Расплата

Скрежет поднимающейся решетки гулко разносился по коридорам подземелья, но Эрик не обращал на это внимания. Не желая верить в очевидное, он кричал: «Кристина!», продолжая поспешно ощупывать металлические прутья. Наконец, глубоко вдохнув, мужчина зажмурился и нырнул под воду. Чернильно-черная, она надежно скрывала свои тайны от посторонних глаз. Не имея возможности кричать, он метался из стороны в сторону, пытаясь найти Кристину. Каменная стена, покрытая чем-то склизким и вода… Кругом одна вода… «Где же она» Где?!» — Голос, полный отчаяния, звучал в голове Эрика. Секунда, минута или час — Мулхейм-старший не знал, сколько времени провел под водой. Ему казалось, будто прошла целая вечность прежде, чем его руки наконец коснулись тела женщины. Прижимая к себе неподвижную виконтессу, мужчина вынырнул на поверхность. Несколько мучительных секунд, и вот его босые ступни нащупали спасительные ступени, уходящие наверх. -Кристина! Кристина! — Отчаянно кричал директор Оперы, поспешно укладывая свою драгоценную ношу на каменный пол. — Кристина! Милая! Очнись! Кристина! Мокрая одежда прилипла к телу Эрика, ледяной холод подземелья проникал ему под кожу, пробирая до костей, но он не замечал этого, продолжая трясти виконтессу за плечи. «Ради всего святого…» — Словно молитву, вновь и вновь повторял Мулхейм-старший. Громкий нечеловеческий крик, наполненный болью и ужасом, разнесся по подземелью, и бывший Призрак Оперы отчаянно зарыдал, прижимая к себе неподвижное тело. -Нет… Нет… Нет… — Словно обезумев, шептал отец Армана, укачивая тело Кристины в своих объятиях. Прижавшись ухом к груди виконтессы, Эрик затаил дыхание, но не услышал ничего, кроме стука собственного сердца. Слезы градом текли по лицу мужчины, когда он провел кончиками пальцев по ее щеке. Мрак подземелья надежно скрывал тело бывшей певицы от глаз Мулхейма-старшего. За многие годы имя Призрака Оперы обросло многочисленными мифами. Порой они были настолько невероятными, что вызывали лишь презрительную усмешку на лице хозяина подземелий, но порой — не лишены истины. Его изумрудно-зеленые глаза, помимо цвета, действительно обладали кошачьим зрением, и он мог неплохо видеть в темноте, но не в такой кромешной, лишенной всякого света. Сейчас Эрик видел не больше, чем слепой котенок в зимнюю ночь. Желание увидеть Кристину в последний раз было так велико, что мужчина аккуратно опустил ее неподвижное тело на каменный пол и встал, все еще не в силах отвести взгляд от того места, где покоилась ОНА. Попятившись, он сделал несколько шагов назад и лишь потом резко развернулся и бросился вперед, словно боясь оставлять виконтессу одну на долгое время. Говорят, в темноте многое кажется иным, и Эрик смог воочию убедиться в этом. Логово, полностью обустроенное его руками, сейчас казалось абсолютно чужим и незнакомым. Вместо привычного каменного пола под ногами бывшего Призрака что-то хрустело, то и дело больно впиваясь в его голые ступни. Казалось, будто вещи взбунтовались против него. Ничего не видя, Мулхейм-старший постоянно натыкался на что-то, падал, вставал, но упрямо продвигался вперед. Лишь однажды с его уст слетел сдавленный стон, когда он в очередной раз оказался на полу и что-то острое вонзилось в его многострадальную правую щеку. Весь в синяках и кровоточащих ссадинах, Эрик наконец добрался до своей комнаты. Если мужчина надеялся, что хаос, царивший в зале, не коснулся спальни, то его ждало жестокое разочарование. Шкаф, в котором когда-то хранились разные полезные мелочи, сейчас едва ли смог бы снова выполнять свои первоначальные функции. Выпотрошенные ящики, выломанные дверцы… Господи, что за сумасшедший побывал в его владениях? И все же… Если он действительно хочет снова увидеть Кристину, он должен постараться. Какая ирония… Он, гроза подземелий и действующий хозяин Оперы, стуча зубами от холода, ползает на четвереньках по полу своего бывшего убежища и, погруженный в абсолютную тьму, шарит руками вокруг, чтобы найти ничтожную свечку! Пламя свечи вспыхнуло так ярко, что на мгновение ослепило нашего героя. Хватило одного короткого взгляда, чтобы окинуть комнату и убедиться в том, что мысли о сумасшедшем, пробравшимся в его Логово, были недалеки от истины. Все сломано, разбито, уничтожено и разбросано по полу… Какой-то странный звук, похожий не то на всхлип, не то на стон, долетел до слуха Эрика. С сильно бьющимся сердцем, он вылетел из спальни и на мгновение замер. Кристина, в мокрой сорочке, облепившей ее тело, по-прежнему лежала на каменном полу. Однако женщина больше не была неподвижной! Клацая зубами от холода, бывшей мадемуазель Дае дрожала всем телом, пытаясь что-то сказать. -Кристина! Мулхейм-старший, не веря своему счастью, подлетел к виконтессе и, не в силах сдержаться, прижал ее, полуживую, к себе. -Кристина… — В его голосе было столько облегчения и радости. — Кристина… Милая… -Б-б-больно… — Едва слышно пролепетала бывшая певица. Это простое слово, казалось, отрезвило Эрика. Немедля больше ни секунды, директор Оперы поднял свою драгоценную ношу на руки и бросился к спальне, много лет назад созданной им специально для Кристины. Оказавшись в дверях комнаты, он на мгновение замер. Боже… Казалось, именно здесь ярость безумца достигла апогея, и он постарался уничтожить буквально все, что с такой любовью и заботой Призрак Оперы приобрел для своей возлюбленной! Зеркало, шкаф, прикроватный столик, стулья, подушки, балдахин, платья, сорочки, одеяла, гребни, заколки, статуэтки, драгоценности — все это лежала на полу разбитое, разорванное и уничтоженное. Но, Боже, кто этот безумец? Кто мог так надругаться над ни в чем неповинными вещами? И, главное, зачем? Неужели ненависть к изуродованному человеку может быть настолько сильной, что ее хватило, чтобы победить корысть и жажду наживы — пороки, всегда идущие рука об руку друг с другом? И все же одну вещь в этой растерзанной комнате безумец уничтожить не смог, и сейчас она гордо стояла, возвышаясь над этим хаосом, словно говоря: «Смотри хозяин, я смогла, я выстояла». Огромная, дубовая кровать, судя по царапинам на ее деревянных панелях, не раз испытывала на себе ярость сумасшедшего, но, похоже, каждый раз выходила победителем из этой неравной схватки. Облако пыли взметнулось к потолку после того, как Эрик, одной рукой прижимая к себе Кристину, бросил на кровать то, что осталось от когда-то мягкой пуховой перины. Совершенно белая, с посиневшими губами, виконтесса лишь слабо простонала, когда месье Мулхейм опустил ее на кровать, чтобы немедленно выбежать из комнаты. Не испытывая любви к крепким напиткам, сейчас мужчина готов был сказать спасибо тому сумасшедшему, который по воле случая или злого рока оказался в его убежище. Нет-нет, не думайте, что Эрик сошел с ума, и его радует хаос, царивший вокруг! Вовсе нет! Однако безумец, сам не подозревая об этом, действительно оказал неоценимую помощь нашим измученным героям. «Абсент» — гласила этикетка на бутылке с ярко-зеленой жидкостью, стоящей на остове того, что когда-то было органом — верным спутником жизни Призрака Оперы в течение долгих лет. Водрузив свечу в изголовье кровати, Эрик наклонился над Кристиной и, приподняв ее голову, начал вливать в рот жидкость, в свете пламени казавшуюся насыщенно-изумрудной. Широко распахнув глаза, женщина дернулась и попыталась отвернуться, но была слишком слаба, чтобы вырваться из рук мужчины и прекратить эту пытку. Противная горькая жидкость обжигала все внутри, заставляя слезы брызнуть из глаза. Давясь и кашляя, она не понимала, зачем месье Мулхейм вновь и вновь мучает ее, вынуждая глотать это ужасное снадобье, пока не почувствовала тепло, которое спасительной волной разлилось по телу, побуждая его расслабиться. Все еще слишком слабая, чтобы двигаться, Кристина лежала на кровати и наблюдала за месье Мулхеймом. Нахмурившись, мужчина то и дело опускался на колени и что-то искал, разгребая руками груду хлама, толстым слоем устилающего пол. Пыль, потревоженная его действиями, дымкой висела в воздухе. Тепло, дарованное ей ужасным снадобьем Эрика, было таким приятным и таким жизненно-необходимым. Казалось, оно даже смогло притупить жгучую боль в ее конечностях… Боже, я жива! Жива! Однако, приятное чувство теплоты и расслабленности прошло так же резко, как и появилось. Холодный воздух подземелья проникал под мокрую сорочку, облепившую тело женщины, и делал свое злое дело. -Вам нужно раздеться… — Сотрясаясь в ознобе, она не заметила, как темноволосый мужчина подошел и обеспокоенно склонился над ней. Если бы она могла… Но ее пальцы… Почти неживые… Терзаемые жгучей болью… Внезапно лицо месье Мулхейма закружилось перед глазами Кристины, от горького привкуса полыни во рту к горлу подступила тошнота, и виконтесса зажмурилась, желая прекратить эту пытку… Балансируя на грани сознания, женщина лежала, не в силах пошевелиться. Скрип кровати под чьим-то весом… Лямка сорочки, упавшая с ее плеча… Какой-то странно-знакомый запах, вызывающий тошноту… Снова эта ужасная горечь во рту… Чьи-то холодные руки… Они блуждают по ее телу и, о чудо, даруют долгожданное тепло и забирают боль… Ее тело снова во власти мужчины… Его руки… Они повсюду… Они касаются ее ладоней, плеч, груди, живота, пальцев ног, лодыжек… Они все выше и выше… Нет-нет… Не хочу… Еще выше… Ты обходишься мне дороже, чем самая лучшая шлюха Полли Блоссом… Нет-нет… Прошу… Не надо… Твое тело — товар, которым ты мне заплатишь и за это платье… Нет… Рауль, нет… И за это колье… Нет… Прошу… Не надо… И даже за эти чертовы шпильки в твоих волосах! Нет… Мне больно… Не надо… Рауль, это мерзко… Мерзко! Господи, почему женщины раз за разом вынуждены подвергаться этой мерзости ради прихоти мужчин за дверями супружеской спальни?! И не только спальни… Когда-то Кристина была наивной. Она мечтала и верила в чистую любовь и счастье до гробовой доски. Невинность, наивность, надежды на светлое будущее и девичьи грезы о любви, семье и браке… Наверно, каждая девушка проходит через это… Но потом в твоей жизни появляется мужчина, будь то законный супруг или уродливый насильник, и, не спрашивая, забирает у тебя первое. Ты больше не невинна. И вслед за этим, словно карточный домик, рушится все остальное. От твоей наивности не остается и следа, твое сердце разбито, надежды разрушены, а грезы остаются лишь грезами, которым никогда не суждено воплотиться в жизнь. Ты сидишь одна в своей комнате и плачешь, потому что знаешь, что скоро придет он, твой господин и повелитель, которому ты не имеешь права сказать «нет»… И все, что у тебя остается — это подушка, мокрая от слез и мерзкое чувство собственного бессилия и страха… Он снова касается ее бедер… Нет-нет, прошу… Не надо! Я не могу… Рауль, прошу, не сегодня… Его руки на внутренней стороне бедра… Сейчас он с силой раздвинет ее ноги и… Нет… Нет! НЕТ!!! -НЕТ!!! — Закричала Кристина и резко села на постели, ошарашенно уставившись на месье Мулхейма. Неподвижный, он сидел у ее ног и, широко распахнув глаза, с неподдельным ужасом смотрел на нее. В одной руке мужчина держал бутылку, а вторую выставил перед собой, словно защищаясь от удара. -Нет! — Повторила Кристина. Неконтролируемое чувство страха и брезгливости охватило виконтессу. Крик о помощи, который едва ли мог спасти ее, уже готов был сорваться с уст… -Мадам, я не хотел сделать вам больно… Клянусь… Удивительно, но слова месье Мулхейма были настолько пропитаны болью и раскаянием, что смогли вернуть Кристину к реальности. То, что еще секунду назад было скрыто от нее пеленой страха и отвращения, вдруг с ясностью предстало перед ней. Его взгляд… Полный страха, неуверенности, обреченности и боли… Казалось, она смотрит в зеркало и видит в нем свое собственное отражение… Это открытие было таким внезапным, что невольно позволило виконтессе почувствовать себя увереннее и старше. Гораздо старше… Я не хотел сделать вам больно… Будь на месте месье Мулхейма Рауль, она бы ни за что не поверила его словам, но… Этот взгляд… В нем не было ни привычного презрения, ни ненавистного вожделения, ни пугающей страсти… В нем не было ничего такого, что объединяло бы ее супруга и этого человека, который, казалось, забыл, не только, как двигаться, но и дышать… А ведь он тоже был мужчиной… Да-да, месье Мулхейм был мужчиной! Предательская память тут же напомнила Кристине об их жарких поцелуях в комнате Армана, о его руках, крепко прижимающих ее к себе, о страстном шепоте, заставляющем все внутри трепетать и… Смущенная своими мыслями, виконтесса резко опустила голову и, крепче вцепившись в жалкое подобие одеяла, прикрывающее ее обнаженную грудь, опустилась на постель. -Месье, прошу… Делайте со мной все, что необходимо… Испытывая странную эйфорию и легкость во всем теле, Кристина с любопытством наблюдала за директором Оперы. Плотно сжав губы, он поспешно втирал ей в ноги свое снадобье, но стоило женщине только пошевелиться или, скривившись, прошептать «больно», как мужчина тут же замирал, виновато глядя на нее. Нет-нет, месье Мулхейм вовсе не Рауль! Он другой! Он бы никогда не сделал ей больно! Никогда… И как только она могла подумать об обратном?! Чудесный напиток отца Армана или его руки на ее теле были тому причиной, но жгучая боль в конечностях, еще совсем недавно так сильно терзавшая бывшую певицу, куда-то исчезла, уступив место легкому покалыванию в кончиках пальцев. Его руки… Они больше не пугали Кристину, скорее наоборот… Сердце виконтессы бешено колотилось, в глубине ее женского естества вспыхнуло пламя желания и, стоило только Эрику склониться над ней, чтобы помочь сесть, как она тут же обвила его шею руками и, положив свою голову ему на плечо, покорно замерла, прислушиваясь к своим ощущениям. Она… Обнаженная… Прикрытая лишь жалким подобием одеяла… Наедине с мужчиной… Глубоко-глубоко под землей… Вдали от любопытных глаз… И никто… Ни одна живая душа… Не знает, где она… Господи… Да свершится воля твоя… Поглощенная своими мыслями, Кристина сильнее прижалась к директору Оперы. Будто окаменевший, он неподвижно сидел на кровати. Внезапно по телу мужчины пробежала дрожь и глухой стон вырвался из его груди. В ту же секунду Кристина почувствовала, как рука Эрика легла на ее обнаженную спину и принялась растирать ее. Вверх-вниз… Вверх-вниз… Прикрыв глаза, бывшая мадемуазель Дае улыбнулась, прислушиваясь к своим ощущениям. Чувство легкости смешивалось с легким головокружением. Все казалось таким нереальным, почти сказочным, что на мгновение женщину охватил страх. Неужели все это лишь сон, и вовсе не месье Мулхейм прикасается к ее телу?! Резко отстранившись от мужчины, она заглянула ему в лицо, и не сдержав улыбки облегчения, прошептала: -Вы спасли мне жизнь… Сотрясаемый крупной дрожью, он, не мигая, смотрел на виконтессу. Его изумрудно-зеленые глаза, подобно глазам кошки, светились в полутьме спальни. Кристина и раньше замечала эту особенность отца Армана, но именно сейчас она смогла подкрепить ее уверенность в нем. Он другой… Он не такой, как все… Он особенный… -Еще не спас… — Слова с трудом проталкивались через подрагивающие губы Эрика. -Вы весь дрожите… — Ее тихий шепот лишь подчеркивал интимность обстановки. — Прошу… Выпейте… Его слабое покачивание головой и хриплый, едва различимый шепот: -Нет… Это только для вас… -Месье, я не прощу себе, если из-за меня Арман останется сиротой! В тишине подземелья ее слова, идущие из самого сердца, прозвучали настоящим криком души, который просто не мог остаться без ответа… И месье Мулхейм услышал… Словно не желая противиться воле виконтессы, он коротко кивнул и, сделав пару глубоких глотков, поморщился, опустив бутылку. Легкая улыбка пробежала по губам Кристины. Глубокий свежий рубец, в свете пламени казавшийся почти черным, привлек внимание бывшей певицы. -Позвольте… — Бутылка с согревающим снадобьем перекочевала из его трясущихся, словно в лихорадке рук в ее. Плеснув немного жидкости себе на ладонь, она снова посмотрела на мужчину и, чуть помедлив, с сильно бьющимся сердцем, дотронулась до свежей раны, зияющей на его щеке. Вздрогнув, Эрик с шумом втянул воздух сквозь зубы, потрясенно глядя на женщину с каштановыми волосами. -Больно? — Встревоженно спросила бывшая мадемуазель Дае. Видит Господь, она вовсе не хотела причинить ему боль! Молча покачав головой, он, едва дыша, замер, со странным выражением лица глядя на виконтессу. Края раны были красными и опухшими. Должно быть, рубец причинял мужчине невыносимую боль… Если бы только она была доктором и могла избавить его от мучений… -Рана слишком глубокая… — Продолжая осторожно поглаживать его больную щеку, прошептала женщина. — Боюсь, останется шрам… -Одним шрамом больше, одним меньше… Слова Эрика показались Кристине забавными, и она, улыбнувшись, произнесла: -Говорят, шрамы украшают мужчину… Внезапно что-то изменилось в выражении лица директора Оперы. Глубокая складка пролегла между его бровями, и он, опустив глаза, со странной горечью в голосе произнес: -Мадам, вы совсем не знаете, о чем говорите. Мокрая одежда все еще облегала тело Эрика, не давая тому согреться. Желая хоть как-то отблагодарить своего спасителя, Кристина потянулась к пуговице на его рубашке. Но, стоило только ее руке коснуться его груди, как темноволосый мужчина резко соскочил с кровати и, не оборачиваясь, направился к выходу. -Вы уходите?! — Не веря случившемуся, воскликнула пораженная виконтесса. -Вам нужен доктор. — Не оборачиваясь, бросил Мулхейм-старший, пробираясь через груды мусора, устилающего пол. -Но мне не нужен доктор! — В сердцах воскликнула Кристина, с отчаянием наблюдая, как мужчина все дальше и дальше отдаляется от нее. Нет-нет-нет! Он не может оставить ее одну! Страх, разочарование, смятение, обида, печаль, неутоленное желание, уязвленное самолюбие и любовь — целая какофония самых противоречивых чувств раздирала нашу героиню. -Вы не уйдете! — В отчаянии воскликнула виконтесса, вскакивая на кровати. — Вы не можете оставите меня одну! Только не здесь! Я… Я боюсь крыс! Месье! Он убьет меня! Словно не слыша ее слов, Эрик, опустив голову, пробирался к выходу. Пламя свечи внезапно дрогнуло, на мгновение погрузив комнату во мрак, но тут же восстановилось, вселяя в сердце Кристины суеверный ужас. Не осознавая до конца, что делает, она соскочила с кровати, намереваясь броситься вдогонку за месье Мулхеймом и остановить его. Любой ценой… Однако, слабость во всем теле и головокружение не прошли для женщины даром. Комната, словно калейдоскоп, закружилась перед ее глазами, грязное одеяло выпало из рук, и она вскрикнула, понимая, что еще мгновение и окажется на холодном полу, заваленном всякой всячиной. Одна, совсем одна, потому что месье Мулхейм… -Кристина! — Услышала виконтесса совсем рядом знакомый голос, и его сильные руки прижали ее к своему телу. Мокрая одежда неприятно холодила ее разгоряченная тело, но виконтесса не обращала на это внимания. Волна облегчения захлестнула женщину, и она, не в силах сдержать улыбку, открыла глаза и, обеими руками обвив шею мужчины, прошептала, испытывающе глядя на него: -Месье… Вы обещали поцеловать меня…