
Пэйринг и персонажи
Метки
Драма
Ангст
Рейтинг за насилие и/или жестокость
Дети
Согласование с каноном
Пытки
Смерть второстепенных персонажей
Смерть основных персонажей
Открытый финал
Канонная смерть персонажа
Прошлое
Обман / Заблуждение
Ссоры / Конфликты
Путешествия
Горе / Утрата
Разочарования
Примирение
Сражения
Сиблинги
Командная работа
Разлука / Прощания
Сводные родственники
Фамильяры
Описание
Позвольте показать вам мое видение прошлого Кейи и Дилюка, а также их путь к примирению.
Боль в буре
12 июля 2023, 01:35
Наутро Дилюка, вернувшегося со своих обычных ночных дел ждал сюрприз — по комнате будто смерч прошелся. Одежда выброшена из шкафа и устилает пол, шахматные фигуры валяются на полу возле стола, а присмотревшись он заметил и следы ног на подоконнике. Возможно, ему бы соедовало разозлиться или испугаться, но мужчина только слегка приподнял брови. Вор определенно должен был знать, что он уходит ночью, иначе бы никто не осмелился на такое. Должен знать… Должен знать… Алые глаза сощурились, и Дилюк подошел к креслу, чтоб кое-что проверить. Он быстро окинул взглядом, в поисках нужной вещи, и, на удивление, она оказалась на месте. Мужчина быстро схватил пару красно черных перчаток, которые были с ним все четыре года путешествия, и перевернул правую ладонью вверх. Ну конечно. Дилюк в ярости отшвырнул испорченный предмет одежды в угол. Кто б сомневался, что дражайший капитан кавалерии ни перед чем не остановится, чтоб лишить его всего дорогого.
Мужчина нервно прошел по комнате туда и обратно. Следует позвать прислугу, чтоб все убрали и узнали о ситуации. Следует рассказать всем, кто только захочет слушать. Следует сообщить Джинн о недостойном поведении капитана кавалерии. Следует…
Гул противоречивых мыслей в голове становился все громче, и Дилюк зажал уши, пытаясь отстраниться. Прилетевший вместе с ним с ночных «обязанностей» сокол сел на плечо, издав вопросительный звук, но его хозяин не отреагировал.
«Извини, что вмешиваюсь», — зазвучал в голове бесполый голос поверх всех противоречий, — «Но разве Кейа не правильно поступил?»
Дилюк так резко повернул к нему голову, что волосы хлестнули бедную птицу.
— Правильно? — от гнева он даже забыл, что можно и не говорить вслух, — Правильно? С таким же успехом он может прийти сюда и отнять у меня винокурню, раз уж ему дозволяется отнимать у меня все, что оставил отец.
«Ты преувеличиваешь. Эта вещь тебя убивала. Ты это знаешь, я знаю и Кейа, видимо, тоже знал»
— Это только мое дело.
«Нет, не только. И знаешь», — птица посмотрела на него в упор золотистыми глазами, «Я бы на его месте так же поступил»
— Да ты издеваешься! — с его глаз почти сыпались искры. — Ты знаешь, что эта вещь для меня значила?
Сокол распушил перья.
«Он тебя убивал. Это важнее»
Дилюк хватил по стене кулаком.
— Пошел прочь отсюда.
Фамильяр с достоинством поправил перья и подчинился. Только вылетая в окно он напоследок бросил:
«Если бы это был не Кейа, ты бы уже давно поднял шум. Подумай об этом»
И в голове у мужчины снова воцарилась благостная тишина, даже внутренние противоречия затихли. Он теперь знал, что делать. Ключ щелкнул в двери, отгораживая от нежелательных посещений, а руки сами собой начали автоматически складывать все разбросанное по местам. Небо еще не успело стать из зеленоватого на востоке нежно-красным, когда уже все было в порядке. Осталось только вытереть грязь. Дилюк подошел к столу возле окна, желая проверить все ли с ним в порядке, и его глаза выхватили то, что раньше игнорировали.
В последнем луче заходящей луны, льющемся в окно, Пиро Глаз Бога сверкал ярче солнца. Под ним образовалось обгорелое пятно, но Дилюку было уже неважно. Абсолютно неважно. Да, он не хотел его обратно. Это напоминание о боли, об отце…о Кейе. Но его сердце против воли своего хозяина радостно забилось, разнося по венам разгорающуюся надежду. Пальцы невольно потянулись к нему, раскаленное стекло коснулось кожи, но не обжигая, а раскаляя самого Дилюка добела, а на кончиках пальцев заплясали искры и огоньки, будто артефакт радовался встрече. Пламя побежало по венам, выжигая на своем пути остатки горечи и злости от поступка Кейи. Неожиданно он понял, что ему и не за что держать зло на него, но вот былое доверие… Что ж, подумает потом.
Так и проходил день за днем, в битвах со злом и незримом соревнованием между Ордо Фавониус и Полуночным героем, хотя второе быстро свернулось перед лицом более серьезных проблем. Дело в том, что с каждым днем все больше рыцарей обращалось после дежурства в церковь Фавония, а Аделинда видела возвращающегося хозяина винокурни все более измотанным и хмурым. Даже Кейа не смог смолчать при очередном посещении «Доли ангелов».
— Выглядите усталым, господин Дилюк, — небрежно, но достаточно тихо, чтоб не слышали сидящие неподалеку бросил капитан кавалерии, ожидая заказ. — Неужели у винокурни плохие времена? Или же, быть может, Полуночный герой доставляет неприятности не только Ордо Фавониус?
Дилюк поднял лицо от приготовляемого заказа. На бледной коже синяки под глазами были отчетливо видны, а сама она стала почти землистого оттенка, однако голос остался прежним — холодным и отстраненным:
— Не стоит беспокойства. У меня, как и всегда, все в порядке. Главное, чтоб у рыцарей хватало времени на таверны.
— Рыцари тоже люди, мастер Дилюк, — пропел Кейа, оперевшись о стойку локтями, — Неужели не имеют права на обычные радости?
Поставив стакан перед ним так резко, что напиток почти выплеснулся, хозяин винокурни отрезал:
— Имеют. Просто пусть нормально охраняют город и меня оставят в покое.
Ссора ссорой, но оба сознавали всю неискренность сказанных слов. Да и не время для конфликтов теперь. Маги бездны, чтецы, не говоря уже о толпах хиличурлов — все они наступали, окружали, захватывали в удушающее кольцо город и наглели. Поначалу Дилюк искренне думал, что дело в нетрудоспособности ордена, только в глубине души он понимал — четыре года назад отбор был точно таким же, но такого кошмара по ночам не происходило.
Зачем лгать себе, зачем обвинять кого-либо, если очевидно, что происходит что-то очень странное и необычное, чего никогда еще не было? Впрочем, хватило буквально месяца чтоб узнать, что кошмар не просто необычен, но и просто нерешаем.
Одним прекрасным, солнесным днем Дилюк шел в «Долю ангелов», чтоб встать за стойку вместо бессменного бармена. Несмотря на такое мирное занятие, мужчина не забывал о безопасности, пряча под длинным плащом вместо обычного двуручного меча метательные ножи, которые, честно говоря, не очень то и нужны были ему — огня бы хватило на всех монстров Тейвата. Однако жизнь без Глаза Бога научила полагаться только на себя и звонкую сталь, именно поэтому пламя для него стало не защитой и оружием, а другом и символом рассвета, в первую очередь рассвета его самого. Надо же как-то оправдывать свое светлое имя или хотя бы очищать его. Какая глупость! Дилюк вздохнул. Это никогда не выйдет. Ему и его отцу следовало поменяться именами.
Дилюк замер, прерывая мысли о собственном несовершенстве. Ничто так не настораживает человека, который много лет странствовал, как абсолютная тишина в природе. За одно мгновение затихли птицы, а трава пригнулась к земле, только вдали слышался непонятный гул, будто нечто пыталось втянуть весь Мондштадт в свою ненасытную утробу. Мужчина мгновенно обернулся в ту сторону в поисках источника и замер, чувствуя как от напряжения его тело начинает воспламеняться против воли. Шум приближался быстрее с каждой секундой, а небо буквально за пару мгновений потемнело от вихря и… чьих-то крыльев.
Последним, что он смог подумать, прежде чем ураган отшвырнул его, словно тряпичную куклу: «Архонты, там же Мондштадт…». А потом его поглотила тьма.
Однако она продлилась недолго, и Дилюк открыл глаза раньше, чем чудовище успело скрыться. Все тело чудовищно болело, словно его пропустили через мясорубку, но он все же нашел силы встать. Медленно, шаг за шагом, движимый только целью остановить монстра, мужчина последовал за ним. Рука взметнулась, выбрасывая столб пламени, задевший крыло дракона. Даже до заторможенного после удара сознания дошло довольно быстро, что это не самое умное решение, но было уже слишком поздно — дракон развернулся к нему и весь поток воздуха устремился на Дилюка, выбивая дыхание из груди и раздавливая. И на этот раз тьма поглотила его безвозвратно.
В следующий раз сознание к нему вернулось уже в уютной тишине. Даже не открывая глаза он понял, что оказался на винокурне, а потом и убедился в этом.
— Господин Дилюк, вы очнулись! — взволнованнее и громче, чем нужно зазвучал голос главной горничной. — Вам лучше?
Дилюк едва не засмеялся от нелепости вопроса — тело казалось просто размазанным по кровати с измельченными костями, однако ныть не следует. Бывало и хуже. Поэтому, вместо лжи, он задал встречный вопрос:
— Как… — голос звучал абсолютно невнятно, поэтому пришлось прочистить горло, — как я сюда попал?
Девушка внезапно отвела глаза куда-то в угол, не решаясь сказать, и хозяин винокурни напрягся.
— Аделинда! — в тоне зазвенела сталь.
Та будто очнулась и перевела взгляд обратно:
— Госпо… — ее голос задрожал, и Аделинда торопливо поправилась, — Капитан Кейа вас принес.
— Кейа, — отозвался Дилюк эхом.
Да уж, последний человек, которому следовало бы видеть его таким слабым… и первый из тех, на кого он бы согласился. Как же… Ну и зачем он усложняет все?
К сожалению, Дилюк оказался далеко не последней жертвой дракона, которого очень быстро окрестили Ужасом бури. Не прошло и недели, как весь город погрузился в панику от полной невозможности что-либо сделать. Рыцари временно прекратили попытки поймать Полуночного героя, в надежде на то, что он и остановит чудовище. Все было бы хорошо если бы не…
В «Доле ангелов» и на винокурне всегда звенели баллады о древних и не очень временах, услаждающие слух гостей. Зная о переборчивом характере хозяина, заходить со своим голосом и инструментом хотелось немногим, а оставались еще меньше, однако даже среди них выделялся один. Юный, неизменно наглый, не брезгующий насмехаться ни над аристократами Мондштадта, ни даже над самим Барбатосом, он появлялся каждую ночь, продавая голос за вино. Его поведение так раздражало Дилюка, что он бы давно выгнал наглеца, которого он, к тому же, часто ловил на кухне за воровством еды если бы не…
Если бы каждый Рагнвиндр не знал кто это на самом деле. Пусть и Дилюк не с первого раза поверил рассказу Крепуса. Впрочем, с этим знанием молиться Анемо Архонту стало проблематичным.
Как бы то ни было если раньше голос звучал легко и небрежно, стремясь уколоть всех и каждого, то сейчас… Ни один разговор рыцарей насчет планов изгнания Ужаса бури не заканчивался, утопая в печальных повествованиях о спасении Двалином народа Мондштадта, что очень удерживало от решительных действий романтичных жителей. Даже сердце хозяина не выдерживало, пусть его лицо и оставалось отстраненным. В общем становилась почти нерешаемая задача — спасти и город и дракона.
И долго они мучались, думали, что-то решали. А потом пришла неведомая путешественница и всех спасла.
Вот так просто.
Дилюк до сих пор не мог понять какие чувства питает к ней. С одной стороны, конечно, она спасла город, и за это несомненное спасибо. А с другой… А почему их чудо-Архонт не объяснил что делать Ордо Фавониус или ему, Дилюку? Зачем доверился чужестранке, которая как пришла, так и ушла? Столько вопросов и так мало ответов.
И конечно же чувство вины и неполноценности, которое не покидало мужчину с ночи гибели отца. Опять не хватило сил. Не спас. Не смог.
Но Селестия бы с Барбатосом — зачем он сам доверил свою тайну этой Люмин? Что в ней такого, что заставляет людей ей доверять? Хотя… Кейа, судя по всему, не так уж и подвергся всеобщей истерии. Однако молчит, улыбается, и Дилюку страшно хочется спросить, но он не спросит. Опять замолчит, отведет глаза и заморозит голос. И ничего не скажет, не скажет слова благодарности за спасение, которые грозят сорваться с губ при каждой встрече. Но губы складываются в холодную учтивость.
— Чем могу служить?
Как и не сказал ничего после того, как оказалось, что это Кейа организовал патовую ситуацию для него. Просто выгнал, как и всегда.
Выгнал, забыв, что Кейа такой человек, что его выгонишь в дверь, а он влезет в окно, притом во всех смыслах. Так капитан кавалерии и поступил на следующий день, неожиданно распахнув дверь почти на рассвете, когда хозяин винокурни только-только успел вернуться и спускался с лестницы, играя роль только проснувшегося человека.
— И ты опять здесь, — фыркнул Дилюк, — Было мало вчерашнего дня?
Кейа усмехнулся:
— И вам утро доброе, мастер Дилюк. Вы, как всегда, приветливы.
Тот спустился к подножию лестницы и оперся на перила, скрестив руки на груди:
— Интересно, какого приветствия ты ждал после того, как подставил меня.
— Ну, вы же спаслись, — отмахнулся рыцарь.
— Не благодаря тебе.
Голубые глаза сощурились:
— Ну конечно. Благодаря дражайшей путешественнице. — он сделал ударение на последнем слове. — Рад, что ты хоть с ней поладил.
Дилюк глубоко вздохнул:
— Это все? У меня много дел.
— Вы всегда так заняты, господин Дилюк, — Кейа вернулся снова к насмешливому уважению, — Особенно, когда приходит ваш покорный слуга.
Не меняя позы, хозяин винокурни устало закрыл глаза:
— Что ты хочешь сказать?
— Сказать? Ничего такого, всего лишь заметить, что вы в последнее время слишком доверчивы.
Резко распахнув веки, Дилюк посмотрел на собеседника, как на душевнобольного:
— Я?
— Вы. Разве не существует риска того, что Люмин побежит к Джинн с докладом?
— К Джинн скорее побежит кое-кто другой.
Улыбка Кейи стала еще шире, больше напоминая судорогу боли:
— Неужто? Мне кажется, что вы, господин Дилюк, готовы доверять всем, кроме меня.
— Еще скажи, что не аргументированно.
— А если скажу, то что? Так ли уж вас красит презрение к человеку только потому, что он родился в Каэнри’ах?
Кулаки Дилюка невольно сжались, комкая рукава, выдавая гнев, бушующий в нем:
— Вот как ты видишь ситуацию? А мне казалось, что мы разошлись потому, что ты обрадовался смерти нашего отца.
«Нашего»… Слово заметалось между столами и стенами, отдаваясь в ушах колокольным звоном. Тут же пожалев о своих словах мужчина закусил щеку изнутри, а прозрачные, как море, глаза сверкнули при звуке всего лишь одного слова. Сдержавшись, Кейа слегка нахмурился:
— Это была слабость. Неужели никто не имеет права на слабости, господин?
— Конечно имеет. Только вот этот человек тебя принял и вырастил. Ни он, ни я не делали из тебя чужака. Ты никогда не был приемышем, ты был членом нашей семьи до тех пор, пока сам нас не отверг.
Каждое слово вонзалось в грудь хуже, чем обвинения ранее, создавая абсолютную ясность необратимости происходящего. Сам отверг… Капитан кавалерии склонил голову, пытаясь засунуть обратно выступившие слезы. Все сделал сам. Сам. Как и всегда. Снова сделал неверный выбор.
— В этом городе, — заговорил он, справившись с подступающим комом в горле, — у всех есть дом, есть тот кто его ждет. Даже у Люмин. Только вот мне… Мне места нет. — Кейа вскинул голову, снова улыбаясь. — Хорошего дня, господин Дилюк.
Хозяин винокурни даже пальцем не пошевелил, чтоб остановить его. Только губы тихо проронили вслед закрывающейся двери:
— Есть.