Double exposure

«Это же сон? Правда? Этого не может быть… Нужно проснуться!..» Кожу уже щипало от ледяной воды. Бледные щеки приобрели пунцовый оттенок. Подняв тяжелую голову, Эллиот посмотрел в зеркало. Осколки доверия блестели на дне покрасневших глаз. Он в одночасье перестал узнавать себя. Казалось, с отражения на него теперь смотрел абсолютно чужой человек. И на кого же он был похож? Чьи эти карие глаза? У кого были такие же черты лица? От кого из родителей он унаследовал светлые волосы? Чье отражение он видел каждый день? Теперь стало понятно, почему родители так странно отреагировали на слова Ирмы. Потому что Эллиот никак не мог быть похож на них. Он был чужим. Эллиот болезненно скривился, похлопал себя по покрасневшим щекам. После выслушанного рассказа о той судьбоносной командировке, он выбежал из гостиной, не чувствуя ног. От слов Лу и Кея весь привычный мир затрещал по швам. Острая головная боль прошибла парня, а приступ паники сковал тело. Не давал сделать вдох, железным капканом сжав лёгкие. Кровь барабанами застучала в ушах, адреналин заставил внутренности пылать огнем. Эллиот не решился даже взглянуть на черную папку с тем делом, предпочтя лишь краткий рассказ о своём происхождении. И он узнал ужасную правду — его настоящих родителей повесили шестнадцать лет назад… Родная мать позаботилась об его спасении: перед собственной казнью предусмотрительно спрятала его и попросила Лу спасти малыша. Эллиот живо представил, как на губах женщины, качавшейся на виселице, застыла лишь немая мольба о спасении. Не о своём. О спасении своего сына, своей плоти и крови. Она любила его до последнего вздоха. А Эллиот даже не знал о ней… Ласковые руки мамы, крепкие объятья папы, песни и сказки перед сном… Это все было неправдой. Эллиота трясло от противоречивых эмоций, что клокотали внутри него — скорбь, ужас, отвращение, гнев. В груди невыносимо жгло и от обиды. От него утаили такие значимые вещи… Не посчитали достойным, чтобы знать это. Вся его жизнь была пронизана ложью, построена на фальши. Эллиот грустно усмехнулся: «Если задуматься, то ничего настоящего никогда и не было» Все оказалось хорошо поставленной игрой двух актёров — Лу и Кея. Вновь ополоснув лицо, парень вышел из ванной комнаты. Перед заплаканными глазами все плыло. Родные, до сегодняшнего вечера, стены теперь невыносимо давили. «На воздух… нужно на воздух… Нечем дышать, сейчас вырвет…» — Эллиот, давай поговорим… Он не хотел никого слушать. Только не сейчас, когда его норовило вот-вот вырвать. Не сейчас, когда стены родного дома внезапно стали чужими, а лица со лже-семейных фотографий злобно усмехались вслед. Все сознание кричало: «Бежать. Бежать, как можно дальше и скорее. Здесь нельзя оставаться!» И Эллиот не мог противиться этому порыву. Потому что знал, что ещё немного и сломается: рухнет камнем на пол, впиваясь руками в волосы, пытаясь убедить себя, что это все сон, это происходит не с ним. Потому что знал, что еще немного и сорвётся в пропасть, перечеркнув связь с приемными родителями. Как бы обидно и больно не было — Эллиот не хотел ссориться с ними. Но ослепленный эмоциями понимал, что может сказать что-то лишнее, то, о чем потом пожалеет. Ему лишь хотелось, чтобы все происходящее оказалось очередным кошмаром. Эллиот надеялся, что этот лихорадочный сон вот-вот закончится. Родители скоро позовут его на кухню, пить травяной чай с оставшимся со вчерашнего дня черничным пирогом, а на фоне будет играть сериал, который они не досмотрели. А потом мама и папа будут интересоваться завтрашним соревнованием и, может, даже смогут отпроситься с работы, чтобы попасть на него. Но это случится уже в другой реальности. Не в этой, в которой родители оказались совсем чужими людьми, а происхождение Эллиота — чудовищным произволом судьбы. Не в этой реальности, что безжалостно била по рёбрам, выбивая воздух из легких, ударяла по коленям, заставляя замедлить шаг, и выстреливала ядовитыми словами прямо в сердце. «Бежать. Нельзя оставаться» Парень, пройдя мимо приёмных родителей, зашёл в свою комнату и быстро закинул все самое необходимое в рюкзак. Он видел, как Лу и Кей пытались до него докричаться, но в ушах водопадом гремела собственная кровь. Они выглядели как в немом доштормовом кино — раскрывали рты и в сердцах размахивали руками в попытке достучаться до подростка. «Быстрее уйти. Надо бежать. Прочь отсюда. Прочь…» Эллиот не чувствовал ничего, кроме всепоглощающего жара, но краешком здравого смысла помнил, что на улице царствовала поздняя осень. Поэтому, зайдя в прихожую, небрежно накинул на плечи утеплённую джинсовую куртку. Идущий за ним Кей попытался схватить его за локоть, но Эллиот ловко вывернулся. — Куда ты? — никак не унимался мужчина. — Поздно же. Я понимаю, тебе больно, Эллиот, но поговори с нами, пожалуйста… Парень бросил на него долгий взгляд, держа дистанцию. Не хотел, чтобы эмпатик, забравшись в душу, почувствовал эту боль. Но Эллиот и не догадывался, что псионик уже пропустил через себя все эмоции. — Не трогай меня, Кей. От услышанного обращения мужчина был готов рассыпаться жухлыми лепестками увядшего цветка. Больше не папа. Только Кей. Эллиот и сам опешил от своих слов, закрыл ладонью рот. Он увидел, как вздрогнул псионик — будто от невидимого удара. И от захлестнувшего стыда парню захотелось быстрее покинуть дом. Убежать. Раствориться в ночном Нью-Пари и никогда не возвращаться… — Эллиот, пожалуйста, не надо. — выдохнул Кей, словно прочитав его мысли. — Давай поговорим? — Нет, я… Мне на воздух надо… Эллиот блуждающим взглядом окинул прихожую. Озарившись дурной идеей, незаметно стащил с полки ключи от байка Лу, делая вид, что ищет пачку жевательной резинки. Он получил права полгода назад, но Лу все ещё не разрешала ему в одиночку кататься на своём любимом Харлее. Не потому что не хотела делить с ним байк, а потому что боялась, что Эллиот не справится с управлением. Чужие ключи камнем опустились на дно кармана куртки. Эллиот нагнулся, натягивая на ноги потертые кроссовки, и обернулся, почувствовав на спине тяжёлый взгляд. Лу стояла позади Кея, в углу прихожей, неподвижно как мраморная статуя. Взгляд был потухший, уставший. Обычно расправленные плечи теперь поникли, она обхватила себя руками, будто пыталась согреться. — Только… будь осторожнее, ладно?.. — вздохнула Лу. В ее тихом голосе Эллиот услышал неприкрытую дрожь, отчего его сердце заныло. Он никогда не видел её такой… Эллиот послушно кивнул. Сделал шаг к двери, но женщина не шелохнулась. Парень удивился. Лу не стала навязываться, не пыталась его остановить. Она словно… понимала его. Словно знала какого это — хотеть убежать, скрыться ото всех. Чувствовала его лучше эмпатика с третьей пограничной ступенью. В последний раз кинув взгляд на псиоников, Эллиот вышел из квартиры, хлопнув за собой дверью. Оставляя позади грязную ложь приемных родителей. Оставляя их тонуть в собственных сомнениях и вине. Оставляя их предаваться омуту воспоминаний. Кей шумно выдохнул в сложенные ладони — его сознание разрывалось от коктейля эмоций Эллиота. Даже после ухода подростка они тяжелым грузом остались висеть на плечах эмпатика. Давили, неумолимо склоняя к земле, подкашивая ноги. Прихожая внезапно поплыла перед глазами псионика. Кей, пошатнувшись, схватился за стену. Лу бросилась к нему. — Сейчас отпустит. — он вскинул руку, останавливая ее. Кей медленно опустился на пол и провел пятерней по волосам, взъерошивая их. Под светом точечного светильника в темно-русых волосах заблестело серебро. — Ему было так больно… — мужчина покачал головой. — Мы так сильно его ранили, Лу… Так сильно. Лу кивнула, прикусив нижнюю губу, пытаясь не заплакать. — Он сбежал от нас. — прошептал Кей, уставившись пустым взглядом в пол. В полутьме комнаты, под грузом чужих эмоций он выглядел старше своего возраста. Эмпатик устало потёр переносицу, прикрыв заблестевшие от слез глаза. Лу сжала губы. Ей оставалось только представить каково это — переживать побег близкого человека во второй раз. — Вернется. — Лу опустилась рядом и положила голову на его плечо. Кей вздрогнул от холодной грусти, окатившей его, и зажмурился от острой боли в висках. В следующую секунду по его щекам покатились густые кровавые слезы. — Приехали… — обреченно вздохнул он, дотронувшись до лица. Пальцы заблестели от крови. — Кей?.. — Лу взволнованно посмотрела на него и осторожно вытерла его слезы рукавом кофты. — Так, тебе нужно прилечь. Давай помогу… — Не надо, Лу. — Кей мягко похлопал по ее ладони, сжавшей его локоть. — Это пустяки в сравнении с тем, что Эллиот сбежал от нас. Единый, мы… Разве мы такие плохие родители? Разве мы старались недостаточно? Поверить не могу… Вдруг с ним что-то случится? Вдруг он не вернётся? Мужчина шумно выдохнул в сложенные ладони, оставляя на них кровавые разводы. — Он вернется, милый. Эллиот не маленький. Ему просто нужно остыть. Вернётся. — Лу попыталась произнести громче, тверже, но надреснутый голос утонул в тишине квартиры. Кей кивнул, но ничего не ответил. Супруги молча сидели на полу прихожей, пытаясь понять, где ошиблись. Когда допустили промах? Как они дошли до такого? Как допустили? Как позволили себе так сильно его ранить? Лу запустила пальцы в волосы. Тяжело вздохнула. Ей было противно от самой себя. Больно от вида Эллиота. Как они могли так сильно ранить собственного ребёнка? Его, этого маленького человечка? Время беспристрастно унесло течением образ малыша, но Лу все помнила. Помнила, какими тяжёлыми были первые полгода после появления Эллиота. Им пришлось перекраивать всю привычную жизнь под маленького человечка. Который постоянно только и делал, что плакал и капризничал. От усталости хотелось выть. От бесчисленных дней сурка хотелось рвать волосы на голове. В первые недели, казалось, жизнь превратилась в бесконечный ад. Лу было стыдно в этом признаться. Ей казалось, что ее загнали в угол. Насильно заперли в клетке, из которой не выбраться. По нечетным дням она работала в составе личной охраны Приора, а по четным сидела с Эллиотом. В дни, когда нужны были оба телохранителя, на помощь приходила Ребекка. Понимающий Иво Мартен шел на уступки — старался меньше брать выездов за город и, если позволяла ситуация, проводил онлайн-встречи вместо привычных собраний в Синоде. Жизнь продолжалась, била ключом и сбивала своим потоком молодых родителей. Понятие отдых стерлось из памяти. С маленьким ребенком даже выходные дни стали рабочими. Лу не могла позволить себе отдать Эллиота на полное попечение бабушкам. Это их сын в конце-концов. Их ответственность. Это ребёнок, полноценный человек, а не домашнее животное, которое можно легко отдать на передержку. Руки уже тряслись от усталости. Кожа зудела от нервов. Жутко хотелось курить. Кей чувствовал себя не лучше — каждая истерика, каждый ночной плач проходили через фибры его души. Усталость медленно, но верно накапливалась снежным комом. В один день, придя в тир Корпуса Содействия, пси-эмпатик озадаченно достанет из кобуры детскую погремушку. Потом, много лет спустя, они будут смеяться над этой историей и другими курьезными случаями. Это будет потом, когда станет легче, привычнее. Но тогда, в самом начале, Лу боялась не справиться со взвалившейся ответственностью. Боялась стать плохим родителем. В Кее она не сомневалась на йоту. Она была уверена, что у Эллиота будет надёжная отцовская фигура. Но Лу никак не могла сопоставить себя с ролью матери. Ей казалось, что она недостаточно хороша, даже несмотря на то, что уже окончательно бросила курить. Перестала появляться в барах. Стойко, не матерясь, выдерживала моменты, когда крепкий кулачок Эллиота тянул ее за волосы. Прежде смеявшаяся над Марком Жонсьером, Лу теперь сама читала книги по воспитанию детей. Девушка не свойственно для самой себя вдруг прониклась бескорыстной любовью к этой крохе. Лу старалась стать хорошей матерью, хотела, чтобы малыш полюбил ее, но ничего не получалось. Эллиот успокаивался только в руках Кея, а в ее руках, надрываясь, плакал. Она не могла понять, что делает не так. И от этого было обидно, хоть Лу и осознавала, что обижаться на младенца глупо. В голове якорем осела мысль, что Лу никогда и не станет близка к малышу. Между ними была пропасть, и ей никогда не заменить родную мать. Она боялась, что навсегда останется для него чужой женщиной, лишь присматривающей, а не любящей. Лу нагнулась над колыбелью. От очередной истерики малыша хотелось самой лечь рядом и заплакать. Темные глаза уверенно устремились в ее сторону. Маленькие губки сложились в кривой улыбке. Эллиот закряхтел, замахал ручками. Изнеможденная Лу не сразу поняла, что он смеялся и улыбался ей. Ей… Погрязнув в бытовых проблемах, девушка не замечала явного. Он уже любил её. Всепоглощающей и невинной любовью. Искренней любовью, на которую способен лишь ребёнок к своему родителю. И ему было все равно на прочитанные энциклопедии для молодых родителей, было неважно, ругалась матом Лу или нет. Потому что он любил её любой, ведь для него — она и Кей были всем. От этого внезапного заключения по телу Лу пробежали мурашки. Долго копившиеся эмоции вылились в горячие быстрые слезы Лу окатило неожиданным приливом нежности. Она нагнулась над внимательно смотрящим малышом и поцеловала его в лобик. Любовь, как вода, стачивала острые края каменной души Лу. Девушка осторожно погладила малыша по животу. Цепкие пальчики схватили ее за палец. Лу вытерла свободной рукой слезы. Тихо начала петь колыбельную. Неумело. Как могла. Пела, что пел когда-то ей отец. Лу улыбнулась, вскоре почувствовав на талии руки Кея, вернувшегося с работы. Он обнял ее со спины, уткнулся носом в волосы. — Привет… Очень красиво поешь, лучик. Усталость в миг стёрлась от объятий любимого. Тёплые касания смыли весь негатив, оставив на душе лишь спокойствие. С Кеем было не страшно прыгать с головой в омут. Он был надежен и постоянен, как восходящее солнце после тёмной ночи. Но так же, как и Лу, боялся стать плохим родителем. Переживал, что насильно навязал бремя родительства Лу. Беспокоился, что своим решением разрушит их отношения. Но все его страхи были напрасны. Несмотря на трудности, они стали ещё ближе. Отношения стали крепче — словно сталью закалились под чередой трудностей. — Как ты? — Кей оставил невесомый поцелуй в волосах и выглянул через плечо девушки. — Как Эллиот? — Еле успокоился. — Лу нежно погладила крошечную ладошку, сжимающую ее палец. — Вроде, неплохо. — А ты сама как? Устала очень? Лу кратко кивнула. — Давай я его уложу, хорошо? Отдохни, лучик. — Кей поцеловал ее в висок и осторожно вышел вперёд к колыбели, оставив Лу за спиной. Смотря на воркующего мужа, девушка подперла рукой голову, сев в кресло. Отчего-то сердце каждый раз сжималось при виде Кея, держащего на руках малыша. Разве семейная жизнь могла быть клеткой? Когда они впервые оставили полугодовалого Эллиота у Ребекки, дома стало непривычно пусто и оглушающе тихо. В квартире веяло одиночеством. Все же несмотря на усталость, было приятно возвращаться домой с дежурства, зная, что тебя ждут и любят. Что дома ждёт непоседливое «спокойствие» с большими карими глазами. Что тебя больше никогда не встретит холодная пустота квартиры. Создать свой уголок спокойствия и любви — разве это плохо? Неужели островок безопасности был золотой клеткой? Возвращаться в уютный и полный любви дом, оставляя за дверью холодный и неприветливый мир — плохо? Нет. Было непривычно. Было тяжело, временами даже очень. Но они стоически прошли через все испытания. Стали настоящей семьёй. Семьёй, о которой ни Лу, ни Кей и мечтать не могли. По осколкам псионики создали то, чего сами были лишены. Подарили собственному ребёнку то, чего никогда не имели. Счастливое детство, любовь и заботу. И сейчас, сидя на полу прихожей, Лу перебирала крупицы воспоминаний, пытаясь, понять, где ошиблась. Осторожно перехватила холодную ладонь мужа, прижала к щеке. Прикрыла глаза, предаваясь тёплым бесценным воспоминаниям. В памяти навсегда осталось первое слово Эллиота. Папа. Глядя на заблестевшие глаза Кея, Лу была готова заплакать и сама. Эллиоту предстояло произносить его всю жизнь, в то время, как Лу уже ни к кому никогда не могла так обратиться. Она искренне радовалась за Кея. Ведь именно она занималась с Эллиотом последние дни: учила его говорить такое драгоценное слово — папа. Кей этого заслуживал. Следующим словом было — мама. Это произошло так неожиданно, что Лу сперва не поняла, почему Эллиот начал неправильно произносить слово «папа». — Ма… Мама! — Эллиот, расположившись в руках Кея, потянулся к ней. Осознав произошедшее, Лу на мгновение забыла как дышать. Мама. Она чья-то мама… Подумать только! Кей широко улыбнулся, поймав удивлённый взгляд Лу. Звонко чмокнул малыша в щеку: — Молодец, солнышко! А дальше посыпались и остальные слова. Первые шаги Эллиот сделал в сторону вернувшейся с работы Лу. Отпустив перила кроватки, малыш неожиданно бодро зашагал к раскрывшей руки девушке. Он доверчиво рухнул прямиком в ее объятья. Заливисто засмеялся, Лу рассмеялась вместе с ним. Кей, сумевший поймать это на камеру телефона, подлетел к ним и сгреб всех в объятья. С Эллиотом привычный серый мир заиграл разноцветными красками. Молодые родители теперь не могли представить свою жизнь без светловолосого урагана. В отличие от других малышей — Эллиот не был «почемучкой». Благодаря влиянию Ребекки, он сам мог объяснить почему небо голубое, а трава зелёная. Эллиот был не по-детски сообразителен. Взгляд карих глаз был взрослый, задумчивый. Лу и Кею хотелось уберечь сына от всех бед, сделать все возможное, чтобы продлить его беззаботное детство, отгородить от зловещей правды. Они пытались защитить мальчика от тяжкого прошлого, шлейфом тянувшимся за ними, от нелегкой судьбы биологических родителей, мрачной тенью повисшей над головами. Боялись за него. Сотни ночей проводили в тревожном обсуждении будущего. Боялись за себя. Они были уверены, что Эллиот все поймёт, как бы неприятно не было. Лишь бы самим хватило смелости признаться и разбить стекла розовых очков. Раскроить картину идеальной семьи, вскрыть уродливую правду. Выдавить ложь, как гной из воспалившейся раны. И потому искусственно оттягивали время. Делали все возможное, откладывая этот разговор на дальнюю полку. Но оба осознавали, что рано или поздно придётся рассказать всю правду, что, оттягивая время, лишь усугбляли дальнейшие последствия. Скрытая правда все эти годы висела над супругами Дамокловым мечом, обрастая слоями лжи. И обрушилась разрывающей пространство молнией. Лу притянула колени к лицу, уткнулась лбом, обняв их. Правда всплыла самым неожиданным путем. Разбросанные в спальне бумаги утягивали в неприятную топь прошлого. Она могла быть и осторожнее. Стоило разделить общие документы. Как допустила?.. Дура. Дура, дура, дура… Кей погладил её по спине в знак поддержки, безошибочно прочувствовав горечь вины. — Мы оба виноваты, Лу. Она быстро очутилась в нежных объятьях мужа — Кей притянул ее к себе, прижимая к груди. Словно пытался укрыть ее от всего мира. Она закрыла глаза, по-детски уткнувшись носом в мужское плечо. Захороненные временем воспоминания вновь замельтешили в памяти, как стружка в перевернутом снежном шаре. То, что Лу хотела забыть навсегда, снова нанесло удар. Это произошло восемь лет назад. Спустя месяц после отпуска Лу почувствовала себя неважно. В последние дни, вставая с кровати приходилось бороться со странной тошнотой и слабостью. Привычный терпкий кофе начал отдавать сыростью и плесенью. — Что-то не так с кофе, Дани? — спросила Лу, задумчиво покрутив в руках горячий стаканчик. — Чем-то воняет. — Что? — секретарь Приора с удивлением посмотрела на свою чашку. Принюхалась. — Ничем не пахнет… Лу нахмурилась, но, пожав плечами, выпила напиток. После чего ее вырвало в женском туалете в Корпусе Содействия. Стоя посреди кабинки, Лу была готова истерично смеяться от глупых догадок. Нет. Это просто совпадение. Следующий день был в совместную смену с Кеем. Лу сидела на диване в кабинете Иво, читая новости, когда к ним заявился Марк Жонсьер. И шлейф его тяжёлого парфюма. — Тебе не хорошо, Лу? — нахмурился Иво, увидев, как резко переменилась в лице девушка. — Лу? — насторожился Кей, взглянув на неё. — Что такое, Рид? — Марк как назло подошёл ближе. Лу отмахнулась. Прикрыв ладонью рот, вышла из кабинета под встревоженные взгляды, а затем перешла на бег. Она сплюнула кислую слюну в раковину. Подняв голову, вгляделась в собственное отражение. Нет, это точно глупости. Этого не может быть. Запустив ладонь в волосы, Лу судорожно начала вспоминать последнее проведённое время с Кеем. — Вот сука… — протяжно выдохнула она. Все совпадало. Последний секс был во время отпуска, когда они находились в курортном посёлке в семидесяти километрах от ближайшего крупного города… Без защиты. Сердце рухнуло вниз, пробивая многочисленные этажи Корпуса Содействия. Скрипя зубами, Лу приобрела тест на беременность в ближайшей аптеке. Ей уже давно не шестнадцать, а общество приняло новость о фертильности псиоников положительно, но все равно было не по себе. Страшно от неизвестности. Лу поставила тестер на металлический ящик с туалетной бумагой и села на унитаз, упершись локтями в колени. Запустила руки в волосы, потянула до неприятной боли. Спустя несколько минут, как положено в инструкции, Лу дрожащей рукой подняла тестер. Повернула экранчиком к себе. Сердце пропустило несколько ударов. Громко ахнув, Лу едва не выронила тестер из рук. «Беременность, 4 недели» — высветилось на электронном дисплее. Девушка недоверчиво сверлила глазами результат, словно надеялась, что он поменяется. Но он не поменялся ни через минуту, ни через другую. Лу вздрогнула, услышав, как кто-то вошёл в туалет. — Ты здесь, Лу? Все в порядке? — послышался тихий голос Кея. Быстрые шаги лакированных ботинок эхом раздавались в пустом женском туалете. Будто ошпаренная, Лу резко выпрямилась, крепко сжав в руке тестер. Было бы крайне неловко, если бы тот улетел прямо под ноги Кею. — Да!.. — вышло хрипло. Сдавленно. Лу почистила горло. — Да, все в порядке. Она надёжно обернула тестер туалетной бумагой и выбросила в урну. Лу прикрыла ладонью рот, затаив дыхание, ощущая пристальный взгляд эмпатика через дверцу кабинки. Пыталась собраться, но мысли в голове никак не возвращались в нормальное русло. Как стрелка компаса, Кей точно и быстро прочувствовал захлестнувший страх Лу. Не беспокоиться было невозможно — после ее ухода из кабинета Приора прошло около тридцати минут. И Лу все не возвращалась. Эмпатику повезло наткнуться на нее в туалете, чувствуя на кончиках пальцев покалывание от чужой тревоги. Тревожность сменилась страхом. Он усердно выдавливал воздух из легких Кея, выбивал почву из-под ног. Мужчина встряхнул головой, скидывая морок чужих эмоций. Если Лу была на грани паники, то он должен быть с чистой головой. — Лу? Кей остановился возле последней кабинки. Скрестил руки на груди, сминая выглаженную рубашку. Под пиджаком в кобуре блестнул ультиматум. — Лу, ты как? Он терпеливо ждал ответа, физически осязая, как за дверцей на Лу обрушивались самые разные эмоции. Чужая тревога застыла на языке металлическим привкусом, проскальзывающие нотки удивления защекотали кожу, а сильный испуг все ещё железными тисками сдавливал голову. — Я неважно себя чувствую. — Лу наконец вышла из кабинки, приглаживая собранные в строгий хвост волосы. — Отпрошусь у Мартена. На ужин меня не жди, ок? Кей нахмурился. — Хочу мозги проветрить. — пояснила Лу и, подойдя к раковине, начала мыть руки. — Всё в порядке. Дрожь в руках не скрылась от внимательного взгляда псионика. Кей сжал губы, чувствуя, как по чистому полотну сознания слова Лу жирно мазнули ложью. Мужчина прищурился — за последнюю неделю Лу словно поблекла. Кей замечал изменения в самочувствии Лу, но оба скидывали все на аклиматизацию после возвращения с отпуска. Сегодня вдобавок к странному поведению Лу прибавились эти недомолвки. Липкие неприятные догадки сжали сердце. Теперь уже собственный страх сдавил голову. Кей в два шага сократил расстояние между ними. Лу вскинула голову, комкая в руках бумажную салфетку. — Может, нам стоит сходить в больницу, Лу?.. Ты не болеешь?.. — он понизил голос в попытке скрыть звенящее беспокойство. — Я не… — Лу осеклась. Нахмурилась. — Я не больна, Кей. Просто… Дай мне один вечер, хочу разобраться в этом. — В чем? Кей не хотел напирать, давить на итак испуганную Лу; увидев, как она растерялась в поисках ответа, он осторожно взял её за руку. Он понимал, что упускает что-то важное, не замечает что-то до глупого очевидное. И не может помочь — Лу закрылась в себе. Она вновь надела панцирь в попытках защититься от всего мира. И это его душило. — Просто дай мне время, Кей. — тихо выдохнула Лу. — Ты же знаешь, что я всегда рядом? — Кей заботливо погладил её по бледной щеке, убрал упавшую прядь за ухо. — Как будешь готова, мы поговорим. Лу кивнула. — Скажешь Эллиоту, что на работе задержали, ок? Кей вздохнул. — Ладно. Точно себя хорошо чувствуешь? Куда тебя отвезти? — Не переживай так, не умираю. — Лу покачала головой, усмехнулась. — Сама доберусь… Прерывая диалог, раздался рингтон телефона Кея. Это была Даниэль. — Мартен едет в Синод. — объяснился Кей, закончив разговор с секретарем Приора. — Пойдём, я провожу тебя до парковки. Смазано поцеловав мужа, Лу завела байк и рванула вперёд, оставляя за спиной Корпус Содействия. Каталась долго — когда остановилась возле знакомых апартаментов, на Нью-Пари уже опустились загустевшие сумерки. Поднимаясь на лифте, достала из кармана завибрировавший телефон. «Ты как?»

«Норм, у Йонаса»

«Хорошо, люблю тебя»

«И я»

Даже во время важного собрания Кей всегда находил возможность написать ей. На губах Лу появилась глупая улыбка. Унесенный от потока ветра и скорости мандраж вдруг вернулся, стоило Йонасу открыть перед ней дверь. Лу почувствовала, как от волнения желудок скрутило в тугой узел. — Хай… Ты одна что ли? — удивился хилер, пропуская девушку в квартиру. Он закрыл дверь, бросив недоверчивый взгляд на пустой подъезд. — Ну мальчиков я не могла засунуть в пакеты. — Лу выдавила из себя улыбку, протянув купленные гостинцы мужчине. — Ну знаешь ли… серийные убийцы как-то умудряются. — Тц! Хорош. Йонас усмехнулся реакции Лу и, забрав пакеты, пошёл к кухонному блоку. — Ужинать будешь или как? — Или как. Чаем обойдусь. Вскоре удобно устроившись на диване и разложив привезенную выпечку на журнальном столике, друзья начали обсуждать последние новости… Время шло очень медленно. Часы будто специально замедлились. Лу прослушала весь долгий рассказ Йонаса о прошедшей конференции, на которой он выступал. Как бы ей не хотелось забыться в приятной компании друга детства, в голове волчком крутились тревожные мысли. — Ну… А у тебя что нового? У тебя лицо такое, как будто убила кого-то по дороге сюда. На работе загоняют, да? Выглядишь неважно. Уставшая какая-то… — Вот спасибо. Сама-то не вижу. — с тяжелым вздохом ответила Лу. — М? В смысле? — Я беременна. — она отвела взгляд. Йонас застыл с надкушенным круассаном в руке. Нахмурился, вглядываясь в девушку, пытаясь заметить характерные изменения. — Ты серьёзно щас?.. — Четыре недели… — Лу провела пальцем по обивке дивана. — Погоди, такой ранний срок… Кто ещё об этом знает? — спросил хилер и, получив в ответ красноречивое молчание, озадаченно откинулся на спинку дивана. — Я, че, ещё первее Кея узнал об этом? Хрена ж, Лу… Я, конечно, понимаю, что ты очень ответственный гражданин Нью-Пари… Лу, вскинув голову, с недоумением посмотрела на друга. — Сразу побежала к врачу. Ответственно, что сказать. Но, Лу, есть разница между акушер-гинекологом и кардиохирургом, если ты не знала. — Нет, конечно, я не знала! — огрызнулась Лу и сжала губы. Ссориться сейчас никому не хотелось. Йонас вмиг собрался, осознав, как отчаянно она нуждалась в его поддержке. Мужчина перехватил руку Лу, скользившую по узорам дивана, накрыл своей тёплой ладонью ее маленькую холодную ладошку. Осторожно сжал, показывая, что в любом случае будет на её стороне. Всегда поддержит. — Что не так, Лу? Эмпатиком быть не надо, видно же — переживаешь. — Затем боязливо спросил: — Не желанный ребёнок, да? — Желанный, но охренеть какой незапланированный. — поправила Лу, сжав руку Йонаса. Тяжело вздохнула. — Я не планировала ещё детей. У нас с Кеем есть Эл. Сердце Лу неприятно сжалось от мысли, что сегодня мальчик снова засыпал без нее. А ведь она обещала, что прочитает сегодня ему несколько глав из его любимой книги… Лу вздохнула, собираясь с мыслями — Йонас не торопил. — При таком раскладе придётся все менять. Абсолютно все, крэп. Мне придётся выйти в… в декретный отпуск. — Лу было непривычно произносить эти два слова. — Кею опять двойная работа. Не хочется его нагружать. Он итак все делает ради нас с Элом. А Эл? Я не знаю, Йонас, смогу ли… разделить свою любовь? У меня не было ни братьев, ни сестёр, у Кея тоже, мы понятия не имеем, как делить эту любовь между сиблингами. Вдруг обидим Эллиота?.. Как-то сами не заметим, что обделяем его? Он такое солнышко, но что делать, если он начнёт ревновать? Я не знаю, Йон, все так сложно… — А когда было легко, Лу? — Йонас попытался приободрить ее. — Ты сейчас загоняешься из-за последствий, даже не задумываясь о самом главном. — Чего? — Ты сразу начала думать о проблемах. Не о самом факте. Лу, у тебя будет ребёнок. Это не ворох проблем. Это же человек. — Йонас неопределённо обвел руками в воздухе. — И это… потрясающе вообще-то. Учитывая, что вы с Кеем оба псионики… десять лет назад вас бы просто повесили или на вивисекцию отправили бы, а сейчас ты можешь смело идти в женскую консультацию, не боясь, что тебя закидают камнями. Лу молчала — перебивать Йонаса не хотелось. — Да, работой, возможно, придётся пожертвовать… Но ты ведь сможешь восстановиться, я уверен. И ты знаешь, что всегда можешь положиться на нас. С детьми мы теперь все обращаться умеем. Как никак боевое крещение прошли. Йонас усмехнулся, вспомнив, как впервые менял Эллиоту подгузники и тогда подумал, что на вскрытиях пахнет не так-то и плохо, как Тина едва не лишилась клочка волос — младенцем Эллиот любил дёргать за волосы, и как повезло Догану стать жертвой отрыжки малыша после кормления. Похожие воспоминания тоже посетили Лу, отчего на её губах появилась лёгкая ностальгическая улыбка. — Я не думаю, что вы с Кеем начнёте обделять Эллиота. Не сможете, вы его слишком сильно любите. Да и я не позволю его обижать. — Йонас с ухмылкой скрестил руки на груди и пожал плечами. — Само собой времени младенцу будете уделять больше, это нормально. Надо просто объяснить это, Эллиот не дурак, он все поймёт. Зато представь, Лу, у него будет кто-то младший. Это же здорово. — Разница большая. — Восемь лет-то? — хилер скептически приподнял бровь. Йонас достал из кармана пачку сигарет, но, вовремя опомнившись, убрал обратно. — В общем, когда младшему будет шестнадцать, Эллиоту будет двадцать четыре. Будут на одной волне. Лу не смогла сдержать улыбку — тогда образ взрослого Эллиота казался слишком далеким и нереальным. — Лу, я считаю, что это настоящее чудо. — подытожил Йонас. — Серьёзно. Ты же знаешь, что деторождение у псиоников даже сейчас большая редкость. Особенно у живущих в Центре. Сколько совпадений должно было случиться, чтобы все вот так сложилось? Шанс один на миллион в квадрате. Может, больше такого шанса и не будет? Подумай, Лу. Хилер поднялся с дивана, отряхивая крошки слоёного теста. — Пойду покурю. — Бросать уже пора, паровоз. — усмехнулась Лу. Прежде чем выйти на балкон, Йонас бросил быстрый взгляд на Лу, улыбнулся: — Спасибо, мамочка. На душе стало гораздо легче. Хилер за считанные минуты смог распутать клубок тревожащих мыслей. Удушающего страха больше не было — он растворился как ночной кошмар от рассветных лучей солнца. В памяти застыло и трепетное волнение от предстоящего разговора. Вернувшись домой, девушка очутилась в объятьях мужа. Она притихла, пытаясь усмирить гулко бьющееся сердце. Глубоко вдохнула — приятные нотки парфюма любимого мужчины защекотали нос. Лу подняла голову и наткнулась на обеспокоенный взгляд Кея. Она мягко улыбнулась, обняв ладонями его красивое лицо. Лу не знала, что в этот момент, излучала яркие флюиды счастья, отгоняя от Кея усталость после тяжёлого дня. Беспокойство и негативные мысли, душившие его весь вечер, быстро исчезли от её искренней и счастливой улыбки. — Я должна тебе кое-что сказать. — Что такое, лучик? — Кей непонимающе улыбнулся, смущенно опустив взгляд. — Я беременна. — прошептала Лу. — У нас будет ребёнок. Последние слова дались с трудом — голос внезапно сел. Увидев, как за считанные секунды в глазах Кея набрались слезы, девушка неожиданно для самой себя всхлипнула и закрыла ладонью рот. Лу охнула от внезапного подъёма — Кей поразительно легко подхватил ее на руки и закружился. Весь мир слился, стал пестрой массой, в которой самой отчётливой фигурой был Кей — его глаза, светившиеся от счастья, губы, растянувшиеся в глупой, но счастливой улыбке. Лу открыто плакала, уже не в силах сдерживаться, и Кей тоже. Когда эйфория прошла, он опустил её на пол с таким трепетом и осторожностью, будто Лу была фарфоровой куклой. — Это невероятно, Лу. — прошептал Кей, держа её за руки. — Это просто какое-то… — Чудо? — Да! — закивал головой эмпатик. — Это просто чудо, милая. Поверить не могу… Приходилось говорить на полтона тише, чтобы не разбудить спящего Эллиота. — Такое ощущение, будто сплю. — Кей со смущённой улыбкой покачал головой. Лу протянула руку и ласково погладила его по влажной от слез щеке. Осторожно провела пальцем по морщинкам в углах искрящихся глаз. Затем, держа ладонь Кея, медленно опустила руку и прижала к своему животу. Туда, где, несмотря на все трудности, зарождалась новая жизнь, пробивалась как юная трава через грубый асфальт. Там, где сплелись цепочки генов, образуя что-то совершенно новое, порождая что-то по-настоящему важное. Хотелось залить этот бесценный момент эпоксидной смолой, чтобы потом, спустя долгие годы любоваться им. Но никто не знал, что вскоре это воспоминание будет причинять столько боли, что лучшим решением было бы вовсе вычеркнуть его из памяти. И Лу пыталась забыть, но безуспешно. Как и все, что было после этого, навсегда отпечаталось в ее сознании, оставило глубокие шрамы в душе. Лу потеряла ребёнка. Это сломало её. Она внезапно осознала, что внутри неё всегда была мертвая пустыня, неспособная дать прорасти новой жизни. Облик оазиса разбился на болезненные осколки, внушив Лу, что она в самом деле сломанная, дефектная. Нельзя было определить, что точно вызвало замершую беременность, но вряд ли бывший образ жизни и недавний стресс в связи с покушением на Приора и передозировкой Кея пси-блокатором благоприятно повлияли на здоровье Лу. Все критические точки соединились в одинокую ровную линию — застывшем сердцебиении ребёнка, которому уже не предстояло увидеть мир. Сделать первый вдох, произнести первое слово… В линию, перечеркнувшую чью-то целую жизнь. Лу запомнилось, что в этот день было не по-осеннему солнечно и тепло. Ничего не предвещало скорой трагедии, когда супруги находились на очередном плановом узи. В этот день им должны были сообщить пол будущего ребёнка. Хотя Кей и говорил, что ему не важен пол ребёнка, его выдавал блеск глаз от вида маленьких платьев в детском отделе одежды. Они договорились, что расскажут Эллиоту и всем близким о скором пополнении только после первого триместра — Йонас предупредил, что не все беременности заканчиваются родами, и иногда лучше перестраховаться. По официальной статистике каждая пятая женщина сталкивается с замершей беременностью, по неофициальной — каждая третья. И Лу не посчастливилось попасть в эту статистику. Во время осмотра она заметила, как сидящий рядом Кей резко напрягся, сморщился словно от зубной боли. Он побледнел и взялся за ее руку, как утопающий за спасательный круг. Лу сразу поняла в чем дело — эмпатик мгновенно прочувствовал смятение врача, который не решался произнести страшный вердикт. — Мадемуазель Рид, месье Стоун, я должен сообщить вам, что не обнаружил сердцебиение плода. Мне очень жаль это говорить… Лу больше ничего не слышала. Лишь прикрыла глаза, давая слезам свободно скатиться по вискам. Дальше все было как в лихорадочном сне — пробирки с кровью, повторное УЗИ, многочисленные документы… Лу была не в силах даже расписаться — за неё это сделал Кей. Обычная одежда сменилась на больничную — тоже не без его помощи. Следующие минуты для супругов оказались бесконечной пыткой. Лу осталась наедине с молчаливым врачом и грубыми уродливыми инструментами в тесном и холодном кабинете, в то время как Кея попросили подождать в коридоре. Она больше ничего не чувствовала. Он чувствовал всё и даже больше. Лу казалось, что она прожила несколько жизней, неподвижно лежа под яркой операционной лампой. Сознание зацепилось за одинокую мысль, отдавшую по всему телом нездоровым жаром — они не успели узнать пол ребёнка. Со временем Лу убедила себя, что это было к лучшему. Иначе потеря обрела бы реальные образы, и светловолосая девочка с тёплыми карими глазами или голубоглазый мальчик с ворохом тёмных волос преследовали бы её в кошмарах до конца жизни. Лежа на больничной койке одинокая и сломанная Лу крепко закрыла глаза, стирая из сознания образы ребёнка, которому не суждено было родиться. Она застыла, будто пыталась слиться с серой обстановкой процедурной. Ей хотелось раствориться густым дымом и исчезнуть навсегда. В эти растянувшиеся бесконечностью минуты Кей ходил затравленным зверем по коридору, увешанному плакатами с приторно-сладкими цитатами вроде: «Дети — цветы жизни», «Семья — это самое главное!» Боль осколочной гранатой разрывала душу эмпатика, который не мог быть рядом с любимой. Он клялся, что будет с ней и в горе, и в радости. Но стоял в коридоре в полном одиночестве, окруженный лишь одной болью. Она была похожа на горячий песок — обжигала все тело, забивалась в рот, в нос, перекрывая воздух. Мыслями эмпатик возвал к Единому. В последний раз он произносил молитву в далеких интернатовских годах — учебная программа предполагала час духовности. Кей, переплетя ледяные пальцы, уткнулся лицом в сжатые ладони. Начал безмолвно молиться. Слезы горячей цепочкой пробежали по щекам. Как бы не старался, он не смог уберечь свою семью от такой страшной трагедии, не смог защитить Лу… Его захлестнуло тошнотворное чувство вины. Он мог стараться лучше. Так глупо подставился неделями назад и заставил переживать беременную Лу… О чем он только думал?.. Это была его вина. Из-за него Лу переживала этот ужас. Кею казалось, что в это самое мгновение часть его души умерла. Что-то отмерло в нем самом. Исчезло в омуте боли. Он знал, что такая боль не исчезает даже со временем — она оставляет пожизненные уродливые шрамы и глубокие травмы. С этим остаётся только смириться и жить дальше. Кей надавил на веки, устало потёр переносицу, мысленно принимая важное решение. Эллиоту лучше не говорить об этом. Вообще никому из близких. Так будет проще для всех. Для Лу. Для него самого. Эта тайна останется между ними, Йонасом и Иво Мартеном. Месяц назад супруги волновались из-за разговора с последним — нужно было отдать заявление на оформление декрета для Лу. Брать ещё отгулы — это было уже слишком. Оба понимали, что чем дольше Лу задерживается на работе, тем больше они рискуют ей и будущим ребёнком. И безопасностью Приора Инквизиции, потому что Кей уже не был уверен, кого станет закрывать собой в первую очередь. Боялся, что в ситуации, требующей выбор между женой и Приором, выберет не последнего, как того требовала клятва. Но и Иво уже был не просто начальником. Не после всего пережитого. Скрывать от него такую новость — моветон. Кей обреченно вздохнул, потёр стреляющие виски, предвещающие кровавые слезы. Хоть на лице Приора Инквизиции невозможно было отследить эмоции, их можно было прочувствовать. И в тот день Кей ясно уловил нотки радости, когда Мартен пробежался глазами по неожиданному заявлению. Но также прочувствовал лёгкую грусть. Кей не хотел его считывать — это получалось уже само собой. Теперь его пси маневрировало между второй и третьей ступенью. Чем выше ступень, тем лучше — это можно было бы отнести ко всем пси-способностям. Но не к эмпатии. И Кей, и Лу понимали все возможные опасности повышения его ступени: частые кровавые слезы, трудности нахождения в людных местах, слишком острое восприятие чужих чувств. Вернувшись домой, Кей плакал вместе с Лу, сжимая ее в объятьях. Боль от потери ребёнка стальными когтями безжалостно разрывала душу, нанося незаживающие раны. Лу рыдала, била кулаками в пол. Внутри неё теперь была всепоглощающая пустота. Новая жизнь погасла свечой, оставив после себя тяжкий шлейф дыма. Любые мысли больно резали по хрупкому сердцу, оставляя уродливые увечья. «Виновата. Дефектная. Сломанная» — собственный рассудок плевался ядом. Во всем доме предупреждающе замерцали лампочки, задребезжали и столовые приборы в резко выдвинувшихся полках. «Твоя вина. Это только твоя вина» Девушка закричала, вцепившись руками в волосы — пси рвалось, норовя устроить погром. Это была не просто боль, а заправленная обидой и виной слепая ярость. Пси-телекинез бурлил в крови, горячил кожу, распирал изнутри. И Лу не могла его остановить. —… Слышишь меня? Сконцентрируйся на моем голосе, Лу. Стулья натужно заскрипели, отодвигаясь в разные стороны от стола. — Лу, пожалуйста, посмотри на меня… Лу… Солнце моё. Все межкомнатные двери за секунду слетели с петель и с грохотом рухнули плашмя на пол. — Посмотри, Лу… — Кей попытался взять её за руки. Лу попробовала оттолкнуть его от себя, но мужчина ловко перехватил ее тонкие запястья. Он прижал ее ледяные ладони к своим горячим щекам. — Посмотри на меня. Посмотри, Лу. Милая, ну же… Я здесь. Девушка подняла голову, опухшими глазами вперилась в мужа. — Дыши, милая… Просто дыши. Ты должна знать, что ты не виновата. Это не твоя вина. Это может случиться с каждым. Ты не виновата, солнце мое, слышишь? — Кей погладил её по щеке, вытирая влажную дорожку слез. — Мы справимся с этим. Мы справимся вместе. Он неимоверным усилием воли сложил дрожащие губы в улыбку. Лу затряслась от слез, от осознания, что Кею было вдвойне тяжело — вдобавок к собственным чувствам в груди набатом звенела и ее боль. Но Кей, ее опора и поддержка, ее любимый, улыбался сквозь кровавые слезы ради нее. Вид крови резко отрезвил ее. — Крэп, Кей! Надорвался… — судорожно выдохнула она. Лу стиснула его в объятьях. Она ревностно прижалась к нему, закрыв глаза. Хотелось спрятать любимого от всего мира. Мир не заслуживал такого светлого и доброго человека как Кей. И Лу тоже. Проживи хоть десять жизней — Лу была бы все ещё не достойна его. Она обняла ладонями его лицо, вгляделась в покрасневшие карие глаза. И сейчас, восемь лет спустя, Лу также держала в руках лицо мужа как самое ценное сокровище. За эти годы возле родных карих глаз легли глубокие морщины, а в тёмных волосах предательски заблестела седина. — С Эллиотом разберёмся, остынет, поговорим. Мы справимся. Я рядом, Кей. Ты можешь на меня положиться. Не держи все в себе — сломаешься. Сам говорил, что мы справимся вместе. Вместе. — произнесла те же самые слова, что и в тот вечер. Оба вздрогнули от громких уведомлений телефонов. — Рассылка от КС, наверное… — Сука, только этого не хватало. — раздражённо фыркнула Лу. О работе, о сложном запутанном деле думать не хотелось. Нужно было разобраться с текущими проблемами. Придерживая друг друга, псионики поднялись с пола. К их удивлению, сообщение было не от Корпуса Содействия. — Тоже от Даниэль? — спросила Лу, взяв в руки телефон. — Да. Пробежав глазами по экрану, застыли с одинаковым выражением лица. — Ну дела… — выдохнул Кей. — Крэп… «У вас все нормально? Камера поймала. Несется по Восточной со скоростью 130 км/ч» К сообщению прилагалось и изображение. Лу недоверчиво увеличила фотографию и сжала губы. Сомнений не было. Это был Эллиот, летевший по широкой автомагистрали. На ее мотоцикле.