Семья на пятерых и ещё две кошки

Тайлер никогда раньше не понимал, как можно скучать по дому. Как вообще можно скучать по обычному зданию с парой окон и мебелью? Ему это казалось странным и чуждым. Он привык жить там, где придётся: спать и есть в любом месте. Но теперь он наконец понял. Тайлер скучал по дому — не по стенам, не по мебели, а по тому, что делало это место настоящим домом. Он скучал по своей комнате, по кухне, где тихо сидел за учебниками, пока Нил готовил ужин, напевая очередную песню на немецком, иногда вместе с Джимом. По гостиной, где на мягком диване так уютно было сидеть с книгой, а пушистые кошки тёрлись о ноги, требуя внимания. Тайлер скучал по людям, с которыми делил этот дом. По эмоциям и теплу, которые наполняли его жизнью. Не прошло и часа в дороге, как Тайлер уже хотел вернуться обратно. Поездка казалась бесконечно долгой, и с каждой минутой ему становилось всё тяжелее осознавать, что впереди — неизвестность. Ему придётся смириться с новым районом и новой школой, если только…если только Эндрю не выполнит своего обещания. Но Тайлер давно не верил в сказки. Суд вернул их матери родительские права, и никакие усилия Нила с Эндрю не могли этого изменить. Закон был не на их стороне. — Ну вот и всё, на выход! — резко говорит Анна, останавливая машину у старого дома. Тайлер знает это место. Почти пять лет назад его выволакивали отсюда плачущего и сопротивляющегося. Теперь всё выглядело ещё хуже. Здание всем своим видом показывало старость и запустение. Стены, хоть и крепкие, явно нуждались в ремонте и свежей краске. Лужайка перед домом заросла травой, а у входной двери стоял полуразвалившийся горшок с засохшим растением, словно символизируя уныние и запустение. Но Тайлер помнил, что они жили и в худших условиях. Джим, как и раньше молча, хватает его за руку, когда они выходят из машины. Близнецы осматривают дом настороженно, и Тайлер чувствует, что привыкнуть им будет ещё тяжелее, чем ему самому. — Всё будет хорошо. Говорит он, с трудом выдавливая улыбку. Тайлер гладит Джима по волосам, стараясь хотя бы немного его успокоить. — Пойдёмте посмотрим вашу комнату? Он старается придать голосу бодрости. Тайлер сам вытаскивает из багажника чемоданы и помогает близнецам надеть рюкзаки. Анна в это время болтает с соседкой, громко смеясь, словно не замечая, что у неё есть дети. Тайлер смотрит на дом ещё раз. Ему страшно, но он не может показать это братьям. Всё, что он может сделать сейчас, — это попытаться поддержать их. Ведь кто ещё позаботится о них, если не он? — И не говори! Восклицает Анна, полностью погружённая в разговор. Очевидно, она уже напрочь забыла, что теперь у неё трое детей. Для Тая это далеко не первый раз, когда ему приходится брать на себя заботу о братьях. Но он уже успел отвыкнуть от этого. Может быть он слишком привык, что рядом всегда есть Эндрю и Нил, на которых можно положиться. Но теперь всё изменилось. — Тай, я в туалет хочу. Шепчет Крис, поёжившись от неловкости и оглядываясь на маму. Тай тоже поворачивается и громко зовёт. — Мам. Женщина не обращает на него никакого внимания, продолжая оживлённо говорить с соседкой. Тай зовёт её ещё раз, на этот раз громче. Её реакция почти мгновенна: косой и недовольный взгляд, полный раздражения. — Ладно, пошлите. Вздыхает Тай, видя, что помощи ждать не стоит. Он нащупывает под горшком с засохшим цветком старый запасной ключ, который, к счастью, всё ещё лежит на своём месте нетронутый. Тай впускает братьев в дом и невольно вздыхает, оглядевшись вокруг. Внутри относительно чисто, хотя слои пыли на мебели выдают, что уборка здесь проводилась давно и наспех и, скорее всего, для проверки перед визитом опеки. «Ничего не меняется,» — думает Тай, проводя пальцем по пыльному подоконику и вспоминая, как в детстве ему самому приходилось убираться, вытирая пол своими маленькими ручками и старой тряпкой, пока мать, слишком пьяная для чего либо, игнорировала беспорядок. — Ты всё ещё помнишь про ключ? Раздаётся позади голос. Тай вздрагивает, почувствовав на плечах её руки. Внутри всё сжимается, но он заставляет себя не дёргаться и не отстраняться. После жизни с Эндрю и Нилом, которые уважали его границы, это ощущение чужого прикосновения без предупреждения кажется особенно неприятным. Ему придётся снова привыкать к этому. — А? Да… Да. Отвечает Тай, оборачиваясь к матери. Она смеётся, но смех кажется ненастоящим и натянутым. — Я знала, что ты скучаешь по дому, Тайлер. Говорит она, словно стараясь вернуть к себе расположение. Тай неожиданно для себя перебивает её. — Тай. Он не сразу осознаёт, что сказал это вслух, но теперь не собирается отступать. Анна замирает, её лицо на мгновение становится похоже на каменную маску. — Что ты сказал? Её голос звучит резко, почти холодно. — Меня зовут Тай, не Тайлер. Повторяет он, на этот раз твёрже, не позволяя себе ни смутиться, ни отступить. Анна поджимает губы и убрает руки, но к его удивлению, не начинает спорить. — Хорошо. Только и говорит она. Тай продолжает смотреть на неё, ожидая дальнейших упрёков или нравоучений, но их нет, только тихое напряжение, повисшее в воздухе, и ощущение, будто он прошёл первый тест в новой жизни. Тайлер не верит, что всё может быть так просто, но всё равно благодарно кивает. — Спасибо. — Тай! А где…? Крис замолкает, заметив Анну рядом с братом. Его взгляд становится настороженным, неуверенным. За ним идёт Джим, всё ещё крепко прижимая к груди своего динозавра. Анна наклоняется к мальчику, пытаясь поправить его растрёпанные волосы, но Джим резко дёргается в сторону, оставляя её руку неловко зависшей в воздухе. Анна на мгновение замирает, затем натянуто улыбается, скрывая в глазах укол обиды, и медленно опускает руку. — Вы что-то хотели? Её голос звучит спокойно, но в нём сквозит напряжение. — Я говорил с Тайем, а не с тобой. Хмуро бросает Крис, глядя на неё исподлобья. Анна никак не реагирует на его грубость, просто пожимает плечами. — Почему бы и нет? Мы одна семья, нам придётся общаться. Отвечает она, выдерживая паузу. Крис переводит взгляд на Тайлера, ожидая поддержки. Но тот только беспомощно пожимает плечами, соглашаясь с матерью — им придется научиться общаться. — Я хотел спросить, где наша с Джимом комната. Анна широко улыбается, указывая на шаткую лестницу, которая ведёт наверх. — Конечно, наверху. Я с радостью покажу вам всё. Комната Тайлера оказывается маленькой и пыльной, что неудивительно. Он вспоминает, что раньше это был кабинет — точнее, захламлённое помещение с огромным столом и парой шкафов, куда сваливали всё ненужное. Тайлер с удивлением замечает, что мама постаралась расчистить пространство, чтобы создать для него личный уголок. Но настоящие чувства нахлынули на него, когда Тайлер вошёл в комнату близнецов. Это была их старая детская. — Вот ваши кровати, а сюда можете положить свои вещи, — говорит Анна. Комната скромная, в серых, слегка унылых тонах. Тайлер почти не замечает обстановки — перед его глазами вспыхивают воспоминания. Как он затыкал щели в этих самых окнах обрывками газет, чтобы согреть комнату зимой. Как прятал еду в шкаф, чтобы ночью не мучиться от голода. Там, где сейчас стоит кровать Криса, раньше спал он сам. Близнецы тогда не имели своего места — Тайлер смастерил им кроватки из обувных коробок, которые нашёл на улице и одеял. — Что нужно сказать? — звучит голос Анны, прерывая его поток воспоминаний. Тайлер моргает, возвращаясь к реальности. Он смотрит на братьев, которые молча уставились на Анну. — Скажите: «спасибо». Мягко подсказывает он, заметив, как на лице матери появляется знакомое недовольство. — Спасибо? Крис произносит это неуверенно, бросая взгляд на Тайлера, словно ожидая подтверждения. Джим молчит, настороженно глядя на женщину перед собой. — Спасибо, мама. Поправляет его Анна, улыбаясь. Её улыбка выглядит натянутой, а взгляд — острым, словно лезвие. Тайлер замечает, как её слова заставляют его самого вздрогнуть. Его начинает тошнить. Анна складывает руки на груди, терпеливо ожидая ответа. — Ну что? Долго мне ждать? Скажи: «Спасибо, мама». — Не хочу. Упрямо отвечает Крис, нахмурившись. Улыбка Анны тут же исчезает. — Неужели тебя не учили вежливости? Я могу тебя научить, если ты настаиваешь, — голос Анны звучит холодно и колко. — Крис, ну же. Умоляюще просит Тайлер, напряжённо наблюдая за их перепалкой. Он не знает, способна ли Анна поднять на них руку, но проверять это ему совсем не хочется. — Спасибо, мама. Выплёвывает Крис последнее слово так, что оно звучат как оскорбление. Тайлер замечает, как уголки губ Анны дёргаются — её раздражение становится заметным. Она переводит взгляд на Джима, и всё внутри Тайлера напрягается. — Теперь ты. Скажи: «Спасибо, мама». Джим выглядит так, будто не слышит её. Тайлер знает, что он не скажет ни слова, особенно сегодня. — Мама, он не скажет, — устало вмешивается Тайлер. — Почему же? — Анна смотрит на него, прищурившись. Тайлер тяжело вздыхает. Он уже рассказывал ей, как они жили без неё, объяснял, через что им пришлось пройти. Но, видимо, она его даже не слушала. — Джим не может говорить, когда нервничает. Просто, пожалуйста, оставь его, — голос Тайлера звучит мягко, почти умоляюще. Анна оценивающе осматривает Джима с ног до головы, её лицо искажает пренебрежительная гримаса. — Тебе придётся заговорить, — бросает она. Джим, не говоря ни слова, смотрит ей прямо в глаза. Тайлер поражён тем, как много в этом взгляде — неприкрытая неприязнь и холодное, почти презрительное равнодушие. Первый день в новом доме проходит тягуче и напряжённо. Анна почти весь день проводит внизу, не делая попыток наладить общение со своими детьми. Ближе к вечеру она начинает шуметь на кухне, и, наконец, зовёт их ужинать. — Немного скромно. Я всё ещё жду, пока мне пришлют выплаты на вас. Ваши…опекуны. Говорит она, кривясь и раскладывая по тарелкам простые отварные спагетти. На столе стоит бутылка дешёвого кетчупа. Тайлер молча смотрит на это, но внутри себя чувствует странное облегчение: по крайней мере, у них есть еда. — Они направляли все выплаты на ваш счёт. Продолжает Анна, бросая на них быстрый взгляд. Слова застают Тайлера врасплох. Он смотрит на неё удивлённо, пытаясь осмыслить услышанное. — Они…они не тратили эти деньги на нас? — в голосе звучит растерянность. — Что они с ними делали? — Положили в банк на ваше имя, — пожимает плечами Анна, морщась, будто ей физически неприятно это произносить. — Но ты не сможешь снять деньги до восемнадцати. Я уже узнавала, — добавляет она с недовольной гримасой. Слова Анны звучат как жалоба, но Тайлер слышит в них нечто большее. Ему трудно поверить: кто-то действительно позаботился о них, и эти деньги принадлежат им, а не Анне. У него внутри всё переворачивается от этой мысли. Ужин проходит будто мимо Тайлера, который тонет в собственных мыслях. Эндрю и Нил не брали деньги, которые опека отправляла им на детей, а открыли для них счёт. Эта мысль почему-то согревала его, вызывая странное чувство благодарности. Погрузившись в раздумья, он совершенно не замечает, как Крис начинает вертеться на своём стуле. Тот нервно ёрзает, играется с едой, бросает рассеянные взгляды то на тарелку, то на Анну. Это было лишь вопросом времени, когда что-то из посуды окажется на полу. Треск. Крис случайно задевает локтем тарелку с наполовину съеденными спагетти. Она с грохотом падает на пол, разбиваясь на несколько крупных осколков. В комнате наступает мёртвая тишина. Крис смотрит на пол почти спокойно, словно это всего лишь незначительное происшествие. — Ой, простите. Извиняется он автоматически. Дома его никто не ругал за разбитую посуду. Но они больше не дома. Анна резко вскакивает из-за стола, её лицо багровеет от злости. — Ты серьёзно? Ты даже удержать тарелку не можешь? Ты… Её крик разрывает тишину. Тайлер молча смотрит на это, не сразу осознавая, что происходит. Всё это мгновенно переносит его в прошлое — в бесчисленные семьи, где ему приходилось защищать братьев от вспышек ярости опекунов. — Тай, мне страшно… Почему она на меня кричала? Я же ничего не сделал. Я не специально. Шёпотом говорит Крис, свернувшись клубком на постели позже. В его глазах блестят слёзы, а Джим молчит, глядя в одну точку. Тайлер присаживается перед ними на корточки, пытаясь найти правильные слова. — Эй, ты не виноват. Ты… Что? Тайлер замолкает, не находя подходящих слов. Что он мог сказать? «Ты научишься»? Научишься молчать и прятаться? Научишься слушать, как звучат шаги, чтобы понять, злится она или нет? Это теперь их жизнь? Тайлер тяжело вздыхает, опуская плечи. Он не заканчивает фразу, потому что в горле встаёт ком. — Давайте просто ляжем спать. Завтра будет новый день. Он остаётся с ними в этот вечер. Но сон не приходит. Близнецы лежат по бокам от него, тесно прижимаясь, словно боясь остаться одни. Кровать слишком мала для них троих, но Тайлеру всё равно. Он не может уснуть, прислушиваясь к их ровному дыханию и стихающим звукам внизу. Слишком многое нужно обдумать. Тайлер лежит без сна, уткнувшись в телефон. Он слишком измотан, чтобы уснуть, и лениво листает ленту, чтобу отвлечься. На экране мелькают забавные видео с котиками, новости и случайные интервью. Его палец замер, когда взгляд находит знакомое лицо. Это Нил. Моложе, лет на десять, а может, и больше, но это он. Рядом с ним сидит Кевин — такой же молодой, но с какой-то болезненной худобой и сутулостью. На его скуле ярко выделяется татуировка в виде цифры «2». Тайлер вспоминает, что сейчас у Кевина такой татуировки уже нет, на её месте шахматная фигура. Нила узнать сложнее, чем Кевина. У него тёмные волосы и другой цвет глаз, не такой голубой, как сейчас. Тайлер читал, что в те времена Нил находился в бегах, прячась от своего отца. Значит, на видео ему не больше двадцати. Может быть первый курс? Это нарезка с разных интервью команды «Лисов». Не раздумывая, Тайлер нажимает «плей», убавив звук до минимума, чтобы не разбудить близнецов. «Ну что ж, тогда тебя ждёт сюрприз!» — радостно объявляет ведущая, хлопая в ладоши. Тайлер не может отвести взгляд от лица Нила. Молодой Нил выглядит странно…сурово. Его взгляд острый и настороженный, а губы сжаты в тонкую линию. Кевин рядом кажется испуганным, почти зажатым. Он опускает плечи, будто надеясь, что его не заметят. «Ты мог бы поддержать Кевина.» Говорит Нил на видео. Его голос звучит резко, и Тайлер отмечает, как быстро это вызывает недовольство у зрителей. Взгляд Кевина мечется по сторонам. Зато вот Нил, кажется, совсем не заботится о том, что о нём подумают. Его лицо искажается в усмешке. «Забавно. То же самое я могу сказать про «Воронов».» Тайлер пропускает ответ собеседника Нила мимо ушей, сосредоточившись на знакомом лице. Он привык видеть его другим: заботливым, мягким, с неизменной добротой в голосе. Нил всегда был тем, кто пытался уладить конфликты, кто никогда не повышал голоса. За исключением его склонности к ругательствам, Нил кажется идеальным родителем. Но это видео...Оно открывает совершенно другую сторону Нила. Ту, которую Тайлер до сих пор не имел шанса узнать. Но он вспоминает, как на суде говорили о том, что Нил сделал с его бывшим парнем, отправив его в больницу. И хотя Тайлер не боится его, он не может сдержать удивления. Как Нил справился со всем? Как стал таким, каким Тайлер его знает? «Просто ты знаешь, что этот сезон станет катастрофой,» — язвительно говорит Нил на экране. Его голос звучит резко, словно удар ножом. — «Вы с Кевином всегда играли в тандеме. А теперь вы встретитесь на поле как противники. Все наконец-то поймут, кто из вас сильнее.» Он прищуривается, медленно поднимая руку и касаясь татуировки на скуле. «И всем станет ясно, что вот это…» Его фраза повисает в воздухе, но даже Тайлер чувствует напряжение, которое она вызвала. «Не правда.» «Скоро ты возьмёшь свои слова назад. Ты ими подавишься.» Кадр сменяется, и Тайлер видит следующее видео. На этот раз Нила не было, а Кевин усмехается в камеру уголком рта. «Вы знали, что я никогда не катался на лыжах? Хотел бы когда-нибудь попробовать,» — говорит он с лёгкой насмешкой. Тайлер перематывает дальше. На экране неожиданно появляется Эндрю. Он стоит возле выхода для игроков, но не в форме. Лицо его выражает вселенскую скуку. «Так значит, вы всё ещё поддерживаете связь с бывшей командой?» — раздаётся голос за кадром. Эндрю пожимает плечами. «У меня нет выбора. Двое из них мои братья, а один муж. Было бы странно с ними не общаться.» Он быстро исчезает за дверью раздевалки, оставив после себя лёгкий хаос вопросов от журналистов. Это явно доставило ему удовольствие. Тайлер не может остановиться. Он продолжает смотреть одно видео за другим. Когда время приближается к часу ночи, он ловит себя на том, что с улыбкой наблюдает за перепалками Нила и Кевина в прямом эфире и за драмой, которую фанаты устроили вокруг Нила и Эндрю. Камера снова возвращается к Нилу. Он с усмешкой смотрит в объектив и произносит. «Я вообще-то уже несколько месяцев как Джостен-Миньярд. Просто новая фамилия не помещается на форме.» Тайлер приглушённо смеётся. У него было столько вопросов. Он хочет узнать о прошлом Нила и Эндрю, о том, что случилось в тот день с Эндрю, когда он решил уйти и стать адвокатом, как Нил справился с уходом всех друзей из команды и как он стал тем, кем был сейчас. Как они оба стали теми людьми, которых он знал? — Кто это? Раздаётся сонный голос Криса рядом. Тайлер вздрагивает, оборачиваясь к брату. Крис моргает, прищуриваясь и пытаясь рассмотреть лица на экране. Нил как раз что-то говорит, что наверняка позже разлетится на цитаты. Тайлер молча поворачивает экран, показывая ему знакомое лицо. Ответ срывается с его губ прежде, чем он успевает подумать. — Папа. Как только это слово срывается с его языка, Тайлер замирает, чувствуя, как по спине бегут мурашки. Но Крис, кажется, не замечает ни заминки, ни странного тона брата. Он зевает и снова опускает голову на подушку, закрывая глаза. Тайлер остаётся сидеть в темноте. Он больше не может смотреть видео. Как и не может уснуть. Экран телефона гаснет, но его мысли всё ещё блуждают в голове. «Почему я это сказал?» Он снова и снова прокручивает в голове свои слова. Было ли это усталостью, поздним часом, последствием тяжёлого дня? Или это правда? Считает ли он Нила и Эндрю своими родителями? Ведь они приняли его, дали ему дом и заботу. И они никогда не просили ничего взамен. И тогда Тайлер понимает, что в его сердце они давно стали его семьёй. Он глубоко вздыхает, опуская голову на подушку. Его гложет тягучая тоска. Он скучает по дому, по безопасности, по людям, которые его действительно любят. Здесь, в новом-старом доме, всё кажется чужим, ненастоящим и холодным. «Когда я снова их увижу?» На миг в голове Тайлера проносится мысль: а знают ли они, как он скучает по ним? И считают ли они его всё ещё своим? Тайлер старается отогнать эти сомнения, но они цепляются за сознание, не отпуская. Он бросает взгляд на спящих братьев. Близнецы тесно прижимаются к нему, словно в поисках утешения. Они тоже скучают. Тайлер поправляет на них одеяло, чтобы они не замёрзли ночью, чувствуя, как тяжелеет на сердце. — Дом, — шепчет он в пустоту. — Я хочу домой.

***

Дни сменяют друг друга. Тайлер радуется, что начались каникулы: ведь ему не нужно оставлять близнецов с Анной наедине. Он ходит вокруг неё на цыпочках, боясь сказать что-то не то или сделать что-то неправильно. На четвёртый день жизни с мамой всё, кажется, начинает приходить в норму. Тайлер с осторожным облегчением замечает, что обстановка становится чуть менее напряжённой. Анна даже, видимо, решает сгладить углы, и получив деньги от опеки, она покупает небольшой ореховый торт. — Ешь, ну, что же ты? Мягко, но настойчиво уговаривает Анна, пододвигая тарелку к Джиму. Тот лишь качает головой и за него отвечает Крис. — Папа говорит, что нам нельзя орехи. Анна кривится, словно только что откусила лимон. — Папы здесь нет, — парирует она, — а я говорю — можно. Но Крис упрямо складывает руки на груди, его взгляд становится упрямым и твёрдым. — Нет. Папа говорит, что нельзя. Анна раздражённо сжимает губы и, поднеся ложку с тортом к его лицу, снова пытается настоять на своём. — Ну же, я так старалась, хотя бы попробуй! — Нет! Крис стискивает зубы и отталкивает её руку в сторону. Анна смотрит на него с растущей злостью, её лицо, ещё минуту назад изображавшее ласковую улыбку, искажается настоящей яростью. — Кристофер, я твоя мать, и ты будешь слушать меня! Громко говорит она, снова поднося ложку к его губам, не обращая внимания на растаявший крем, который уже капает на стол. Крис снова резко толкает её руку в сторону, от чего ложка выскользывает из её пальцев и с глухим стуком падает на пол. — Я Крис! Тупая сука! Выкрикивает он, вскакивая с места. Гнев Анны вспыхивает с новой силой. Она резко хлопает ладонью по столу, так что тарелки звенят, и больно хватает Криса за подбородок. — Если не хочешь по-хорошему, будет по-плохому. Шипит она, сжимая его лицо пальцами и пристально глядя в его глаза. Крис отбрасывает её руку и швыряет свою и Джимову тарелки с тортом прямо на пол. — Ненавижу тебя! Кричит он, топая ногами. В комнате повисает тяжёлое, гнетущее молчание. Анна смотрит на испорченный пол, по которому теперь были размазаны крем и куски торта. Её лицо перекашивается от бессильной злобы. — Твои папочки не научили тебя вежливости, Кристофер? Опасно тихо спрашивает Анна, прищурившись и глядя прямо ему в глаза. Крис испуганно делает шаг назад, его маленькие руки сжимаются в кулачки. Он не знает, чего ожидать от неё, и этот страх сковывает его. Никто из них не замечает, как Джим тихо встаёт со своего места и убегает из комнаты. — Ты знаешь, сколько сил и денег ушло на этот торт? — выплёвывает она сквозь зубы. — Если не хочешь есть как воспитанный мальчик, будешь есть с пола, как собака. Глаза Криса расширяются от ужаса. Ещё до того, как он успевает ответить, на его щеку с громким хлопком обрушивается удар. Кольца на пальцах Анны усиливают и так неожиданную боль. Несмотря на хрупкое телосложение, её рука оказывается достаточно тяжёлой, чтобы сбить Криса с ног. Он падает на пол, зажимая горящее место на лице и чувствуя, как из разбитой губы начинает сочиться кровь. — Я научу тебя хорошим манерам… — шипит Анна, замахиваясь для второго удара. Но её остановливает голос, полный гнева и ужаса. — Мама! В комнату влетает Тайлер, за ним — Джим, рыдающий и прячущий лицо в рукаве своей кофты. Тайлер моментально перехватывает руку Анны, сжимая её тонкое запястье. Она пытается вырваться и он позволяет ей это, резко отпустив. Тайлер тут же падает на колени перед Крисом и протягивает к нему руки, чтобы проверить его губу. — Твои братья — неблагодарные гадкие дети! Кричит Анна, указывая то на Джима, то на Криса. Тайлер не слушает её, полностью сосредоточившись на брате. — Папа сказал нам нельзя орехи… Я просто не хотел нарушать правила. Всхлипывает Крис, глядя на размазанный по полу кусок торта. В груди Тайлера закипает ярость и он с трудом сдерживает себя. — Глупости! — снова кричит Анна. — Вы больше не будете жить по его правилам! Вы живёте в моём доме, и здесь всё будет так, как я скажу! — У него аллергия! Поворачивается к ней Тайлер, его голос полон гнева. Анна тут же замолкает, широко открыв глаза. Её лицо перекашивается от внезапного замешательства, словно она не знает, как правильно реагировать на эту новость. Анна приоткрывая рот и она похожа на выброшенную на берег рыбу. Тайлер чувствует только отвращение, глядя на неё. Она могла бы сделать с ним всё что угодно, но он никогда не позволит ей поступать так с его братьями. — О! — бормочет она и протягивает руку к плачущему Крису, предлагая утишение, но тот резко дёргается от неё в сторону, съёживаясь. — Я не знала… Почему ты мне не сказал, милый? Говорит она, старательно изображая сожаление. Но Тайлер знает её слишком хорошо и не верит в искренность её слов. В её голосе нет раскаяния — только знакомая попытка манипулировать, так же, как она делала это с ним годами. — Он и не должен был. Холодно отвечает Тайлер, дрожа от еле сдерживаемой ярости. — Ему шесть. Он берёт со стола дешёвую бумажную салфетку, вытирая капли крови с лица Криса и помогая ему встать. — А как я по-твоему должна была об этом узнать? Раздражённо спрашивает Анна, но Тайлер не обращает на неё внимания. Он поворачивается к братьям и ласково говорит. — Идите наверх, хорошо? Вот. Он протягивает им свой телефон, разблокировав экран. — Посмотрите мультики. Мне нужно поговорить с мамой. Они мешкаются, но Тайлер настойчив. Джим кивает, крепко сжимая руку Криса, и оба мальчика поспешно выходят из комнаты, всё ещё вздрагивая от пережитого страха. Тайлер провожает их взглядом, а затем медленно поднимает глаза на Анну. Он замирает, прислушиваясь к хлопку двери наверху и звукам какого-то мультика. Хорошо. Близнецы заняты, и теперь он уверен, что они не услышат их разговор. Он не хочет, чтобы они это слышали. — Тайлер, перестань делать такое лицо! — Анна раздражённо всплескивает руками. — Я ни в чём не виновата. — А кто виноват? Я? — голос Тайлера полон горечи. — Ты не можешь их бить. Ты не должна была бить меня, — не говорит он вслух. — Он не должен был меня так провоцировать! — Провоцировать? Выплёвывает Тайлер, еле сдерживая злость. Анна раздражённо трёт виски, словно этот разговор вызвал у неё головную боль. — Он вывел меня из себя, — оправдывается она. — Я просто не сдержалась. Эти дети… — Эти дети? Они твои дети! — Тайлер повышает голос, а затем так же резко затихает, неверяще выдыхая. — И ты ударила его только за то, что он не хотел есть торт? Анна пожимает плечами, её лицо выражает смесь усталости и раздражения. — Я хотела вас порадовать. Ты хоть представляешь, каково быть матерью-одиночкой? Разве я прошу многого? Просто немного благодарности! — У них аллергия! Тайлер почти кричит, его голос звенит от ярости. Анна разводит руками, её губы кривятся в насмешливой улыбке. — А я откуда должна была это знать? Тайлер вспоминает, как удивился, когда Нил предупредил друзей об аллергии близнецов. Ему даже не пришлось ни о чём ему напоминать. — Я тебе говорил. Шепчет он, чувствуя, как внутри всё сжимается от обиды. Тайлер чувствует себя выжившим после ужасной катастрофы. Его руки дрожат от шока и боли, а душевные раны кровоточат сильнее физических. Слёзы жгут глаза, но Анна ничего не замечает. — Видимо, забыла. Пожимает она плечами. «Забыла» — повторяет про себя Тайлер. Потому что это неважно. Потому что они ей не важны. Потому что он не важен. Тайлер чувствует себя выжившим, но не гордится этим ни капли. Его шрамы, напоминающие обо всей пережитой им боли, вызывают не гордость, а стыд. Даже если тело исцелилось, душа всё ещё болит. Она болит так, будто кто-то снова и снова тычет в неё острой палкой, не давая ране затянутся до конца. Но он вспоминает слова Эндрю, который однажды показал ему свои собственные шрамы. Тайлер видел шрамы Нила, знал, через что пришлось пройти ему. Эти люди научили его не стыдиться своей боли. Они научили уважать себя и свои границы. — Тебе просто плевать, да? Тихо спрашивает Тайлер, глядя на Анну. Она отводит взгляд, словно не слышит. Тайлеру всегда казалось, что люди вокруг него уже устали от его бесконечной тревоги, даже несмотря на то, что он никогда никому об этом не рассказывал, позволяя бури внутри бушевать, дробя кости и разрывая мышцы. Тайлер научился терпеть боль, с крепко сжатыми зубами. Но как бы он хотел, чтобы мама увидела это. Чтобы она обняла его, прижала к себе, шепча утешения, как…как это делал Нил. Чтобы она поняла, как сильно он устал от борьбы с самим собой, от маски, что всё в порядке, что ему не больно, как это всегда понимал Эндрю. Чтобы она хоть раз увидела его таким, какой он есть. Чтобы услышала то, что он не мог сказать вслух, почувствовала то, чего он не мог выразить словами. Чтобы она была такой, как они. — О чём ты говоришь, Тайлер? — Я Тай. Голос его звучит приглушённо, будто силы говорить вот-вот покинут его. Когда люди говорят, что время лечит, Тайлер не верит. Но он верит Нилу, который однажды сказал, что со временем можно научиться справляться со своими страхами. — Мне не нравится твой тон, — Анна смотрит на него исподлобья. — Разве так говорят со своей матерью? Тайлер смотрит прямо на неё, чувствуя, как внутри всё горит. Он выжил, но всё ещё ощущает себя в эпицентре катастрофы, не в силах сделать шаг к спасению. Он цепляется за свою боль, ведь это единственное, что он знал всё это время. — Ты не моя мама. Говорит он, сжав кулаки до побелевших костяшек. Анна отводит взгляд, но Тайлер продолжает. — Мама — это самый близкий человек. Тот, кому можно доверять. Тот, к кому бежишь за защитой. А тебя рядом никогда не было! Он чувствует, как злость накрывает его волной. Но теперь это не просто злость — это что-то глубже. Это боль, которую он носил в себе слишком долго. — Мне было девять, — голос его срывается на крик. — Девять лет! И это я заботился о нас! Анна молчит, и Тайлер рад этому. Потому что его слова льются бурным потоком. — Где ты была, когда Джим перестал говорить? Когда я не знал, что делать, и боялся, что его у нас заберут? Он делает судорожный вдох, чувствуя, как слёзы подступают к глазам. — Где ты была, когда Крис заболел? Настолько сильно, что я боялся, что у меня останется только один брат? — Я… — пытается ответить Анна, но её слова тонут в потоке его боли. — Где ты была, когда я болел? Когда я понял, что я гей? Когда меня изнасиловали?! Тайлер кричит, голос дрожит от переполняющих эмоций. — Тайлер… Анна делает шаг к нему, пытаясь схватить его за руку. Тайлер отшатывается назад. Он всё ещё достаточно близко, чтобы она снова могла попробовать, но она даже не пытается. — Тебя не было! Потому что наркотики для тебя оказались важнее собственных детей! Что-то ломается в женщине напротив. Её лицо, казавшееся непроницаемым, вдруг меняется, ослабевает, словно всё напряжение исчезло, будто его никогда и не было. Тайлер помнит эту маму лучше всего — с прищуренными глазами и плотно сжатыми губами. Раньше за этим обычно следовала боль. Раньше он замолкал. Прятался. Но он больше не ребёнок, больше не десятилетний мальчишка. — Замолчи, Тайлер! Прекрати это немедленно! Шипит она, словно его слова обжигают. — А я устал молчать, мама! — кричит он, его голос дрожит от гнева. — Устал тянуться к тебе и получать только это в ответ! Он указывает на неё, на эту измученную, разбитую женщину перед собой. — Я знаю, что тебе было больно. Я знаю, что отец был жесток с тобой. Думаешь, я не помню, как ты кричала, когда он приходил домой? Как ты плакала, когда он ушёл? Тайлер сглатывает, в горле стоит ком. Это его единственные воспоминания об отце. — Но почему, после всех своих страданий, ты заставила пройти через это и меня? Его голос срывается. Он ударяет себя в грудь, делая шаг ближе. — Чем я это заслужил? Мне нужна была мама, а не надзирательница. Мне нужна была твоя мягкость, а не твоя жестокость. А теперь ты хочешь, чтобы я был благодарен за это? Благодарен за то, что я получил меньше, чем мог бы? Его лицо искажается от боли. Тайлер выдыхает, коротко усмехаясь, хотя ему совсем не смешно. — Я вообще мог бы никогда этого не испытывать, если бы ты не была моей матерью. Я так ненавижу любить тебя, так ненавижу себя за эту любовь. Сколько ещё раз я должен простить тебя, прежде чем ты снова обвинишь меня в чём-то? Её ладонь обрушивается на его щёку с такой силой, что он невольно отшатывается. Удар больно обжигает, особенно из-за перстня на её указательном пальце. Тайлер выдыхает. Он смотрит на плачущую мать и будто видит её впервые. Её лицо осунулось, бледное, почти серое от недостатка свежего воздуха. Волосы спутаны и небрежно собраны в неаккуратный пучок. Размазанный макияж — след дешёвой косметики — стекает тонкими линиями по щекам. Одежда, слишком откровенная и не скрывает старых синяков от игл и тонких шрамов. Он медленно моргает, касаясь своей пылающей щеки. Перед ним стоит женщина, которую он не знает. Только женщина. Не мама. Тайлер смотрит на неё и вдруг с отрезвительной ясностью осознаёт, что ничего, кроме горечи и пустоты, не чувствует. Будто она только что умерла для него. Нет, не она. Это была его детская мечта — глупая, но такая яркая. Мечта о счастливой жизни с матерью. Если бы она бросила пить. Если бы перестала исчезать на недели с незнакомыми мужчинами, оставляя их одних. Если бы она хотя бы попыталась стать семьёй. Если бы она любила их достаточно, чтобы изменится. Если. Если. Если. Тайлер так долго тосковал по тому, чего у него никогда по-настоящему не было, что создал в своей голове образ матери, которую он никогда не имел. Этот образ был его утешением, его мечтой, но сейчас, смотря на реальность, он понимает, что всё это было ложью. И это осознание оказывается одновременно мучительным и освобождающим. Будто кто-то наконец вскрыл гнойные раны его души и наложил швы. Больно, до дрожи, но эта боль ведёт к исцелению. — Я никогда не хотела тебя! Визжит Анна, её лицо искажается от ярости, она выглядит словно сумасшедшая. — Ты испортил мою жизнь! Упрямый, наглый, грубый! Её голос звенит, отдаваясь эхом в его сознании. «Упрямый, наглый, грубый…» Она продолжает кричать, произносит что-то о том, как он должен её понять, ведь если бы у него был такой сын, он бы знал, каково это. Раньше Тайлер ловил каждое её слово, цепляясь за них, словно за истину. Закрывал глаза на её поступки, на ту боль, которую она ему причиняла. Но теперь… «Ты замечательный… Мы гордимся тобой…» — слова его приёмных родителей, вдруг всплыли в памяти, как спасательный круг. Они будто помогли ему снова начать дышать. Его родная мать заставила его ненавидеть себя. А его приёмные родители научили его любить. — Ты, твои братья и твой отец уничтожили меня! — её голос всё громче, всё резче. — Каждый раз, когда я смотрю на тебя, мне хочется сжать руки на твоей шее, чтобы ты перестал смотреть на меня, говорить, отнимать у меня жизнь, время! Тайлер смотрит на неё, и вдруг понимает, что не чувствует ничего. Только пустоту. Её слова больше не ранят. — Тогда зачем ты забрала нас? Спокойно спрашивает он, его голос холоден, словно лёд.Она смотрит на него, её лицо искажает гримаса злобы. — Потому что мне нужны были деньги! Я родила вас, я дала вам жизнь, и вы мне должны! — Нет. Твёрдо отвечает Тайлер. Его голос звучит уверенно, спокойно, будто он наконец нашёл ответ на мучивший его долгое время вопрос. И в этот момент он вдруг понимает смысл слов Эндрю: «Люби её, но себя люби больше.» — Мы ничего тебе не должны, — продолжает он. — Это было твоё решение, каким бы оно ни было. И мы заплатили за него сполна. Я сделал достаточно. Ты дала мне жизнь, но украла моё детство. А я этого не заслужил. Никто этого не заслуживает. Он делает шаг назад, расправляя плечи, его взгляд становится твёрдым. — И я не проведу больше ни одной лишней секунды в этом доме. Тайлер разворачивается и уходит вверх по лестнице, оставляя её одиноко стоять внизу. — Куда ты пошёл? Вернись сейчас же! Тайлер! Её крик доносится ему вслед, но больше не достигает его сердца. Он идёт, чувствуя впервые за долгие годы лёгкость. Её слова больше не цепляют его. Её ярость больше не имеет власти над ним. Он больше не ребёнок, и это его выбор. Тайлер ничего не отвечает, поднимаясь на второй этаж. Он идёт прямо в свою старую комнату, закрывает за собой дверь, и оборачивается к испуганным братьям. — Тай? Шепчет Крис, широко распахнув глаза и внимательно рассматривая его лицо. — У тебя кровь… Тебе больно? Тайлер машинально дотрагивается до разбитой губы. На кончиках пальцев кровь. Он замирает, уставившись на это с растерянностью, как будто только сейчас осознал, что с ним произошло. — Всё хорошо, — хрипло отвечает он, стараясь казаться уверенным. — Я всё исправлю. — Мы можем вернуться домой? Тихо-тихо, почти шёпотом, спрашивает Джим, словно боясь услышать ответ. Тайлер кивает, чувствуя, как к глазам подступают слёзы, но он крепко стискивает зубы, стараясь держаться. — Да, так и будет. Мы вернёмся. По крайней мере, он сделает всё, чтобы они вернулись. Чтобы близнецы были в безопасности. А с остальным он справится сам, как бы тяжело это ни было. Тайлер опускает взгляд на телефон в своих руках, раздумывая, стоит ли доверять словам Эндрю. «Что бы ни случилось, это всегда будет вашим домом, и мы с Нилом всегда будем на вашей стороне,» — всплывают в его памяти слова Эндрю. Собравшись с духом, он нажимает на кнопку вызова и прижимает телефон к уху. Долгие гудки разрезают тишину словно нож. Тайлер чувствует, как сердце бешено колотится в груди, а в голове роится тысяча мыслей. «Пожалуйста, ответь,» — мысленно повторяет он, пытаясь подавить страх и надежду, смешавшиеся воедино.

***

Тишина. Нил уже отвык от тишины в доме. Она глухая, тяжелая и давящая — словно напоминание о потере. Эндрю сказал, что у них ещё есть шанс. Что они подадут апелляцию, что докажут: с ней дети в опасности. Эндрю никогда не произносил это вслух, но Нил понимал: им нужно, чтобы она что-то сделала, допустила ошибку. Чтобы мать его детей сделала что-то, что заставило бы суд поменять своё решение. Но это значило, что Нилу придётся желать страданий своим детям ради того, чтобы вернуть их. И он так не мог. — Нил, тебе нужно поесть. Эндрю тихо будит его вечером. Диван немного прогибается под его весом, когда он садится рядом. Нил не двигался целый день, только перебрался сюда с пола и замер, словно пытаясь удержать все свои чувства внутри. Нилу кажется, что если он позволит себе почувствовать хоть что-то, он тут же рухнет. Эндрю не видел Нила таким со времён Балтимора. И это его пугало. Нил лежит с закрытыми глазами. Спать он не может — только неподвижно лежать. Он хочет покоя, а не есть. Нил не голоден, но он понимает, что не ел уже нормально несколько дней. Последние события выбили его из колеи. — Тебе нужно поесть, Нил. Ты не можешь так продолжать. Говорит Эндрю, ставя тарелку с супом на стол и протягивая руку к Нилу. Но тот устало качает головой. — Не хочу. — Я знаю. Эндрю тяжело вздыхает, поправляя растрепанные волосы Нила и мягко проводя пальцами по его остроконечным скулам. Как он мог так быстро похудеть? Прошло ведь совсем немного времени. — Я знаю, но тебе нужно хотя бы немного. — Я не могу, — шепчет Нил. Эндрю не может заставить его. Раньше он бы, возможно, сжал его челюсть, заставил открыть рот и залил бы этот чёртов суп прямо ему в горло. Но сейчас он понимает — это не поможет. Проблемы Нила живут у него в голове, и Эндрю не может их решить, как бы сильно он этого ни хотел. Но он может хотя бы справиться с обезвоживанием. — Тогда выпей воды. Предлагает он, протягивая Нилу бутылку. Не обычную, а одну из тех, что им даёт Кевин — с витаминами и электролитами, на которые Эндрю сейчас возлагает все свои надежды. Он сам держит бутылку, помогая Нилу приподняться и сделать несколько жадных глотков. Нил даже не осознавал, насколько сильно он оказывается хотел пить. Эндрю больно смотреть на него. Но ещё больнее оставлять Нила в гостиной одного, возвращаясь на кухню, чтобы продолжить работу. Но Эндрю не может позволить себе слабость прямо сейчас. От него зависит слишком многое. На мгновение его охватывает паника. В голове прокручиваются самые худшие сценарии. Что, если ничего не выйдет? Что, если Нилу станет хуже? Что, если им не удастся вернуть детей? Эндрю заставляет себя остановиться. Глубокий вдох. Выдох. Ещё раз. Пока тревога не утихает, оставив лишь слабый отголосок в кончиках его подрагивающих пальцев. Ему нужен план. Сосредоточься. Расставь приоритеты. Будь рационален. Делегируй. Первым делом он звонит Аарону. Эндрю не хочет, чтобы друзья волновались, хотя это уже неизбежно. Они все знают о решении суда, но стараются не докучать им своим сочувствием, понимая, как тяжело приходится Нилу и Эндрю. Но Эндрю уже 35, и он может признать: ему нужна помощь.

***

Нил просыпается медленно, тяжело моргая остекленевшими глазами. Он долго смотрит на знакомую фигуру, склонившуюся над ним, прежде чем осознаёт: это не Эндрю. Не с таким выражением лица уж точно. Аарон называет это своим «докторским лицом», но Нил всегда считал, что это лицо человека, которому самому срочно нужен врач. — Снова среди живых? Усмехается Аарон, но улыбка так и не доходит до его глаз. — Снова? Хрипло переспрашивает Нил, даже не пытаясь пошевелиться. — Ты то и дело просыпаешься и отключаешься. Аарон кивает на его руку, и только сейчас Нил замечает капельницу, торчащую из его запястья. — Тебе нужны питательные вещества. Не думаю, что хорошей идеей будет заставлять Эндрю закапывать твой труп на заднем дворе. Нил фыркает, прикрывая глаза. — Скажи ему, что я выбираю место под ёлочкой. — Это не смешно, — строго упрекает его Аарон, схватив его за плечо и заставив посмотреть на себя. — Если ты не начнешь есть, тебе поставят зонд прямо в желудок. Понимаешь? Это не пустая угроза и Нил понимает, что должен что-то сделать. Он знает это. Но просто не может. — Не смей так делать, Нил. Не смей с ним так поступать. С нажимом повторяет Аарон. — Оставь меня в покое, Аарон. Бормочет Нил, отводя взгляд. Но Аарон, конечно же, не отступает. Его голос звучит холодно и разочарованно. — Эндрю тоже потерял ваших детей, Нил. Он тоже скучает, но он не может позволить себе развалиться. Ему нужно присматривать за тобой. Так что соберись. Все беспокоятся о Ниле, но Аарон знает, как тяжело Эндрю переживает диссоциации Нила и его отказ от еды. Аарон приходит не только к Нилу — вообще-то он проводит даже больше времени с Эндрю на кухне, помогая разбираться с документами и составляя отчёты о здоровье детей. Он молча сидит рядом, поддерживая брата, которому даже не нужно ни о чём просить вслух. Нил, даже не находя сил сказать об этом, благодарен Аарону больше, чем за всё остальное. За то, что он здесь для Эндрю, когда Нил сам не может. И тут, неожиданно, место Аарона занимает Кевин. — А ты здесь зачем? Стонет Нил, бросая на него измученный взгляд. Ему хочется возмутиться, что их дом становится проходным двором, но он не может не заметить, что из-за тихого разговора Эндрю и Аарона, а также шума Ники на кухне тишина, которая давила на него, начала понемногу рассеиваться. Это сродни облегчению. Кевин, как и всегда, игнорирует и его тон и его вопрос. Вместо этого он говорит о своём. — Я, между прочим, уже подготовил карточки с вопросами для Тайлера и несколько исторически верных фильмов. Не хочу, чтобы мои старания пропали даром. Нил смотрит на него исподлобья. Но Кевин прищуривается и слегка наклоняет голову — жест, который он явно перенял когда-то у самого Нила. Теперь он использует его каждый раз, когда собирается сказать что-то неприятное. Нил невольно хмурится: «Я породил монстра». — Знаешь, эти дети тебя отвлекали. Внезапно заявляет Кевин и Нил стискивает зубы. — Вообще, дети для спортсмена — это лишнее. Они отвлекают от тренировок и всё время болеют. — Кевин, закрой рот. Говорит Нил, чувствуя, как внутри начинает закипать злость. — А что? — фыркает Кевин. — Зато теперь ты сможешь посвятить больше времени тренировкам. — Я тебя сейчас ударю, — предупреждает Нил, но Кевин только смеётся. — А сил-то хватит? На тебя смотреть больно. Нил со злостью толкает его в плечо, но Кевин даже не дёргается, только чуть ухмыляется. — Я так и думал. — Пошёл вон, — шипит Нил. — А то что? — фыркает Кевин, будто не замечая его состояния. — Да брось, Нил, ты явно не горишь желанием их вернуть. — Кевин, — выдавливает Нил сквозь стиснутые зубы. — Если бы ты хотел их вернуть, ты бы уже был там, с Эндрю, помогая разбираться с документами. Борясь за своих детей. Но знаешь, я никогда бы не подумал, что ты так легко сдашься. — Я не сдался, — шепчет Нил, но Кевин лишь качает головой. — Именно это ты и сделал. Если ты их любишь, встань и начни наконец что-то делать. На этот раз его тон твёрдый, и Нил невольно поднимает на него глаза. — Тебе нужен план, — продолжает Кевин. — Сначала ты поешь. Потом возьмёшь записи у Аарона о состоянии здоровья детей, позвонишь Бетси и попросишь её оценить Тайлера. А затем найдёшь этого ублюдка, который выступил в суде как их «отец». Кевин говорит так, словно объясняет ему тактику на следующую игру. Нил слушает его с удивлением, хотя им это не впервой. — Я не… — Можешь, — перебивает его Кевин. — Воспользуйся связями. Верни их домой. Этот разговор оставляет Нила подавленным. Поздно ночью он молча лежит на всё том же диване, тупо уставившись в потолок. В какой-то момент сон одолевает его, но вскоре он резко просыпается. Его взгляд мечется по комнате в поисках Эндрю, но его нигде нет. Нил с трудом поднимается на ноги и выходит их гостиной. Его шаги замедляются у лестницы. Проведя пальцами по чёрточкам, вырезанным Эндрю, он застывает. «Крис — 5 лет», «Джим — 5 лет», «Тайлер — 15 лет». Нил смотрит на эти надписи, чувствуя, как к горлу подкатывает ком. Неужели здесь больше никогда не появится новых отметок? Эндрю, как и предполагал Нил, оказывается на кухне. Он лежит, уткнувшись лицом в сложенные на столе руки, прямо на документах из опеки. Нил тихо подходит сзади и заглядывает через его плечо. Перед Эндрю лежат стопки бумаг: открытые книги, написанные от руки заметки и материалы, представленные в тот день суде. Нил перечитывает их снова и снова, ища хоть какую-то лазейку, хоть что-то, что они могут использовать в свою пользу. У Нила сжимается сердце. Он заставил Эндрю пройти через это практически в одиночку. Но теперь всё по-другому. Теперь он здесь. Нил мягко дует Эндрю в лицо. Тот вздрагивает и медленно поднимает голову, сонно моргая. Его глаза покраснели от бессонницы, а под ними уже пролегают тени от глубоких синяков. Нил протягивает руки вперёд, молча спрашивая разрешения. Эндрю также молча кивает, и Нил, не тратя больше ни секунды, обнимает его, прижимая к себе. Он чувствует, как тёплое дыхание Эндрю касается его, согревая. Нил нежно проводит пальцами по его волосам. Они молчат, наслаждаясь этой минутой тишины и близости. — Эндрю? — тихо зовёт Нил. Эндрю ничего не отвечает, но Нил знает, что тот слушает. В этот момент он понимает: несмотря ни на что, его семья всё ещё здесь. Эндрю здесь. — Я голоден, — говорит Нил, наконец. Эндрю облегчённо вздыхает, легко целует его ладонь и встаёт. Они справятся с этим, как и со всем остальным, как и всегда справлялись — вместе.

***

Следующие несколько дней становятся для них испытанием. Они практически не спят, собирая новые документы и перепроверяя все доказательства, которые Анна предоставила суду. Всё выглядит идеально — за исключением одной детали. — Значит, это подделка? Можно это доказать? Я буду ждать. Нил заканчивает звонок и оборачивается к Эндрю, надежда вспыхивает в его глазах. — Она сфабриковала улики. Это ведь хорошо для нас, да? Эндрю кивает, его плечи расслабляются. — Это ставит под сомнение все её слова. Мы можем подать апелляцию. Нил склоняет голову набок, будто раздумывая над чем-то. — Не хочешь прокатиться к мистеру Джонсону? Эндрю поднимает бровь, а Нил пожимает плечами. — У меня случайно оказался его адрес. — Я за рулём.

***

Квартиру Джонсона Нил даже не пытается открыть аккуратно: он влетает, словно ураган, срывая замок с петель. — Помнишь меня? Ледяным тоном спрашивает он, подходя к перепуганному мужчине, который тут же отшатывается к стене. — Вы…вы из суда… — Верно, — усмехается Нил. — Я отец твоих «детей». А это мой муж. Адвокат. Он кивает на Эндрю, который встаёт рядом и включает диктофон. — Ты слышал в суде, что я сделал с тем, кто навредит моей семье. Думаю, тебе не хочется повторить его участь. Эндрю делает шаг вперёд, тихо нажав на кнопку записи. — А теперь ты скажешь нам, почему ты решил вмешаться. Мужчина молчит, его дыхание сбивается, глаза мечутся в поисках выхода. Нил, теряя терпение, хватает его за руку и резко заламывает. Слышится угрожающий хруст, и мужчина вскрикивает. — Она мне заплатила! — выдавливает он. — За что? — спокойно уточняет Эндрю, поднося диктофон ближе. — За то, чтобы я подделал тест ДНК и пришёл в суд… — Нам нужны выписки. Все переводы и доказательства. Мужчина кивает, растерянно глотая воздух. Эндрю заканчивает запись и убирает диктофон в карман. Теперь они могут действовать.

***

С новыми доказательствами они незамедлительно подают документы в суд и связываются с органами опеки, чтобы сообщить об обмане. Они чувствуют, что победа уже близка, что ещё немного — и всё будет позади. Но тут звонит телефон. Эндрю вздрагивает, схватив его с нервной поспешностью. — Тай? — осторожно говорит Эндрю. — Прости, я помешал? — раздаётся сбивчивый шёпот. Эндрю сразу слышит дрожь в голосе подростка. — Нет, всё в порядке. Что случилось? — Не надо было звонить, прости… — Тай, где ты? Ты в безопасности? Тот тихо выдыхает и начинает говорить. Эндрю сжимает руки в кулак. Анна. Она посмела тронуть его детей. — Слушай, — Эндрю делает глубокий вдох, пытаясь сохранить спокойствие. — Позвони вашему социальному работнику. Расскажи всё, как есть. Но скажи, что никуда не поедешь и не дашь показаний без своего адвоката. — Адвоката? У меня его нет… — Я твой адвокат, Тай. Тайлер тихо смеётся, но смех этот нервный и неуверенный. — Хорошо, так…вы приедете? — Мы уже в пути.