Пути к рассвету

День, наконец, клонился к закату, и винокурня опустела окончательно. На первом этаже остались только горничные, убирающие последние следы пребывания гостей. Хотя, честно говоря, из горничных была только Аделинда и её наименее истеричная подручная, хотя даже им было тяжело работать в такой «компании» как молодой господин. - Что же теперь будет с винокурней? - тихо спросила Хлои, испытующе глядя на Аделинду. Та только пожала плечами: - Это не наша забота. На произвол судьбы не останется. Хлои изумлённо посмотрела на главную горничную. Её тон был слишком равнодушным, а лицо — спокойным. Неужели она совсем не привязалась к семье, которой служила так долго? Какая же она странная, ей богу. - Но Аделинда, - начала она снова, но та резко прервала: - Если тебе нечем заняться, кроме как языком молоть, можешь идти. Воцарилась снова тишина. Они закончили довольно быстро, обиженная Хлои развернулась и ушла, а Аделинда задержалась под надуманным предлогом. Оставшись одна, она подошла столу и просто и проверила ещё раз хорошо ли скрыт от лишних глаз прожжёный рукав. * * * Комната медленно погружалась во мрак, когда Кейа наконец поднял голову от окна, к которому прислонялся лбом последние несколько часов. В глаза ударили последние алые лучи умирающего солнца, но он даже не сощурился, находя наслаждение в боли и временном ослеплении. Разговор с соколом разбил его окончательно. Вернувшись на винокурню, он не мог даже смотреть на тело на столе, и ему уже было плевать кто и что заметит. Он просто взлетел на второй этаж, вломился в комнату Дилюка и рухнул возле окна. Он плакал, он смеялся, кричал, бился головой и кулаками о стены и пол, сжимал в ладонях одежду из шкафа, а потом её же рвал. Боль и надежда, скорбь и болезненная радость — всё это переплелось в комок, разрывающий изнутри. И только недавно он успокоился. Голова опустела, и он сидел, глядя в пустоту, почти не ощущая ни времени, ни пространства. Тишина комнаты была пронзительной, нарушаемая лишь его неровным дыханием. Всё вокруг казалось чужим, словно он оказался в чужой жизни, чужом доме, где не осталось ничего, за что стоило бы цепляться. Скрип пола за спиной заставил его вздрогнуть. Кейа не обернулся — ему было всё равно. Но шаги не прекратились, они приближались. Едва слышные, осторожные, словно кто-то боялся потревожить его горе. — Капитан Кейа, — раздался тихий голос Аделинды, — Пришёл господин Альбедо, хочет с вами встретиться. Кейа напрягся, стиснув кулаки. Он не хотел ни с кем разговаривать, особенно с Альбедо. Их разговоры всегда были слишком рациональными, холодными, отстранёнными. Сейчас Кейа нуждался в этом меньше всего. — Скажи ему, что мне всё равно, — отрезал он, не оборачиваясь. Аделинда на мгновение замялась, затем тихо произнесла: — Он сказал, что это важно. Что у него есть кое-что для вас. Кейа замер. Слова Аделинды отозвались внутри него острым уколом. Знать? Объяснить? Но что мог знать Альбедо, чего не знал он сам? Медленно, будто борясь с самим собой, Кейа поднялся на ноги и повернулся к ней. — Где он? — Ждёт в холле, — спокойно ответила Аделинда. Кейа кивнул и медленно направился к двери. С одной стороны, Альбедо — признанный гений, который наверняка найдёт решение в любой ситуации, с другой — он точно не станет зря тратить и своё и чужое время. А с третьей, Кейа просто не хотел внушать себе надежду. Неожиданно его накрыло желание позвать всех и просто закопать тело, где уже нет Дилюка. Хоть так он сможет обрести покой. Алхимик стоял возле входа, скрестив руки на груди, и даже не смотрел на труп. Его взгляд как всегда был спокойным и задумчивым, будто он не вполне понимал куда пришёл. - Капитан Кейа, - приветствовал он, - прими мои соболезнования. Кейа в ответ только кивнул. - Благодарю, - необычайно смиренно ответил он. - Но ты хотел что-то мне рассказать. - Выйдем? - предложил Альбедо. Парень в ответ пожал плечами и последовал приглашению. Холодный воздух внёс некоторую ясность в голову капитана кавалерии, и он перестал понимать зачем идёт на этот странный разговор. Наконец они остановились неподалёку, и Кейа нетерпеливо спросил: - Ну? Альбедо быстро поискал в своих одеждах и спустя мгновение в его руке сверкнул Глаз Бога. И явно не принадлежащий ему. Кейа замер, его взгляд сразу устремился на Глаз Бога. Он знал этот блеск, эту огненную энергию — это был Глаз Бога Дилюка. Сердце забилось сильнее, но он старался сохранять хладнокровие. — Откуда он у тебя? — его голос звучал ровно, но взгляд был острым, как лезвие. - Нашёл, когда пошёл посмотреть на очищенное место скопления Бездны. - лаконично ответил тот. И тогда Кейа понял, что теперь точно ничего не понимает. Даже горе отступило перед этой смесью информации. - Разве Глаз Бога не должен гаснуть после смерти? - бестолково спросил он. - Ну да, - согласился Альбедо. - Только вот ты ко мне подходил с погасшим Глазом Бога мастера Дилюка, когда он был жив. Тебе не кажется, что в случае с ним это всё работает странно? Парень не нашёлся что ответить. Да, обычно и правда Глаза Бога гаснут только посмертно. А у Дилюка он то гаснет, то загорается — и это всё при жизни. Конечно, все нашли объяснение в том, что он просто отрекся от дара, но разве это так просто сделать? - Но ты же наверняка пришёл к какой-то мысли, - только и проговорил Кейа. - Это только теория, - неохотно ответил тот, - Глаза Бога скорее всего связаны с душой. И гаснут только при повреждении оной. Кейа не мог поверить в то, что сейчас говорил, но не мог сформулировать по другому: - То есть, по-твоему, душа Дилюка здесь? Перед его внутренним взором фамильяр Дилюка снова указал на винокурню после его вопроса. И Альбедо, сам того не зная, был на одной стороне с этим странным созданием. - Я не хочу обнадёживать, - вежливо проговорил он, - но мне кажется, что да. Но это, к сожалению или счастью, не самое интересное из того, что у меня есть. Кейа напряжённо выдохнул, опуская взгляд на Глаз Бога, который всё ещё мерцал в руке Альбедо. — Не самое интересное? — его голос дрогнул. — Что может быть ещё более странным? Альбедо помедлил, внимательно глядя на Кейа, будто оценивая, готов ли он услышать то, что сейчас будет сказано. Кейа невольно почувствовал себя объектом эксперимента. Наконец, алхимик заговорил: - Прежде всего, - заговорил он мягче, чем обычно, - я хочу сказать, что никто из тех, кто будет тут упомянут не собираются навредить тебе. Мы… они все скорбят вместе тобой. Эта фраза не могла успокоить ни одного человека, а истерзанные нервы Кейи и вовсе едва не порвались. - Да говори уже, - только и проронил он, - Что там такого? Лучше бы Кейа так не допрашивал. Рассказ Альбедо о том, что случилось во время ритуала прощания, явно не внес ясности, а вот чувства привел в еще большее расстройство. Сначала он хотел сдержать клятву и убить Барбару. Потом снова ужас. Потом надежду. Потом непонимание. Потом шок. А потом всё смешалось. Вполне естественно, что несколько минут после того, как последнее слово стихло стояла мёртвая тишина. - И ты хочешь сказать...? - медленно севшим голосом заговорил Кейа. Альбедо покачал головой: - Ничего по сути сказать я не могу. Могу сказать только то, что мастер Дилюк может быть… необычной формой жизни. Лицо капитана кавалерии перекосилось от такого выражения мысли по отношению к его брату. Звучит, будто червей обсуждают. - Прошу прощения, - поспешно оправдался алхимик, успокаивающе подняв руку, - Я неправильно изложил мысль. Просто, если быть откровенным, мне такое поведение тела напоминает сразу двух знакомых мне людей… хотя скорее трёх. Первая — это одна из Фатуев, жившая в Мондштадте и ставшая огненной ведьмой — огонь в ней буквально поддерживал жизнь, и в то же время разрушал, что и отличает ее от мастера Дилюка. Вторая — госпожа Алиса, и думаю и не надо объяснять почему. И третья, как понимаешь… Кли. Кейа закрыл глаза, пытаясь осмыслить услышанное. Сравнения Альбедо звучали пугающе логично, но слишком далеки от реальности, в которую он хотел бы верить. — Ты хочешь сказать, что Дилюк... как Кли? — медленно произнёс он, не открывая глаз. — Не совсем, — осторожно уточнил Альбедо. — Но между ними есть нечто общее. Кли унаследовала свои способности от матери, а если учесть, что её мать — госпожа Алиса... Возможно, мастер Дилюк обладает схожей природой. Кейа почувствовал, как холодный ветер словно пронзил его насквозь. - Но отец был обычным человеком, - глупо ответил он, цепляясь за понятную почву. - Да, мастер Крепус — человек, - легко согласился Альбедо, - Но при всём уважении к нему, без женщины у него вряд ли бы получился сын. Кейа нервно рассмеялся, но этот смех был лишён радости. — Ты всерьёз намекаешь, что мать Дилюка могла быть... не человеком? Альбедо спокойно кивнул. — Именно так. Или, по крайней мере, не совсем человеком в привычном понимании. Посуди сам, - продолжил он рассуждать, не обращая внимания на холодную насмешку в голубых глазах, - Этот… инцидент случился без Глаза Бога. На расстоянии Глаза Бога не работают. Ты же, надеюсь, слышал о том, что происходило в Инадзуме? Парень только нервно кивнул. Каждое слово звучало настолько логично и сообразно ситуации, что этого слона в посудной лавке просто не получалось игнорировать. - Но что с этим делать? Алхимик только пожал плечами: - Вот этого я не знаю. Если кто-то и знает, то это член Ведьминого шабаша. Лучше всего найти госпожу Алису — она точно не откажет. Кейа отвёл взгляд, устремив его в пустоту ночного неба. — Алиса… Даже если она согласится помочь, где её найти? Кли всегда говорит, что её мать путешествует по мирам. Альбедо слегка усмехнулся: — Это верно. Но госпожа Алиса всегда оставляет следы. И поспорить нельзя. Хотя… - Мне придётся взять тело Дилюка, иначе его похоронят. - Это правда. Но ничего — если передвигаться ночью и по незаметным местам, то может никто и не увидит. А ещё лучше переодеться в в странника и присыпать тело на телеге соломой. Кейю передернуло от того, что он вообразил. Его накрыло снова давно забытое чувство покинутого под дождём ребёнка, не понимающего куда идти. Только теперь мастер Крепус не придёт. - Но что будет если мы ошиблись? - невольно вырвалось у него то, что останавливало больше всего. Альбедо только равнодушно пожал плечами: - А что будет, если его похоронят заживо? Так разговор и оборвался. Альбедо снова выразил соболезнования и быстро удалился. Кейа, окончательно обессиленный, сполз по стволу дерева вниз и обхватил колени. Возвращаться на винокурню не хотелось, видеть прислугу не хотелось, видеть Дилюка не хотелось. Хотелось просто умереть. Прямо здесь. Ну или заснуть пока всё не решится само собой. Впервые за день он почувствовал насколько горят раны с того боя, как ноет голова после магических ударов и слабость охватывает тело. «Вот и хорошо», - подумал он, сворачиваясь клубком на земле, - «Кто знает, может Дилюк это больше не моя проблема. Ничего не моя проблема» Снова открыл он глаза в том же месте и на мгновение подумал, что просто задремал на пару мгновений или потерял сознание, но странная легкость и лишенная ран и шрамов кожа быстро разубедила его. И кроме того и на душе стало куда легче. Не пели птицы, не слышались ничьи шаги, кроме его собственных и на сердце стало легко как никогда. Он не был один среди толпы, как обычно, но был наконец наедине с собой. Трава шелестела под ногами, ветер чуть шевелил волосы, но его покой и тут прервали. - Кейа? - произнёс до боли знакомый ему голос. Парень резко обернулся и его глаза расширились от удивления и… радости. Он не издавал ни звука приближаясь. Его алые волосы сверкали как и при жизни, а глаза были такими же мягкими и добрыми. Кейа с невольно сжавшимся сердцем подумал, что отец ни капли не изменился с той самой ночи. - Мастер… Отец? Рыжие брови в удивлении приподнялись: - Ты меня впервые так называешь… по крайней мере в глаза. Но, - голос его стал холоднее и строже, - тебе здесь нечего делать. Впервые в жизни Кейа прямо решил возразить отцу. Он резко вскинул голову и твёрдым (пусть и вздрагивающим) голосом настойчиво заговорил: - Я не специально попал сюда. Но если я здесь, то умоляю, ответь — Дилюк здесь? Ты его видел? - Дилюк? - нахмуридся Крепус. - Что-то произошло? Парень склонил голову, пряча глаза от стыда. - Дилюк погиб. На секунду он подумал, что сходит с ума, так как Крепус зажал ладонью рот и вместо рыданий издал смешок. - Отец? - переспросил Кейа, опасаясь за адекватность этого призрака. Крепус убрал руку от лица, но в его глазах блестело что-то странное — смесь печали, усталости и... облегчения? Он покачал головой, словно не веря в то, что слышит. — Прости, Кейа, — сказал он, выдохнув. — Это не смешно, но... ты сам не понимаешь, что говоришь. Кейа нахмурился, чувствуя, как его тревога нарастает. — Что я должен понимать? — напряжённо спросил он. — Дилюк умер. Я видел его тело. Весь Мондштадт видел его тело. - И тем не менее его здесь нет. - Но… - после такой странной реакции и твёрдой уверенности парень будто забыл все слова, но быстро нашёлся: - Ты же не мог видеть всех. Может… может просто… Тот просто отмахнулся: - Я видел своих отца и мать, видел Рыцаря Рассвета и Танцовщицу Мечей, видел Гуннхильдр и ещё тысячи людей за эти годы. Как думаешь, я бы упустил собственного сына? Кейа замер, ощущая, как слова Крепуса впиваются в его сознание, заставляя сердце колотиться быстрее. — Значит… ты уверен, что он не здесь? — переспросил он, хотя в глубине души уже знал ответ. Крепус нахмурился, его глаза стали серьёзными и пронзительными. — Уверен, — отрезал он. — Я бы чувствовал его. Так же, как чувствую тебя сейчас. Кейа попытался перевести дух, но от этого ответа легче не становилось. — Тогда где он? — прошептал он, едва удерживая дрожь в голосе. — Если он не здесь… что это значит? - Для Дилюка — ничего. Он просто не может сюда попасть. - немного снисходительно ответил Крепус. - Значит есть какое-то другое место покоя для жителей Тейвата? - в отчаянии спросил Кейа, с полным ощущением, что отец издевается. - Нет. Мне о нём неизвестно, по крайней мере. Бессилие, загадки и скорбь снова навалились на него, погребая его под этой лавиной. Если даже отец молчит, тогда и выхода особо нет. Почему посмертная жизнь так изменила его? Куда теперь идти? Но мужчина будто прочёл мысли, подошёл и прикоснулся к его локтю. Рука оказалась на удивление не прозрачной и даже теплой и от этого стало больно и совестно. - Извини, Кейа, - повинился он, - Я не смог рассказать Дилюку, пока был жив, и не знал как рассказать тебе. Но теперь я точно знаю, что ты, как и он, намного сильнее и благороднее, чем я был хоть когда-то. И сейчас ты должен знать всё. - Знать… что? - Знать историю, как Дилюк появился на свет. Присядем? Кейа автоматически опустился следом за отцом на поваленное деречо и приготовился слушать. - Ты знаешь, что я несмотря на богатство почёт и всё такое считал себя… ну, мягко говоря, неудачником, - начал он, - Однако в моей жизни было кое-что, чем я поистине гордился, помимо вас, конечно. И это была она. Я встретил её в Мондштадте в дни своей молодости, она путешествовала с Алисой и её супругом. Не стану скрывать — это была любовь с первого взгляда, и, как я позднее узнал, это было взаимно. Но поначалу она яро отвергала меня, да и мой отец был не очень рад такому возможному союзу. Но, клянусь, я был готов отречься от наследства, от дома, от семьи — только бы остаться с ней. Кейа напрягся, внимательно вслушиваясь в каждое слово. Крепус ранее скрывал за семью печатями эту тайну, но теперь… Мужчина слегка улыбнулся, глядя куда-то вдаль, словно возвращаясь в прошлое. — Я был молодым, пылким, готовым бороться за неё до последнего. Но она была другой. Сдержанной, таинственной. В её глазах был целый мир, который я не мог постичь, но который притягивал меня, как пламя мотылька. — Почему она отвергала тебя? — осторожно спросил Кейа. Крепус тяжело вздохнул. — О, это она объяснила при второй или третьей встрече. Дело в том, что она была членом Ведьминого шабаша. Она сама была ведьмой. Я же… я же просто человек, и малейший всплеск её сил погубил бы меня. Я это понимал, она это понимала, но мне было всё равно. Погибнуть от её руки для меня было бы честью Кейа почувствовал, как его одолевает смущение от таких слов. — Но вы всё-таки остались вместе. - Да, - откликнулся задумчиво Крепус, - со временем она просто сказала, что если что её не будет мучить совесть. К тому моменту мой отец умер — как видишь не только Дилюк в юном возрасте унаследовал винокурню, - он усмехнулся, - и я, не колеблясь ни минуты, взял её в жёны. Она в тот день была счастлива, и я был готов сделать всё, чтоб её улыбка сияла так каждый день. Через пару лет у нас появился наш первенец. - Дилюк, - прошептал Кейа. Крепус немного помедлил, его взгляд становился всё более глубоким, как будто он снова погружался в те далёкие события, в которых всё было таким реальным и одновременно невыносимо далёким. — Да, Дилюк. Ты знаешь почему его так назвали? Потому что мы искренне верили, что он станет рассветом и для Рагнвиндров, и для Ведьминого шабаша. Но уже после первого неконтролируемого проявления магии, она провела ритуал, который закрывал его силы. Она очень боялась за меня и за наш дом, - голос отца стал невыносимо горьким. - Но первым не выдержал не Дилюк, а она. Кейа замер, будто в ожидании неминуемой трагедии, как в ночь, когда в него полетели ножи. Голос Крепуса стал хрупким и слабым: - Однажды ко мне прибежал дворецкий и сказал, что часть дома сгорела. Я не испытал особого страха, зная, что она останется невредима и точно спасёт Дилюка, а сохранность поместья мне была неважна. Но когда я пришёл, - он нервно сглотнул и Кейе показалось, что отец вытирает глаза. - Она исчезла. Оставила только письмо у чёрного входа. «Я не знаю последствий таких союзов, как наш, и не знаю, насколько опасным может стать Дилюк.»… - шёпотом процитировал он. - А Дилюк? - ахнул Кейа. - Он плакал рядом с мёртвой горничной посреди пепелища. Она задохнулась в дыму, а на Дилюке не было даже ожогов. Кейа сжал ладонями виски, будто желая раздавить череп: = И ты мне это рассказал, потому что…? Твои слова не означают, что Дилюк бессмертен. Крепус устало провел по лицу ладонью: - А разве я говорил про бессмертие? Может быть, он и умрёт… но нескоро. Я рассказал, чтоб ты знал, что, возможно, если ты найдёшь кого-то из Ведьминого шабаша, а лучше всего Алису, то тебе помогут. Уже второй человек говорит ему, что нужно идти к Алисе. Второй человек говорит, что Дилюк не совсем человек. Кейа не мог понять, что чувствует — боль, отчаяние или радость и надежду. «Есть шанс», - прошептал он сам себе мысленно, будто боясь потревожить исстрадавшееся сердце. - У него кожа едва не плавится сейчас, - то ли желая поделиться, то ли подтвердить слова отца тихо проговорил он. - Вот как? - Крепус задумался. - Я не уверен, но мне кажется, что ограничение от его матери ослабело. Может быть, не хватает только чего-то одного, чтоб он вернулся. Но тут лучшим советчиком станет Алиса. В воздухе застыло молчание. Кейю терзали миллионы слов и вопросов, но он не знал как их сказать, особенно когда он вспоминал свою бесконечную ложь. - Но что, если у меня не получится? - произнес он то, что волновало больше всего. - Тогда я буду рад, что хотя бы один из моих сыновей остался в живых, - просто сказал Крепус и добавил: - Но я не сомневаюсь, что у тебя получится. От этих слов к горлу Кейи подкатил ком, и слёзы водопадом вины покатились по щекам: - Ты не знаешь, кто я. Не знаешь какой я лжец. - Разве? - невозмутимо поднял бровь Крепус: - Ты был в тот день ребенком, брошенным под дождем. Знаешь, кого я вижу сейчас? Тот только покачал головой, не в силах говорить из-за сжатого спазмом горла. - Я вижу брошенного ребенка под дождем. И это сделало ещё хуже. Кейа больше не мог контролировать своё горе и вину, он не мог смотреть на этого всепрощающего человека, он не мог жить с самим собой. Неожиданное тепло объятий заглушило всхлипы. - В конечном итоге, вы остались вдвоем. Разве вам кто-то ещё нужен? - Я остался один, - еле прошептал парень. Крепус издал странный полувздох, полусмешок: - Я не сомневаюсь, что ты не сдашься. А если и сдашься, то в этом нет ничего страшного. Я люблю тебя, Кейа, также, как и Дилюка, и ваши жизни для меня равноценны. Знаешь, - задумчиво продолжил он над самым ухом, - Ты даже наверное заслуживаешь большего восхищения. Без тренировок с детства, без матери ведьмы ты всё равно старался наравне с Дилюком, не сдаваясь и не становясь обузой. Я горжусь тобой. И именно после этих слов Кейа даже не заметил, как его глаза высыхают. Так сложно, но другого шанса может и не быть, поэтому Кейа отстранился и глядя в глаза, так похожие на глаза его брата: - Я так рад, - неожиданно застенчиво произнёс Кейа, - Я так рад, что именно ты стал моим отцом. Мужчина улыбнулся ярко и светло: - Я знаю. Но тебе пора. Он встал и начал удаляться но Кейа окликнул: - Отец! Ещё два вопроса. Крепус остановился, не оглядываясь: - Всего два. Кейа быстро заговорил: - Дилюк говорил, что видел тебя, когда был на пороге смерти, Но ты говоришь, что он сюда не может пройти. Как это? Он пожал плечами: - Сон или галлюцинация. Я Дилюка не видел ни разу. - Но его тогда едва не сожгли. Его пламя не смогло сопротивляться из-за «оков» от его матери или что-то другое? Крепус обернулся с полуболезненным, полузадумчивым взглядом: - Думаю и то и то. Он мог в тот момент жизни, подобно своей матери, сам погасить своё пламя. Я бы спросил о чём ты, но история обещает быть очень мучительной для моего сердца. «Не представляете насколько» - И последний вопрос, - попросил Кейа. - Только последний, - улыбнулся отец. Кейа сделал два шага к нему: - Скажи — это сон? Он слегка прищурился и с легкой улыбкой ответил: - Если вы не выкинули мои вещи, то в моей комнате есть доказательства. А теперь прощай. Не ожидая ответа, Крепус растворился за деревьями, а сам парень почувствовал, как его вышвыривает в реальный мир неведомая сила. Кейа очнулся в той же позе и под тем же деревом, трясущийся и залитый слезами и потом. Его плечи всё ещё ощущали тёплое прикосновение и это придавало силы. Невзирая на боль в ранах и затекших конечностях, он побежал изо всех сил на винокурню. Не глядя ни на кого он взлетел по лестнице и ворвался как вихрь в прошлую комнату отца. Он расшвыривал вещи, выворачивал шкафы и столы, пока бумага не выпала из одной из одежд.Кейа замер, когда его глаза нашли искомое — это была старая, пожелтевшая бумага, слегка потрескавшаяся по краям. Сердце екнуло от возбуждения, и рука, едва сдерживающая дрожь, потянулась к письму. Почерк был лёгким и изящным, но из-за избытка завитков почти нечитаемым. Но Кейа не собирался сдаваться. «Мой любимый, прости меня... До того как я встретила тебя, я отвергала любую мысль о том, чтобы связать свою жизнь с кем-то. Но именно с тобой я поняла, как много теряла. Теперь я больше не могу лгать — ни тебе, ни себе. Ты знал, и я не скрывала, что я не совсем обычная женщина, возможно, даже не совсем человек. Но ты все равно принял меня в свой дом, в свою семью, а я... ответила тебе только черной неблагодарностью. Этот пожар - не случайность и не ошибка прислуги. Это моя вина, мой огонь, который я не смогла сдержать. Нельзя огородить торнадо забором и надеяться, что оно не вырвется, и то же самое касается пламени. Здесь, в этом доме, я оставляю свое сердце, потому что оно больше никогда не будет принадлежать мне. И еще я оставляю нашего сына. Ты станешь для него куда лучшим и куда более... безопасным отцом, чем я могла бы быть матерью. Молю тебя, когда придет время, объясни ему, откуда в нём эта сила. Я не знаю последствий таких союзов, как наш, и не знаю, насколько опасным может стать Дилюк. Я сделала всё, что могла, но так больно осознавать, что я сама уничтожаю его пламя. Я буду молиться, чтоб оно нашло в нём путь лучший, чем мой. Прощай, любимый. Я ухожу, потому что если останусь, я разрушу все, что ты создал. Ты заслуживаешь мира и спокойствия, а я никогда не смогу стать той, кем должна была быть рядом с тобой. Ты всегда будешь в моем сердце, и пусть наш сын знает, что моя любовь к вам была сильнее всего, что я когда-либо знала. Пусть его жизнь будет светлее, чем моя, и пусть ты найдешь счастье, даже если меня больше нет рядом. Твоя.» Её имя было почти стёрто, видимо от частых прикосновений. Но Кейе было плевать как звали эту женщину, если она — путь к прекращениюего одиночества. И тогда он закричал, разрывая тишину и собственные голосовые связки радостью и отчаянием: - ОН НЕ УМЕР! ОН НЕ УМЕР!