The tiny rabbit

      На тренировке по теннису его поставили в пару с другим парнем, Сюнь Дином, и это ещё сильнее отторгло Ван Ибо от будущих соревнований. Всё его естество порывалось бросить ракетку прямо на корте, развернуться и уйти, но Ван Ибо всегда был упрямым. Ему нравился сам теннис, но не в смысле того вида спорта, за который он мог умирать, чтобы добиться результатов. Для него побегать за мячом было что-то вроде хобби, возможности выпустить пар, когда душа в этом нуждалась. Только не с таким напарником, как Сюнь Дин.       Бисеринки пота покрывали его лицо, а одежда была вся влажной, когда мяч ударился о поле с его стороны, и монстр по имени Сюнь Дин наконец-то опустил ракетку и крикнул:       – Ну что, готов к предварительному этапу на следующей неделе? Мне кажется, мы хорошо потренировались, последние два гейма были довольно напряжёнными. Оказывается, ты сильный игрок, Ван Ибо.       «И этот сильный игрок только что проиграл тебе. Не льсти уж».       – Ты мне нравишься больше, чем мой прошлый напарник.       Ван Ибо краешком футболки дотянулся до лба, скривился, пока в складках можно было скрыть свои эмоции.       «Иди к гуям, Сюнь Дин. С кем, с кем, только с тобой в паре я точно не буду дальше тренироваться, ты меня так до смерти доведёшь».       Он промолчал и, закинув ракетку на плечо, двинулся с открытого корта к зданию. Ван Ибо был мокрым и грязным, потому что в одном из геймов упал на колени, чтобы отбить мяч, и теперь он продрог, поэтому клацал зубами и мечтал скорее переодеться. Ещё и в организме появился какой-то дискомфорт: его живот раздуло, и по правде сказать, ему уже даже было невтерпёж. Ван Ибо ускорил темп, но Сюнь Дин догнал его.       – Кстати, как там Бай Мин? Его что-то даже в Линейке не видно.       Он резко притормозил, отчего внутри всё заурчало и забурлило, и его напарник сделал несколько шагов вперёд перед тем, как понял, что Ван Ибо от него отстал. Сюнь Дин с вопросом в глазах повернулся.       – А вы разве в одной пати? Никогда не слышал об этом.       Он ещё ни разу не замечал между братом и этим бетой каких-то тёплых отношений. Ни разу.       – Ну да, танкую в его пати.       Ван Ибо прищурился и уставился на внезапно смутившегося Сюнь Дина, убеждаясь в искренности его слов. Не считая чуть покрасневших ушей, бета оставался расслабленным и поигрывал своей ракеткой. Затем Сюнь Дин и вовсе улыбнулся, заслышав звуки из живота Ван Ибо.       – Ой, какой голодный-то, – напарник хлопнул его по плечу, и Ван Ибо вспыхнул, закусил губу и мысленно выругался на свой дурацкий несдержанный организм. – Не отвлекаю тогда, передавай Бай Мину привет и скорейшего выздоровления.       Сюнь Дин направился по дорожке в другую сторону, оставив Ван Ибо стоять одного. Альфа понял, что так ему не ответил, когда бета был уже достаточно далеко, и всё же крикнул:       – На следующей неделе у него запись к врачу, вроде ему лучше, может, скоро втянется в привычный ритм жизни, не беспокойся.       Сюнь Дин показал «ок», а Ван Ибо пришлось сорваться на бег, потому что его действительно сильно прижало. Оттого мнение по поводу неожиданно обнаруженной дружбы Бай Мина и Сюнь Дина перестало иметь какое-либо значение.       Уже вечером, намыливаясь в душе и стирая губкой всю пыль прошедшего дня с многострадального живота, Ван Ибо что-то задел. Почувствовав лёгкую боль, словно это что-то сдёрнуло пару тонких волосиков с кожи, он опустил взгляд… Рванул за пластырь, края которого скатались и набрали липкой частью всякую грязь, и скрутил его в комок. Для первого заживления прошло достаточно дней, просто Ван Ибо совсем позабыл о татуировке, поэтому извернулся, чтобы увидеть её. Заржал. Наклонился ниже, чтобы мозгом более чётко зафиксировать, какой рисунок был выбит на месте старого. Загоготал громче и ухватился за стекло кабинки, чтобы не упасть.       Вода била по макушке, а Ван Ибо смеялся, и смеялся, и смеялся.       Чуть выше тазовой косточки теперь красовалась надпись «xiao». А рядом стоял на задних лапках крошечный крольчонок. Уморительно милый со своими широко распахнутыми глазками и приоткрытым ротиком.       – Этот придурок набил мне вместо креветки кролика? – вырвалось.       Ван Ибо никак не мог остановиться, застучал ладонью по стенке, пытаясь совладать с накатившим неконтролируемым приступом смеха. Даже когда в ванную приоткрылась дверь, и Бай Мин заглянул к нему, он не прекратил смеяться. Он распалялся всё больше и больше.       – Гэ?       Слёзы выступили на глазах, и Ван Ибо даже не мог ничего ответить брату, просто махнул рукой.       – Гэ? Ты в порядке?       Нет, он абсолютно точно не был в порядке. И он сполз на корточки под струями воды, продолжая хохотать.       Потом, в своих бесконечных секциях ему удалось хоть немного отвлечься от начавшихся проблем со здоровьем и от любви в придачу. У него даже иногда выходило не покупать пива себе на вечер, зато в такие дни они заказывали с братом столько еды, будто внезапно разбогатели.       Так что время от времени вставал вопрос – а лучшим ли выбором это было?       Его проблемы с желудком от чрезмерного поедания острого и жирного только усилились, что обычное лечение не особо облегчало симптомы. Ван Ибо всё чаще просыпался на своём матрасе с взмокшими спиной, подмышками, промежностью, и тело горело так, как если бы у него поднималась температура. Вот только термометр с этим был не согласен и показывал, что у него всего-навсего упадок сил. Лёгкая тошнота тоже стала его верным спутником и отступала, когда он закидывал в рот очередную таблетку от изжоги. И всё это не останавливало, когда в следующий вечер Ван Ибо выбирал в приложении, чем бы хотел наесться снова.       Пугало ли его собственное состояние? Он бы, конечно, соврал, если самонадеянно признался, что ничего страшного не происходило. Ему было проще самого себя заговаривать: иммунитет чуть ослаб из-за больного Бай Мина под боком, а небольшой стресс и переедания сказались на работе его желудочно-кишечного тракта… Без криминала. Всё по стандарту, почти привычно.       Выпил таблетки, и успокоился организм? Вперёд, поспешим с новым упорством на тренировку!       В этом был весь характер Ван Ибо. Лучше не размениваться тяжелыми думами, предположениями и гипотезами, гораздо правильнее встать в строй и работать без продыху. Зачем размышлять о том, на что он не мог повлиять? Во всяком случае, не умирал он от боли, и то хорошо. Зато у него был больной брат, требующий ухода, и нескончаемый спорт, вытеснивший какие-либо проблемы.       Например, Ван Ибо мог целый день заниматься новой связкой в хип-хопе, или наконец-то смазать подшипники у скейтборда, потому что колёсики начали скрипеть. Он мог сосредоточиться на будущем заезде в мотогонках, об предстоящем сете, на том, чтобы отправиться в гольф-клуб и позволить рукам вспомнить, каково это загонять мяч в лунку, на новом маршруте на скалодроме и многом чём ещё. Наверно, Ван Ибо давно следовало вернуться и нырнуть в знакомую суету, чтобы кровью и потом вышибать из головы всякую дурь. Было как-то приятнее ставить рутину к первому отборочному туру, выбирать между стритом и парком и, в конце концов, отточить какой-нибудь потрясающий элемент по типу мэнуала ван вил, чтобы у судей свалились очки от его крутости, и прочее, прочее, прочее, чем заботиться о нормированном принятии пищи…       Жизнь потихоньку налаживалась. Так ему казалось. Ван Ибо не строил планов, и благовоний в благодарность не возжигал. Просто тщедушно позволял себе пару месяцев плыть по течению.       Однако в плане самочувствия всё становилось только хуже. Ван Ибо никогда не испытывал подобной усталости, когда только встал с постели, а уже не было сил. Словно само небо улеглось ему на плечи и давило всей своей массой, переламывая хребет, сминая мышцы и кости, выдавливая из лёгких остатки воздуха. Ван Ибо тогда попробовал добавить больше физических активностей: зарядку с утра и пробежки на свежем воздухе перед сном, только его организм всё сильнее возмущался. Нижняя часть живота обратилась одним ноющим и напряжённым клубком, который то поднимался, ударяя жжением за грудиной и тошнотой, то опускался, делая позывы к опорожнению жутко надоедливыми.       Ван Ибо стал замечать за собой излишнюю раздражительность. Из-за неутихающих болей он часто закатывал глаза на истерики брата и еле сдерживался, чтобы его когда-нибудь не прибить.       – Знаешь, может тебе стоит сходить к врачу? – с громким звуком заглатывая лапшу, предложил Бай Мин.       Однажды вечером они выбрались в ближайший торговый центр. Брат бесспорно шёл на поправку: он ещё шмыгал носом и изредка кашлял, впрочем цвет лица определённо улучшился, от тёплого пара бульона даже румянец проявился на щеках. Правда, выбранный им тон не сулил что-то приятное.       – Зачем? – оторвавшись от пощипывания собственного бедра, Ван Ибо выразил удивление темой разговора.       До вопроса Бай Мина он отрешённо всматривался в меню едальни на телефоне, ставя перед собой ребром выбор: взять или не взять вонтоны с креветкой? С одной стороны было бы полезно для ропщущего желудка выпить бульона. С другой – в животе бурлило так, что Ван Ибо подумывал сначала отлучиться в туалет. И то, что посоветовал ему Бай Мин, как-то не вязалось с его нынешними затруднениями. Неужели врач мог помочь принять решение насчёт вонтонов, или что?       – Я не знаю, – замялся брат, помешал палочками лапшу в миске.       – Если не знаешь, тогда к чему спрашиваешь?       – Потому что мне не нравится твоё состояние.       Ван Ибо хохотнул, сжал пальцами джинсу штанов, перекручивая её и разглаживая, теребя.       – И чем оно тебе не нравится? Из нас двоих болезненным выглядишь здесь только ты.       – Ты как будто выискиваешь у себя какие-то болячки, постоянно замираешь, прислушиваешься к себе, ты ещё не намял на животе синяк, когда проверяешь не аппендицит ли у тебя? Может, ты этого не замечаешь, но у меня складывается стойкое ощущение: наступит завтра, и ты заявишь, что собрался помирать.       Бай Мин высказывал ему своё беспокойство без возмущения и претензий. В непривычной форме для Ван Ибо. Зато сидел с почти скорбным выражением лица и не спускал с него своего настырного взгляда, что вполне походило на его брата. Бай Мин любил преувеличивать, и любые действия, которые напоминали ему ритуалы, делали его нервным и навязчивым.       Альфа призадумался. В последнее время он действительно чаще листал байду не ради праздного удовольствия и выяснения каких-либо научных фактов. Например, правда ли, что кошки мяукают только для общения с людьми? Ну а что, когда ты устал и даже не можешь заснуть от переутомления, как можно скрасить бессонные ночные часы? Правильно, только котиками. И где ещё, кроме интернета, Ван Ибо мог понять свои физиологические реакции, и нормальные ли они для его образа жизни? Имело ли смысл вообще переживать из-за изжоги и частых походов в туалет?       – Всё в порядке, Мин-ди, ты зря переживаешь.       – Думаешь, я не вижу, как ты только что растирал свою грудь?       – У меня там печёт. Надо просто есть меньше острого, и тогда скоро пройдёт.       – Сколько ты уже сегодня выпил таблеток?       – Ну… парочку точно.       – Или у тебя таблетки-плацебо, или дело не в обычной изжоге от переедания, неужели ты этого не понимаешь?       – Давай ты не будешь ставить мне диагнозы. Я отлучусь ненадолго в уборную, ладно?       – Сядь, – прикрикнул на него Бай Мин, и Ван Ибо, намеревающийся уже выйти из-за столика, ошарашенно уселся обратно. – Не собираюсь даже извиняться за грубость. Ты снова уходишь от разговора!       – У меня разболелся живот, и я очень хочу в туалет.       – Ты ноешь об этом целый месяц, гэ. В прошлый раз примерно так же обострялся твой гастрит, только в более лёгкой форме, верно? Не боишься, что дотянешь до язвы? Мечтаешь лечь под нож?       – Язва лечится диетой, антибиотиками и препаратами, снижающими кислотность.       – Посмотрите, какой умный!       – Да что тебе нужно?! – Ван Ибо хлопнул ладонью по столу и сразу втянул голову в плечи, стремясь стать менее заметным. Обнадёживало, что в зале сидел только один человек, смотрящий что-то на своём телефоне, поэтому никто не придал значение его вспышке. – Хорошо! Я узнаю график работы Цао-ишэна и запишусь к нему на приём. Доволен? Если это окажется каким-то лёгким недомоганием, которое пройдёт само, или простым отравлением, то платишь за поход к врачу ты, окей? А теперь можно я схожу посрать?       Ван Ибо подскочил с места и, источая вокруг недовольство, вылетел за двери едальни. Стоило ему только убедиться, что он вне поля зрения Бай Мина, он закончил притворяться. Теперь не только небо, но и он сам стал таким тяжёлым, что еле передвигая ноги и перехватывая ладонями живот, устремился по коридору в уборную.       Конца света не случилось, впрочем Ван Ибо ощущал, что оно точно произошло. Он вернулся за столик бледным и вымотанным, соответственно желание заказать дополнительных вонтонов виделось ему настоящим издевательством.       Диалог не клеился, поэтому Бай Мин доедал свою лапшу в молчаливой бойкоте. После они разошлись: брат отправился домой, надувшись и даже не попрощавшись, а Ван Ибо – в скейт-парк, чтобы позаниматься с доской и отработать ещё один навык. Он медленно катился на скейтборде по улочкам, отталкиваясь ногой от тротуарной плитки и выкладываясь весь в осторожность, чтобы не застрять кедом в попадающихся на пути ямках и не разбить себе нос. Настроение, которое и так было невесёлым, опустилось хуже некуда. Ведь ещё его ждала долгая поездка на метро…       Тем не менее выйдя к самой набережной реки Пу через парк Сюйцзяхуэй, увидев освещённые цветомузыкой рампы, веселящихся скейтбордистов, затем и махавшую ему Цю Чжи, Ван Ибо рассудил, что не так себя плохо и чувствовал. Он снова встал на доску и поехал навстречу своей напарнице. Этот вечер обещал быть отличным завершением неприятного дня. Без ругани. Без наставлений. Только Ван Ибо, его скейт и флэтграунд, плюс подбадривания знакомых ребят как приятный и умиротворённый фон.       «Надо садиться на диету и прекращать пить алкоголь», – заключил он, ставя пятку на тэйл и расставляя для устойчивости руки.       Спустя несколько недель Ван Ибо принялся проклинать себя за такую безалаберность, непоследовательность и ложь самому себе. Принялся ли он за подсчёт калорий и налаживание системы питания? Нет. Перестал покупать себе пива? Отнюдь. Ван Ибо продолжал жить в том же духе и страдал от гастрита, пока в один из дней… он ничего не почуял. Встрепенулся на матрасе, огляделся, потянул носом. Никакого тонкого аромата лекарств, ни еле слышного феромона Бай Мина.       Будто кто-то взял и отключил в этом мире обоняние.       Ван Ибо отложил телефон с включённым видео из доуиня, скинул одеяло и усиленно стал принюхиваться в надежде распознать хоть что-нибудь.       – Ты чего, гэ? – Бай Мин сидел в позе лотоса на диване, и у него между ног стояла миска, полная чипсов.       Бета вытащил из уха наушник, закинул чипсину в рот и в недоумении уставился на беспокойного брата.       – Я… – Ван Ибо не договорил, поднялся и первым делом зашёл в ванную умыться.       Он набрал в ладони прохладную воду и вылил её себе на макушку, встряхнул мокрыми волосами, наклонился, чтобы хлещущий поток из крана ударил в лицо.       Наверняка он перегрелся. Пересмотрел всякого. Всего-то!       Он высморкался, выключил смеситель, схватился за мыло, прижимая его к носу, чихнул, только всё равно его запаха не услышал. Выдавил на руку гель для душа, затем шампунь, средство для укладки – безрезультатно. В горле пересохло.       Ван Ибо вернулся в комнату испуганным и взмокшим.       – Гэ, ты меня пугаешь.       – Что ты чувствуешь, Мин-ди?       – Чего я должен чувствовать? – брат наклонил голову к плечу, находясь в замешательстве.       – Запахи. Ты чуешь запахи?       – Какие? Я вижу, что ты напуган, гэ… Но нет, из-за гуевого насморка я ничего не чую. Что не так? Пахнет чем-то неприятным, что ли? Или опасным?       Бай Мин отставил миску и спрыгнул с дивана. Он тоже стал ходить по углам, разыскивая несуществующую вонь. Ван Ибо выдохнул через нос. Помассировал лоб над нахмуренными бровями. Надо было успокоиться и умерить пыл брата, ещё отыщет что-нибудь и к соседям пойдет жаловаться.       Ван Ибо оправил задравшуюся майку.       – Извини, наверно, со сна померещилось. Слушай, тут такое дело, ты же сегодня уже домой возвращаешься? Я тут заготовки для шаомай специально сделал, отвезешь маме? – он направился к холодильнику и вытащил из морозилки контейнер.       – Гэ.       – Вот, видишь, с синенькой крышечкой? Тут сам фарш, сянгу и лук.       – Гэ! Повернись ко мне, пожалуйста.       Ван Ибо с неохотой прикрыл дверцу морозильной камеры и обратился к брату с невинной улыбкой, усилием воли призывая себя не отводить взгляда. Необходимо было произвести впечатление уверенности. Беззаботности. Посмотришь в другую сторону – проиграешь.       – Ты… в порядке? – Бай Мин почесал висок, и вся его властность, проявившаяся в просьбе повернуться, испарилась. – Правда, мне не по себе, ты какой-то взвинченный, и эти вопросы…       – Всё в порядке, – Ван Ибо пожал плечами, взял термос, чтобы налить воды, потому что нужно было чем-то занять беспокойные руки. – Сегодня первое занятие с малышами, помнишь? Наверно, поэтому я такой нервный.       – Этим малышам, как минимум, двенадцать лет, Ибо.       – По-твоему я из-за этого должен меньше переживать?       – Ладно, – Бай Мин выставил перед собой ладони и качнул головой. – Ладно, ты взрослый мальчик, можешь всё решить сам. Я не лезу в твои дела, и вообще собираюсь домой. Делай, что хочешь.       Бета устало вздохнул, с каким-то обречённым видом вернулся к дивану. Забросил ещё одну чипсинку в рот, уместился удобнее, сложив руки между бёдер и вытаращившись в пространство перед собой. Ван Ибо никогда и не видел брата таким, и ему стало стыдно. Но что он мог ему сказать? Объясниться, что игнорирует здравый смысл из-за страха пойти к доктору Цао, потому что тот наставит ему кучу разных диагнозов? Начнет ещё ругать за то, что он себя так запустил…И денег уйдёт целая уйма. Ван Ибо вздрогнул, представив всё это.       – Я, правда, в порядке, диди, не переживай. Если произойдёт что-то серьёзное, я тебе расскажу, обещаю.       Бай Мин мельком взглянул на него и фыркнул.       – Сначала ты задаёшь странные вопросы, потом ты обещаешь, что если что-то случится, то расскажешь мне. Я должен поверить? Хоть я и младший, гэ, но не тупой. Я умываю руки. Спасибо, что приютил меня и заботился всё это время. Извини, что столько мучил своими капризами и прочим. И удачи в занятиях с малявками. Всё. Точка.       Он говорил, словно нарезая овощи: рубил и отсекал переживания внутри своими словами. Ван Ибо молчаливо оделся, взял рюкзак и уже на пороге обернулся, извинился и вышел из квартиры, так и не придумав, что может сопоставить этим обвинениям. Конечно, они с Бай Мином часто ссорились и ругались, не умея признавать свою неправоту, то до хрипоты споря, то часами избегая друг друга. Но, наверно, впервые после недопонимания с братом Ван Ибо слышал в себе звенящую пустоту.       Она пожирала пространство, разрушала и так хрупкое равновесие.       Ван Ибо слетел по лестнице вниз, практически вышиб подъездную дверь и оказался на улице. Тогда-то на него и обрушились тошнотворные запахи. Они драли горло, щекотали все внутренности оглушительными феромонами альф, омег, бет. Это совместное амбре казалось убийственным. Ван Ибо, закрывая нос и рот, шагнул назад. В безопасную темноту дома.       Он в панике начал расстёгивать ошейник, потому что тот врезался в кожу из-за набухшей вены. Ван Ибо закашлялся, отпустил дверь и прижался к холодной стенке. Ему хотелось дышать чистым воздухом, пусть и пропитанным резиной и бензином, а не той гадостью, что учуял, поэтому он присел на корточки и старался делать глубокие вдохи, чтобы успокоить отчаянно бьющееся сердце.       На секунду он будто бы оказался в настоящем кошмаре.