Жемчужный Опиум

— Феликс, это решение не обсуждается! Строгий голос матери набатом бьет по ушам. Женщина, беспардонно прервав разговор сына с мужем, теперь раздраженно бросается на отпрыска и почти истерически кричит, доказывая свою правоту. Сам Феликс на это почти никак не реагирует, только то и дело кидает недовольные происходящим взгляды на отца. Мужчина, чей разговор был так внаглую прерван, молчит, поджав губы. — Я не выйду замуж за этого ублюдка, — чеканит Феликс. К слову, Феликс вообще не понимает почему родителям вдруг так резко потребовалось его замужество. Все свои двадцать два года он прожил спокойно, никто по этому поводу ему и слова не говорил, а тут вдруг в срочном порядке замуж. Так еще и за какого-то старикашку, от которого за километр несет потом и тухлой рыбой, что тот горделиво оправдывает природным ароматом дуриана. — Тебе необязательно выходить именно за Чхве, — довольно строго, но спокойным тоном встревает альфа в возрасте. — Если у тебя уже есть альфа, это существенно сменит ситуацию. Мы просто немного ускорим развитие ваших отношений. — Нет у него никого, — фыркает мать, пренебрежительно осматривая собственного сына. — Не будь наивен, Сунг. Брак с Чхве — лучшая партия для нас. Зачем тратить драгоценное время на бессмысленные уговоры, если его можно потратить на подготовку к свадьбе? Феликса слова матери уже и не задевают толком. Да, немного обидно и неприятно, что с его мнением не считаются, но не более. Исыль такая сколько себя помнит Феликс, и за все это время так называемая мать ни разу не сказала слова доброго в его сторону. С самого детства Ликс в свою сторону от этой женщины слышит только упреки по поводу и без. В чем сейчас она права, так это в том, что альфы у Феликса действительно нет даже на горизонте. С альфами у него вообще отдельная история. Не сказать, что болезненная или травмирующая, но точно не самая приятная. Большинство представителей противоположного пола просто-напросто воротят от него нос, ссылаясь на то, что Феликс уж слишком придирчив и избалован воспитанием в чеболи. Но сам омега об этом вопросе думает иначе. Так как в его окружении с омегами принято быть вежливыми и обходительными, альфы просто не могут сказать напрямую, что он слишком кислый для омеги. А вот редкие представители сегмента пониже никогда не стесняются указать напрямую об этом нюансе, неприветливо скривив нос. Феликс пахнет спелыми лимонами и кислым лаймом, что, в принципе, не является таким уж страшным, но очень не вяжется со всеобщим стереотипом о сладких и покорных омегах. Феликс может и прогнулся бы под кем-то, послушно подставляясь, но все всегда заканчивается на этапе более яркого раскрытия аромата. То бишь, пара поцелуев — весь романтический опыт за плечами Феликса. — Что непонятного в слове нет? — Раздраженно шипит Феликс. — И, к вашему сведению, у меня уже есть альфа. Феликс с гордо вскинутым подбородком покидает кабинет отца, громко хлопнув тяжелой дверью. Последняя фраза была брошена случайно, только чтобы уколоть самолюбие матери. Но о том, что не следовало так бездумно разбрасываться словами, Феликс задумывается слишком поздно, когда ничего исправить уже нельзя. Наконец оказавшись в своей комнате, омега шумно выдыхает. Что ему теперь делать он понятия не имеет. Альфы у него-то нет, а найти кого-то, кого не вывернет от его запаха, за вечер… В общем, шанс выбраться сухим из этой заварухи приравнивается к шансу выжить после падения самолета. Родители точно потребуют его придуманного альфу на знакомство и как можно скорее, а это значит, что у Феликса есть меньше суток на то, чтобы придумать план и удачно его реализовать. Он не придумывает ничего лучше, чем накидаться блокаторами и поехать в бар, подальше от дома. Если не найдет там подходящего кандидата, то хотя бы душу выльет бармену, а там, гляди, и легче станет. Хотя, в том, что станет легче, Феликс очень сомневается с его-то ситуацией. Связывать жизнь с занудным стариком ему хочется в последнюю очередь, даже если это и хорошая партия для его семьи. Он мог бы, конечно, потом поступить как мать — родить так называемому мужу наследника и гулять на все четыре стороны, наслаждаясь всеми благами успешного омеги, но ненавидеть собственного ребенка для Феликса будет подобно каторге. Он сам вырос в семье, где ценит и любит его, наверное, только отец. Исыль будто чувствует, что на рождении ребенка ее долг как матери закончился и она может продолжать жить в свое удовольствие, вспоминая о Феликсе только как о причине своих немногочисленных, даже смехотворных проблем. Она женщина противная, что уж тут скрывать, и как ей удалось охомутать отца, для Феликса по сей день остается самым большим секретом.

***

Бар встречает молодого омегу запахом крепкого алкоголя и жженого табака. Феликс морщит нос и благодарит свои блокаторы за побочный эффект в виде ослабления обоняния. Если бы он почувствовал всю гремучую смесь запахов в полной мере, то одной неприязнью вряд-ли бы обошлось. Тут Феликс, честно говоря, впервые. Единственный бар, в котором он был до этого, находится слишком близко к дому и там его уж точно найдут через полчаса в лучшем случае. Возвращаться сегодня в к родителям он совсем не хочет, поэтому приехал аж сюда, в неплохой, довольно приличный, но не шумный район. Если его и будут искать, то тут это будет труднее. Людей здесь не так уж много. Оно и неудивительно — середина недели, мало кто рискует пропадать в алкоголе перед тяжелым рабочим днем. Но это и к лучшему, как считает Феликс. Ему излишнее внимание к своей персоне не нужно. За барной стойкой улыбчиво натирает стаканы молодой бармен, и Феликс решает обратиться к нему, перекрикивая какую-то утильную музыку, играющую чисто для фонового шума. — Нальешь чего-нибудь покрепче? — жалобно выдыхает Феликс, строя глазки омеге за баром. Паренек этот довольно симпатичный, миловидный, с прикольными по мнению Ликса щеками. Бармен, осмотрев вид омеги, хочет что-то спросить по поводу его возраста и документов, но Ликс, рассчитав этот взгляд пытливым и заинтересованным, перебивает: — Я доплачу, если не будешь задавать лишних вопросов. Пожалуйста. Феликс одет явно дорого и парень не может упустить возможности вынести со смены больше, чем мог бы в будний день. Он осматривает омегу еще раз и убеждается, что ничего крепче средненького коктейля ему подать точно нельзя, если он не хочет потом разбираться с пьяными танцами на своей стойке. Взгляд падает на надрезанный гранат и идея появляется моментально. — Гранатовый дайкири, — перед Феликсом ставят шале с ярко-красным коктейлем и он замечает, как самодовольно улыбается бармен, отчего его щеки становятся похожи на пышные булочки. Ликс кивает и сразу оставляет несколько купюр на баре, чтобы больше не иметь дела с парнем. Теперь ему как-то уже и не хочется выливать кому-то душу. Атмосфера здесь омегу напрягает, а сальные взгляды со всех сторон раздражают. Возможно, ему лишь мерещится ложное внимание к себе, но от этого легче не становится. Даже кисловатый вкус дайкири не отвлекает его от лишних мыслей. Хотя он должен признать — коктейль приготовлен действительно отменно. Феликс не большой ценитель алкоголя вообще, но приготовленный напиток ему правда нравится. За такое пойло не жалко оставить хорошую выручку. — Джисон, выпиши мне бутылочку виски, пожалуйста. Феликс замечает подошедшего альфу. Высокого и довольно симпатичного, но настолько уставшего и потрепанного, что смотреть страшно. Феликс даже думает, что альфа этот только-только выкарабкался из постели после недели марафонного секса с течной омегой, да и пахнет от него так приторно сладко помимо собственного гранатового аромата, чем-то похожим на шоколадный маффин. Вот только эта мысль отпадает, стоит только увидеть кухонный фартук на теле незнакомца, измазанный, по всей видимости, мукой. Он нависает над баром, пока бармен достает с полки новую бутылку какого-то среднего виски. Феликс честно считает, что подслушивать нехорошо, но все же невольно вострит уши, когда рядом завязывается разговор. — Снова готовишь сам? — усмехается бармен. Джисон, кажется. — Приходится, чтобы окончательно не уйти в убытки, — альфа устало выдыхает и оставляет на стойке за виски сумму явно меньше, чем должно бы быть по мнению Феликса. — Нужно за ночь приготовить гребанные брауни на четыре точки. Феликс чуть не давится своим коктейлем увлеченный происходящим, но продолжает внаглую слушать чужой разговор. По ходу дела он заказывает еще пару тройку коктейлей и после пятого уже начинает чувствовать себя куда более уверенным, совсем неприкрыто рассматривая альфу. — Фартук сними хотя бы, — омега за баром, не пересчитывая, кладет сто тысяч вон в кассу и снова усмехается. — Ты по улице так шел? Альф чертыхается и спешно стягивает фартук, бросая его на стул рядом. Он выглядит действительно ужасно уставшим и, судя по тому, что услышал Феликс, приходится бедняге в самом деле несладко. Незнакомец бросает беглый взгляд на него, но не смеет задерживаться дольше положенного, хоть и не смотреть на Ликса сложно, в силу его неоспоримой привлекательности. — Я совсем замотался, — почти воет и скулит альфа. — Понимаю, друг, — бармен сочувственно улыбается и ставит перед ним стакан с каким-то чистым алкоголем. — За счет заведения. Минхо передал, что если ты сдохнешь, ему будет не над кем издеваться. Феликс, исходя из всего услышанного, делает вывод, что эти двое как минимум хорошие знакомые, потому что точно имеют общие шутки и довольно хорошие отношения. Как пару почему-то он их не видит вообще никак, хоть убейте. — Не дождетесь, — усмехается альфа. Бармен хихикает и возвращается к протиранию и без того сверкающих стаканов. Очаровательный незнакомец, еще раз выдохнув, забирает виски, свой фартук, и собирается уходить, напоследок бросая краткий взгляд на Феликса. Тот сидит еще с минуту, но решает, что надо хотя бы попытаться придерживаться изначально намеченного плана, а не просто беспросветно пить весь вечер и жалеть свою несчастную душеньку. Иначе он просто вернется домой цветом как тот гранатовый дайкири и умрет. А потом гадайте: от алкогольного отравления или от несправедливости дрянного мира. Феликс бросается к выходу, догоняя мужчину уже на улице, и беспардонно хватает его за плечо. Альфа оборачивается и его брови удивленно ползут вверх. В свете уличного фонаря омега кажется неземным. Такой светлый и аккуратный, что похож на ангела, несмотря на уже весомую алкогольную кондицию. Феликс смотрит пару секунд в темные глаза напротив и будто зависает, обдумывая все аспекты. — Здравствуйте? — неуверенно тянет Хенджин, щурясь. Феликс еще с минуту молчит, рассматривая незнакомца, а после уверенно заявляет: — Возьми меня замуж! Ликс валится на альфу всем телом и цепляется за напряженные плечи миниатюрными пальцами. Опьяневший мозг толком не функционирует, поэтому Феликс бездумно лепечет что-то о том, как необходимо альфе взять его замуж. Он бормочет что-то про безупречность и красоту, жалуется на неумение готовить, но даже обещает научиться, если таковой навык принципиально потребуется. Альфа слушает внимательно, не перебивая поток полуразброчивых мыслей, придерживает пошатывающегося Феликса подле себя за талию и устало вздыхает время от времени. — Мы даже не знакомы, — наконец отвечает мужчина, поглядывая на наручные часы. Спешит. — Ну так это можно легко исправить! — Оживляется омега и протягивает руку для знакомства. — Ли Феликс. Приятно познакомиться. Альфа недоверчиво пожимает аккуратную ручку, на что Феликс реагирует выгнутой в непонимании бровью, и все так же, без особого рвения отвечает: — Хван Хенджин. Взаимно. Феликс мигом тянет белоснежную улыбку и одергивает руку. Он смотрит внимательно на своего нового знакомого и щурится, будто что-то в своей голове проясняя. Через минуту его былая уверенность снова возвращается в строй и Ликс продолжает уговаривать Хвана взять его замуж. — Теперь мы знакомы. Можешь брать меня замуж, — невозмутимо выносит вердикт омега и дует капризно губы. Хенджин, понимая, что быстро избавиться от навязчивого омеги у него сейчас не получится, тяжело вздыхает и хватает его за руку, утягивая за собой. Феликс не вырывается, но показательно хмурится, оскорбленный таким поведением: первым не подошел, руку не поцеловал… А потом что? Отправит двенадцатичасовую смену на заводе впахивать? — Куда идем? — интересуется Феликс, не особо увлеченный тем, чтобы пытаться свалить от греха подальше. Если уж выбирать между домом и неизвестным направлением, то в данной ситуации Феликс предпочитает неизвестное направление. — Как куда? В ЗАГС, — Хенджин говорит с явным сарказмом, но Феликс или умело строит из себя дурачка, или реально таковым является и этого явного не понимает. — О! Правда? Хван оставляет обнадеженного омегу без ответа и заходит вместе с ним в жилой комплекс как раз напротив бара. Где-то примерно на этом моменте до Феликса доходит, что ни в какой ЗАГС его все-таки не ведут, но он только тихо разочаровывается. Настроение падает рекордно низко и он почему-то хочет заплакать от обиды, но стойко держится, пока не заходит в лифт с изморенным альфой. Слезы сами по себе скатываются по щекам, смазывая косметику, а аккуратный нос подрагивает вместе с губами. Хенджин замечает это и испуганно дергается. Он ведь ничего не сделал. Или этот Феликс так расстроился, что он его замуж с бухты-барахты не берет? — Эй, ты чего? — Хенджин касается плеча омеги и чуть разворачивает того к себе. Феликс поднимает на него замыленный слезами взгляд и пару раз моргает, рассматривая обеспокоенные нотки в чужом взгляде. Он пожимает плечами и вдруг набрасывается на опешившего Хвана с объятиями. Он сам по себе, вообще-то, не особо тактильный, но Хенджин этот выглядит таким обнимательно-притягательным, что сдержать порыв он просто не в состоянии. Ликс тихонько всхлипывает в грудь едва знакомого человека, и Хенджин чувствует как стремительно разрастается влажное пятно на его футболке. Только этого ему не хватало для полного счастья. Лифт останавливается на восемнадцатом этаже и они выходят в коридор. Точнее, Хенджин выходит, а Феликс волочится на нем, как взятая утром толстовка в жаркий день. У Хвана выбора нет — он затаскивает все еще плачущего омегу за собой в квартиру и, не без усилия, отлепляет его от себя. — Долго еще реветь будешь? — обреченно вздыхает альфа, усаживая вынужденного гостя на софу в гостиной. У него, вообще-то, дел невпроворот. В кухне Хвана с распростертыми объятиями ждут килограммы заготовок, а время-то поджимает! Брауни сами себя не испекут, к сожалению, а десерты должны быть готовы к шести утра и в лучшем виде. У него абсолютно нет времени разбираться с пьянствующим незнакомым омегой. И без этого забот хватает. Но воспитание, пусть и не идеальное, не позволяет бросить Феликса на произвол судьбы, поэтому приходится предпринимать жалкие попытки успокоить парня. Хорошо, конечно, уложить бы его спать и разобраться со всем уже утром, когда омега протрезвеет. Но это уже как получится. — Ащ! — чертыхается альфа, так и не дождавшись ответа. — За что мне это все? Вопрос улетает в никуда, да и адресован он вообще-то кому-то сверху, типа Господа Бога или кому-подобному. Но Феликс, принявший вопрос на своей счет, безразличным взглядом осматривает нового знакомого и непринужденно, утирая слезы с щек, обиженно выплевывает: — За то, что замуж меня не берешь! Феликс обиженно дует губы и забирается с ногами на софу. Губы у него красивые, аккуратной формы. Хенджин невольно сравнивает их с цветущей сакурой — такие же нежно-розовые, утонченные, но блестящие, будто стеклянные, как недозревшие персики в сахарном сиропе. Хенджин эту фруктовую бледность на дух не переносит — приторно, сладко, но недовершенно будто-бы, кажется, что не достает чего-то. Только вот губы Феликса и не выглядят сладкими совсем. Они безупречно красивые, на них хочется смотреть, любоваться блеском и переливом нежного цвета, но точно не хочется попробовать. Они как жемчуг — обворожительные и манящие, отливающие перламутровым лоском, украшающие, но абсолютно невкусные, даже на вид. Если на вид такие, то и пробовать совсем нет надобности — точно ведь будут пресные, ненастоящие. Феликс для альфы нечем не пахнет, выглядит просто красивой штучкой, настоящей жемчуженкой. Ни один инстинкт на него не реагирует, будто и не омега вовсе, а второстепенный персонаж игры, что красиво прорисован и только. Хван вымученно вздыхает и оставляет омегу в гостиной одного. Омеги приходят и уходят, а брауни на четыре заведения сами себя не испекут, деньги сами себя не заработают, а бизнес сам себя не спасет. Все это по-прежнему на плечах Хенджина, поэтому сильно раскидываться драгоценными минутами он не настроен. Феликс хмуро провожает альфу взглядом. Тот уходит из комнаты и не возвращается ни через пять, ни через десять минут, как мог бы подумать омега. Ликсу становится скучно сидеть просто так и, приняв нелегкое решение, он поднимается с нагретого местечка и плетется вслед за Хенджином. Тот в кухне суетится над каким-то десертом. По всем тумбам и столешницам раскиданы продукты, формы для выпекания, посуда. Феликс еле-как находит себе место между ящиком муки и какао, чтобы сесть. — Что делаешь? — интересуется омега, рассматривая мельтешащий туда-сюда стройный силуэт. Альфа без футболки, но в своем фартуке, поэтому Феликс хорошо видит развернутые мышцы спины, широкие плечи и жилистые руки. Хенджин не столь крупный, как большинство альф, но довольно высокий и точно сильный, судя по перекатывающимся под карамельной кожей мышцам. Феликсу его внешность явно импонирует, хоть и слагаемая воспитания оставляет желать лучшего. Но это ведь исправимо, правда? Главное — не противный и не старый. — Работаю, — сухо кидает в ответ Хван. — Будешь меня отвлекать — закрою в спальне до утра. В пьяной голове Феликса мелькает мысль, что они могли бы закрыться в спальне до утра вместе, но омега оставляет мысль всего лишь мыслью. В его случае даже то, что альфа притащил его к себе домой, а не бросил пьяным и наивным в незнакомом баре, — уже победа. Хотя, если так уж подумать, то мотивы на этот поступок могут быть самые разные: от убийства до пыток пяток. Или пыток пятками. В общем, не столь важно. Пятки. Пытки. Для Феликса разницы между ними, можно считать, не существует априори. — Ты работаешь ночным пекарем? Феликс не знает движет им выпитые дайкири или собственная глупость, но болтает без умолку, даже не раздумывая над логическими цепочками. Ему сейчас главное — поболтать, а о чем — это уже второстепенный вопрос, задумываться о котором он не считает необходимым. — Ага. А в волосах у меня сидит крыса и управляет моими руками, чтобы на утро все считали меня гениальным шефом, — Хван, не задумываясь, саркастически хмыкает и заливает очередную порцию шоколадного теста в форму. — Что? — Омега недоуменно пялится на макушку Хенджина и выгибает бровь. — Что? — Хван оборачивается и, заметив непонимание на чужом лице, тут же отворачивается обратно. — Ладно, забей. Не хмурься так, а то морщины появятся. У Феликса от возмущения вспыхивают щеки и он снова дует обижено губы. Как вообще можно так беспардонно говорить представителю прекрасного пола, особенно такому, как Феликс, о его возможных, пусть и будущих, морщинах? В его обществе о таком даже заикаться запрещено. Этикет — основа их жизни. Но раз уж Хенджин таковым понятием не располагает, Феликс решает, что и ему можно им немного пренебречь. Он тихонько шмыгает со стула за спину альфы и из-за плеча наблюдает за процессом около минуты, прежде чем аккуратно обнять его со спины. Хенджин дергается испуганно и чуть ли по инерции не дает омеге венчиком по лбу, но вовремя останавливается. — Чего творишь? Маленькие ручки на собственной талии ощущаются пусть и приятно, но как-то холодно и фальшиво, будто обнимает его кукла, а не живой человек. Феликс жмется крепко к спине, но Хван отчетливо ощущает эту холодную стену между ними. Кажется, что он в музее, но экспонат обнимает его, касается через стеклянную ограду. Не по-настоящему. — Обнимаю тебя?

***

Феликс просыпается то ли от яркого солнца за окном, то ли от нестерпимой жажды. Голова болит так, будто по ней пару раз за ночь проехались трактором, а противное головокружение не позволяет нормально функционировать даже на базовом уровне. Из приятных бонусов он подмечает только приятный гранатовый аромат, будто обнимающий его со всех сторон, обволакивающий нежное тело с головы до ног. Аромат этот витает в воздухе, исходит от подушки, постельного белья и… от него самого? Омега рывком сдергивает с тела одеяло и удивленно распахивает губы. На нем не его одежда. Да можно сказать, что на нем вообще толком одежды и нет: большая растянутая футболка, принадлежащая совсем не ему, и всё, собственно. Почти-что голый. События предыдущего вечера он помнит примерно наполовину и хотя бы знает где находится. Это чуток Феликса радует. Но почему-то ничего после ночных подвигов-объятий он совсем не может воспроизвести в памяти, как бы не старался. Это его больше всего пугает, потому что он приличный омега вообще-то! Футболка альфы на нем не просто так появилась же? Феликс вскакивает с кровати и двигается по направлению к выходу, чтобы отыскать нового знакомого и прояснить происходящее. Но далеко он не отходит — в проходе почти сразу же появляется высокая фигура Хвана. — После всего, что было, ты обязан на мне женится! — без лишних ремарок заявляет Ли, совершенно уверенный, что ночью что-то было, пусть он и не помнит. Хенджин в проходе глупо моргает и замирает с резинкой в зубах, которой собирался завязать волосы. — После чего? Хван вопросительно выгибает бровь и забирает изо рта резинку, всё-таки завязывая хвостик на затылке. Феликс сейчас выглядит как напыщенный петух, честное слово. Хенджин таких особ на дух не переносит: самовлюбленные, горделивые, истеричные. Одним словом — деточки богатых папочек. А Феликс, по всей видимости, именно таким и является. Сливки общества всегда такие — прячут хамство и лицемерие под маской этикета, правильные до отвратного комка в горле. — После этой ночи, — всё так же обижено твердит Феликс, складывая руки на груди. Омега будто пытается прожечь фигуру напротив взглядом. Ядовитым таким, обиженным и надменным. Хенджина от такого почти воротит, он злится и обижается, сам не зная на себя или на малознакомого омегу. Он, вообще-то человек добрый, спокойный и вполне хорошо воспитанный. Его весомо задевают надменные выпады этого омеги и беспричинные обвинения непонятно в чем. Альфа сжимает кулаки и выдыхает, пытаясь унять раздражение еще на этапах его зарождения. Но язык свой контролировать не может, дерзить начинает. — С каких пор альфы обязаны брать замуж пьянствующих наглых омег? Мне такие связи не нужны. Брови Феликса взмывают вверх, а сам он беспорядочно глотает воздух, как выброшенная на сушу килька. В его белокурой головушке ничего не укладывается: как такой нахал вообще может с ним так разговаривать еще и оскорблять? — Да ты..! Да я..! Ты..! Хенджин, не желая выслушивать истерики омеги, разворачивается на пятках и уходит на кухню, так ничего и не сказав Феликсу про приготовленный для него Хэджангук. Хотя, ладно, может в чем-то Феликс и прав. Все-таки переспать с незнакомым пьяным парнем — поступок не самый доблестный и совсем не рациональный со стороны Хенджина. С этим он согласен. Но альфа себе оправдание находит за считанные секунды: Феликс сам к нему полез, а Хенджин вообще-то омегу в последний раз в руках держал почти год назад — стресс сделал свое дело и удержаться от симпатичного парнишки, который к тому же еще и сам себя предлагал, он не смог. Пусть с его стороны это некрасиво и, может, даже подло, но и Феликс же не лучше. Тем более, Хван оставил омегу спать у себя, позаботился после, супчик вот даже сварил. Феликс ему хоть и не нравится как человек и отношений с ним заводить он не собирается, но трахнуть и бросить — неподходящий для него вариант. Феликс еще минут десять сидит в спальне, пытаясь вспомнить хоть что-нибудь, но память упорно блокирует остаток воспоминаний со второй половины ночи, поэтому ему все же приходится выбраться к альфе в кухню. Свою одежду, к слову, он в комнате не нашел, из-за чего все еще сверкает голыми ногами. Но это его как-то меньше всего волнует на фоне произошедшего. — Что вчера было? Альфа отрывается от своего остывшего из-за утренней суеты с курьером кофе и переводит взгляд на Феликса. Тот переминается с ноги на ногу, мнет края футболки, но старательно пытается держать лицо и казаться все еще уверенным и надменным. У него это, правда, плохо получается, учитывая похмелье, наготу и собственную беспомощность. — И тебе доброе утро, — хмыкает Хван, игнорируя вопрос. — Похлебай, легче станет, — кивает на тарелку супа на столе. Феликс недоверчиво щурится, но за стол все-таки садится. Он ничего не ел со вчерашнего утра, но голодно урчащий желудок дает о себе знать только сейчас, при виде ароматного супа, горячего чая и милого пирожного. Где-то глубоко колется совесть, намекая, что Феликсу стоит извиниться за свое поведение, но омега ее молча игнорирует, только благодарно кивая. — Спасибо, но, может, ответишь на мой вопрос? Ли, следуя примеру альфы, подгибает под себя одну ногу и усаживается за столом удобно, а не так, как принято и красиво. Он зачерпывает ложкой бульон и, немного подув, пробует варево. Суп в самом деле оказывается вкусным, и Ликс сам не замечает как тот ложка за ложкой исчезает в нем. — Ты же и так всё понимаешь. Зачем спрашиваешь? Хенджин кривится от холодного напитка и выливает его к чертовой матери, обещая себе уделять по утрам десять минут на элементарное выпить горячий кофе. Хотя, здравый смысл подсказывает, что работа не позволит ему такой роскоши. — Хочу восстановить в памяти картину произошедшего, — пожимает плечами Феликс. — Не люблю провалы. Хенджин хмыкает и задумывается.

flashback

Феликс жадно жмется к альфе, вдыхая насыщенный гранатовый мускус. Хенджин видит чужое удовольствие, вбиваясь в тело размашисто и быстро. Ему нравится. Нравится ощущение узости вокруг собственного члена. Нравятся ритмичные сокращения мышц в предоргазменных волнах. Нравится жжение на спине от аккуратных ноготков. Нравится процесс. Нравится ли Феликс? Вроде живой, стонущий, без масок лицемерия. Настоящий. Но всё еще притворно игрушечный, ужасно милый, кукольный. Похожий на ангела, совсем невинного и чистого. Хенджину нравится вид. Безупречно красив и нежен, с перламутровой кожей, миниатюрной фигуркой, переливистыми стонами. Совершенно неумелый, но такой отчаянный и жадный до удовольствия. Излишне идеальный и совсем не пахнущий. Омега, не пытающийся пометить его, открытый и раскрепощенный. Такой Феликс альфе нравится. Секс с ним нравится. Это приятно и затягивающе. Ему от такого жарко, удивительно спокойно, до дурманящей эйфории хорошо. Такой секс — чистый опиум. Процесс втягивает, заставляет забыться и расслабиться в объятиях неприкрытого удовольствия. Хенджин не чувствует груза ответственности и привычной тревоги. Ему хорошо. Может и не по-настоящему, но хорошо. От секса такого хорошо. Не от Феликса вовсе. Не от омеги под боком. Феликс не пахнет совсем. Он безвкусный. Кожа его красивая, блестящая, гладкая, с переливом жемчужным, но абсолютно никакая на языке. Хенджин целует мрамор, ласкает губами драгоценный жемчуг, но никак не омегу. Его альфу это раздражает, злит, хочется пометить собой, чтобы пах хотя бы им, вкус имел хотя бы терпкий, но ощутимый. Это не приступ собственничества совсем. Феликс не тот омега, которого хочется забрать себе. Это больше похоже на попытку унять злость, вызванную неудовлетворением, инстинкт, бушующий от смены обыденности. Хенджин толкается глубже, больше, сильнее. Сливается с омегой в одно целое, двигается аритмично, беспорядочно, сжимая тонкую талию в больших ладонях. Он цепляется за каждую искру оргазма, продлевая собственное удовольствие. Голос омеги звучит лишь где-то далеко, глухо. Неважно. Хенджину хорошо. Хорошо от легкости в теле, от тепла вокруг, от почти забытого ощущения эйфории. Ему легко и приятно сейчас закупоривать красивый зад узлом, не переживая о чем-то. Хотя стоило бы.

end of flashback

Альфа мотает головой, чтобы смахнуть воспоминание. Ему не то чтобы как-то не так от этого, но по его мнению некрасиво представлять секс с омегой, когда этот самый омега сидит напротив и об этом сексе даже не знает. Феликс, доев суп, жадно косится на пирожное, но не притрагивается к нему, лакая заваренный альфой чай. Пирожное красивое, на вид ужасно вкусное, с пышным воздушным кремом, шоколадом и карамелью. Такое аппетитное, вожделенное и убийственно калорийное. Омега метается между тем, чтобы гордо вытерпеть весь стресс и тем, чтобы забить на всё и начать заедать его прямо сейчас. Хенджин эти метания замечает. Они в подрагивающих изящных руках, суетливых взглядах, опущенных уголках губ и нервных дерганьях острых коленок. Ему такое поведение, к сожалению, хорошо знакомо. Он сожалеет, что понимает это. Хенджину даже в какой-то мере становится жаль Феликса, но он не лезет пока, не до конца уверенный в своих подозрениях. — Ты полез ко мне целоваться, говорил какой я сексуальный, когда готовлю. — Возвращается к теме Хенджин, но все еще обращает внимание на то, как воюет омега с пирожным. — Мы переспали, да. Но все было по согласию, никто никого не насиловал. Хенджин сомневается в своих словах как минимум потому, что моментами чувствовал себя изнасилованным, когда Феликс действовал уж слишком напористо. Но в подробности альфа не углубляется, считает, что Феликсу будет достаточно уже и самого факта их связи, чтобы закатить истерику. — Я надеюсь, мы хотя бы предохранялись? Хенджин виновато молчит, потупив взгляд. Вот где виноват, там виноват. Спорить нечего — его проступок. Но, в конце-то концов, у него почти год в постели кроме крошек от кексов никого и ничего не было, откуда у него презервативы? Он не планировал ни с кем спать. — У меня почти год никого не было, а ты был ужасно настойчивым. Ответ альфы говорит сам за себя. Не предохранялись. Вообще никак. Голос Феликса становится тише, покладистее, спокойнее. Вся буйность будто мигом исчезает, стоит только понять в каком он находится положении. Он точно не так представлял себе план «Найти альфу за вечер». — Ты же понимаешь, что теперь точно придется на мне женится? У Хвана глаза из орбит почти выкатываются. Мало того, что почти изнасиловали, так еще и женится заставляют. Сколько он просидел за работой, что успел пропустить такие глобальные изменения в мировом уставе? — Ну как тебе сказать… Мне такое «счастье» не надо сейчас. У меня куча проблем и без истерички рядом. Хенджин говорит как есть, не подбирая слов. Он даже не обращает внимание на то, что назвал Феликса истеричкой ему же в лицо, что вообще-то некрасиво и противоречит хорошему воспитанию. Но Феликс, к превеликому удивлению, тоже не акцентирует на этом внимание, а цепляется за оправдание альфы. — А если я помогу решить твои проблемы? — И чем же ты мне можешь помочь? Сомневаюсь, что такой напыщенный павлин как ты пойдет работать сутками в кондитерских, чтобы вытянуть утопающий бизнес. Хенджин раздраженно фыркает. Ему разговор этот не нравится, на больное давит, заставляет самое сокровенное рассказывать едва знакомому и не самому приятному человеку. Да, мог бы не рассказывать, промолчать, соврать, выставить наглеца за дверь, в конце концов. Но что-то глубоко внутри вынуждает открыться самому и выслушать омегу. — Слушай, я не от великой любви с первого взгляда это придумал. У меня тоже проблемы, и ты можешь помочь мне их решить взамен на то, что я решу твои, — выпаливает Феликс и снова цепляется взглядом за нетронутое пирожное, что не скрывается от глаз альфы. — У меня есть чизкейк на сахарозаменителе. Будешь? — не выдержав, Хенджин убирает пирожное из-под носа омеги, за что получает благодарный, но полный смущения взгляд и легкий кивок. Он все же прав. Но сейчас в приоритете не калории в еде, поэтому Феликс, откусив кусочек предложенного ему десерта, продолжает. — Мои родители — важные люди в стране. И им срочно потребовалось мое замужество. Если я завтра же не приведу им своего альфу, то меня выдадут за какого-то противного морщинистого деда. Вот говоришь, что у тебя бизнес прогорает, да? — Хенджин кивает. — Мой отец сделает всё, чтобы я жил достойно. Соответственно, если я выйду за тебя замуж — отец сколотит тебе такое состояние, что париться не придется. Женился — гуляй на все четыре стороны, развивайся, живи. Через годик разведемся и все в плюсе: у тебя стабильный высокий доход, положение в обществе, а у меня моя былая спокойная жизнь. Феликс выглядит воодушевленно, рассказывая все это. Хенджин даже начинает ему верить. Его дело сейчас действительно по уши в дерьме и он не справляется с этим сам. А если все и вправду так просто и легко, как рассказывает омега, то ему это пойдет только на руку. Феликс красивый, как оказывается, не совсем уж и истеричный, состоятельный омега. Брак с ним не должен быть каторгой. Хотя, даже если и будет, Хенджин потерпит. Он обещал родителям встать на ноги и вытащить семью из бесконечной бедности, поэтому выбора у него особо нет. Тут такая возможность подворачивается — грех упустить. Только вот везде должны же быть свои подводные камни? — Слишком заманчиво, чтобы быть правдой. В чем подвох? — Никакого подвоха. Только чистая выгода для нас обоих. Хенджин не знает почему, но после несколькочасовых разговоров с Феликсом и времени «на подумать» до вечера, соглашается на эту сомнительную авантюру. Может, это омега хорошо владеет искусством убеждения, а, может, Хенджин просто слишком легко сдался под давлением крошащегося бизнеса. Ему-то уже терять нечего, почему бы не попробовать? — Значит завтра же едем к родителям! — радостно взвизгивает Феликс, получив согласие. На ночь, к слову, он снова остается у альфы, даже особо того не спрашивая.