Детские игры дружбы: тайны закулисья

      Федя никогда не был тактильным ребёнком. С того момента, как он себя помнил, объятья всегда воспринимал в штыки: лет с трёх, когда ещё рядом находилась мать. Возможно, бывали приступы нежности, но в памяти раннего детства они не отложились. Обнять его — привилегия. Её надо заслужить. А сделать это… Никак.       Первым кто сумел пробиться сквозь воздвигнутую стену был Дазай Осаму. Мальчишка, япошка, что играючи обходил соперников в турнирной таблице. Он сиял, и, несмотря на позорные проигрыши, соперники к нему тянулись. Но не Фёдор, которого сняли с турнира из-за усталости. С обидой и с ненавистью к более здоровому сопернику он смотрел в лучающиеся теплотой карие глаза. И потерял бдительность, раз позволил Дазаю не просто подойти близко, а коснуться души и остаться в ней на долгие годы ароматом ванили и чего-то лесного.       Вторым таким человеком стала Марина Цветаева. Из-за интереса ли, либо ж из банальной ревности к Ане, а может и вовсе из-за гнетущего чувства одиночества Фёдор сблизился с ней и впустил к себе. Поцелуи с привкусом дешёвого пивного напитка. И где его достала Маринка — оставалось загадкой. Да он и не желал знать: что тогда, что сейчас.       Полчаса неловких для него поцелуев: оказалось, что если закрыть глаза и представлять на месте девчушки японца, то всё не так уж и плохо. Короткие волосы. Схожий аромат леса и ванили. Угловатая фигура в джинсах. Алкоголь в крови позволял подменивать понятия в голове.       Горький апельсин навсегда стал ассоциироваться с Мариной. Не то, чтобы противно. Невкусно.       Одиночество и понимание, что, возможно (Фёдор не желал верить в такое), его привлекают парни, вынудило замкнуться в себе. Обсудить ситуацию не с кем: строгий дедушка бы не понял, бабушка была женщиной набожной, а к другим с подобным вопросом подходить казалось делом страшным. Коля и Серёжка находили себе новые увлечения, возились с этим, а Федя всё чаще оставался за бортом.       Смерть деда подкосила и без того слабое здоровье. Бабушка суетилась с продажей старенькой машины, тоже отдаляясь от внука. Прав у неё не было, а до совершеннолетия нового владельца Субару бы точно проржавела. Дядя Вася по просьбе Коли помогал, войдя в положение — любой мог обмануть старушку. Даже он, не будь мужчина честным механиком. Опять же со слов Коли.       Коли, который прошёл через весь двор, таща буксиром Сергея. Федя, что смотрел скучающе в окно, оживился. Друзья не говорили, что сегодня пойдут гулять. Соскользнув с подоконника, Достоевский засобирался. Молния толстовки заела, не с первого раза застегнувшись, из-за чего подросток задержался и заглянул на кухню.       — Бабуль, я к Кольке.       — Иди. Развеешься, а то сидишь дома да книжки свои читаешь, — Зинаида Петровна не повернулась, продолжая работать с тестом и крутить крендельки будущих булочек. — Из кошелька рублей двести возьми. Друзей угостишь чем-нибудь.       Федя кивнул и выбежал в подъезд, предварительно прихватив деньги. Двести семьдесят рублей. Если бабушка говорила «около двухста», то это значило любую сумму до трёхсот рублей. Странный подход, но подросток во всю этим пользовался и занижал траты. Просил тысячу, получал полторы. Вот и сейчас, взяв немного больше, он уже планировал, куда потратит излишки.       Фёдор быстро пересёк двор, по пути вернув укатившийся мяч старшеклассникам. Те засвистели и стали подзывать, предлагая присоединиться, но тот отказался. У подъезда Кольки он затормозил и пригладил густые волосы. Они уже отрасли и красиво обрамляли лицо, скрывая уши.       — Здравствуйте, тёть Ир.       — А Коли нет. — Женщина отвлеклась от разговора с соседкой и махнула мальчику рукой.       — Так я его видел из окна, — Федя без задней мысли доложил, после жалея о сказанном. — Он буквально минуты две назад в дом заходил. С Сергеем.       — От же паразит! Я же русским языком попросила помочь по магазинам пройтись. А он чё? «Я занят». Занят он. Компьютерными стреляльками со Сыромятниковым!       — Ой, да ладно, Ир. Мальчишки. — Весело рассмеялась соседка. — Он же не девочку привёл.       — Да лучше бы девочку. Пятнадцать лет парню, а мозгов нет.       — Тёть Ира, давайте я продукты занесу. Всё равно подниматься… — Фёдор вмешался, желая хоть как-то облегчить участь друга в будущем. Если его мать придёт с тяжёлыми пакетами, то ему влетит. А так… Ругать будут, но не сильно.       Ирина Дмитриевна передала ему ключи и пакеты, напомнив, как открывать дверь, и тут же переключилась на соседку, что заливалась смехом, шутливо планируя будущее Коли с «такой-то матерью». С какой это, «такой», Федя не услышал, открывая домофон и проскальзывая за тяжёлую дверь. Поднялся на четвёртый этаж и нашёл нужную квартиру. Немного отдышался.       Далеко не с первого раза замок поддался. Фёдор и так, и сяк нажимал на него, а он всё отказывался прокручиваться. Наконец, он нашёл необходимый угол и ключ повернулся. В квартире было тихо. Не звучала музыка или же звуки игрушки, в которую могли играть друзья. Федя поставил пакеты у трюмо и сбросил кроссовки, направляясь к комнате друга. Ключи тихо позвякивали в руке, пока он ими покручивал.       — Парни, пойдём к Лужице. У меня де…       Ключи выпали из руки, и звон металла об пол прорезал тишину. Сергей отскочил от Коли, над которым совсем недавно нависал, и ударился бедром об подоконник. Гоголь выпрямился в компьютерном кресле и вытянул вверх палец.       — Проверка пломб и свежести ротовой полости. — Неловкая шутка растворилась в тишине.       Фёдор небольшими порциями глотал резко ставший горячим воздух. Словно Ад разверзся перед ним. Тело обдало жаром. Дрожь прошлась по коже, пронзая холодом. Комок в груди тяжёлым грузом тянул вниз.       Его друзья целовались.       Нет, не просто друзья, а братаны. Те, с кем он был готов на всё.       «На всё? Так узнай, готовы ли они?..»       Фёдор, не отдавая отчёта, направился к Сергею. Тот опустил голову — волосы до плеч скрывали лицо — и судорожно сжимал пальцами пластиковый подоконник. Бледный Коля подскочил, желая остановить Федю, но тихо вскрикнул. Раздался грохот.       Фёдор, зажмурившись, прижался губами ко рту Серёжи и провёл языком.       «Оттолкни. Скажи, что я тебе противен».       Но вместо желаемой Федей реакции парень углубил поцелуй. Губы раскрылись, их языки встретились. Сергей отвечал с осторожностью в каждом движении.       Достоевский открыл глаза, прислушиваясь к ощущениям. Клубок внутри исчез, а тело наполнилось лёгкостью. Целоваться с лучшим другом оказалось приятно.       Фёдор отстранился и погладил Сергея по розовой щеке, всматриваясь в серые глаза напротив. В них не было отвращения. Лишь страх и непонимание. Сыромятников тоже искал ответы на действия друга.       Тихое икание, неприлично громкое, раздалось рядом. Федя прервал зрительный контакт и посмотрел вниз. Коля, потирая копчик, икал. Кресло валялось подле. Глаза, ныне зелёного цвета, широко распахнуты, и их взгляд надолго не задерживался ни на одном из парней.       — Я буду ждать вас у Лужицы.       Достоевский развернулся и вышел из комнаты, прикрыв дверь. Ключи были, наконец, подняты, а в квартире, когда Фёдор покидал жилище, стояла звенящая тишина.       Лужица — маленькое озерцо за гаражами, облюбованное бомжами, подростками и иными любителями отдыхать на природе. Чего здесь только не было: диваны, старые матрацы, столы, стулья, кресла… Даже холодильник имелся.       В общем, любой мог найти идеальное место для отдыха: у парней тоже имелся свой уголок.       У самой воды, в укромном месте, прикрытом густыми зарослями кустов. Друзья принесли сюда тумбу и останки раскладного дивана, расположив их вокруг столика. Это место принадлежало только им и ревностно охранялось от посторонних.       Сигареты, карты, алкоголь — всё пробовали здесь. И сейчас Федя даже жалел, что отказался от курения. Потягивать холодное пиво в ожидании друзей — слишком тоскливо.       Как уговорил баб Машу продать, он уже и не помнил. Возможно, его вид убедил. Четыре бутылки светлого и чипсы, которые так и не распечатал. Стекло брякнуло, отправляясь в яму.       — Федь. Я могу объяснить. — Тихий голос Сергея вывел из прострации. Достоевский бросил взгляд в его сторону. За ним каланчой высился Гоголь без привычной улыбки. Напряжение густо висело между ними. Сергей сглотнул, бледнея и сливаясь по цвету с пепельными волосами. — Я…       — Ну, застал ты нас на горячем. Да, — Николай уверенно говорил, чуть отведя за спину друга. Словно пряча от глаз Феди. — Но у нас ничего серьёзного. Так, баловство.       — Баловство? Я думал, мы встречаемся! — Сергей повис на плече Коли и получил от того настороженный и вместе с тем предупреждающий взгляд. Фёдор усмехнулся и открыл новую бутылку, вставая на ноги. Парни замерли в ожидании вердикта.       — Раз не встречаетесь, то… — Достоевский выпил махом полбутылки. Пена поднялась по горлышку и облила тому пальцы, когда он отлип. — Серёжа, встречайся со мной. Я окружу тебя заботой. Клянусь.       Первым отмер Коля и тут же обнял ничего не понимающего Сыромятникова. Рука на талии собственнически прижимала к телу. Сергей переводил взгляд с одного парня на другого, что начали буквально битву: пока только глазами. Тяжёлый и высокомерный взгляд Гоголя не сулил ничего хорошего. Фёдор облизнулся и сделал глоток алкоголя, после —многозначительно помотал бутылкой. Улыбка появилась на тонких губах, выдавая серьёзность намерений парня. Серёжа был готов поклясться, что весь мир остановился: перестал дуть ветер, затихли насекомые и бомжи где-то вдалеке. Он потянул свой рукав толстовки и заговорил, пытаясь примирить друзей.       — Я тут явно лишний. Вы лучшие друзья с детсада. Не стоит из-за меня ссориться.       — А кто ссорится? — Федя наклонил голову, не сводя бдительного взгляда с Коли. Тот улыбнулся и кивнул, а после, услышав продолжение, нахмурился. Чёлка упала на глаза, скрывая их. — Вы же не встречаетесь. Ты свободный человек. И можешь общаться со мной намного ближе, чем с ветреным Колей.       — Серёжа может принять иное решение по данному вопросу. Ты слишком скучный чурбан, Феденька.       Достоевский сделал глоток и усмехнулся, тряся полупустой ёмкостью в такт словам.       — Скучный? А ты — весёлый. Прямо качельки. Туда-сюда, туда-сюда… Хм… А это идея.       Сергей почувствовал, как хватка на талии ослабла. Он посмотрел на Николая. Тот как-то нехорошо улыбался. Так бывало лишь тогда, когда он собирался влететь в гущу драки.       Сыромятников высвободился из рук друга и загородил Федю. Нельзя было этим двоим драться — да ещё и из-за него.       — Парни, я не стою вашего внимания. Успокойтесь.       — Да мы спокойны. Правда, Федь?       — Ага, Коль. Абсолютно спокойны, — со смешком Достоевский приложился к бутылке.       — Но он не игрушка, чтобы так с ним поступать. Поэтому я против.       Гоголь размял кулаки. Серёжа напрягся, готовый если что остановить его. Хотя бы попытаться. Федя выбросил бутылку и вытер губы.       — А это не тебе решать. А ему.       — Ты совсем головой тронулся? С девочками хоть целовался? Или ищешь лёгких путей?       — Целовался. Это неприятно.       — Первый раз всегда слюняво, а потом…       — И второй, и третий. Около часа, Коля. Мне было неприятно. Да и потом: может мне Сыромятников тоже нравится? Я избегал вас, думал, что это глупое влечение пройдёт, но… Сегодня у меня отлегло от сердца. Раз он тоже падший ангел, так хотя бы в Ад полетим вместе.       — Не приплетай сюда свою религию.       — Николай Васильевич, вы тоже православный ващет! И гейство — грех.       — О, так ты припомнил Писание. Ты как этими губами собираешься лики святых целовать, а? Не грешно ли это, а?       — А это уже мои проблемы.       — Может вы мне уже скажете из-за чего весь этот спор? Ну, кроме того, что я являюсь в нём чем-то важным. — Сергей сидел на диване, убедившись, что эти драться не станут.       — Это моё пиво.       — Я пить хочу. Вы заставили меня понервничать. Я потом отдам деньги. Ну, когда они будут.       Серёжа элегантно держал бутылку за дно как бокал. Большой палец удерживал сосуд от падения, пока остальные пальцы плотно обхватывали низ. Фёдор улыбнулся мыслям. Всё шло по его плану. Оставалось лишь узнать решение Серёжи. И хоть оставался весомый шанс, что тот откажется, он решил сыграть по крупному.       — Ты нравишься мне. Николаш тоже неровно к тебе дышит. — И Федя, и Серёжа сделали вид, что не услышали возмущенный писк Гоголя. — Так почему бы нам не попробовать встречаться втроём? Будем как друзья с привилегиями, но при этом любящие парни.       — Нет. Нет. И ещё раз нет! Серёжа не согласен. Верно? — Коля буквально с мольбой посмотрел на Сыромятникова. Тот задумчиво глотнул пива. — Серёжа?..       — Я согласен попробовать. Федя мне тоже нравится. Как и ты, Коль, так что…       — Извращенцы! Я в этом не участвую! — С этими словами, Гоголь покинул их, ругаясь отборным матом.       — Остынет. — Федя пожал плечами и сел рядом с Сергеем. — По началу он тоже не хотел делить со мной тот набор для песочницы, а потом мы даже своё дело в саду открыли. По продаже куличиков.       Сыромятников с улыбкой приложился к бутылке. Федя забросил руку на спинку дивана и наклонил голову, любуясь чертами лица парня. Своего.

***

      «Жаль, что пришлось пойти таким путём, но иначе нашей дружбе настал бы конец», — Достоевский аккуратно пошевелился, боясь разбудить Сигму. Тот сонно промычал и уткнулся лбом в плечо. Спать втроём на одной кровати было очень глупо. Но здесь Федя сам виноват: позволил себя зажать. Со спины, покровительственно закинув руку на них, напирал Коля.       Достоевский медленно просунул руку под Сергея и обнял, прижимая к себе и чуть двигая к стене. На удивление тот не проснулся и никак не отреагировал на это. Лишь сполз лицом в грудь Достоевского. Завтра точно будет кричать, что могли одеться после секса, но сейчас… Не важно. Объятья были приятными и уютными, отчего в сон клонило ещё сильнее. Поддаваясь теплу, Фёдор закрыл глаза и нырнул в забытьё.       Мог ли подумать тринадцатилетний Фёдор, что в восемнадцать без объятий ему будет не прожить? И всему виной будет поездка в Венгрию и наглый безудержный японец, поселившийся в его сердце… нет, укравший его.