Silver Linings

Чертов Хакода. Озай чувствовал себя идиотом. Кто бы мог подумать, что спустя столько времени абсолютной апатии его вернёт к жизни мысль о том, что какая-то сволочь — из Племени Воды, судя по имени — проводит время с его детьми и, предположительно, с его женой. Это было волнующее открытие. На самом деле, он собирался начать не так. Не то, чтобы это вообще был его план, но ему пришлось следовать указаниям Айро, а они заключались в том, чтобы производить как можно более благоприятное впечатление при известных обстоятельствах и совершенно точно не предполагали той бессмысленной конфронтации, в которую превратился его диалог с Урсой в первые же пять минут, стоило им остаться наедине. Слово «фиаско» отлично описывало то, что произошло. Он, очевидно, должен был попытаться снова. Как минимум потому, что он все ещё хотел знать, кто такой этот Хакода и почему он учил его дочь делать сальто в гребанном бассейне — и это скорее всего означало, что на нем вряд ли было что-то более приличное, чем купальник, в этот момент. Вероятно, на Урсе тоже. Его желудок превращался в лаву, когда он представлял свою жену без одежды рядом с другим мужчиной. То есть, формально купальник, конечно, был одеждой, но не тогда, когда Озая не было рядом, чтобы контролировать это. Он с неожиданным для самого себя мазохизмом наслаждался ощущением ревности, которая огнём расползалась по его пищеводу, тщательно облизывая все уголки. Его ци кипела почти так же, как в те времена, когда он мог покорять — за тем единственным исключением, что он был практически не способен управлять этим бардаком. Ему нужно было взять себя в руки прежде, чем он найдёт Урсу. — Эм…ты не видел Ай-Ая? — обратилась к нему Кии, когда Озай меньше всего ожидал этого. Он был один в гостиной, помечая в своей голове то, что он не должен был говорить своей жене ни при каких обстоятельствах, даже если у него сгорит селезенка — у него было не так уж много вторых шансов, так что стоило быть внимательнее. Все остальные развлекались на террасе, и он думал, что его дочь была там с Лу Теном и смотрела ему в рот, пока тот демонстрировал ей всякую чепуху вроде формы феникса и прочей бесполезной в бою вещи. — Нет, — пробормотал Озай, не зная, должен он предпринять что-то ещё или просто ответа было достаточно. — Я оставила его здесь, — сказала Кии, заглядывая под подушки дивана. Она принялась обшаривать комнату, воспроизводя слишком много звуков для такого простого действия. Почему никто не помогает ей искать эту дурацкую игрушку? Чем они там так заняты? В конце концов, Урса на вражеской территории, она должна ходить хвостом за их дочерью, чтобы та ни в коем случае не осталась со своим отцом наедине — а именно это происходило сейчас, и Озай все ещё не понимал, что ему делать. Кии вдруг прекратила свои поиски и нахмуренно посмотрела прямо на него, как будто подозревала в нем вора, похитившего её драгоценного Ай-Ая. — А ты не сидишь на нем? — выдала она свои соображения. Озай поднялся на ноги, оборачиваясь. То, что он принимал за подушку у себя за спиной было подранным мешком свалявшегося синтепона, который почему-то был любимой игрушкой его дочери. Что ж, теперь он выставил себя дураком ещё и перед ней — отлично. Кии подхватила Ай-Ая и рассмеялась. — Ты прямо как Зузу — он все время садится на что-нибудь. Однажды он сел на моего пластмассового черепахокраба и порвал себе штаны! Озай коротко усмехнулся. — Да, похоже на Зуко. Кии продолжала смотреть на него с невинным очарованием, и разница в их росте была столь велика, что ей приходилось задирать голову. Она казалась заинтригованной, как будто ждала, что он сейчас превратится в единорога или выдаст какой-нибудь цирковой трюк, ну или…может быть, она пыталась представить, как он делает сальто. В любом случае, было похоже, что она его совсем не боялась, и Озай не мог не признать, что это было приятным разнообразием на фоне холодного недоверия, которое испытывали к нему остальные члены его семьи. — А ты когда-нибудь ещё придёшь к нам домой? — спросила Кии. — Возможно, — вполне возможно, если сегодня он окончательно не убедит Урсу в том, что ей и её детям стоит держаться от него подальше. — Я покажу тебе свои игрушки, — пообещала его дочь с явно серьёзным намерением. — И ты ещё не видел мою комнату. А ещё… — Ну как там, искорка? — послышался голос Лу Тена со стороны террасы. Он заглянул в комнату, хлопая магнитами москитной сетки. В его руке был бильярдный кий. — Ты нашла старину Ай-Ая? — Да! — откликнулась Кии, тут же устремляясь к нему. — Папа сел на него! Лу Тен улыбнулся и заговорщицки посмотрел на Озая. — Вы подружились? — спросил он, когда Кии прошмыгнула наружу. — Не уверен… — Озай нахмурился, провожая её взглядом. — Где Урса? — Она была в саду, с кем-то говорила по телефону. — Лу, твоя очередь бить! — крикнул Зуко. — Я иду! — отозвался Лу Тен. — Не хотите с нами, дядя? Азула обыграла нас всех, даже папу, так что вы, похоже, единственный, кто может составить ей конкуренцию. Озай покачал головой. — Не сейчас. Ему все ещё нужно было найти свою жену и заставить её поверить в то, что он не сумасшедший маньяк, который ждёт удобного момента, чтобы сделать из их детей кацудон. — О, ну…удачи, — пожелал ему Лу Тен с той же улыбкой. Озай ответил угрюмым молчанием и пошёл в сад.

***

Урса по-прежнему разговаривала с кем-то, бродя туда-сюда по дорожке вокруг искусственного пруда, в котором когда-то жили рыбки-кои — последняя сдохла прошлой осенью, но Лу Тену было слишком лень заниматься покупкой новых. — …ты знаешь, что я не могу в субботу: некому посидеть с Кии. Попроси кого-нибудь другого. У Ли стоит пара в двенадцать — он может приехать пораньше. Вероятно, это было по работе. Озай знал, что Урса преподавала литературу в театральном колледже последние полтора года. Она училась на актерском отделении в Академии изящных искусств Нации Огня и играла в одном из театров Кальдеры, когда они познакомились. Его отец ходил на все её премьеры и был в абсолютном восторге — а в мире было не так уж много вещей, которые вызывали у него что-то большее, чем брезгливое пренебрежение. Озай не был ценителем искусства — на самом деле он не мог отличить ногаку от кабуки, но Урса действительно привлекала внимание, когда была на сцене. Вне сцены, впрочем, тоже. — Да, я понимаю, но я не могу: у Зуко и Азулы тренировки до обеда, дома никого не будет, — её тонкие брови хмурились, пока она накручивала прядь волос на палец. — Я попробую что-нибудь сделать, но не обещаю….я перезвоню тебе сегодня вечером, хорошо? Она ещё долго кивала женскому голосу на том конце и, наконец, положила трубку с облегчённым вздохом. — Ты могла бы оставить Кии здесь, — сказал Озай, подходя к ней. Урса вздрогнула, едва не выронив телефон. — Не смей больше так подкрадываться, — упрекнула она, глядя на него с враждебным неодобрением. — Иначе ты лишишь меня права на свободу передвижений? Она не оценила его иронию. — Что ты говорил о Кии? — Я свободен в субботу. Ты можешь привезти её сюда, если за ней некому присмотреть. Судя по выражению лица, его жене не понравилась эта идея. — Если ты боишься, что я «что-нибудь сделаю» — здесь будет Лу Тен, — уточнил Озай. Урса в очередной раз нахмурилась, обдумывая это предложение. — Нужно обсудить это с ним, — сказала она в конце концов, пряча телефон в карман. С террасы донёсся очередной удар кия и звук вхолостую прокатившегося шара. — И-и-и…у нас есть претендент в лузеры года! — Заткнись, Азула! За пять лет их дети не придумали ничего нового, но губы Урсы тронула мягкая улыбка, когда она услышала сердитый голос Зуко и мелодичный смех их старшей дочери. Её напряжение заметно ослабло, как будто напоминание о том, что она была их матерью, принесло ей успокоение. Улыбка, конечно же, исчезла, как только она снова подняла взгляд на Озая. — Ты что-то хотел? — Ты неправильно поняла меня, — произнёс он, стараясь не замечать, как прозрачно весь её вид намекал на то, что она мечтает избавиться от его присутствия. — В каком смысле? — На парковке. — Что на парковке? Сегодня у него были какие-то проблемы с коммуникацией. — Три часа назад. На парковке. Ты сказала, что собираешься лишить меня родительских прав, — отчеканил Озай, с прискорбием замечая, что в его голос проникло раздражение. Урса наверняка приняла это на свой счёт. — Пока нет, — ответила она, независимо поведя плечом. — Но я сделаю это, если понадобится. Просто хотела, чтобы ты держал это в голове. — Я запомнил, — Озай выдавил из себя ухмылку. — Но я бы предпочёл не начинать с угроз. — И с чего ты собираешься начать? — спросила она с настороженным недоверием. — С объяснений. Её бровь выгнулась в скептическую дугу. Озай вздохнул с таким трудом, как будто вдыхал ртуть, а не кислород, и отчётливо проговорил: — Во-первых, то, что случилось с Зуко — мне жаль. Взгляд Урсы не стал теплее. Ни на градус. — Тебе стоит просить прощение у него, а не у меня, — сухо заметила она. — Сейчас я говорю с тобой. — И чего ты от меня хочешь? Я не могу тебя простить. Это было все так же холодно. Он должен был догадаться. Молчание было тяжёлым — болезненным даже. Он, конечно, не ожидал, что она со слезами бросится ему на шею, но…её ответ был довольно категоричен. Она редко бывала категоричной. Кажется, это был очередной провал. — Я пойду, — пробормотала Урса, пряча глаза, словно пытаясь игнорировать место преступления. Озай резко поднял голову. — Подожди. Она обернулась с вопросительным выражением своего вечно печального взгляда. — Что мне делать? — он не собирался произносить это вслух и совершенно точно он не хотел, чтобы это прозвучало так жалко. Но это было жалко, и хотя её сочувствие было не тем, что он предпочёл бы, оно, наверное, пришлось бы кстати. — Я не знаю, — честно призналась Урса. Её голос звучал мягче, но все ещё не так, как он мог бы звучать. — Скажи, что не хочешь меня видеть, и я пошлю Айро к черту. Я не буду влезать. Она хотела согласиться — он видел в ней колеблющееся сомнение. Её ладони прятались в ткани её бледно-розового джемпера, и Озаю не нужно было прикасаться, чтобы предсказать, что её пальцы ледяные на ощупь. — Это не вопрос моего отношения к тебе, — тихо сказала Урса. — Ты сам должен решить, хочешь ли ты принимать участие в жизни своих детей или нет. Если тебе это действительно нужно, я готова позволить тебе видеться с ними — мешать я не стану. При условии, что ты отвечаешь за свои действия. Отвечал ли он? Его психиатр утверждал, что да. Но она наверняка имела ввиду не медицинское заключение. — Но ты не веришь мне, — констатировал он, криво улыбнувшись. — Я верю Айро. Пока этого достаточно. Все всегда сводилось к Айро. Озай давно должен был привыкнуть к этому.

***

Что ж, он почти привык. По крайней мере, он не сгорал от желания уничтожить окружающую среду в радиусе десяти метров каждый раз, когда оказывалось, что его брат снова превзошёл его в чем-нибудь. Это был долгий путь. Ему понадобилась почти вся жизнь для этого, и он все ещё не был уверен, что не попал в ловушку. В конце концов, Айро обещал ему покой — и эта загадочная субстанция все ещё ускользала от него с такой же дразнящей стремительностью, как улетучивается пар на морозе. У его брата же, напротив, не было с этим никаких проблем. Он был буквально воплощением гармонии. Возможно, он чего-то не договаривал — Озай не исключал такой вероятности. Айро был способен на манипуляции. Он начинал манипулировать людьми ещё до того, как сознательно собирался сделать это, вводя их в заблуждение своим добродушным видом и чайными каламбурами, за которыми скрывалось то, что все привыкли видеть в фильмах про финансовых махинаторов. Его брат мог бы превзойти их всех в изворотливости, и тот факт, что у «Созин Индастриз» практически не было конкурентов на рынке, был, несомненно, его заслугой. Озай готов был признать это, как и то, что их отец не ошибался, когда передал все дела Айро. Они оба ненавидели это решение почти так же сильно, как друг друга. Это была константа, парадигма, в которой они жили без малого два десятилетия, а потом все сошло на нет само собой. Когда именно — сложно сказать. Вероятно в тот день, когда его брат приехал к нему домой и нашёл его в дымину пьяным на кухонном полу посреди осколков от бутылки, которую Озай злобно разбил накануне. Ему стало лучше. И это, разумеется, было достижением Айро. Очередным его достижением. Но было ли это альтруизмом или продуманной партией — Озай не был уверен. Ведь в конечном счете он здесь, делает все, что его брат говорит ему делать, вместо того, чтобы оспаривать завещание их отца в суде. Он размышлял об этом иногда — в те особенно неприятные дни, когда у него вдруг появлялась непреодолимая тяга к рефлексии. Сегодня был именно такой, и Озай, к собственному неудовольствию, размышлял, развалившись в шезлонге перед бассейном и стащив у Лу Тена его студийные наушники, чтобы попутно насладиться плейлистом из неоправданно тяжелых песен своей юности, в которых невозможно было разобрать слова из-за постоянно орущего вокалиста и долбящих барабанов. Он все ещё не понимал, как это можно было слушать, но порой на него накатывали приступы ностальгии. Ему пришлось найти альтернативные способы избавления от стресса, потому что покорять он, очевидно, больше не мог. Первые два года были самыми болезненными, пока организм не адаптировался к резким и неестественным изменениям. Последовавшая за этим депрессия тоже была вызвана в основном отсутствием магии — просто на физическом уровне, не говоря уже о том, что он много лет был привязан к огню, как к наркотику. Жизнь с пустой ци была его ожившим кошмаром, но…это все ещё была жизнь, и ему все же повезло немного больше, чем тем несчастным, которых лишение магии свело в могилу — что случалось не так уж редко, и правительство Нации Огня предпочитало игнорировать статистку. Когда бесконечное нытьё и однообразные гитарные соло начали надоедать, Озай снял наушники, прислушиваясь к тому, как вода едва различимо шуршала о борты в бассейне, подражая морскому прибою. Где-то через пару домов у соседей была вечеринка, и бухающая из колонок музыка иногда прерывалась смехом и пьяными визгами. Стрекозо-сверчки без устали трещали в саду, напоминая о вечерах на Угольном острове — почти дежавю, если не придираться. Не то, чтобы Озай позволял себе сожалеть, но вернуться туда было бы неплохо. Он поднялся с шезлонга и стащил рубашку через голову, переступая босыми ногами по холодной каменной плитке. Штаны отправились следом, и оценив расстояние, он разбежался, чтобы прыгнуть. Вода ударила его по перепонкам с лёгким звоном и медленно затихающим шипением. Это не было идеальное сальто с безупречной траекторией, на отрабатывание которого он потратил не один десяток часов в додзё, чтобы его огненные формы можно было занести в учебник по покорению, но теперь он был уверен, что все ещё способен сделать это, если его дочь захочет посмотреть. Выбившиеся из резинки длинные волосы прилипли к лицу, когда он выплывал на поверхность, поэтому он не сразу разглядел своего брата, который с улыбкой усаживался в позу лотоса на краю бассейна. — Я думал, ты пошёл спать, — пробормотал Озай, отплевываясь и вытирая глаза. — Тебе же в аэропорт рано утром. — Да, но ты забываешь о моем возрасте. С каждым годом засыпание все больше похоже на увлекательную головоломку. Иногда без разгадки, к сожалению. Озай подплыл ближе, хватаясь за борт. — Выпей, а то замёрзнешь, — заботливо сказал Айро, передавая ему свою чашку. Это был, разумеется, чай. С великолепной женьшеневой ноткой и сорокоградусным травяным бальзамом. Озай чуть не поперхнулся. — Сначала ты тащишь меня к наркологу, а потом предлагаешь это? Айро тихо рассмеялся. — Все есть яд и все есть лекарство, — изрёк он. — К тому же, хороший чай ещё никому не повредил. Озай закатил глаза, но эта бурда делала своё дело, и ему действительно стало немного теплее. Он сделал ещё один глоток, повисая на локте. — Я полагаю, меня ждёт душещипательная беседа. — Возможно, — уклончиво ответил Айро. — На самом деле, у меня есть подарок для тебя. — С каких пор мой день рождения сегодня? Айро протянул ему тёмный чехол изящной работы, в котором Озай безошибочно узнал кинжал из коллекции их отца. — Я давно хотел отдать его тебе, но был немного не уверен в сочетании антидепрессантов и холодного оружия. Озай пропустил эту колкость мимо ушей, зачарованно наблюдая за тем, как клинок с тихой угрозой выходит из ножен. Пафосное «никогда не сдавайся без боя» по-прежнему было выгравировано на лезвии — столь же восхитительно остром, как и много лет назад, когда он впервые взял его в руки. — Я знаю, что он тебе всегда нравился, — сказал Айро с той же покровительственной улыбкой старшего брата, которую он так любил и которая все ещё безумно раздражала. — Да. Так и есть, — глухо отозвался Озай, прокручивая в своей голове воспоминание обжигающей пощечины, которую он получил от отца за то, что забрался в его кабинет без разрешения. Он больше никогда этого не делал, но даже во взрослом возрасте этот дурацкий кинжал всегда цеплял его взгляд, несмотря на то, что в отцовской коллекции были бесспорно гораздо более ценные экземпляры. — Он оставил его тебе. — Как и все имущество, которое было в доме, — кивнул Айро. — Но в отличие от замечательного набора для пай-шо с нефритовыми фишками, эта безделица мне ни к чему. Конечно, нет. Пай-шо — это все, что было на уме у его брата за исключением чая. Озай защелкнул кинжал со странным горьким удовлетворением. Кажется, это называлось «закрыть гештальт», но его не особенно интересовала вся эта психологическая дребедень. — Итак, чем ты займёшься помимо того, чтобы не позволить моему сыну превратить республиканский отдел нашей компании в извержение вулкана, пока он стажируется? — Можно подумать, ты оставил мне выбор, — хмыкнул Озай. Айро пожал плечами. — Ну, ты все ещё можешь сделать вид, что тебя это не касается. — А меня это касается? — Это твоя семья. — Которой, готов поспорить, неплохо жилось без меня все это время. — Но о тебе нельзя сказать того же. Он путал причину и следствие. Или выдавал желаемое за действительное. Скорее всего даже делал это нарочно, потому что он все ещё был манипулятором. — Это изменится, когда мой срок закончится, — буркнул Озай без особой веры в свои слова. Когда-то он и правда возлагал все надежды на день, в который его огонь вернут ему. Но чем чаще он обращался к воспоминаниям «до», тем больше он сомневался в этом. — Может быть, — согласился Айро. — И все же, едва ли тебе выпадет возможность попытаться снова, когда это случится. — Как будто это имеет значение, — он снова закатил глаза. — С магией или без, моя жена все равно не доверяет мне, мой сын меня боится, моей старшей дочери в лучшем случае плевать, а младшая вообще узнала о моем существовании три дня назад. Я не понимаю, что я здесь делаю и никто из них не понимает, а ты улыбаешься как чертов гуру, даришь мне старый хлам и опаиваешь бальзамами, словно это может что-то решить! — Проблемы с пищеварением, как минимум, — невозмутимо произнёс Айро. — Ну и благоприятное воздействие на нервную систему в качестве бонуса. К тому же травяной аромат прекрасно сочетается с терпкостью самбантя. — Агни, я надеюсь, что когда-нибудь ты захлебнешься своим чаем, — бросил Озай, плюхаясь обратно на спину. — Это была бы не худшая смерть, — заметил Айро, уворачиваясь от брызг. Озай замер посреди бассейна, некоторое время пялясь на балки навеса, оплетённого плющом и отказываясь замечать, что его пальцы начинали терять чувствительность. — Я дам тебе один совет, — сказал Айро, со стуком фарфора о камень отставляя пустую чашку в сторону. — Какой? Десять способов заварки сенчи? — О, ну если тебе это интересно… — Нет, черт возьми. — Хорошо, тогда я просто скажу тебе, что твои дети имеют с тобой гораздо больше общего, чем тебе кажется. — Удивительно — почему, — не удержался от ехидства Озай. — Только как мне это поможет? — Ну, это должно тебя вдохновить, я полагаю. — Я полон энтузиазма. Что дальше? — Боюсь, что я не могу дать тебе методических рекомендаций, но я могу рассказать, что я делал, когда остался со своим десятилетним сыном один на один. Озай бросил свой скепсис и внимательно посмотрел на брата. Неужели его наконец-то ждёт что-то, кроме идиотских аллегорий и общих фраз? Это должно было быть по меньшей мере занятно, потому что исповеди между ними обычно проходили в одностороннем порядке, и Айро в основном исполнял роль слушателя. Что тоже страшно раздражало, к слову. — Разве у вас когда-нибудь были проблемы? — с сомнением спросил Озай, снова повисая на бортике. — Скажем так, у нас обоих был трудный переходный возраст, — сказал Айро с ласковым выражением, которое всегда появлялось на его лице, когда он говорил о сыне. — К тому же, я не совсем представлял, как я могу заменить ему мать…твоя жена немного помогла мне с этим. О да, Урса была без ума от Лу Тена. Она возилась с ним, как с младенцем, пока у них не появился Зуко. Озай никогда не понимал, зачем ей это. — Как ни странно, но потеря скорее отдалила нас друг от друга, чем сблизила. Думаю, дело в том, что я был слишком подавлен, чтобы быть для него опорой, и он чувствовал это, — проговорил Айро задумчиво. — В какой-то момент мне даже казалось, что наши отношения такими и останутся. Но затем я выяснил, что есть только две вещи, которые могут помочь. — Какие именно? — уточнил Озай, тщательно стараясь казаться незаинтересованным. — Ты сам и время. Если ты в самом деле заботишься о ком-то, рано или поздно вы обретёте друг друга. Все, что тебе нужно сделать — просто не терять надежду. Это звучало бесполезно и было бесполезно. Озай едва сдержал разочарованный вздох. Только Айро мог говорить всю эту бессмысленную чушь с таким серьёзным видом, как будто он открывал новый вид энергии, а не пересказывал фразы из мотивирующих книжек. — И на что мне надеяться по-твоему? — На лучшее, очевидно, — пожал плечами Айро. — В конце концов, я знаю, что тебе небезразличны твои дети. И твоя жена особенно. В этом он мог убедиться сегодня. Было ли им самим какое-то дело до него — другой вопрос. Озай издал очередное презрительное фырканье, устраивая подбородок в сгибе локтя. Вода капала с волос на плитку, и отвратительное ощущение беспомощности сворачивалось в его желудке. Его отец был там, где начиналось это чувство, и хотя теперь Озай знал наверняка, кем была эта тонкая, обманчиво хрупкая фигура, всепоглощающая тень её никуда не девалась в его сознании. Он отогнал её подальше от своих мыслей и снова вытащил кинжал из футляра, хмуро уставившись на надпись. Очевидно, теперь он должен был внять всем этим громким фразам и превратиться в набитого дурака, который никогда не сдаётся и не теряет надежду. И очень вероятно, что этого-то Айро и добивался, превращая его в хорошенькую фишку из набора для пай-шо, которую можно положить себе в карман за ненадобностью и вытащить, когда возникнет необходимость. Он поступал так со всеми, и в отличие от Озая, он прекрасно умел держать все под контролем. — Ты действительно простудишься, если не вылезешь прямо сейчас, — сердечно и назидательно, как будто ему пять лет и он нуждается в няньке. Озай вздохнул и подтянулся, рывком вытаскивая себя из бассейна. Что бы он там ни думал, но он продолжал делать то, что хотел его брат, и он не был уверен, что его на самом деле не устраивает такое положение вещей. По крайней мере, бороться было слишком утомительно, а его ци все ещё была пуста. Он пересмотрит это позже. — Я думаю, теперь нам обоим стоит разойтись по кроватям, — сказал Айро, вставая и с хрустом потягиваясь. — Завтра меня ждёт самолёт, а тебя — еженедельный брифинг. Озай болезненно поморщился. Он превратился в самую безнадёжную сову с тех пор, как потерял связь с солнцем, и ранние подъемы давались ему с трудом, даже несмотря на многолетнюю привычку. — А я предлагал назначать их поближе к полудню, — поддразнил его Айро. — Восемь утра было твоей идеей. — Это должно поддерживать дисциплину, — пробормотал Озай, пытаясь утешить себя этой мыслью. Айро похлопал его по плечу. — О, ты с этим справишься, я в тебе не сомневаюсь. Озай не удержал дрожь, которая прошла по его спине, когда тёплая рука его брата коснулась его кожи, в очередной раз напоминая о том, как прекрасно иметь огонь в венах. Он почти не завидовал. Но самое ужасное — он и в самом деле готов был верить Айро даже в том случае, если все это было просто большой красивой брехней.