-женщина» только потому, что обожглись. — Я уже снялся в рекламе для этого, — возражает Нил. — О, конечно, все же дети обожают спорт, — говорит Рене. — Это была самая грубая вещь, которую ты мне когда-либо говорила, — говорит Нил. — Это едва ли был даже сарказм. — Это я на нее так влияю, — радостно говорит Эллисон. — Вы женаты много лет, это не впечатляет, — говорит Нил. — По крайней мере, нам не пришлось очеловечивать друг друга, — язвит она. Нил хлопает ее по руке. — Так нечестно, я-то не могу тебя шлепнуть, — жалуется она. — Не хочу рисковать ногтями. — Жизнь вообще несправедлива, — говорит Нил. — В общем, — перебивает Рене, — просто съезди. Это дети, Нил. — Почему я — это только шрамы? — спрашивает Нил. — Почему ты просто говоришь мне пойти и посветить лицом? Рене пожимает плечами: — Потому что другие тоже показывают лицо людям, и для них это пиздец как плохо, и иногда мы можем вдохновлять людей, «светя лицом», и потому что ты приходишь домой, едешь на работу, и на твое лицо окружающие обращают не так много внимания, в то время как у других людей — наоборот. Нил закрывает рот, прежде чем успевает съязвить, мол, а сама ты что делаешь. Рене не просит его ни о чем, кроме того, что и делает сама — она общается с детьми из группировок, с детьми, едва вышедшими из банд, и с детьми, которые, возможно, вот-вот вступят в банду, Нил знает, и она считает своим долгом работать и поддерживать мероприятия, направленные на то, чтобы кормить детей, улучшать их школы, давать детям возможность заниматься чем-то после школы, помогать кормить голодных, платить за аренду жилья и делать все, что она только может придумать, что может помочь ребенку не угодить в группировку. Рене хочет спасти мир, и все, о чем она просит, — это чтобы Нил навестил детей со шрамами и помог им почувствовать себя лучше. Он вздыхает: — Итак, ты хочешь провести непосредственную боди-позитивную кампанию. — Ну, если хочешь, можно и так, — соглашается Рене. — Я хочу, — решает Нил. — Знаете, о чем я подумала? — говорит Эллисон, наклоняясь вперед, очевидно, решив, что разговор Рене и Нила окончен. — Мы должны просто построить наш собственный дом. Рене испускает глубокий, усталый от жизни вздох. — Мы сами выберем место, — говорит Эллисон, будто ничего не слышит. — Организуем собственное пространство. — Если серьезно думаете об этом, — говорит Мартина, — у меня есть участок земли, который вы могли бы посмотреть. Сейчас на нем стоит дом, но его можно просто снести бульдозером — он весь прогнил, у него внутри ничего не осталось. — Звучит интересно, — говорит Эллисон. — Еще не проданный земельный участок? — скептично спрашивает Рене. — Должна же быть какая-то причина, что его не купили. Делает именно то, что делала Эллисон. Нил сдерживает ухмылку. — Он недостаточно большой, чтобы быть полем для гольфа, — объясняет Мартина. — Или чтобы строить на нем отель. Хотя по-моему Хилтон присматриваются к территории поблизости — там как раз заповедник, часть того, к которому примыкает ваш дом, Нил, но если они смогут выкупить его, то построят отель, и участок как раз расположен в двух минутах от шоссе и на полпути между стадионом «Ягуаров» и Колумбией — им придется перенаправить реку, проходящую через участок, но любой, кто покупает недвижимость, знает, что главное — это местоположение, и тут земля идеально для этого подходит. Нил наблюдает, как улыбка Эллисон становится шире по мере того, как Мартина рассказывает. Покупка и расчистка охраняемого заповедника? Перенаправление реки? Насколько велика эта река? Это именно то, против чего Рене выступала бы. — Держу пари, что если мы купим эту землю, — медленно произносит Эллисон, словно обдумывая услышанное, — Хилтону не на что будет опереться. Если они хотят просто немного расширить участок, который уже есть, то могут уговорить на это некоторых людей, но они не смогут выкупить его у нас, а если они пытаются вырубить целый участок, не думаю, что у них получится. — Если хотите, мы могли бы заехать туда сегодня, — предлагает Мартина, когда они подъезжают к другому дому. — Там никто не живет, а ключи от ворот у меня. — Что такого случилось, что в заброшенном доме есть ворота? — спрашивает Рене, отстегивая ремень безопасности. — Они поставили ворота, чтобы там не жили сквоттеры, — объясняет Мартина, выходя из машины, и совершенно не замечает, как Рене закатывает глаза, глядя на Нила, — она твердо придерживается мнения, что сквоттерам должно быть разрешено жить в заброшенных домах, и Нил это мнение разделяет, учитывая, что он сам был сквоттером. Не говоря уже о том, что люди навешивают на ворота кучу фигни. Не будь ворота обнесены колючей проволокой, Нила бы это не остановило. Таблички с надписью «Частная собственность» и «Посторонним вход воспрещен» были в основном бессмысленными. Люди, часто посещавшие их дома, как правило, не утруждали себя вывесками. — Настоящая проблема, — говорит Мартина, — в том, что ворота были на деревянном заборе, а забор сзади совсем рассыпался. Мы на машине, так что нам все равно придется въезжать в ворота, но там повсюду разъезжают дерт-байкеры — забор нужно починить, но никто не видит в этом смысла. Хилтону все равно, они бы его все равно снесли. — Дом рядом? — спрашивает Эллисон, когда Мартина открывает дверь. — Примерно в двадцати минутах езды — мы будем ехать мимо по пути к дому на Риверсайд-стрит. — А-а, — говорит Эллисон, даже не делая вид, что оглядывает прихожую. — А мы не могли бы случайно остановиться там и посмотреть? — Элли, — говорит Рене, — она, наверное, предпочла бы продать это Хилтону. Я бы предположила, что так комиссия будут больше. — Нет, на самом деле, — говорит Мартина. То ли она пребывает в блаженном неведении о существующем споре, то ли просто хочет любой ценой впихнуть им этот участок, Нил не может сказать. — Если они купят Заповедник, то уже напрямую у комитета, который его охраняет, а не у меня. Я получу те же комиссионные что так, что так. — Хилтону, наверное, это не понравится, — говорит Рене. — Меня это нисколько не беспокоит, — беззаботно говорит Мартина. — Я никогда не работала в сфере коммерческой недвижимости. Просто у них оказалось достаточно денег, чтобы попытаться перепрофилировать эту землю под коммерческую, а не жилую недвижимость. — Не мешало бы съездить и посмотреть, правда? — спрашивает Эллисон у Рене. — То есть, мы бы просто осмотрели сам участок, не то чтобы там был дом, который нужно осматривать. — Думаю, это не повредило бы, — соглашается Рене. — Тогда нам следует поторопиться с осмотром этого дома, — говорит Эллисон, начиная обход первого этажа, — и следующего. Мы же не хотим опоздать на два других показа. Рене смотрит на Нила. Нил пожимает плечами: — Хочешь, чтобы я противостоял ей? Я не могу противостоять вам обеим. Рене вздыхает и отправляется вслед за Эллисон. — Маленькая кладовка, а на кухне мало розеток, — говорит Эллисон. — Я уже вижу шесть, — возражает Рене. — Ненавижу эту лестницу, — говорит Эллисон, поднимаясь на полпути. — Я знаю электрика, который может решить проблему с розетками, — говорит Мартина, следуя за ней. Нил идет за ними вокруг дома, возвращается в машину и смотрит следующий дом, который Эллисон обходит в два раза быстрее, чем их предыдущие дома, а затем возвращается в машину. — Сколько ехать? — спрашивает Рене, пристегивая ремень. — Буквально две минутки, — обещает Мартина. Рене бросает взгляд в зеркало заднего вида. Нил оборачивается и видит, что Эллисон смотрит на нее щенячьими глазками. — Хорошо, — соглашается Рене. Эллисон — одна из немногих, с кем Рене не всегда ведет себя как солнышко. Это было интересным событием — осознание того, что поведение Рене было не ее врожденной личностью, а, по сути, показухой. Что они все и так знали — в конце концов, однажды она убила человека, — но стало ясно, что ей требовался определенный уровень работы, определенная сила воли, чтобы вести себя так постоянно. С Эллисон у нее… отпала необходимость в этом. Возможно, дело было скорее в том, что Эллисон упрямая и драматичная, а тихая забота Рене не всегда могла с этим справиться. Возможно, Рене находила это освобождающим: она могла быть далекой от совершенства, даже грубой, а Эллисон все равно любила бы ее, несмотря ни на что. Вот почему она дружит с Эндрю, дружит с Дэн — это дает ей шанс, возможность быть личностью, не рискуя своими отношениями. Это не значит, что ее обычное поведение — показуха. Это стандарт, которого придерживается Рене, и иногда она наслаждается своей возможностью не достигать ожидаемых высот, падая с достигнутых, не набивая при этом шишки. Эллисон всегда подхватывает ее, без вопросов и комментариев. Мартина съезжает с шоссе. Быстро поворачивает налево, затем направо, а затем на подъездную дорожку, окруженную деревьями. Она припарковывает машину… — Хотите, я открою? — спрашивает Рене. — Так вы сможете просто проехать. — Если вы не возражаете, — соглашается Мартина, протягивая ей ключи. Рене выходит из машины, и в течение двух секунд между тем, как она открывает дверь и закрывает ее, Нил ничего не слышит — вокруг тишина. Они отъехали достаточно далеко от шоссе, чтобы шум едва доносился до них. Рене открывает ворота, Мартина подъезжает к началу подъездной дорожки, и они выходят из машины навстречу Рене, идут по подъездной дорожке, внимательно осматривая пространство перед собой. Судя по тому, что видит Нил, участок немалый. Выглядит так, словно здесь хватит места явно не на один дом — вот прям точно не на один. И уж точно не для того единственного маленького домишки, стоящего в начале подъездной дорожки. — Не возражаете пройтись по траве? — спрашивает Мартина, жестом приглашая их зайти за угол дома. Рене следует за ней. — Когда-то здесь планировалось построить целый глухой переулок, — объясняет Мартина, когда они сворачивают за угол, — но застройщики обанкротились, а банк продал землю по дешевке. А потом люди, которые жили здесь, временно переехали к детям, чтобы помочь с внуком, но «временно» растянулось на бесконечно, и в какой-то момент они вернулись и съехали, но только через четыре года решили продать… вообще, два года назад был сильный шторм, а потом две недели безостановочно лил дождь, и дом, как вы видите, развалился на части. Рене кивает, но не слушает. Нил прекрасно знает, что не слушает. Пространство земли большое и голое — следы от колес в почве говорят Нилу о том, что здесь регулярно разъезжают дерт-байкеры, и, скорее всего, слишком сильно разрыхляют землю, чтобы могла расти трава, потому что ее тут вообще нет. Все, что есть, — это ручей, и Нил предположил бы, что это только ручей чисто формально — ему он кажется достаточно большим. Однако Нил может понять, почему нынешние владельцы недвижимости не потрудились починить забор; скорее всего, его установка стоила бы дорого, учитывая размеры участка. — Вдоль берега ручья должно быть больше растений, — бурчит Рене. — Как байкеры проезжают через него? Здесь где-то есть мост? — Я думаю, они едут не через, а вокруг, — задумчиво произносит Мартина. — Судя по тому, как она петляет, то, что вы видите, на самом деле только ее часть и изгиб — она течет из леса и возвращается обратно в него же. Так что они, наверное, просто едут вдоль. По-моему, территория простирается до другого берега ручья, так что, если бы вы захотели вложить деньги в починку и расширение забора, то могли бы не подпускать байкеров. — Ах, — говорит Рене. Эллисон ловит взгляд Нила и улыбается — она выиграла эту войну. Рене хочет этот участок — здесь и сейчас. Нил держит рот на замке. Все, что он сейчас скажет, будет воспринято как повод не покупать. Эллисон, явно настроенная на тот же лад, берет Нила под руку и хранит полное молчание. Она делает серьезное лицо, прежде чем Рене оборачивается. — Мы опоздаем на следующий просмотр, — это все, что говорит Рене. Она проходит мимо них. Эллисон убирает руку, изображая позу с картины «Крик» Сальвадора Дали, а затем поворачивается и следует за Рене, оставляя Мартину и Нила позади. — Они разберутся, — говорит Нил Мартине. — Все в порядке, — спокойно говорит Мартина. — Я больше беспокоюсь о том, когда вы вернетесь домой. — Я тоже, — соглашается Нил, следуя за ней к машине. Нил садится на заднее сиденье, а Мартина выезжает задним ходом, пропуская Эллисон и Рене, которые закрывают за ней ворота, прежде чем сесть в машину. Они осматривают следующий дом. Эллисон молчит. Она ничего не говорит. Она не торопится. Она соглашается, когда Рене указывает на что-то хорошее. Она держит Рене за руку и ходит за ней повсюду. Настоящая проблема в том, что Рене, похоже, это не устраивает. Нил в аду. Это даже не обязательно его собственный ад. Это их ад. Он в чужом аду и вызвался шагнуть в этот ад добровольно. Они едут к последнему дому. Копировать-вставить. Мартина отвозит их домой. — Дайте мне знать, если захотите, чтобы я продолжила поиски, — говорит она, сворачивая на подъездную дорожку. — И как долго вы здесь пробудете. Меня не будет с четверга до понедельника, но у меня есть свободное время на вторник и два на среду, если захотите запланировать дополнительные просмотры. — Спасибо, — говорит Рене. — Мы дадим вам знать. Они вежливо прощаются, направляются к двери, но затем останавливаются, задержанные видом Мазерати, направляющейся вниз по улице и сворачивающей на подъездную дорожку. Они ждут. Эндрю выходит из машины и встречается взглядом с Нилом: «все окей?». «НЕТ», — отвечает Нил. — «АДИЩЕ». На лице Эндрю мелькает веселье. Ублюдок. Он смеется над Нилом. Нил поворачивается и открывает дверь, входя первым. — Как прошел поиск дома? — спрашивает Пейдж чересчур бодро. — Все прошло хорошо, — говорит Рене, разделяя ее воодушевление. — В этом доме все лгуны, — говорит Эндрю. — Нет, я не лгунья, — обиженно отвечает Рене. — Да, еще какая, — говорит Эндрю. — Тебя там даже не было, — возражает Рене. — А мне Нил сказал. — Нил ни разу не достал телефон, — говорит Эллисон. — Врешь. — Нет, он сказал мне, когда я вернулся домой, три секунды назад, — говорит Эндрю. — Я стояла рядом с ним, — отвечает Эллисон, указывая на Нила так, будто они могли его потерять. — Он использовал язык жестов, — говорит Эндрю. — Вы двое не знаете язык жестов, — говорит Рене. — А я использовал язык тела, — говорит Нил. — Гадость какая, — говорит Натали. — Можно я пойду наверх? — Конечно. Вы обе можете идти, — говорит Нил. — Мы тогда позовем вас, когда ужин будет готов? — Оки, — соглашается Пейдж, уже выходя из кухни. Эллисон показывает на них большим пальцем и одними губами произносит: «это чувства после терапии?». Нил и Эндрю пожимают плечами. Эллисон выглядывает из комнаты, высматривая, не подслушивают ли их. — Это могут быть просто чувства подростков. — У подростков слишком много чувств, — соглашается Эндрю. — Может, это просто у взрослых чувств слишком мало, — предполагает Рене. — Я знаю, что у меня чувств вообще нет, — говорит Эндрю. — Неправда, — говорит Рене. — В общем, поиски дома прошли безуспешно? — спрашивает Эндрю. — Эллисон хочет купить участок и построить дом. Как будто это какая-то хрень про предопределение судьбы. — На участке уже есть дом, — говорит Эллисон. — Это не значит, что он пригодный, — говорит Рене. — Если мы не купим его, сеть Хилтон выкупят охраняемый заповедник. — Он все еще не наш. Все еще странно считать себя защитницами всего леса, когда мы могли бы просто взять и помешать комитету продать заповедник — при условии, конечно, что они будут… — Мы же все равно будем покупать дом, — уговаривает Эллисон. — Мы же не кочевники. И мы люди, нам надо жить хоть на какой-то суше хоть где-то, пока не научимся держаться на воде. — Но, по крайней мере, мы можем не тратить впустую ресурсы и пространство — домов и так предостаточно, нам не нужно строить новый… для постройки дома потребуется куча древесины… — Напечатай его на 3D-принтере. Купи все дома, которые нам сегодня показывали, и раздай их бездомным. — При 3D-печати используется слишком много пластика. — Из бамбука! Бля, да хоть кирпич! Дом полностью из кирпича, типа, как раньше и строили! — Пустая трата денег. — Ты все равно будешь использовать ресурсы, — неожиданно говорит Эндрю. — Ты можешь сделать не так уж много. Ну, можно похоронить тебя без гроба, когда умрешь, чтобы ты все это возместила, а еще можешь перестать расстраиваться из-за того, что ты жива. — Я расстроена не тем, что я жива, — парирует Рене, — я расстроена тем, что не могу… существовать в этом мире, не… не причиняя вреда. Эндрю пожимает плечами: — Я тоже. Мы делаем все, что можем, и жертвуем людям, которые могут сделать то, чего не можем мы, а иногда мы делаем то, что делает счастливыми нас и наших супругов, потому что единственный способ перестать делать херню миру — это сдохнуть. Рене показывает ему язык. — Ага, — соглашается Эндрю. — И это не оправдание, чтобы делать «херню», зная, что это херня. — Покупка дома — последнее, о чем стоит беспокоиться, — говорит Эллисон. — Но я беспокоюсь. — Ты не думала о терапии? — спрашивает Нил. Рене смотрит на него: — Ты ходишь на терапию всего три недели. — Но я был ее сторонником гораздо дольше, — резонно замечает Нил. — Он ужасный лицемер, — говорит Эндрю, — но он прав. Рене морщится. Нил делает такое же лицо. — Я проходила терапию, — протестует Рене. — Чек-ап терапия. Терапия для новой проблемы. — У Би просто физически не может быть столько окон в расписании. — Найди нового терапевта. — У меня есть одна, если хочешь, можешь попробовать ее, — предлагает Нил. — Она много орет на меня. — Ты еблуша, — говорит ему Эллисон. — Эл. Грубо. Нил, не нужно, спасибо. Мы можем приготовить ужин сейчас? Все соглашаются. Рене чего-то хочет. Это будет выполнено. Они готовят ужин. Дети спустятся, когда все готово, чтобы помочь накрыть на стол. Натали явно выглядит так, словно только что проснулась. Она вздремнула в своей спальне или в спальне Пейдж? Придется ли им с Эндрю в ближайшее время переносить ее вещи? — Получается, поиски прошли не очень? — спрашивает Натали, продолжая с того места, на котором остановилась. — Нам просто нужно принять слишком много решений, — говорит Рене, — и мы расходимся во мнениях по каждому из них. — Сосалово, конечно, — сочувственно говорит Натали. — Как делишки в школе? — спрашивает Рене. — По-школьному, — отвечает Натали. — Показалось, что время тянулось дольше обычного, — соглашается Пейдж. — Вот честно — просто до пизды бесконечно, — соглашается Натали. — Офигительно долго, — соглашается Пейдж. — Получается, полная жопа, — предполагает Эллисон. — Как вам терапия, девчат? — Что за фича у терапевтов заставлять людей вести дневники? — спрашивает Натали. — Что в этом такого? Мне вот кажется, что это заговор с целью продажи дневников. Или улучшения почерка. Ну или типа того. — Возможно, — соглашается Эллисон. — Богатые пойдут на все, чтобы толкнуть вам говно. — Не думаю, что Би богатая, — возражает Рене. — Эндрю уже должен был сделать ее богатой, — говорит Эллисон, указывая на него пальцем. — Делаю все, что в моих силах, — говорит Эндрю, тыкая на нее вилкой. — Законно я не так уж и много могу сделать. — А незаконно? — спрашивает Рене. — Не рассматривал оффшорные банковские счета? — Мафия, — говорит Эндрю, откидываясь на спинку стула. — Не хочу, чтобы они подумали, что мы прячем деньги Нила. — Нет, буквально все, из-за чего им может почудиться, что я их наебываю и плачу меньше, может нас убить, — говорит Нил. — Купи ей акции, — предлагает Рене. — Вложись в ее фор-о-уан-кей. — В основном я просто доначу организации, которая платит психотерапевтам за предоставление терапии тем, кто не может себе этого позволить, — говорит Эндрю. — Поскольку она и так много работает с такими. — О, славненько, — говорит бесконечно довольная Рене, — но не противозаконно. — Ровно как и инвестировать в ее фор-о-уан-кей, и покупать ей акции, — отмечает Эндрю. — Верно. Честно, я мало что знаю об отмывании денег — никогда не имел с этим дела в своем криминальном прошлом. Все смотрят на Нила. — Чего? — спрашивает Нил. — Я никогда не отмывал деньги. — Разве технически ты не занимаешься этим сейчас? — спрашивает Эллисон. — Нет, я доначу благотворительным фондам, которые, получается, принадлежат тем, кто занимается отмыванием денег, — оправдывается Нил. — Это не моя вина. — И что, они владеют фондами и просто забирают деньги? — спрашивает Эллисон. — Некоммерческие организации так не работают, — говорит Рене. — На самом деле, это ты тут должна объяснять, как отмываются деньги, — отмечает Нил. — Как человек может получить деньги с благотворительной организации? Рене делает глубокий вдох. Несколько часов спустя, когда остатки еды уже давно остыли, а на тарелках подсохли коржи, Пейдж встает. — Чувствую, что с меня хватит, — говорит она, собирая тарелки. Эллисон изгибает губы в полуулыбке. — Это сейчас дети так говорят, что собираются ложиться спать? — Ага, — говорит Пейдж, убирая тарелки в раковину. — Вполне логично, — соглашается Нил, вставая, чтобы помочь ей. Вшестером они быстро прибираются на кухне, а затем дети отправляются наверх, Эллисон и Рене спускаются вниз, а Эндрю и Нил остаются наедине и идут делать обход. Когда они возвращаются к входной двери, Эндрю кладет руку Нилу на бедро. Нил поднимает бровь, глядя на него. Осторожно, нежно Эндрю подталкивает Нила, пока тот не прислоняется к двери. Он обхватывает руками бедра Нила, льнет и обнаруживает, что Нил приподнялся на пару дюймов, чтобы оказаться на его уровне. Эндрю не сбивается с ритма — конечно, он не сбивается; разве не всегда все так и проходит у них? — просто прижимается губами к губам Нила. Нил приоткрывает губы, впуская Эндрю. Позволяет Эндрю просунуть колено между его ног. Целует Эндрю в ответ. Запускает пальцы в волосы Эндрю и прижимает его к себе. Большими пальцами Эндрю гладит его по бокам. Спиной Нил ощущает холод двери. Нил открывает глаза и видит, что Эндрю смежил веки, а ресницы темные на контрасте со щеками. Нил снова целует его. Закрывает глаза. Эндрю делает глубокий вдох. Выдыхает, прижимаясь к Нилу. Нил обнимает Эндрю за плечи. — В чем дело? — он мурлычет. — Мне не удалось урвать обнимашки сегодня после терапии, — говорит Эндрю, и в его голосе слышатся жалобные нотки. — А тебе были нужны? — спрашивает Нил. Прошло много времени с тех пор, как Эндрю возвращался домой измученный, нуждающийся в нем, но, учитывая ссору Натали и Пейдж, было бы неудивительно, если бы Эндрю пришлось пройти на терапии что-то более трудное. Эндрю замолкает. Нил ждет. — Не особо. Нил сдерживает смех: — Ответом может быть «да». — М-м. Может, это ложь, — размышляет Эндрю, не отрывая взгляда от губ Нила. — Это грех, — соглашается Нил. Эндрю наклоняется для следующего поцелуя: — Так, — шепчет он, — твоими устами мой грех очищен. — Окей, Ромео, — говорит Нил. — Придурок, скажи свою ебливую фразу, не оставляй меня в подвешенном состоянии. — Не припомню, чтобы Ромео говорил такое, — говорит Нил, ухмыляясь. — А я не припомню, чтобы Джульетта говорила «окей, Ромео», — возражает Эндрю. — Это современная переписанная версия. — Что еще переписано? — Та часть, где они умирают в конце. Эндрю машет рукой: — Мы уже сами заменили эту часть. Мы дожили до взрослости. — Я бы хотел продолжать заменять ту часть. Почему мы решили цитировать «Ромео и Джульетту»? Я как-то не хочу им подражать. — Потому что у них были романтические строки. Так что, блять, говори их, дурень. Нил испускает свой лучший раздраженный вздох. По лицу Эндрю видно, что он на это не купился, возможно, потому, что Нил все еще ухмыляется. — Так приняли твой грех мои уста? — Да, — говорит Эндрю, отказываясь от строчки Ромео, и отступает назад. Он скользит рукой, чтобы обнять Нила за спину, пока Нил смеется, и на этот раз Нил готов и не шокирован до глубины души, когда Эндрю подхватывает другой рукой его под колени и поднимает. Он обнимает Эндрю за плечи и позволяет ему нести себя вверх по лестнице. Эндрю несет его к двери их спальни, заставляет Нила открыть ее, а затем закрыть за ними, а затем несет его прямо в ванную. — Это твой способ сказать мне, что от меня пахнет? — спрашивает Нил, наблюдая, как Эндрю включает душ. — Возможно. — Стой, серьезно? — встревоженно спрашивает Нил. Он нюхает подмышку. — Не пахну я. — Я сказал «возможно», а не «да». Тебе нужно поработать над слуховым восприятием. Короче, грех с твоих уст, о, сладкоречивый грешник, верни мне грех опять, — говорит Эндрю с нескончаемой скукой в голосе. Он наклоняется и притягивает Нила для поцелуя. Ах. У Нила перехватывает дыхание, когда Эндрю отстраняется, чтобы проверить температуру воды. — Протестуй не от скуки. Твой поцелуй опровергает твои же слова. Эндрю брызгает водой в Нила: — Это определенно не Шекспир. — Нет, это Джостен. — Я уверен, это был даже не пятистопный ямб. — Извини, я не специализировался на английском. — Как и я, — возражает Эндрю, дергая Нила за подол рубашки, пока тот не снимает ее. — Но я все еще знаю, что такое пятистопный ямб. — Я тоже. Ты знаешь, как им говорить? — Шекспира наизусть запомнить — должен я или не должен? — Правда, — соглашается Нил, стаскивая штаны и наблюдая, как Эндрю раздевается. — Было бы нечестно, если бы ты это сделал. Я бы никогда не узнал, плагиатишь ты Шекспира или нет. — Ты бы узнал, — возражает Эндрю, заходя в душ и увлекая Нила за собой. — Это был бы Шекспир. — Ты мог бы вставить любую непонятную фразу, которую я не знаю, — говорит Нил, хватая бутылку шампуня, прежде чем Эндрю успевает сам ее взять. — Ты знаешь то же, что и я, — говорит Эндрю. — Ты поддерживаешь ответом все цитаты из Шекспира, которые я говорю. Ты не сможешь использовать обычную карту памяти для этого. Нил берет Эндрю за руку и тянет до тех пор, пока Эндрю не отворачивается от него, чтобы Нил мог запрокинуть его голову и начать мыть ее шампунем. — Конечно, но я не помню наизусть все произведения Шекспира, я просто знаю, какие цитаты ты, скорее всего, произнесешь позже, и запоминаю их, чтобы мочь ответить цитатой на твою. — Откуда ты знаешь, какие цитаты я использую? — спрашивает Эндрю. В его голосе слышится нотка, которая заставляет Нила усмехнуться: — Ты обиделся? — Я не предсказуемый, — фыркает Эндрю. — Ты всегда повторяешь романтические цитаты. Эндрю молчит. Наверное, достаточно шампуня. Не похоже, что у Эндрю грязные волосы. — Закрой глаза, — предупреждает Нил, прежде чем наклонить его голову вперед. Он смывает шампунь с волос Эндрю, не сводя глаз с его ребер, чтобы убедиться, что он дышит. На самом деле, теперь Нилу можно смотреть на ягодицы Эндрю. Он сувал туда пальцы, так что, наверное, может смотреть. Нил опускает взгляд. У Эндрю классная задница. Честно, Нилу не с чем сравнивать, но это не должно мешать ему иметь собственное мнение, так? Он запрокидывает голову Эндрю назад. Он не хочет убирать руки с кожи Эндрю. Эндрю не знает, когда он снова прикоснется к нему, и если Нил сейчас уберет руки, то Эндрю не будет знать, где они находятся, и это станет для него неожиданностью. И именно это было в видеороликах о массаже, которые Нил смотрел, — нужно убеждаться, что массажист все время имеет контакт кожа-к-коже со своим клиентом, чтобы клиент всегда знал, где он находится. И Нил стоит позади Эндрю, что делает проблему еще более актуальной. Он может полностью снять колпачок и влить кондиционер, не теряя контакта с кожей. Он может. Он… Локти. Вот и весь фокус. Надо использовать локоть, если нужны обе руки. У Нила очень хорошая память. Он прижимает локоть к спине Эндрю, пока наносит ему кондиционер. Он не может сказать, не все равно ли Эндрю. Ну и в пизду, как бы. Нилу-то не все равно. И с каких это пор он стал доверять Эндрю в достаточной заботе о себе? Не было такого. Должен ли он сказать Эндрю, что у него классная задница? Нил распределяет кондиционер по его волосам. Так ведь и должно быть? Эндрю хочет, чтобы он считал его сексуальным, правильно же? Так должен ли он это сказать? Или нет? Или? О таком можно спросить? Он не может спросить, не сказав этого прямо. Что ж, может, ему не стоит говорить этого здесь и сейчас. Может, он немного подождет. До тех пор, пока Эндрю не окажется в более комфортном — для себя — месте. Проблема решена, Нил наклоняет голову Эндрю вперед и смывает кондиционер с его волос. Берет губку, мыло, касается локтем поясницы Эндрю. Намыливает его спину. Тянет Эндрю за руку, чтобы повернуть его лицом к себе. Эндрю смотрит на Нила. Эндрю любит его. Нил наклоняется, чтобы поцеловать его в щеку: Я тоже тебя люблю. Эндрю ничего не говорит, просто позволяет Нилу мыть его. Нил выжимает губку, вешает ее, запускает пальцы в волосы Эндрю и притягивает его для поцелуя. Эндрю ведет рукой по ребрам Нила, целует его в ответ, а затем тянет на себя, пока они не меняются местами. Нил запрокидывает голову и закрывает глаза. Сосредотачивается на пальцах Эндрю у себя в волосах. Наклоняет голову вперед, когда его подталкивают. Запрокидывает назад, чтобы нанести кондиционер — Эндрю повторяет за ним ту же штуку с локтем, и Нил решает, что это прекрасно. Он доверяет Эндрю, но… это все равно приятно. Приятно знать, где Эндрю. Они в маленьком пространстве. Не похоже, что Эндрю может далеко уйти. Нил понимает это, рассуждая логически, но логика никогда не была его сильной стороной. Он наклоняет голову вперед, чтобы его ополоснули. Чувствует губы Эндрю на своей лопатке, плече, позвоночнике, задней части шеи, на другом плече, и эти поцелуи — «я люблю тебя» от Эндрю, и Нил тянется назад, находит его руку и сжимает. «Я тоже тебя люблю». Эндрю моет его губкой, а затем подталкивает под струю, чтобы сполоснуть. Они выходят из душа. Надевают пижамы. Чистят зубы. Эндрю прижимает Нила к матрацу. Целует его. Удобно укладывается рядышком — ощущение его веса успокаивает и комфортит, — и кладет голову Нилу на грудь. Нил резко распахивает глаза: — О. Кстати. — Хм-м? — У тебя классная задница. Тишина. Нил смачно проебался, ага. — Кто надоумил тебя сказать такое? О, это просто оскорбительно. — Никто. Я смотрел на твою задницу в душе, и она показалась мне классной. — Оу, — говорит Эндрю. Тишина. Глаза у Нила слипаются. — Спасибо, — говорит Эндрю. Нил проводит пальцами по его волосам: — Люблю тебя. Эндрю на секунду сжимает в кулаке его футболку, а затем расслабляется: — Я тоже тебя люблю.

***

Следующим утром Нил оказывается в машине с Эллисон. Они едут присматриваться к домикам на районе. Когда Эллисон уже и так знает, чего хочет. Нил мог бы просто провести следующие пару часов, стукаясь головой о стену, и это было бы продуктивнее их нынешнего занятия. — Едь давай, — приказывает Эллисон. — Пристегни ремень. — Окей, папаша. — Прости, что я забочусь о твоей жизни. — Что случилось с безопасным выездом с подъездной дорожки? — Несчастные случаи могут произойти где и когда угодно. — Параноик, — обвиняет Эллисон. — К слову… Как продвигается терапия? — Почему паранойя заставила тебя задуматься о моей терапии? Не отвечай на этот вопрос. Все там нормально. Терапия еще не выкидывала меня из жизни на целый день, так что, наверное, все продвигается неплохо. — Она уже начала работать с твоей паранойей? — Мы еще до нее не дошли. И она говорит, что пока не уверена, как с ней справиться. — Звучит как будто она плохая терапевтка. — Нет, не… Куда я еду? Эллисон указывает, куда и как проехать. Нил направляет машину к шоссе. — Как бы там ни было, проблема скорее в том, что… это не паранойя в смысле прям «паранойя», а паранойя в том смысле, что кое-кто пытался убить нас буквально два месяца назад, и она ищет способы помочь мне справиться с этим, учитывая, что это, возможно, не было единичным случаем. — Кто-то пытался вас убить? — Я не говорил? — Нет? Нил? Какого хуя? — Ну, в общем, кое-кто попытался нас убить — сейчас все в порядке, — но, типа, это нормальное такое напоминание о том, что формально я член мафии… — Мне следует начать буллить тебя за это? — Нет? — Типа, буллить, чтобы заставить рассказать мне подробности? Нил вздыхает. Максимально быстро рассказывает что к чему и идет дальше, игнорируя ее просьбы о подробностях. — Короче, Эрика говорит, что это все равно что пристегнуться ремнем — никто не назовет тебя параноиком из-за того, что ты пристегнут, потому что всегда есть вероятность автокатастрофы, но ты также и не отказываешься садиться в машину. У меня паранойя эквивалентная отказу садиться в машину. И еще у меня, очевидно, тревожность, но я бы предположил, что это взаимосвязано. — Ты как чихуашка. — Спасибо. Понятия не имею, что это значит. — Как собака? — Да, я знаю, что такое чихуахуа, — говорит Нил, добавляя нотку презрения в голос, — я просто не понимаю твоего сравнения. — Тявканье. Всего боитесь и все равно на это верещите. — Достаточно точно. — Кстати, мне утром написала сестра. Нил перестраивает ход мыслей. — Оу? — на самом деле не то чтобы перестраивает. — В хорошем смысле? — Она сказала, что не хочет портить мне День благодарения, отправляя в этот день смску, но хочет пожелать мне хорошо провести его, поэтому делает это на день раньше. — Странный праздник для возобновления общения, — говорит Нил. Это нейтральный комментарий, правда? Эллисон не разговаривала с сестрой с тех пор, как Нил встретил ее. — Ты ответила ей? — Пока нет. — Пока? — подсказывает Нил. — Я еще не сказала Рене. Нил хмурится. Он не удивлен этим. Не-а. Окей, он не может лгать самому себе и не видит смысла лгать Эллисон. — Не сказала? Удивительно. — Нет, и я не знаю, почему я просто не хочу… у нее и так сейчас много навалилось, и… типа, она увольняется с работы, а она там важна, так что для них ее увольнение станет проблемой, и теперь она зациклилась на концепции покупки именно дома, и я правда не понимаю почему, потому что не то чтобы мы не жили раньше в квартире, но, возможно, это просто следствие факта, что мы переезжаем, и это пугающе, и она уходит с работы, и это тоже пугающе, и, ну, я вроде как чувствую себя виноватой за то, что из-за меня ей пришлось уйти с работы? Типа, из-за всего этого я такая: «эй, жена, моя работа теперь в другом месте, так что твоя теперь тоже»… — По-моему, так делают только мужчины, — возражает Нил. — Конечно, но, тем не менее, она из-за этого в стрессе, и я не хочу приносить ей новость о сообщении, пока не пойму, что делаю, а я пока не знаю, поэтому я говорю тебе, и ты поможешь мне с этим. О, нет. Нил не славится оказанием помощи. Или поддержки. Или вообще чего угодно. — Я? — Да. Что я чувствую по этому поводу, Нил? — Это что, викторина? — Па. — Так меня называют Натали и Пейдж, не знал, что тебе тоже вкатит. — Завали ебучку и скажи мне, что я чувствую. — Я не хочу делать эту фигню, где я такой: «эй, женщина, ты чувствуешь то-то и то-то»… — Замолчи-и-и-и-и-и-и-и-и. — Окей. Эм. В растерянности? Ты чувствуешь себя сбитой с толку. Эй, знаешь, у меня есть целый дневник, посвященный записи своих чувств, потому что я плохо разбираюсь в эмоциях? Эл, послушай, ты знаешь, я помогу тебе, чем смогу, но чувства настолько далеки от моей компетенции, что понимание концепции эмоций — это мое постоянное домашнее задание в терапии. — Бля, лучше бы поговорила с Эндрю. — Наверное, он реально шарит в этой фигне. — Поверни направо. Нил поворачивает направо. — Налево, — велит Эллисон. Нил поворачивает налево. Останавливается на красный свет. Снова трогается с места. — И вот теперь направо… вот… сюда… — В «Старбакс»? — Да. А теперь сделай заказ. — Я чувствую себя использованным. — Тебя и использовали. — Что тебе взять? Эллисон озвучивает свой заказ, Нил повторяет его и заказывает себе кофе. Эллисон протягивает ему десять долларов, которых, вообще-то, едва хватает на оплату ее же заказа. Вот почему Нил никогда не ходит в «Старбакс». — Сдачу оставь себе, — говорит Эллисон, когда Нил пытается отдать ей деньги. Это вообще адекватно? Потратить десять баксов на кофе и круассан? Такого просто не может быть. У людей есть на что потратить эти деньги. — Паркуйся, — велит Эллисон. — И заглуши машину, мы же в куртках, можем немного посидеть. Рене убила бы меня, если бы узнала, что мы просто… сидели в машине, пока она работала. — Мы не собирались прокатиться по округе? Эллисон фыркает и отмахивается: — Нет, конечно. Нил не может сориентироваться достаточно быстро. Он чувствует себя как навигатор без сигнала. — Не твоя ли это была идея? — Ага, но потом я нашла идеальное место и просто захотела построить там ебучий маленький домик с охрененно огромным задним двором для собачек, которых приютит Рене. И, может быть, кошки? Хотя тогда вся моя одежда была бы в кошачьей шерсти. Хотя, наверное, я могла бы свалить ответственность за кошку на Рене. — Не хочешь просто… зайти внутрь? — спрашивает Нил, указывая на здание прямо за ними. Здание с отоплением. Со столиками, чтобы в его машине не было крошек от круассанов. Эллисон размышляет над этим секунд десять. — Да, можно и так, — решает она, вылезая из машины и направляясь внутрь. Они находят столик в углу и усаживаются за него. — Так вот, типа, да, странно, что она связалась со мной сегодня по поводу Дня благодарения. Типа, почему не в любой другой день? И, конечно же, ей надо было вести себя как ебаной пассивно-агрессивной сучке, она же не могла просто, типа: «приветик, я просто подумала о тебе, надеюсь, у тебя все окей», она такая… стой, давай я тебе просто зачитаю… так… вот: «привет, Лисси», — она не называла меня так с тех пор, как мне было пять, сука, лет, и теперь она просто решила снова меня так назвать, ебаный ты налево… — «это Милли», — я не называла ее так с тех пор, как она перестала звать меня Лисси, — «я просто хотела поздравить тебя с Днем благодарения. Знаю, что пишу на день раньше, но я уверена, если напишу завтра, это только испортит тебе день». Типа, это разве не полная, нахрен, чушь? — говорит Эллисон, передавая Нилу телефон, чтобы он мог убедиться, что она правильно зачитала текст. Да, правильно. Нил возвращает ей телефон. — Может, она серьезна, — предполагает Нил. Можно ли ему это предлагать? Может быть, а может и нет. Эллисон фыркает. У нее заболит горло, если она будет продолжать так много фыркать. — Да быть такого не может. Абсолютно точно нет. Единственное, в чем она серьезна, — так это в желании, чтобы я сказала, что она не испортила мне день. Типа, ну, че она хочет? В чем смысл? Мне надо ей ответить? Мне надо… типа, что… почему? Это не сильная сторона Нила, не его сильная сторона, не его сильная сторона. Он чувствует себя не в своей тарелке. Для него это не имеет никакого смысла. Может ли он сказать Эллисон, чтобы она просто заблокировала номер сестры? Просто… заблокировала и забила на это? — Я… ты хочешь пообщаться с ней? — Я не знаю, Нил, в этом-то и проблема. — А. — Я не знаю… типа… хочет ли она что-то? Я понятия не имею, как у нее дела — я знаю, что у родителей все хорошо, но я понятия не имею о ней, и я просто… да почему! В чем смысл! Что она от этого получит! — Кого это волнует? — спрашивает Нил. — Меня. — Ну, тогда перестань об этом волноваться. — Я тебя ненавижу. — Нет, просто… типа, отступи. Не имеет значения, чего она хочет, и не имеет значения, что она собирается делать. Важно, чего хочешь ты и что делаешь ты, так? — спрашивает Нил. — То есть… может, ты снова начнешь говорить, а она окажется самой большой сволочью в мире. Заблокируй ее и возвращайся к прежней жизни. Если ты ничего не изменишь для нее, она не сможет причинить тебе боль. Если все, что ты ей дашь, — это двадцать минут своего времени, то больше она ничего и не сможет с тебя потянуть. Верно же? Что эта сестра вообще сделала Эллисон? Нил, честно говоря, не знает. Эллисон мало говорит о своей семье. Все, что Нил знает, это то, что когда Эллисон настояла, что выбирает экси вместо семейного бизнеса, отказалась следовать семейным правилам, родители отреклись от нее, а сестра перестала с ней разговаривать. Какие отношения были у Эллисон с сестрой до этого? Расстроилась ли Эллисон, что потеряла ее? Нил понятия не имеет. — Легче сказать, чем сделать, — бурчит Эллисон, откусывая кусочек круассана. — Знаю, — соглашается Нил. — Но, может, если чуть-чуть походить на терапию… Эллисон отмахивается от него: — Ты и твоя злоебучая терапия. Отстань от меня с этой ебаторией. — Ты ходила на терапию! — И я свое отходила. Потому что я здоровый человек. — Может, тебе стоит вернуться, — предлагает Нил. — Блять, ну даже если и вернусь. Это все равно не ответ ни на один из моих вопросов. Что мне сказать? — Ты вообще хочешь что-то говорить? Эллисон пристально смотрит на него: — Она моя сестра. — И что? Эллисон открывает рот, а потом смеется: — Я собиралась сказать, что для некоторых людей семья что-то значит, но потом вспомнила, кто мы такие. Я не знаю. Просто, если у меня есть шанс снова иметь сестру, почему бы мне им не воспользоваться? — Справедливо. Но у тебя ведь уже есть Дэн, разве нет? Эллисон медленно кивает. — Так зачем тебе еще одна? Я не говорю не отвечать ей, — поясняет Нил. — Я говорю, что ты не должна отвечать ей только потому, что чувствуешь, что должна. — Я никогда ничего не делала только потому, что чувствовала, что должна, — ворчит Эллисон. — Я знаю. Вот почему странно, что я сейчас должен это говорить. — Ты просто пытаешься убедить меня снова почувствовать себя уверенной. — Дап. Эллисон переворачивает телефон. Включает его, снова выключает. — И что, просто ответить ей? — Ну, мне кажется, первое, что тебе нужно решить, это хочешь ли ты вообще с ней разговаривать, нет? Типа, если не хочешь, можешь просто ее блокнуть. Эллисон попивает кофе. Ест круассан. Нил ждет. — Возможно, я хочу с ней поговорить. — Окей. — Если только она не хочет, чтобы я поговорила с родителями, что, впрочем, меня не волнует, и даже если они приползут ко мне, рыдая и умоляя о прощении, я смогу просто послать их нахуй. — Хорошая личная граница, — соглашается Нил. Как зовут ее сестру? «Милли» — это сокращение какого имени? Эллисон буквально никогда не говорила об этой женщине. Нил ничего о ней не знает. Раньше она называла Эллисон Лисси? Это так удивительно, абсолютно, совершенно не похоже на Эллисон, какой ее знает Нил. — Какие еще границы я должна установить? Да ладно тебе, мужчина-с-границами, может, у тебя и херово с чувствами, но границы — прям твоя стихия. — Ой ли? — Ты никогда не нарушал ни границ Эндрю, ни наших. Может, только Аарона, но ты точно знал, что делаешь. Так что вперед, мальчик-с-граничками. — Почему меня понизили с мужчины до мальчика? Эллисон сердито смотрит на Нила. Ладно, ладно. Боже. — Никаких личных встреч, по крайней мере, в ближайшее время, — предлагает Нил. — Почему нет? — Плохо кончится. — Вполне логично, — соглашается Эллисон. — А где-то на людях? — Так слишком легко будет убедить тебя встретиться наедине или привести родителей и поставить все в неловкое положение. Хм. Я не знаю. Ты имеешь право прекращать все разговоры по своему желанию? — Я не собираюсь отправлять ей целый список. — Нет, не думаю, что это необходимо. Только если она сама об этом заговорит. — Окей. Так что мне сказать? Может, спросить Рене? Наверное, я могу спросить Рене прямо сейчас. — Ну, она тусуется с Эндрю, может, оставим это на потом. — О. Точно, — Эллисон переворачивает телефон в руках. — Думаю, домой мы пока тоже поехать не можем. Чем хочешь заняться? Нил пожимает плечами: Кино? Музей? — Фильм сразу нет, мне нужно будет бегать в туалет. Я только что выпила кофе. — Музей? Просто поездим туда-сюда? Шоппинг? Эллисон постукивает по столу: — Нам с Эндрю нужно будет взять девочек и свозить за одеждой. — Правда? — спрашивает Нил, внезапно отчаянно обеспокоенный тем, что раньше его совершенно не волновало. — У них… недостаточно одежды? — Нет, очевидно. — Окей. — Но, думаю, если Рири и Эндрю тусуются, мы не сможем увести Эндрю. — Дети в школе. — И это тоже. Мы сходим с ними за покупками на выходных. Может, в воскресенье. — Окей. — Ладно, пошли. Куда поедем? Нил пожимает плечами: — Мы ничего не решили. — Почему мы ничего не решили? Нам нужно написать смску. Для Эмилии. Эмилии? О! Ее сестра. Эмилия. Эмилия и Эллисон. Мило. — А стоит ли? Я думал, ты хочешь поговорить с Рене. — Ну, я сама могу решить, как мне вести себя с Рене. Но с тобой я могу написать кучу говнистых пассивно-агрессивных смсок и выбросить из головы. — Меня используют, — жалуется Нил, но что ему делать, сказать «нет»? Они пишут несколько смсок. Из них куча говнистые и пассивно-агрессивные.       Ну, ты все равно запоганила мне день, так что сябки:)       А я-то уж думала, ты больше никогда не заговоришь со мной, ммм? Че, черный списочек сломался, хмм????       Спасибки и счастливого дня благодарения! А теперь я чсну твой номерок (: Есть еще одно очень длинное сообщение, которое Эллисон не дает Нилу прочитать, и в котором, по большому счету, пересказываются все обиды, которые когда-либо были у Эллисон — в какой-то момент она бурчит что-то о драке на кулаках, когда ей было четыре года, — но в общем и целом они стараются быть лаконичными, пока Эллисон, вздохнув, не допивает кофе, и встает. — Погнали в Колумбию. Они едут в Колумбию. Они почти ничего не делают — в основном просто шастают туда-сюда. Чисто убивают время. — Как думаешь, Рене с Эндрю уже натусовались? — спрашивает Эллисон. — Что, я тебе надоел? — Нет, я соскучилась по Рене. — Справедливо, — соглашается Нил. — Я соскучился по Эндрю. — Это потому, что ты сопливый. — Ты же первая начала! — Но Рене просто очень… скучательная. А Эндрю — мудак. — Эндрю не мудак. Он просто… он просто не придает большого значения вежливости. Эллисон смеется: — Реально. Едем домой? — Ага, — соглашается Нил. Они возвращаются к машине. — Итак, сколько мне ждать, прежде чем написать Эмилии? Однажды кто-нибудь задаст Нилу вопрос, на который он сможет ответить. Боже, он хочет вернуться к экси. — Возможно, это вопрос к Рене, — пытается он. — Да, наверное, — соглашается Эллисон, к большому облегчению Нила. — Она лучше тебя разбирается в этикете и прочей херне. — Рене во многом разбирается лучше меня. — Это тоже правда. — Хочешь зайти в шоколадный магазин? — спрашивает Нил, когда они едут мимо. — О, ебать-копать, да. Они покупают сладости. А потом едут домой. Дети как раз заходят в дверь, когда Нил с Эллисон подъезжают к дому, и они задерживаются на крыльце — ждут, когда Нил и Эллисон подойдут к ним. — О-о-о-о-о-о, а что вы тут такое купили? — спрашивает Пейдж, бросая взгляд на их пакет. — Сладости, — говорит Эллисон. — Шоколадные. Вкусную хрень. — Для всех, — поясняет Нил, — не только для нас. Натали ойкает, когда Нил закрывает дверь за ними. — Э-э-э-э-элли-и-и-и-и-и, — кричит Рене с гостиной. — Ри-и-и-и-и-Ри-и-и-и-и-и, — кричит Эллисон в ответ, пока их маленькая группка перемещается в гостиную, где они находят Рене и Эндрю, стоящих под конечную заставку медитации на видео на телеке. — Я позвонила Мартине и попросила ее купить этот участок, — говорит Рене. — Мы… Эллисон прерывает слова криком, бросаясь на Рене, которая ловит ее без напряга. — Вот и решена одна проблема, — удовлетворенно говорит Эндрю. — У меня есть другая, — объявляет Эллисон, убирая ноги с талии Рене и опускаясь на пол. — Сестра прислала мне смску. Рене открывает рот, но ничего не говорит. — С другой стороны, шоколадик, — говорит Эллисон, указывая на пакет, который она бросила на диван. Рене кивает. — Может, начнем с поиска проектировщика, — предлагает Эллисон. — Отлично, — говорит Рене. — Это возможно. Вроде как. Не представляю, сколько проектировщиков может сегодня работать. — Можем посмотреть отзывы, — говорит Эллисон, обнимая ее за плечи. Рене обнимает Эллисон за талию: — Окей. Они направляются на кухню так, будто участвуют в забеге на трех ногах. — Мы можем чем-то помочь? — спрашивает Пейдж, следуя за Эллисон и Рене. — Конечно, малышка, — соглашается Эллисон. Нил бросает взгляд на Эндрю. Эндрю бросает взгляд на Нила. Они пожимают друг другу плечами. Все образуется. Как и всегда. Нил обнимает Эндрю за плечи. Эндрю обнимает Нила за талию. Они тоже идут на кухню как в забеге на трех ногах, чтобы присоединиться к поиску проектировщика.