Детские игры дружбы: тайны закулисья

      В этот день солнышко пригревало и ласкало всех отдыхающих людей. Воздух наполнялся смехом и ароматом костров. Над каждым участком вились тонкие линии дыма.       Участок Цветаевых не был лишён этого обязательного майского декора. На шезлонге лежал и потягивал прохладный сок Достоевский. Он подставлял солнцу лицо и наслаждался отдыхом от учёбы. Рядом блестел обложкой учебник английского.       Фёдор перевёл взгляд от безоблачного неба на то, как Сигма хлопотал вместе с девочками в дачном домике. Ажурные стенки являли собой тонкие фанерные листы с узорами и антимоскитной сеткой; даже не заглядывая в стеклянные окна, можно было заметить суету. Туда-сюда метались фигурки, накрывая стол и заканчивая приготовления к застолью. Сигма скрылся за кирпичной перегородкой —на нём был шашлык, — но он иногда отходил помочь со стульями и прочими мелочами. Коля тем временем был на позиции «подай-принеси» и то и дело скрывался где-то в кирпичном трёхэтажном доме.       Тем временем из дачного домика выскочила Ахматова и вприпрыжку направилась к Фёдору. Она щурилась от яркого солнца и всё время поправляла свои длинные волосы, так и норовящие влезть в рот. Лёгкое платье задиралось от ветра, так что девушка придерживала и его.       — Федь, что сидим, бездельник? — девушка опустилась на соседний шезлонг и бесцеремонно схватила стакан сока со стола.       — Я отвечаю за развлекательную программу, — Достоевский хмыкнул, наблюдая за тем, как через его трубочку пьют его сок. — Так что набираюсь сил, чтобы потом перетащить каждого на свою кровать.       — Давай без детских игр, ладно? А что на Кольку такой злой?       — Он три тысячи выбросил, идиот. — Фёдор недовольно скривился, вспоминая утро. Злость на друга вновь захлестнула его.       — Это как можно было?! — от удивления Аня прикусила внутреннюю сторону щеки и дёрнулась от боли.       — Не деньгами. Лекарства выбросил. Тётя Ира поставила в коридоре перед отъездом мусор и мои лекарства. И все были в похожих пакетах. Ну вот Колька и выбросил. По привычке.       — И как ты теперь?       — Новые купил, — Фёдор махнул рукой, словно это было легко и не они перед отъездом электрички оббегали всевозможные аптеки. — За его карманные. И то, он мне должен остался.       — Так вот чего он такой тихий… — задумчиво протянула Аня и, поставив пустой бокал на стол, легла на шезлонг. — Выбрал время для нашей совместной попойки?       — Тебя только это интересует?       — Ну мы тебе сидр взяли. Это даже не алкоголь!       — Спасибо за заботу.       — Всегда пожалуйста. Так, когда нам ожидать пьяного Феденьку?       — Я со всеми сяду. Не переживай. Такой слабый алкоголь в малых дозах не навредит.       — Оп-пачки! Давай и пиво хлебнёшь, а? По крепости они похожи.       — По крепости — да, а по происхождению — нет. Всё. Разговор окончен. Сидр так сидр.       Ахматова показала язык и упорхнула обратно в дом, откуда спустя пару минут, как ошпаренный, выбежал Николай и упал на соседний с Фединым шезлонг. Достоевский от удивления лишь повернул голову в сторону парня. Тот выглядел взъерошенным и словно бы напуганным. Тяжело дыша, Гоголь то и дело бросал взгляд через плечо на вход дома.       — Анька в своём уме?       — С утра была, а что? — с ленцой в голосе протянул Фёдор, наливая себе новый стакан сока.       — Она… Ну… Бретельку при мне поправила. Во! А я… Я ващет же парень! Должно же быть какое-то стеснение ващет!       — Она тебя, быть может, не заметила, — Федя достал трубочку со следами помады и положил на салфетку.       — Как бы нам это боком не вышло. Мы растём, а девчата всё ещё не знают, что мы, — Николай указывал то на себя, то на собеседника мотающимся пальцем, — вместе.       — Ну, скажи им, — всё в том же неторопливом темпе проговорил Федя, расслабляясь дальше. — Спорим, нас станут снимать на камеру?       — Ну ты… не помогаешь. — Гоголь сложил руки на груди и упал спиной на шезлонг, что скрипнул от такой наглости. — Всё ещё дуешься?       — Частично. Сейчас Анька выйдет из дома, и я тебе кое-что расскажу.       Ждать не пришлось долго. Вихрем Ахматова переместилась из дома в беседку, в руках держа посуду. Фёдор перебрался на шезлонг Коли и сел на край. Гоголь среагировал мгновенно. Рука с живота переместилась на голое колено друга и тут же была схвачена. В фиолетовых глазах Достоевского горели огоньки самодовольства. Николай заморгал, силясь понять, в чём дело.       — Ты палишься, знаешь? — Вкрадчивый шёпот прозвучал осуждающе.       — Да брось! — Гоголь привычно попытался перевести всё в шутку, но друг сжал запястье несколько сильнее.       — Сигма тебя боится. Так что слушай меня внимательно: своди его в кино, в кафешки там, купи ему что-нибудь. Сблизься, пока меня не будет. Ты меня понял?       — У меня денег нет, это раз, — обижено фыркнул Коля. — А, во-вторых, с чего ему меня бояться?       — О причинах скажу, когда вернусь. Я надеюсь, что у вас произойдёт нормализация отношений. И не беспокойся: денег я дам. Только трать на Сигму.       — Ты как заботливая мамаша, — с улыбкой Николай приподнялся на локтях, вырвав руку из захвата.       — Я не хочу потерять отношения, над которыми работал три года из-за того, что кое-кто не умеет себя сдерживать. — Достоевский посмотрел в разноцветные глаза напротив. Началась игра в гляделки: кто первым моргнёт.       — А вот и причина.       — Нет. Это поверхностная неприятность. И ты её сам знаешь.       — Понял, — Гоголь моргнул и отвёл глаза. — Я буду паинькой до твоего возвращения. Никаких приставаний к Сигме не будет. И я окружу нашу принцессу такой заботой, что он будет рад.       — Я хочу в это верить, — Федя пересел на свой шезлонг и повысил немного голос. — Слышал же, что баб Маша говорила?       — А? — Гоголь лёг, забавно скорчив лицо. Как бывало всегда, когда он задумывался.       — Андрей нашёл девку помоложе и к ней бегает. Кобелина. Не представляю, что сейчас чувствует Сигма. Так что обязанность сохранения его психики на тебе. Дай ему приятных ощущений.       — А мне кто сделает приятно?       — Я же говорю: ты не умеешь себя сдерживать. Аванс я выдам сегодня.       — Что? Правда? — Коля перевернулся на бок и приподнял торс. — И как?       — Это уже моя забота, — Фёдор махнул рукой и устало вздохнул. — Будь моя воля, я бы тебя топором ударил и прямо тут закопал. Но Сигма выбрал тебя первым, так что я пытаюсь сохранить ваши отношения.       — Я просто оказался более прытким.       — Да. Ты прав.       — Парни, за стол! — Марина высунулась в дверь и замахала рукой, подпрыгивая. — Серый такой шашлык сделал. Я не могу!.. Не могу описать! Пища богов!       — Да обычный шашлык, — Сигма вставил своё мнение, встав рядом с девушкой. — Идите есть. Это стоило всех вчерашних мучений на рынке.       Коля и Федя переглянулись, а после вместе пошли к друзьям. Достоевский при этом не забыл прихватить учебник, который бросил на холодильник, что находился внутри.       Марина продолжала нахваливать жареное мясо, отмечая различия между шашлыком отца и друга. И по всем параметрам побеждало блюдо от Серёги. Салаты, шашлык, жареные сосиски и запечённые на мангале овощи хорошо зашли под бокал белого вина, которое вскоре сменилось на более дешёвое пойло. Пиво и сидр. Застучали стеклянные бутылки, опорожняемые подростками под перебирание струн гитары. Николай, подбирая ноты на слух, играл известные песни, которые подхватывались Федей и Аней — им вторили неумещие петь друзья.       Он даже исполнил пару песен на заказ — от соседей за забором. Те расплатились полупустой бутылкой мартини. К радости девушек, что скинули туфли и принялись танцевать босыми на траве. Музыка полилась уже из колонки в виде синей бочки. Кто именно включил свой плейлист первым никто и не смог бы сказать. Вкусы компании совпадали во многом.       Подпевая с пьяной фальшью в голосе, Ахматова шутливо утянула танцевать Николая. Марина общалась с Сыромятниковым. Достоевский учил английский.

***

      Когда стало темно и прохладно, друзья перебрались в дом, где и продолжили веселье. Но уже под руководством Феди ибо предложения Коли никого не устраивали:       — Бутылочка совсем по-детски, Колька.       — Какие карты на раздевание? Детство в жопе заиграло?       — Играем в моё.       Компания собралась за журнальным столиком, усевшись в бескаркасные кресла. Крохотная гостиная с панорамными окнами, выходящими на дачный домик, обогревалась камином за стеклом. Рядом с тем стояли фикусы и какая-та диковинная статуя человека.       Достоевский споро объяснил правила. По сути, эта игра была похожа на мафию, где нужно было найти мафиозника до того, как он перебьёт мирняк с доктором и иными «жителями». Здесь же был только наркобарон, наркоман да комиссар. Последний должен был поймать нарушителей. Хотя бы одного. Проигравший в любом случае должен был выпить, съесть конфету и выполнить фант, который вытягивался из банки.       Подготовка много времени не заняла. И пусть первые раунды прошли не очень весело, немного распробовав и правила, и наливку, молодёжь раскрепостилась.       — Сигма, я наркобарон. Не угадал! — Достоевский перевернул свою карту с ролью и указал на Марину. — А вот она — мой любимый потребитель.       — Я у такого наркобарона товар брала бы… Ой! — Цветаева, раскрасневшаяся от алкоголя, захихикала.       — На трассу бы так вылетела ради оплаты долгов. Наркоман — горе в семье. — Аня ещё держалась и протянула банку с бумажками Сыромятникову. — Выбирай наказание.       — На бутылку сесть или мандаринчик съесть. — Николай засмеялся в голос от своей шутки.       — Коль, ты же такого в фанты не писал?       — Как знать, как знать! — игриво подмигнул Гоголь, забирая карточки с ролями. — Сигма, а ты чего краской залился? Чай, не девка.       — Станцевать стриптиз.       В комнате раздался свист, охонье и одобрительное улюлюканье. Марина смеялась, запрокинув голову и чуть не вываливавшись на пол.       — У меня есть только бильярдная. Стриптизёрной нет. Но папа меня убьёт, если кто-то залезет на его зелёные столы.       — Швабра где? — Сигма огляделся.       — Ну, там. Где-то в кладовых. Я не знаю. Дом убирает компания эта… Ну, которая убирает!       — Сперва выпей и закуси, а потом иди за прибором, — Коля поставил рюмку с красной жидкостью. Сергей одним махом осушил ту и разгрыз кокосовую конфету. Он скривился и почесал нос ладонью. А после вышел в коридор в поисках некой кладовой.       Спустя минуту кто-то включил музыку для стриптиза и под неё из темноты внутрь скользнул Сигма с распущенными волосами и с шваброй в руках. Федя, сидящий у стенки, нашёл переключатель и покрутил его, снижая уровень освещённости. Интимная обстановка, звуковое сопровождение и соблазнительные движения парня…       Швабра была несколько ниже уровня плеча Сигмы, но это не помешало ему сделать пару плавных движений вниз-вверх. Как у шеста. Обхватив ногой древко, он ушёл в кружение. Инструмент без поддержки стал скользить вбок, грозясь упасть вместе с парнем. Но тот в последний момент встал на колено и толкнул его вперёд, словно протирая пол. Подтянув резким движением обратно, Сыромятников поставил импровизированный шест ровно и стал подниматься. Медленно, прогибаясь в спине и выпячивая задницу, он переставлял руки всё выше и выше. Прижав к себе швабру, Сигма повернулся к зрителям лицом и провёл руками по древку. Кончики пальцев игриво скользили до паха, а затем поднимались к ключице, к которой и была прижата швабра. Язык прошёлся по приоткрытым губам.       Зрители вздрогнули от стука швабры об пол. Сигма подмигнул Фёдору, что прижал ладонь ко рту и игриво скользнул языком между растопыренными пальцами, и огладил бёдра ладонями, забираясь под футболку и чуть оголяясь. Немного, но короткая полоса белой кожи над шортами была видна и при таком тусклом свете. Большие пальцы прошлись по резинке, чуть отодвигая ткань.       Сергей двинул бёдрами вперёд, а после, задевая футболку и задирая ту вверх, заскользил пальцами по телу. Остановившись было на плечах, руки скользнули за шею. Парень резко нагнулся. Волосы опахалом упали, подчиняясь рукам, что вновь оказались на поясе, когда он выпрямился.       Облизав губы, Сигма причмокнул, не спуская взгляд серых глаз с Николая. Тот замер, не в силах пошевелиться. На лице замерла глуповатая улыбка, в глазах горело желание.       Отвернувшись на пятках от зрителей, Сергей медленно потянул футболку через голову. Чтобы бросить её, ещё теплую, в кого-нибудь. Предмет попал в Марину, что запищала то ли от восторга, то ли от подступающего инфаркта. Ахматова замахала руками и попросила остановиться. Федя и Коля вздрогнули, вспомнив, что они не одни. Достоевский включил свет, Гоголь выключил музыку. Девчонки хватались за грудь. А Цветаева ещё и вцепилась в футболку Сыромятникова, ни в какую не желая ту отдавать.       — Ты и так горячий.       — Мне холодно. Отдай! — Сигма бережно потянул одежду на себя. — Нечего в пижаме ходить с утра.       — Это не пижама, а пляжный костюм. Топик и шортики. А сверху парео!       — Марина, отдай, — Федор придал дрожащему голосу твёрдость. — Мы так гетеросексуальность потеряем.       — А чего тогда рядите друга в платьюшки? — Аня сощурила глаза, разглядывая парней.       — Так ему идёт. Всего лишь, — Николай развёл руками.       — А вы нас наряжаете в юбки. Забыла?       Ахматова закашлялась, признавая правоту Фёдора. Отвоевав одежду, Серёжа сел на своё место.       Игра продолжилась.       Фёдору выпала карточка комиссара и теперь ему пришлось искать наркобарона. Или хотя бы наркомана.       Первой мыслью было попробовать ткнуть в Марину, но та хоть и вела себя вызывающе, но никак не изменилась в лице при прочтении роли. Отпадала. Ахматова? Нет. Она тоже не могла быть нарушителем. Из рук выпала конфета, и она нагнулась за ней, бормоча что-то под нос.       Оставались парни. Сигма и Коля. И хоть второй громко простонал, словно разочаровываясь, это не убеждало в его невиновности. Коля всегда был громким и шумным. А значит…       — Николай — наркобарон.       — Мимо, мой милый дружок! — Гоголь протянул карточку и налил в рюмку наливку. — Я — гражданский.       — Может сидра?.. — Достоевский боязливо притронулся к алкоголю. Он ни разу не проигрывал, а следовательно и не пил. Да и крепкие напитки тот предпочитал обходить стороной.       — Все пили, и ты выпьешь. От одной ничего не будет, — буркнула Ахматова, бросая на столик фантик от конфеты.       — Когда-нибудь и ты должен был проиграть, — Сергей подмигнул, толкая банку с бумажками в сторону друга. Фёдор показал язык и достал фант, закатывая глаза от написанного.       — Какой умник, блять, писал эти фанты? Прокукарекать двенадцать раз в чёрном платье и с макияжем на балконе? Рили? Коля, блять!       — Это не я!       Николай увернулся от оплеухи, но Достоевского это не остановило. Он снова замахнулся, планируя врезать другу хоть куда-нибудь. Сигма вцепился в Федю, пытаясь того утихомирить под смех Ахматовой.       — Это я написала. Я! — Марина вскочила на ноги, вытянув руку вверх, пошатнулась и рухнула обратно в кресло. — Феденька, ну прикольно вышло ж.       — Стриптиз был моей задумкой, — призналась Аня, помогая подруге сесть удобней. — Шансы, что фантик вытянется вами, были куда выше наших.       — Да уж. Не от туда мы ждали удара, — Сигма цокнул языком, бросая настороженный взгляд на Гоголя, что съёжился и почти полностью скрылся под столиком. Получалось, к слову, плохо. Длинные ноги мешали ему спрятаться целиком.       — Прямо сейчас идти краситься и одеваться? Платья у меня нет.       — Наряд для Серого пойдёт. Ты немного у́же в бёдрах, разве что в плечах может быть тесно… — Ахматова поднялась на ноги и чуть шаткой походкой направилась в коридор. — Макияж сделаю я.       — Но сперва выпить, — тонким голосом протянул Коля, закрываясь руками от полушутливого замаха.       Федя закрыл глаза и опрокинул рюмку. Во рту стало горячо, горечь обожгла нёбо и язык. Хотелось выплюнуть, горло свело спазмом. Парень прикрыл свободной ладонью рот, широко раскрыв глаза.       — Ну чо ты как баба? Глотай!       — Давай-давай. Ты же мужик! — Цветаева поддержала криком.       Сигма провёл рукой по спине. Легко, заботливо. Это придало сил, и Достоевский заставил себя проглотить. Пищевод обожгло, а желудок свело. Во рту остался приторный сладкий привкус, отдающий на кончике языка горечью.       — Гадость! — он закашлялся, согнувшись и украдкой вытер непроизвольно выступившие слёзы.       — Федя не привык к таким крепким напитками. Чего хотели?       — Защитник? — со смешком протянула Марина. Сигма грозно покачал кулаком.       — Марин, это точно на водке? — чуть отдышался Фёдор.       — Папа сам водку эту делает. А потом и настойки с наливками заливает. А что?       — Тут не тридцать оборотов. Твой батя на самогоне настойку сделал. — Конфетка отправилась в пострадавший рот.       — А по мне нормальный напиток, — Гоголь пожал плечами.       — Для тебя быть может да, но для меня это как выпить водички из ядерного реактора. Пошли, Ань.       Перед преображением Ахматова погнала парня в душ со словами, что не желает, чтобы её одежда пропахла им. Фёдор не шибко и сопротивлялся: водные процедуры помогли немного отойти от рюмки настойки. Так что его не сильно клонило в сон, как раньше, и тот смог бы продержаться до полуночи, когда ребята и планировали разойтись спать. Аня помогла застегнуть на спине молнию, веселясь с комментариев.       — Радуйся, что платье прямого кроя, без выточек под грудь. А то так бы познал и все прелести третьего размера.       Достоевский перекрестился от ужаса, снимая крестик. Маленький пластиковый футляр щёлкнул затвором. Девушка заплела ему косичку, заправила за ухо и собрала короткий хвостик. А потом нанесла основательный макияж. Вот тут Фёдор попытался оказать сопротивление, которое оказалось жесточайшим образом подавлено.       В зеркале отображалась высокая девушка с красивой причёской и искусно подведёнными глазами. Тёмно-розовые губы манили сочными изгибами, а загадочный блеск на коже и волосах придавал образу мягкость и женственность, не смотря на хмурое выражение лица. Её угловатый стан был облачён в чёрное платье чуть выше колен с рукавами до локтей. Кожа ног была скрыта под трикотажной тканью чулков, что терялись в больших мохнатых тапочках с мордочкой черногривого льва.       — Федька, а ты трансом не хочешь стать? Тебе так идёт. Давай ещё и ноготочки сделаем!       — Нет! — Достоевский вырвал руку из захвата и направился к ребятам на первом этаже. Он вышел из комнаты и спустился по лестнице.       В гостиной уже не раздавались смех и громкие споры. Компания играла в карты и, судя по недовольной Марине, именно она вечно проигрывала двум лучшим картёжникам. Троица синхронно повернулась, и Фёдора как током ударило. Непроизвольно он опустил глаза вниз и соединил пальцы в замок. Дыхание стало глубоким, а на щеках стало горячо. Парень улыбнулся, кидая взгляд на Сигму. Тот не мог отвести широко открытых глаз, в которых читалось неверие. Фёдор и себя бы не смог признать, не зная, что с ним сделала Аня к радости Николая. Тот улыбался и не стеснялся пожирать Достоевского взглядом. Он точно раздевал того в мыслях, облизываясь от предвкушения ночи.       «Теперь я знаю, что чувствовал Сигма в моменты, когда его наряжали просто в одно платье. Нам стоит это прекратить. Или же обсудить», — Фёдор прочистил горло и шутливо поклонился.       — Все на улицу. Сейчас буду призывать солнце!       — И пусть, сука, попробует не проснуться! От такой-то красоты. Не, я такую красоту сделала! Не знаю, кем надо быть, чтобы не спутать его с девушкой.       — Надо быть нами, — Сигма похлопал себя по коленям и встал с кресла. — Настоящие друзья никогда не перепутают друга с его сестрой-близняшкой.       — Если у друга красивая сестра, то он больше не друг, — хихикнул Гоголь, поднимаясь следом.       — Все на улицу. Ну всё, пошли-пошли! — Аня помогла подняться на ноги Марине и, поддерживая ту под руку, пошла к выходу во двор. — Заодно воздухом подышим перед сном.       Достоевский вернулся на второй этаж и безошибочно нашёл дверь на балкон: им заканчивался общий коридор. На улице уже было достаточно прохладно. Федя поёжился, берясь за ажурное ограждение. Небо казалось тёмным от туч, в чьих прорерах иногда мелькали звезды. Крошечный кусок луны и тот стыдливо спрятался за чернотой. Словно не желал видеть цирка под собой.       — Ку-ка-ре-ку!       — Раз! — Дружный хор снизу начал подсчёт.       — Ку-ка-ре-ку!       — Два!       Прокукарекав восемь раз, Достоевский прикрыл рот ладонью. Его ударила дрожь, резко стало жарко. Бросив всё, он убежал внутрь дома и нагнулся над фаянсовым троном. Мерзкая кислотная желчь выблевалась наружу вместе с кусками конфеты. Ещё пару раз его вырвало пустой желчью. Дыхание медленно приходило в норму, как и проходила дрожь.       — Я же говорил, что нельзя. Балда. Ты как, Федь?       В ванную комнату деликатно постучались. Фёдор махнул было рукой, но понял, что его не увидят. Дверь была заперта.       — Принесите минералочки.       Парень прислушался. С той стороны раздавались шаги удаляющегося по поручению Сигмы и топот Гоголя. Тот наверняка топтался на месте, не зная, что сказать первым. Федя решил не помогать тому и сплюнул новую порцию слюны в унитаз.       — Извини, — глухо раздалось из-за двери. — Кто ж знал, что батя Маринки — самогонщик?       — Не важно. Что произошло, то произошло. Это была игра, я проиграл и по правилам обязан был выпить.       — Но я же настоял!..       — Ну, если твои извинения искренние, то давай ты выйдешь и докукарекаешь за меня?       — Я пошёл. — Николай с топотом удалился.       — Ой, дурак… — под нос прошептал Фёдор, нащупывая кнопку слива. В коридоре под громкое кукарекание он встретился с Сигмой и забрал у него бутылку с водой. — Это он так извиняется, — ответил на немой вопрос в глазах парня.       — Заставь дурака Богу молиться…       — …он лоб себе расшибёт!       Парни рассмеялись, дождались Николая и спустились к девочкам. Вечер продолжился в несколько спокойном режиме. Если можно так назвать просмотр ужастика.       Марина ругалась на глупых героев, что словно намерено шли в очевидные места ловушек. Аня считала все случаи кровопускания. Коля хохотал с расчленения. А Сигма весь киносеанс смотрел в телефон. Сыромятников никогда не любил ужасы, так что он мониторил видеохостинг и подхихикивал, иногда попадая в унисон к Гоголю, от чего всем собравшимся становилось не по себе.       Федя этот фильм видел, так что иногда отрывался от раздачи спойлеров и смотрел в свой смартфон. Дазай так и не ответил на его последнее сообщение. Да и в сеть давно не заходил. Страница пустовала. Сердце сжималось от тревоги за него. А что, если это правда? Те слухи, которыми полнились Игры в Венгрии. Если бы Фёдор тогда знал, что сблизится с ним, то прислушивался более внимательно. А так… Пока он знал лишь то, что Дазай пытался с собой покончить незадолго до Игр. Никогда в разговорах они не затрагивали эту тему, ведь Достоевский считал, что это ложь. Но теперь в ожидании результатов разговора с его друзьями, он и не знал, что подумать.       Вновь приложившись к бутылке минералки, Федя посмотрел на большой экран. Фильм подходил к концу, оставался финальный файтинг с маньяком. Так что…       — Я отойду.       Достоевский сходил в туалет и остался внутри ванной. Косметика немного потекла, но он всё ещё оставался красивой барышней. Он достал смартфон и сделал несколько снимков. Зачем? Парень и сам не мог дать ответа. Просто захотелось. А потом ещё и ещё. Даже спел на видео какой-то английский тренд.       В голове что-то щёлкнуло. В доме стояла тишина. Его никто не искал. Хотя парни бы точно пошли к нему. Достоевский вышел в тёмный коридор и направился на кухню. Может Сигма предложил помощь как самый хозяйственный здесь? Так и оказалось. Хотя… Наблюдать за домогательствами к своему парню Федя оказался не готов.       Марина сидела на коленях Сигмы, чья кожа сливалась по цвету с глазами. Её руки обхватили того за шею, а губы целовали шею. Парень почти не дышал, судорожно сжимая пальцами подлокотники хозяйского кресла.       Мама Марины обожала готовить, но ещё больше ей нравилось сидеть в кресле и читать книги. Поэтому в их квартире и в загородном доме на кухне стояло широкое кресло, на котором вполне могли уместиться двое. И на котором Маринка собиралась изнасиловать своего друга.       Сигма, глазами найдя спасение в виде застывшего Фёдора, одними губами попросил о помощи. И тот отмер. Подойдя к ним, Достоевский обратился ласковым тоном к Марине, попутно отдирая ту от парня.       — Марин, ты чего делаешь? Разве так надо…       — Я пьяна. И я легкодоступна, — Марина хихикнула, чмокнув Сыромятникова в щёку. Продолжая улыбаться, она потёрлась лицом об смазанный след помады. — Разве этого недостаточно?       — Марина, ты права. Однако ты должна была мне об этом сказать: я бы предупредил Серёгу о планах на ночь.       — А ты как всегда… Умён.       Девушка позволила Достоевскому прижать себя к телу и увести. Сергей выдохнул, хватаясь за грудь. Кое-как Федя смог отвести Цветаеву на второй этаж. Он торопился, ведь если глупость проникла в пьяную головку одной, то с лёгкостью могла поселиться в другой. В мозгу Ани, например. Тогда многое складывалось из сегодняшнего поведения. И эти переглядывания, и кокетство…       Уложив Марину на постель, Фёдор выдохнул. Та уже сомкнула глаза на пути сюда и явно не собиралась вновь кого-то домогаться. К счастью.       Так что он поспешил на выручку Коле. А тому это не понадобилось. Они столкнулись в коридоре, когда выходили из спалень девушек. Переглянувшись, они друг друга поняли без слов и лишь устало выдохнули.       — Я к Сигме.       — Я в душ.