Пути к рассвету

Знакомый, тёплый ветер нежно разворошил волосы, шепча на ухо «Ты дома… Дома… Дома…» После лесов и пустыни Сумеру, гор Ли Юэ и обледеневших камней Снежной, тихие зелёные равнины Мондштадта показались довольно заурядными, но до боли родными. Четыре года пути показались ничем по сравнению с тихим светом, наполняющим почти сгнившую душу здесь, дома. Не обращая внимания на гудящие от многих километров дороги из Снежной ноги, Дилюк подбежал к краю скалы – и замер в восхищении. Последние лучи тёплого дня окрасили серые, каменные стены алым цветом, ничуть не напоминающим реки крови, что текли вслед за его шагами. Весь город казался как на ладони – дома с красными крышами, будто игрушечные, мельницы, чьи лопасти не прекращаемо вращались трудами Анемо Архонта, величественная и прекрасная церковь Фавония… Но это все не так интересовало Дилюка, как мрачные стены и башни твёрдыни безопасности города. Подобная характеристика заставила тонкие губы мужчины искривиться в надменной усмешке. Место для избранных и сильнейших. Ордо Фавониус. Сколько преступлений против мондштадцев и против самих рыцарей было там прощено и сколько раз они подавали своё бессилие под соусом дипломатии? Сколько рыцарей были незаслуженно приняты только за то, что они чудом прошли отбор? Один из них сейчас стоит прямо здесь. Но с другой стороны… Это больше не его дело. Пусть его душа наполнилась странной, болезненной радостью от возвращения домой, но часть всё равно хотела вернуться в мир выживания, в мир, где у него не было ни имени, ни даже внешности, а вместе с ними и никаких чувств и долга. Он отбросил ярко-алый, с трудом отмытый от въевшейся краски, локон от глаза. Ну и зачем было возвращаться? Чтоб что? Стать одним из сотен владельцев винокурни «Рассвет», одним из Рагнвиндров, аристократом, не замаравшим свою честь тиранией… Даже сейчас, через много лет, он не чувствовал, что готов к этому. Что требуется от него теперь? Не намного ли проще было бы вернуться в Ордо Фавониус? По позвоночнику пробежали мурашки отвращения. Ни за что. Но что же он оставил позади? Что теперь теряет? Мужчина прикрыл глаза и задумался. После согласия Дилюку не дали много времени на принятие новой реальности, и уже на следующий день вместе с не особо разговорчивыми напарниками он выскользнул на улицы Снежной. В будущем предстояло выяснить, к огорчению Дилюка, что его нынешние обязанности отличаются от времяпрепровождения в последние несколько лет. Никаких убийств, никаких действий. Просто слейся с окружающими и слушай. Ребёнок говорит что-то невнятное? Слушай. Кто-то перепил огненной воды? Слушай. И так далее. Естественно, далеко не каждое утро они приносили полезную информацию, однако те редкие разы успеха стоили того. Не прошло и месяца, как Дилюк понял непреложную истину – информация намного лучше убийств даже сотен Фатуи. Мёртвый не расскажет сплетни о расколах и примирениях в рядах Предвестников, не поведает о том, что было с Арлекино за побег их пленника, его язык не приведёт к собирающимся в путь в другие регионы солдатам… Главное уметь молчать, как бы возмутительно не звучали слова, и становиться тенью, не существующей даже для себя. Три месяца. Ровно три месяца он продержался, не обращаясь к себе даже мысленно по имени, не видя в отражении свое лицо, отдавшись служению организации. Он даже сокола отослал, чтоб тот не напоминал мужчине о том, кем он является. Пока удавалось обезличить себя, боль внутри становилась слабее. Но в один не очень прекрасный день у корней проявились ярко алые пряли, сверкающие при слабом свете так, как не будут крашенные. Конечно, Дилюк в тот же миг всё закрасил, но было поздно. Процесс возвращения к самому себе запустился медленно и неумолимо, как лавина, на которую ты смотришь снизу, и будто чувствуешь пронизывающий холод, который она сулит. Лица отца и Кейи снова не давали спать, но помимо них ещё стали появляться и его друзья, с которыми он проводил свою юность в Ордо Фавониус. «Их» столик в «Хорошем охотнике»… Звонкий смех Кейи, когда брат упал в озеро… Удивленно приподнятые брови Крепуса, нашедшего пятилетнего Дилюка где-то возле утеса Звездолова – тот пытался поймать голубоватую, прекрасную в своей невесомости фею… Эти воспоминания заставляли сжать жёсткую ткань наволочки в зубах, и безумный вопль, зародившийся в груди, вырождался в еле слышный стон. Однако приблизительно через два месяца произошло то, что заставило ещё раз взглянуть в глаза реальности. Очевидно, Дилюк, прикладывая все усилия, не мог не подняться по иерархии этого странного мира. Казалось, что он всегда знал, где быть, чтоб услышать важное и поистине необходимое, растворялся во тьме при малейшем взгляде в его сторону, а из этой тьмы уже следующей ночью сверкал металл или же вылетал метательный нож. Конечно, такие крайние меры предназначались только для исключительных ситуаций. Несмотря на нежелательность подобного, на Дилюка махнули рукой. Во-первых, его ещё ни разу не поймали, во-вторых, выздоровевший и оправившийся от пыток мужчина чётко дал понять – либо он делает так, как считает нужным, либо уходит. Поэтому все молчали. Молчали и его подчинённые, которых Дилюк нередко отправлял в Мондштадт. Нет, он не хотел, чтоб они следили вместо сокола. Ему нужно было знать, откуда отец взял Глаз Порчи. Но, кроме тревожных известий о том, что Фатуи, по сути, отняли отель у хозяина и там мрут как мухи, он ничего не узнал. И не узнал бы, если бы не такая родная тень в небе, которая камнем упала к нему в руки, на лету уронив письмо в ладони. Знакомый безупречный почерк, прекрасный в своей необычности – никто так не пишет во всем Тейвате, режет глаза и сердце адской болью. Так не хочется его видеть – и в то же время это его вечное и единственное желание на свете. Дилюк сжал письмо так крепко, что оно мгновенно смялось, став похожим на обычный мусор. Золотистые глаза сокола задумчиво наблюдали за его действиями, однако фамильяр никак не прокомментировал эти действия – наверное, всё ещё обижается за то, что хозяин его выгнал. Сердце бешено колотилось в груди, когда мужчина, глубоко вдыхая и выдыхая для успокоения, разворачивает бумажный шарик. Буквы прыгают перед глазами, не складываясь в слова, поэтому ему пришлось на пару секунд прикрыть веки для концентрации. Одно слово за другим, и он осознает написанное. По комнате разносится горький, хриплый смех. - Ты говорил, что Кейа видит раненным глазом, да? – обращается он к птице. Тот кивает в ответ, и смех становится ещё страшнее: - А он говорит, что нет. – алые глаза скользят по строчкам, выискивая цитату. – «…читать неясные слова одним глазом сложно…» Любопытно, он правда думает, что я не знаю, или же… Или же пытается вызвать вину. Что ж, ему удалось. Пробежавшись снова глазами по письму, Дилюк испытал невольное раздражение. Как можно записывать важную информацию, пусть и с целью передать её ему самому, а потом терять? Разумеется, такая рассеянность будет наказана. Он всеми силами пытался избежать строчки про глаз, но она притягивала взгляд, как мёртвое тело – смотреть страшно, но не смотреть невозможно. Гнев и вина сплелись в удушающий клубок вокруг сердца, и он, как в полусне, поднялся в поисках бумаги. «Ты что делаешь?», - раздался в голове удивлённый голос, но Дилюк не ответил. Он молча сел обратно, и его руки, абсолютно отдельно от головы, написали всего две строки. Две строки, которые легли на бумагу ничуть не испортившимся, аристократичным почерком, а на сердце – настолько неподъёмным камнем, что скалы Ли Юэ по сравнению с ним покажутся жалкими камушками. «Ты уверен?» - неуверенно переспросил голос. Птица заглядывала в глаза так, будто не понимала, кто перед ней. «Да.» Привычные, но такие редкие движения, когда привязываешь письмо. Фамильяр напоследок взглянул с тоской, мягко клюнул щеку, будто целуя, и улетел. Ещё один месяц прошёл в тревожном ожидании, ответит ли Кейа, но тот разочаровал, ответив. Значит, Эроха изгнали… Долго же рыцари собирались. Так долго, что известие не доставило ни радости, ни торжества. Абсолютное ничего. И этого ничего хватило ещё на несколько месяцев, ровно до одного прекрасного (или не очень) дня, когда Дилюк точно понял, что с него хватит. Просто прийти к главе организации он не мог с подобным желанием, поэтому оставалось только сбежать. Естественно, если найдут – ему не жить, и он это знал, когда соглашался. Однако, за несколько дней до этого решения, после обсуждения будущих поручений, когда наступила пауза, взгляд главы организации стал цепким и необычайно проницательным, когда мужчина произнёс: - К сожалению, не все понимают, что работа среди нас – это на всю жизнь, где бы человек ни был. Где бы ни был… Так почему бы ему не быть на винокурне? Ушло ведра три ледяной воды с какой-то мерзко пахнущей субстанцией, пока его волосы снова засверкали рубиновым цветом. Даже не глядя в зеркало, он быстрыми, чёткими движениями взял меч, Глаз Порчи и, немного подумав, накопившиеся письма Кейи. Ни один встретившийся человек ни словом, ни жестом не попытался удержать его и даже слова не сказал. Так беспрепятственно он покинул Снежную. А теперь стоит здесь, на краю скалы и смотрит на опускающиеся на город сумерки. Окна в домах засветились мягким, уютным светом. В шум ветра вплёлся тихий шелест, и Дилюк автоматически поднял руку, чтоб почувствовать, как когтистые лапы обхватывают тонкое, но крепкое предплечье, только недавно начавшее нормально работать, как раньше. «Добро пожаловать домой.» - прозвучал голос. Домой… Какое пустое слово. Где же теперь его дом? Опустевшая винокурня? Ответ он не нашёл. «Ночью на винокурню как-то странно проникать, согласен?», - продолжил фамильяр. Удивление мужчины выдали только дрогнувшие рыжие брови. «А с чего ты взял, что мы туда пойдем сейчас?» «А тебе уже понравилось жить на улице?» «Не ёрничай. Я хотел бы посмотреть, как рыцари справляются со своей работой. Ты же сам говорил, что монстров стало много, а ещё больше Фатуи?» «Говорил. Но что тебе мешает этим заняться после возвращения?» «А то, что мне и так Варка предлагал вернуться. Если рыцари узнают, что я здесь и ещё занимаюсь их работой, то меня в покое не оставят.» «Не оставят.» Бросив последний взгляд на освещенный яркой луной город, он медленно направился вниз, со скалы. * * * Одно движение – и старая повязка на глаз оказалась в мусорке, другое – и новая уже плотно прилегает к лицу. Подготовка к ночному патрулю не занимает много времени, когда ты точно знаешь, что делаешь. На самом деле, менять повязку пока что не было нужды, и Кейа зашёл в комнату только взглянуть на разгорающийся с каждым днём все больше и больше Глаз Бога, тем более, что состояние его хозяина в последний месяц беспокоило как никогда. Дело в том, что даже его странная птица не прилетала в последние несколько недель. Только сверкающий Глаз Бога напоминал, что и тело, и душа Дилюка живы. Это, несомненно, главное, но что толку, если он непонятно где? Кейа проверил пальцем лезвие меча на остроту, и на подушечке выступила кровь. Что ж, он не мог отказать себе в удовольствии заглушить боль внутри не только вином, но и порезами, пусть даже пальцев. Есть, правда, ещё один способ помочь себе, но не будешь же постоянно носить это и так затасканное письмо? Ну, или будешь, но одно другому не мешает. Бумага насмешливо издала тихий шелест где-то в районе сердца. Даже солнце в день изгнания Эроха не так грело внутри, как это послание. Никакое вино с пряностями не заставляло засыпать так быстро и с такой счастливой улыбкой, как воспоминание того дня. Попытка убийства капитана кавалерии – серьёзное и непростительное преступление, и, если бы в Ордо Фавониус допускалась смертная казнь, то бывшего инспектора повесили бы за все преступления, которые он совершил. Но рыцари очень лояльны и милосердны к своим врагам, прям как Архонты, как утверждают священнослужители. Что ж, он, Кейа, в богов не верит, поэтому следовать их примеру не обязан. Лёгкий приятный ветерок из раскрытого окна поносил запахи летних цветов из полей и тонкий аромат вина, царапающий сердце тёплыми воспоминаниями. Широкий подоконник вполне умещал на себе длинные ноги капитана кавалерии, поэтому он смог разместиться на нём с удобствами и бокалом вина, остающимся ледяным, несмотря ни на что – потрясающее применение Глаза Бога. Конечно, ему следует быть внизу, вместе с остальными высокопоставленными рыцарями, но он искренне боялся, что не сдержится у просто убьёт эту тварь на месте. «То, что устроил в штабе – недопустимо...» Убить бы у него отца на глазах, да помучительнее, посмотрим, как он отреагирует. Впрочем, это последний день, когда Кейе придётся об этом думать. Гулкий голос магистра Варки затих, до чуткого слуха донёсся скрип двери штаба внизу. Кейа перегнулся так сильно в окно, чтоб видеть, что едва не выпал, но, восстановив равновесие, он не вернулся в безопасность и продолжил наблюдать. И как только настолько безвольный на вид человек, чью сутулость видно даже с высоты, умудрился сплести интригу, доставившую столько проблем каждому и… Изгнавшую едва ли не лучшего рыцаря Ордо Фавониус? Уму непостижимо. Гнев в сердце мгновенно улетучился, сменившись ледяным презрением. Будто почувствовав тяжесть взгляда, мужчина поднял голову и даже с такого расстояния узнал молодого офицера. Кейа улыбнулся, поднял бокал, провозглашая тост в его честь, и выпил до дна. Эрох настолько резко отвернулся, что какая-то девица испуганно шарахнулась и шла, оборачиваясь, вероятно, ожидая ещё каких-то действий от такого неадекватного. Парень с наслаждением наблюдал, как бывший инспектор исчезает за поворотом. Только после этого Кейа закрыл окно. Дни потекли друг за другом в обычной рыцарской рутине, однако кое-какое изменение всё же Кейа не мог не заметить. Как бы задания их не сталкивали, как бы они не должны были говорить по работе – Джинн всё равно избегала говорить и даже смотреть на парня, и не то чтоб причина была ему совсем непонятна. Каким бы прекрасным и сильным рыцарем и аристократом она бы ни была, она всё равно остается юной, застенчивой девушкой, возможно даже не лишенной романтики, и поэтому подобное презрительное заявление относительно её чувств не могло не задеть. Однако однажды вечером дверь в комнату резко, почти с ноги открылась, и, в ответ на удивлённый взгляд парня, девушка выпалила, стремительно краснея: - Да, он был прав. Я была влюблена в Дилюка. Кейа настолько удивился, что едва не упал со стула и даже не надел дежурную улыбку. - Оу, - только и выдохнул он. Девушка резко села напротив и кивнула: - Эрох прав, - повторила она, - Но это же твой брат, я не знала, как смотреть тебе после этого в глаза, однако ты не заслуживаешь подобного отношения. Капитан кавалерии, забросив одну ногу на другую, ухмыльнулся: - Наш отец был бы рад это слышать. Светлые брови нахмурились: - Господин Крепус? А он тут при… - внезапно она прервалась на полуслове и почти застонала в догадке: - А… - Смотрю, тебе всё известно не хуже меня, - спокойно ответил Кейа, поигрывая большими пальцами. Ещё одна тайна от Дилюка – подслушанный Кейей разговор между их отцом и каким-то торговцем, в очередной раз пытающимся удачно выдать замуж свою сомнительной привлекательности дочь. «Для меня честь ваше предложение, - учтиво ответил Крепус голосом, в котором слышалась мягкая улыбка, - но, во-первых, я не хотел бы лишать своего сына выбора. Во-вторых же… он обещан другой. Кейа как сейчас помнит вкус крови из закушенных костяшек пальцев, когда он ими заткнул рот, заглушая удивленный вскрик. Собеседник же, еле скрывая разочарование и раздражение, ответил: - Что ж, я вас понимаю. Позвольте спросить, кто эта прелестная госпожа? Парень был настолько уверен, что почти видел внутренним взором, как в алых глазах появляются искры хитрой улыбки, которая появлялась у хозяина винокурни, когда он размышлял, стоит ли говорить что-то. - Что ж, вам, пожалуй, можно и рассказать, - будто неохотно заговорил Крепус. Как странно, что это умение внушения чувства особенности перенял не родной, а приемный сын. – Недавно я беседовал с госпожой Фредерикой… - он сделал многозначительную паузу. - Неужели Джинн?... - Да.» Его воспоминания прервал голос Джинн: - Интересно, сам Дилюк знал о матримониальных планах наших родителей? Вздрогнув, будто только очнулся ото сна, Кейа рассеянно взглянул на девушку и быстро покачал головой: - Ни я, ни отец его в известность не ставили. - Потрясающе. Полагаю, если бы он узнал, сбежал бы ещё раньше. В общем, этот разговор снова восстановил дружеские отношения между ними, и жизнь снова потекла своим чередом, не нарушая спокойный бег. Мысли заняли настолько много времени, что последний луч солнца успел попрощаться с землёй и в переулках сгустились сумерки. Кейа торопливо прикрепил свой меч к ремню и спустился вниз. Рыцари уже наверняка ушли на патруль, что и оправдал пустой коридор первого этажа. Впрочем, он очень сомневался, что они действительно пойдут без него к монстрам, поэтому абсолютно не собирался торопиться. Его безмятежное спокойствие разбилось, когда он наступил на что-то мягкое, мгновенно выскользнувшее из-под стопы. Взгляд метнулся вниз - и зацепил отрубленную лапу хиличурла. И ещё одну. И ещё. А там, поодаль – голова. И кровь, везде кровь. «Неплохая работа», - подумал он с усмешкой, которая стёрлась, когда он увидел какое-то движение впереди. Будь это рыцарь, он бы окликнул Кейю, но неведомый метнулся, растворяясь ещё больше во мраке. - Стой! – выкрикнул капитан кавалерии. Стоило бы его заморозить, но казалось, что его Глаз Бога не хочет этого делать. Поэтому он бросился вперед, пытаясь поймать тень. Под пальцами заскользила мягкая, шелковистая прядь длинных волос, которая осталась в руке, когда незнакомец ударил его по запястью и исчез. Кейа не стал его преследовать, молча глядя вслед, а огненно-красная прядь в его пальцах медленно покрывалась инеем.