Пути к рассвету

На винокурне стоял непрекращающийся гул. Волны людей то отплывали, то приплывали, но никогда не исчезали. Кейа, откровенно говоря, предпочёл бы дать себе хотя бы день на скорбь наедине с Дилюком. Он хотел оплакать как следует, возможно предаться отчаянию и саморазрушению, но рыцари, которые искали его и нашли не дали такой возможности. Было уже далеко от рассвета, когда Джинн послала на его поиски и его нашли неподвижно сидящим с братом в объятиях. Удивительно — прошло несколько часов, но тело будто бы не остыло, а только сильнее раскалилось, но это не давало никакой надежды — ладонь в его руке начала коченеть. Именно так Ордо Фавониус и узнал кем был Полуночный герой. Люди, как назойливые мухи, жужжали вокруг, и ему хотелось просто махнуть рукой, чтоб все разлетелись. Особо активные «причинители добра» даже пытались отнять у него Дилюка, считая, что ему с ранами будет тяжело нести. Пусть винят только себя за обмороженные пальцы. С капитаном Кейей шутки плохи, с капитаном Кейей, потерявшим всех и всё — вдвойне. Уставший от сочувственного кудахтанья, он с трудом поднялся на затёкшие ноги и направился к винокурне со своим бесценным, но слишком тяжёлым грузом. Глаз Бога придаёт физических сил, но где взять душевные, чтоб не сброситься с обрыва прямо вместе с ним? Мир вокруг стал пустым и нереальным, в голове Кейи будто отключили способность понимать где он, поэтому ему было абсолютно плевать на реакцию людей, пока он проходил прямо через центральную улицу Спрингвейла. И именно эта неосторожность и стала причиной того, что он сейчас сидит в углу, не желая терзать раны и опять рыдать у всех на глазах, на потеху зевак. Он сидел в углу уставившись в стену, всеми силами стараясь не глядеть на стол, к которому подходил люди одни за другим. Но боковое зрение то и дело выхватывало пламя волос, что обжигало изнутри не хуже калёного железа. «Ты пережил пытки, жизнь под носом у Фатуи, прошёл все возможные и невозможные испытания — и всё это, чтоб умереть за такое ничтожество как я, которое даже не удосуживалось прямо сказать о том, как хочет всё вернуть?» Он не переставал думать об этом с тех пор, как его разум немного пришёл в себя. Самое ужасное, что он прекрасно понимал — Дилюк бы умер за него ещё раз. Он бы умер за всех них ещё сотню раз. «От Ордо Фавониус одни проблемы» «Нет, Дилюк, ты ошибался. От ордена нет никаких проблем. От него вообще ничего нет, никакого проку. Джинн, Эола, я, Лиза (хотя она даже не рыцарь), даже Кли — мы все это далеко не весь орден. Но и мы не всесильны. Именно потому, что нас так мало ты и умер.» Каждая благородная семья в Мондштадте имеет неофициальное наследственное занятие, которое определяется их репутацией. Но как получилось, что в семье, которая традиционно должна заниматься виноделием и не лезть в войны, за последние несколько лет погибло целых два человека защищая Мондштадт… защищая других. Кейа прижал ладонь ко рту, задавливая истерический смешок. Его посетила невероятная в своей ироничности мысль — и отец, и Дилюк мертвы, по сути, из-за него. В первый раз он не успел и только и мог увидеть последствия, а второй… Перед внутренним взором снова и снова крутилась одна и та же картина, замедленная до невозможности — летящие ножи и Дилюк, не колебающийся ни мгновения, прежде чем закрыть его, Кейю, собой. «Почему?!», - мысленно вопрошал он, чувствуя как сердце рыдает кровью, - «Дилюк, ты...» - А ты почему не возле него? - послышался знакомый резковатый голос. Кейа сфокусировал зрение, создав из розового пятна кецлайна. - Диона? - севшим от молчания голосом переспросил Кейа, - Что ты здесь делаешь? - Отец пришёл почтить память, и я решила составить компанию. - лаконично ответила она. «Почтить память»… Эти слова настолько не вязались с ярким и излучающим пламя Дилюком, что Кейа снова горько хихикнул. Диона приподняла брови но никак не прокомментировала. Она вообще была странно тихой. - Я так часто воображала всяческие кары на его голову, - тихо призналась она, - но теперь… почему мне не легче? Странные глаза девочки подозрительно сверкнули, но она зло утёрла их, отвернувшись, и отошла. Её обращение не изменило ничего для состояния Кейи, но именно Диона стала тем человеком, чей голос не звучал как фоновый шум. Он обвёл взглядом винокурню, в которой именно сейчас не было никого. Кейа понимал, что это временная передышка, но он быстро поднялся и подошёл к столу, на котором лежал Дилюк. Его шаги были тяжёлыми, но теперь он двигался с какой-то странной, почти механической решимостью. Пламя волос брата казалось живым, словно отказывалось угасать даже в смерти. Кейа остановился, посмотрел на него долгим взглядом и выдохнул. Он осторожно провёл рукой по лбу Дилюка, желая убрать волосы, а, если совсем откровенно, просто прикоснуться перед прощанием, но он невольно отдернул ладонь. Кожа раскалилась ещё больше, чем когда он принёс его тело на винокурню, и парень просто смотрел на спокойное лицо перед ним. — Ты всегда был упрямым, да? — прошептал Кейа, пытаясь придать своему голосу хотя бы тень спокойствия. — Даже сейчас не можешь просто уйти. Очевидно, Кейа не раз видел смерть, не раз её приносил и прекрасно знал все этапы, которое проходит тело после последнего вздоха. Но именно происходящее с Дилюком заставляло его сердце невольно сжаться от суеверного ужаса. Пытаясь найти объяснение этому, парень лихорадочно обыскал одежду на покойном, обжигая ладони, но его страх только возрос, когда он понял, что Глаз Бога куда-то исчез. Он чувствовал вполне естественное окоченение, но казалось, что внутри Дилюка осталось что-то другое. - Дилюк, ты не можешь без уникальности, да? - выдохнул Кейа и снова посмотрел на его лицо. Неожиданно его накрыло непреодолимое чувство, будто Дилюк его слышит. Откровенно говоря, он даже не понимал, какое чувство сейчас терзает его душу — паника или надежда. Но всё, что он точно знал — это то, что больше никто не должен узнать это. Впрочем, вряд ли кто-то решится активно лапать такого человека. Но он был готов убить того, кто узнает правду. * * * - Джинн, ради Архонтов, если слишком тяжело, то можешь не идти. Ты даже по этикету не обязана, - повторяла в сотый раз Лиза, а Барбара только энергично кивала, идя с другой стороны от сестры, чтоб поддержать в случае чего. - Я должна, - будто в трансе повторяла девушка. - Я хочу увидеть. Она не запомнила даже лица рыцаря, который вбежал в её кабинет бледный как полотно и сказал, что капитан Кейа найден живым, но мастер Дилюк, которого нашли вместе с ним, погиб. Она не сразу и поняла о чём речь, смогла спокойно ответить, потом ещё какие-то бумаги разобрала, но, стоило выйти из штаба по поручению, ужасная правда обрушилась на неё обсуждениями горожан. И именно потому Лиза и Барбара её сейчас едва не под руки ведут — самой Джинн страшно не хотелось снова пережить то самое унижение, когда она еле смогла отойти за угол штаба и упасть на колени, прислонившись лбом к холодному камню. «Я так и думала, что это ты Полуночный герой», - только и смогла она подумать со странным спокойствием. - «Ты не мог бросить Мондштадт на произвол судьбы» А потом, будто кто-то сорвал все ограничители, по щекам полился нескончаемый поток слёз. «Почему? Почему, Дилюк? Разве оно того стоило? Разве МЫ того стоили?» Она рыдала и перед её внутренним взором оживали картины прошлого. Весь её путь в Ордо Фавониус был связан с Дилюком и Кейей — тренировки, синяки, первые победы и даже первое унижение как исполняющей обязанности. Если бы кто-то спросил когда она была счастлива по настоящему, она бы назвала то время. Как и все девочки подростки, она думала, что они вечно будут вместе, все трое, но смерть мастера Крепуса разбила её мечты, а исчезновение Дилюка после этого разрушило и тайные мысли о прекрасном принце. Но сейчас всё было по другому. Боль будто возросла в десятки раз, сочилась из каждого слова фразы, которую она так пыталась разгадать. «С чего ты взяла, что меня не спросили?» Девушка закусила руку до крови, но руки сзади обняли её и не дали заглушить так страдания. И именно эти руки сейчас её ведут на пытки. Винокурня оказалась слишком близко, казалось, что от Ордо Фавониус её отделял десяток шагов. Она бы предпочла, чтоб это место было в другом мире, не ближе. Но, честно говоря, любой путь не мог подготовить её. Дверь была тяжелее порталов древних руин, а порог — выше скал Ли Юэ, поэтому она и споткнулась. Девушки тут же подхватили её, и Джинн невольно испытала облегчение, не увидев внутри никого. Ну почти никого. В углу, в тени находился человек, в котором Джинн с трудом узнала Кейю. Он выглядел измождённым, как будто за эти несколько часов прожил целую вечность. Его обычно игривый взгляд был старым, даже древним, а на плечи будто само небо легло. В полумраке винокурни он казался призраком самого себя. Джинн с трудом подавила дрожь, глядя на него. Кейа поднял голову, когда услышал скрип двери. Его глаза медленно сфокусировались на Джинн, Лизе и Барбаре, но выражение лица осталось непроницаемым. Он не сказал ни слова, просто молча смотрел на них, как будто решал, стоит ли им что-то говорить. Джинн сделала шаг вперёд, чувствуя, как её сердце бьётся в горле. — Кейа... — начала она, но слова застряли в горле. Кейа медленно поднялся на ноги, его движения были словно механическими, как будто тело двигалось по инерции. Он бросил короткий взгляд на Лизу и Барбару, а затем снова на Джинн. — Ты тоже пришла? — тихо произнёс он, голос его был хриплым и странно пустым. Джинн кивнула, не отрывая от него взгляда. — Мне нужно было увидеть… — её голос дрогнул, и она опустила глаза. Кейа кивнул и тут же сел обратно так резко, будто не понял зачем поднялся. Его взгляд снова устремился куда-то за пределы этого дома. Нужно было выразить соболезнования, вспомнить все учтивые слова, которым её учила мать, но она будто забыла всё на свете, даже собственное имя, когда её взгляд наткнулся на стол посреди комнаты. На столе, как в кошмарном видении, лежал Дилюк. Его лицо было спокойным, почти величественным, но что-то в этом спокойствии казалось неправильным. Казалось, что это не смерть, а затянувшаяся пауза, что он вот-вот откроет глаза. Пламя его волос ещё ярче сияло на фоне мертвенно-серой кожи. Джинн невольно сделала шаг вперёд, чувствуя, как её ноги подкашиваются. Лиза подхватила её за локоть, но Джинн лишь слабо отмахнулась, продолжая смотреть на Дилюка. Её сердце бешено колотилось, а дыхание сбилось. Ещё шаг. Ещё. Вот она и может видеть его лицо. Смерть не исказила его черты, не изменила даже обычной холодности. Ей до смерти хотелось прикоснуться, но сила воли переборола желание. «Держи себя в руках, Джинн», - только и подумала она. Джинн стояла, словно прикованная к месту. Её пальцы дрожали, а мысли путались. Как будто всё происходящее было не реальностью, а кошмаром, из которого она никак не могла проснуться. Она глубоко вдохнула, пытаясь собраться, но каждый взгляд на Дилюка обрушивал волну воспоминаний: их первая тренировка, тихие разговоры после долгих дежурств, редкие улыбки, которые она так ценила. Всё это пронеслось перед её глазами за секунды, и снова — пустота. — Ты не должен был… — её голос сорвался. Она прикрыла рот рукой, чтобы сдержать рыдание, но слёзы уже катились по щекам. Лиза тихо положила руку ей на плечо, но ничего не сказала. Даже её обычно острый язык был бессилен перед этим горем. Барбара, стоявшая чуть позади, склонила голову, её губы шевелились в беззвучной молитве. Даже сейчас Джинн казались её слёзы просто смешными перед тем, кто потерял последнего члена семьи. Именно поэтому она кивнула телу, будто приветствуя, выдавила в сторону угла что-то вроде «Прими мои соболезнования» и направилась к выходу. Только у двери Джинн поняла, что за ней идёт только Лиза. Она обернулась и чуть раздражённо позвала: - Барбара? Юный пастор ответила печальным, извиняющимся тоном: - Я обязана произнести посмертную молитву. Прошу прощения, нужно немного задержаться. Едва слова «посмертная молитва» достигли слуха тени в углу, Кейа метнулся к выходу, будто его терпение и боль переполнили чашу. Дверь с грохотом закрылась за его спиной и воцарилась мёртвая тишина. - Я… я тебя подожду на улице, - только и произнесла Джинн. Кейю они не увидели, хотя Джинн внимательно огляделась вокруг. Лиза неловко похлопала её по локтю: - Ты хорошо справилась. Джинн посмотрела на неё с невыразимой горечью: - Я не смогла даже дотронуться до человека, которого любила, пусть и в юности. Кто я после этого? Лиза не знала, что ответить. Она просто стояла рядом, пытаясь найти слова утешения, которые могли бы хоть немного уменьшить горечь в глазах Джинн. Но всё, что она могла сделать, — это быть рядом. В такие моменты никто не мог сказать, что именно нужно было бы услышать, чтобы боль стала легче. — Ты не должна себя винить, — произнесла Лиза, едва ли не шепотом, — никто не готов к таким моментам. Это не делает тебя слабой. Но Джинн всё равно ощущала, как тягостный груз невысказанных слов сжимает её грудь. Она понимала, что Лиза имеет в виду, но те чувства, что накрыли её, были более чем просто горем. Это была пустота. Пустота, которая не оставляла места для простых ответов. — Почему он так поступил? — Джинн прошептала, не ожидая ответа. — Почему он не позволил нам сделать что-то? Лиза отводила взгляд, зная, что такие вопросы не имеют ответа. Но Джинн была слишком опустошена, чтобы это понять. - Лиза, - тихо попросила она, - можно я побуду одна? Меня Барбара проводит в город. Извини. Лиза молча кивнула, понимая, что в такие моменты не нужно настаивать. Иногда молчание и одиночество были единственными способами пережить боль. Она тихо положила руку на плечо Джинн, но не пыталась удерживать её. — Конечно, Джинн. Я буду ждать тебя в штабе, если ты захочешь поговорить, — сказала Лиза, её голос был мягким и осторожным. Джинн кивнула и обессиленно прислонилась к стене винокурни, прогретой солнцем. Лиза уже скрылась за деревьями, Кейа куда-то исчез, но она не могла себя заставить рыдать и кричать, срывая голос, чего очень хотела. Тишина вокруг Джинн была обманчиво спокойной, как будто мир, в котором она находилась, продолжал существовать без изменений, несмотря на бурю внутри неё. Она стояла, не двигаясь, чувствуя, как тяжело с каждым вдохом становится. Дверь винокурни хлопнула и её тихо позвал ангельский голос Барбары. Джинн еле слышно отозвалась, но выражение лица подошедшей девушки её немного сбило с толку. Не скорбь, не печаль, а полнейшее недоумение. Джинн осторожно уточнила: - Барбара? Что-то случилось? Барбара замолчала на мгновение, её взгляд был сосредоточен, а обычно почти идеально выглядящее лицо чуть позеленело. - Джинн, - не своим голосом заговорила она, - Скажи, я могу тебе доверять? - Всё… всё что угодно. Мы же… - слово далось с огромным трудом, но она всё же проговорила, - сёстры. - Отойдём. Барбара направилась от винокурни, быстро и не оглядываясь. Джинн быстро последовала за Барбарой, её шаги были тяжелыми, будто её ноги были наполнены свинцом. Она чувствовала, как напряжение нарастает, и её тревога всё больше превращается в нечто тяжёлое, невыносимое. Барбара не говорила ни слова, просто шла вперёд, и Джинн, несмотря на её слабость и изнеможение, пыталась держаться за её тенью. Наконец они оказались вдали от винокурни, где тишина была почти гнетущей. Здесь царила только природа и деревья, а не люди. Лишь редкие птицы, слабо чирикающие в далёких деревьях и шелест шагов зверей вдали. Пастор остановилась и повернулась к Джинн. Её лицо было бледным, а глаза, обычно такие живые и добрые, были затмены какой-то неопределённой тревогой. - Посмотри. Она протянула руку, и Джинн в ужасе увидела, что часть рукава, ранее скрытая от её взора, обуглена. - Что это такое? - только и спросила она, кожей чувствуя, что ответ ей не понравится. Барбара снова опасливо огляделась и, приподнявшись на носки, зашептала в самое ухо: - Ты знаешь, что когда я пою и молитвы в том числе, я не могу контролировать свой Глаз Бога. В общем, в одном моменте молитвы я должна сделать определённое движение над покойным, и когда я его сделала, то, конечно, вода немного попала на его руку. И, клянусь Барбатосом — из него вырвался язык пламени в том же месте, и именно он сжег мне рукав. Он быстро погас, и я бы подумала, что это показалось, если бы не это. Сапфировые глаза Джинн расширились. Она смотрела на сестру, как на безумную: - Но, Барбара… Что это, по твоему, такое? Девушка только пожала плечами: - Я не знаю. Но, - она сжала ладонь магистра своей, - Я рассказала это не чтоб внушить надежду тебе. Это нужно рассказать кому-то знающему, кому-то могущему помочь. - Альбедо, - выдохнула Джинн. - Да. Спасибо. Я расскажу. Был ещё один человек, кто мог что-то знать. Но обе, не сговариваясь, решили — ни в коем случае не говорить Кейе, пока не будет известно точно. * * * - Странное ты существо, - даже не повернувшись на шелест перьев монотонно произнёс Кейа, - Когда он был вполне себе жив, ты корчился в муках, а теперь тебе будто и всё равно. Сокол издал какой-то странный, кудахтающий звук, и Кейа невольно обратил на него внимание. Золотистые глаза смотрели будто прямо в душу, и на мгновение парню показалось что-то похожее на презрение. Второй раз за день его замёрзшую от горя душу продрал первобытный страх. Нет, с этими двумя определённо что-то не так. Архонты, отец, где ты, чтоб объяснить, что происходит?! Вся злость, горе и страх в нём устремились против этого создания. Кейа хватил ладонью по земле, оставив ледяной отпечаток. - Ну?! - закричал он, - Что ты хочешь?! Лети по своим делам — ЕГО БОЛЬШЕ НЕТ! Рыдания снова задушили его, и он опять ударил по земле. Сокол удивлённо взглянул на него и быстрым движением перелетел на упавшее дерево неподалёку. Кейа поднял голову, его дыхание сбивалось, грудь вздымалась от гнева и боли. Сокол молча наблюдал за ним, и в его золотистых глазах не было ни страха, ни осуждения — только странное, почти человеческое понимание. Это ещё больше раздражало Кейю. — Почему ты не улетаешь? — его голос сорвался на хриплый шёпот. — Чего ты ждёшь? Сокол резко взмахнул крылом и Кейа увидел в его глазах почти человеческое раздражение. Следующий момент его шокировал ещё больше — птица начала медленно и осторожно что-то царапать на свободной от коры части дерева. Кейа понял, что теперь вообще ничего не понимает, но будто неведомая сила заставила его подойти к птице, чтоб посмотреть, что происходит.Сердце Кейи замерло. Он осторожно приблизился к дереву, глядя, как сокол когтем выводит на его поверхности грубые линии. Первая мысль, что это какой-то бред, тут же уступила место острому чувству тревоги. Линии начали складываться в символы. Неровные, но узнаваемые. Кейа протёр глаза, не веря себе. Слова. Это были слова. «Я слышу его» Кейа посмотрел на птицу как впервые. Ситуация выглядела как бред безумного, но в его голове будто добавился еще один кусочек в пазл. Но сердце, израненное горем и обожжённое последним огнём Дилюка, отказывалось впускать надежду. - Ты слышишь… Дилюка? - его голос звучал будто во сне. Птица в ответ только кивнула, нахохлившись.Кейа отступил на шаг, его глаза расширились от ужаса и неверия. Он бы рад плюнуть и уйти, рад бы подумать что он сходит с ума, но всё, что он помнил о связи Дилюка с его птицей ранее отрицало простое объяснение. Критическое мышление в нём от горя тоже отключилось, поэтому о том, что птица (или же дух в ней) может лгать и шутить. И именно из-за этого он тихо спросил: - Как ты его слышишь? Где он? Птица посмотрела на него как на идиота и мотнула головой в сторону винокурни.