Хрюша, зараза, ангел и жопа бегемота

      На самом деле, Эну в тот день страшно повезло — потому что Вегас обладал воистину звериной реакцией, хорошей скоростью и приличной для шестнадцатилетки силой мышц. Плохо, что эти самые мышцы после нечеловеческих тренировок Кана ныли так, что Вегас даже сумку с учебниками с трудом таскал. Каким-то чудом, не иначе, он смог поймать и удержать на высоте четырех этажей хрупкое тельце парнишки из параллели. Увидев, как местный ботаник Эн перевалился через перила с блаженной улыбкой на побелевшем лице, Вегас сугубо на инстинктах рванул вперед и в последний момент успел поймать тонкое запястье. Эн вскрикнул, распахнул глаза, пялясь на матерящегося на трех языках сразу одноклассника, как на ожившую статую в храме. Его недлинные острые ногти впились в кожу Вегаса, оставляя кровавые лунки.       — Отпусти меня. Я не хочу жить, тебе не нужны проблемы. Просто отпусти.       — Хуй тебе, скотина хвостатая, — прорычал Вегас, по чуть-чуть заволакивая парня наверх.       Правая рука ныла от сильнейшего напряжения, левой Вегас вцепился в опору ограждения, помогая себе если не вытащить идиота, то хотя бы удержать их обоих. Пот катился по лицу и спине градом, но хуже всего было то, что старая прямоугольная арматура отъехала от края крыши под действием времени, дождя и солнца, и теперь больно впивалась ему в бедро чуть выше колена, рассекая кожу. По бедру струилась кровь, впитываясь в носок и хлюпая в туфле. Отодвинуться или поменять позицию не было никакой возможности, Эн висел на высоте около восьми метров на одной только руке Вегаса. Дотянуться до телефона в сумке, оставшейся валяться на крыше шагах в десяти, Вегас из своего положения не мог. Позвать на помощь тоже — в этом часу старый спортзал обычно был безлюден и тих, ученики и учителя находились на факультативных уроках, а охранники занимались пересменкой и на экраны особо не смотрели, чем и воспользовался Эн.       — Я тебя не отпущу… но и сил у меня осталось немного. Кха-кха… вместе свалимся, транс уебищный!.. — прошипел Вегас, молясь, чтобы мышцы не порвались от нагрузки, в таком случае полудурка он точно не удержит, еще и от Кана огребет проблем.       — В жопу иди, — ругнулся в ответ Эн и наконец зашевелился, самостоятельно пытаясь уцепиться хоть за что-нибудь.       Постепенно ему удалось нащупать ногами водосточную трубу. Оттолкнувшись, он подпрыгнул и с помощью Вегаса самостоятельно вцепиться в ограждение крыши. Вегас, громогласно пыхтя и отдуваясь, за шкирку вздернул парня обратно на крышу. Эн тяжело перевалился через перила и растянулся на спине, пялясь в серое, дождливое небо таким же серым и бессмысленным взглядом. Его красивое, даже слишком красивое и невинное для будущего мужчины лицо не выражало ничего кроме унылой безнадежности.       Обессиленный Вегас улегся рядом на прохладное покрытие, лениво размышляя, что нужно бы перевязать кровоточащую рану на бедре, а еще лучше найти в сумке антисептик и обработать глубокий порез сначала им. Но все силы, и без того невеликие после вчерашней изнурительной, болезненной полуторачасовой тренировки с лучшим телохранителем отца, ушли на вытаскивание упрямого мальчишки. Так что теперь он точно так же, как неудавшийся суицидник, валялся на спине на бетоне, пялился в небо бессмысленным взглядом и пытался отдышаться. Эн был маленьким и не тяжелым, но все же вес имел и знатно оттянул Вегасу правую руку.       — Зачем ты меня спас?.. — прошептал Эн, все еще пустым взглядом прожигая серо-синее, нависающее одним сплошным синяком небо, будто пытался среди скопления туч найти ответы на свои вопросы.       — Потому что, если в школе появится самоубийца, еще и из такой известной семьи, как твоя, начнут копать под всех и кучу дерьма найдут. И вся сеть, которую я год строил, полетит в пизду, — честно ответил Вегас, с трудом садясь, чтобы достать до сумки. Шевелиться не хотелось совершенно, но кровь уже порядочно натекла на покрытие крыши и могла выдать то, что здесь происходило. С этим нужно было срочно что-то делать.       — Что?.. То есть, ты спас меня, просто чтобы твои грешки наружу не всплыли? — теперь в высоком голосе блондинистого идиота появились еще более резкие, неблагозвучные ноты подступающей истерики. Вегас неприязненно поморщился, готовясь по старинке врезать истеричке по лицу, если придется, и достал из кармашка своей школьной сумки бинты в стерильной упаковке и полную баночку с безопасным для открытых ран антисептиком.       — Именно. Ну и трупы, даже упавшие с такой небольшой высоты, выглядят хуево, уж поверь мне. Престиж школы попортится, а я здесь только обустроился.       — Пиздец… хотя на что я рассчитывал вообще?.. — Судя по вернувшемуся в норму голосу, парень истерить не собирался, но вот это вот неестественное спокойствие после неудавшегося суицида насторожило еще сильнее.       — Помоги лучше, — бросил Вегас, стараясь вести себя максимально спокойно и натурально, и сунул в руки Эна принадлежности для оказания первой медицинской помощи.       Тот, как ни странно, принял и действительно занялся обработкой, действуя уверенно, будто проделывал все эти движения не первый и даже не десятый раз. Крови Эн не боялся совершенно и закончил с перевязкой быстро, закрепив бинт на бедре поверх небольшой повязки, наложенной только чтобы впитывала лишнюю жидкость и не показывала рану прохожим.       — Тебе в больницу нужно. Шить. Иначе шрам останется на полноги.       — Я не смогу добраться до больницы так, чтобы меня не спалил отцовский крот, — пожал плечами Вегас. — Шрам так шрам.       — У тебя красивое тело, развитое и сильное, а ты его совсем не ценишь, — огорченно поцокал языком Эн, сгребая использованные материалы в небольшую кучку, чтобы было удобно спрятать «улики». Персонал школы нечасто сюда приходил, негласно оставляя эту территорию на учеников, но какие-никакие проверки изредка проводились, так что стоило поберечься.       — Тело — это только тело, куда важнее, что в башке. У меня вот мозг и далеко идущие планы, а у тебя, судя по всему, нихуя. Ты зачем сигануть пытался, придурок? — одной рукой Вегас помогал Эну фиксировать на месте второй бинт, а другой нажал портативное записывающее устройство, которое носил с собой из чистой предосторожности. Пару раз в эту немудреную ловушку уже попадались сплетничающие об учениках учителя, сплетничающие об учителях ученики и пара телохранителей Кана, которых потом можно было шантажировать и по одному вплетать в сеть, делая ее шире, красивее, функциональнее и удобнее. Играть с людьми и делать марионеток из окружающих Вегаса приучил Кан, и не сказать, чтобы наследнику это развлечение не нравилось.       — Мне незачем жить. Сестра меня бросила, дядя вечно в командировках, дед меня использует в своих самых грязных и мерзких играх с партнерами, раз уж мне не «повезло» уродиться стопроцентным геем. Я всего лишь жалкий и никому не нужный позор семьи. Будет лучше, если меня больше не будет.       — А отец с матерью что? — хмуро уточнил Вегас, с одной стороны сожалея, что Эну довелось оказаться в схожей с ним ситуации, а с другой все еще не понимая, почему тот сдался так просто. Не желал понимать, потому что и у самого мелькали похожие мысли, но каждый раз останавливал пухлощекий, наглеющий не по дням, а по часам пацан, заботиться о котором, не стань Вегаса, никто бы и не подумал.       — Погибли. Автокатастрофа. Шесть лет назад. Остался только дед и его бесконечные ебучие правила!       — Соболезную. Моя мать тоже умерла. Перестрелка, четыре года назад.       — Взаимно, — Эн на секунду вскинул голову, отчего высветленные, жесткие на вид хвостики над ушами забавно подпрыгнули. — Ногой шевелить можешь?       — Могу.       — Нужно добраться до моей норы, там я смогу тебя подлатать, я умею зашивать раны, дядя всегда хвалил, когда я штопал его телохранителей. Это недалеко, всего два квартала отсюда. Сможешь дойти?       — Смогу, — согласился Вегас, ставя запись на стоп.       Нога ныла все сильнее, да и голова начала кружиться, подсказывая, что Вегас все-таки прилично крови потерял, но иного выхода и впрямь не предвиделось. Ему категорически не хотелось показывать слабость перед отцом, тот сверху навешал бы ремнем или руками за неаккуратность и за то, что Вегас на ближайшие дней пять-шесть окончательно вышел из строя и стал непригоден для того, чтобы «украшать» собой приемы и развлекать гостей в самом низменном, пошлом, грязном смысле. На одной улыбке, манерах и английском долго не протянешь.       С руганью и частыми остановками они смогли выбраться с крыши и спуститься вниз. Перебежками добрались до тщательно скрытой от охраны дыры в заборе, как раз недалеко от слепой зоны камер. По очереди нырнули в лаз, едва не ободрав бока, медленно, делая вид, что все в порядке и бинты на ноге Вегаса из-за простого ушиба, обогнули школу по полукругу и вышли к нужному дому уже через двадцать минут — быстрее Вегас идти не мог, ноги не слушались, будто свинцом налитые, да и рана ныла все сильнее. Эн тащил обе их сумки на себе, еще и Вегаса умудрялся подпирать вместо костыля — Корнвит лишь удивляться и успевал, откуда в хрупком на вид парнишке столько силы.       Студия, вернее, нора Эна, как он сам ее называл, располагалась в самом дальнем и темном углу на втором этаже старого здания, отданного муниципальными службами под съем. Небольшая, практически пустая комната с облупившимися, кое-где отходящими от стен нелепыми обоями в мелкий синий цветочек. Деревянная дверь казалась хлипкой и ненадежной, Вегас в нормальном состоянии с двух ударов плечом вынес бы ее без особых проблем. На полу у дальней стены, в слепой зоне входа, валялся футон, настолько старый, выцветший и перештопанный, что Вегас даже подумал, не застал ли этот несчастный детство его деда. Небольшая закрытая аптечка, едва держащаяся в рабочем состоянии фаянсовая раковина в углу с краном, из которого по капле сочилась вода, пыльные жалюзи на окнах, высокая стопка каких-то тонких ярких книг у футона, битая жизнью лампа у не менее раздолбанной розетки — вот и вся скудная обстановка убежища.       Эн расстелил на футоне медицинскую клеенку из намертво запаянной упаковки, хранящейся прямо под самим футоном, усадил Вегаса на нее и засуетился, порхая по комнате так, что шагов слышно не было, несмотря на то, что некоторые половицы нещадно скрипели. Парень два раза вымыл руки, продезинфицировал их, надел синие медицинские перчатки, повторил дезинфекцию и распечатал набор для накладывания швов, пока Вегас подстраивал освещение. Он сам дотянулся до бутылки воды в своей сумке и выпил остатки жидкости вместе с таблеткой сильного обезболивающего из чужой аптечки. Вегас не боялся боли как таковой, но орать все же не следовало — внизу бесновались дошкольники из подготовительной группы, радужную вывеску которой Вегас успел заметить по пути наверх. Даже сейчас до ушей долетали их звонкие возгласы, взвизги и инфернальный смех, вспыхивающий то тут, то там.       Вегас крепко сжал в зубах рукав своей же кофты, чтобы не орать, и выдохнул, подавая сигнал, что готов. Эн чуть улыбнулся и приступил к работе. Действовал он быстро и профессионально, не хуже интерна в какой-нибудь больнице, и все же Вегасу пришлось потрудиться, чтобы удержать себя на одном месте и не выть белугой. От боли на глазах выступили слезы, но Эн не обращал на них внимания, к счастью, даже не думая жалеть своего невольного пациента. Закончив со штопкой длинной раны, Эн смыл кровь, снял перчатки, натянул новые, снова продезинфицировал, помог замотать ногу чистым бинтом, скрывая от досужих взглядов, снова стащил перчатки и даже растер руки Вегаса специальной согревающей мазью, чтобы избежать растяжения и сопряженных с ним неудобств.       — Спасибо, — обронил парень, не оборачиваясь. На этот раз он смывал с ладоней воняющую травами густую, жирную мазь, очень стараясь не обрушить держащийся на соплях металлический кран, слабо гудящий от напора воды. — Ты спас мне жизнь, хоть я об этом и не просил.       — Я делал это не ради тебя, — Вегас оперся спиной о стену и проглотил еще одну таблетку обезбола. Пить все еще хотелось страшно, но шевелиться сил не было, так что он оперся затылком о тонкую стену и задумчиво уставился меж острых лопаток Эна, будто навешивал туда невидимую мишень. — Своим суицидом ты разрушил бы мне далеко идущие планы. Я целый год эту блядскую сеть строил не для того, чтобы ты одним тупым поступком все развалил.       — Мой дед подложил меня под своего партнера, — Эн резко обернулся, капли воды с его пальцев тяжелыми гроздьями упали на потрескавшиеся, рассохшиеся половицы. — Три дня назад. Тот мужчина был пьяным, взрослым и мерзким. От него воняло вином и потом, он наваливался на меня, мусолил шею, играл с волосами, потом тянул за них, так больно, что у меня слезы выступили. А потом он потащил меня в спальню. Догадаешься, что там было?       Эн расстегнул свою неизменную синюю жилетку по фигуре, за ней последовала белоснежная, тщательно выглаженная рубашка, и взгляду Вегаса предстали многочисленные темные пятна выцветающих засосов и укусов. Неизвестный мужик постарался на славу: шею парня он не трогал, видимо, опасаясь, что к тому начнут цепляться с вопросами в школе, но грудь и живот разукрасил на славу. Маленькие светлые соски на плоской груди Эна до сих пор казались воспаленными и болезненно-напряженными, и Вегас догадался, что на них во время полового акта нацепили плотные зажимы. Эн, заметив его пристальный взгляд, переступил с ноги на ногу и мрачно, совсем без веселья, усмехнулся.       — Он меня порвал, сидеть до сих пор больно. А деду плевать. Как только у меня немного заживет, он подложит меня под кого-то еще — под кого будет выгоднее, полагаю. Я вижу это по его глазам.       — Почему не сопротивляешься?       — А смысл? Сестра меня бросила. Дядя в разъездах и делах, друзей у меня нет, потому что я типичный ботаник, и всем нужна только возможность списать или повысить баллы за мой счет. Родители погибли, любимого человека нет. Никого нет. Даже блядского котенка, потому что у деда аллергия на шерсть.       — Живи ради мести, — ляпнул Вегас и тут же прикусил язык, но глаза Эна уже зажглись холодным темным огнем.       — Мести, говоришь? А кому? Родителям, что бросили меня с дедом? Сестре, которая строит свою лучшую жизнь в Италии с любимой женщиной и замечательной собакой? Дяде? Так он и не обязан со мной возиться. Деду? Ну окей, ему можно, только смысл?       — Поверь мне, он есть, — медленно проговорил Вегас, вспомнив удовлетворение, испытанное в тот момент, когда он лично поставил очередного партнера Кана перед фактом: либо тот молчит в тряпочку и делает вид, что доволен «оказанными услугами», которых не было, либо Вегас сливает Кану некоторые грешки этого самого партнера, за которые импульсивный и скорый на расправу Кан мог и похоронить где-нибудь на дне реки с камнями в животе.       Власть над взрослым человеком пьянила, но и пугала. Вегас отчаянно не хотел становиться тем, кого желал вылепить из него Кан, и сопротивлялся как мог. У него на руках оставался Макао — прилипчивый, мелкий, капризный, вечно надутый и всем недовольный, но любимый и родной. Единственный братец, иногда так знакомо, по-матерински щурящийся во время сильной задумчивости. Вегас, как старший и ответственный, должен был защитить его и от окружающего мира, и от Кана, и от главной семьи, и от того, во что постепенно превращался сам. Только ради Макао он продолжал бороться, когда опускались руки, а боль и отчаянье внутри достигали апогея. У Эна же не было стимула в лице родственника или близкого друга, но это не значило, что такой стимул нельзя создать искусственно.       — Твой дед такой же мудак охуевший, как мой отец. Что ж, тем лучше. Тем слаще будет смотреть на то, как мы их превзойдем. Но для этого ты должен жить и трепыхаться. Я понимаю концепцию: покончить с их влиянием путем суицида и обломать обидчику далеко идущие планы, но ты сам с нее ничего не поимеешь. Твой триумф никто не заметит.       — А почему это так важно? Я ведь все равно достигну цели, — с любопытством склонил голову набок Эн, развешивая на запястьях пару пластырей — стремясь выбраться на крышу, он оставил на левой руке множество мелких царапинок.       — Месть слаще в разы, когда ты можешь увидеть ее результаты, — наставительно выдал Вегас и поморщился от боли в теле.       Его взгляд упал на стопку книг возле футона, оказавшуюся японскими комиксами. На обложке весело скалился желтый осьминог с круглой головой и в черной мантии. Вокруг него столпились остальные персонажи, судя по одежде, школьники. Один из них сходу привлек внимание Вегаса — знакомые хвостики, только ярко-голубые, синяя жилетка, белая рубашка, серые штаны, из-за которых Эну прилично доставалось от дирекции и дисциплинарного комитета, так как образ резко выделялся среди одинаковых шорт, юбок и рубашек. Женственная, грушевидная фигура синеволосого и синеглазого персонажа с узкими плечами и пышными бедрами сразу выделяла его из группы остальных детей, хотя практически все из них имели либо цветные волосы, либо очки или банданы, как отличительные признаки. Вегас взял книжку и ткнул пальцем в синеволосого, уже приблизительно понимая, что услышит:       — Кто?       — Шиота Нагиса.       — Подробнее. Расскажи о нем, почему именно он тебя так привлек? — попросил Вегас, облизывая сухие губы.       Эн закончил со своими руками, отобрал у Вегаса пустую многоразовую бутылку и налил в нее воды из-под крана, бесшумно принеся обратно. Вегас с удовольствием прильнул к горлышку, вливая в себя живительную влагу, пусть и слегка отдающую металлом из-за старой системы труб в доме — он зорко следил за движениями Эна, тот ничего в бутылку не подсыпал.       — Мог бы и раньше сказать, что пить хочешь. Я не жадный, — Эн плюхнулся на второй край неширокого, но довольно длинного футона, тоже опираясь спиной и затылком о стену. — Нагиса — прирожденный убийца. Внешне милый, безобидный и наивный, на девчонку похож, его одноклассники даже так думали. Но на самом деле он очень опасен даже для лучшего убийцы в их классе. В нем есть скрытая жажда крови, изворотливость, хитрость и внимательность. Поэтому я решил, что это хорошее имя, удачный пример для подражания. Дядя сказал, что «Нагиса» звучит по-девчачьи, поэтому он будет звать меня просто Эн. Для всех в школе я представляюсь как Эн, хотя не то чтобы меня часто спрашивали об имени, обычно именуют «эй ты, уебище».       — Без огонька живешь, — напоказ вздохнул Вегас, откладывая книгу туда, где взял. — Я бы им руки выкрутил за такие слова. Можно буквально, а можно — фигурально. Шантаж, угрозы, грязные намеки, газлайтинг. Можно попробовать манипулировать одним через другого, это же высший пилотаж! А ты сразу лапки складываешь. Я, конечно, мангу не читал, но вряд ли этот твой Нагиса сдался бы после пары проебов.       — У каждого из нас свой предел. И то, что я хочу быть похожим на Нагису, не значит, что я и правда им стану.       Вегас повернулся к однокласснику, желая развить тему, и отшатнулся — весь футон вокруг парня был залит багровой кровью, подсыхающей крупными бурыми пятнами. Эн смотрел прямо ему в глаза и улыбался — так безудержно, искреннее и счастливо, будто билет в лотерею выиграл. Этого не было в тот день. Вегас хорошо помнил: они мирно поговорили и разошлись, Эн даже одолжил ему первый том манги, чтобы Вегас мог оценить Нагису по достоинству. А Вегас взамен предложил Эну защиту и общение, эгоистично желая использовать его в своих манипуляциях и учебе. Перерезанные вены и счастливый до тошноты вид Эна случились уже сильно после, на втором году их обучения в старшей школе, после очередной хуйни, учиненной дедом Эна.       За плечо с силой потрясли, вырывая из оков памяти, смутно знакомый молодой женский голос позвал Вегаса будто издалека:       — Папа?.. Папа, проснись!       Вегас хотел было огрызнуться сквозь сон, что ему всего двадцать четыре, он открытый гей и никакой не папа, но мозг включился на последних секундах, и вместо «отвали, блять», мужчина выпалил просто «блять».       Голова гудела от воспоминаний, сердце колотилось одновременно и в груди, и в горле, и в висках. Глаза удалось раскрыть только с третьего раза. Над постелью склонилась Убон, в свете луны из окна выглядящая, как призрак невесты. Длинные темные волосы красиво обрамляли бледное лицо с опухшими от слез глазами и следами недавнего избиения. Достигающий колен шелковый халатик молочного цвета поверх такой же по крою и материалу ночной сорочки оттенял светлую кожу и добавлял загадочности и мистики в сложившийся образ. Вегас с усилием поморгал, раздирая слипшиеся ресницы и разгоняя остатки сна, поводил рукой по второй половине кровати, ища Пита, но нащупал лишь пустое место, пусть и хранящее еще отголоски тепла.       — Па встал к Венису, — пояснила Убон, заметив его волнение.       Вегас медленно сел на кровати, опираясь спиной на взбитые подушки, и отодвинул ноги в сторону, чтобы девушка могла полностью сесть.       — Что случилось? Ты почему тут? Кошмар?       — Кошмар, — подтвердила Убон, с любопытством разглядывая вспотевшее лицо Вегаса. — Судя по всему, не у меня одной. Что тебе снилось? Или это тайна?       — Не тайна, но давай подождем Пита, не хочу дважды рассказывать, — попросил Вегас миролюбиво. Убон, заметив, как часто он стал облизывать губы, безо всяких просьб принесла воды и помогла напиться, невольно перекликаясь с образом Эна из сна-воспоминания.       В дверь поскреблись, после разрешающего оклика маленькая сгорбленная тень скользнула внутрь. Пакорн увидел сестру и бодрствующего Вегаса, облегченно улыбнулся и подошел к кровати вплотную.       — Дай догадаюсь: эти кролики снова занимаются среди ночи непотребствами в комнате Макао? — Вегас еще сильнее сдвинулся на кровати, чтобы и второй ребенок мог устроиться с комфортом. Корн смущенно кивнул, включил прикроватный торшер, заставив Вегаса и Убон прикрыть глаза и поморщиться от неяркого, но все же ощутимого света, и уселся в позу лотоса в ногах мужчины.       — Хиа’ и пи’Макао написали в записке, что я могу прийти к ним, если станет страшно. Я пришел к ним под дверь, но они там… шумно, в общем. Хиа’ стонет, громко, в основном, имя пи’Макао и «океан». Я не решился их прервать.       — Тоже кошмар? — с сочувствием спросил Вегас, дотягиваясь до плеча ребенка, чтобы ободряюще сжать.       — Да. Снова и снова слышу крики учительницы и думаю, что меня вот-вот найдут и заберут. И я вас больше никогда не увижу. Не могу спать, — помотал Корн головой, ежась от пережитого ужаса, вновь протянувшего к нему липкие пальцы.       Вегас по опыту знал это мерзкое ощущение, завязанное на бессилии, безнадежности и липком, парализующем страхе за свою жизнь. В десять ему пришлось прятаться от вышедших из берегов «партнеров» отца, вжимаясь в ледяную каменную стену спиной и всем собой закрывая трехлетнего бессознательного Макао в самом темном и страшном углу подвала, пока наверху раздавались крики, выстрелы и чужие злые голоса. Тогда он тоже не мог спать нормально больше полугода. Забыться зыбким, некрепким сном помогали только редкие колыбельные матери. А через пару лет она умерла, и Вегас остался со всем окружающим его дерьмом один на один. Пришлось переключиться на никотин, а затем и на алкоголь и БДСМ.       — Идите сюда, — мужчина сдвинулся на середину кровати, позволяя Убон лечь с краю, а Корну забраться в середину. Оба ребенка с удовольствием устроились поверх него, обнимая руками. Вегас втянул слабый запах роз от кондиционера для волос Убон, накрыл ладонями плечи ребят и дернулся, ища оружие, когда от входа раздался отчетливый щелчок камеры на телефоне. Пит улыбался, держа телефон горизонтально, чтобы фото вышло как можно качественнее.       — Венис наконец убаюкался. Выспался днем с Лиамом, плюшка мелкая, вот и бузит теперь. По какому поводу сходка, господа?       — Кошмары. Даже папе плохое снится, — пояснила Убон, приподняв и повернув голову ко входу.       Улыбка пропала с лица Пита, он перевел на Вегаса полный тревоги взгляд:       — Что такое, Вегас? Снова Кан?       — Нет, ничего такого. Это не совсем кошмар даже. Просто память, ты же знаешь, как иногда бывает мерзко вспоминать, — объяснил Вегас и поманил Пита к себе, желая ощутить знакомое тепло под ладонью. Корн приподнялся, собираясь уступить нагретое место, но Пит остановил его и лег с другой стороны от мальчика, поглаживая его пушистую смоляную макушку, пока в волосы самого Понгсакорна вплеталась рука Вегаса, совершая все те же медленные, ласкающие движения.       — Все хорошо, солнце, лежи. Я каждую ночь с Вегасом сплю, ничего страшного, если разок между нами поспишь ты.       — Так и знал, что он здесь, — Макао без стука проскользнул в комнату, утягивая за собой и Лиама. Оба надели домашнюю одежду только ради Убон. У Лиама еще оставались зачатки вежливости и галантности, Макао же, не будь с ними молодой девушки, не постеснялся бы прийти в одних трусах.       Оба подростка могли похвастаться припухшими губами, румянцем на все лицо и следами слабых засосов на шее и ключицах. Запястья Лиама чуть покраснели, выдавая, что совсем недавно их удерживал сведенными вместе кто-то очень сильный. На левом бицепсе Макао пестрел неглубокий укус, заботливо смазанный жирно поблескивающей мазью.       — Ложись у них в ногах, лапки. Я сейчас.        Макао по-хозяйски пошуршал в шкафу мужчин и притащил пару лишних подушек, хранящихся на верхней полке на всякий случай — конфузы с пролитой не туда смазкой во время попыток приподнять бедра Пита для лучшего угла проникновения у мужчин случались постоянно. Подложив найденное под голову улегшемуся в изножье Лиаму, Макао сел рядом с ним в позу лотоса. Лиам передал подушку Убон — все же ютиться на трех подушках на четверых им было не очень уютно, а сам устроился щекой на бедре Макао, позволив широкой ладони огладить вторую щеку и челюсть в отчасти властном жесте.       — И я тебя, лапки. Очень, — признался Макао тихо и твердо, заставив Лиама покрыться равномерным румянцем. Задержав взгляд на крохотной родинке на шее партнера, обычно скрываемой воротниками, парень легонько потер ее большим пальцем и обратился ко всем остальным: — Я так понимаю, у всех пиздец, одни мы затраханные и счастливые.       — Вроде того. Папа обещал рассказать про свой кошмар, — ответил Корн, обнимая одновременно и плечо Вегаса, и руку Пита.       — Обещал — расскажу, — хмыкнул Вегас и в двух словах пересказал то, что случилось обычным дождливым мартовским днем накануне годовых экзаменов за первый год обучения в старшей школе. Про порезанные вены Эна и пережитые эмоции он постарался умолчать, пусть слова и жгли язык и грудь, желая вырваться наружу и перестать быть таким тяжелым, невыносимым грузом.       — То есть, тот шрам на бедре у тебя остался от арматуры на крыше? — переспросил Пит, ласкаясь, чтобы поддержать приунывшего Вегаса.       — Да. Эн, конечно, чудеса мастерства проявил, когда штопал, но он все же любитель. Мы крепко подружились на почве приближающихся годовых экзаменов и инаковости. О нас распускали грязные слухи по школе, а мы делали вид, что настоящая парочка, разве что не сосались у всех на глазах. Зато получилось сколотить неплохую банду тупых, полезных исполнителей и даже пару раз нажать на деда Вонграта, чтобы оставил нас в покое и позволил учиться в одном классе еще два года старшей школы. Всякое бывало: и мы дрались, и нас били. Дед Эна иногда творил лютую дичь, так что я еще пару раз оттаскивал Эна практически от края. Один раз таблеток не дал нажраться — позвонил очень вовремя и отвлек пиздежом. Второй раз откачивал, когда он вены порезал, лично до больницы довез, как не поседел по пути — до сих пор, блять, не знаю. Ну и стуканул кому надо, и Эна не отчислили за жестокое избиение одноклассника, который пытался его затравить.       — А как так получилось, что вы больше не общались после школы? —Убон, спросив, сразу же широко зевнула, деликатно прикрывая рот ладошкой. Прикроватные электронные часы показывали два ночи, немудрено, что дети, привычные к относительно равномерному режиму сна, уже клевали носами.       — Дед Эна предпринял еще одну попытку подложить его под партнера. Не знаю, что там было и как, но Эн вернулся от того мужика с целым телом и совершенно пустыми глазами. Тогда я написал его дяде, Тонграку, что пиздец подкрался незаметно и «мы его теряем». Дядя сорвался с длительной командировки в Японию, невзирая на большой контракт, и такой нагоняй деду Эна устроил, что тот в больницу загремел с подозрением на сердечный приступ. А Эн уехал учиться во Францию — всегда хотел увидеть Париж своими глазами. На прощание попросил не беспокоить его больше, сказал, что хочет оставить прошлое позади. Я понял и не стал настаивать, хотя и бесился сильно — кроме Макао, у меня не было человека ближе и дороже, чем Эн.       — Жаль, что ваши пути так сильно разошлись. Мне показалось, он хороший человек, — заметил Лиам, нежась под ненавязчивыми ласками Макао. — Смешинка к кому попало на руки никогда не просится.       — Да, мне тоже жаль. Он был надежным и хорошим другом — прикрывал мне спину, подарил чувство сопричастности, пусть и всего на два года. Я рад, что он смог выбраться из того болота, в котором годами варился, но жутко бесился и злился на него, потому что у меня так и не вышло. Пока не появился Пит, а за ним и вы.       — Все еще злишься на него? — уточнил Макао серьезно.       — Нет. Отпустило пару лет назад. Повзрослел, наверное.       — Перед тем, как уехать во Францию, пи’Эн пришел ко мне в комнату, чтобы поговорить, — начал Макао с задумчивым, затуманенным взглядом. — Объяснил мне, как много ты для меня на самом деле делаешь, как часто прикрываешь, как много сил вкладываешь в то, чтобы я не сломался так, как сломали тебя. Еще он наглядно, с фотографиями и видео показал, как опасен Кан и что я должен делать, чтобы не нарываться на трепки и не подставлять под удар тебя.       — Бля… Так вот почему ты за ум тогда резко взялся, — догадался Вегас, соотнеся полученную информацию с тем, что почти всю среднюю школу Макао проучился если не на отлично, то близко к этому. Да и в спорте преуспевал, так что Кан надолго отвалил от него и даже пару раз ставил в пример Вегасу.       — Ага. Я до сих пор помню слова пи’Эна так четко, будто он их вчера сказал: «Каждый твой промах — удар Кана по телу Вегаса, потому что ваш идиот-отец не умеет быть отцом и перепихивает эту обязанность на Ви. Соответствуй требованиям или хотя бы не создавай ему лишних проблем». Я немногое мог, хиа’, мне не хватало смелости и мозгов противостоять отцу. Но Эн был прав: я хотя бы мог не создавать тебе еще больших проблем. Под конец разговора пи’Эн сказал, что ты очень меня любишь и до сих пор жив только благодаря тому, что нужно заботиться обо мне. А значит, я должен во что бы то ни стало сохранять свои жизнь и рассудок в порядке, потому что от меня зависит не только мое собственное состояние, но и твое.       — Сучонок… — выдохнул Вегас устало, прикрыв глаза, чтобы не пугать домашних некрасивыми эмоциями. Злость на Эна медленно, неохотно растворялась в медовой на вкус, тягучей, горячей благодарности. Несмотря на то, что друг успешно свалил на вольные хлеба, оставив Вегаса без поддержки и надежного плеча рядом, напоследок он о нем все же позаботился, как умел. — Я ему еще это припомню, крыса мелкая.       — Через два дня поедешь на праздник к его дяде и прибьешь. Или сольешь его жениху пару противных или стыдных подробностей вашей юности. А сейчас давайте спать, поздно уже, — Макао лег с краю, очень тесно прижимаясь к Лиаму и страхуя его от падения своим телом. Подложил парню под голову еще одну подушку, коротко поцеловал, вопросительно заглянул в светлые глаза и впился в губы требовательнее, на что тот с неохотой отозвался, не желая демонстрировать глубину отношений перед всей семьей.       Пит тоже улегся в свою обычную позу на боку, обнимая точно так же свернувшегося в креветку Корна со спины. Убон устроилась на плече лежащего на спине Вегаса, щекоча его щеку длинными прядями.       — Я их тебе не зажму, цветочек?       — Пи’Макао, а та резинка, что у тебя на руке…       — Нет. Мне не жаль ее для тебя, но лучше не стоит, — отозвался Макао с легким оттенком смущения в голосе, пока Лиам с писком прятался на его груди, весь красный от стыда. Вегас быстро догадался, что этой самой тоненькой резинкой кто-то молодой, инициативный и пошлый недавно оттягивал оргазм, и фыркнул, неприкрыто веселясь.       — Не смешно, пап! — обиженно выдала Убон и как-то хитро, ловко заплела косу без резинки вообще, на непонимающие взгляды мужчин пояснив: — Кхун Лин научила, у них так на острове иногда делают.       Вернувшись на плечо Вегаса, девушка промурчала что-то одобрительно-сонное, поворочалась, ища лучшую позу, и быстро заснула. Вегас поправил на ней одеяло, вслушался в разный ритм дыхания близких, сливающийся в одну забавную и уютную сонную симфонию, и прикрыл глаза, стараясь сосредоточиться на колебании плеча Убон под рукой, а не на мертвых глазах Эна и его широкой, счастливой улыбке самоубийцы из воспоминаний, которые все эти годы он старательно отгонял как можно дальше.       

***

      — Малыш Ви, ты так изменился, рад видеть тебя в неформальной обстановке! — Вегас по возродившейся за секунды привычке прикинулся ветошью и позволил огромному — не меньше, чем Ли Хвансик, мужчине средних лет стиснуть себя до хруста костей.       Кхун Тонграк отличался цепкостью в бизнесе, стальными принципами, эрудицией, выдающейся физической силой и неограниченной любовью к близким. Когда-то в эту категорию входил и Вегас, несколько раз откачивающий единственного племянника Тонга после попыток суицида. За те годы, что они не виделись или виделись мельком на светских раутах, мужчина мало изменился. Как и Эн, Тонграк старел медленно и красиво. Чуть больше морщин на золотистой коже, особенно возле рта, глаз и на высоком лбу. Чуть больше седины на висках, которую он даже не думал прятать, нося с гордостью, как знак отличия. Чуть больше жира и меньше мышц, но его фигуру никак нельзя было назвать полной, скорее, слегка тучной. На фоне этого вставшего на дыбы бурого медведя Эн казался мелким поджарым волчонком, и только Вегас знал, сколько силы и потенциала на самом деле кроется в худощавом теле его единственного школьного друга.       Казалось бы, с таким человеком, как Тонг, Вегас должен был видеться чаще, чем с собственными кузенами — но все эти годы они общались либо через секретарей Тонга, либо мельком, на приемах, куда обязаны были явиться оба в силу занимаемого положения. Вегаса боялись, как отмороженного нестабильного психа-англомана с пристрастиями к кровавым развлечениям. Тонг же был известен как «король переговоров» — вот уже несколько лет он удерживал за собой позицию основного парламентера, используемого в равной мере и силовыми структурами, и представителями мафии, чтобы договориться друг с другом и никого в процессе не угробить. Тонг частенько повторял, что плохой мир лучше хорошей драки, и старался вовремя улаживать крупные конфликты, способные втянуть их родной город в кровопролитные стычки.       — Я тоже рад тебя видеть, дядя, — Вегас искренне улыбнулся, полной грудью вдохнув знакомый парфюм с древесными нотками, накрывший с головой и погрузивший подсознание в прошлое, когда жить было немного проще, а на плечах не лежал огромный пласт ответственности за жизни близких и отцовский бизнес.       — Говорят, ты нашел прекрасного мужа. Горю желанием поближе познакомиться с тем, кто смог украсть твое неприступное сердце и укротить дурной характер.       — Пока не муж. Жених. Познакомься, дядя, Пит Понгсакорн Саенгтам. А это родной дядя Эна, кхун Тонг Тонграк Раттанакит.       Вегас отступил чуть в сторону, открывая Пита, сильно смутившегося от повышенного внимания к своей персоне. Тонг оглядел молодого мужчину с ног до головы, подмечая пошитый по фигуре черно-серебристый костюм, выправку опытного бойца и красивую укладку, сделанную заботливым Танкхуном и придающую Питу нотку дерзости и коварства. Вегас даже подумывал заманить партнера в какой-нибудь темный уголок и предаться оральным утехам — зрелище стоящего на коленях Пита с открытым лбом, блестящими от слез глазами и растянутыми вокруг члена Вегаса губами могло стать одной из жемчужин его коллекции горячих воспоминаний.       — Вы очень красивый мужчина, кхун Пит, и, смею надеяться, делаете Ви счастливым. Насколько я знаю, ранее вы работали телохранителем в первой ветви семьи Тирапаньякул, как же вышло, что вы с Ви теперь вместе?       — Верно, я работал на кхун Кинна и кхун Танкхуна. Это имеет большое значение? — напрягся Пит, неосознанно ища на поясе кобуру с оружием, которая там, разумеется, отсутствовала.       — Нет, ничуть. Простите мое неуместное любопытство. Мне всегда казалось, что если Ви и найдет себе пару, то это будет кто-то кроткий и милый, кто будет тормозить его жажду крови и импульсивность. В вас же я вижу не меньшую жажду и необходимую жесткость. Думаю, вы именно тот человек, что в толпе любопытных не станет отводить взгляд от экзекуции, какой бы жестокой она ни была. Впрочем, это лишь мои скромные догадки, не обращайте на них внимания. Вообще, предлагаю перейти на «ты», а то чувствую себя древним старцем, а мне всего-то сорок семь. И я тоже хочу вас кое с кем познакомить. Милая, иди сюда! — позвал Тонг довольно громко, обернувшись назад.       Из бокового коридора вынырнула молодая женщина, красивее которой Вегас никогда в жизни не видел. Да, он был геем, но оценить женственность движений и совершенство образа мог по достоинству. Тонг всеми силами берег любимую жену от лишнего внимания, на приемы и публичные мероприятия чаще всего являлся сам, и Вегас видел госпожу лишь пару раз и сильно издалека. Жена Тонга оказалось европейкой среднего роста, с чистой молочной кожей, лицом сердечком, выразительными зелеными глазами и длинными волнистыми волосами цвета льна, свободно распущенными по плечам. Она скользила по полу так легко и плавно, будто лебедь по глади озера. Изумрудное легкое платье с корсетом оттеняло глаза и подчеркивало тонкость и хрупкость фигуры, от бедер расходясь пышной юбкой, заканчивающейся у колен. Даже в босоножках с довольно высокой танкеткой госпожа дома едва доходила мужу макушкой до подбородка. За ее юбку с двух сторон цеплялись очень похожие на нее и друг друга пухлощекие девочки лет трех. Левая была одета в белое платьице с желтой вышивкой, а вторая в желтое с белой.       — Моя любимая жена Лотти. И не менее любимые дочки: Ин-Ин и Ан-Ан, — в колючих, темных глазах Тонга при виде жены будто звезды зажглись, а над головой высветился огромный транспарант «Посмотрите все сюда, эта невероятная женщина из всех мужчин мира выбрала именно меня!». Лотти мило покраснела от такого яркого проявления мужниных чувств, но гостям улыбнулась с радушием и теплом, отразившимся не только на подкрашенных блеском губах, но и в глазах, затягивающих и глубоких, точно омут.       — Вы ведь Вегас, верно? — без акцента, грудным, мягким голосом спросила она на тайском, обращаясь к Вегасу. И окинула его серьезным, заинтересованным взглядом, поглаживая дочек по светлым макушкам.       — Да. Рад познакомиться лично, кхун Лотти. Эн упоминал, что у вас и дяди Тонга счастливый и крепкий брак. Кстати, по поводу девочек. Мы привезли подарки.       Вегас подал знак Макао, и тот вместе с Лиамом поднес девочкам двух больших плюшевых медведей, ростом чуть ли не с самих малышек. Игрушки умели разговаривать и «знали» много полезных и простых слов на двух языках, тайском и английском, смотря на какую лапу зверя нажать. Девочки подарку очень обрадовались, поблагодарив парней высокими шепелявыми голосками. Одна из близняшек, та, что в белом, сверкая темными отцовскими глазами, храбро подошла к Лиаму и взяла его за руку. Парень поправил очки, улыбнулся такой чистой непосредственности, поддернул брюки и присел на колено, чтобы говорить с ребенком на равных. Девочка что-то заговорщицки прошептала ему на ухо, оглянулась на сестру, и та подошла к Макао, цепляясь всеми пальчиками сразу за один указательный палец подростка. Макао бросил беспомощный, непонимающий взгляд на Лиама, и тот, чуть скривив губы, чтобы не расхохотаться в голос, поднял на руки «свою» близняшку, на личном примере показывая, как надо. Макао тяжело вздохнул, с недоверием покосился на невинно хлопающую на него глазами девочку и выпрямился, держа ее на руках так, будто нес нечто очень хрупкое, сделанное из тончайшего стекла или бумаги. Тренировки с Венисом определенно пошли ему на пользу.       Малышка, что была на руках Лиама, что-то промурлыкала матери на другом языке, та кивнула, видимо, разрешая, и парни удалились туда, куда показали крохотные пальчики дочек Тонга.       — Во-первых: офигеть. Дочки еще ни к кому на руки так легко не шли, даже ревную немного, — помотал головой Тонг, стряхивая оцепенение. — Во-вторых, я, конечно, фото видел, но твой брат — реально шкаф, Эн не соврал. И как оно такое выросло?       — Сам в шоке, — светским тоном отозвался Вегас, по-хозяйски располагая руку на талии Пита. И партнера успокоить, и остальным гостям показать, что этот очаровательный мужчина прочно занят, и самому немного выдохнуть, ощутив под пальцами родные изгибы. — А где Эн, кстати?       — Со своим собачится, у них это сейчас перманентное состояние. Скоро вылезет, не переживай. Кого я вижу, неужели сам WIK решил почтить нас своим сиятельным присутствием? — Тонг перевел взгляд за спину Вегаса, расцветая в насмешливой, хитрой улыбке при виде затянутого во все черное Кима.       — Ну, нужно же кому-то развлекать твоих гостей изысканным голосом и прекрасным лицом, — дернулся в намеке на ответную улыбку уголок подкрашенных, пухлых от поцелуев с Че губ Кима. Вегас нахмурился, не понимая, что происходит и почему Ким и Тонг ведут себя так, будто сто лет знакомы. Из-за спины Тирапаньякула вынырнул Че, в противовес партнеру весь в белом, и протянул Лотти букет розовых и белых эустом.       — Привет, нонг’Че, выглядишь отлично, белый тебе к лицу, — Лотти с достоинством приняла подарок и широко улыбнулась не менее довольному Порче.       — Как и тебе зеленое. Твои глаза кажутся темнее и оттого еще ярче, — отвесил ответный комплимент Че и вернулся под бок к Киму, на свое законное место.       — А вот сейчас не понял. Вы близко знакомы? — не утерпел Вегас, не зная, что может связывать его младшего кузена с одним из главных «решал» столицы, да и области в целом.       — Я — один из его спонсоров, Ви, — снисходительно улыбнувшись, ответил Тонг, тоже беря под руку жену. — Лет пять уже.       — Так вот как ты из дома съебался… — Вегас чувствовал себя так, будто его обманули в самой плохонькой и легкой картежной игре. Ким с намеком поиграл бровями, оставил поцелуй на запястье Че и увлек парня готовить аппаратуру — они собирались вместе сыграть пару своих последних треков.       — … вонючий скунс! Толстый, нет, жирный лори! Гадина паршивая! Я тебе сейчас ухо откушу, псина сутулая! Пусти меня немедленно! — послышались громкие крики из коридора, на время перекрыв расслабленный щебет гостей.       В помещение с самым невозмутимым видом вошел высокий стройный мужчина, на вид не старше тридцати. На его широком плече поверх простой белой рубашки, аккуратно придерживаемый за округлые ягодицы, извивался взбешенный до предела Эн. Заметив в толпе Тонга и Лотти, выделяющихся, как айсберг посреди моря, незнакомец направился прямо к ним, умудряясь двигаться по ровной траектории и не сбиваться с шага, хотя Эн извивался не хуже змеи, безжалостно колотил его по спине кулаками и поливал нелестными прозвищами, чудом не используя совсем уж черных ругательств. Бережно, как хрустальную вазочку, спустив Эна со своего плеча, мужчина с красивой фигурной черной бородкой, загорелой кожей и большими, серыми, как грозовое небо, глазами окинул гостей внимательным взглядом и франтовато, в стиле кавалеров со старинных балов, поклонился.       — Прошу простить мое невежество, господа. Я здесь совсем новичок, еще не разобрался, как нужно кланяться и когда. Меня зовут Поль Прево, я — жених Эна, — его голос напоминал мурлыканье большого кота вроде льва или тигра и ласкал слух мягкими рычащими нотками. На английском он говорил разборчиво и чисто, с верными ударениями и почти без акцента.       — Вегас Тирапаньякул, одноклассник Эна. А это мой жених Пит, — представил обоих Вегас, вежливо склонив голову в ответ. Он ожидал увидеть в качестве партнера Эна кого-то менее эпатажного и броского. Поль же сражал наповал неукротимой харизмой, хитринкой в глазах и добродушной, располагающей улыбкой.       — Скунс он вонючий, вот что! — выдал недовольный Эн, оправил свой традиционный для таких приемов насыщенно синий пиджак и коротко подался вперед, обнимая Вегаса по их старому обычаю, на пару секунд прижавшись грудью к груди.       Поль, что примечательно, не проявил ни капли ревности или злости. Лишь грусть, затаенная и глубокая, мелькнула в его светлых глазах, когда Эн, отстранившись от Вегаса, так же коротко, но совершенно неожиданно для всех обнял и Пита, отвесив пару комплиментов его изысканному вкусу и новой укладке, что, несомненно, была Понгсакорну куда больше к лицу, чем прежняя типично телохранительская стрижка «под горшок».       — Где же твои дети, Вегас? Хочу поскорее познакомиться с теми, кто сумел за короткий срок растопить ледяное сердце палача Тирапаньякулов, — вмешался Тонг, громким голосом и добродушными интонациями разбивая неловкую атмосферу, повисшую между мужчинами.       — Где-то здесь, — развел руками Вегас, указывая на просторный банкетный зал на пять десятков персон, по большей части уже заполненный людьми.       Откуда-то справа слышался веселый смех Танкхуна. Слева щебетала троица неуловимо похожих между собой женщин средних лет в черных и красных коктейльных платьях. В отдалении, у стены, на небольшом деревянном подиуме Ким и Че готовили гитары к выступлению. Убон увлеченно целовалась с Дао в уголке возле искусственной колонны, Пакорн, ужасно стесняясь, разговаривал с каким-то добродушным мужчиной в годах…       Вегас так резко переменился в лице, что Эн, Тонг и Пит тоже непроизвольно напряглись. Оправив костюм, лишь бы хоть чем-то занять руки, Вегас гордо расправил плечи и направился в сторону парочки. В последний момент он сделал не такое зверское выражение лица и за воротник пиджака оттащил Дао от девушки. В горло ему уперся короткий, очень острый нож, незаметно выскользнувший из рукава белого пиджака парня. Вегас скосил взгляд на лезвие, замершее совсем рядом с сонной артерией, и с чистой душой на него забил, сосредотачиваясь на разговоре.       — Какого хуя здесь происходит, Дао? — требовательно спросил он, пока не глядя на Убон.       Дао, сообразив, кто перед ним, тут же убрал нож, спрятал обратно и потупил взгляд, темнея скулами. Даже попытался поклониться, но Вегас все еще держал его за шкирку, так что парень решил делать упор на слова:       — Простите, кхун Вегас. Мы с Убон мало виделись в школе в последнюю неделю. А тут прием, и она такая красивая в этом платье, то есть, она всегда красивая, но это платье ей очень идет, и я не удержался, мне жаль. Это только моя вина, прошу, не наказывайте Убон.       — Куда уж мне. Наш разговор в моем кабинете помнишь?       Парень кивнул, теперь уже без страха глядя прямо на Вегаса. Гордый, уверенный в себе и своем праве на Убон, раз та ответила взаимностью. И да, по благосостоянию он отлично подходил Тирапаньякулам — семья Вонгчиравит занимала лидирующее место на аграрном рынке как поставщик удобрений и всяческих приблуд для огородов, садов и теплиц всех мастей. Даже оранжерея в доме Вегаса была оснащена именно их оборудованием, причем первоклассным. Сам же Дао отличался высоким уровнем интеллекта, привлекательностью, физическими данными и хорошей родословной — ругаться Вегасу вроде как было нечего. По ежевичным, упрямым глазам парня Вегас видел, что тот примет возможное наказание с честью, но от Убон все равно не откажется и ухаживания продолжит. Подавив содрогание и ревность при мысли о том, что именно этот элитный самец может сделать с его милой и нежной приемной дочерью, причем совсем скоро, судя по энтузиазму обоих во французских поцелуях, Вегас усмирил дыхание, вернул голосу твердость и четкость, максимально приглушив рвущееся из груди рычание, и с сарказмом заметил:       — Если уж решили лизаться на приеме, то делайте это так, чтобы вас не спалили старшие, дилетанты, — он с ворчанием подвинул Дао, подступил к Убон и поправил пару прядей в высокой прическе, похожей на ту, что была у девушки на школьном балу. — Презервативы есть?       — Ну пап!       — Убон, мне тоже было шестнадцать, причем не так давно, чтобы воспоминания успели стереться. И я все еще считаю, что слишком молод для внуков. Так есть?       — Есть. И у меня, и у него. Но мы бы точно не стали! Не тут…       — Верю. Но лучше перебдеть, чем недобдеть.        Вегас чуть расслабился и накрыл ладонями обнаженные плечи дочери, проверяя, не замерзла ли та. Но нет, видимо, поцелуи с объектом нежных чувств согревали не хуже вина, поэтому девушка казалась не только мягкой, но и теплой на ощупь. Опалив Дао многообещающим взглядом напоследок, Вегас указал обоим на небольшой балкончик, относительно уединенный и прикрытый от общего зала широкой темно-алой портьерой. Дао понятливо кивнул, еще раз поклонился мужчине, взял Убон за руку и увел в указанном направлении. Вегас, помедитировав в стену с полминуты, вернулся к своей компании.       — Да ты настоящий дракон, Ви! — встретил его неприкрытым смешком Тонг. — Так стеречь свое сокровище не всякий родной отец будет.       — С удовольствием посмотрю на тебя, дядя, когда твоим принцессам исполнится хотя бы четырнадцать, — отбил выпад Вегас, перехватив у официанта пару бокалов шампанского — для себя и Пита.       — Не напоминай, — тут же неуютно поежился Тонг, меняя интонацию с насмешливой на опасливую. — Они так похожи на Лотти, что даже страшно. В садике их уже считают самыми красивыми девочками, а что будет в школе, мне и подумать страшно. И всюду эти надоедливые, упорные, раздражающие мелкие ловеласы, тянущие свои липкие ручонки к моим малышкам!       — О да, только твоим три, а моей шестнадцать. И невинным чмоком в щечку там вообще не ограничится, — поддержал отцовскую тревогу Тонга Вегас и сделал большой глоток, пытаясь богатым вкусом элитного шампанского перебить тревогу, бегающую по коже, точно сотни муравьев. Сразу отчаянно захотелось вернуться на балкон и скинуть с него Дао, благо второй этаж гарантировал тренированному парню минимум увечий. Зато перестал бы тянуть грабли к Убон…       Мысли Вегаса прервал Пит, отобравший у него силой почти пустой бокал и смело прильнувший к губам взамен. Его Пит, вышколенный, идеальный телохранитель, не сумевший даже теперь избавиться от старых привычек и чувствовавший себя ужасно неуютно в центре внимания, сейчас властно целовал Вегаса у всех на глазах, обнимая за шею. Не просто целовал, а просунул гибкий, горячий язык в рот Корнвита и принялся там хозяйничать с таким увлечением и жаждой, будто имел на это полное право. Вегас переключился на жениха как по щелчку. Втянул его язык в рот поглубже, пососал вместе с нижней губой, заставляя Пита уязвимо и мелко дрожать в его руках. С трудом вспомнив, что они вроде как посреди толпы чужих гостей стоят, Вегас сумел удержаться и не спустил жадных рук на любимые ягодицы, подчеркнутые брюками классического кроя, пошитыми Тэ точно по меркам Пита. Но это далось ему непомерным усилием воли, и он мысленно пообещал себе и Питу отыграться в спальне.       — Если ты всегда будешь так отвлекать меня от этого засранца, то я могу и привыкнуть, зверушка.       Пит открыл затуманенные похотью глаза, облизал влажные губы острым язычком и отстранился, оправляя пиджак, сбитый их обоюдным трением. На собравшихся в кружок мужчин и Лотти он предпочитал не смотреть, стесняясь собственнического порыва.       — Не тебе пиздеть на детей, Ви, — лениво вмешался Эн, переключая внимание собравшихся на себя. — Ты лишился девственности, если я не ошибаюсь, в первый же месяц в старшей школе.       — Да, и это было совершенно отвратительно, — вспомнил Вегас короткий секс в подсобке кабинета географии. В то время он был готов на все, чтобы первым у него был не один из партнеров отца. Но, несмотря на то, что он готовился и морально, и физически, боль и дискомфорт сопровождали его еще несколько дней после короткого, смазанного, ничем не примечательного полового акта с одним из молодых телохранителей, приставленных к нему Каном. Без чувств и особых желаний, просто пробный секс, лишь бы не дарить девственность взрослому похотливому мужику, коих в окружении Кана всегда хватало.       — У меня тоже, если тебя это утешит, — Эн отвел взгляд, и Вегас сразу догадался, о чем речь. В отличие от него, Эн не успел разделить сокровенный опыт хоть с кем-то симпатичным и молодым, ему достался грубый и властный мужчина средних лет, один из наиболее полезных прихлебателей его деда. Поль, по всей видимости, тоже посвященный в тайну жениха, наклонился и при всех потерся носом о нос Эна, заставив того поморщиться и слабо улыбнуться.       — Спасибо, пятнышко.       Эн позволил своему мужчине огладить кончиками пальцев щеку и угол челюсти. Поль с серьезным видом кивнул и повернулся к гостям, становясь вровень с партнером. В вырезе рубашки Эна мелькнул знакомый золотой отблеск круглого медальона. Вегас с трудом оторвал от него взгляд и посмотрел в лицо давнего друга. Эн поймал этот взгляд и горько, болезненно, отчаянно-смело улыбнулся. Глубоко вдохнул, набираясь сил и смелости, и заговорил, полностью забив на стоящих рядом родственников, беззастенчиво греющих уши:       — Я виноват, Ви. Я страшно перед тобой виноват и не знаю, как все исправить. После того, что сделал дед в последний раз, мне не хотелось жить, это правда. Не хотелось никого видеть и слышать, не хотелось даже дышать. И я знал, что не могу, не имею права утянуть на дно еще и тебя. Ты и так спасал и защищал меня слишком часто. Франция стала для меня глотком воздуха. Не сразу, но я понял, что могу быть там совсем другим человеком. Никто не узнает, кем я был дома и что со мной делали по приказу деда. Само слово «дом» внушало мне ужас и отвращение, до истерики и кошмаров. Я постарался забыть свое прошлое, но потом, когда все пришло в относительный порядок, на меня накатила вина. Я все еще не хотел возвращаться, просто не смог бы. Но ты остался в том аду один. С мелким Као на руках. Я всю жизнь ненавидел свою сестру за то, что она бросила меня, ни разу не позвонила, не узнала, как дела и жив ли я вообще. Но я же не лучше, Ви, раз точно так же поступил с тобой. Я просто жалкий трус, как и говорил дед. Я хотел, очень хотел позвонить, даже брал телефон в руки, но на меня накатывал дикий, глупый, нелепый страх, что если позвоню хоть раз, то моя жизнь, моя новая, счастливая жизнь без прошлого — разрушится. А ты в это время боролся с отцом и всем миром совсем один… Ты, который вытаскивал меня из моего чистилища раз за разом, хотя никто тебя об этом не просил, и я вообще был не твоей проблемой. Бизнес деда почти не пересекался с вашим, тебе не было резона водиться со мной ради выгоды или по приказу отца, но ты все равно был рядом и держал меня на плаву… А я ушел. Выбрал себя, как последний эгоист и трус. Мне так жаль, Ви! Я не могу не попросить прощения, хотя знаю, что такое не прощают. Но ты должен услышать эти слова, хотя бы так. Прости меня, Вегас.       Эн плавно опустился на колени и коснулся лбом пола, подставляя под удар незащищенную шею. Из такого положения Вегасу было бы легко его пнуть, поранить, оскорбить и унизить прямо при всех гостях и Тонге. Вместо этого он наклонился, вздернул Эна за шкирку, слегка передавив тонкую шею воротом рубашки, и рявкнул прямо в бледное лицо:       — Идиот! Да, я тебе завидовал, потому что ты стал свободным, а я остался в клетке наедине с отцом. Да, я был связан по рукам и ногам наличием Макао. Но как ты, блять, думаешь, кто подсказал дяде ту программу, по которой ты уехал в свою распрекрасную Францию? Кто помог быстро оформить документы, нажав на старого уебка директора, чтобы тебе нарисовали красивый табель? Кто, мать твою, дяде Тонгу тогда слил о том, что с тобой вообще происходит?       — Ви… — больше всего на свете Эн напоминал промокшего под дождем щенка, но Вегас не купился на эти большие невинные глаза и бледную виноватую мордочку, продолжив ругаться в голос:       — Ты мой единственный друг, долбоеб хвостатый! Ты хоть знал, каково мне было смотреть на то, что тот мудак с тобой делал? Даже мой ублюдок-папочка до такого не опускался. Ты был близок мне, настолько, что я впервые в жизни до конца понял смысл слова «жертвенность». Поверь, мне это нихуя не понравилось, но я не дурак, Эн, я видел, что, если бы ты остался в этой блядской стране еще хотя бы на месяц, мы бы нашли тебя в петле, и на этот раз окончательно. Или с разбросанными по асфальту мозгами. Ты же у нас умный мальчик, второй раз с четырех этажей сигать бы не стал, повыше бы забрался, да?       — Как ты?..       — Ты самоубийца, блять. Натуральный. Эталонный, сука. Это ты научил меня читать людей, а не тот урод, что звал себя моим отцом. У него на все случаи жизни было три эмоции: гнев, самодовольство и похоть. А ты у нас совсем другое дело, мелкий ублюдок. Высший пилотаж, лучшая школа распознавания эмоций. Помнишь, что ты сделал после того, как твой дражайший дед заставил тебя пытать ту женщину на глазах ее малолетней дочери? А я помню, сука, как сейчас помню! Ты улыбался, придурок. Улыбался в школе, отвечал на уроках, тебя даже похвалили в тот день два раза. Ты помог мне с блядской математикой, а потом пришел в нору и перерезал себе вены, нажравшись перед этим таблеток, чтобы кровь не сворачивалась. С тобой каждый день как на американских горках был, сука ты паршивая!        Вегас неконтролируемо дрожал от холодного, злого бешенства, поднимающегося из самого нутра. Он еще никому и никогда не говорил о том, что один из самых ужасных, самых сложных, самых критических моментов его жизни произошел именно тогда. В их грязной комнатушке, маленьком скромном приюте на двоих, где оба могли бы построить что-то безопасное и только свое. Вегас как сейчас помнил кровь друга на своих руках, полу, стенах в эти дурацкие мелкие синие цветочки. Весь матрас был залит уже подсыхающей кровью, даже часть драгоценных комиксов Эна испачкалась. В ушах Вегаса до сих пор отдавалось эхом хриплое, сорванное дыхание Эна, а перед внутренним взором, заслоняя все остальное, вставала ненавистная счастливая улыбка самоубийцы. Потому что Эн всерьез думал: совсем скоро его паршивая жизнь подойдет к концу и страдания закончатся. Вегас во всех отвратных подробностях помнил, каким тяжелым ощущалось мелкое тощее тело, когда он тащил Эна к своей машине на руках. Помнил, как метался по приемному покою первой попавшейся низкопробной больницы, дожидаясь вестей от врача, как тигр по тесной грязной клетке. Помнил отвратительное, парализующее чувство бессилия и страх того, что он все-таки не успел.       — Зачем тогда спасал?.. — тускло отозвался Эн, вырывая Вегаса из плена воспоминаний. — Зачем, Вегас? Я же сломанный, всем бы только легче стало, доведи я дело до конца. Зачем ты спасал меня из раза в раз? Я так ненавидел тебя за это, ты бы знал…       По мертвенно-бледным щекам Эна быстро, одна за другой побежали слезы. Его тонкие, дрожащие пальцы нащупали медальон на шее и рванули цепочку, будто та душила. Эн сжал медальон в кулаке, и был бы тот из обычного дешевого сплава, уже давно погнулся бы, но простую основу предусмотрительно закатали в хорошее, крепкое золото. Чтобы не повредить, сохранить хотя бы часть памяти о том, кем был его владелец раньше. Сохранить лучшее — их долгие и согревающие объятия в норе, когда Вегас подарил Эну на восемнадцатилетие обычный шоколадный кекс с единственной убогой розовой свечкой, воткнутой криво, и медальон из магазина комиксов — ничего больше найти не успел из-за сложного, вымотавшего его до полного бессилия задания отца. А Эн бледно, но искренне улыбался, с удовольствием ел кекс, перемазавшись в жидком густом шоколаде, и смотрел на Вегаса так приязненно, что в груди Корнвита сбоило зачерствевшее, почерневшее сердце.       — А я тебя. Понимал, что у всех свой предел, и ты свой давно перешел, но не мог не ненавидеть за то, что отказываешься бороться. Я бы не сдался. Он бы не сдался.       — К сожалению, я не он, Вегас.       — Правда, Нагиса? — Вегас удобнее перехватил легкое тело за шею, удерживая на одной руке в воздухе и тем самым заставляя Эна задыхаться не только он слез, но и от удушья. Удерживал его точно также, как шесть лет назад, разве что сейчас инициативному самоубийце угрожали максимум синяки от падения на твердый пол. Чужой нож во второй раз за вечер прижался к горлу, но страшно все еще не было, хотя по коже заструилась тонкая горячая струйка, пятная открытые ключицы и впитываясь в рубашку.       Глаза Эна медленно наполнились ужасом. Нож выпал из ледяных на ощупь пальцев и испачкал кровью пол. Вегас не стал ждать, притягивая идиота к себе и крепко вжимая в свое тело, как тогда, когда впервые застал разрушительную, тихую, и оттого еще более жуткую истерику Эна в их норе. Сильные маленькие пальцы впились ему в лопатки до боли, Эн, дрожа и хныча, вжался в Вегаса всем собой, пытаясь спрятаться, пролезть под ребра, стать еще меньше, чем есть, чтобы никто не заметил, не тронул, не обидел. Не нашел.       — Сучонок, — фыркнул Вегас уже без злобы и уткнулся носом в покатое плечо, закрывая глаза. Эн сменил парфюм, но запах тела остался тот же — немного терпкий, яркий, запоминающийся, в отличие от скромного и частично нелепого из-за хвостиков прикида ботаника.       Рядом с Эном и Тонгом старые привычки выплывали из недр подсознания сами по себе. Вегас не был тактильным человеком, как Танкхун или Порш, не стремился всегда быть под боком партнера, как Че или Тэ, не искал постоянного контакта, как Лиам делал с Макао. Но, как и в школьные годы, стоял смирно и не смел первым прерывать объятия Эна.       Их маленькое непреложное правило, одно из тех, что установились негласно и будто само по себе. Изображать трахающуюся ради горячих впечатлений парочку в школе, но не влюбляться друг в друга всерьез. Не говорить никому чужому о норе. Проверять ее на прослушку и камеры по два раза, прежде чем поговорить о чем-то откровенном. Не упоминать о сестре Эна и матери Вегаса. Не пытаться больше самоубиться в их хлипком убежище. Не прерывать объятия Эна, потому что Вегас мог погреться хотя бы от Макао, хоть братец и рос капризным и неэмпатичным, Эну же греться было не об кого, и Вегас уступал, работая своеобразной батарейкой и жилеткой для слез в одном лице, чтобы у друга появилась возможность протянуть еще недельку в том аду, куда его безжалостно бросал собственный дед.       — Твои дети — моя замена, да? — звучно хлюпнув текущим носом, Эн дернулся, невербально прося отпустить. Его правая щека и часть шеи теперь были перемазаны не только слезами, но и кровью Вегаса.       — Отчасти. Они своеобразные. Уникальные. Неповторимые. Но да, вначале я забрал их к себе, потому что знал, что даже с таким монстром, как я, им будет проще выжить, чем с теми, кто видит в них лишь инструменты.       — Я не смог его убить. Не потому, что струсил, на это бы яиц у меня хватило. Просто он стал таким… жалким. Таким мелким, неважным, ничтожным. Я посмотрел на то, во что он превратился, и освободился. Но я бы не дожил до этого момента, если бы не ты, Ви.       — Тебе надо было другой псевдоним взять.       — Блять. Не напоминай, пожалуйста. Я уж точно не такой опасный, хитрый и умный, как Дазай, — с горькой насмешкой над прошлым ответил Эн, растирая щеку платком Вегаса, чтобы убрать кровь.       — Зато такой же ебанутый суицидник, — не согласился Корнвит, отступая назад и обнимая чуть влажную от волнения ладошку Пита своей. Сжал ее, ласково и мягко, без слов благодаря за то, что удержал себя на месте, не вмешался и позволил Эну до конца выплеснуть ядовитые чувства.       — Люблю число одиннадцать, знаешь ли, дата рождения все-таки, — усмехнулся в ответ Эн и тут же дернулся, когда и без того не особо румяный после их спонтанных откровений Тонг переменился в лице и подскочил к нему, хватая огромными лапищами за плечи.       — Сколько?! Эн, блять, когда ты успел?!       — Ну, первый раз ты сам меня спас из ванной, помнишь? Когда родителей не стало. В двенадцать меня вытащил из петли слуга в доме деда, я заплатил тому мужику и убедил молчать. В третий раз я с моста сиганул, но там баржа рыбацкая мимо проплывала, и меня вытянули, только грязной воды наглотался и кишечную палочку получил. Еще два раза я таблетки глотал. Один раз Ви остановил, позвонил вовремя, и я проблевался после разговора, а второй раз дед поймал и так избил, что я чуть от горячки не умер, горничная выходила. Скажем так, квазисудицид вышел. Вены резал — Ви откачал. С крыши сиганул — Ви поймал. Под машину хотел прыгнуть, но меня легавые остановили, подозрительно долго на переходе стоял, решался. Вколол себе убойную дозу чистой дури, но Ви и тут постарался, сукин сын. Хотя наслушался я тогда, конечно, всякого, да…       — То есть, ты не оставляешь мысли умереть не своей смертью, пиздюк хвостатый, — съязвил Вегас, откатывая их обоих в не самое счастливое, но точно бурное и веселое прошлое.       — Уже давно не хвостатый, это раз. И самоубийство — это как раз та самая «своя» смерть, которую выбираешь для себя лично, — наставительным тоном произнес Эн, не особо обращая внимание на то краснеющего, то бледнеющего Тонга, нависшего над ним непреодолимым утесом, и на закаменевшего, сжавшего кулаки до побеления, Поля за спиной.       — Я даже тотализатор лично для себя устроить хотел. От чего ты в следующий раз попытаешься откинуться, — признался Вегас, весело ухмыляясь. В отличие от погибших родителей, сбежавшей в другую страну сестры и смысла жизни в целом, тема суицида и смерти в целом для них никогда запретной не была и даже регулярно обыгрывалась в черных шутках на грани фола. Юмор висельников, как часто называл его Эн, отпустив очередной ядовитый комментарий о том, как заебался жить.       — Бедренная артерия. Или сонная, так еще быстрее, — отозвался Эн, беззаботно мотыляя ногами в воздухе, так как на пол Тонг его все еще не опустил. — Быстро, просто, надежно, и откачать бы при всем желании не успели.       — Лучше бы сдавал кровь на благотворительность, придурка кусок. Только того, что в норе пролилось, на двух человек бы хватило. Всегда удивлялся: откуда столько в такой тщедушной тушке?..       — Да ладно. Зато обои новые поклеили, не такие уродские, — хихикнул Эн, вообще не усматривая за собой вины.       — С трансформерами, блять?..       — Зато яркие. И вообще, какие спиздили, такие и клеили. Будто не ты это предложил.       — Отвлечь тебя хотел. Что может быть веселее, чем на серьезных щах спиздить из строительного магазина четыре рулона обоев и убежать от охраны?       — Да уж, обхохочешься, — по тонким губам Эна в противовес язвительному тону скользнула мечтательная улыбка. — Футон жалко. Комиксы-то мы отчистили, обои переклеили, а вот футон пришлось на свалку. А он хороший был. Старый, но удобный.       — Еще бы не выкинуть, он прямо хлюпал от твоей кровищи. И вообще, нашел где вены резать. Одно безопасное место у нас было, одно, сучонок оборзевший, и то осквернил!       — А может, я хотел, чтобы меня нашли и остановили, Ви. В глубине души, — резко посерьезнел Эн и повернул голову, чтобы смотреть Вегасу прямо в глаза. — Там, где осталось что-то светлое, вроде маминой улыбки или шуток отца. Сохранить их — значит, сохранить себя.       — У тебя получилось. Ты жив. Помнишь о них. Строишь успешный бизнес и личную жизнь в другой стране. У тебя получилось, Эн.       — Нет. Не получилось. Я остановился, потому что понял, что ты не заслуживаешь чувства вины за то, что не успел. Теория вероятности была не на твоей стороне, бро. А Поль… я уже заставил проходить через все это тебя. Я должен был попробовать сохранить хотя бы его.       — Медальон на место верни, — миролюбиво попросил Вегас, вытащил Эна из рук все еще потерянного, дезориентированного Тонга и передал Полю в воздухе, как котенка. — Я полгорода тогда объездил, прежде чем его нашел. Не просри мои старания.       — Никогда, — Эн послушно вернул медальон на шею, застегнув цепочку на другое крепление, так что та стала короче и почти сдавила тонкую шею, которую Вегас когда-то в приступе гнева из-за очередной самоубийственной дурости Эна всерьез душил, оставив уродливые синяки от пальцев.       — Папа, какого хрена?! Нас двадцать минут не было, а ты уже успел пораниться!       Убон с зацелованными губами и ярким естественным румянцем на щеках покопалась в клатче в тон платью и вытащила лейкопластырь и пару запечатанных в пластиковом мешочке ватных дисков, смоченных антисептиком. Вскрыла один, обработала рану, ухватив Вегаса за подбородок так цепко и жестко, что тот не посмел возмущаться. Девушка заклеила ранку, убедилась, что пластырь не стягивает кожу, а лишь предохраняет порез от грязи и инфекций, и больно потянула мужчину за ухо с противоположной стороны от ранки. — Разве так можно? Во что ты опять влип?       — Ни во что, цветочек. Просто кое-что прояснили с мелким паршивцем.       — И, судя по тому, что он целый, а у тебя вся рубашка в крови, сосешь тут ты, хиа’, — подметил хмурый Макао, все еще держа на руках девочку, но уже другую.       — Не выражайся при детях, — строго осек его Лиам и передал вторую малышку, которую тоже держал на руках, Тонгу. Макао усадил мужчине на руки свою подопечную, отступил и переплел пальцы с Лиамом, стремясь все время быть рядом и держать его немного за своей спиной — неискоренимый жест тех, кто вырос в мафии.       — Ну как сказать, сосет. Скорее, нонг’Вегас допустил осознанную тактическую ошибку, чтобы выровнять опасную ситуацию, — впервые заговорила Лотти, поглаживая мужа по плечу убаюкивающими, размеренными движениями, как домашнего разнеженного кота. — У тебя прекрасный брат, нонг’Макао. А у вас, детки, замечательный отец.       — Спасибо, кхун Лотти, — откуда-то сзади вынырнул Пакорн и сходу обнял Вегаса за талию, вжимаясь в бок. — Мы сами выбирали.       После роскошного представления Эна, загоны Вегаса по поводу того, что он может стать для детей недостойным примером для подражания и утянуть их с собой на дно, стыдливо поджали хвосты и уползли в самую глубь подсознания, как побитые шавки. Пит, уловивший это по чуть более расслабленной позе и совсем другому выражению глаз, тоже расслабился и притянул к себе Убон, поправляя ей прическу и тоненькое серебряное украшение на шее, подаренное Тэ.       После выяснения отношений и разодранных шрамов прошлого, Вегасу нестерпимо хотелось нажраться, залезть в какое-нибудь темное, тихое и тесное место и брать Пита столько раз, сколько им позволят выносливость и алкоголь в крови, но оба все же были желанными гостями на чужом празднике и почтенными родителями, поэтому заняли места в зале и выслушали пять композиций Кима и Че — одну чисто инструментальную, на две гитары, то сливающиеся, то расходящиеся на совершенно разные партии. Три песни Кима из последнего альбома, вдохновленные Порче и их наладившимися, окрепшими отношениями. И еще одну, исполненную Кимом сольно. Про то, как опасно бывает идти против сердца и думать одной лишь головой. Как страшно остаться в одиночестве спальни, зная, что в это же время любимый, единственный в мире важный человек счастлив с другим. Как больно осознавать, что ваша разлука — вынужденная мера и только твоя вина. И как невыносимо горько от осознания, что ангел отвернулся и свет его теплых ласковых глаз больше никогда не согреет очерствевшую, заледеневшую душу проигравшего музыканта.       Че, для которого песня-признание стала не меньшим сюрпризом, чем для остальных гостей, решительно вышел на сцену, отобрал у сидящего на высоком стуле Кима гитару, отвесил ему подзатыльник и впился в губы так голодно и жадно, что зрители невольно отвели взгляды. Че каждым своим жестом опровергал последний спетый куплет, наглядно показывал, что никто ни от кого не отвернулся. А Ким едва успевал отвечать, бессильный перед напором личного ангела-хранителя.       Утаскивать со сцены увлекшуюся парочку пришлось Лиаму и Макао. Последний просто-напросто пнул поднявшегося на ноги Кима пониже спины, заткнув возмущенное рявканье пронзительным взглядом. Лиам ухватил за руку дезориентированного Че и провел по ступеням в неприметную комнатку позади «сцены». Туда же Макао оттащил Кима, чтобы парочка хотя бы не творила непотребства на глазах у всех. Вернувшись, подростки включили стерео с ненавязчивыми инструментальными мелодиями, чтобы заглушить копошение и сдавленные стоны из коморки — разумеется, Ким не смог утерпеть до дома, да и Че не отличался особой выдержкой в отношении бойфренда, стабильно выводя тем самым Порша из себя.       — Че снизу, — выпалил Вегас и протянул руку для спора, когда Макао и Лиам подошли вплотную.       — Ким, — оскалился Макао, пожимая ладонь.       — Вегас! Это неприлично, что ты творишь! — возмутился было Пит, но Лиам костяшкой пальца поправил съезжающие на кончик носа очки и прервал спор, разбив ладони Тирапаньякулов ребром своей с тихим и уверенным:       — Оба.       — И ты туда же! Вы с Вегасом точно не родственники? — надулся Пит, как хомяк на крупу.       — Нет, па, я больше в тебя. По тем позициям, что мы занимаем, так точно, — отмахнулся странно задумчивый Лиам. Бесцеремонно пошарив по карманам брюк Макао, он вытащил небольшую плоскую черную коробочку — Вегас в такой же, только красной, хранил одноразовый пакетик смазки и два презерватива, чтобы в случае чего можно было развлечься с Питом в любом достаточно уединенном месте.       — Э, куда?! — возмутился Макао, когда заветная коробочка перекочевала в руки Лиама, а сам парень направился к коморке. Замерев, как перед прыжком с вышки, он зажмурился, резко открыл дверь, запулил внутрь коробочку и захлопнул створку, будто обжегся о металлическую ручку.       — Не будь жлобом, океан, и потерпи до дома, — отрезал Лиам, снова беря раздосадованного Макао под руку. — Им сейчас явно нужнее.       — Лиам… Как ты меня только что назвал?.. — голос Пита уязвимо, незнакомо дрожал, срываясь на высокие ноты. Мужчина смотрел куда-то внутрь себя, его пальцы до боли впились в предплечье Вегаса.       — А как я?.. Твою ж… Прости, пи’Пит, просто Убон и Корн часто тебя так называют, да и Венис тоже, я не думал…       — Все хорошо, — Пит с видимым усилием взял себя в руки, отлепился от Вегаса и накрыл плечи Лиама узкими изящными ладонями, мягко поглаживая поверх одежды. Приподнял подбородок, парня не давая уставиться в пол, заглянул в ореховые глаза, тепло улыбнулся, гася тревогу и волнение: — Все хорошо, Лиам. Я не против. Пусть будет так.       Лиам расслабился так резко, будто из него все кости вытащили. Обнял Пита, порывисто, жадно, и Вегас как-то не к месту вспомнил, что тот тоже остался, по сути, без родительской поддержки и заботы в неполные восемнадцать, когда вовсю играют гормоны и весь мир кажется на редкость неуютным, чуждым, странным местом. И пусть ревность и зависть все же подняли головы в глубине подсознания, Вегас постарался задвинуть их поглубже. Как мог он, нашедший в Пите так необходимые ему самому верность, преданность и свет, отбирать его у такого же поломанного и нуждающегося в поддержке Лиама?       — Детки, вы закончите сегодня преподносить сюрпризы? — с доброй отеческой усмешкой, которой Вегасу так отчаянно не хватало в школьные годы, спросил Тонг, удерживая обеих малышек на руках безо всякого труда. С его физической силой он бы и жену спокойно на руки взял, в придачу к дочкам, но Лотти и не рвалась, вместо этого что-то экспрессивно обсуждая с Танкхуном и Убон, пока Дао вел степенную беседу с Армом и Полом на небольшом отдалении.       — Не знаю, дядя, я и сам от сюрпризов слегка устал. Но лучше уж сразу все узнать и один раз знатно охренеть, чем каждый раз по чуть-чуть дергаться, — отозвался Вегас и прихватил с подноса официанта новую пару бокалов. Шампанское его уже давно не пьянило, да и Пит был достаточно устойчив к алкоголю из-за регулярных возлияний с Танкхуном в прошлом.       — Юри встречается с Вонхи, — выпалила Убон, азартно сверкая большими темными глазами, подчеркнутыми искусным макияжем в исполнении Танкхуна. Вегас подавился шампанским, но больше от неожиданности, чем от самой новости. Дети не показывали на людях особых чувств, но Вонхи за столом очень часто подкладывал девушке в тарелку лучшие кусочки, а в движениях Юри то и дело проскальзывала грубоватая нежность, направленная на большеглазого хрупкого юношу.       — А дядя Кай опрокинул на Хвансик-щи целую бутылку апельсинового сока на пикнике, и тот большую часть свидания отбивался от тучи мошек, — спалил взрослых друзей семьи бесстыжий Макао.       — По словам Кима, его телохранитель, пи’Нон, запал на учительницу Корна, Чайлай. Ездил к ней в больницу чуть ли не через день, привозил цветы и еду, а потом и домой прокатился, помог чего-то там починить, — выложил еще одну «разгромную» новость Лиам.       — Это бабушка была тем, кто рассказал ро… тем людям, когда у нас заканчиваются уроки и сколько охраны у нас будет, — тихо проговорил Пакорн, и приглушенный смех взрослых стих, оборвавшись на пике.       Недостающий кусочек мозаики со щелчком встал на место. До Вегаса наконец дошло, что именно беспокоило его столько времени и подтачивало изнутри, как опасный, незаметный червячок. После того происшествия они усилили охрану до максимума, полностью изменили протоколы, перепроверили по три раза технику и транспорт, но так и не нашли никаких жучков и иных записывающих устройств. Вегас на всякий случай провел собеседования с каждым из охранников, допущенных во внутренний круг, перепроверил камеры несколько раз, но люди оказались чисты. Он сделал подчиненным строгое внушение, списав удавшуюся авантюру Сувванаратов на везение и слежку издалека за Убон и Пакорном. И даже не подумал о том, что Чимлин, самый родной и близкий для Пита человек, может вот так их предать.       Вегас с большим трудом и внутренним протестом запихнул злость и гнев подальше в уголки подсознания, пытаясь мыслить здраво и спокойно. Но не успел и рта раскрыть — Пит сорвался с места, даже не попрощавшись с хозяевами праздника.       — Простите, дядя, кхун Лотти, Пит просто… — попытался объясниться Вегас, но напоролся на понимающий взгляд Тонга, настороженный — Эна и строгий — Лотти. Именно она повелительно махнула рукой, жестом опытной танцовщицы, привыкшей управлять толпой при помощи собственного тела. В ее мелодичном голосе отчетливо звякнул металл:       — Иди за ним и не дай натворить глупостей. И вы тоже, дети. Ваш папа очень нуждается в вас сейчас.       Убон первой сорвалась с места, подбегая к Дао. Развернув к себе за плечо, смело поцеловала в губы, прихватив двумя ладонями за щеки. Дао сориентировался быстро и ответил, галантно наклоняясь, чтобы Убон не пришлось далеко тянуться. Рук он с талии своей девушки благоразумно не спускал, и Вегас краем сознания отметил, что его приемная дочь теперь выглядит заметно здоровее и красивее, чем в тот момент, когда они с Питом приняли решение оставить детей у себя.       Лиам, Макао и Пакорн сразу двинулись к машине, поклонившись на прощание гостям и хозяевам праздника. Вегаса же почти у самого выхода поймал за локоть Эн:       — Держи себя в руках, Ви, не дай ему натворить глупостей. Сейчас все зависит только от твоей выдержки. И напиши, когда освободишься. Я буду в стране еще семнадцать дней, хочу встретиться на нейтральной территории с тобой, кхуном Питом и Полем. Есть моменты в нашем общем прошлом, которые я все еще хочу прояснить. При нем и при твоем муже.       — Я напишу тебе, — пообещал Вегас, коротко сжал сухую прохладную ладонь Эна в своей и сорвался к машинам — ожидали только его.       Откинувшись на заднее сидение, Вегас попытался сосредоточиться на дыхании, чтобы очистить сознание от лишних эмоций. Разумеется, ничего не вышло, слишком много всего и сразу свалилось на его психику за один вечер. Душевные раны, нанесенные Эном много лет назад, все еще глухо ныли, хотя потихоньку и начали рубцеваться, на этот раз навсегда. Но состояние Пита волновало Вегаса куда больше собственного, и успокоиться никак не получалось.       На его ладонь, до боли вцепившуюся в бедро, легла маленькая теплая ладошка. Вегас пожал ее, молчаливо благодаря дочь за поддержку, и удивленно распахнул глаза, когда вспомнил, что Убон, Пакорн и пара телохранителей ехали в соседней машине. Рядом с ним сидел Лиам, именно он осторожно поддерживал Вегаса, готовый в любой момент одернуть руку, если прикосновения окажутся неприятными или нежелательными.       — Мы рядом, пи’Вегас. Мы не дадим вам с па натворить глупостей, — прошептал парень, и взглядом, и словами, и жестами стараясь донести одну простую мысль — Вегас больше не один. Своего бойфренда поддерживал и Макао, чья ладонь по-хозяйски лежала на бедре Лиама, ближе к колену, и этот властный жест, часто используемый Вегасом в сторону Пита, неожиданно Корнвита успокоил и заземлил.       — Мы вывезем, бро. А если нет, то просто разгребем последствия. Тебе не нужно решать все в соло, как было раньше, теперь у тебя есть мы.       Если кто и заметил одну-единственную маленькую слезинку, прокатившуюся по щеке Вегаса и блеснувшую в свете уличных фонарей, мимо которых мчалась их машина на приличной скорости, то предпочел ее проигнорировать. Постепенно дыхание мужчины пришло в норму, сердце замедлилось до нормальной скорости, а сознание прояснилось. И пусть в глубине души Вегас все еще испытывал чувства, похожие на те, когда держал Эна над четырьмя этажами за одну только руку, теперь он не был один, и выскальзывающую из хватки ладонь Пита были готовы поддержать другие члены его семьи.