Детские игры дружбы: тайны закулисья

      Осаму вошёл в комнату и тихо закрыл дверь. Глухо брякнул замок ручки, запирая уютный мир от ужасной реальности. Мягкий пушистый ковёр ласково встретил хозяина. Приятный цветочный аромат в воздухе зачаровывал.       Осаму прилёг на пол, потираясь щекой о высокий ворс. Пальцами руки он гладил податливую поверхность, утопая в мечтах. Горячие поцелуи сухих губ, цветочный аромат, наглые движения пальцев… Длинные волосы прошлись между пальцев, а после оказались сжатыми в кулаке. Внутри тугой комок ухнул к паху, подстёгивая безумное воображение. Нездоровое влечение, в котором он не признается даже своему лечащему врачу.       — Да, Мори-сенсей. — Осаму даже не взглянул, буквально на память ответив на входящий звонок. Глаза всё ещё были закрытыми, хотя картинка поблекла. Рука легко скользила по ковру, пропуская длинный ворс между пальцами вместо волос. — Нет, я не пропускаю приёмы лекарств. Отметиться забыл, ну бывает. Вы же меня знаете. Что? — парень недовольно сел в турецкой позе и открыл глаза, окончательно покидая мир грёз. — Я завтра не смогу. Никакого сеанса. Нет. Да мне плевать, что там хочет мать. Знаете? Можно провести сеанс и сейчас. Вы знаете не хуже меня, как он проходит. Я прихожу, рассказываю вам то, что произошло в ванной. Вы говорите, мне прекратить привлекать внимание матери таким способом. Я смеюсь. Вы пытаетесь надавить и намекаете, что я очень умён. Раз могу балл-другой потерять в тесте. Я снова зальюсь смехом. Вы опять хвалите меня за прекрасную игру, и мы идём пить чай. Потому что смысла в сеансе нет. А у меня завтра времени на вас нет. Поэтому давайте так: я прихожу, отмечаюсь у вашего секретаря и ухожу домой. Вы получаете деньги как за полноценный сеанс и сохраняете те вкусные печеньки для Элис. Идеальный план.       Осаму с улыбкой слушал спокойный и размеренный голос врача, буквально пропуская всё сказанное мимо ушей. А после рассмеялся, когда настала его черёд говорить. В смехе не было весёлости, лишь усталость.       — Для меня это и правда важно. Я не могу. Так что давайте провернём эту схему, а я вам в следующий раз подыграю. — Тяжёлый выдох в динамике вызвал улыбку на лице парня. — Значит, договорились. Предупредите секретаршу. До запланированной встречи на следующей неделе!       Сбросив звонок, Осаму стал разглядывать смартфон. Потухший чёрный экран отражал тёмный учебный угол. Стол, стул и куча справочников, за которыми едва виднелась стена. Парень знал: поверни слегка экран и в отражении станут видны многочисленные награды всевозможных соревнований, среди которых выделялся маленький кубок. Натёртый до блеска среди блеклых остальных. Красивый. В солнечную погоду он отражал лучи, буквально озаряя угол для учёбы. Увы, сейчас стояла пасмурная погода, поэтому узреть свет не представлялось возможным.       Осаму бросил взгляд на стеллаж полный манг и книг. Потом посмотрел на смартфон, где также продолжал отражаться стол с учебниками. Недовольно цокнув языком, он сделал выбор.       Зашелестели страницы учебников, заскрипел стул от попыток сесть удобнее, чтобы нога была согнута. В таком занятом виде его застал Дазай Акио.       Осаму не повернулся на скрип открывающейся двери. Лишь перелистнул страницу пособия, продолжая писать. Акио обвёл тяжёлым взглядом комнату и кивнул мыслям, заходя внутрь.       — Я слышал, ты завалил тест.       — Девяносто восемь баллов не значит провал. Особенно в математике. — Осаму продолжил выполнять упражнение, сохраняя сосредоточенное выражение лица.       — Твоя мать как всегда излишне драматизирует. Завтра приём у доктора Мори. Не вздумай пропустить.       — Даже если бы захотел, то не смог бы.       — Таблетки?       — Пью. До следующего приёма ещё полчаса.       — На ужине обсудим стратегию развития компании. Придёт Минамото-сан. Переоденься во что-то другое, но тоже официальное. Но не слишком.       — Как скажете, отец. — Осаму ровным голосом ответил, скользя глазами по заданию.       Акио вновь окинул комнату пристальным взглядом и вышел, оставив дверь открытой. Осаму на это лишь цокнул языком, усерднее принимаясь решать задачки лишь бы не думать о предстоящем вечере.       На ужин придёт не только глава Отдела развития, но и его дочь. Тут и гадать не стоило. От одной только мысли о встрече замутило. Лицо побледнело, руки стала бить мелкая дрожь.       Осаму бросил ручку, хватаясь за голову. Зрачки расширились, дыхание сбилось, сердце пропускало удары. Слабость всё не проходила, усиливаясь теперь и шумом в ушах. Громко глотая воздух, парень согнулся и опустил ноги. Ступни стояли на полу. Всё как учил Мори-сенсей. С трудом оторвав руки от головы, он положил их на колени и постарался расслабиться. Мелкая дрожь перешла в крупную. Горло спёрло, сухой кашель вырвался изо рта. Глубокий вдох — тело обмякло. Дыхание стало приходить в норму.       Осаму медленно открыл глаза и сполз со стула на пол, прячась под столом. Лоб уткнулся в колени. Голова была словно набита ватой. Мыслей никаких не мелькало. Глаза, как и сознание, закрылись, утопая в благословенной темноте. Без мыслей. Без тревог.       — Господин, через полчаса прибудут гости.       — Я понял, — придав голосу живость, тут же отозвался Осаму. Причина для нахождения под столом тут же была найдена. Ручка, что свалилась вместе с ним в приступе паники. Схватив её, он выполз из укрытия. Деревянное тело с неохотой двигалось. — Спасибо, Мисаки-сан.       Горничная поклонилась и закрыла за собой дверь. А Осаму разлёгся на полу, потягиваясь. За окном темнело. А ещё он пропустил приём лекарств. Мори-сенсей наверняка ему это припомнит.       Но всё это будет позже. На следующей неделе. Если он, конечно, переживёт этот ужин. Желание умереть было вернулось, но мысль о завтрашнем созвоне с лучшим соперником отмела её.       Дазай Осаму не покинет этот мир, пока вновь не встретится с Достоевским. Они обещали друг другу. А японцы всегда сдерживают обещания.

***

      Вечернее солнце заливало детскую площадку в окружении разноцветных ярких панельных домов. Красные, персиковые, розовые квадранты стен и синие металлические двери домофонов. Белые прямоугольники пластиковых окон соседствовали с жёлтыми деревянными братьями. Практически везде были открыты форточки или приоткрыты окна.       Из одного окна на четвёртом этаже колыхнулась штора. Лёгкий тюль выглянул всего на мгновение, вновь забираясь обратно под раздражённый крик.       — Коля, ты идиот? Минус где? Повторяю ещё раз: проверяй не раз и не два, а раз пять прежде чем продолжить вычисление.       — Прости, Федь.       Достоевский закатил глаза. Нет, Николай никогда не будет искренен в плане учёбы. Нет-нет. Если он извиняется, значит, вскорости снова забудет то, что ему твердили. И хоть сейчас разноцветные глаза горели честностью, сам их владелец ни капли не понимал, почему ему стоит просить прощения. Делал он это лишь потому, что так надо. Так правильно.       — Коля, ещё раз. Проверяй и лишь потом вычисляй.       — Да-да, я понял. Честно.       — Коля!       На треугольном лице Гоголя сияла честная непонимающая улыбка. Которая могла подействовать на любого, кроме Фёдора.       — Решай.       Достоевский кинул тетрадь в друга под смех Сигмы. Тот расслаблено крутился на компьютерном стуле, читая учебник литературы. Волосы в низком хвосте забавно дергались из стороны в сторону, как настоящий хвост. Математику ему делать не нужно: Федя с ним всё сделал ещё в школе. Так что наблюдать за мучениями Гоголя было в радость. Оставалось лишь прочитать скучную биографию писателя и законспектировать учителю. Чем он и занимался. Достоевский так же поправил учебник, но уже английского, и углубился в чтение. Диван заскрипел, словно ругаясь за то, что на него забрались с ногами и сидели на спинке.       Стена приятно холодила кожу через тонкую ткань школьной рубашки. Галстук давно был снят, а ворот расстёгнут. Закинув ногу на ногу, Фёдор ни на что не обращал внимание, полностью уйдя в перевод отрывка.       — Ребята, занимаетесь? — В комнату вплыла полноватого вида женщина с подносом в руках. Русые волосы в косе были перекинуты через плечо, а узкое треугольное лицо выглядело добрым несмотря на крючковатый нос. — Я вам покушать принесла.       — Тётя Ира, простите, что я на диване, — поспешно извинился Фёдор, откладывая учебник в сторону и слезая с мебели. — Отсюда их проще контролировать.       — Ой, да ты ничего не сломаешь. Худющий какой! Недовес у тебя ужасный.       — Мам, я тоже худой, — протянул Коля, убирая учебники от стремительно приближающегося подноса.       — У тебя это от отца. Кости тяжёлые да и вышкой вырос. А вот Феденька из-за болезни такой. Покушайте, ребятки, пока бутербродики горячие. Серёженька, бельё я подготовила. В ванной лежит. Постелишь себе. И ещё: Коля, никаких доставок еды! Рыба в духовке, макароны в холодильнике. Кушайте, кушайте.       Тётя Ира погладила по волосам подошедших парней, а своему сыну отсыпала подзатыльник.       — Ешь быстрее и учись. Чтобы сдал ЕГЭ. Не позорь своих друзей.       — Тёть Ир, он же старается, — Фёдор заступился за друга. Но это лишь сильнее раззадорило женщину.       — Плохо старается. Вас отвлекает. Ох, помру я так, пока он в клоуна играется. Всё, я ушла к Зинаиде Васильевне. Федя, будь осторожнее, когда будешь возвращаться домой.       Фёдор кивнул. Спорить с Ириной Дмитриевной Гоголь было бесполезно. Пройти через детскую площадку и вот он уже дома. Какая ему может угрожать опасность? Тут все друг друга знали.       Парни неспешно приступили к перекусу, перебрасываясь шутками. На подносе вместе с тарелкой с сырно-колбасными бутербродами стояли три чашки с ароматным чаем.       Железная входная дверь захлопнулась, ознаменовывая, что парни остались совсем одни. Фёдор облизнулся, слизывая с губ плавленный сыр.       — Серёженька, а где благодарность своему принцу? Я тебя сегодня утром спас, — протянул он, собственнически обхватывая друга за талию. Сигма чуть не подавился колбасой, в последний момент проглотив кусок.       — Ты же был не один. И вообще, спасли меня Маринка с Анькой. Ты там где-то рядом дышал.       — От чего спас? — Коля непонимающе моргнул. — Снова эти лезли?       — Да. Собирались увести наш невинный цветочек куда-то подальше, — Фёдор зашёл за спину Сергею и прижался, утыкаясь носом в густую копну волос. Тот не сопротивлялся, доедая бутерброд.       — Сигма, звони мне, — Гоголь тут же стал серьёзным. Брови сошлись на переносице, губы сомкнулись в тонкую линию. Черты лица словно бы заострились, прибавляя парню лет. — Нет. С этого дня я буду за тобой заходить.       — Не стоит. Ты только этих перелопошишь. — Под «этими» Сигма подразумевал свою мать и отчима. — Они отстанут.       — А если нет, то мы их накажем, — вкрадчиво протянул Фёдор, дыша в ухо. — Серёжа, пойдём в гнёздышко, а?       — А литература? — Сигма наклонил голову в сторону, подставляя шею для поцелуя. Он провёл рукой по волосам парня, чуть сжимая их в момент лёгкого прикосновения сухих и обкусанных губ.       — Я дам списать.