Хрюша, зараза, ангел и жопа бегемота

      Пока Вегас валялся в больнице и зализывал раны, Пит суетился как пчелка, пытаясь и защитить их с Макао, и наладить охранный комплекс в доме побочной семьи, и установить доверительные отношения с Тирапаньякулами побочной семьи и Поршем. Он до последнего думал, что станет для главной семьи презренным предателем и был готов нести ответственность за совершенный побег. Мысленно прощался с ребятами, настраивал себя на то, что однажды ему в них придется стрелять, если Корн отдаст приказ устранить Вегаса или Макао.       В палату к спящему почти двадцать часов в сутки Вегасу через пару дней после сложнейшей операции по извлечению трех пуль, застрявших в теле, как ни в чем не бывало заявился Танкхун. Непринужденным броском прикрыв камеру на журнальном столике полой своего роскошного пайеточного розового пиджака, он полчаса молча обнимал Пита, позволяя прореветься в костлявое широкое плечо и поглаживая по спине кругами, как Пит, Арм и Пол часто делали для него самого во время редких уже приступов истерики и панических атак. После рыжеволосый мужчина невозмутимо потрепал Пита по щеке, оправил залитую слезами одежду, помог ему умыться в маленькой ванной при палате и натянул пиджак обратно, пряча под тканью следы чужих слез, ярко выделяющиеся на персиковой рубашке. Кхун не сказал ни слова, только улыбался своей кошачьей хитрой полуулыбкой, показывая, что знает и понимает намного больше, чем демонстрирует остальным. Пит тоже не говорил вслух, уловив намек бывшего господина, но старался показать делами благодарность за непоказную, тихую поддержку, пришедшуюся очень кстати. Для Вегаса Танкхун оставил на прикроватной тумбочке маленький разобранный кубик Рубика, сказав, что тот поймет намек.       Вегас и правда понял, едва проснулся и увидел игрушку. С помощью Макао и Пита уселся на кровати, опираясь спиной на россыпь подушек у изголовья, покрутил в слабых еще руках подарок, хмыкнул и бросил:       — Ты мой, зверушка. Теперь ты окончательно и бесповоротно мой.       Предысторию подарка Пит узнал много позже, валяясь на груди Вегаса безвольной медузой после двух раундов отличного секса. Вегас водил кончиками пальцев по мокрой от пота спине Пита и говорил тихим, вкрадчивым тоном, приберегаемым только для таких вот случаев наедине, когда душа нараспашку и хочется выложить о себе все-все:       — В детстве я кубик Рубика очень любил. Хотел сам сложить, от помощи ребят отца отказывался. Таскал его с собой, клацал, папа бесился страшно и на встречу с Корном и кузенами запретил его брать. Мы приезжаем к ним, а Танкхун сидит за общим столом и крутит точно такой же. Я думал, побесить меня хочет, узнал как-то и дразнит, а он подошел и отдал его мне. Даже предложил научить собирать.       — Дай догадаюсь: ты отказался, — хихикнул Пит, вжимаясь щекой в грудь любимого мужчины, с удовольствием вдыхая пропитанный сексом, похотью и потом воздух в их спальне.       — Конечно. Я сам хотел научиться. Кхун не спорил, просто дал мне его и все. Когда вырос, понял: он пытался подружиться, забив хуй на мнение наших отцов. Наверняка ему за это досталось, как мне досталось дома от отца.       — Вегас, пообещай, что, если у нас будут дети когда-нибудь, ты не будешь их бить. Пожалуйста, — взмолился Пит, заглядывая в темные, как ночь, глаза мужчины.       — Не буду, зверушка. И не орать тоже постараюсь.       Поддавшись горячему, густому чувству благодарности, затопившему его изнутри, Пит припал долгим, восхитительно грязным и сладким поцелуем к узким губам Вегаса, податливо открывшимся навстречу. Жадность Пита и врожденная властность Вегаса в очередной раз переплелись в тесный, неразрывный клубок, пока сами мужчины готовились к третьему раунду, более ласковому и вдумчивому, чем предыдущие.       Поначалу, оставшись наедине с расстроенным Макао и ослабленным Вегасом, Пит боялся всего подряд. Ему снились кошмары, как Вегас умирает у бассейна от кровопотери у него на руках. Пит зовет в пустоту, отчаянно и громко, держа в руках холодеющее, безжизненное тело, а Вегас не отзывается и смотрит на него пустыми, остановившимися в одной точке глазами. Снился Макао, тоже мертвый, избитый так, что сломанные ребра прорывали кожу, торча из ран уродливыми белыми обломками. Снилось, как Кинн и Вегас наставляют друг на друга пистолеты и стреляют, падают замертво, а Пит кричит, изо всех сил пытается добраться до них и не может сдвинуться с места. Он ведь бесполезный. Ненужный. Сломанный. Отбитый напрочь и не боящийся боли и пыток. Всего лишь игрушка для развлечений Вегаса, безмолвная тень, прикрывающая спину Кинна и Порша, нищий отброс, взятый в семью только потому, что может принести пользу в бою. Сам по себе он не был нужен никому и никогда.       Пит давно не обижался на это, смирился, привык. Проснувшись от кошмаров, молча шел в ванную и умывался не меньше получаса, стараясь не потревожить чуткий сон Макао в кресле в палате Вегаса.       Получив неутешительные новости о здоровье Вегаса или состоянии дома побочной семьи, он не думал роптать или жаловаться. Наоборот, рьяно принимался за дело и разруливал ситуацию, так как Вегас все еще по большей части плавал между сном и явью, а Макао был слишком юн и растерян, чтобы взять руководство по восстановлению дома и защитного контура на себя.       Если бы не Порш, то Пит, наверное, сломался бы еще тогда. Но верный, самый близкий и надежный друг, забив на приказы Корна, недовольство Кинна, ревность ребят и Кхуна и прочие досадные мелочи, приходил в палату Вегаса каждый день и просто разговаривал с Питом. Болтал обо всем на свете, как обычный бармен за стойкой, а не как без пяти минут супруг одного из сильнейших мафиозных лидеров страны. Шутил, подкалывал, тормошил, препирался с языкатым и наглым Макао, помогал в восстановлении дома, находил время на то, чтобы поддержать, выслушать, а иногда и крепко обнять Пита под ревнивыми взглядами Макао и все чаще бодрствующего Вегаса… Позже пришел и Танкхун, на этот раз, чтобы помочь физически. Некоторые комнаты дома побочной семьи он отделывал лично, разработав удивительно красивый и вместе с тем функциональный дизайн, чему Пит был эгоистично рад, успевая далеко не везде. Пит все еще ждал от главной семьи подлянки, простукивал каждый кирпич и проверял каждую финтифлюшку, что подарили Танкхун и Порш, но все было кристально чисто. Рядом с ними он самому себе напоминал шарик, постепенно накачиваемый гелием. Только вместо гелия — душевное тепло, согревающее в жуткие, опасные моменты, когда Вегасу становилось хуже.       Пит, больше не стесняясь своих желаний и открыто глядя в раскосые любимые глаза, сказал, что хочет следовать за своим сердцем. Вегас в ответ назвал его самым важным человеком в своей жизни. В этот момент Пит ощутил небывалый душевный подъем, особенно когда на больничной кровати к ним присоединился заразительно смеющийся, счастливый Макао, вернувший себе наконец душевный покой. Пит видел, как сильно эти двое друг к другу привязаны, и радовался, что смог сохранить, уберечь от злых людей их хрупкую связь.       Когда Порш и Кинн принесли в палату кольцо главы второй семьи, Пит и Вегас не поверили своим глазам и попытались ущипнуть друг друга. Кинн беззлобно фыркнул и цокнул языком, его скулы при этом покрылись красивым розовым цветом, что случалось уж очень редко, Пит еще по прошлой жизни помнил. Порш при виде их переглядок и растерянных лиц рассмеялся и подмигнул Питу. Посерьезнев, Кинн вложил подарок в ладонь Вегаса, накрыл его пальцы, не давая избавиться от опасного украшения, и проговорил:       — Мне чужого не надо, Вегас. И Поршу тоже. Отец в курсе. Он недоволен таким решением, но препятствовать не будет. Дом ваш, жду тебя на плановом собрании через три недели. Выздоравливай.       Вегас поломался, но кольцо взял — и как память об отце, и как причитающееся ему наследство, к которому готовился всю сознательную жизнь. Теперь Питу приходилось силком оттаскивать его от бумаг и договоров, кормить по часам, увлекать поцелуями, объятиями, мастурбацией — а иногда и всем сразу, чтобы глаза Корнвита хоть немного отдыхали от бесконечных бумаг и монитора ноутбука. Пит приноровился возить ворчащего и хмурого Вегаса на процедуры в инвалидной коляске, а потом отсасывать ему в палате в качестве поощрения за хорошее поведение. Он не привык врать себе и осознавал, что в Вегаса вляпался качественно и надолго, а тело, как учили отец и тренер в секции — всего лишь ресурс, который можно и нужно использовать в своих целях.       Телохранители побочной семьи приняли Пита почти сразу. Видели, как он преданно заботится об их новом господине, да и Вегас бросал на них такие ревнивые и злобные взгляды, что сразу стало понятно: его партнера лучше не задевать и во всем слушаться. Обращение «кхун Пит» поначалу страшно резало слух, Пит каждый раз дергался от него, как от электрошока в спину, а Макао и Вегас лишь смеялись, шутливо дразнили и называли его так почаще, чтобы побесить. Такие разные, но удивительно похожие, Пит уже не мог представить свою жизнь без этой пары. Связь братьев была сильна, намного сильнее, чем у Кинна, Кхуна и Кима, она прослеживалась невооруженным взглядом, и Пит немного завидовал, стараясь подавить в себе недостойные чувства. Наверное, именно поэтому он не уловил точный момент, когда вошел в их маленькую семью, как еще один полноправный член. Произошло ли это еще в палате, когда Вегас позволил Питу и Макао прижаться к его ногам и подарил каждому по ласковому поцелую в щеку или лоб? Или уже в доме, отремонтированном и чистом, когда за завтраком Макао отпустил пару глуповатых, но смешных шуточек, подлез Питу под руку и обнял, благодаря за собранный в школу ланч?       Пит не знал, да и не хотел задумываться. Его целиком и полностью устраивало установившееся положение вещей. Благодаря Танкхуну и его многочисленным нервным срывам, Пит научился с первых же секунд разговора улавливать настроение людей, сглаживать углы, исправлять сложные ситуации, стелить соломку везде, где только можно, чтобы у подопечных было поменьше триггеров. Все накопленные знания он теперь применял к Вегасу и Макао, создавая для них безопасную, уютную, домашнюю гавань. Если Вегас и замечал старания бывшего телохранителя, то никак не комментировал, и тот просто продолжал делать свою работу: сменил большую часть штата, избавляясь от верных непосредственно Кану людей (и далеко не всегда дело ограничивалось только увольнением или переводом на другие точки), поднял наработанные связи и нанял отличного технаря, поставившего им новую систему безопасности и занявшего тот пост, что Арм занимал при Кинне и Корне. Накупил в отремонтированный дом пару десятков мелочей, разбавляя мрачноватую обстановку. «Выполнял роль женушки» — как шутил Макао, сразу после обнимая Пита за талию, чтобы не сердился.       Увидев утреннюю суету с ланч-боксом для Макао, Вегас едва дождался, пока Пит закончит, уволок его в ближайшую подсобку, и они занялись любовью — иначе у Пита язык не поворачивался описать ту потрясающую смесь нежности и властности, что продемонстрировал Вегас, вжимая старшего грудью в твердые полки для хозяйственных мелочей, пока торопливо растягивал сзади, едва смочив пальцы в смазке, что всегда таскал с собой.       Они больше не скрывались ни перед кем, прятались только от Макао и то в полсилы, сугубо ради соблюдения шатких приличий, и от этого Питу становилось хорошо и спокойно. Хотелось еще больше заботиться о Тирапаньякулах, помогать, поддерживать, защищать, обеспечивать их уют, потому что, видит Будда, оба они сполна заслужили нормальную, спокойную жизнь. Поэтому Пит, с разрешения и одобрения Вегаса, перестроил кабинет Кана, освежив интерьер и сделав помещение уютным, удобным и светлым. Перекрасил стены, разбавил скудную обстановку дизайнерскими мелочами, поменял шторы, улучшил освещение. Его языком любви были не слова, а забота, молчаливая и преданная, и Вегас, отнюдь не дурак и не слепец, легко сей факт уловил, в ответ задаривая Пита украшениями, оружием и засосами на теле, как неизменным напоминанием, кому именно Понгсакорн теперь принадлежит и телом, и душой.       А потом в их доме — преобразившемся, посвежевшем, действительно похожем на обычный дом зажиточной семьи — появился шумный, ласковый малыш. Маленькая копия Кана, у которой была та же привычка хмурить бровки, что у Вегаса и та же широкая, теплая, лисья улыбка, которой мог похвастаться Макао. Малыш сходу потянул ручки к Питу, совсем не боялся строгого взгляда Вегаса и был не против поиграть с ошарашенным Макао. Когда пришла пора расставаться, кроха плакал навзрыд и цеплялся за Пита, не желая отпускать. Его мать, одна из молодых постоянных любовниц Кана, позволила врачу побочной семьи взять у ребенка образцы ДНК, грубо заткнула хнычущего сына криком и утащила с собой, как кота в переноске, давая Вегасу пару дней на то, чтобы сделать анализы и подумать о поставленном ультиматуме: забрать себе или отдать в детдом.       Лишившись тяжести и тепла маленького тельца на своих руках, Пит почему-то ощутил себя осиротевшим. Вегас сделал анонимные экспресс-тесты в двух разных местах, убедился, что малыш — его единокровный брат, но забирать не захотел. Вики, мать мальчика, пришла за вердиктом, уже запаковав чемоданы и готовясь подписать отказную на ребенка в любом случае. Малыш снова оказался на руках у Пита и принялся лепетать что-то свое, тыкая пальчиками в щеки мужчины, чтобы вызвать улыбку и появление ямочек. Когда получилось, мальчик залился ярким, живым смехом, рассыпавшим по обновленному кабинету Вегаса свору ярких солнечных зайчиков. Пит долго не раздумывал — покрепче перехватил хохочущего малыша и тихо спросил у поморщившейся от громкости девушки:       — Как его зовут?       — Тханет. Я же говорила.       — Нет, как вы называете его дома?       — Никак, — скривилась Вики так, будто съела целый лимон. — С ним моя домработница почти все время возится, мне плевать, как его называть. Все равно отдам, не вам, так в дом малютки. Он был ошибкой, пусть ей и остается.       — Пит?.. — Вегас достаточно его изучил, чтобы понять, что Пит что-то задумал. Поэтому скрывать и откладывать мужчина не стал, постаравшись вложить в голос как можно больше уверенности и твердости:       — Вегас, давай заберем Вениса себе. Я понимаю, что ты не на это рассчитывал и в ближайшее время вообще не планировал детей, но он уже есть, вот он, живой и крохотный, мы должны с этим считаться. Если отдать его в детдом, нет никаких гарантий, что Вениса там не найдут враги семьи. А он еще совсем кроха. Посмотри только, он так похож на Макао, в нем же ваша общая кровь. Кхун Кан не был хорошим человеком, я знаю и приму любой твой выбор, но вдруг мы сможем воспитать из Вениса лучшую версию? Пожалуйста, не отказывай, давай хотя бы попробуем. Я буду заботиться о нем сам. Тебе не придется беспокоиться, я сделаю все, чтобы ты поменьше с ним сталкивался. Но не отдавай Вениса в детдом, я прошу тебя!       Пит был готов опуститься на колени и умолять. От одной мысли, что смешливое маленькое чудо попадет к чужим людям — равнодушным, погрязшим в работе и собственных жизнях, холодным и, возможно, даже жестоким — у Пита сердце в груди зашлось. Мужчина совсем не знал этого ребенка, но что-то подсказывало, что он на правильном пути, особенно когда малыш, каким-то образом догадавшись, что говорят о нем, прижался поближе и попытался утешить его, повеселить и снова вызвать ямочки.       Вегас смотрел на них нечитаемым взглядом и молчал. Долго, так что даже Вики заткнулась, осознав, что сейчас не лучшее время качать права и делать язвительные замечания в сторону «мамочки» Пита. Наконец Корнвит поднялся с кресла, все еще немного грузно из-за беспокоящих его ран, подошел к Питу, неосознанно прикрывшему от него ребенка рукой, и протянул мальчику палец:       — Венис, значит? Хорошее домашнее имя, Пит. Ему подходит.       Пит даже не осознавал, что самовольно дал ребенку домашнее имя, пока Вегас не озвучил это напрямую. Венис, при виде нового лица, загулил что-то свое и обрадованно схватился за палец брата, пытаясь подергать. Милое маленькое личико украсилось широкой улыбкой, малыш потряс руку Вегаса в воздухе, второй крепко обнимая Пита за шею. Вегас хмыкнул и повернулся к Вики:       — Подпиши отказ от родительских прав. Мы забираем ребенка себе.       Пит облегченно выдохнул, уже намного спокойнее и искреннее улыбнулся малышу и вышел, решив вместе с крохой выбрать ему комнату. Внутри переливалась и бурлила радость — Вегас прислушался к его желаниям и позволил оставить ребенка! Пит с энтузиазмом принялся гонять горничных и охрану и всерьез задумался об охранных протоколах. И только после деликатного напоминания одной из работниц сообразил, что ребенку, помимо парочки головорезов, готовых отдать за него жизнь, понадобятся кроватка, горшок, игрушки, бутылочки, памперсы и прочие безобидные детские штуки.       Макао поначалу не подходил к ребенку вообще — боялся, что малыш сломает их уже устоявшийся крохотный мирок, в котором им всем было так хорошо и привольно. Но через пару дней оттаял и сам после школы принес пару мягких игрушек и вертолет на радиоуправлении, благоразумно отложенный Питом на далекое будущее. Зато остальные игрушки пришлись весьма кстати — с пушистой пчелкой размером с полторы ладони взрослого человека Венис даже спал какое-то время. Начало робкой, осторожной пока дружбе между ним и Макао было положено, что не могло не радовать сбивающегося с ног Пита.       По словам Танкхуна и Порша, кхун Корн разъярился, когда узнал о Венисе, но Кинн умело увлек его внимание в сторону бизнеса, Порш заболтал, а Танкхун так и вовсе накупил кучу мелких и крупных подарков, с размахом празднуя появление еще одного кузена. Как ни странно, во время знакомства с остальной семьей, малыш потянулся не только к доброму и светлому Поршу, отлично ладящему с детьми, но и к Танкхуну. Спокойно сидел у мужчины на руках, перебирая яркие перышки и стразы дорогих нарядов, играл с его длинными пальцами, звонко и отчетливо называл «Дя!». Танкхун таял, мурлыкал что-то ласковое себе под нос и проявлял к малышу все больше участия и нежности, невольно показывая, что не настолько безумен, как хочет казаться. Арм, на тот момент одна из двух верных и безмолвных теней Танкхуна, тоже быстро поладил с малышом, разбирая с ним кубики и листая цветные книжки. Кинна Венис опасался и старался держаться подальше, а Пола просто сторонился, но тот и сам не рвался к близкому общению с кем-то настолько маленьким и хрупким.       Между семьями установился шаткий мир, чему Пит был очень рад — у него началась грандиозная перестройка быта, ведь заботиться теперь приходилось не только о безопасности семьи, но и о благополучии и здоровье маленького ребенка. Одни курсы, вторые, третьи… Пит спешно воскрешал в памяти навыки, похороненные в подсознании за ненадобностью — лет в четырнадцать он несколько месяцев подрабатывал няней для двухлетней дочки соседки. Мужчина выматывался до полного бессилия — работы навалилось столько, что даже в стену пару минут повтыкать было некогда, он ел на ходу, в одной руке держа ложку, а в другой ребенка, спал по четыре часа в сутки в лучшем случае и пытался за всем уследить, злясь на себя, когда внимание и концентрация рассеивались.       Не повернулся бы язык сказать, что Венис был проблемным малышом, совсем нет. Он слушался старших, легко увлекался играми, в том числе и подвижными, пытался вставать на ножки и ходить, догоняя уровень развития, запущенный родной матерью. Кроха оказался немного переборчивым в еде, но это-то, по словам более опытного Порша, было вполне нормально. Венис ел почти все, а то, что не хотел, можно было или легко заменить, или все-таки упросить съесть, посулив награду.       Однако были и неподконтрольные вниманию взрослых моменты, вроде колик, активно режущихся молочных зубов или приступов активности среди ночи или перед самым рассветом. Вегас нанял ребенку профессиональную няню из престижного агентства, но девушка работала днем, в основном с часу до семи вечера. Утром и ночью с малышом оставался Пит. Помня о вспыльчивом характере Вегаса, мужчина ни словом, ни жестом не показывал, насколько сильно выматывается с ребенком. Пытался уделять внимание партнеру, как и раньше отдавался ему и телом, и душой, позволял творить в постели все, что угодно, получая горящий от любви и страсти взгляд в ответ. Но вскоре его темные круги под глазами начал замечать даже Кинн, пусть Пит никогда и не жаловался вслух, заученно, привычно изображая счастье. На беспокойство Кхуна, Арма и Порша он отвечал искренней улыбкой и заверениями, что это временные трудности и родительство дается ему не так сложно, как могло бы.       В одну из ночей, спустя примерно полтора месяца после усыновления Вениса, Пит проснулся от того, что рядом не ощущалось чужое дыхание. Он долго привыкал спать не один, да и Вегаса в постели было трудно не заметить, ведь он занимал много места, а иногда, когда ложился на бок, закидывая на талию или бедро соседа руку. Пит зажег ночник, дающий тусклый, рассеянный свет и резко сел — постель справа пустовала. Примятая подушка и свернутый комок одеяла показывали, что Вегас приходил ночевать, но делся куда-то среди ночи, и Пит забеспокоился, когда тот не пришел ни через две минуты, ни через пять. Тихо встав, Пит вышел на кухню как был, в одних трусах. В ванной и на кухне никого не было, в курилке тоже, в кабинете свет не горел. Только подойдя вплотную к детской, Пит услышал неясный шум и бормотание, явно Венису не принадлежащее:       — Ну и хуле ты не спишь?.. Я тебя уже двадцать минут качаю, у меня так руки отвалятся. И как только Пит тебя целый день выдерживает, исчадие? I know, you are keen on Peat, but I`m literally your brother, dude. You have to obey me, right?       Пит на цыпочках подкрался к приоткрытой двери и прильнул к широкой щели, разглядывая полуголого взъерошенного Вегаса, упорно укачивающего ребенка. Красивая, широкая спина, плавно переходящая в узкую талию, была вдоль и поперек покрыта пересекающимися неглубокими царапинами — следами, что Пит оставил на ней прошлой ночью в порыве низменной, животной похоти. Заметив мужчину в коридоре из-за плеча Вегаса, Венис расплылся в чуть слюнявой счастливой улыбке и потянул ручку к нему, второй цепляясь за шею ворчащего брата.       — Ну, что ты там, бабайку увидел, что ли? — Вегас, заметив реакцию ребенка, обернулся и увидел притаившегося Пита, боящегося громко дышать, чтобы не спугнуть невесомую, хрупкую нежность, что поселилась в детской и его сердце. — Пит?.. Ты чего встал, зверушка? Иди спать, я сам его уложу.       — I love you, Vegas. I love you more than everything in this fucking world, — выдал Пит, собрав в кучку скудные знания английского.       Вегас замер на середине движения, будто его оглушили и ослепили. Помотал головой, вслушиваясь в отголоски речи Пита, сделал шаг вперед и чуть наклонился, чтобы добраться до губ приблизившегося партнера. Целоваться при ребенке взасос было так себе идеей, но Пит не мог отказать Вегасу и самому себе — каждый такой поцелуй до сих пор воспринимался им как подарок и бесценное сокровище.       — Извращенцы, бля! Другого времени не нашли?! Отдайте мне ребенка и лижитесь, сколько хотите, — прервал минутку безбрежной нежности недовольный и взъерошенный, как воробей, Макао, встав на пороге. — Я уложу козявку, а вы топайте в спальню. Мелкий еще слишком мелкий, чтобы смотреть на порнуху.       — Паршивец языкатый, — беззлобно фыркнул Вегас, аккуратно передал малыша Макао и утащил Пита за руку в спальню.       В ту ночь он не спали почти до самого рассвета — целовались, ласкались, катались по кровати, сплетясь в один клубок из вспотевших жаждущих тел и раскрытых настежь душ. Пит раз за разом насаживался на член Вегаса, наслаждаясь тем, как сильно и отчаянно его хотят. Покорно принимал шлепки, засосы, укусы и синяки от пальцев, нося их с гордостью, как изысканные украшения. Рисовал ногтями новые узоры на многострадальной спине и плечах, зажигая в глазах Вегаса столько неприкрытой похоти, что голова Пита отчаянно кружилась, а колени сами по себе разъезжались в стороны, предоставляя полный доступ к самому сокровенному.       Утром Пит едва мог шевелиться и с трудом отскреб себя от постели. Вегас предусмотрительно вызвал няню с раннего утра, и ребенок безмятежно развлекался под присмотром специалистки, перебирая кучку мягких игрушек, надаренных Танкхуном, Макао и Поршем. Вдоволь потискав обрадовавшегося его приходу малыша, Пит вернулся в спальню и поспал еще пару часов — ненасытный Вегас порядком вымотал его ночью, так что даже взлелеянная Чаном выносливость засбоила.       После позднего завтрака, переходящего в ранний обед, Пит вернулся в детскую и отпустил няню, решив повозиться с малышом самостоятельно. Венис сам встал в манежике, в чем Пит усматривал и свою заслугу тоже, протянул ручки, обнял смеющегося мужчину за шею и радостно, громко выдал:       — Папа! Па! Папа! Па! Па!       В груди Пита разорвалась сверхновая, выходя наружу непроизвольными слезами. Он осел вместе с ребенком на пол, поддерживая маленькую голову рукой. Тело ослабело, руки страшно дрожали, сердце билось и в груди, и в горле, и в шее, и в пятках. А Венис все продолжал лепетать свое громкое, отчетливое и уверенное «папа!», смеяться и путаться пальчиками в волосах мужчины.       — Пит? Пит, где ты? Shit, baby, что случилось? — Вегас широким энергичным шагом зашел в детскую и, услышав натужные всхлипы и лепет ребенка, отвлекся от пачки бумаг, что держал в руках. Выронив ее, он метнулся к Питу, опустился рядом, забрал малыша и встревоженно, громко позвал: — Hey, pet, what`s wrong?       — Папа! Па-па-па! — бодро выдал Венис, будто не замечая слез Пита и тревоги Вегаса.       Пит залился пуще прежнего, дрожа и всхлипывая, Вегас некрасиво выругался, мешая два языка сразу, сел рядом, оперся спиной о кроватку, усадил Вениса на пол, затащил Пита к себе на колени и пересадил ребенка уже на него, устроив из них подобие сэндвича.       — Хуле ревешь, зверушка? Ты его нянчишь, кормишь, играешь, гуляешь. Задницу ему подтираешь, по ночам укачивать приходишь. Конечно, ты ему папа, чего ты еще ждал?       — Я же не… для того… делал, — всхлипывая и прерываясь через слово, чтобы воздуха глотнуть, выдавил Пит.       — Знаю, но, согласись, это было закономерно. Ему годик, зверушка, самое время учиться распознавать семью. А ты для него делаешь в сто раз больше, чем делала родная мать. Кто из нас, если не ты, м?       — Вегас, он же не из воздуха это взял, — дошло до мужчины, когда истерика, подчиняясь заботливым рукам бойфренда и его губам, мягко собирающим слезы с покрасневшего и опухшего лица Пита, немного отступила. — Я никогда так себя при нем не называл, его кто-то этому научил.       Вегас замялся и отвел взгляд. Пит широко распахнул глаза, вспомнив, каким уставшим за завтраком казался Макао и как душераздирающе зевал Вегас. Понгсакорн, не сдержавшись, сдавленно рассмеялся сквозь остаточные слезы и прислонился лбом ко лбу любимого мужчины, шепча:       — Ты дурак. И Као тоже. Конспираторы хреновы. Но я вас обоих очень, очень люблю, слышишь?.. И спасибо. Я не ждал этих слов, но мне они были нужны. Спасибо, Вегас…       — Не шепчи мне так в губы, зверушка, а то порнуху ребенок все-таки посмотрит, — отмахнулся Вегас и поцеловал Пита в лоб. — Мне нужно идти, я и сюда-то пришел сказать, что Кинн будет ждать меня в «Отце Игнасио» через сорок минут — ебаные итальянцы, чтоб им всем. Меня сегодня не будет до полуночи в лучшем случае, не скучайте тут. И прекрати реветь, ты ребенка пугаешь.       — Будь осторожен, надень бронежилет и возьмите те стволы, что проверил пи’Смолл. Прикрывай спину Кинну, хорошо? Порш нам головы скрутит, если с его драгоценным муженьком что-то не то случится.       — Угу, люблю тебя, — пробормотал Вегас, чмокнул Пита в губы, ссадил их с ребенком на пол и ушел по делам, собрав бумаги с пола в неряшливую кучку.       Пит остался один на один с малышом и осознанием, что он теперь полноценный родитель, раз его называют папой. В груди все еще что-то переворачивалось, ныло, рвалось по живому и срасталось заново. Он мог бы долго копаться и исследовать изменения в режиме реального времени, но ребенка требовалось накормить обедом и зацеловать, успокаивая после истерики взрослого. Пит, едва только взял кроху на руки, решил для себя, что костьми ляжет, но не будет повторять ошибок своих родителей. И пусть страх облажаться, подвести, сделать что-то не так и поранить доверчивого ребенка то и дело сжимал горло холодными когтями, Пит знал, что справится и выдержит, ведь теперь у него появился не только взрослый и по большей степени автономный подопечный в лице Макао, но и маленький комочек любви и света, зовущий его — убийцу, цепного пса и палача — папой.

***

      — Пи’Пит, пи’Пит, нам срочно-срочно-срочно нужна твоя помощь! — Макао налетел на мужчину ураганом в человеческом обличье, тормоша и встревоженно заглядывая в глаза, для чего даже немного согнул колени. Они остановились прямо у окна, завешанного легким полупрозрачным тюлем, посреди коридора, ведущего в гостиную. Пит машинально осмотрел Макао с ног до головы, ища свежие раны, но, помимо очевидного волнения, отклонений не нашел.       — Что такое?       — Мой друг, помнишь, я о нем говорил? Его в школе Хрюшей и Свинкой дразнили? Он у нас был пару раз дома, мы проекты вместе делали, мелкий такой, очкарик, глаза светлые.       — Лиам Сувванарат? Помню, конечно, а что такое? Нужно его еще раз проверить? И, Као, я все еще не уверен, что дружба с племянником главного прокурора страны может пойти тебе на пользу.       — Я уже давно его сам проверил, пи’Пит, и Ким тоже, а ты знаешь его ебанутую дотошность. Тут другое. Лиам… Он может у нас дней пять-шесть пожить? Хоть в моей комнате, он никого не побеспокоит, честно. Очень надо!       — Видимо, дело и впрямь серьезное, раз ты решил пустить его в святая святых. Что за срочность? Пока не скажешь, с места не сдвинусь, — в противовес словам, Пит опустил Вениса на ножки, и тот, уже научившись твердо стоять и даже громко топать, хоть и недалеко, тут же принялся вразвалочку бродить у них под ногами.       — Дома ему сейчас будет не очень, да и Ким… ты же в курсе уже, да?       — В курсе, — Пит созванивался по видеозвонку с Поршем меньше часа назад и все еще был под впечатлением от рычащих ноток, пробивающихся в голосе расстроенного и вместе с тем рассерженного друга.       Пит никогда не был близок к Киму, как, например, покойный Биг, но даже ему было откровенно жаль парня после настолько жестокой экзекуции. По словам Порша, Ким из-за рассечений на стопах почти не мог ходить, передвигаясь на обезболивающих и упрямстве. А еще Пит держал в голове, что в последнее время Ким и Макао сблизились, а Лиам все время был рядом с ними, так как учился в параллели с Макао и ходил на те же подготовительные курсы в университете, что и Че с Као. Сам юноша в прошлую встречу вызвал у Пита желание пожалеть и защитить, но мужчина привык по три раза проверять, прежде чем подпустить кого-то так близко. Единственный раз система дала осечку с Вегасом, но там Пит делал скидку на неподходящие условия и экстренную ситуацию.        — Ладно, я все еще раз проверю, а ты…       Из гостиной послышался звонкий смех Вениса. Пит, не медля ни секунды, ввалился в комнату, отработанным до автоматизма движением схватившись за взведенное оружие. Лиам устроился на диванчике, широко раскрыв руки в стороны, а Венис, хохоча и переваливаясь, как маленький пингвинчик, целеустремленно топал ему навстречу. Добравшись до парня, он схватился ладошками за протянутые к нему руки и попытался залезть Лиаму на коленки.       — Кто у нас тут смешинка, м? Макао много о тебе рассказывал, говорил, у них дома живет кроха со сладкими щечками. Неужели это ты? Я Лиам, а ты Венис, да? Твой папа тебе классное имя дал, вырастешь, оценишь. Какая ты умница, сам ко мне притопал! Давай-ка сядем поудобнее и возьмем динозаврика. Я не знаю, как он правильно называется, но мы можем назвать его цвет. Видишь, это зеленый. А вот эта машинка красная и черная. Она называется пожарная, на ней храбрые и сильные люди тушат пожары.       — Заебатый из него, конечно, воспитатель вышел бы, зря он на компьютерную инженерию поступать собирается, — Макао, как зачарованный уставился на Лиама, самозабвенно воркующего с развесившим ушки Венисом. В темных глазах подростка отражалось нечто совершенно новое для него, что-то, чего Пит распознать пока не мог.       Венис, обычно сторонящийся незнакомых людей, на руках Лиама сидел, как влитой. Тыкал коротким пухлым пальчиком в игрушки, требуя называть цвета, цеплялся за маленькие ладони парня, оглядывался на него в поисках поддержки или похвалы, если правильно показывал называемый цвет. Лиам щедро ею делился и осыпал Вениса десятками ласковых слов. Его голос сделался мягким и вкрадчивым, он не стеснялся хвалить Вениса за маленькие победы и обращался с ним умело и бережно. Пит вспомнил о горе непрочитанной документации по последней сделке Вегаса, ждущей его в кабинете и растущей с каждым часом. Покосился на Макао, глядящего на одноклассника и брата, как на еще одно чудо света. И прямо спросил, наконец распознав странное выражение в чужих глазах:       — Он тебе нравится? Вы встречаетесь?       — Нет. Мы слишком разные, чтобы встречаться, — с усилием произнес Макао и отвел взгляд в стену над головой Лиама. Он разом сделался меньше, тише, бесцветнее себя обычного, с головой выдавая, что чувства все же есть.       — Эй, Као, он, конечно, племянник главного прокурора, но как человек вроде неплох. Венис к кому попало на руки не идет, еще и так легко. Может, все-таки попробуешь? Не думаю, что после меня, Порша и Че положение партнера в обществе играет для Тирапаньякулов какое-либо значение.       — Кто сказал, что это он недостоин быть моим парнем? — Макао поднял на Пита больной, усталый взгляд, совершенно ему несвойственный. И тоже печально знакомый — Кинн иногда смотрел так на Порша, когда лажал в отношениях и получал по рукам за попытки приблизиться. Да и Ким на Порче уже давно не смотрел иначе. Однако Пит и подумать не мог, что их язвительный, наглый, дерзкий, ничего не боящийся Макао может выглядеть таким неуверенным и демонстрировать этот сломанный, отчаянный взгляд.       — Макао…       — Не важно. Это только мои проблемы, ладно? Не говори ничего хиа’, я сам справлюсь. Просто разреши Лиаму тут пожить. Он не причинит вреда, я клянусь, глаз с него не спущу.       — Прикажу подготовить спальню рядом с твоей, — принял решение Пит, бросив короткий взгляд на Лиама и увлеченного Вениса, добравшихся до цветных детских книжек. Подступив к подопечному вплотную, мужчина положил руки на твердые, не по возрасту широкие плечи и заговорил со всей уверенностью, что только смог в себе отыскать: — Макао, ты хороший парень и заслуживаешь самого лучшего бойфренда. Если твое сердце выбрало Лиама — отлично, я приму это и постараюсь помочь, чем смогу. Не бойся просить меня или Вегаса о помощи, если она нужна.       — Дай мне немного времени. Я ценю твою поддержку, пи’Пит, но хочу разобраться сам, — твердо ответил Макао и убрал с себя руки Пита, тепло сжав их напоследок. — Иди работать, я помню, у вас важная сделка на носу. Я за ними присмотрю, мы в детской будем.       Пит удалился в кабинет и потерял счет времени, возясь с бумагами и сопоставляя отчеты разных работников, дабы выделить ключевую информацию и как можно лучше позаботиться о безопасности Вегаса во время предполагаемой сделки. Когда он выполз из кабинета через четыре с лишним часа, разминая ужасно затекшие плечи и спину, выяснилось, что Лиам без проблем уложил Вениса на послеобеденный сон. Пит сначала глазам не поверил, когда увидел своего малыша, сладко посапывающего в кроватке в компании пушистой пчелки и включенной радионяни — укладывался Венис обычно только с Питом и только после долгих укачиваний и колыбельных. В комнате Макао парни голова к голове делали какой-то проект: Лиам объяснял, то и дело листая учебник и слайды на ноутбуке, а Макао внимательно слушал, хмурясь по-Вегасовски. Радионяня стояла между ними на столе.       Пит тихо прикрыл дверь, приготовил на кухне полдник в виде порезанных свежих фруктов и отнес миску в комнату, получив взамен две улыбки: усталую от Макао и светлую, благодарную от Лиама. Юноша стыдился своего положения изгоя в родной семье и стеснялся того, что дружба с Макао расцвела так быстро и ярко. Присмотревшись, Пит заметил быстрые, оценивающие взгляды из-под ресниц, бросаемые Лиамом на Макао. И то, как парень прятал их, делая вид, что просто любопытствует. Улыбнувшись неловким, таким искренним и по-своему красивым чувствам подростков, Пит сообщил, что гостевая комната готова и можно заселяться хоть сейчас. Выйдя за дверь, он услышал шорохи, ворчание, чавканье Макао, как всегда захапавшего всю миску себе и тихий голос Лиама, продолжающий прерванный рассказ.       Спустя три дня Пит с удивлением обнаружил, что начал высыпаться. Лиам легко перенял часть нагрузки с Венисом, развлекая, кормя и укладывая подопечного спать. Малыш тянулся к улыбчивому парню, всегда радовался его приходу, слушался даже больше, чем профессиональную няню и Вегаса вместе взятых. Из-за вмешательства Лиама у Пита высвободилось несколько вечерних часов, которые он мог потратить на отдых, саморазвитие, помощь Вегасу или тренировки в зале. Как же сладко оказалось снова сесть на тренажеры и почувствовать в теле пробуждающуюся силу! Даже либидо расцвело, и Пит сам утащил Вегаса в спальню после ужина, соблазнив на раунд взаимной мастурбации в душе и ослепительно горячий секс после.       Раскрытие правды о родстве кузенов с родом Тирапаньякул, вернее, его полном отсутствии, Вегас воспринял куда спокойнее Пита. Последний без промедления начал готовиться к затяжному конфликту, обновил охранные протоколы и перепроверил оружие и доступ к нему. Он пытался учесть каждую мелочь, предсказать любой исход и подстраховаться со всех сторон, по максимуму защитить свою семью. Вегас, несколько дней проведший в глубокой задумчивости, сообщил после ужина небрежно, в формате обыкновенного разговора о поставках алкоголя или оружия, что не собирается лезть на территории главной семьи — ему с головой хватает своих проблем. Пит выдохнул, немного расслабился и заверил, что поддержит любое решение Вегаса. Он был нежно привязан к Танкхуну, поддерживал крепкую дружбу с Полом, Поршем и Армом, но Вегас, Макао и Венис теперь стояли для него на первом месте. Пит не говорил вслух, но он был эгоистично рад, что не пришлось становиться меж двух огней.       Макао и Вегас с утра пораньше уехали на семейные разборки, хорошо вооружившись и взяв самых надежных охранников. Пит не без оснований подозревал, что этот день кхун Корн не переживет — видел мельком содержимое пары папок, которые кропотливо и осторожно собирал на дядю Вегас в течение нескольких месяцев. Увиденное поражало размахом, дерзостью и продуманностью — Корн умел стоять на самом краю, балансировать на лезвии, рисковать и выигрывать. Увы, он заигрался в бога, пытаясь вылепить из своих детей идеальных наследников, по итогу только сломав и искалечив их.       Раньше, до Вегаса и усыновления ребенка, Пит не задумывался о семье, роли родителя и воспитателя. Теперь же, получив на руки годовалого ребенка и весьма активного подростка, Пит многое переосмыслил, и уже не мог относиться к Корну с прежними пиететом, уважением и восхищением. Им на смену пришли отвращение, презрение и непонимание, как можно так жестоко поступать со своими собственными, пусть и выросшими уже, детьми. Пит не мог не признавать, что ему самому Корн и Чан в свое время крупно помогли — вытащили за шкирку с бесперспективного острова, дали кров, деньги и связи в обмен на преданность и качественно выполненную работу. Пит старался быть благодарным, иногда возносил молитвы в храме за поправляющегося где-то во Франции Чана, но Корна понять и простить все равно не мог.       Потерявшись в подготовке к дню Х, Пит упустил даты и всерьез задумался, что давненько не слышал ничего о Лиаме, уже когда прошло трое суток после ухода юноши из их дома. Лиам Питу родным не был, однако мужчина не мог отрицать, что парень стал близок не только Венису, но и им всем. В их окружении катастрофически недоставало людей, готовых быть верными просто так, а не из выгоды, и Пит задумался, как можно вернуть парня к ним хотя бы на пару часов в день. Впрочем, все разрешилось раньше, чем он мог предположить — Макао, Ким и Че сами привезли Лиама. Избитого, несчастного, потерянного и отчаянно храбрящегося.       — Лим! Лим! — увидев дорогого друга, Венис шустро сполз с дивана и добрался до присевшего на колени парня всего за минуту, побив личный рекорд.       — Скучал без меня, смешинка? — нежно заворковал Лиам, стараясь не показывать боли при ребенке, чтобы не пугать.       Пит, как опытный боец и профессиональный телохранитель, не мог не заметить следы жестокого обращения на лице и руках юноши, да и ребра тот явно старался беречь и не торопился поднимать малыша на руки, как делал обычно.       — Врача, немедленно, — приказал Пит ближайшей горничной и попытался забрать у Лиама ребенка. Венис уперся и уговорить его отцепиться и дать врачу осмотреть гостя удалось только с третьей попытки.       Выслушав невеселый рассказ Кима, Макао и Лиама, Пит принял решение за доли секунды. Перед глазами мелькали вспышки из прошлого: вскинутый вверх кулак отца, хлесткие пощечины, которые Пит получал по поводу и без, летящие в него легкие и не очень предметы, подворачивающиеся под руку разгневанному родителю, и прочие «счастливые» моменты, из-за которых подросший Пит связал свою жизнь с насилием и мафией. Предлагая парню медицинскую помощь, спальню и содержание в обмен на уход за Венисом, он не только потворствовал желаниям Макао, бросающем однозначно взволнованные, приязненные, нежные взгляды на избитого Лиама, но и преследовал свои, более низменные цели. Иметь хотя бы пару часов в день для себя, получить вовлеченную и заботливую няню для Вениса, наладить личную жизнь, помочь Лиаму поверить в себя и защитить его от домашнего насилия. Бонусом шел тот факт, что чем ближе друг к другу находятся Макао и Лиам, тем больше у первого шансов завоевать сердце второго.       С последним даже усилий прикладывать не пришлось, Че все сделал за них, филигранно подтолкнув парней к началу отношений. Макао кота за яйца тянуть не стал, демонстрируя семейную решительность и готовность идти к цели, невзирая на препятствия. Макао смотрел на Лиама, как на недосягаемое чудо и свет всей своей жизни. Вслух острил, каламбурил, подкалывал, а когда Сувванарат отворачивался, смотрел, как побитый пес, выпрашивающий милость у хозяина. Макао мог с легкостью разыгрывать балагура и клоуна в школе, укладывать на лопатки чемпионов муай-тай в спортзале, выбивать в тире 10 из 10 даже по подвижным мишеням, но не умел и не хотел притворяться перед семьей. Он не скрывал, что глубоко и прочно влюблен, но не давил на Лиама, позволяя парню самому выбирать комфортный темп и скорость отношений. Показывал, рассказывал, веселил, приручал к себе, но не шел напролом, вызывая у Пита всплеск чисто отцовской гордости за хорошо воспитанного сына.       Одно только исполненное нежности и какого-то особенного шарма «лапки», сказанное парнем в адрес Лиама, многого стоило. Макао почти сразу уволок гостя в спальню, и Пит, глядя им вслед и укачивая раскапризничавшегося Вениса, подумал, что вторая спальня им, кажется, не понадобится — Макао больше не отпустит партнера от себя.       Произошедшее за семейным столом оставило на Пите неизгладимый след. Сначала Вегас и Кинн поговорили, как простые люди — спокойно, нейтрально, без взаимных обвинений, угроз и пистолетов в голову. Потом Вегас при всех назвал Пита мужем, так легко, будто это был уже давно утвержденный факт. Следом они узнали про прошлое Изабель, ее нерожденную дочь от Корна и глобальные изменения в семье. Пит всем сердцем жалел Тирапаньякулов — разбитых, сломленных предательством «отца», но подходить и утешать не решился, помня про свое подчиненное место в главной семье. Да и, к счастью, мужчин было кому утешить и без него. Плачущего Кхуна нежили с двух сторон Арм и Пол, расклеившегося Кинна поддерживали Порш и Нампын. Ослабленного, уязвимого, как никогда открытого Кима окружили Че, Лиам и Макао. Пит гордился воспитанником — тот не только проявил дружелюбие и чуткость к сводному кузену, но и умело поддерживал чуткого, эмпатичного Лиама, не давая пропускать чужие эмоции сквозь себя и окончательно расклеиться.       После настолько сильных, разрушительных потрясений им всем требовалось время на восстановление. Лиам, сидящий на больничном до конца недели из-за пострадавших ребер и переломанных пальцев, помогал Питу с ребенком днем, а по вечерам подтягивал учебу и ласкался с Макао, вернее, все чаще позволял ему зажимать себя по углам для объятий и поцелуев. Пит и не думал ругаться или ворчать, мельком натыкаясь в коридоре на переплетенные в объятиях фигуры. Два подростка, дорвавшихся друг до друга, бушующие гормоны, желание быть как можно ближе, проникнуть под кожу, пометить, присвоить — разве могло быть как-то иначе? В свое время Пит не испытал подобных переживаний в силу сложности работы и семейного положения, но вот их с Вегасом «медовый месяц» после больницы сильно напоминал нынешнее поведение младших. Поэтому он без колебаний занял позицию наблюдателя, разве что отвел Лиама в сторонку в один из вечеров и протянул пару нераспечатанных тюбиков. Тот рассмотрел этикетки, смутился и покраснел до самого лба:       — Эй, Лиам, здесь нет ничего такого, чего стоило бы стесняться. Ты ведь пассив, верно?       — Мы еще… Мы еще не доходили до конца. Но да, пассивом буду я, —пробормотал Лиам, не зная, куда деть руки и смятенный взгляд.        — Вот, возьми. Это от трещин, если вдруг появятся. А это от синяков. Макао уж очень плотоядно на твои полушария смотрит, узнаю взгляд. Лиам, то, что я сейчас скажу, очень важно, пожалуйста, выслушай и хорошенько запомни, — Пит дождался, пока парень спрячет в карманы подарки, и постарался вложить в голос всю уверенность и влияние, что только смог в себе отыскать: — Ты живешь в нашем доме на полном обеспечении, но ты не прислуга и не раб, ты бойфренд младшего господина со всеми доступными положению привилегиями. Если Макао сделает что-то не так, если он причинит тебе боль или дискомфорт, сразу говори. Сначала ему, но, если на третий раз не сработает, приходи ко мне. Лиам, это правда важно, Макао должен понимать, что ты не секс-кукла и не манекен для его хотелок. Если тебе не нравится какая-то практика, если ты захочешь остановиться, сразу же говори ему, не молчи. В сексе все должно быть только по взаимному согласию, иначе любовь превращается в насилие.       — Он не… он ласковый. Правда, ласковый. И заботится обо мне, — покраснел Лиам еще сильнее, но голос его звучал уверенно: — Макао меня не обижает.       — Хорошо. В случае чего, ты не должен бояться его осекать. Вы должны друг другу доверять, нужно на берегу учиться говорить о своих желаниях и возможностях. Потом может быть поздно.       — Спасибо вам. За все, — Лиам низко поклонился, складывая руки в вай. Пит принял почести и шагнул вперед, осторожно обнимая парня за покатые полные плечи, чтобы не причинить боли в поврежденных ребрах.       — Все хорошо, ребенок. Я должен сказать тебе спасибо тоже, ты стал моей правой рукой во всех делах, связанных с Венисом. Я очень это ценю и всегда рядом. Не бойся обращаться, я не кусаюсь, и Вегас тоже.       Их откровения прервал незапланированный визит старшего поколения семьи Сувванарат. Лиам испугался при виде родителей так сильно, что Пит невольно потянулся к оружию в кобуре на поясе. Сумали и Тиннакорн производили впечатление блистательных, прилизанных, неприкосновенных представителей элиты, высшего общества, куда доступ простым смертным надежно закрыт. Ухоженные, моложавые, привлекательные и знающие себе цену — оба смотрели на окружающих, как на мух, портящих атмосферу нелепым жужжанием. А вот их дети смогли приятно Пита удивить — Убон, красивая длинноволосая девушка, очень похожая на мать со слезами на глазах бросилась растерянному Лиаму на шею. Из лихорадочной, то и дело срывающейся речи Пит и Лиам с трудом вычленили главное: девушка очень скучала и волновалась за старшего брата. Мальчик же, Пакорн, топтался рядом с ними, как косолапый, неуклюжий, но симпатичный медвежонок, с нескрываемой тревогой поглядывая на растерянного Лиама. И они бы еще долго так стояли, не решаясь прервать момент, но из школы в срочном порядке примчался Макао, предупрежденный или Кимом с Че или кем-то из телохранителей семьи. Он защищал своего партнера, как тигр, и Пит снова поймал себя на мысли, что гордится выросшим из Макао молодым мужчиной так сильно, будто пестовал и воспитывал его с самого детства.       От жестоких, обидных, хлестких слов Сумали даже много повидавшему Питу стало не по себе. Макао был готов рвать родителей бойфренда голыми руками, и, не будь с ними детей и самого Лиама, он бы так и сделал — Пит хорошо различал решимость и приглушенную ярость в раскосых глазах и закаменевших плечах подопечного. Впрочем, после всего услышанного, мужчина не стал бы его осуждать или останавливать. Внимание Пита было обращено больше к притихшему, задумчивому и предельно серьезному Вегасу, чем к бушующему Макао. На лице Корнвита отражалась застарелая боль, в глазах мелькали острые, ранящие осколки воспоминаний, о которых он не говорил даже Питу. Не потому, что не доверял, просто не готов был делиться тем, что сломало его похлеще Кана. Пит хоть и видел странные, осторожные взгляды, бросаемые порой на него, Макао или Вениса, осознанно ничего не предпринимал, молчал и ждал. Он четко различал границы их с Вегасом отношений и не собирался лезть, куда не просят. Зато, чтобы не терять времени зря, Пит бросил все силы на борьбу с мелкими комплексами партнера, вроде злосчастного «господина второго», прицепленного Корнвиту на спину Каном и Корном на манер мишени, и глупого, необоснованного страха, что его не за что любить.       Пит легко, играючи подметил, как что-то всепоглощающее, огромное, пугающее переворачивалось в душе Тирапаньякула прямо у них на глазах. Он, настроенный на почти-мужа, как приемник на радиоволну, улавливал изменения всеми доступным «радарами»: и глазами, и душой, и развитой благодаря Танкхуну интуицией. Поэтому не стал мешать, когда Вегас приказал охране оглушить родителей Лиама и унести в защищенные и закрытые покои для приватного разговора по душам уже без детей. Поцеловав Пита в висок, еще более задумчивый и погрустневший Вегас удалился вместе с Кинном, оставив детей на Порша, Пита, Кима и Че.       Пока повар накрывал на стол, а Порш и Че трещали с детьми, понемногу вытаскивая из них более личную и правдивую информацию о семье Сувванарат, Макао, не став затягивать серьезный разговор, отвел Пита в сторонку и, проникновенно глядя в глаза, спросил в лоб:       — Ты же понимаешь, к чему все идет, да?       — Понимаю, не дурак, — усмехнулся Пит и взъерошил волосы парня, сбивая градус напряжения. — Я прикажу подготовить спальни и проверить связи их родителей. Что-то мне подсказывает, конечно, что Вегас разберется и сам, но лишним не будет. Сможешь за ними присмотреть? Дети выглядят потерянными и забитыми.       — Постараюсь. Не обещаю, что выйдет хорошо. Ты же знаешь, эмоции — не самая сильная моя сторона, — Макао нервно расправил широкие плечи, хрустнул суставами на пальцах и покосился на заплаканного Лиама: — Слушай, а можно я его к себе в комнату насовсем заберу? Ему сейчас не помешает человек рядом, да и мне так спокойнее будет.       — У него спрашивай. Я, если что, не против, Вегас, думаю, тоже. Только будь с ним осторожнее и мягче. Не дави, Као, ты иногда берегов вообще не видишь. Ему сейчас больно и плохо, будь с ним ласковым.       — Знаю, поэтому и стремаюсь. Ладно, пошли, мелкие сами себя не накормят.       Пит, понаблюдав за детьми полчаса, сделал неутешительные выводы об их родителях и качестве жизни в целом. На опыте Тирапаньякулов он выучил, что дорогая одежда и хорошая школа — далеко не все, что требуется детям, чтобы расти в любви. Пит не был слепцом и видел, с каким восхищением Пакорн смотрит на Макао и Лиама, и как робко, осторожно, самыми кончиками красиво очерченных губ улыбается болтливому, добродушному Поршу Убон. Оба ребенка боялись сделать лишнее движение, чтобы не нарваться на трепку, и это вызывало внутри Пита почти забытые, запертые в самой глубине горькую, отравляющую ненависть к кому-то и острое желание отомстить и причинить равноценную боль. Пит научился терпеть несправедливость в своей адрес, он давно повзрослел и зачерствел душой, но со стороны видеть, как обижают тех, кто не может за себя постоять, как топчутся грязными ботинками по наивным детским душам, оказалось невыносимо.       Поэтому, когда злой, как ракшас, Вегас с осколками того пугающего и незнакомого чувства в глазах предложил на время оставить детей у них, Пит глубоко и влажно поцеловал его в губы, не стесняясь присутствия Кинна, и сообщил, что спальни уже готовы. Вегас облегченно улыбнулся и пообещал самостоятельно разобраться со всеми сопряженными с переездом проблемами. Пит сцедил усмешку в кулак: теперь они словно местами поменялись, и уже Вегас уговаривал его оставить детей и обещал все уладить, чтобы бойфренду не пришлось напрягаться лишний раз.       Первые пару недель дети дичились их, очевидно и неприкрыто. Пит прикладывал все возможные усилия, чтобы маленькие гости почувствовали себя в безопасности. Налаживал быт, пытаясь лавировать между общим пространством и личными территориями. Прокатился в школу Макао и Лиама, подавая документы Убон. Школу Пакорну менять не стали — Пита и Вегаса вполне устроили преподаватели и отзывы об этой государственной структуре. И Убон, и Пакорн, стоит признать, очень старались вписаться в семью и лишних проблем не создавали. Неукоснительно выполняли немногочисленные правила, вроде оговоренного заранее отбоя и наличия телохранителей при выходе из дома. Иногда возились с Венисом, помогали убирать его игрушки, без проволочек согласились заниматься в зале с телохранителями. Пакорн робко, осторожно тянулся к Макао, почему-то найдя в язвительном, грубоватом парне опору, и тот не стал отказывать, гоняя мальчика по самым простым связкам и легким тренажерам. Убон же больше наблюдала, оценивала, делала выводы, попутно помогая Питу следить за хозяйством. Девушка все еще ела очень мало и в основном диетическую пищу, хотя от участия в конкурсе красоты отказалась. Говорила редко, но метко, одевалась скромно, из дома, помимо школы, практически никуда не выезжала. Пит даже забеспокоился — детям он хотел только добра, и намеревался избегать всех возможных проблем, в том числе, и с социализацией.       Времени друг на друга у них с Вегасом снова стало унизительно мало, да и новые обязанности накладывали свой отпечаток. Начать хотя бы с того, что Пит каждое утро подрывался с постели в половине шестого ради приготовления детям обеда в школу. Не то, чтобы его кто-то заставлял или подопечные просили об этом — Пит просто не мог иначе. Ему казалось очень важным сделать так, чтобы в течение загруженного и сложного школьного дня ребята видели физическое подтверждение тому, что их ценят и ждут дома.       Пит по своей воле стал тем, кто разбирался со счетами, меню, продуктами, канцтоварами, одеждой и прочими мелочами. Помогал Пакорну делать домашние задания, если у того совсем уж что-то не выходило. Нянчился с Венисом, продолжал заботиться о безопасности семьи. Нашел самых надежных телохранителей для детей, и лично поговорил с каждым, забраковав нескольких претендентов. Вегас пытался помогать, иногда даже вставал вместе с Питом и делал детям обед, но только по собственному желанию — Понгсакорн не собирался перевешивать на и без того зашивающегося со сделками и бизнесом Вегаса пятерых детей.       Размолвка Макао и Лиама больно ударила по только-только устоявшемуся покою в доме. Оба парня почти не смотрели друг на друга, общались кратно меньше, не оставались наедине, каждый вечер расходясь по своим комнатам. Чуткому к семейной атмосфере Питу это, разумеется, не понравилось, и он подошел сначала к более общительному Лиаму, поймав его за перестиланием детской кроватки:       — Лиам, скажи, пожалуйста, что случилось? — начал он издалека, надеясь, что парень поймет намек и пойдет навстречу.       — А что такое, пи’Пит? Все же хорошо вроде бы, — не поддался Лиам, и Пит вздохнул, предчувствуя долгое и муторное выяснение отношений с упрямыми подростками.       — Ты грустишь, я же вижу. Вы с Макао больше не обжимаетесь по углам, он тоже ходит хмурый и потерянный. Он облажался, да? Сделал что-то не так?       — Нет, — после очень долгой паузы ответил Лиам, все еще не поворачиваясь к Питу лицом, хотя и бросил подушку, так и не заправив ее в наволочку до конца. Мужчина даже со своего места видел, что парень вцепился в деревянные прутья детской кроватки до побелевших пальцев, но голос его оставался учтивым и мягким: — Все хорошо, пи’Пит, правда. Макао не сделал ничего такого, чего я бы не разрешил. Это временные трудности, скоро все наладится, не беспокойся. Прости, если заставили нервничать.       — Лиам, ты мне не чужой. Если в чем-то сомневаешься или тебе нужен совет или помощь, только скажи. Я помогу всем, чем смогу, — как можно более уверенно и проникновенно проговорил Пит, и на пару секунд ему показалось, что Лиам сломается и расскажет. Но тот быстро взял себя в руки и повернулся, цепляя на лицо непринужденную и насквозь фальшивую полуулыбку.       — Не нужно беспокоиться. Все будет хорошо, пи’Пит. А где смешинка?       Пит, не привыкший сдаваться так рано, пошел к Макао, отловив его на тренажерах в гордом одиночестве. Присев на скамейку рядом с размеренно жмущим штангу юношей, Пит бросил взгляд на вес и присвистнул: с каждой стороны тот навесил по тридцать пять килограмм. Вены на руках Макао вспухли от усилий, на обнаженной смуглой груди выступили крупные капли пота, но он не останавливался, размеренно поднимая и опуская снаряд. Пит насчитал пятнадцать жимов и фыркнул про себя, понимая, что парень просто оттягивает разговор. Наконец Макао повесил снаряд на крепления и вылез, вытираясь и без того мокрой футболкой, вежливо поданной Питом.       — Макао, что между вами происходит? — в лоб спросил мужчина, подобрав стратегию согласно характеру подопечного. — Я уже забыл, когда последний раз видел, как ты Лиама по углам зажимаешь. Вы поссорились?       — Нет, это же Лиам. Чтобы с ним поссориться, прям заебаться нужно, а я не мазохист, — хмыкнул Макао, но глаза спрятал, не давая рассмотреть, что творится у него на душе. — Все окей, пи’Пит. Мы сами разберемся.       — Ты облажался, — Пит не спрашивал, а утверждал, успев хорошо изучить Тирапаньякулов и их характеры. Макао прямо у них на глазах наказывал сам себя жестокими, выматывающими занятиями в зале, тяжелыми спаррингами с охранниками, не-прикосновениями к Лиаму, от которого раньше не мог рук оторвать. И Пит очень хотел узнать причину и помочь двум юным упрямцам найти дорогу друг к другу. Ну или хотя бы понять, где рванет, чтобы успеть предотвратить совсем уж масштабные разрушения.       — Да, ты прав. Я облажался, — Макао прикрыл глаза и опустил футболку, бессильно свесив обе руки. — Я виноват перед ним, мне стыдно и плохо. Но это только моя проблема, не лезь в это, прошу тебя.       — Он тоже страдает, Као, — возразил Пит и подметил, как гримаса боли, словно судорога, прошла по красивому круглому лицу юноши.       — Я знаю. От этого только хуевее.       — Что ты сделал?       — Я не… Не лезь в это. Я разберусь сам, просто не мешайся, — отрезал упрямец и быстро покинул спортзал, буквально уходя от разговора.       Как ни странно, негативные эмоции Лиама высвободил Вегас. Именно в его грудь парень рыдал, именно с ним поделился сомнениями, страхами и болью. Питу пришлось приложить немало усилий, чтобы убедить Вегаса не бить Макао лицо прямо на месте — Корнвит тоже успел серьезно привязаться к Лиаму и воспринял его боль близко к сердцу. Пит же собирался обойтись без кровопролития, не считая его необходимым в данной ситуации, хотя и сам испытывал двойственные чувства. Видел, какими глазами Макао смотрел на своего парня, да и из головы не шли слова Кима о ходьбе по лезвию и «правильном», единственном человеке. Реакция Макао в тот момент была слишком откровенной и показательной — страх, что его потаенные эмоции выставили напоказ, опаска из-за возможной реакции Лиама, обожание к нему же, когда юноша пояснил, что между ними все по-прежнему хорошо. Что-то не сходилось, не давало Питу покоя, подталкивало к мысли, что они видят не всю картину, и обвинять Макао во всех грехах рано.       В отличие от него, Ким медлить не стал и поговорил с кузеном как умел — при помощи кулаков и кошачьего рассерженного шипения сквозь зубы. Несмотря на страстное увлечение музыкой, Кимхан считался одним из лучших рукопашников обеих ветвей семьи и знал, как одним ударом непоправимо навредить человеку. Впрочем, кузена он бил словно в полсилы, хоть и не жалел явно. Куда более странной выглядела реакция самого Макао, которую Пит отследил по видеозаписям с камер: парень не сопротивлялся. Отмахивался кое-как, осознанно пропускал удары, позволял Киму срывать злость, будто снова наказывал самого себя чужими руками. И все это с таким несчастным выражением лица, что Кимхан сдался раньше времени и не стал доводить драку до конца. Сплюнул на татами под ноги избитому кузену и ушел к Че, от души шарахнув дверью спортзала.       Пит смог убедиться, что его чуйка работает без сбоев, уже через полчаса. Дети, не без помощи Вегаса, наконец смогли поговорить откровенно, высказать накипевшее, помириться и успокоиться в объятиях друг друга. Как Пит и подозревал, Макао не изменял Лиаму. Одна мысль об этом вызвала у Тирапаньякула искреннее возмущение, даже гнев, вовремя усмиренный маленькими ласковыми ладонями. А Лиам — глупый недоверчивый мальчишка — был настолько не уверен в собственной привлекательности, что позволил комплексам и страхам руководить своими решениями. Судя по сдавленным стонам и шорохам, доносящимся из спальни Макао, следующие полтора часа ребята активно и со вкусом мирились, побуждая и в Пите зудящее под кожей желание найти Вегаса и соблазнить его хотя бы на межбедренный. Да, с появлением в доме детей им требовалось соблюдать большую осторожность — слова Макао о их недавнем сексе в подсобке тому подтверждение — но как же сильно Пит соскучился по своему мужчине и страсти между ними, всегда оставляющей весомые, яркие следы на его теле и чувство полнейшего бессилия и расслабленности.

***

      С каждым днем они сближались с детьми все больше и напоминали уже не простых жильцов одного большого дома, а настоящую, пусть разношерстную и странную семью. Пит выматывался до головокружений, но ни за что не променял бы радость родительства на прежние спокойные времена. Дети забирали много сил, возвращая сторицей заботу, улыбки, объятия и хорошие эмоции. Расширяли горизонты, требовали постоянного внимания и присмотра, дисциплинировали разум и прокачивали навыки домашнего менеджмента. Однако моменты, когда Убон и Пакорн переставали уворачиваться от протянутых в их сторону рук, или свободно обнимались друг с другом и Питом, когда шутили и смеялись, не боясь получить за это выговор, подсказывали, что он все делает правильно. Да и Вегас рядом с детьми медленно, но верно менялся — стал более взрослым, ответственным, серьезным. Из его слов и движений пропала леность хищника, играющего с добычей. В глобальном смысле он остался все тем же хищником, но теперь сосредоточенным на выживании, обеспечении безопасности и заботе о прайде, что особенно ярко проявилось после того, как Вегасу пришлось пойти на родительское собрание в школу Убон.       — Какого хрена, Пит?! Ненавижу эту блядскую школу, может, как только Као с Лиамом выпустятся, заберем оттуда Убон? — бесился мужчина, перед этим вытрахав из Пита всю душу.       — Если только она сама этого захочет. Вегас, не перегибай, ты должен учитывать и чувства Убон тоже. И эта школа — одна из самых защищенных в стране. Дай Вонграту еще один шанс, впереди каникулы, вдруг, они все же поправят косяки? И у Убон, по твоим же словам, в этой школе появились друзья. Та девушка, Юри, и мальчик с длинными волосами, сын Ли Хвансика. Такими связями не разбрасываются, может даже бизнес-партнером нашим станет, — Пит, успокаивая раздраженного Вегаса, как в воду глядел.       Уже через пару недель нужда в поваре практически отпала — Ли Вонхи или «киса Хи», как упорно звал его кроха-Венис, готовил в промышленных масштабах, порядком разгрузив Пита на кухне. Не то, чтобы они не доверяли нанятому повару, но у школьника получалось однозначно вкуснее. Вонхи оказался тихим, скромным, чутким, улыбчивым и очень добрым парнишкой. Если Лиама можно было назвать прирожденным воспитателем, то Вонхи напоминал заботливую и ласковую няню в яслях. На его руках Венис быстро успокаивался и часто хихикал, оправдывая данное Лиамом прозвище, перебирая в пальчиках длинные чернильные пряди. Да и готовил парень настолько вкусно, что Пит начал привыкать к корейской кухне, хотя Вонхи использовал и тайские рецепты тоже.       — Ты не устаешь работать на нас, малыш? — спросил мужчина как-то, сидя на кухне и пытаясь накормить капризничающего Вениса полдником, пока Вонхи суетился у плиты, убрав волосы под косынку и нацепив в шутку подаренный Вегасом фартук с ромашками. — Хочешь, будем платить тебе?       — Спасибо, не стоит. Я делаю это не ради денег, а из благодарности вам и любви к готовке. Кхун Вегас ведь теперь работает с отцом, а Као-хён помог мне в школе, теперь меня намного меньше задирают.       — Если тебе понадобится что-то, ты же знаешь, что можешь на нас рассчитывать? — уточнил Пит, вспомнив, как тяжело было ему самому в школе, когда ребята прознали, что его мать умерла, а отец по-черному пьет. Подростки жестоки и часто в своей ненависти к не-таким заходят намного дальше, чем позволяют приличия и даже уголовный кодекс. А этот мальчик — хрупкий, феминный, длинноволосый и безобидный — выделялся из толпы дальше некуда.       — Знаю. Спасибо. Того, что вы делаете для меня сейчас, уже более чем достаточно, кхун Пит.       Еще более странный диалог состоялся у Пита через пару дней, когда воодушевленный Таэчин потащил его на шопинг в компании Танкхуна.       — Тебе нужно срочно освежить образ, — безапелляционно заявил Тэ, ухватив Пита за руку и таща за собой по торговому центру, к счастью, не такому уж заполненному в будний день.       — Не нужно. Мне и так нормально.       — Если купишь пару костюмов, что я тебе найду, и наденешь в спальне, секс с Вегасом станет еще горячее, гарантирую, — подмигнул молодой мужчина, заговорщицки переглядываясь с неприкрыто потешающимся над ними Танкхуном. — Не хочу хвалить себя так нагло, но я кое-что понимаю в моде. И знаю, как завлечь мужчину одним только правильно подобранным нарядом. Позволь помочь тебе немного расширить горизонты? Будет небольно и весело, гарантирую.       — Вегас постарался, — закатил глаза Пит, но за Тэ послушно пошел. Ему требовался небольшой отдых от рутины, Тэ нуждался в дружеском общении после болезненного и обидного разрыва долгосрочных отношений, а Танкхун хотел зажечь в приятной компании. Пит не видел причин для отказа или капризов.       — Он тебя любит, — Тэ свернул в сторону ничем не примечательного одежного магазина для людей из «чуть выше среднего класса», проигнорировав дорогой и пафосный брендовый магазин напротив. — И ему хочется, чтобы ты блистал. Не для него — подозреваю, без одежды в спальне ты нравишься ему куда больше, чем одетым в самые именитые бренды. Он хочет, чтобы на тебя смотрели не как на телохранителя и опекуна пятерых детей, а как на красивого мужчину, который выбрал спутником жизни его, Вегаса.       — Наш котик Тэ хочет сказать, что кузену важно тобой хвастаться, — поддержал товарища Танкхун, лениво вороша ближайшую вешалку с рубашками. — Поэтому давай докупим тебе пару удобных и красивых вещичек и сделаем новую стрижку? После смены имиджа, поверь моему опыту, секс особенно горяч.       — Ладно, давайте, — сдался Пит и по привычке осмотрел магазин, ища ближайшие пути отступления и отмечая камеры. Пусть прошло порядочно времени с его побега к Вегасу, навыков телохранителя он не растерял, и не без оснований подозревал, что окажется более эффективным в бою, чем пара тренированных мужчин, приставленных Чаном к Танкхуну и Тэ.       Шопинг удался на славу. И секс после тоже — Танкхун знал, о чем говорил. Вегас и Пит в тот раз не трахались, они занимались любовью, томительно-долго, сладко, страстно. Вегас целовался влажно и глубоко, ласкал бойфренда с невероятной отдачей, улавливая малейшие желания даже раньше, чем тот успевал их озвучивать. После второго раунда, вместо того чтобы отдохнуть и прогуляться в ванную по заученному маршруту, Вегас сразу пошел на третий заход, размазывая Пита по кровати удовольствием и легкой, приятной болью. Ни с кем и никогда Пит не испытывал столько разных, сложных, потрясающих, будоражащих эмоций. Только Вегас кружил голову не хуже вина натощак, только он с первого же раза знал, куда и как нажать, чтобы Пит расслабился, забыл обо всем, подставился, отпустил контроль. И пусть Корнвит все еще считался главным палачом семьи, мог пытать и убивать людей, не смущаясь крови и без шуток наслаждаясь чужими криками боли и ужаса, с Питом он был неизменно осторожен и филигранно ходил по тонкой грани между удовольствием и настоящей болью.       Те следы от ремня на груди старшего, что Вегас оставил в припадке ярости, были самым жестоким, что он с ним делал. С тех пор Тирапаньякул всегда жестко останавливал себя на грани между удовольствием и настоящей болью, неизменно следил, чтобы в первую очередь Питу было хорошо, чтобы грань не переступалась с обеих сторон. В моменты их единения у Пита частично отключался мозг, оставалось только острое, пряное удовольствие, замешанное на привычной, знакомой, подконтрольной им обоим боли. Весь мир расплывался, терял очертания и плотность, оставались только они, обнаженные и морально, и буквально, безо всяких примесей и масок.       Пит обожал своего мужчину всей душой и чувствовал от него такой же сильный, бешеный отклик. Только насаженный на член Вегаса по самое основание, с горящими от шлепков ягодицами и недостатком воздуха в легких Пит чувствовал себя желанным, лелеемым, необходимым. Правильным.       Сладкая сказка пошатнулась и пошла крупными трещинами, когда рано утром их разбудил звонок школьного учителя Убон. Пит и Вегас сорвались в лагерь, волнуясь за подопечную, как за родную дочь. По пути Пит пытался успокоить посеревшего от тревоги Лиама и разъяренных Тирапаньякулов, но получалось так себе — у него самого внутри кипело и горело от гнева на малолетних идиотов.       Убедившись, что с Убон все в относительном порядке и непоправимого вреда ей нанести не успели, Пит взял себя в руки и пошел разбираться с наглым отребьем, слишком много о себе возомнившем. Поначалу парни не особо боялись его — худощавого, мелкого, невзрачного и с виду совершенно не опасного. Но когда Пит с нежной улыбкой выбил им суставы на ногах и руках парой небрежных, легких и тщательно выверенных движений, настроение в палатке резко изменилось. Хвансик не мешал, охраняя вход от непредвиденных свидетелей и наблюдая со стороны за тем, как Пит, по сути, пытает юных идиотов, покусившихся на его семью. Работая телохранителем с шестнадцати, Пит лучше многих знал, куда и как нажать, чтобы не оставить следов и вместе с тем причинить невыносимую боль.       — Вы свалите из школы по собственному желанию уже к началу семестра. Родителям своим скажете, что это вы во всем виноваты, перешли черту, возомнили о себе хуй пойми что, зарвались и прочее. Сами придумаете, мне плевать. Если я еще хоть раз узнаю — а я узнаю — что кто-то из вас приблизился к Убон, Лиаму, Макао, Юри или Вонхи ближе, чем на полкилометра, я изувечу вас так, что вы на всю жизнь из инвалидного кресла не встанете. И никто. Никогда. Вам. Не поверит. Скажите спасибо, что я сегодня добрый и мы на выезде, иначе кастрировал бы вас, долбоебы малолетние, прямо здесь, и мне бы ничего за это не было. Я все сказал, теперь они ваши, Хвансик-щи, — Пит с ослепительной улыбкой убрал руки, одной из которых давил плачущему от боли идиоту под ключицу, а второй зажимал ему же рот, чтоб не орал на весь лагерь. Хвансик выступил вперед с таким зверским выражением лица, что Пит поторопился выйти наружу. Он поглубже вдохнул сырой, прохладный из-за близости к воде воздух и достал сигареты, намереваясь скинуть остаточную злость и стресс проверенным способом.       — Спасибо. За то, что что приехали так быстро, — подошедшая вплотную Убон, больше похожая на призрак утопленницы, встала рядом, чуть пошатываясь от слабости и все еще зябко кутаясь в одолженную одноклассником спортивную куртку.       — Мы всегда придем к тебе на помощь, ты же наша семья, Убон, — отмахнулся Пит и затушил об утоптанную землю докуренную до половины сигарету, не желая дышать на девушку ядовитым дымом. — Их накажут, обещаю. Ты их больше не увидишь.       — Почему вы делаете для нас так много?.. Вы ведь не обязаны. И ты, и пи’Вегас нам чужие. Я понимаю, почему вы любите хиа’ — он ласковый и ладит с Венисом. Но мы с Корном всюду лишние, только проблемы вам делаем.       — Если меня чему-то жизнь и научила, Убон, так это тому, что семья — это не только те, кто дан тебе от рождения, но и те, кого ты выбрал сам. Мой отец годами пил и избивал меня и мою мать. Выставлял меня на ринг против заведомо умелых и сильных противников и ставил на мой проигрыш. Назло ему я начал побеждать, меня заметил и забрал к себе отец кхуна… кхун Корн. Вся моя жизнь, с самого раннего детства сопряжена с насилием, болью, пытками, драками и перестрелками. Даже Вегас успел отметиться на моем теле, еще когда мы не были вместе. Именно поэтому я сделаю все, чтобы вы, мои подопечные и совсем еще дети, не столкнулись с чем-то подобным. Я хочу, чтобы у вас было здоровое, нормальное детство, и приложу к этому все возможные усилия. Обещаю.       Вместо ответа Убон обняла его и уперлась лбом в плечо, содрогаясь в глухих рыданиях.       — Почему нельзя просто… любить? Почему родителями становятся те… кто этого не заслуживает?.. Почему мир такой жестокий?       — Потому что быть агрессивным, жестоким и глупым намного проще, милая, — вздохнул Пит, невольно вспомнив Танкхуна, вертящего Корном и его прихвостнями при помощи тщательно разыгрываемого безумия и фальшивой невинности. — Мало у кого хватает яиц жить по совести. Да и не мне об этом говорить, у самого рыльце в пушку. Но вы втроем всегда можете на меня положиться, хорошо?       — Ты будешь самым лучшим папой для Вениса, — слабо улыбнулась Убон, отлипая от Пита только чтобы оставить на его щеке невесомый поцелуй. — Спасибо, пи’Пит. Рядом с вами я чувствую себя ребенком, мне нравится. Пойдем в машину, пи’Вегас, наверное, волнуется.       Они справились. Смогли преодолеть кризис почти без потерь — Пит приложил все возможные усилия и чуть ли не выше головы прыгал, присматривая за всеми. Неважно, что сам он перманентно чувствовал себя придавленным к земле десятитонной плитой, и даже дельфины с повторным шопингом с Танкхуном и Тэ не помогли ему успокоиться и вернуть душевное равновесие. Он сорвал злость на родителях придурков, но легче тоже не стало.       Убон потихоньку начала восстанавливаться после происшествия в лагере. Реже просыпалась от кошмаров, болтала с Вегасом на английском часами, помогала ухаживать за Венисом и присматривала за Пакорном. Она казалась обычной, но иногда уходила от касаний, замирала и смотрела в пустоту, воскрешая не самые приятные воспоминания. И все же пружина внутри Пита понемногу ослабевала, невидимая тяжесть на плечах уменьшалась каждый раз, когда Вегас среди ночи в одних пижамных штанах выползал на кухню, готовя Убон молоко с медом и забалтывая ее страх, а потом на руках относил сонную девушку в спальню. Пит каждую секунду чувствовал надежное плечо рядом, и от этого без шуток становилось легче дышать.       Окончательно тяжесть пропала в тот момент, когда Пакорн, оговорившись, назвал Вегаса отцом. Выражение лица мужчины было очень похоже на то, что проявляется у домашних кошек, когда лазерная точка, с которой они до этого успешно играли полчаса, внезапно пропала из виду. Посмеявшись про себя, Пит поймал на камеру выражение полнейшего отупления на лице бойфренда и мягко подтолкнул его навстречу не менее смущенному и растерянному ребенку. По всем законам логики Пит должен был ревновать, ведь детьми куда больше занимался он, а отцом те сначала назвали Вегаса, вот только ревности, злости, разочарования или обиды не было ни на грамм. Только океан нежности и желание звонко, во весь голос рассмеяться от облегчения и яркого, отчетливого ощущения наконец обретенного, долгожданного и выстраданного дома.       Впрочем, Вегаса все еще иногда хотелось прибить. Через пару дней, получив от него срочное сообщение на личный телефон с просьбой немедленно прийти в кабинет, Пит испугался за детей и примчался из другого конца дома меньше чем за минуту. Он был готов немедленно собрать людей на выезд, подключить технаря, звонить Поршу и просить помощи, но это всего лишь похотливой скотине Вегасу приспичило наскоро потрахаться в кабинете! Отвесив бойфренду воспитательный подзатыльник, Пит поставил любимый Глок на предохранитель, отложил его в сторону и снял штаны вместе с бельем, укладываясь животом на свободную от бумаг часть стола. Скрестил ноги, напряг бедра, призывно повилял ягодицами, ощутив на них ласковые поцелуи и легкие укусы. Дел на день было запланировано прилично у обоих, но когда это Пит отказывался от секса с человеком, заменившим ему весь мир?       Корнвит, несмотря на присущие характеру жадность, порывистость, властность и очевидное желание быстрой развязки, действовал аккуратно и играл на контрастах. Сжимал ягодицы и бедра Пита до красных следов, но усыпал шею и плечи нежнейшими поцелуями. С оттяжкой вбивался меж туго сведенных бедер членом и шептал во влажную кожу шеи о том, как сильно любит и какой Пит желанный, отзывчивый и красивый. Затыкал рот пальцами, мешая дышать и стонать во весь голос, но помогал рукой внизу, действуя так правильно и выверенно, что Пит уплывал все дальше в нирвану от каждого толчка.       К счастью, они оба успели финишировать, прежде чем оглушительная новость сломала обоим мозг. С острова приехала Чимлин, неожиданно, без предупреждения. В крови Пита все еще гуляли адреналин и остатки возбуждения, когда он бесшумно приближался к двери гостиной, не зная, как будет оправдываться перед последним родным по крови человеком. Ведь он осознанно утаивал от бабушки не просто изменившееся направление работы или отношения с мужчиной, но и ни словечка не сказал ей про пятерых усыновленных детей.       К счастью, Чимлин не слишком разозлилась из-за детей и Вегаса. Пит легко считывал ее искреннюю растерянность, удивление, даже шок, но бабушка смогла быстро взять себя в руки и отнеслась ко всем с радушием и душевным теплом. Она всегда любила детей, часто возилась с внуками соседей на острове, присматривая и развлекая, пока родители крох занимались своими делами. Умение правильно обращаться с детьми Пит унаследовал от нее. Пит радовался, что смог увидеть, обнять, поболтать с близким человеком, но скорый приезд Чимлин не давал ему покоя.       Новость о разрушенном доме застала врасплох. Одна часть души радовалась, что бабушка в ту роковую ночь по доброте душевной отправилась через полдеревни помогать соседям, а другая половина плакала кровавыми слезами, потому что его дома, безопасной гавани, места силы, больше не было ни на одной карте. Пусть Пит крайне редко приезжал на остров, этот дом у него был. Далеко, не самый новый и совсем не красивый, но там ему была знакома каждая трещинка на потолке, каждый угол, каждый предмет. И всего этого он в одночасье лишился.       Сдержать совершенно детские, глупые, нелепые слезы не получилось, хоть Пит и пытался. На помощь, к счастью, пришла вся семья. Малыш Венис, плакать при котором мужчина старался как можно меньше, изо всех скромных силенок пытался его развеселить. Целуя крохотные пальчики приемного сына, Пит думал о том, как же сильно ему повезло, что Вегас согласился забрать ласкового кроху к ним. А когда к ребенку присоединились и старшие дети, поддерживая и щедро делясь с выбитым из колеи мужчиной теплом, лаской и заботой, он и вовсе пришел в себя и успокоился. Да, дом его детства разрушен, но ничто в мире не вечно. Главное, что бабуля жива, она теперь рядом и не против того, что Пит сотворил со своей жизнью.       Кутаясь ночью в объятия Вегаса, как никогда теплые, поддерживающие и уютные, Пит открыл душу и поделился с ним болью, не в силах держать ее внутри. Их языком любви всегда были действия и взгляды глаза в глаза, но пример Макао и Лиама наглядно показал, что некоторые вещи все же нужно проговаривать вслух. Тем более, Вегас казался не на шутку встревоженным состоянием Пита. Касался с очевидной, неприкрытой нежностью, был готов выполнить любое желание — от немедленного строительства нового дома на острове до нежного, сладкого, осторожного секса. Пит ценил, отдавался, ласкал в ответ, погружаясь почти в транс сначала от восхитительно долгой и вкусной прелюдии, сгорая от страсти во время горлового минета и рассыпаясь искрами удовольствия после бурного финиша. На полтора часа он смог забыть о внешнем мире, сосредоточившись на вкусе пота, слюны и спермы бойфренда, но потом, лежа у спящего Вегаса под боком, Пит задумался, почему Чимлин приехала именно сейчас. Историю про умершего за рулем водителя и разрушенный дом он перепроверил при помощи технаря побочной семьи, и все оказалось чистой правдой. Вот только Пит, натренированный на Танкхуне и детях, видел, что Чимлин утаивает часть информации, словно опасается их. Интуиция орала, что здесь что-то не так, и будь они с Вегасом в доме одни, Пит бы спустил истошные вопли внутреннего голоса на тормозах — они оба взрослые люди и в случае непредвиденной ситуации смогут обиться от угрозы. Но в доме теперь находилось четверо подростков и годовалый ребенок, Пит нес за них ответственность и не мог облажаться.       Поэтому с самого раннего утра, пока Вегас видел десятый сон, обнимая вместо бойфренда подушку, Пит встал, оделся и пришел к их технарю в спальню, попросив о конфиденциальном разговоре. Он не думал, что это приведет к чему-то серьезному, но не проверить не мог и на вопрос мужчины, кого нужно искать, ответил твердо и уверенно:       — Нок Хемхаенг Саенгтам. Найди все, что только сможешь, и постарайся узнать, где он сейчас. Первый приоритет после охранных контуров дома и жучков на детях. Вегас и кхун Лин узнать об этом ни в коем случае не должны.