Double exposure

Эллиот прошёл по светлому коридору с панорамным окном, выходящим во внутренний двор клиники. На улице буйствовал ветер, тревоживший деревья. Гладь искусственного водоема покрывалась рябью, отчего отражения уличного освещения превращались в брызги расплавленного золота. Парень глубоко вдохнул, увидев Энн Рид и Ребекку Стоун. Женщины молча сидели на одном из диванчиков коридора, погрузившись в свои мысли. Энн, крепко обнимая сумку, нервно жевала нижнюю губу, устремив взгляд на опустившиеся за окном сумерки. Прежде всегда статная, Ребекка сидела, опустив плечи. Она ссутулилась, будто под невидимым весом, упавшим на ее худощавые плечи. Прикрыв ладонью рот, женщина смотрела перед собой стеклянным взглядом. В груди парня неприятно сжалось. В эту страшную ночь не только он чудом не лишился родителей, но обе женщины едва не потеряли своих детей. — Привет… — неуверенно позвал Эллиот. Энн и Ребекка одновременно подняли головы — он встретился с взглядом заплаканных глаз… — Эллиот! Парень сразу же оказался в объятьях своих бабушек. — Как ты? — Энн погладила его по щеке. В ее покрасневших глазах Эллиот неожиданно увидел свою мать… — Ты в порядке? — Ребекка положила ладонь на его плечо. Парень повернулся к ней и с грустью отметил, как сегодняшняя ночь внезапно состарила ее. — Теперь лучше. — улыбнулся Эллиот, погладив плечи бабушек, и затем по-детски чмокнул каждую из них в щеку. — Гораздо лучше. А вы?.. Ребекка слабо улыбнулась и, отвернувшись, опустила голову. — Извини, мальчик мой… Сейчас… — Она подняла руку, останавливая Эллиота, и закрыла ладонями лицо. Энн вздохнула и взяла парня под локоть, мягко уводя в сторону. — Были уже у них? — спросил Эллиот, не сводя глаз с Ребекки. Женщина вздохнула и кивнула. — Он ее не вспомнил. Слова Энн Рид тонким лезвием оцарапала сердце парня. Эллиот на мгновение прикрыл глаза, собираясь с мыслями. Он разрушил не только жизнь своих родителей… — Как мама? — он повернулся к Энн. — Говорила с ней?.. Та покачала головой. — Лу пока никого не хочет видеть… — с тяжестью выдохнула Энн, и ее глаза наполнились кристальными слезами. — Ох-ох… Такое несчастье. Не знаю, что будет дальше… Эллиот погладил ее по плечу. — Мы не будем сдаваться. И все будет хорошо, я уверен. Энн улыбнулась дрожащими губами и сморгнула слезы. — Не могу представить, через что тебе пришлось пройти… Так много страданий выпало на твою долю, Эллиот… — она заботливо смахнула упавшие пряди с его лба и положила ладони на юношеские плечи. — Ты так вырос… Совсем стал взрослым. Тебе уже восемнадцать. Поверить не могу… Эллиот смущенно улыбнулся, смотря на женщину, затем перевел взгляд на Йонаса, стоявшего в конце коридора. Он разговаривал с одним из лечащих врачей. — Вы как? Здесь на ночь остаетесь или вас отвезут? — спросил парень, вновь взглянув на бабушку. — Мы останемся здесь. — кивнула Энн. Несмотря на ее разбитый вид, в голосе звучала уверенность и неоспоримость. — Хорошо. — Эллиот поцеловал ее в лоб и вернулся к Ребекке. Она стояла напротив широкого окна, обнимая саму себя. На фоне крепких стволов сосен женщина казалась маленькой и беззащитной девочкой. — Бабушка… — парень осторожно дотронулся до ее острого локтя. Ребекка вздрогнула и подняла голову. — Прости… просто… — она глубоко вдохнула и судорожно прикрыла ладонью рот. — Сейчас… Эллиот понимающе закивал головой. — Это так… больно… — сипло произнесла женщина. — Мой мальчик… он… Ребекка устремила взгляд на темную чащу, возвышающуюся за стеклом. И Эллиот был готов поспорить, что в эту самую минуту она видела не темные кроны деревьев. Перед ее глазами мельтешили все моменты прошлого, которые были потеряны… — Мне жаль. — тихо произнес Эллиот. — Но… рано сдаваться. Рано. Парень взял ее руку и погладил морщинистую ладонь. Ребекка улыбнулась, повернувшись к нему. — Да ты у нас из тех, у кого стакан наполовину полон?.. — она вытерла слезы. — Скорее… из тех, кто разобьет этот стакан. — фыркнул от смеха Эллиот. — Очень самокритично. — женщина издала слабый смешок и покачала головой, держа правнука за руку. Она ласково похлопала его по руке и оставила трепетный поцелуй на щеке парня: — Спасибо, милый… Тебе нужно отдохнуть. — Вы тоже отдохните, хорошо? Вам ведь уже рассказали про комнату для посетителей? — он взглянул на рядом стоявшую Энн, затем вновь посмотрел на Ребекку. — Сейчас родители нуждаются в вас больше, чем когда-либо. — В нас. — улыбнулась Ребекка и заботливо поправила воротник футболки. Ее ладонь спустилась к сердцу парня. — Если бы не ты, мы бы сейчас были на похоронах… Я бы не пережила смерть своих детей. Спасибо, что смог предотвратить это… Эллиот слабо улыбнулся, изо всех сил пытаясь заглушить назойливые мысли. Никто из окружения, кроме Йонаса и Иво Мартена, не знал всех подробностей. — Да уж, та еще была ночка. Я в общем… прогуляюсь, подышу воздухом… — кивнул он. Ребекка отпустила его руку. — Хорошо. Обняв бабушек напоследок, Эллиот пошел к выходу во внутренний двор клиники. Йонас молчаливой тенью следовал за ним. Проходя мимо улыбающихся дежурной улыбкой врачей, парень невольно поймал себя на мысли, что теперь подозревает всех и каждого. «А если они все сектанты?..» — Эллиот обернулся, пройдя мимо медбрата. — «И на самом деле этот культ обманул нас и мы сейчас прямо в их логове? Вдруг нас всех перехитрили? И Иво тоже?» Парень поспешно спустился по лестнице. «Да нет, бред же… ага. Я бы также подумал про нее месяц назад. Так хватит, Эл, ты же не параноик. Врачи же должны проходить какие-то психологические тесты… тем более здесь все должно быть строго с этим. Да?.. Нет, все же надо быть начеку. Нельзя расслабляться.» Эллиот вырвался из теплой клиники в омут прохладного вечера. Пройдя по деревянной тропинке, он сел на одну из скамеек на берегу небольшого пруда. Солнце уже скрылось и больше не грело весеннюю землю. С ее влажной поверхности веяло холодом — парень обнял самого себя. Он вскинул голову — от высоты могучих сосен захватывало дыхание. Казалось, они вот-вот проткнут тёмное небо насквозь. Эллиот слегка прищурился и заметил отблески далеких звезд, переменно пробивающихся сквозь тонкие облака. Стало особенно тоскливо, когда вспомнил, как в детстве любил смотреть с папой в телескоп, приезжая к бабушке Ребекке… Порыв вечернего ветра заставил парня зябко вздрогнуть. Заметив это, Йонас накинул на него джинсовую куртку, предварительно достав сигареты. Тепло куртки расслабило Эллиота — он поплотнее запахнул ее, чувствуя едва уловимые нотки парфюма хилера. Тем временем, чиркнув зажигалкой, мужчина закурил, смотря бесцельным взглядом на темную свинцовую воду. Сигарета зажглась одинокой звездой в сосновом бору. Затягиваясь, Йонас медленно опустился рядом с парнем. Они, вероятно, думали об одном и том же. Но молчали — слова сейчас были не нужны. Эллиот сделал глубокий вдох, и лёгкие засаднило от сигаретного дыма. Прошло некоторое время, прежде чем он решился начать разговор. — Ты… ты в норме? — парень взглянул на хилера. Йонас сделал затяжку и горько усмехнулся. — Ага. Ну и денёк… — он выдохнул дым, не смотря на Эллиота. — Охренеть какой денек. Разговор не клеился. Парень потер ладони и вздохнул, смотря на подергивающуюся от ветра поверхность пруда. Следом запустил прохладные руки в волосы. Голова гудела от мыслей. «Какой же это пиздец…» — выдохнул Эллиот, устремив взгляд в лес. Смотрел так долго, что силуэты сосен начали расплываться, превращаясь в одно сплошное зелено-древесное пятно. Мысли о произошедшем слипались между собой, образуя тяжелый ком. В сознании было так шумно, что этот гул перестал выделяться и заглушил собой все остальные звуки. Эллиот надавил подушечками пальцев на веки, прикрыв глаза. «Что теперь будет?..» Он глубоко вдохнул терпкий холодный воздух. Дым окутывал его, щекотя легкие, но Эллиот не обращал внимания на это. До всплывшего воспоминания. Перед глазами заблестели волосы, рассыпавшиеся черным шелком по девичьим плечам, вспыхнул синий цвет неоновой вывески, очертивший тонкое запястье с красивыми пальцами… Блеснул томный взгляд до невозможного голубых глаз. Вспомнив про Алисию, про ее длинные сигареты с едким запахом, которые она обычно зажигала щелчком пальцев, Эллиот незамедлительно повернулся к Йонасу. Ему вмиг стало тошно от вида курящего мужчины. — Хватит. — парень кивнул в сторону зажатой между пальцами сигареты. Хилер удивился неожиданной просьбе, но все же потушил ее. «Надо заземлиться… Что мы имеем?» — Эллиот коснулся ладонью гладкой поверхности скамьи. — «Так, сегодня воскресенье. Черт… В понедельник будет консультация по биологии, крэп!» Он фыркнул от смеха, заставив Йонаса нахмуриться: мысль о скорых экзаменах показалась такой бредовой и нелепой на фоне всего происходящего. Затем вдруг вспомнил о прошедшем дне рождении и скривился. Во рту стало горько, а на душе особенно паршиво. Родители ведь ждали его. Хотели устроить праздничный вечер в честь его дня рождения, несмотря на то, что с утра едва не поссорились… От этой мысли по спине пробежался колючий холод, и Эл, встрепенувшись, инстинктивно потер руки, но замер, увидев на них липкую темную кровь. Он испуганно встряхнул ладонями. Сжал-разжал кулаки — руки стали чистыми. В ушах затрещали опрокинутые бокалы и тарелки, далеким эхом раздались папины крики и мамины рыдания. «Кажется, я вот-вот сойду с ума… Это когда-нибудь закончится?..» — тяжело выдохнул парень и потёр ладонями лицо. — «Стоит мне закрыть глаза и сразу это кровавое месиво…» — Эй, Эл… — Йонас коснулся его плеча. — Телефон звонит. Эллиот удивлённо похлопал по карманам, услышав ритмичную вибрацию. Он совсем забыл, что мадемуазель Вейсс вернула его телефон еще днем. Достав телефон из кармана брюк, Эллиот настороженно посмотрел на неизвестный номер, вытеснивший все уведомления, в том числе и сообщения от Чарли. Парень тяжело сглотнул и, переглянувшись с Йонасом, провел по экрану, принимая звонок. — Да? — тихо произнёс Эллиот, прижав телефон к уху. Он успел придумать тысячи сценариев, прежде чем послышался знакомый голос. — Эллиот, подозреваемая задержана. — сказал Иво Мартен. Парень застыл, потеряв на пару секунд возможность дышать. Йонас, хмурясь, кивнул головой, словно спрашивая: «Что там?» — Я приеду? — вопрос Эллиота прозвучал утверждением.

***

Шумный вдох. Шелест потираемых ледяных ладоней. Стук собственного сердца в горле. — Эллиот, твое присутствие здесь необязательно. — сидевший рядом Иво Мартен коснулся его плеча. — Нет, я обязан быть здесь. — уверенно произнес Эллиот, посмотрев на мужчину. — Мне нужно узнать все. «Всего два года назад я был в этой допросной, но по ту сторону зеркала… Охренеть, как все повернулось.» — он нервно пожевал губы, срывая сухую кожу. Все происходящее казалось дневным сном, превращающим разум в кусок плотной ваты. Тяжелая металлическая дверь открылась, пропуская в комнату мужчин, заводящих человека, которого Эллиот когда-то знал. Или предполагал, что знал. Взглянув на нее, он остро почувствовал реальность происходящего. Если до этого было лишь волнение, то теперь его вновь разрывало от ярости и обиды. Вид Алисии подействовал на него как спичка, брошенная в лужу бензина. Парень стиснул челюсть — в груди громким колоколом с новой силой зазвенела ненависть. Он вцепился взглядом на сектантку через широкое стекло в стене. Бывшее привлекательное лицо Алисии осунулось, потускнело, стало похожим на маску. Роскошные темные волосы спутались, растрепались, от чего девушка приобрела схожесть с диким необузданным зверем, загнанным охотниками. Но движения ее были заторможенными, неповоротливыми. Привычный огонек в глазах потух, оставив лишь облик восковой куклы. «Вкололи блокатор с транквилизатором» — догадался Эллиот. Грубо надавив на девичьи плечи, охранники усадили ее на стул. Она ухмыльнулась разбитыми губами. — Осторожнее, мальчики… — Девушка говорила медленно, лениво, словно ее не слушался собственный язык. Алисия откинулась на спинку стула и по-хозяйски закинула ногу на ногу. — Что ж… Наверное, вы гордитесь собой? Поймали опасную преступницу… — она цокнула, усмехнувшись своим мыслям. — Если бы я ещё пряталась… Я ведь ничего не сделала… Она самодовольно улыбнулась, но улыбка получилась жуткой, похожей на оскал. Глаза были пустыми, неживыми. Она стала похожей на чудовище, коим и являлась на самом деле. — Молчать! Вы оказали сопротивление при задержании. — произнёс Марк Жонсьер, доселе сидевший так тихо, что Эллиот забыл о его присутствии в допросной. — Ранили инквизитора при помощи пси-пирокинеза. Уже этого достаточно, чтобы вас отправили на виселицу. — Он стрелял в меня, это была самозащита, что, мне нужно было стоять и ждать, когда меня пристрелят? — с улыбкой спросила девушка. — Нет, спасибо. Я не виновата. Эллиот сжал кулаки и мотнул головой, пытаясь успокоиться. Ее убежденность в собственной невиновности выводила его из себя. Ему хотелось разбить стекло, чтобы добраться до нее… Но самосуд был последним, чего хотел Эллиот. Он не мог покончить с ней, не услышав всю историю. — В вас стреляли из пистолета с пси-блокатором. Он бы не навредил вам… но теперь вы можете отправиться на казнь или… Алисия едва заметно сощурилась. «Иво рассказывал, что она попыталась напасть на кого-то из опергруппы…» — нахмурился Эллиот. — «И что, скорее всего, ее ступень пси не пятая, а ближе ко второй. Она едва не спалила всю округу.» Марк Жонсьер, упершись локтями об стол, переплел пальцы. Он наклонил голову, будто собирался поделиться с девушкой секретом. — Вы ведь не хотите умирать? — тихо спросил инквизитор. — Тогда рассказывайте все и, возможно, обойдемся лишь ограничением свободы. «О, нет-нет-нет!» — мысленно возмутился Эллиот. — «Я не смогу спокойно спать, зная, что она все еще дышит! Она должна быть наказана по всей строгости нашего закона! Крэп, ее нужно казнить!» Алисия несколько секунд пристально смотрела на мужчину, возможно, решая начать диалог или нет. Обернулась, чтобы взглянуть на стоявшего позади дознавателя, когда тот коснулся до её плеча. «Эмпатик.» — Можно, чтобы меня допрашивала женщина? — прищурилась она. Марк хмыкнул. — Это вам не стол заказов, мадемуазель… — он остановил взгляд на Алисии и хищно прищурился. — Ваше настоящее имя? Она сжала губы, ее ноздри широко вздулись, будто от нестерпимой боли. — На нее действует нейротропное вещество для развязывания языка. Долго держаться она не сможет. — пояснил Иво. Эллиот кивнул, не сводя глаз с замолчавшей сектантки. — Ваше настоящее имя. — процедил Марк. Алисия выдохнула, опустив голову. Пряди волос упали ей на лоб, закрывая помутневшие глаза, в уголках которых красным песком оставалась запекшаяся кровь. — Алисия Хилл. — еле слышно ответила она. — Алисия… Жонсьер внезапно ударил по железному столу, заставив Эллиота вздрогнуть. Иво же не шелохнулся, ровно как и телохранители, стоявшие позади них. — Ваше. Настоящее. Имя. Живо! Алисия скривилась от громкого стука. — Микаэла Бэйнс… — слова резко вырвались из ее рта. — Меня зовут Микаэла Бэйнс. После той ночи Эллиот догадывался, что весь образ Алисии — ложь. И хоть это и было очевидно, но он все равно почувствовал горечь обиды. Видимо, это его проклятье. Быть вечно обманутым. Преданным. — Дальше. Место и дата рождения. — Деревня Шарру… — сектантка с трудом подняла голову. — Двадцать второе июля. Мне двадцать три… «Хоть что-то в тебе было настоящее?» — раздражённо подумал парень, услышав ее реальный день рождения. Марк выпрямился. В его ухе Эллиот заметил наушник. — По данным переписи населения Шарру Микаэла Бэйнс числится мёртвой уже пять лет. С этого места подробнее. Рассказывай. Все. Детство, интернат. Как ты попала в Новый Рассвет. Всё. — Марк пригнулся к столу, заглядывая в лицо подозреваемой. — И не вздумай солгать. Девушка посмотрела на инквизитора мутным взглядом. Вот он — момент истины. Эллиот выпрямился, приготовившись к столкновению с жестокой реальностью. — Я родилась в Шарру… Мои родители были нестабильными. Работали на ферме… Мой отец… был самым глупым наивным простаком, которого можно найти. Бедный, женился по любви… Эллиот хмыкнул. «Однажды она сказала, что я похож на ее отца… Но тогда я не понял почему, и она не объяснила…» — парень озадаченно потер лоб. — «А вот оно что.» Она сморгнула кристально чистые слезы, но вскинула голову, гневно сморщившись. Упрямая, непокорная. — Моего отца повесили, когда он напал на одного из ваших. Моя мать… изменяла ему. С чистым. — выплюнула Алисия. — Она не любила его и трахалась с этим вонючим инквизитором, ведь он был богат и имел связи в обществе… после казни моего отца она вышла замуж за этого церковного ублюдка. В начале все было… нормально. Мы начали жить в достатке, и он даже принял меня… А он оказался гораздо хуже моей матери… тварь… Она сделала несколько глубоких вдохов, опустив веки, прежде чем произнести шокирующее признание: — Он… изнасиловал меня. Мне было девять. Алисия отвернулась от Марка Жонсьера. Она повернула голову в сторону зеркала, за которым сидел Эллиот. И на мгновение ему показалось, что она смотрела прямо на него. В груди кольнуло от заплаканных голубых глаз. От ее беспомощного вида… Но он быстро пришёл в себя. «Она не пожалела моих родителей. И меня. И я жалеть не стану.» — Я кричала, но никто не… не пришёл… Моя родная мать не поверила мне. Сказала, что я вру, потому что злюсь из-за отца, и побила меня… В следующий раз я побежала к соседям, но меня никто не слушал, никто не поверил! Ведь у него была идеальная репутация, а я бедная безотцовщина!.. Я не хотела убивать, но мне пришлось! — резко выпалила девушка. — Когда мне было двенадцать… Марк Жонсьер задумчиво потер подбородок. — Сильное потрясение способствовало пробуждению пси… — Да. — кивнула Алисия, взглянув на мужчину. — Я случайно сожгла его, когда он пытался… Помню… помню, как с него лоскутами сошла обожженная кожа… запах горелого мяса… я до сих пор его чувствую… поэтому я стала вегетарианкой. Он горел заживо, так истошно кричал… даже такой ублюдок, как он, не заслуживал такой мучительной и долгой смерти… Эта картина все ещё у меня перед глазами. Поэтому… я не могла убивать, когда приказывал Он… Марк Жонсьер напрягся. — Он? Кто?.. Лидер вашей секты? — Да. Он. Гелиос… Я была лишь посредником. Я только вербовала людей… «Несущая смерть, но чужими руками.» Эллиот глубоко вдохнул. От напряжения запульсировали виски. «Она успокаивает себя этим?.. Она же настоящая убийца!..» — Настоящее имя Гелиоса? — нахмурился инквизитор. — Когда вы с ним познакомились? Алисия покачала головой. — Он вечно менял документы, я не знаю… Мы познакомились, когда мне было… шестнадцать. В интернате. — Вы закончили шестой интернат для особо проблемных псиоников. — Да. Я попала туда сразу же после того инцидента, мама отказалась от меня. Больше я ее не видела. Она мертва для меня, ровно как и я для нее. В интернате тоже было хреново… Я рано усвоила урок, что мужчины подкупаются на красивое личико и безропотное послушание. У меня не было друзей: мальчишки хотели лишь трахнуть меня, а девочки завидовали… у меня никого не было. Только я сама. Я ненавидела себя за свое происхождение… ненавидела свое пси… А потом я познакомилась с Ним… Псионичка закашлялась, зазвенели наручники — ее пальцы скрутило судорогами. «Отходняк от блокатора…» — В то время Он работал там психологом. Или делал вид… Он искал молодых псиоников с потенциалом. Я попалась Ему на глаза, и впервые в жизни стала для кого-то особенной… И это знакомство стало моей сделкой с дьяволом. Он обещал, что никогда не даст меня в обиду… Сказал, что псионики — это дар Единого нашему миру. Мы — огонь солнца, очищающий общество от гнили в лице чистых… — Нестабильных вы не трогали. — заметил инвизитор. — Почему? — Они — тупиковая ветвь между нами, псиониками, и чистыми. Это наша плата. Наша общая боль. Их тоже гнали чистые, считая недостаточно «чистыми»… Эллиот почувствовал, как от гнева начало гореть лицо. — Так сказал мне Гелиос… Он подарил мне шанс начать новую жизнь. Подделал мои документы, изменил воспоминания воспитателей и социальной группы… Микаэла Бэйнс умерла в день окончания интерната, чтобы Алисия Хилл смогла жить, оставив все позади. Он стал моим Покровителем, построил новую меня, думал взрасти идеальную собачку, что бегала бы за ним… — Как вы познакомились с месье Стоуном? — Но Он просчитался. Привязался ко мне сам… — продолжая рассказывать, усмехнулась Алисия, смотря перед собой пустым взглядом. — Мы были близки, ближе, чем вы можете себе представить… Отвращение упало тяжелым камнем на дно желудка парня. Эллиот вмиг почувствовал приторно-сладкую тошноту. — Я была преданной своему Покровителю и нашему обществу, но видела, что он делал с ненужными ему людьми… Это страшно. Действительно страшно. Он ломал их личности, игрался как с марионетками, стирал память, доводил до безумия… И когда Новый Рассвет раскрыли, Он в панике начал избавляться от свидетелей. Одним за другим. И тогда я поняла, что могу стать следующей… В тот вечер, когда мы с ним поссорились, я думала, что умру в тот день, но… за меня заступился мальчишка. Мы были в клубе, помню, потом он купил мне коктейль… Он был так добр… Глупый, наивный мальчишка… совсем как мой отец… слишком добр, совсем слепой и доверчивый… Эллиот охнул, поняв, что речь шла про него. «Но почему я не помню этого?..» — насторожился он и ужаснулся следующей догадки кольнувшей сознание. — «Он воздействовал на мою память… Он успел стереть это!..» — Нам, охренеть как, повезло. Он оказался ребенком тех двоих. Гелиос давно выслеживал этих гребанных Нэнси Дрю, но не мог подобрать подходящий момент. Все думал, как лучше подловить их… В начале он хотел взять в заложники эмпатика, но тут подвернулась такая возможность… Эллиот едва успел ощутить неуместное облегчение от слов девушки — нападение на родителей готовилось и без его участия… А значит, он не виноват! Но дальнейшая речь Алисии сокрушительно обрушилась на него, втоптала, смешав с грязью, сожгла последние крупицы надежды… — Тем более… — сектантка пожала плечами и усмехнулась. — Мальчишка сам привел меня в их дом. Видимо, мама с папой не учили его не разговаривать с незнакомцами. Увидев открытки и подарки с подписью Палача, я поняла, что мальчишка важен Приору, а значит и его родители тоже… но почему? Это нужно было выяснить… Видимо, они знали что-то важное. Какую-то государственную тайну. Я рассказала об этом Гелиосу. Иво Мартен шумно втянул воздух. Эллиот виновато взглянул на мужчину. «Я мог подставить и его…» — Я понимала, что этот мальчик не заслуживает смерти, ведь он не виноват в том, что его родители — двуличные мрази, работающие на Инквизицию. Убивающие наших — таких же псиоников… Падшие. — процедила сквозь зубы Алисия. — Они все разрушили. Наше общество, наши цели и планы… Она сморщилась, словно от горечи собственных слов. — В прошлый вечер я была сама не своя, потому что чувствовала, что скоро придет и мой конец, ведь мы с Гелиосом остались одни… Когда этот глупый щенок, которого я защищала, скуля, убежал к родителям, я поняла, что так дальше не может продолжаться. Он унизил меня, и я решила, что нужно это прекращать. Я знала, что Гелиос верит мне, и послала его в их квартиру, сказав, что те не ожидают этого. Что они, скорее всего, спят. Однако… эти твари ждали своего сопляка, у него был день рождения, а потому по моим планам должна была получиться отличная бойня. Они заслужили эту страшную смерть за всех наших. За все. Я надеюсь, Гелиос хорошенько повеселился с ними напоследок. Они ведь его убили и сами умерли, да? У меня получилось… Я избавилась от всех… и от Него, я наконец-то свободна… Она пугающе засмеялась, дергаясь, будто в конвульсиях. По верхней губе внезапно поползла струйка крови. «Эта сука не хотела пачкать руки, хотела выйти чистой и безнаказанной… Она предала даже своего «любимого» Гелиоса. Жалкая двуличная дрянь… Ненавижу!» — Эллиот сжал кулаки. Челюсть заныла от того, с какой силой он стиснул зубы. — «Ненавижу! Ненавижу!» Ее окровавленные губы сложились в кривой ухмылке. — По моим планам, они должны были перебить друг друга. Последние люди, которые меня знали, должны были умереть. И тогда Алисии Хилл не стало бы… я бы убежала куда-нибудь подальше от этого долбанного Нью-Пари… Но вот я здесь. Что-то пошло не так, но и это я просчитала! Она захихикала и вытерла кровоточащий нос об край футболки. Инквизитор не сводил с нее взгляда, дожидаясь продолжения рассказа. — Я знала, что щенок достаточно смышленый, чтобы сложить дважды два и направить вас на меня… Я все это рассчитала на тот случай, если Гелиос каким-то чудом останется жив. Потому что лучше быть в тюрьме, чем сдохнуть от его руки, потеряв рассудок. Я скрывалась сутки, ожидая развязки этой бойни… И вот вы ловите меня в подворотне… Эллиот смотрел на нее, не представляя, как не смог разглядеть ее гнилую сущность… — Значит, мальчишка остался жив? Ведь Он мог убить его сразу или попытаться использовать, как рычаг давления… Кстати, мы говорили с Гелиосом насчет него. Думали, если избавимся от родителей, то сможем использовать мальчишку как приманку для Палача… Эллиот закрыл ладонями рот. Он почувствовал, как на плечо опустилась ладонь Иво Мартена в поддерживающем жесте… — Месье Стоун жив. — подметил инквизитор. Алисия удивленно хмыкнула. — Вот как?.. Ну что ж, пусть живет… Его родители убили мое окружение, а я косвенно убила их. Око за око. Каждое ее слово вонзалось в сердце парня старым ржавым ножом. —- Его родители тоже живы. Девушка непонимающе вскинула бровь. — Какого хрена? Почему? — Ты просчиталась. — Теперь настала очередь улыбаться Жонсьеру. Она резко поменялась в лице. Сектантка начала переводить испуганный взгляд с инквизитора на эмпатика, стоявшего возле стены. — Нет… — Что, если я скажу, что именно мальчишка и застрелил твоего Гелиоса? Алисия нервно хохотнула и замотала головой. — Это… это полная херня! Эллиот… он даже мухи не обидит, ну! Он же просто мальчишка… Он не мог… Нет… Нет-нет-нет… Эллиот видел, как в глазах девушки появилось понимание того, что ее планы не сбылись. Она была хитрой лисой, дурящей охотников, ловя их в собственные капканы, но теперь попалась сама. О какой тюрьме теперь могла идти речь? Только казнь. В груди потеплело от мимолетной радости. Он смог выжить, несмотря на ловушку сектантки. Сумел спасти родителей вопреки всему… Невероятным образом умудрился разобраться с лидером Нового рассвета и поймать его приспешницу… Но какой ценой? Ценой будущего родителей? Марк тем временем поднялся из-за стола и кивнул на дверь. — Уносите ее. Наговорила достаточно, чтобы пойти на эшафот. Осознание скорой смерти отразилось на бледном лице сектантки. — Твари… Твари! Убийцы! — истошно закричала она, брызжа слюной. — Ублюдки! Стекло стремительно запотело — в комнате резко поднялась температура. — Умрите все! Все! Во имя Единого! Из глаз девушки полилась густая кровь — она пыталась воспользоваться пси, но блокатор все еще действовал. — Ненавижу вас всех!.. Гореть вам всем в Аду!.. Гореть!.. — зарыдала псионичка. Кровь стекала красной тушью по ее щекам, попадала в рот, окрашивая зубы. От перенапряжения Алисия ослабла и не сопротивлялась, когда охранники подхватили ее под руки и потащили к выходу. Так наступил закат Нового Рассвета. Эллиот застыл, смотря на свое отражение с запотевшего стекла, за которым уводили обмякшую девушку. К ужасу он не почувствовал ни облегчения, ни чувства завершенности. Наоборот — груз произошедшего еще сильнее вдавил его в землю. Хотелось плакать, и Эллиот даже не понимал от чего именно. Он хотел мести, добиться справедливости, увидеть, что сектантка получит по заслугам, но… В душе была лишь пронизывающая нескончаемая боль, подавляющая все остальные чувства. В эту самую минуту Эллиоту казалось, что его сердце и разум растерзали в клочья, и он никогда не сможет восстановиться от этого. Спасительное утро никогда не наступит. Страшная ночь останется навсегда с ним. Иво был прав. Ему не стоило приезжать сюда, снова норовя травмировать себя… Но он должен был докопаться до правды. Какой бы болезненной и тяжелой она ни была. Он был обязан выслушать рассказ сектантки. Удостовериться в том, что Алисия получит по заслугам. Завершить эту историю, чтобы перелистнуть темную печальную страницу своей жизни. И жизни своих родителей. После окончания допроса Приор предложил ему остаться на ночь в Инквизиции, но Эллиот отказался. Он видел, что мужчина хотел поговорить, обсудить произошедшее, чтобы хоть как-то ему помочь. Сердце парня действительно ныло и обливалось кровью, но единственное место, где бы ему хоть немного полегчало, это была больница. «Домой… к родителям…» Хотелось просто свернуться калачиком на краю койки матери или отца, можно даже на полу, лишь бы быть рядом с ними. Заверить их в том, что все покончено. Больше никто не посмеет тронуть его семью. Забыть о страшных криках Алисии, стереть из памяти ее довольное лицо, то с какой гордостью она рассказывала про свои планы… Она ведь так и не раскаялась в своих поступках. И вряд ли успеет. К горлу подкатила тошнота при мысли о жестокой иронии судьбы. Его биологических родителей казнили, а теперь должны были повесить и его первую любовь… Эллиот не спросил, когда будет ее казнь. Даже если бы и знал, не смог бы пересилить себя и присутствовать там. Да и Иво бы наложил на это вето не столько как Приор, сколько как близкий друг семьи. Пытаясь отогнать мысли про ее казнь, Эллиот умудрился заснуть в служебной машине. Снов не было. Лишь тягучий непрекращающийся кошмар. Сквозь треск огня он слышал крики родителей, но никак не мог прорваться через пламя, чтобы добраться до них… Эллиот дернулся, вылетая из кошмара, когда машина мягко остановилась на парковке клиники Церкви Единства. Поблагодарив водителя и поднявшись в стационар, он собирался зайти в палату отца, но его остановил дежурный медбрат, напомнив про время. Эллиот взглянул на настенные часы, показывающие третий час ночи, и, согласившись, сел на диванчик в коридоре. Ему не хотелось уходить далеко от палат родителей, поэтому он решил остаться здесь. Парень вытянул ноги и огляделся. Кроме дежурных врачей, он был один. Сосны, освещенные уличным светом, отбрасывали устрашающие вытянутые тени на светлых стенах коридора. Тишина давила на уши, а приглушенный свет в коридоре больше напрягал, чем расслаблял. Но мысль о том, что родители находятся в пару метрах от него, живые и в безопасности, успокаивала, стирая эхо прошедшего допроса, а потому, удобнее свернувшись калачиком, парень закрыл глаза. «Все закончилось…» — Эллиот завернулся в принесенный медбратом плед. — «Теперь все позади…» Страшная, болезненная усталость одолела его, и он провалился в смутный сон. Сон, обернувшийся очередным кошмаром… Кровь. Кровь. Кровь. Кровь. Кровь. Кровь. Кровь. Кровь. Черная, липкая, горячая, густая, блестящая… Она была везде: щипала глаза, заливалась в нос, проникала в уши, затекала в рот… Затем резко, будто от вспышки фотоаппарата, перед глазами возникли образы мертвых родителей, лежавших сломанными ненужными куклами. Проснувшись в холодном поту, Эллиот схватился за сердце, норовящее пробить грудную клетку. Он вскочил с дивана, подставляясь под утренние лучи весеннего солнца. Сердце билось во всех конечностях. Эллиот встряхнул руки. И попытался успокоить сбившееся дыхание. Клиника тоже начала пробуждаться ото сна — в коридоре были слышны голоса пациентов, врачей, родственников. Смех, шутки… Парень потянулся, разминая затекшие ноги. Стоя посреди коридора, Эллиот смотрел на проходящих мимо людей. Клиника постепенно оживала, словно природа после долгой и затяжной зимы. Теперь все выглядело не так тоскливо и мрачно, как ночью. Никакой гнетущей атмосферы — в воздухе повисло предвкушение чего-то хорошего, радостного, как обычно бывает перед праздниками. В воздухе пахло весной. Она раскинулась не только за окном, но и внутри здания. Везде можно было прочувствовать надежду и веру в лучшее… Весна пыталась пробраться через тернии боли в душе Эллиота, напоминая, что жизнь продолжается. Время не остановилось. Планета все еще вращается вокруг Солнца… «Ох, крэп!» — ужаснулся Эллиот. — «Мой экзамен по биологии через четыре дня!» — Эл, не хочешь позавтракать? Парень вздрогнул, не заметив подошедшего к нему Йонаса. Вдвоем спустились в кафетерий. Хилер не спрашивал о допросе — ему было достаточно того, что Эллиот вернулся в клинику живым и здоровым, никого при этом не прибив и не прибившись сам. Потому что уезжая в Инквизицию, парень был злее черта, преследуем манией мести… Но сейчас стал непривычно притихшим. — Родители еще не проснулись, я спрашивал. — Йонас отпил терпкий американо, взглянув на молчащего парня. — Бабушки тоже. Эллиот кивнул, гипнотизируя взглядом глазированный пончик, а затем, будто очнувшись ото сна, поднял голову. — Извини, задумался. Так много всего произошло… А еще у меня впереди экзамены… — обреченно вздохнул парень и слегка нахмурился. — Почему ты не на работе? Или сегодня воскресенье… — Сегодня понедельник, я отпросился. Парень хлопнул себя по лбу. — Я пропустил консультацию по биологии, крэп… Экзамен через три дня. Йонас не смог сдержать улыбку. — А мы попробуем нагнать. После завтрака и обсуждения экзаменационных билетов Эллиот поднялся на второй этаж, Йонас же тактично ушел, давая парню возможность поговорить с родителями наедине. Он провел ладонью по волосам, прислонившись спиной к стене, за которой находилась палата матери. Его не покидала, возможно, очень глупая и по-детски наивная мысль, что мать обижена на него после вчерашнего разговора. Но и сам Эллиот был недоволен собой — тогда вечером он вновь сбежал, хотя уже тысячу раз обещал себе, что больше никогда не отступится. Но сейчас все действительно было иначе. Эллиот чувствовал себя гораздо увереннее. Он словно… действительно повзрослел за прошлую ночь. Он глубоко вдохнул и кивнул самому себе. Стоило ему пройти в палату, как его неожиданно окутал полумрак. Эллиот разглядел силуэт отца, сидевшего на кресле возле койки и тем самым закрывавшим обзор на лежавшую мать. Он держал ее ладонь и проводил витиеватые узоры по ней, словно изучая каждую забытую линию. Казалось бы, мелочь, но в этих касаниях было заключено столько любви и нежности, что Эллиот почувствовал себя неловко. Он стал свидетелем чего-то сокровенного, почти интимного. Парень замер на вдохе и уже сделал шаг назад, чтобы тихо покинуть комнату, но в этот момент отец поднял голову. — Постой, Эл, не уходи. — не оглядываясь, произнес мужчина. «Ну, конечно, прочувствовал… Как же без этого?» — беззлобно усмехнулся Эллиот. Послышалось тихое жужжание — спинка койки приподнялась, и парень смог встретиться взглядом с матерью. Он облегченно выдохнул — сегодня она выглядела гораздо лучше. Будто одно только присутствие отца улучшило ее состояние. Возможно, так оно и было. — Идем. — она похлопала свободной ладонью по краю койки, приглашая сесть рядом. Эллиот пошел к ним, и в этот момент время замедлилось, остановилось и повернуло вспять. Он вновь ощутил себя маленьким мальчиком, пробирающимся сквозь темноту к спальне родителей, будто заблудившийся моряк к спасительному маяку. Сам не заметил, как оказался в их объятьях… — Я люблю вас. — признание соскользнуло с обкусанных губ едва слышным шепотом. — Простите меня за все. Боль и страх вылились горячими слезами. Он шмыгнул и стыдливо отвел взгляд. — Мы тоже с мамой тебя любим. — отец взял его за руку и накрыл своей ладонью его сжатый кулак. Мать дотронулась до его влажной щеки. Эллиот прикрыл глаза, не в силах смотреть на родителей. Из-за него побелели волосы отца, а вокруг маминых ясных глаз пролегли первые морщины… Вся заготовленная речь рассыпалась осенними листьями. Начало душить от слез. — Мне жаль, что так вышло, правда. — рвано выдохнул он. — Я не хотел этого… Я никогда не хотел делать вам больно, но все же причинил такую боль… И я не знаю, можно ли меня простить за такое… Я подставился. Доверился кому не надо было. И… и… мне так стыдно. Простите… Эллиот не хотел оправдываться, что покушение все равно планировалось. Он знал, что в произошедшем есть доля его вины. И потому оправдываться, отнекиваться было бы глупо. — Иво нам все рассказал, Эл. — полушепотом произнесла мать, обняв ладонями его лицо. — Посмотри на нас… Посмотри. — Мы все знаем. — успокаивающе сказал отец. — Знаем, что произошло. Кто в этом по-настоящему виновен. Эллиот открыл глаза. По щекам вновь пробежали слезы, но уже не боли. То были слезы облегчения, что быстро добежали до его губ. Эллиот и не предполагал, что на самом деле счастье соленое на вкус… и пахнет мамиными духами и папиным одеколоном. Что у его счастья голубые и карие глаза. Что-то теплое и мягкое, словно одеяло, накрыло уже почти привычные колючую ненависть, ледяной страх и жгучую боль. Заботливыми руками родителей в его душе поселилась прежде забытая и погасшая надежда. Это тонкое полотно не могло сгладить углы и скрыть все шипы разбитого сознания, но начало было положено. После отгремевших событий измученная, истерзанная душа парня напоминала выжженную землю. Эллиот долгое время игрался с огнем… И спалил все дотла, опалив и себя, и близких. Лихой пожар уже стих, но с обугленных деревьев все ещё вились серые линии дыма. Вместо пения птиц вокруг тяжелым свинцом разлилась мертвая тишина, изредка нарушаемая треском спаленной древесины. Эллиот шёл по безжизненной аллее, бродил между изуродованных огнем трупов когда-то прекрасных деревьев… От каждого неуверенного шага в воздух поднимался остывший сизый пепел… Вернуть внутренний покой, который раньше был зеленым изобилием леса, было почти невозможно. Оставалось только смириться с чёрными неживыми стволами и такой же обсидиановой землёй. Но от слов родителей, от их ласковых прикосновений в обожженной душе начали пробиваться хрупкие ростки веры в лучшее будущее. Тёмный горизонт страшной ночи начал светлеть, обозначая скорый рассвет. Эллиот знал, что прошлое никуда не денется. И что бежать от него бессмысленно. Нужно принять его. Ведь прошлого не изменить, как бы сильно этого ни хотелось… — Правда? — он вытер мокрые ресницы. — Вы… все знаете?.. Знаете обо всем?.. — Обо всем. — повторила мать. Отец согласно кивнул и ласково погладил его по волосам. Эллиот заметил, что взгляд мужчины чуть прояснился — не был таким бездонным, как прошлым вечером. Но оставался таким же мутным. Парень всхлипнул и вытер запястьем мокрый нос. Он вскинул голову и проморгался. Было так обидно за родителей, что невыносимо сверлило в груди. Хотелось закричать, вымести гнев, выплеснуть ярость и сравнять душевную боль с физической… Он бы убил Алисию. Но знал, что месть ничего не дала бы. Ее смерть была бы напрасной, стала бы очередным крестом, которого ему предстояло носить всю оставшуюся жизнь. Он поступил правильно, так, как это было нужно. Необходимо. И хоть все обошлось, Эллиоту все еще было стыдно перед родителями. И невыносимо больно за них. В воспаленном сознании, фаршированном мучительными образами, сформировалась царапающая мысль: «Ничего не будет как прежде» И он тоже. Вряд ли когда-нибудь он сможет открыться кому-то, не испытав при этом сильную тревожность и удушающее недоверие. История с Алисией острым кинжалом оставила ему глубокую и незаживающую рану. Сломала его, заставила задуматься о вещах, о которых Эллиот прежде и не думал, наполнила его разум сомнениями и тревогой… — Эллиот, не каждый на твоем месте смог бы пройти через то, что тебе пришлось пережить. Не каждому бы хватило смелости, выдержать этот ужас… — отец провел рукой по его плечу, возвращая в реальность. Эллиот посмотрел на родителей, одновременно отгоняя их жуткие образы с той ночи. Украдкой взглянул на свои руки. Крови не было. — Мы не сердимся. — мама неожиданно обхватила его ладони своими. И нежно-нежно, прямо как в детстве, поцеловала его в лоб. — Не злимся. Самое главное вбей это себе в голову. Эллиот шумно выдохнул и перевел взгляд с одного родителя на другого. — Правда? Вы… вы простите меня? — Конечно… о чем речь? Ведь ты наш ребенок, Эллиот. Мы тебя любим. И в мире нет ничего, что изменило бы это. — кивнул папа. — Когда у тебя появятся дети, ты это поймешь. Мысль о собственном будущем болезненно кольнула. — Помни, что мы тебя любим. — заверила мама. — Несмотря ни на что. — И мы знаем, что ты не хотел этого. Ты не виноват. — добавил папа. — Ты не плохой человек, Эллиот, даже не смей так думать. Эллиот не сдержался и вновь сморгнул слезы. Он порывисто взял родителей за руки, перехватив поудобнее, прижал к сердцу. — Спасибо. — сквозь слезы прошептал парень. — Спасибо… Он обнял их. Глубоко вдохнул, прикрыв глаза. Пахло домом. — Я люблю вас… И пусть все еще был зол на себя, но родители смогли его простить. И это было самое главное.

Два месяца спустя.

«О, нет!» Увидев уведомление, появившееся на экране телефона, Эллиот вздрогнул и резко повернулся к родителям. — Письмо из института? — догадался папа. Эллиот закивал головой и положил телефон на круглый столик. Руки сразу же вспотели. Он вытер ладони о брюки и шумно выдохнул. — Прочитайте кто-нибудь, но не вслух! — взмолился парень. Родители переглянулись между собой и улыбнулись. — Я прочитаю. — Папа осторожно поднял телефон и включил голографический режим. Над экраном телефона нависло изображение письма от ректората Нью-Парижского института естественных наук. Он раздвинул пальцами, увеличивая шрифт. Зрение мужчины оставляло желать лучшего — теперь он носил очки. Мама с улыбкой отпила из керамической чашки первый кофе за последнее время. Эти два месяца она сидела на лечебной диете, и только на этой неделе врачи разрешили постепенно вводить в рацион обычные блюда и напитки… Родители все еще находились на реабилитации в клинике Церкви Единства: папе по прежнему требовалась психологическая помощь — пси-эмпатики старательно восстанавливали разбитый витраж его воспоминаний; а после резекции желудка и спленэктомии мама должна была быть под строгим наблюдением врачей ещё долгое время. Эллиот временно переехал к Йонасу — возвращаться в опустевшую квартиру не хотелось. Его все ещё мучили до слез реалистичные кошмары… Парень старался навещать родителей регулярно, а после сдачи всех экзаменов мог позволить себе оставаться с ночевкой. Теперь родители были переведены в одну общую палату. Все условия были настолько комфортными и уютными, что, казалось, это люкс-номер в загородном отеле… То ли устав от интенсивной городской жизни, то ли под впечатлениями от здешнего соснового бора родители все чаще обсуждали возможность переезда подальше от города. Они оба ушли в отставку со службы в КС — ни мамино, ни папино здоровье не позволяло работать дальше. На днях родители рассказали, что Иво Мартен предложил им переехать в курортный городок Ле Флер на берегу Южного моря, в уже построенном доме, расположенном в закрытом коттеджном посёлке. В этом посёлке жили сотрудники Инквизиции и Корпуса Содействия, особо отличившиеся на службе и ушедшие на заслуженный отдых. Он был надёжно защищен и мог предоставить необходимую приватность, безопасность и высокое качество обслуживания. Круглосуточная охрана и постоянное видеонаблюдение манили и отталкивали одновременно. С одной стороны, это была действительно уверенная защищенность, а с другой — было невозможно избавиться от ощущения жизни под куполом. Но после случившегося безопасность была важнее всего. — Дорогой месье Стоун, мы рады сообщить вам, что вы зачислены… — начал зачитывать вслух папа, обратив на себя внимание задумавшегося Эллиота. Парень вскинул голову и недоуменно посмотрел на мужчину, переглянувшись с мамой. Ее рука так и застыла с кружкой кофе, не добравшись до губ. — Что? — одновременно спросили они. Папа важно поправил очки и продолжил читать. До мамы осознание пришло быстрее — она радостно пискнула: — А-а! Крэп, Эл, ты поступил! Мама широко улыбнулась, встретившись с ним взглядом, и Эллиот мог поклясться, что не видел ее такой счастливой и довольной очень давно… — Ты поступил! — она положила ладонь на его плечо. — Эл, ты поступил! — Что? П-подождите… Папа засмеялся от его ошарашенного вида. Эллиот подвинулся ближе и пробежался глазами по письму. Сердце застучало в висках, а на губах расплылась глупая, но счастливая улыбка. «Ох-ре-неть! Меня зачислили! Я прошел!» — Ты молодец! — папа похлопал его по спине. Он резко притянул к себе и крепко обнял. Затем потрепал по волосам. — Мы так гордимся тобой! Эллиот засмеялся и огляделся. В кафетерии клиники они были самыми шумными и выделяющимися фигурами. — Да ну, пап, все смотрят… Мама схватила ладонями его лицо и оставила смачный поцелуй на лбу, заставляя парня смущаться еще сильнее. — Что-что говоришь? — с ухмылкой спросила она. — Ты, что, нас стесняешься, солнышко? — усмехнулся папа. Эллиот фыркнул от смеха, потирая лоб: — Нет-нет… Он шутливо отодвинулся от родителей и отвел взгляд, прикрыв рукой лицо: — Я вас вообще не знаю. И мысленно усмехнулся: «Да хоть сто раз целуйте, лишь бы были рядом, живые и невредимые» На душе было непривычно светло и спокойно. Однако в сознание летним сквозняком ворвалась следующая мысль: Ле Флер был далеко от Нью-Пари и находился в трех часах езды. И Эллиот со светлой грустью начал понимать, что в Ле Флер будет приезжать лишь в гости… Он и прежде думал насчет этого: при поступлении ему предстоял переезд в студенческий городок, в общежитие. Но мысль о том, что родители в том же городе, и что он может в любой момент вернуться к ним, грела и успокаивала. А сейчас вдруг четко осознал, что их пути расходятся… Хоть и понимал, что родители взрослые люди и могут о себе позаботиться, но все равно переживал. Он привык приезжать к ним и быть всегда рядом… — Все нормально? — папа коснулся до его запястья. «Прочувствовал.» — Я просто… — Эллиот опустил голову, слегка нахмурился, пытаясь перевести свои чувства в слова. — Я ведь не буду рядом с вами… Я обещал, что больше никогда не уйду. Как я могу уехать, зная, что вы тут в больнице?.. А потом, если вы переедете в Ле Флер, я же не смогу быстро приехать к вам, если что-то случится… Может… мне лучше поступить в следующем году? Или вообще не стоит?.. Родители обменялись обеспокоенными взглядами. — Эл… ты что?.. Ты же всю жизнь этого хотел… — обронил папа. Эллиот пожал плечами и отпарировал: — Жизнь — не фабрика по исполнению желаний. Мама нахмурилась. — Брось, Эл, с нами ничего не случится. Мы, что, тебе пластиковые стаканчики? Или беспомощные младенцы? — Согласен. — кивнул папа. — Эллиот, нам не нужны такие жертвы. Если ты счастлив, то счастливы и мы. Тебе восемнадцать, Эл. Самое время расправить крылья. Он накрыл его руку ладонью. — У тебя должна быть своя жизнь. Эллиот, сжав губы, медленно и шумно выдохнул через нос. — И байк… — загадочно добавила мама. Парень непонимающе улыбнулся, посмотрев на нее. — Ну раз ты переживаешь насчет дороги до нас… То у тебя должен быть свой байк. Эллиот неловко фыркнул от смеха и покачал головой: — Да ладно вам?! Мама достала из кармана ключи и протянула их Эллиоту. Но когда тот неуверенно потянулся за ними, она озорно отдернула руку. Сжав ключи, шутливо пригрозила указательным пальцем. — Не гоняешь. Правил не нарушаешь. Всегда в экипировке и в шлеме. Понял? Эллиот широко улыбнулся: — Понял!

***

Холодный ночной воздух ударяет по коленям. Неоновые вывески Нью-Пари тают в скорости. Звуки города утопают в реве мотоцикла. Эллиоту восемнадцать. Он молод. Кажется, что завтрашний день никогда не наступит. Будущее кажется очень далеким. Эфемерным. А между тем, время не останавливает свое течение — набирает обороты, поднимается как стрелка спидометра. Эллиоту уже восемнадцать. И он не знает, что будет в будущем. Но уверен в одном — что бы ни случилось у него всегда будет поддержка в лице родителей.