Детские игры дружбы: тайны закулисья

      — Я дам списать.       Всего три слова, и Сигма развернулся лицом к парню, обвивая того за шею. Шаг по направлению к дивану, и их губы встретились. Фёдор тянул его за талию, отступая, но не разрывая контакта. Николай громко хлюпнул чаем.       — Чёрт. Колено! — Серёжа схватился за ногу. Злобные серые глаза уловили лёгкую улыбку на лице Достоевского.       — Прости.       Фёдор сел на диван и взял друга за запястье. Тот ещё по приходу в квартиру Гоголя успел сбросить школьный пиджак и рубашку, оставшись в футболке. Забавные коты из мема смотрели на происходящее с вечно застывшим на мордочке удивлением, контрастируя с недовольной моськой хозяина, тут же смягчившейся, едва шершавые губы коснулись кожи запястья, а пальцы обхватили ладонь.       Сигма опустился рядом, сцепляя замок рук и отведя его в сторону, ребром кист упираясь в мягкую обивку дивана. Новый поцелуй, более требовательный, чем ранее. Кто был инициатором?.. А, неважно.       Серёжа подался вперёд, неуверенно положив дрожащую руку на колено Фёдора. Достоевский распустил ему волосы, на мгновение отстранившись, и вновь прикоснулся к губам.       — Я тут ващет! — Возмущенный Николай разбил уютную атмосферу. — Я тоже хочу…       — Делай математику, — сухо бросил Фёдор, ласково пропуская между пальцами волосы Сергея.       — Но он же не сделал литру. А ты с ним…       — Он даст мне списать. Это главное. — Сергей чмокнул парня в губы.       — Так почему бы вам не дать мне списать матешу?       — Так не интересно, Николаша. Хочешь получить награду — потрудись.       Фёдор снова зарылся пальцами в волосы и погладил затылок. Сергей сжал ткань его брюк и вновь невинно поцеловал. Потом ещё и ещё. Достоевский терпеливо ждал, массажируя тому кожу, иногда прикасаясь подушечками пальцев к лицу. С каждым разом Сигма раскрепощался, пока наконец первым не углубил поцелуй, ныряя языком между губ. Тут уже Фёдор мягко перехватил инициативу.       Рука скользнула по подбородку, на секунду задержавшись, и продолжила свой путь до талии. Сергей вздрогнул, но отзеркалил его действие, проскользнув ладонью сперва с ноги на ногу, а после и поднявшись до рубашки. Пальцы сомкнулись на ткани, не касаясь тела.       Достоевский разомкнул замок и прошёлся пальцами по обнажённой коже до плеча, слегка сжимая. Сигма расслабился и позволил себя уложить под недовольный вскрик Коли.       — Да решил я! Не торопитесь.       — Диктуй ответ. — Ровный голос Фёдора вызвал табун мурашек у раскрасневшегося Серёжи. Он никому не признаётся, насколько ему нравился этот констраст: от нежности по отношению к нему до холодного и порой равнодушного тона обращения к Николаю.       — Сто двадцать девять.       — Неверно. Перерешивай.       Сигма сглотнул за этот короткий обмен репликами: Фёдор мистическим образом воздействовал на него, один только взгляд на него заставлял сердце биться сильнее. Обкусанные губы, изогнутые в усмешке, — высокомерной, заумной, расщепляющей самооценку на атомы. А этот самодовольный тон…       Сергей обхватил лицо парня и притянул к себе. Требовательный поцелуй.       Нет, Фёдор должен смотреть на него. А значит…       Достоевский, на удивление, позволил уложить себя на бок и прижать к мягкой стенке дивана. И даже переплести ноги.       В комнате раздался возмущенный писк.       — Вы ещё тут сексом займитесь!       — И займёмся, пока ты делаешь свою математику. — Сергей недовольно отвлёкся от поцелуя и, не поворачиваясь, показал средний палец.       — Федька, ты испортил мальчика. И ващет это моя квартира. Мой диван! — Николай от возмущения запыхтел.       — И твоя матеха. Решай давай. — Фёдор хихикнул, словно что-то задумал. — А вот Сигму надо вознаградить. — Он лёг на спину, усаживая парня на себя. — Доминируй, семпай.       — Не настолько я уж и семпай…       Сигма робко наклонился и посмотрел в глаза напротив. Редкий фиолетовый отлив блестел аметистом, грея душу. Осторожное прикосновение к губам, мягкое движение углубления поцелуя. Рука нашла пуговицу рубашки и дрожа растегнула. Палец коснулся обнажённой кожи. Тело пронзил ток.       — Не могу! — Сергей выпрямился. Волосы взметнулись следом, поднимая ветер. — Я не могу.       — Оу, ты такой милый, Сигма!       — Двадцать пять, — торжествующе воскликнул Николай, поднимаясь на ноги и делая шаг в сторону парней.       — Ты подсмотрел. Решай.       — Но…       — Я слышал шелест страниц учебника. Если это такой намёк, что у меня плохо со слухом, то давай тетрадь. Я проверю решение.       — Ты — гнида, Достоевский. — Гоголь упал обратно на стул.       — Нет, Николаша. Я — Крыса, — Фёдор приложил палец к губам, подмигивая.       — Ха, эти идиоты до сих пор тебя так зовут? — Коля вернулся к тетради.       — Да. Подумаешь я сдал их на контрольной. Так сами же виноваты. Не захотели делиться со всеми спизженным вариантом. Так кто из нас бо́льшая крыса?       — Могли бы и продать, — недовольно фыркнул Сергей, закатив глаза. — С этим многие дноклы согласны. Но почему-то продолжают тебя так называть. Придурки…       — Крысы умны и сообразительны. Я не против, чтобы меня так называли. Крысы — одни из самых приспосабливающихся видов после человеческого рода и бессмертных тихоходок. А если у меня будут такие хорошие хозяева, как вы, я точно проживу долгую и счастливую жизнь.       — Федя, если я и тут накосячил, то отказываюсь перерешивать. Ответ сходится.       Тетрадь перекочевала в руки Сигмы, что подержал её над головой Фёдора. Удовлетворительно кивнув, тот махнул рукой, выбрасывая ту в сторону и словно разрешая присоединиться. Николай засиял лампочкой и в два шага добрался до дивана.       — Феденька, я хочу получить своё.       Хитрая улыбка и обмен взглядами. Сергей и не понял, как оказался в объятьях подсевшего на диван Коли. Твёрдый торс стал надёжной опорой, на которую облокотился парень. Лицо Фёдора приблизилось и пролетело мимо. Сигма скуксился, удобно устраиваясь в руках Гоголя.       Громкий чмок, резкий выдох. Горячее дыхание коснулось кожи всего на мгновение. Шумный чавк — и всё по новой. Ладонями Фёдор оглаживал плечи парней, в то время как Коля с осторожностью то клал, то убирал свои руки с его.       Влажные, громкие поцелуи возле уха раздражали. Пытаясь отвлечься, Серёжа сжал ладонь Достоевского на плече и провёл ею вниз по груди до талии. Но тот сделал всё как всегда по-своему. Его пальцы переплелись с колиными и легли на бедро.       Серёжа поглаживал их руки, с лёгкостью понимая, кому какая принадлежит. Обгрызенные ногти, кровавые заусенцы, сухая кожа рук — это Достоевский. Ухоженная и в тоже время немного грубая кожа, приятные на ощупь длинные фаланги с короткими ногтями — это Гоголь. И поверх них его мозолистая ладонь.       Сигма закрыл глаза, полностью отдаваясь ощущению спокойствия. Коля, игриво, свободной рукой прошёлся от колена до бедра, поднимаясь до талии. Сергей не сразу понял, что не осязает его вторую руку, когда почувствовал обхват на талии и резкий рывок вверх.       Достоевский сразу поцеловал. Влажно и властно. Дерзость, подавление сменялось нежностью в каждом движении губ, впрочем как и в руках, что оглаживали торс. Гоголь откинул волосы с шеи и принялся осыпать кожу лёгкими поцелуями; Фёдор присоединился к нему. Он обцеловывал лицо, чуть сжимая ладонями щёки Сигмы, и иногда уделял внимание и Коле.       Серёжа закрыл глаза, отдаваясь во власть самых близких людей. Он чуть сжимал хлопковую ткань рубашки, не решаясь на большее. Мысли давно исчезли из головы, лишь нега наполняла разум.       Когда он оказался на спине, лежащим поверх Феди, Сигма и сам не понял. Лишь принял смену позы как нечто собой разумеющееся. Теперь всё его внимание было отдано Коле.       Тот покусывал губы, грубо затыкая рот. Подавлял, нависая. Серёжа постарался отвлечься и принялся перебирать волосы друга. Если у Фёдора волосы казались грубыми и порой колючими, то у Коли было всё наоборот. Лёгкие кудри, завивающиеся пушисто на концах, казались нежнее зефира и тоньше шёлка. Зависть окружающих, включая Сигму, что сейчас буквально таял от контраста ощущений. Сзади шею оцеловывал Фёдор: целомудренно, едва касаясь губами кожи и лишь иногда соблазнительно проводя языком. Спереди напирал танком Коля. Рука его бесстыдно оглаживала торс, останавливаясь на груди и поигрывая с соском. Дерзость, напор… В этом был весь Гоголь.       — Коля! Нет! Стоп! — Сергей занервничал, почувствовав ладонь на промежности, и отпихнул парня. — Нет!       — Николаша! — Достоевский обнял испуганного парня и сурово посмотрел на Николая. Тот отодвинулся и виновато улыбнулся. — Держи себя в руках. Уважай решение Серёжи.       — Прости. Увлёкся. Ты же такой сладкий, Сигмочка… — Сбивчивое дыхание, как и бугорок на штанах, говорило само за себя. — Я отойду.       — Угу, — буркнули парни, смотря за удаляющейся спиной друга.       Сигма выдохнул и попытался выпутаться из объятий Феди, но тот напротив прижал того к себе крепче.       — Тш, я не обижу. Ты же меня знаешь.       Серёжа откинулся вновь на парня и переплёл с тем пальцы правой руки.       — Я тебе не нравлюсь?       — Почему ты так решил?       Сигма вздохнул и выпалил, глядя куда-то в сторону:       — У тебя нет такой реакции.       — Так у меня анемия. Мне нужны… — Фёдор задумался, а после щёлкнул пальцами. — Более долгие прелюдии.       — Лечись давай, — сказал Сигма, а потом, понимая насколько это могло прозвучать грубо, стал извиняться. — Я не хотел сказать, что ты не такой… И мне не нужен… Я не имел в виду… Не хотел тебя обидеть и…       — Всё в порядке, — Достоевский прервал поток бессмысленных слов. — Мне прописали новое лекарство. Должно помочь. Как и те предыдущие. Я уже и не знаю… Видимо, сие кара Божья за мои грехи.       — Тогда пусть выделяет нам всем троим один котёл! Гореть будем вместе.       Фёдор не смог сдержать улыбку, когда Сигма крепко сжал его ладонь. Выпустив того из своих объятий, Достоевский встал с дивана и потянулся.       — Пошли колбасу схомячим.       — Ирина Дмитриевна сказала, что…       — Она говорила про основной ужин. Про перекусы и запрет лазить в холодильник ничего не было. Пошли. Уверен, там ещё мороженое есть.       — Тебе бы только пожрать!       — Раскусил. Я прихожу сюда только, чтобы потискать плюшевого тебя и сожрать всё в холодильнике Гоголя.       — Так женись на холодильнике!       — Так он же холодный, не как ты. — Фёдор улыбнулся и вышел в коридор.       Серёжа опустил голову и помассировал виски, попутно поправляя волосы. Вынужденно соглашаясь с доводами друга, он тоже встал и направился к выходу из комнаты. Но перед этим он забрал поднос с посудой, чтобы уже на кухне сделать всем ароматный чай и приготовить новую порцию бутербродов.