Детские игры дружбы: тайны закулисья

      Они разошлись в разные стороны — на этаже было два санузла в противоположных сторонах. Фёдор прошёлся по коридору и услышал журчание воды. Прикрыв дверь ванной, чтобы Гоголь «случайно» не потревожил парня, он зашёл в комнату Сигмы. Обычная комната для отдыха гостей. Фёдор бы назвал это место советским отелем. Одна кровать с тумбой, круглый ковёр на полу, старое стул-кресло у окна с длинными шторами, письменный стол и одностворчатый узкий шкаф для одежды.       Парень приоткрыл окно, чтобы проветрить комнатушку, и направился к вещам Сигмы. Большая спортивная сумка, казалось, была выпотрошена в спешке, да так и брошена у шкафа. Винить в беспорядке не было смысла. Серёжа желал как можно скорее отмыться от интимных прикосновений. Так что Федя сел на пол и стал аккуратно складывать вещи. Футболка, тёплая рубашка, спортивные штаны…       — Это надо. Это я приберу. — Точным пасом Фёдор отправил на кровать упаковки презервативов и бутылочку смазки и вернулся к складыванию вещей. Дверь отворилась, сквозняк на мгновение усилился, приподнимая подол платья. Обдало холодом.       — Ты убираешься?..       Сигма сбросил тапочки и босиком протопал до окна, чтобы прикрыть, оставив небольшую щель сверху. Он переоделся в длинные свободные шорты, которые можно было принять за бриджи, и в короткий мужской топ. По сути это была футболка, которую обрезали, но Сигма предпочитал называть это топом. Волосы были закреплены на затылке: для душа тот всегда надевал шапочку.       — Да, мой господин, — Федя прикрыл глаза и закрыл лицо сложенной футболкой. Голос его прозвучал покорно и нараспев, что вызвало улыбку у парня.       — Умница, моя хозяюшка. — Сыромятников сел на постель и помотал головой, распуская волосы. — Расчёску дай.       Достоевский нашёл взглядом на полу гребень и, убрав одежду в стопку, взял тот в руки.       — Я расчешу, — Федя забрался на кровать и сел позади парня. — Можно?       — Давай.       Фёдор руками разровнял волосы, чтобы не торчало лишнего, и принялся аккуратными движениями распутывать. Снизу, с небольшим шагом вверх. В воздухе витал запах хвои и чего-то терпкого. Парень вдыхал аромат и, не удержавшись, обнял Сигму со спины.       — Обожаю запах твоего геля.       — Хозяюшка, расчёсывай давай. А иначе позову другую жену.       — Господин сегодня такой жестокий и холодный. — Фёдор запричитал, возвращаясь к расчёсыванию. — Где же Фюррем так провинилась?       — Муж без внимания остался. То с девушками общаешься, то со второй женой. Я тоже хотел пообщаться.       — Ах, господин! Простите глупую Фюррем. Мне было невдомёк, что вы привезли нас в сию загородную виллу, чтобы мы украсили ваш досуг! Нет мне прощения! Или же?..       — Заплети косу, а я подумаю.       Фёдор скрыл смешок за кашлем и продолжил мерно проводить гребнем по волосам. Нежно, медленно. Сигма закрыл глаза, наслаждаясь прикосновениями. Тело расслаблялось, а мысли утекали прочь.       Собрав длинные пряди, Федя разделил их на три части и сплёл лёгкую косу для сна. Придерживая конец, он осмотрелся в поисках резинки. Сигма лениво поднял руку. Между пальцами висел тонкий шнурок, которым Фёдор скрепил прическу.       — Господин, ваша причёска завершена.       — Да. И довольно неплоха.       — Вы устали? — вкрадчиво протянул Достоевский, оглаживая оголённый торс и прижимаясь к спине. — Я могу вам ещё чем-нибудь помочь?       — Ты получаешь моё прощение, Фюррем. И да, я устал… Сил нет.       — Я знаю один действенный способ сделать вам приятно. — Руки скользнули ниже и провели по бёдрам. — Господин?       — Тебе же было плохо.       — Это от самогона. Ничего страшного со мной не случится. Если станет плохо, то тут же покину ваши покои.       Фёдор рукой нащупал нужную ему пачку презервативов и сел рядом. Поцелуй оказался нежным, с привкусом ополаскивателя рта. Видно Маринка ещё и засосать Серёжку успела, обычно так сильно не чувствовалось средство. Рука скользнула по оголённому торсу. Федя не напирал, действовал неторопливо, смакуя каждое прикосновение. Сигма приобнял, пальцами свободной руки поигрывая с подолом. То они скользили под юбку, то проходились по колену.       Достоевский прижался сильнее, проникая рукой под резинку шорт и…       — А ещё на нас ругаешься, что мы без трусов спим, — он не удержался от комментария, отвлекаясь всего на мгновение.       — Это другое, — Сигма вновь втянул того в поцелуй.       Федя улыбнулся уголками губ и огладил внутреннюю сторону бёдер, едва касаясь члена и яичек. Прохладные пальцы ощупывали кожу, словно невзначай соприкасаясь с ними. Сигма резко выдохнул в губы и вновь прикоснулся к ним. Поцелуй создавал особую атмосферу. Нежность, неторопливость, даже некая леность в движениях губ и языков.       Сигма прикрыл глаза, полностью отдаваясь во власть ощущений. Скольжение холодных пальцев на разгорячённой коже, игривые ласки. Он растворился в объятиях, выдохнув с тихим стоном, когда Федя начал ему мастурбировать.       Сыромятников бросил идею задрать юбку и напросто крепко прижал к себе парня. Руки скользили по плотной ткани, иногда цепляя молнию. Но мысли раздеть и сбросить элемент одежды не возникало. Вкупе с лёгким ароматом каких-то цветочных духов, которыми оказался щедро обрызган парень, атмосфера становилась более мистической и интимной. Словно они, шейх и его любовь, где-то в южных странах.       К недовольству Сигмы Федя отстранился и, неотрывно смотря в его глаза, опустился на колени и приспустил шорты Серёжи. Сыромятников шире расставил ноги, наблюдая как парень заканчивал приготовления к минету. Из картонной коробки был вынут презерватив. И тут возникли сложности. Упаковка не хотела рваться. Сигма предложил ножницы, но потом вспомнил, что у него их нет. Наконец пластик подался, и кондон уверенным движением раскатили по члену.       — У меня обычный лубрикант.       — Знаю. Я справлюсь.       Федя пару раз провёл кольцом из пальцев по презервативу, размазывая смазку. Последний поцелуй — и парень заглотил член.       Глубокие движения дополнялись неторопливыми толчками. Холодные руки гладили доступную кожу Сигмы, заставляя того стонать громче. Он кусал пальцы, сдерживая себя, но потом вцепился в волосы Фёдора. Подушечки свободной руки ласкали кожу головы, обводя прядки косички, в то время как вторая служила опорой.       Наблюдать, как Достоевский умело доставляет удовольствие, сидя перед ним на коленях в платье своей лучшей подруги, казалось немыслимым. Ранее. А теперь?..       — Надо нам почаще так встречаться, Фюррем.       Федя, то ли в знак согласия, то ли играясь, отодвинулся, выпустив член изо рта буквально на мгновение, а затем снова вобрал. Раскрасневшийся в конец Сигма погладил неприкрытое волосами ухо, заправляя выбившиеся прядки, и продолжил изучать пальцами часть причёски.       Дыхание давно сбилось, комната наполнилась стонами. Только Фёдор из всей троицы умел так заглатывать и вырисовывать языком узоры, чтобы партнёр чувствовал их через тонкий латекс и сходил с ума. А непринуждённые касания пальцами яичек и вовсе возносило на неизведанные раннее высоты блаженства. Достоевский всегда знал, чего от него хотят.       Время потеряло счёт. Запрокинув голову, Сигма закрыл глаза и плыл по волнам ощущений. Медленные движения, контраст тепла и холода, чужое дыхание на коже…       Дверь жалостливо скрипнула, когда без стука Гоголь вошёл в комнату. Присвистнув, он прислонился плечом к косяку и с ухмылкой посмотрел на парней. Побагровевший от смущения Сигма — хоть это был далеко не первый раз, когда их застукали — нервно сглотнул. А вот Федя с лёгким румянцем на щеках отстранился и принялся рукой ласкать член парня:       — Нелюбимой жене лучше выйти и закрыть за собой дверь: дует.       — Это я нелюбимая жена? — со смешком Николай перегородил выход, руками взявшись за края дверной коробки.       — Фюррем правду говорит. Выйди, Оля!       — Оля? — Коля рассмеялся и закрыл дверь, войдя внутрь. — У Оли есть идея как заслужить расположение мужа.       — Господина, — тоном не принимающим отказа поправил его Федя, прежде чем вернуться к минету.       — Господин не желает увидеть игры жён?       Сигма задумался, проводя рукой по волосам Феди. Случайно начатая ролевая игра вышла из-под контроля. Это вызвало непроизвольную улыбку.       — Фюррем, ты не против?       — Как я могу вам отказать, господин.       Сигма огладил лицо Феди и подтянул его к себе за подбородок. Парень подтянулся и соприкоснулся губами с его. Короткий поцелуй со вкусом вишни.       Николай прикрыл рот ладонью, наблюдая за ними. Он переминался с ноги на ногу, всё это короткое действие, что для него словно длилось вечность.       Серёжа облизнулся, слизывая смазку, и отпустил Федю.       — Сделаешь Фюррем больно, я тебя из гарема больше не приглашу.       — Да, повелитель.       Николай на удивление быстро влился в игру, опускаясь на пол. Мягким движением он придвинул Фёдора к себе. Тот с нежеланием выпустил член из рук и подсел поближе, округлив глаза от дальнейших действий парня.       Язык прошёлся по ладони, слизывая остатки смазки, а после указательный палец полностью оказался во рту. Коля старательно обсосал его, после переходя к следующему скольжением между ними. Фёдор улыбался, наблюдая за этим. Лёгкие ароматы смазки и геля для души витали в воздухе, пьяня не хуже алкоголя. Когда вся левая ладонь была чистая, Гоголь взял вторую руку. Однако Фёдор перехватил инициативу, впиваясь в того поцелуем.       Сигма же не мог оторвать взгляд. Рука скользила по стоячему члену, доставляя удовольствия не меньше рта Достоевского, занятого теперь языком Николая.       Гоголь ласкал под юбкой, поддевая ткань чулков. Иногда палец забирался под резинку и спускал её немного вниз. А потом ладонь раскатывала ткань обратно.       Фёдор огладил плечи друга и прервал поцелуй. Запрокинув голову, он оголил шею, которую тут же зацеловали. Сигма задышал тяжелее и переглянулся с Достоевским, томно глядящим на него. Пушистые ресницы подрагивали от каждого прикосновения губ. Рука задвигалась быстрее, в горле образовался комок. Сергей закусил губу, зажмуриваясь. Стон Фёдора вызвал бурную фантазию в темноте мыслей, которую юноша не покинул даже после короткой ругани.       — Ай, блять. Николаш, нежнее! То есть, Оленька.       — Ты же знаешь: не умею.       — Господин тебя выгонит.       — Постою на коленях в углу. Ничего страшного.       Сигма кротко простонал в ладонь и открыл глаза. Сквозь приятную дымку перед глазами он посмотрел на парней. Достоевский лежал на спине, приподнявшись на локтях и разведя ноги. Над ним нависал Гоголь, что спрятал руку под юбкой. Но, судя по движениям, он медленно дрочил парню, который жадно тянулся к нему. Однако Коля с улыбкой избегал поцелуев: губы то прикасались к щеке, то проходились скользящим движением по шее, то тянулись к носу. Но не касались губ.       — Нико… Харе издеваться, — сквозь глубокие вздохи попросил Федя словно на последнем издыхании, закидывая голову назад.       Серёжа сглотнул, убирая резинку с члена. Та предательски скользнула сквозь пальцы куда-то на пол, но об этом было забыто.       — Оля, ускорься.       Хриплый голос Сигмы подстегнул Колю. Рука задвигалась быстрее, и Федя со стоном нескрываемого блаженства опустился на ковёр. Пальцы сжали плечи парня, что навис над лицом ради поцелуев. Достоевский закрыл глаза и облизнулся, рукой зарываясь в короткие кудряшки.       — Оля, не целуй. Разденься. Полностью.       — А повелитель вошёл во вкус, — возбуждённым голосом отметил Коля, прерывая дрочку и садясь. Дрожащими руками он не с первого раза снял с себя майку, хотя шорты вместе с трусами отлетели в угол безо всяких лишних движений. Пока Коля исполнял приказ, Федя также не сидел без дела. Рука, что было обхватила его член, замерла от хриплого голоса Серёжи.       — Не касайся себя, Фюррем. Юбку задери. Да, до бёдер. Ноги выпрями.       Достоевский выполнял приказы с улыбкой удовольствия. Хотя мазохистом или вечным нижним тот себя никогда не считал. Просто было так приятно ни о чём не думать, подыгрывая партнёру. А Сигма тем временем наслаждался видом подчинённых. Обнажённый стройный Николай, что покорно сидел, сложив ручки на коленях, и Федя с задранной юбкой, что лишь мог теребить ткань. У обоих стояло, и лишь он мог разрешить им себя довести до оргазма. Сигма улыбнулся от такой мысли и бросил лубрикант Гоголю.       — Разработай Фюррем. Нежно.       — Да, господин. — Тут же откликнулся Коля, открывая непослушными пальцами флакон. Фёдор раздвинул было ноги, но Сигма решил присоединиться к игре, поманив пальцем.       — Не лёжа. Фюррем, иди ко мне. Хочу поцелуев.       Достоевский подчинился, подползая. Ноги от возбуждения дрожали, как и руки. А после исполнения желания Сигмы он и вовсе потерял контроль над телом. Гоголь обильно смазал палец в презервативе лубрикантом и теперь двигал им в анале. А Серёжа доминировал в поцелуе. Было непривычно оказаться на подобных ролях, но Федя продолжал игру. Это сводило с ума. Что ещё задумал прежний тихоня Сергей? Неизвестное будущее манило похотью, развратом и новым опытом.       — Я хочу тебя, Федь… — На ухо прошептал Сигма, прикусывая мочку уха.       — Я не против.       — Нет. В прошлый раз не вышло… — Серёжа отодвинулся, переглядываясь с Колей, что прекратил двигать пальцами. Достоевский пару раз мотнул головой, выходя из задурманенного состояния, и вопросительно посмотрел на Сигму. — Я и Коля… Вдвоём…       Федя буквально слез с пальцев друга и задумался. Действительно, в прошлый раз тройничок не вышел. Он с трудом выдержал пару движений друзей из-за боли. Но может, если сейчас его хорошо разработают, то всё будет хорошо? Достоевский был не против повтора эксперимента.       — Ты первый, потом Коля присоединяется. И на кровати. Пол мне не нравится.       — Ты уверен, Фюррем? — Коля провёл свободной рукой по его бедру. Ноздри Феди расширились, словно это могло помочь вобрать больше воздуха. Парень забрался на кровать, игнорируя партнёров, и лёг.       — Сигма… Повелитель, я приду позже. — Гоголь завертел головой в поисках штанов.       — Без презерватива не подходи, — без доли шутки бросил Достоевский.       Серёжа быстро снял шорты и вынул презерватив, который так же как и оральный не поддавался. Однако вскоре последняя проблема решилась, и Сигма медленно вошёл в Федю. Пара неглубоких толчков, вызвавших довольные стоны парня, чуть не свели с ума Сыромятникова. Тот держал неспешный темп, рукой оглаживая возбужденный член. Гоголь ожидал свою очередь на полу, раскатывая неспешно кондом.       — Серёжа, быстрее. Чутка.       Сигма исполнил просьбу, дыша прерывисто.       — Коля. Давай.       — Ты уверен? — Серёжа обеспокоенно остановился.       — Я скажу, если будет больно. Обещаю. Просто… Я хочу вас. Трахните меня на прощание.       Сигма зарделся, меняя позу. Коля, только и ожидая подобной просьбы, проворно оказался за спиной у Достоевского. Поддерживая и шепча всякие милости, первым наполовину вошёл Сигма. После к нему протиснулся член Коли, обильно облитый лубрикантом. Федя запрокинул голову. Такие разные органы внутри него. Он знал и без всяких сравнений, что у Николая длиннее. И понимал, что насаживаться будет труднее, но продолжил медленно опускаться.       — Федь, тебе больно? Ты плачешь… — Сигма смахнул с лица парня слезинки.       — Всё хорошо. Пока терпимо. Ох! — Фёдор запрокинул голову. Два члена внутри заполнили его. Казалось, что он не выдержит и сдастся, однако пара медленных движений вверх-вниз, и он уже запрокидывал голову от наслаждения. — В одном… ритме. Да!       Пальцы Николая переплелись с серёжиными и они стали вместе мастурбировать Феде. Тот совершенно потерялся в чувствах и ощущениях.       Внутри два разных члена, руки партнёров на его, холод с окна, жар двух тел… Синхронность. Вверх-вниз. Вверх-вниз. Бешенный ритм. Шум в ушах.       Перед глазами потемнело. Очнулся Достоевский от толчков в зад. Парни ещё не кончили, целуясь между собой. На губах скользнула улыбка, пока Федя прижимал к себе Сигму. Тот вздрогнул и вышел на остром пике поднятия бёдер парня, Достоевский с удовольствием ответил на его поцелуй. Случайный в оргазме тот был или же Серёжа специально перевёл внимание на него, было неважно. Ведь в следующее мгновение они вдвоём улеглись. Достоевский оперся руками по бокам парня, не желая того придавить, пока размашистыми движениями Николай продолжал трахаться.       — Федя, что за волшебная дырочка?       — Ой, заткнись и еби.       — Коля, помоги себе сам. Ты мешаешь мне целоваться с Федей!       Гоголь ничего не ответил, в два движения кончив и выйдя, и упал рядом с парнями. На узкой постели было неудобно — всё же не диван, — но намного мягче.       — Бля, я вас так люблю, парни! — Ответом ему стал средний палец Сергея. — Ой, да ну вас.       Коля улёгся на краю кровати, оставляя место для манёвра. И не прогадал. Вскоре Достоевский лёг рядом, спиной к нему. Парни продолжили игнорировать его, полностью поглощённые друг другом.       — Парни. Эй, ребята! — Коля вновь подал голос.       — Ну чего тебе?.. — лениво отреагировал Сыромятников, приподнимаясь над Федей.       — Пиво будете?       — Господи… Тебе бы только выпить, — Федя с усталым вздохом поправил подол платья и сел. — Чай мне принеси.       Гоголь кивнул и стал собираться, бросив шорты Сергею. Тот со смущением их поймал и прикрылся.       Неспешно парни собрались и спустились вниз за лёгким перекусом. Федя понимал, что этот раз был всего лишь первым. Ему ещё предстояло расплатиться с Колей.

***

      Утро началось с попытки разлепить глаза. Федя потёр пальцем ресницы, с которых посыпалась крошка из туши. Кое-как выполнив эту сложнейшую задачу, он привстал на локтях и осмотрелся. Коля ещё спал, опасно повиснув на краю кровати, а вот Сигмы нигде не было, хоть они и засыпали втроём.       «Формально втроём, а по факту…» — Достоевский поморщился. Колено отозвалось болью на попытку согнуть его. После того, как Сигма заснул, они с Колей в коридоре расплатились. И даже немного поссорились из-за японского. Ревность на пустом месте.       Натянув платье, Достоевский метнулся к себе, взял сменную одежду и отправился в душ. А после спустился на первый этаж, где на кухне во всю хозяйничал Серёжа.       — Доброго утра.       — Утречка, — Сергей перевернул блинчик. — На улице снег выпал. Прикинь?       Достоевский выглянул в окно и с удивлением отметил белизну недавно зелёной полянки. Пушистый и мокрый снег облепил молодую зелень деревьев, пригибая те к земле. Поёжившись, Федя недовольно отметил прохладу помещения, которую прежде не замечал.       — И как мы отсюда уедем?       — Думаю, Маринка убедит отца машину прислать, — Сергей пожал плечами, продолжая готовить. — А пока давай завтракать. Чай сделать?       Федя кивнул головой, которую пронзила боль. Массируя виски, он сел за стол. Перед ним тут же возникла кружка крепкого чая и тарелка с пару блинчиками.       — Вы вчера с Колей…       — Да.       — Мне это не нравится.       — Сигма, не сейчас.       — Да умолкаю, — Сыромятников провёл пальцами по волосам парня. — Но ты красивый. С этими блёстками на коже выглядишь фантастически.       — Я всё пытался отмыть это, но женская косметика… Если у меня когда-нибудь будет «борода», я буду о ней заботиться и не позволю ей заснуть с макияжем. Пусть вообще ходит без этого, если захочет. Это не стоит всех мучений.       Сергей хихикнул, продолжая готовку, а Федя приступил к завтраку. Предстояло наесться и дождаться спасения из снежного плена. Если оно, конечно, ещё будет.