Оттепель

      — Разве это не хорошо, что он ушёл? Он больше не будет бить нас и…       *Шлёп*

***

      Прокрасться домой, не издать не звука — такой была каждодневная секретная миссия Кокичи. Тихий щелчок замка, лёгкие шаги и звук работающего телевизора из кухни. Тихо отворить дверь и закрыть на замок — теперь он был в безопасности от преследования. Противостоящая ему организация, приставившая эту женщину следить за ним, была действительно опасна, но Абсолютный Верховный Лидер не просто так получил свой титул. Однако сейчас нужно было сидеть тихо. Не шуметь. Это простая задача.       Но в ту же секунду его сердце замирает — он слышит неровный стук шагов в коридоре. Это Она пришла за ним.       Дверь отворилась, и Она зашла в его комнату, стоя на ногах очень нетвёрдо и опираясь о дверной косяк, чтобы не упасть.       — Кокичи, милый, как дела в детском саду? — пропела она, ласково глядя на него.       Это было хуже всего. В какие-то моменты она пыталась притворяться его любящей мамой, но Кокичи больше не попадётся на её уловки. Он уже слишком много раз обжёгся, чтобы верить в этот спектакль. Если он снова поверит ей, будет ещё хуже. Кокичи больше не позволит вывернуть себя на изнанку.       — Всё оке-ей! — весело пропел он, качаясь на стуле. Всё замечательно, за исключением того, что он уже месяц не ходит туда из-за того, что она перестала платить за его пребывание там.       — Я рада за тебя. — женщина мечтательно сложила руки вместе. — Другие, ик, ребята не обижают?       Да кто будет общаться с ним?       Да кто посмеет тронуть злого Верховного Лидера?       — Я со всеми лажу, — приторно улыбнулся Ома.       — Почему не вышел на обед, ик, не поздоро-ровался со мной, — у неё заплетался язык. Она опять пила. Так же, как вчера, позавчера. Так же, как и неделю назад… С того момента, как отец Кокичи ушёл, она стала пить каждый день.       — Я не хотел беспокоить тебя, мама, — выплюнул он, растягивая улыбку шире и чувствуя, как внутри всё сжимается. Он не мог понять: от страха или от чего-то другого. В любом случае, это были лишние чувства для властителя мира.       — Ты такое солнышко, люблю тебя, — улыбнулась она ему в ответ.       Кокичи замер. Он был уверен, что его улыбка дрогнула, но надеялся, что мама не заметила.       — Но ты меня не отвлекаешь, выходи обедать.       Кокичи «с энтузиазмом» вскочил со своего места.       — Уже бегу! — прокричал он, вылетая за дверь.       Он первым вбежал на кухню, открывая холодильник. Нужно было быстрее поесть, пока у Неё было хорошее настроение. Быстро пробегая взглядом по полкам, Кокичи заметил варёную сосиску на тарелке среди кучи пустых бутылок и банок, на которые он уже давно перестал обращать внимание. Больше ничего в холодильнике не было. Ома схватил сосиску и сразу откусил половину, даже не думая о том, чтобы погреть её. Холодной она была противной, но, учитывая, что Кокичи ничего не ел вторые сутки, это было не так уж и плохо.       Когда он пытался прожевать кусок, его схватили за руку, крепко сжимая тонкое предплечье и задирая руку над головой, так, что он почти повис на ней. Связки заболели. На запястье теперь останется синяк. Он знал, что это произойдёт, но всё равно было больно.       — Как ты смеешь хватать куски-и из холодильника, ик?! Этим ты отвеча-чаешь, когда мать о тебе заботится?!       Её лицо исказилось пьяной злобой, и женщина занесла кулак. Быстрее, чем увидел, Кокичи почувствовал удар в живот, и его затошнило.       Так же резко, как и всегда. Это было вполне в её стиле.       — Это из-за, ик, тебя он нас бросил! — секунду назад пребывавшая в ярости женщина сейчас плакала. Она ударила его и теперь рыдала на полу. Не потому что ей было жаль, а потому, что мудак, приходящийся Кокичи отцом, бросил их. И Оме было всё равно. Правда.       Женщина склонилась над ним, то ли пытаясь что-то рассмотреть, то ли всё-таки беспокоясь о его состоянии. Она тяжело дышала и громко икала, из её рта жутко несло перегаром. Кокичи сморщил нос. Как же он ненавидел этот запах. Как же он ненавидел Её. Это чудовище смело называть себя его матерью…       Ома простонал. Он должен был уже привыкнуть к такой рутине, но каждый раз ему было плохо почти как в первый. Не успев опомниться, он получил ещё один удар в плечо ногой и был оставлен лежать на полу кухни среди разбросанных бутылок из-под чего-то крепкого, пытаясь рефлективно закрыться от новых ударов.       Кокичи слышал, как в спальне переключают телевизионные каналы.       Возможно, ему стоило найти другой способ?       Не плакать.       Не плакать.       Не плакать!

***

      В воровстве не было ничего плохого, если оно служило для выживания. Да, точно! Кокичи должен был выжить ради своей организации. Он нужен им, он не может умереть от голода, когда столько людей будут плакать из-за его смерти.       Так успокаивал себя Ома, жуя магазинную булку, сидя на качелях детской площадки вечером. Кучка детей всё ещё играла неподалёку от него и один из мальчишек прожигал его взглядом. Наверное, он хотел покататься на качелях, но Кокичи было плевать. Он и так портит жизнь всем вокруг, так что... Одним больше, одним меньше — какая разница? Ему не хотелось возвращаться домой.       Ома облизал пальцы от оставшейся на них сахарной пудры и оттолкнулся ногами от земли, начиная раскачиваться. Мальчик всё так же с завистью смотрел на него. Ома усмехнулся и наклонился вперёд, чтобы подняться ещё выше.       Солнце начинало заходить за горизонт. Дети ушли: родители позвали их домой. А Кокичи подумал, что было бы хорошо, если бы Монстра в его квартире не существовало.

***

      Было ли так недопустимо убийство, если смерть чудовища подарит ему освобождение? Кокичи видел, как убивали людей, только в сериалах, которые смотрела эта женщина. После смерти люди больше не двигались. Кокичи хотел бы, чтобы Она больше не била его. Люди в фильмах лишь притворялись мёртвыми, как и все актёры — лишь играли. Смерть в фильмах была таким же притворством, как и всё остальное. Когда-то Кокичи не знал этого и думал, что людей в фильмах и правда убивают. Сейчас он считал, что было глупо так предполагать. Ома был маленьким и несмышлёным. Сейчас он больше не был ребёнком — он был главой злой секретной организации. Для Верховного Лидера ничего не стоит убить по-настоящему.

***

      Когда Кокичи вернулся домой, тихо притворив за собой дверь, Чудовище уже спало. Ома взял на кухне нож и отправился в её спальню.       Настенные часы раздражающе тикали, сбивая с мысли. Женщина лежала, одиноко развалившись на большой двуспальной кровати. Она даже не удосужились раздеться. Её грудь вздымалась вверх и вниз, а изо рта вылетал противный храп. От неё всё ещё воняло алкоголем.       Отвратительно.       Если Кокичи сейчас вонзит холодное лезвие ей в грудь, она больше никогда не будет пить или храпеть. Она будет тихой и спокойной.       Кокичи вздрогнул, и опустил нож. Его бил тремор. Ладони сжались на рукояти.       Тихой… Но как это? Если Кокичи убьёт её, она больше не будет не только бить его, но и ходить, и дышать, и плакать над своими сериалами. Она будет только лежать. Тихо лежать, не издавая ни звука. Это кажется таким неправильным — когда человек ходил и говорил, но один миг, и больше никогда ничего не скажет. Даже если этот человек — чудовище.       Кокичи почти выронил нож, чуть не порезавшись о наточеное лезвие.       Что он вообще делает? Неужели он такой же, как все эти люди, которыми притворяются актёры в кино? Или как те, которых показывают в новостях. Он убийца?       «…В своей квартире была убита…»       «…но благодаря смелости и решительности…»       «…к пожизненному заключению…»       «…в состоянии аффекта…»       «…было предотвращено…»       «…находится на рассмотрении…»       «…задержан…»       «…компенсацию родным…»       Убийцы. Насильники.       Убийцы. Насильники.       Убийцы тела и убийцы души.       Самые худшие люди на свете.       Кокичи зажмурился.       Как в новостных репортажах, которые любил смотреть отец. Он сидел, развалившись на диване перед телевизором, и, дымя вонючей сигаретой, посмеивался. Как бы Кокичи не всматривался в эти ужасы, которые любил смотреть его родитель, он не мог понять, что тот находил смешного в этом. Люди с разных уголков мира рыдали над потерей родных и близких (у Кокичи всё сжималось внутри, стоило посмотреть на это), а взгляды монстров, лишивших людей жизни, прожигали Кокичи насквозь. Ему всегда из-за этого снились кошмары.       Эти ужасные люди, эти монстры. Ома теперь один из них? Он собирается убить маму? Человека, который произвёл его на свет?       Кокичи отшатнулся. Сердце бешено колотилось. Сотни глаз, истекая горькими слезами, смотрели на него из разных уголков комнаты. Он выронил нож, зажимая уши, чтобы не слышать нарастающего шума. Тот с оглушительным звоном упал на пол. Мама перевернулась во сне на бок, и храп прекратился. Ома сел на корточки и, вслепую пошарив по полу, подобрал нож, поспешив уйти.       Он оставил нож на кухне, собрал в рюкзак вещи и забрал деньги, которые по монетке собирал на чёрный день. Скоро на улице начнёт постепенно, но неуклонно холодать, но даже так он не мог больше оставаться в этом доме. Ведь больше никогда не сможет посмотреть своей матери в глаза.       Никогда.

***

      Похолодание наступило куда более резко, чем он изначально предполагал. Денег хватило лишь для того, чтобы добраться до окраины города, а там пришлось снова воровать. Но Кокичи мог с этим справиться. Всё равно не будет ничего хуже того, что он собирался сделать. Это именно то, что должен делать Верховный Лидер.       Правда, в последние дни у него не было ни на что сил.       Было очень холодно. Двигаться становилось сложно. Кокичи лежал, свернувшись калачиком, в какой-то подворотне. Последнюю булку он доел вчера, а сегодня жутко кашлял, в то время как из его носа непрерывно текло.       Нужно было встать, но Кокичи не мог себя заставить. Перед глазами плыло, голова раскалывалась. Хотелось уснуть, но что-то ему подсказывало, что он может не проснуться. Лишь это его удерживало от полного забвения. Сквозь всё ближе подступающий сон Ома услышал чьи-то шаги и голос. Кто-то тряс его за плечо, но веки уже не поднимались.       Просто… хотелось… спать…

***

      Очнулся Кокичи в каком-то светлом месте. Думать не хотелось. Ему всё ещё было плохо, однако в комнате было тепло и он был накрыт мягким одеялом, поэтому Кокичи поспешил завернуться в него, удобно устроившись, и снова уснул.       В следующий раз его разбудили.       — Тебе нужно поесть, — к нему обращалась молодая девушка, одетая во всё белое. В одной руке она держала тарелку с чем-то кашицеобразным. Кокичи сначала поморщился, но пустой желудок быстро напомнил о себе урчанием, и Кокичи выхватил тарелку из чужих рук, начиная запихивать в себя её содержимое.       — Ешь медленнее, — строго сказала незнакомка, и только сейчас Кокичи как следует осмотрелся по сторонам.       Он находился в одиночной палате больницы. Помещение было тесным, зато он здесь был один. Через шторы, закрывающие окно, пробивался дневной свет.       Медсестра поднялась со стула возле кровати и раздвинула занавески.       — Как я здесь оказался? — спросил Ома, не переставая уплетать безвкусную кашу. Его кто-то нашёл и принёс сюда, если его не подводила память.       — Тебя обнаружили на улице замерзающим, с очень высокой температурой, — объяснила медсестра. — Ты ослабил свой иммунитет и подцепил сезонный вирус. К счастью, кроме высокой температуры, не было серьёзных осложнений, — она оглядела его и кивнула скорее для себя.       Кокичи и правда чувствовал себя лучше. Только нос был всё ещё заложен и горло немного драло.       — Сейчас мы ищем твоих родителей, — продолжила медсестра. — Надеюсь, ты сможешь нам в этом помочь.       — У меня нет родителей, — легко соврал Ома.       Женщина слегка растерялась.       — С ними что-то случилось? — уже более аккуратно спросила медсестра.       — Они умерли.       — М-мои соболезнования, — пробормотала она себе под нос. — Подожди, мне нужно позвонить.       Женщина быстро вышла за дверь, а Кокичи тупо уставился в окно.       Итак, его спасли от голодной и холодной смерти — достойно слуг Верховного Лидера. Но всё ещё стоял вопрос: действительно ли они ему друзья? Вдруг отправят обратно? Такого исхода Кокичи уж точно не хотел.       Лучше замёрзнуть насмерть.       Это был второй или третий этаж, и он не был уверен, что выживет, если попробует выбраться через окно. Может, стоило связать вместе простыню и пододеяльник и по ним спуститься?       Кокичи встал с кровати и почувствовал головокружение, в глазах на несколько секунд потемнело, но он сжал зубы и вернул себе равновесие. Ома подошёл к окну и глянул вниз — третий этаж. Можно было попытаться. Когда он уже хотел воплотить в жизнь свой план, его прервали.       В палату вошла ещё одна женщина в халате, а уже знакомая ему медсестра — за ней.       — Тебе стоит вернуться в постель, — нахмурились она.       Кокичи пожал плечами и забрался на койку, усевшись и поджав под себя ноги, снисходительно улыбаясь посетительницам его скромной резиденции.       — Это заведующая больницей — Мия Симидзу, — представила новую гостью медсестра. — Прости, что раньше не представилась, меня зовут Акэйн Амари.       — Можешь сказать нам своё имя? — приветливо обратилась к нему врач.       — Джеймс Бонд, — вырвалось у него прежде чем он успел подумать.       Женщины странно на него посмотрели и переглянулись. Главврач что-то записала у себя в блокноте.       — Как ты себя чувствуешь? — Его прошлое заявление осталось без комментариев.       — Превосходно! — это было не так. Из-за того, что он говорил, его горло раздражалась сильнее, а голова была тяжёлой и кружилась после прогулки до окна и обратно. Он всё ещё медленно соображал. Возможно, хорошо, что он не успел исполнить свой план побега, иначе собирали бы его с асфальта по частям.       — Тем не менее мы проведём осмотр, позволишь?       Кокичи впал в ступор. Нет, они не могли…! Он не хотел, чтобы на него смотрели! Но тут до него дошло, что его переодевали, а значит, уже видели его тело и уродливые синяки.       Кокичи отчаянно помотал головой.       — Не бойся, пожалуйста. Я только посмотрю горло, — попыталась успокоить врач. Её голос был слишком обволакивающе добрым. До такой степени, что даже тошнило. Кокичи забился в угол и обхватил себя руками, начиная дрожать. Он не хотел, чтобы кто-то касался его. Сначала обнимет, потом ударит. Точно! Как всегда.       Не! Смейте! Трогать! Его!

***

      Патологический лжец. Кокичи не знал, что это значит, но врачи часто так говорили про него. Ома так и не сказал им своё имя, но они каким-то образом вышли на его мать. Почему-то они сказали, что ему не придётся возвращаться домой, и он немного успокоился. Если его не ждёт встреча с матерью, значит, всё в порядке.       Скоро он выздоровел, но оставался в больнице под присмотром некоторое время. К нему приходил местный психолог, и Кокичи практически сразу возненавидел этого человека. Он пытался вытащить из Кокичи что-то, доказать, что он ненормальный. Ома отказывался слушать его заверения о том, что ему хотят помочь. Они незнакомые ему люди — зачем им это. Уже то, что они позволяли ему жить в больнице, было огромным жестом доброй воли. Некоторые люди хотели казаться лучше, чем есть на самом деле. Но у всего существует предел.       Если Кокичи проговорится, все узнают, что он на самом деле убийца. Тогда его просто вышвырнут на улицу или, того хуже, посадят в тюрьму.       Тогда эта доброта во взглядах сменится на ненависть.       Он не мог этого допустить. На первом сеансе Ома много говорил и много врал, но каким-то образом психолог вытянул из него всю душу. Он нёс какую-то чушь. Кокичи не нужна была жалость, но когда психолог сказал, что его ложь является защитной реакцией, Ома расплакался и не мог успокоиться очень долго. Он больше не хотел реветь, поэтому на всех последующих сеансах молчал, заткнув уши, отгородившись от любого общения с этим садистом. Встречи с психологом пришлось прекратить, из-за чего Кокичи смог вздохнуть с облегчением.       Оказалось, что Ому нашёл один из врачей, работающих в этой больнице. Он поздно возвращался с работы и услышал громкий кашель в закоулке двора. Пытался разбудить Кокичи, но не преуспел в этом, поэтому принёс Ому в больницу. Ни страховки, ни документов у Кокичи с собой, разумеется, не оказалось, но врачи посчитали своим долгом помочь потерявшемуся больному ребёнку.       Когда Кокичи выздоровел, его перевели в реабилитационное отделение.       Целыми днями он занимался тем, что общался с пациентами. На удивление, Ома даже понравился некоторым из них. Его мечтательные речи о злых организациях и чушь про призраков и пришельцев развлекали их, засидевшихся на одном месте. Проводить с ними время оказалось даже весело. К тому же особо добросердечные люди давали ему конфеты и фрукты и очень радовались, когда он принимал их подарки. Возможно, им было жутко скучно и одиноко тут…       Разумеется, понравился Кокичи не всем. Некоторые ругали его на чём свет стоит, что было куда более ожидаемой и закономерной реакцией. Сердились на него за то, что тот слишком шумный, за то, что бегает по коридорам и нарушает спокойствие. Да за всё, что бы он ни делал! Ещё немного и они бы запретили ему дышать! Им всё не нравилось! Некоторые люди были настоящими занудами!       В любом случае, Кокичи не пробыл в больнице достаточно долго, чтобы разобраться, чем конкретно он бесит некоторых индивидов, ведь вскоре его отправили в приют.       Там было много детей, которые его раздражали. Как бы ему ни хотелось держаться особняком, в конце концов в его жизнь пришли одиночество и скука. Тогда Кокичи решил выбрать жертву для воплощения своего коварного плана. Скромный мальчик с торчащими в разные стороны белыми волосами, всегда сидящий отдельно от всех с книгой или головоломкой, подходил как нельзя лучше.       Можно было приступать к тому, в чём Кокичи был особенно хорош, и вывести этого тихого мальчика Кибо из себя, заставив ненавидеть Ому.