The tiny rabbit

      Расследование на байду не принесло какого-либо успеха: не помог ни первый совет, ни второй, ни третий. Зато его маленькая опустевшая после ухода Бай Мина квартирка погрязла в многочисленных коробочках и инструкциях от различных блокаторов запаха. Некоторые принимались с утра, другие – в обед, одни – после еды, ещё какие-то натощак или перед сном. Только никакие из них не помогали надолго: около двух-трёх дней, и трудности накатывали опять. Утро стало самым невыносимым временем суток. Ван Ибо регулярно теперь мечтал и делал невероятные кульбиты, лишь бы остаться в родных стенах дома и запереться в ванной комнате, где его не доставали люди, где царила тишь да благодать. Уж лучше прижиматься виском к холодному кафелю, отслеживая соцсети и мировые новости, чем на улице сгибаться от боли и мнимой тошноты из-за этих гуевых феромонов.       Он устал бороться. С миром, с близкими, с самим собой. Настолько был вымотан постоянными звонками Бай Мина, мамы и па, которые давили на него, заставляя идти немедленно к врачу; тем, что в их вселенной не существовало полного блокатора всех запахов, кроме недавней вспышки ковида, и ещё половина населения была или альфами, или омегами, которые истончали слишком яркие ароматы, на что слабо влиял ошейник. Если бы не законы об их обязательном ношении, Ван Ибо в ту же секунду избавился от этой беспомощной херни.       Он находился в круговороте. Не справлялся с поставленной задачей жить.       – Может, ты займёшься уже новой связкой, а? – отчитал себя он, стоя перед зеркалом в тренировочном зале.       Ван Ибо отказался идти обедать с командой ради этого. Только вместо танцев в руке материализовалась очередная банка, отсрочившая любую отработку. Каждый следующий глоток из неё преображал этот день, и его хотя бы можно было пережить. Ван Ибо принуждал себя оторваться от пустого лицезрения себя, раскрыть окна, чтобы выветрить застоялый запах пота и феромонов товарищей, но сразу же приводил контраргумент, что уличный воздух был не менее безумной мешаниной ароматов. А ещё его влекло улечься прямо на пол и заснуть. Отключить все функции организма и наконец-то спокойно поспать.       И не делал ничего из перечисленного, попивая пиво и лишь присаживаясь на задницу. Ван Ибо вытянул ноги и вздохнул с облегчением.       Становилось плохой привычкой обещать ребятам, ушедшим на перекус, что к их возвращению он придумает финальный твист их выступления, и в итоге заниматься совсем другим. Нет, в прошлый раз он все полчаса перерыва разрабатывал последнюю восьмёрку, и Ма Тэнда заценил её ритм, так что корить себя было не за что… Но сегодня мышцы ему самому казались задубевшими, а движения резкими и обрывистыми, поэтому он бросил упражняться, замер у станка и смотрел на то, что происходило за окном. Пока пиво не было вытащено из рюкзака.       Ван Ибо сделал ещё один глоток и отставил банку, намереваясь, несмотря на колику где-то под рёбрами, хорошенько разогнуться и коснуться по меньшей мере мысок собственных ног.       «Хватит быть ленивой задницей, Ван Ибо!»       Он размял руки, наклонился, улёгшись грудью на ноги, и потянулся. Выпрямился, чтобы прогнуться назад и ладонями проскользить за спину, а затем снова вытянулся, ухватываясь за большой палец…       Разрывающая боль заставила его поджать колени и скрутиться в клубок, пережидая приступ. Во всяком случае, Ван Ибо по опыту решил, что перенапряг какую-нибудь спинную мышцу, и если расслабиться, то всё пройдёт. Однако мучительная пытка нарастала. Резью впивалась во внутренности, будто бы раздирая их на части, отделяя друг от друга. Ледяная бисеринка пота скатилась по виску, и Ван Ибо громко задышал, обнимая себя поперёк. Он закусил губу, потому что на самом деле был готов застонать на судорожном выдохе или даже закричать. Он уткнулся лицом в колени, не имея сил разжаться и расправить плечи, и стал уговаривать свой буйный организм:       – Ну чего ты, право слово, всё же нормально было, – задержал дыхание, начал ловить ртом воздух. – Я тебя поглажу, ладно? Вот тут… фух… и тут. Давай, ты перестанешь болеть, хорошо?       Как только Ван Ибо прекратил давить на живот, сдерживая спазмы, ему прострелило позвоночник, а в глазах всё почернело.       Обратно сознание возвращалось раздробленным. Сначала подключился слух, и он с раздражением услышал гул, в котором распознавались встревоженные интонации ребят. Потом его вырвали из темноты лёгкие похлопывания по щекам и влажное прикосновение к шее. Последнее было особенно неприятным, будто его тёплым языком облизали, только Ван Ибо так и не смог приоткрыть тяжёлых век. Тело словно одеревенело: было невозможно даже приподнять руки, чтобы провести ладонью по глазам, снять морок. Ван Ибо всё никак не мог отыскать себя в пространстве, разум, похоже, летел через стратосферу навстречу миллиону огней. Его жутко затошнило.       – Скажите, как он? – Ли Сюй спрашивал практически шёпотом, однако даже такой тихий звук резанул слух, и Ван Ибо застонал.       – Ой, он очнулся. Ребят, он очнулся!       Голоса множились, перекатывались эхом и в голове, и за её пределами, добавляя ощущения космического пространства.       «Я умер? Или планета сошла с орбиты и падает в невесомость?»       Дикий страх за крах всей вселенной заставил Ван Ибо с усилием приоткрыть веки: сперва всё вокруг показалось размытым и тёмным, подтверждая его опасения. Он проморгался, прежде чем стал узнавать склонившихся к нему людей. Ван Ибо уложил ладонь себе на лоб и попытался принять вертикальное положение, только женщина, сидевшая на коленях сбоку от него, мягко надавила на плечи, удерживая.       – Вам стоит ещё полежать, господин Ван.       Она провела мокрым полотенцем ему по лицу. Ван Ибо поморщился, и у него безотчётно дёрнулась нога. Он скосил взгляд вниз, приподнимаясь, и сквозь пелену в глазах разглядел, что под коленями у него что-то лежало свёрнутым, поэтому до конца конечности и не опустились, встретив мягкое сопротивление. Он приковал своё внимание к незнакомке, которая опять его уложила на пол, потому что с ходу не узнал в ней медсестру их танцевальной студии, ведь до этого никогда с ней и не сталкивался напрямую. Даже её имя не припоминалось.       – Как вы себя чувствуете, молодой человек?       Язык и голосовые связки Ван Ибо не слушались. Он глухо выдавил из себя, сглотнув слюну и смочив полость рта:       – Паршиво.       – Что случилось, Ибо? – вмешался Ма Тэнда, расположившись у Ван Ибо в ногах с правой стороны, он похлопал его по лодыжке. – Мы вернулись с обеда, смотрим, а ты тут лежишь на полу без сознания.       – Ты нас напугал, – присоединилась Виви, наклоняясь над ним, и каскад её длинных волос коснулся тыльной стороны его ладони, которую он прижимал к сердцу.       – Пожалуйста, давайте соблюдать тишину, – попросила медсестра, отмахиваясь от их участия и шикая на девушку, чтобы она подобрала и подвязала свои кудри. – А лучше, если вы все покинете помещение.       Её тон был обманчиво мягким, и команда стушевалась. У Лань громко извинился за них всех, а тренер Чэнь, который до этого молчаливо маячил позади, скомандовал:       – Все на выход, вы что, не слышали?       Из распахнутых настежь окон доносился шум дождя, и из-за большой влажности в помещении было душно. Весь вспотевший Ван Ибо прикрыл лицо свободной рукой, потому что другую протянул медсестре, которая пропустила её через ремешок тонометра и уложила на пол. Он падал. Проваливался в пустоту, не задержанный твёрдой поверхностью. Голова кружилась, и его порывало подогнуть ноги, чтобы уменьшить непроходящую боль в животе.       – Не шевелитесь, господин Ван.       Из-за перетянутых и сдавленных сосудов ему казалось, что у него перед глазами беспокойное море, плещущее разными цветами, покрытое рябью. Ван Ибо пытался собрать мир по кусочкам и совместить его на лице медсестры, когда тонометр пискнул, измерив давление, и женщина убрала прибор в свой чемоданчик, записала что-то на листе и только после этого вновь повернулась к альфе. Она поджимала губы.       – Как вы теперь себя чувствуете?       – Всё так же ужасно, – еле ворочая языком, отозвался Ван Ибо.       Он старался размеренно дышать и одновременно нет, чтобы настырный запах омеги не забивал ноздри. Тошнота снова и снова подкатывала к горлу.       – Что вас беспокоит? Жалуетесь на боль? Головокружение?       – Да, голова у меня кружится, и сильная слабость, – он прикрыл веки, прислушиваясь к собственному телу, – ещё меня тошнит. И болит живот, вот здесь.       И Ван Ибо указал на место между грудной клеткой и пахом.       – Господин Ван, вы указываете на слишком большую область. Может, где-то болевое ощущение сильнее?       – Оно просто не разом болит, а как будто перекатывается из одной части живота в другую.       – Усиливается ли боль при чихании, кашле, резких движениях?       Ван Ибо замотал головой.       – Но временами отдаёт в спину.       – У вас учащённое сердцебиение и высокое давление. Распрямите, пожалуйста, ноги, я буду пальпировать ваш живот, а вы скажете, где будет больнее всего.       Медсестра убрала у него из-под колен полотенце, подождала, когда он расслабился и улёгся удобнее, попросила отдёрнуть футболку до груди и начала прощупывать его болезненные внутренности. Она просто надавливала на кожу, резко отпускала, слегка ударила его по левому боку, заставила перевернуться на эту сторону и даже поднять ногу.       – Как вы можете описать боль, которую чувствуете? – после бесконечных вопросов «а здесь?» и ответов «нет», медсестра продолжила его опрашивать.       – Тянущую? Чаще всего она возникает внезапно и по нарастающей усиливается.       – Можете её с чем-то сравнить? Были ли подобные случаи раньше?       – Когда отравился? Ещё похоже на случаи, когда у меня обострение гастрита, но в обморок я от этого ещё не падал, – он нервно усмехнулся.       Внутри разрасталось напряжение, оттого и желудок, и кишечник судорожно сжимались и вдруг издали совместный утробный звук. Ван Ибо тоже сжался, стыдясь своего состояния. Неужели прав был Бай Мин, и здесь имел место не привычный приступ, а что-то более серьёзное? Женщина спросила его о частоте мочеиспускания и проблем с желудочно-кишечным трактом, и Ван Ибо признался, что подобная проблема существует уже давно, тут и задумываться глубоко совсем не стоило.       – Не замечали, что грудь стала более чувствительной?       Его рука шевельнулась, потому что Ван Ибо сразу же захотелось коснуться сосков и проверить, но он сдержал порыв. Слишком интимно было бы так себя трогать при незнакомых людях.       – Нет? Скажите, это аппендицит, да? Нужна будет операция? Я умираю?       Женщина вдруг широко улыбнулась. Казалось, ещё немного и она даже по-доброму усмехнётся. Её лицо посветлело и стало приятнее, морщинки возле глаз лучами расходились по коже, и сама омега будто помолодела. Только Ван Ибо залихорадило от её улыбки.       «Чему она так радуется?!»       – Почему вы улыбаетесь?       Он потерял терпение и привстал, несмотря на расплывающуюся перед ним темноту. Он усиленно упёрся ладонью в пол, чтобы во второй раз не потерять сознание.       – Я не вижу никаких симптомов, похожих на острый аппендицит, – медсестра наконец-то отпустила его футболку и стала серьёзней, заметив его ледяной горящий взгляд. – Вы упомянули, что в вашем анамнезе присутствует хронический гастрит, поэтому я могу предположить, что все симптомы указывают на это. Почему вы никогда не падали в обморок, а сейчас это произошло? У каждого человека свой болевой порог, тем более судя по вздутию и боли в эпигастральной области… При приёме пище она усиливается?       – Нет.       – Вы принимаете назначенные лекарственные средства?       – Да.       – Поэтому не вижу причины для переживаний, показаний для экстренной госпитализации мной не замечены. Моя рекомендация – посещение своего лечащего врача для дальнейшего прохождения осмотра. Я могу узнать ваш вторичный пол, господин Ван?       – Альфа.       Ван Ибо облизал губы. Он не соображал, поэтому никак не мог взять в толк, верить медсестре или нет. Он непрерывно наблюдал за ней, поэтому заметил удивлённо вскинутую бровь.       – Что-то не так?       – Вы можете снять ваш ошейник? Или на минуту отключить его? – вдруг спросила женщина.       Конечно, с точки зрения безопасности, он бы мог согласиться, ведь ни у какой омеги в округе не наблюдалось видимой течки, а у него не было гона. Теоретически для каких-либо медицинских манипуляций это бы не принесло никому вреда, однако Ван Ибо всё равно не собирался так рисковать, осознавая собственное состояние. Мало ли кто и как среагирует на его запах? Та же медсестра, являющейся омегой.       Ван Ибо дотронулся до пряжки, потеребил её и произнёс:       – В этом нет необходимости.       – Как скажете, – уступила женщина, заканчивая заполнять бумаги, и протянула их Ван Ибо. – Здесь я описала все симптомы, предварительный диагноз и рекомендации. Обратитесь к своему лечащему врачу для дальнейших инструкций, пока же вам не стоит совершать тяжёлые физические нагрузки и принимать алкоголь.       При упоминании последнего Ван Ибо весь взъерошился, приготовившись отстаивать, что он не алкоголик, и пиво нужно только для того, чтобы расслабиться. Медсестра приподняла ладонь, останавливая его ещё не высказанный поток слов.       – Господин Ван, позвольте закончить. Я бы посоветовала ещё начать приём курса витаминов, но будет, несомненно, лучше, если вы не будете оттягивать свой визит к врачу. Употребляйте больше в пищу печень птицы, бобовые и цветную капусту.       Ван Ибо забрал у неё бланк и вчитался в рукописный текст. Иероглифы выглядели настолько неразборчивыми, что он даже не сразу смог отыскать собственное имя. Медсестра поднялась на ноги, подхватила свой чемоданчик, помолчала, оглядывая его сверху вниз. Ван Ибо испытывал дискомфорт от её молчаливого разглядывания, страх наваливался, усыпляя боли. У него онемела нижняя губа, которую он укусил, тревожась.       – Обратитесь к своему врачу, господин Ван. И он поставит вам точный диагноз. Сейчас вашей жизни ничего не угрожает, однако нужно позаботиться о своём здоровье.                            Ван Ибо зажмуривался, крепко-крепко, до скрежета в зубах, и резко открывал глаза. Один раз. Второй. Напрасно старался убедить себя, что просто продолжал спать на своём милом и добротном диване, и ему всего лишь мерещился этот нехороший сон. Ведь только в кошмаре может привидеться сплёвывающий на пол дед. И кормящая грудью мамочка, расположившаяся чуть в стороне и убаюкивающая своё чадо. А ещё другой ребёнок этой женщины, который всё крутился и вертелся, не желая тратить бесцельно время в не двигающейся очереди взрослых людей.       Кашляющих. Чихающих. Громко разговаривающих. И пахнувших феромонами людей.       Ван Ибо изнурительно боролся с запахами, дыша через раз, чтобы опять не отпрашиваться у мужчины позади себя и не молить его попридержать место, пока он сходил бы умыться. Пальцы мяли талончик с номерком, который будто бы ничего в этой больнице не решал, а карточка постоянно скользила по гладкой поверхности телефона и норовила убежать. Ван Ибо без остановки наклонялся и нервозно поднимал её, морщась от пронзительной рези в желудке.       Он устал быть в напряжении, стоять и отслеживать, не пролез ли кто-то вне очереди вперёд. Был измотан и без настроения среди целой толпы похожих людей.       «Откуда здесь вообще так много народа?» – возмущался он.       И потом плыл в мареве каких-то чуждых ему эмоций. Воспоминаний. В последние дни, когда он умирал в попытках попасть хоть к какому-то врачу, сны вымучивали его окончательно. Обрывались на неясных образах, после которых он был разбитым и сонным и больше не мог заснуть. Он ворочался в постели, ворочался, думал…       Вместо привычного Ся Цаньтяня к нему приходил совсем иной образ. Длинноногий, возвышенный и почти святой. От него, на самом деле, исходило небесное сияние, из-за которого Ван Ибо так и не видел лица. Но тепло, исходящее от него, было знакомым, и ещё его шлейф присутствия так сладко пах. Этот запах, феромон, оседал в носоглотке, и даже после пробуждения Ван Ибо мог его распознавать на себе.       Он почти отскочил от стены, к которой прижимался. В этот момент его как будто молния в голову ударила. Ван Ибо вдруг воспроизвёл приходящий ему во сне силуэт, и он хорошенько лёг на внешность того, уже позабытого, татуировщика. Хвоя, мандарины и шалфей – у него такой же был феромон. Вот кто ему снился! Но как же его там звали?..       Внутри забурлил энтузиазм, впервые за эти изнурительные недели. Ему ни с того ни с сего стало очень важно вспомнить имя татуировщика, и Ван Ибо полез за информацией в свой Вичат. Он листал и листал, дошёл до диалога с Тан Лэем и открыл переписку с ним, принялся читать сообщения месячной давности. У него даже занемел палец от постоянного перелистывания вверх, однако Ван Ибо тщательно вглядывался в иероглифы, стараясь вычленить из их мешанины имя. Всего лишь имя. Два, ну или три иероглифа.       Имя не находилось.       Какое-то его созвучие вертелось на языке, вот-вот и Ван Ибо вспомнил бы его. Но не получалось. Оно исчезало. Пропадало.       Он выключил экран, борясь с приступом тошноты. Он утёр взмокшую шею. В голове всё путалось: реальность, ощущения, воспоминания, сны. Татуировщик без имени, которые перебил ему старое тату… Альфа, переспавший с ним. Ласковый, жгучий, необузданный. Как же его звали? Ван Ибо окунулся в прошлое, в те моменты, закусил губу, переживая по новой все прикосновения, вслушивался в звуки, в собственные слова, а слышал только «гэгэ», сказанное шёпотом. А затем перед глазами встал другой день, когда Бай Мин заглянул к нему в душ и спросил, чего он так смеялся.       Татуировка кролика. Маленького кролика.       Именно там находилась отправная точка.       Ван Ибо начал душить истерический смех, и он обратно включил телефон. Смахнул пальцами вниз по экрану, вышел из чата с Тан Лэем… и тут же увидел диалог, обозначенный таинственным ником Шон. Раскрыв его, он уставился на последние два сообщения с непониманием. Откуда они взялись? Первым было его сообщение, ещё одно после признания о нежелании больше встречаться. Потом шёл отправленный спустя сутки ответ. Лицо загорелось из-за того, что писал ему этот Шон. И когда только успел, ведь Ван Ибо заблокировал его? И почему он не увидел такое сообщение раньше? Ван Ибо поспешно промотал вверх, чтобы поскорее уже остыл этот оставленный чай. Ему совсем не хотелось думать, чем была такая краткая, но ужасно смущающая реакция. Откровением? Горячительным бредом?       «Не мог же альфа настолько преисполниться от секса со мной, да?»       Ладонь и пальцы, державшие телефон, затряслись, и Ван Ибо сменил руку. Он отыскал свой вопрос о времени, когда мог бы подойти в салон, и его собеседник назначил встречу на десять часов вечера.       – Удобно? – уточнил татуировщик и после его согласия отправил стикер.       Им оказался стикер кролика, из-за которого Ван Ибо накрыло новой волной истерики, аж до слёз, до несдерживаемого громкого смеха. Стикер походил на рисунок, что был выбит над его тазовой косточкой, стикер от того, кого Ван Ибо в диалоге называл Сяо Чжанем. На фоне этого разве было странным, что фамилия альфы звучала точно так же, как и подпись на его коже?       «Ты придурок, Сяо Чжань», – мысленно он переслал ему эту откровенную правду.       И вскинул голову, гогоча и ловя взгляды окружающих. Стало настолько легко. Будто от ног отвязался огромный груз из камней, хотя ничего весёлого и хорошего Ван Ибо не виделось. Его постоянный лечащий врач был в отпуске, сам Ван Ибо стоял в бесконечной очереди среди людей в доули и с грязными и дурно пахнущими баулами, а ещё, возможно, он умирал. И неуместная шутка с его татуировкой от одного альфы хоть немного выправила его состояние. Можно было всем вокруг и потерпеть его смех, да?       Отрезвляющим моментом стало время приёма на талоне, который Ван Ибо чуть не смял, хохоча, при этом очередь продолжала не двигаться. Для него вдруг стало принципом попасть сейчас же к врачу. Сколько ещё ему ждать, учитывая, что прошло более получаса? Дожидаться следующего обморока?       Он решительно сжал кулаки, протиснулся по стенке сквозь толпу вперёд и даже успел прошмыгнуть в кабинет перед каким-то мужчиной. Как бы не было парадоксально, тем не менее его никто не остановил. Ни единая душа не крикнула вслед проклятья, не уцепилась за рукав толстовки – все стояли в очереди, не глядя на Ван Ибо. Он притаился в открытых дверях, потерянный и напуганный, ожидая, что кто-нибудь выскажет ему за подобную наглость, только люди сохраняли полное умиротворение, не прекращая свои разговоры, уставшие вздохи и детскую неуёмную беготню.       – Молодой человек, вы заходите или нет?       «Я умер. Или умираю. И нахожусь между жизнью и смертью, а реальность вокруг меня глючит», – абсурдность ситуации беспокоила его.       Неужели он не мог понять, что стоял совсем в другой очереди?       «Вы бы могли сказать, что это не та очередь! Я, вообще-то, в отличие от вас, умираю, у меня нет времени на всю эту ерунду!» – огрызнулся он на незнакомцев, проходя вовнутрь.       Ван Ибо рухнул на стул, поздоровался с врачом и подал ему карточку и бумажку, что получил от медсестры их танцевальной студии. Он усердно старался сделать вид, будто его не волновала странность происходящего.       Врач поприветствовал его, забрал карточку, прикладывая её к специальному считывающему прибору, и сконцентрировался на экране монитора. Ван Ибо уставился, практически впился в лицо доктора, боясь пропустить, когда тот скорбно поджал бы губы. Сгорбился в ожидании своей участи и протягивал рукописную бумагу с назначениями. Прошли минуты до того, как врач, не найдя никакой полезной информации в медицинской карте, заинтересовался самим Ван Ибо и заметил у него в руках выписку. Мужчина забрал её и стал вчитываться в написанное. Иногда он поднимал взор на нервничающего альфу, пока в конце концов не отложил листок, не сложил руки на краю стола и не обратился к нему, не моргая.       Что тот ему собрался сказать? Отправит на операцию? Сообщит, что Ван Ибо неизлечимо болен? Запретит ему пить?       Он облизнул губы.       – Расскажите, господин Ван, что вас беспокоит?       Ван Ибо сглотнул. Почему-то не проходило впечатление, что какое-то незримое божество находилось у него за спиной, наблюдало, слушало, копило злость. Возможно, так на него действовали открытые двери. Ван Ибо собрался и начал тихо рассказывать:       – На днях я потерял сознание. Медсестра, которая работает в «Сюаньжань», посоветовала мне записаться на приём.       – В её рекомендациях, что вы мне дали, господин Ван, стоит дата позапрошлой недели.       Он покраснел до самых ушей и оправдался:       – Я думал, что всё само пройдёт…       – Нельзя так легкомысленно относиться к собственному здоровью, молодой человек. Вас что-то беспокоило до этого случая? Или вы потеряли сознание без какой-либо явной причины?       – Нет, конечно, нет. Если бы я упал в обморок без всего этого, то не пришёл бы к вам, – он обкусывал губы и вжал голову в плечи, когда поймал осуждающий взгляд. – Ой, конечно же бы обратился, ведь здоровые мужчины не должны сваливаться без чувств, верно?       Врач покачал головой, помассировал висок и наклонился, чтобы лучше слышать его тихий голос.       – Что вас беспокоит?       – Неприятные… ощущения…       – В чём они проявляются? – казалось, что мужчину сердило вытаскивать из него информацию клещами.       – У меня болит желудок.       – Только болит? В вашей медицинской карте упоминается хронический гастрит, схожи ли симптомы с предыдущими эпизодами обострения? Наблюдаются ли у вас излишние газообразования в кишечнике? Может быть, изжога? Сопутствующие запоры?       – А всё сразу? Бывает? – Ван Ибо растерялся. Пришёл к врачу, а сам не мог подобрать слов, как маленький. Он ущипнул себя за бедро. – Ещё у меня тошнота и бессонница.       – Тошнота только утренняя или постоянная? – уточнил врач.       – Чаще всего утренняя, но когда слышу все эти феромоны вокруг, может затошнить в любое другое время.       – Переместитесь на кушетку, пожалуйста, господин Ван.       Кушетка была загорожена крошечной ширмой, зайдя за неё, Ван Ибо испытал долгожданное облегчение, словно только что скрылся от миллиона вездесущих глаз. Казалось, даже запахи из коридора стали гораздо слабее.       – Постелите перед тем, как лечь, – врач вручил ему одноразовую пелёнку.       Ван Ибо не удалось расстелить эту белую простынку ровно, он плюнул, снял кроссовки, задёрнул футболку, спустил немного шорты и улёгся. Провёл рукой по пластырю на татуировке, усмехнулся и слишком громко вдохнул носом, закашлялся. Принюхался, не пахло ли от его носков или обуви.       Врач подошёл к нему спустя минуту, попросил подогнуть ноги и достаточно ощутимо надавил на живот. Ван Ибо чуть не вытошнило, и он пискнул, пытаясь попросить мужчину чуть нежнее его мучить. Помереть в больнице он не собирался. Когда врач нажал на мочевой пузырь, Ван Ибо явно понял, как сильно хотел бы помочиться. И от этого воздействия на внутренние органы его замутило.       Ему сказали перевернуться на левый бок, затем на правый, его со всех сторон постукивали и разминали, и он почти давился тошнотворным клубком, застрявшем в горле. Ван Ибо мерещились тени за ширмой, контролирующие, интересующиеся. Наконец-то врач позволил ему сесть, и Ван Ибо с трудом смог сделать это, ощущая себя единым клубком боли.       – Чтобы поставить точный диагноз, вам необходимо будет сделать гастроскопию и УЗИ малого таза. Я дам вам оба направления с подробными инструкциями, но помните, что на гастроскопию нужно приходить натощак и накануне пропить курс таблеток, которые я вам выпишу. Скажите, вы ведёте половую жизнь?       Ван Ибо приводил себя в порядок. Мир с каждой проходящей секундой становился всё больше похожим на сплошную киноленту из самого плохого фильма. Очень плохого фильма. Какого-нибудь ужастика. Будь может, через секунду он узнал бы, что мужчина перед ним его отец. Или потерянный старший брат.       – Да.       – Тогда к УЗИ готовиться никак не надо. Также следует сдать кровь и мочу, это тоже делается натощак и с утра, поэтому лучше приходите завтра, – пока врач озвучивал его дальнейшие действия, они успели вернуться за стол, и Ван Ибо замер в предчувствии страшного приговора, только мужчина не торопился его оглашать. – Как я вижу, ваш постоянный врач – Цао Ши, поэтому я рекомендовал бы вам записаться к нему на приём, как к квалифицированному гаммологу, перед тем, как делать УЗИ.       Наверно, ему почудилось.       Ван Ибо наклонил голову к плечу, надеясь, что доктор себя поправит. Воспроизвёл в мыслях сказанное, скривился, он точно разобрал в них что-то неправильное.       – Вы хотели сказать, альфологу? – всё-таки переспросил Ван Ибо.       – Простите?       – Вы сказали, что Цао-юшэн…       – Гаммолог. У вашего лечащего врача лицензия на работу именно с гаммами, а не альфами, господин Ван, – мужчина повернулся к экрану компьютера, начиная набирать в его медицинской карте полученные при осмотре сведения. Его голос был спокойным и будто бы даже немного раздражённым, что приходилось пояснять такую простую вещь. – Если бы вы были альфой, лечащим врачом у вас был я.       У Ван Ибо от удивления вытянулось лицо.