Мгновение длиною в жизнь

      Через неделю меня выписали. Я не оправился до конца, как и говорил Цзин Юань, восстановить здоровье до прежнего состояния у меня уже не выйдет. Это касалось в большей степени желудка. Хотя его и смогли заштопать, но из комиссии по алхимии я вышел с длинным списком того, что мне нельзя есть, и коротким, состоящим из разрешенных продуктов. Меня ждала довольно пресная жизнь.       Первым делом после поправки я отправился к Байхэн. Она все эти дни жила у Цзинлю. Я извинился перед ней, дал обещание больше не пренебрегать ни своей жизнью, ни ее чувствами. Но по ее осунувшемуся и напряженному лицу невольно читал: так, как было раньше, больше не будет. Она словно очнулась, заметила, что мне уже не 7 лет. И хотя я не говорил с ней о своих чувствах, ревности к Дань Фэну, но я заметил, как она осторожна, отстранена. Она не хочет давать мне даже невольной надежды, возможности трактовать ее слова и поступки в романтическом смысле. Похоже, я сломал что-то очень важное. Нет, я даже не сломал, а сжег это. Без возможности починить.       Да, это было ожидаемо, это было правильно. Она, взявшая меня ребенком под свою защиту, растившая меня, ждущая моих успехов, возвращений с Чжумина на каникулах и выходных, не могла смотреть на меня иначе. Сестра, возможно, мать, но никогда не девушка, к которой я могу испытывать чувства. Для нее я навсегда останусь милым ребенком. Для нее, долгоживущей, я всегда буду ребенком, даже если доживу до 80 лет.       Я мог отбывать свое наказание и ковать оружие на любом из кораблей Сянчжоу, важно было только оформить заявку на доставку к порту, но теперь я точно знал, что уеду на Чжумин. И мне, и Байхэн будет в тягость жить под одной крышей. Но еще неделю я должен был провести на Лофу. В большей степени из-за здоровья: мне нужно было еще несколько раз посетить комиссию по алхимии, чтобы проверить, подходит ли мне диета. А самое главное — поговорить с Дань Фэном. Разговор обещал быть неприятным, потому что я должен был ему напрямую сказать, что отказываюсь от Байхэн.       За два дня до отъезда я отправился в Чешуйчатое ущелье, где мне сказали, что старейшина отправился в переулок Ауруматонов. Пришлось вновь брать ялик и отправляться туда.       Был ранний вечер, но уважаемого и величественного старейшину всея видьядхар я нашел полупьяным и надувшимся, как ребенок. Он сидел, тяжело смотря на соседний столик в ресторане, и продолжал пить. Отнюдь не воду.       Я сел напротив него, но он лишь недовольно скосил на меня взгляд.       — Я пришел поговорить с тобой о Байхэн.       — Какой в этом смысл? — он пробубнил это, поэтому я большей частью угадал его слова.       Дань Фэн налил в чашу, в которой до этого, видимо, был другой напиток, вино и подвинул его мне.       — Мне нельзя, диета, — я попытался оттолкнуть его подношение, но видьядхара был по-пьяному настойчив.       — Ничего страшного от одной чаши не будет. А если и будет, то на моих источниках подлечишься быстрее, чем в этой чертовой комиссии по алхимии.       Я вспомнил их ледяные источники, и пить захотелось еще меньше. Но все же я принял чашу и сделал несколько глотков ради благодушия этой вредной ящерицы. Он к слову на меня совсем не смотрел, все не отводил глаз от столика, где мужчина сидел с какой-то девушкой. Хотя я планировал быстро вывалить ему свои намерения, но теперь понимал, что пока он не пробубнит свое недовольство тем столиком, я право голоса не получу.       — Видишь того мужлана?       Я осторожно кивнул. Довольно пугающе было слышать такое от Дань Фэна.       — Гнида он последняя, гниль, — он вновь налил мне и себе вина и кивнул, требуя выпить. — Я уже несколько недель вижу его с Байхэн. Она с ним на свидания ходит, Цзинлю спрашивала, что она думает о нем, хвастается его убогими подарками.       Я осторожно пил, думая, что видьядхара просто ревнует. Конечно, его ревность — это вещь опасная, я из-за нее чуть не умер, но ничего критичного я в его положении пока не видел.       — Девушки… знаешь, мне кажется, что она уже явно ведь думает, что он ей предложение сделает. Им же много не надо: чуть красивее обезьяны, говорить умеет, о ней помнить — и уже идеал. А он! — Дань Фэн стукнул по столу и снова принялся подливать вино. — Видишь ту шмару?! Он с ней за спиной Байхэн крутит!       — Старейшина, аккуратнее со словами. У вас статус, — вино начало действовать, поэтому его слова больше смешили меня, хотя где-то глубоко я понимал, что он прав и ситуация серьезная.       — Какой к черту статус?! Ты тупой или не слушаешь?! — Дань Фэн начал злиться. — Он изменяет Байхэн, держит ее как запасной вариант. Представь, что будет, если она узнает обо всем. Или если она наоборот не узнает, а потом выйдет за него замуж?! Он разобьет ей сердце! Да как он вообще смеет к такой женщине так относиться?! — он раскраснелся, как рак в кипятке.       — И что ты предлагаешь? — я уже сам себе подлил из кувшина, забыв о диетах и болях в желудке.       — Надо его проучить. Или нет! Надо его убить. Или сделать мерзостью изобилия!       — Ты себя слышишь? Нас с тобой и так чуть не порвали на драконят и человят из-за того, что мы друг друга чуть не убили…       — Я! Тебя чуть не убил Я! — он поднял палец вверх, не принимая искажение фактов.       — Хорошо, — хоть меня и раздражило это, но я был уже пьян, поэтому согласился. — Я это к тому, что нас точно с тобой посадят за такое.       — Ну и пусть сажают! Зато Байхэн не будет с этим козлом!       — Байхэн расстроится, если нас посадят, — хотя я и поплыл мыслями, но недавний урок усвоил четко — расстраивать Байхэн нам нельзя.       — Тоже верно, — Дань Фэн пьяно кивнул. — И что же делать?       — Искупаем его в фонтане, а потом посадим его на насест журавля-курьера, — я хрюкнул от оригинальности своей идеи.       — А зачем на насест?       — Потому что он дятел.       — О, аргумент! — Дань Фэн довольно кивнул и отправил в себя еще одну рюмку.       Мы сидели и пили, теперь уже вместе угрюмо смотря на потенциальную жертву. Особенно мы мрачнели, когда мужчина начинал приближаться к своей пассии с жестами внимания. Мы только и ждали момента, когда он встанет и уйдет за угол, чтобы последовать за ним. Но этот миг настал только через час, когда мы с Дань Фэном уже были по-злому пьяны. Теперь уже этот парень так просто не отделается.       Попрощавшись с девушкой — даже до дома не проводил, козел, — он легкой походкой завернул в переулочек, где были черные ходы ресторанов. Мы двинулись за ним. Пока я рассеянно думал, где мы найдем фонтан, чтобы искупать этого мужлана, Дань Фэн подлетел к жертве и со всей пьяной дури вмазал ему по лицу. Мужчина пошатнулся и с удивлением повернулся к нам. Дань Фэн без лишних объяснений вновь заехал ему. Завязалась драка. Я скромно стоял в стороне все еще удрученный отсутствием фонтана.       — Чего стоишь, ремесленник?! — Дань Фэн, тяжело дыша, с перебитой рукой на секунду отскочил от противника.       — Двое на одного не честно.       — Он с двумя девушками крутит.       — А, ну тогда да, честно, — я присоединился к веселью.       Вообще удивительно, что мы его одолели: старейшина, не любящий рукопашку, пьяный вусмерть и кузнец, который еле восстановился после недавней дуэли. Выехали, пожалуй, исключительно на боевом задоре.       Недолго посовещавшись, решили, что искать фонтан мы не пойдем, а бессознательную тушу просто засунем на насест журавля-курьера. Взяв жертву за руки и ноги, мы потащили его к видневшемуся в конце переулка насесту. Если бы нас кто-нибудь сейчас сфотографировал, то утром были бы очень громкие заголовки в газетах именно из-за Дань Фэна. Великий старейшина нажрался, избил человека и тащит труп.       Несколько раз упав и уронив мужчину, мы все же добрели. Я подсадил Дань Фэна с тушей, чуть не уронив их, видьядхара прицепил мужчину и сверху навесил еще и табличку, которую он нашел в ближайшей урне (вообще изначально на табличке была реклама блюда дня, но мы приписали туда информацию, что на насесте сидит мудак и дятел, изменяющий двум девушкам).       Довольные своей работой мы обнялись и пошли прочь к ресторанчику, чтобы вновь выпить и отпраздновать.       — Знаешь, у меня есть предложение, — я с трудом сфокусировал взгляд на говорящей ящерице. — Ты любишь Байхэн. Я люблю Байхэн. И мудаки вокруг любят Байхэн. Давай ни ты, ни я не будем претендовать на нее, а будем охранять ее от мудаков?       — О! Звучит, как отличный тост!       — Я тоже так считаю, — Дань Фэн споткнулся и чуть не потащил меня к земле. — Тогда и бить друг друга не придется. Если Байхэн не принадлежит никому из нас.       — Выходит, у нас мир.       — Не, брат, у нас дружба! — Дань Фэн, видимо, хотел обнять меня, но повис всем телом так, что мы чуть не упали на столик, за которым провели почти всю ночь и откуда меня утром повезли в комиссию по алхимии с болями в желудке. Дань Фэна к слову вызвали к Цзинлю по подозрению в нарушении курьерской работе: журавли не смогли зарядиться от насеста, из-за чего почти двадцать посылок не дошли до своих получателей.