Хрюша, зараза, ангел и жопа бегемота

      Через четыре дня после наказания его снова вызвал к себе отец. Кимхан пошел, как на эшафот, не зная, чего ожидать от жестокого ублюдка, только притворяющегося заботливым и справедливым отцом. В минималистично обставленном кабинете в гостевом кресле уже сидел Порче. Нахмуренный, натянутый, как струна, настороженный, но не испуганный. Ким шагнул вперед, пытаясь оттянуть внимание отца на себя и защитить мальчишку, но не успел. Корн поднялся из-за массивного письменного стола из мореного дуба, обошел его, встал за спиной Порче и с легкостью накинул на тонкую смуглую шею петлю, начиная душить.       Ким дернулся вперед и тут же замер, когда Корн жестким тоном приказал оставаться на месте. Лицо Че покраснело, на лбу и шее вспухли вены, рот приоткрылся. Он пытался освободиться, судорожно царапал руки Корна ногтями, но тот продолжал безжалостно душить. Киму в этот момент казалось, что душат его самого. Наконец Корн удовлетворился увиденным и убрал петлю, толкая Че в спину, чтобы упал на пол. Парень закашлялся, дрожа всем телом, и Ким, не думая, рванул к нему, присаживаясь на корточки и помогая приподняться и сесть.       — Выбирай, Кимхан: твоя карьера или он. Срок — три дня. И да, если вы скажете об этой сделке хоть одной живой душе, Порш или Кхун утром просто не проснутся. Свободны.       Че оттолкнул руки старшего, свернул обиженными глазищами и сбежал. Ким медленно встал и в упор посмотрел на отца, не скрывающего довольства от проделанной «шалости»:       — Не боишься, что пережмешь?       — На колени, — улыбка мгновенно исчезла с лица мужчины, и Ким как подкошенный рухнул на пол, больно ударившись коленями и ладонями. Рефлексы, буквально вбитые в него отцом, сработали на отлично.       — Я хорошо вас выдрессировал, Кимхан. Вы не посмеете ослушаться. Три дня и ни минутой больше. Вон.       Ким поднялся и ушел, едва сдерживаясь, чтобы не разнести весь дом. Хотелось кричать, разбить руки о стену, убить отца, умереть самому, но он знал, что просто не сможет уйти и оставить Че без защиты. Одного приказа Корна хватит, чтобы по спине ползли ледяные мурашки и колени подгибались от слабости — его с детства приучали во всем подчиняться. Каждый раз, когда в воздух взмывала палка, ремень, прут или провод, внутри Кима просыпался тот самый мальчик, закрывающий голову руками и плачущий навзрыд, не знающий, за что его так жестоко наказывают, когда должны любить и защищать.       Макао первым просек, что что-то не так. Ким изо всех сил старался делать вид, что он в порядке, но кузен властно потребовал, чтобы тот приехал в одно конспиративное местечко, старую заброшенную лапшичную на окраине города, и притащил туда же Лиама. И пока Сувванарат хлопотал над искалеченными ногами старшего мафиози, Макао установил на пластиковый, исцарапанный, когда-то белый столик ноутбук, что-то настроил и повернул к парням, показывая столпившихся по ту сторону экрана Кинна, Порша, Кхуна и Арма. В окошке справа виднелись Вегас, Пит и Ноп.       — Рассказывай, — жестко, не хуже, чем Корн, приказал Кхун, временно сбросив маску эксцентричного психа. Неоновая синяя гирлянда отбрасывала на его лицо светлые отблески, делая лицо взрослее и строже.       — Нет. На кону твоя или Порша жизни, я не стану рисковать.       — О, так ты выбрал вечное рабство, мой глупый брат, — покачал крашеной головой Кхун, вытягивая каждое слово в привычной издевательской манере.       — Как и мы все, — не менее издевательски отозвался Ким, намекая на маску Кхуна и равнодушие Кинна.       — Видишь ли, братец, мне нечего терять. Так что рискни мной, чтобы сохранить себя. Даю тебе на это взвешенное, осознанное разрешение, — Кхун не отводил уверенного, прямого взгляда от лица Кима. А вот последний успел окинуть взглядом всех и заметил, как вспыхнули глаза Арма, готового возразить своему господину.       — Твое счастье ближе, чем кажется, хиа’ — промурлыкал Ким и стрельнул взглядом в очкастого телохранителя. — Вторая его половина, думаю, сейчас топчется за дверью и охраняет тебя от шпионов папы.       Кхун вздрогнул всем телом и затравленно обернулся, глядя на Арма полными удивления глазами-колодцами. Телохранитель неодобрительно цокнул языком, послал Киму устало-злой взгляд и присел перед Кхуном на одно колено, беря узкие длиннопалые ладони в свои, мягко массируя большими пальцами:       — Все хорошо. Мы не позволим никому и ничему причинить вам вред. Верьте нам, кхун Танкхун, прошу.       — Почему?.. Вас же папа нанимал…       — Когда годами живешь бок о бок с человеком и видишь его любым, начинаешь привыкать к его поведению и смотреть глубже, читать между строк. Мы с Полом… сложно говорить за двоих, конечно, такое нужно лично делать, но да ладно. Мы с Полом вас очень любим, кхун Танкхун. И ценим и как человека, и как мужчину. Пол — би, я пан. А вы самый красивый, хрупкий, умный и чуткий человек, что нам встречался. У нас просто не было шансов остаться равнодушными.       — Нет! Молчи! Меня нельзя любить, нельзя… Я сломанный, я испорченный, грязный… Нельзя, слышишь?.. Я запрещаю вам!       — Вы можете запретить нам что угодно, но не это. Кхун Ким подтвердит: сердцу приказать нельзя при всем желании, — Арм поднес к губам дрожащие ладони Кхуна, согревая дыханием и мелко целуя пальцы и костяшки. — Просто позвольте нам быть рядом и защищать вас.       — Нет! Нельзя, глупый, нельзя… — Кхун сжался, вырывая у технаря ладони и обнимая себя, будто страшно замерз. Арм скинул пиджак и закутал угловатые плечи старшего мужчины в теплую ткань, прикрывая от кондиционера и плохих эмоций. Давая фиксацию на тепле и запахе в быстро меняющейся, сложной обстановке.       — Все хорошо. Мы ко всему готовы, кхун Танкхун, — Арм выпрямился и поймал своего начальника в объятия, тесно прижимая к груди. Руки Кхуна взметнулись вверх, словно две пугливые птички, легли на плечи Арма, да там и остались, а сам Кхун покорно обмяк, позволяя гладить себя по спине кругами.       — Я, конечно, безмерно рад за вас, но проблему мы так и не решили, — сухо выдал Кинн, но Порша к себе пригреб, окольцовывая тонкую талию поверх черной форменной жилетки. — Папа душил Че, не так ли?       — Откуда ты?.. — Ким прикусил язык, но слова уже сорвались с губ, и Кинн задумчиво кивнул, а затем и вовсе пересел на кровати в своей спальне так, чтобы Порш оказался меж его широко раздвинутых бедер. Снова обнял смутившегося избранника, уже двумя руками, и пристроил подбородок на плече.       — Он всегда так поступал. Использовал меня, чтобы надавить на Кхуна. Маму, чтобы надавить на меня. А теперь использует Че, чтобы контролировать тебя. Однообразно до горя.       — Но действенно, стоит признать, — хмыкнул Вегас и сунул в руки Венису выпавшего плюшевого динозаврика ядовито-зеленого цвета — очередной полубезумный подарок Кхуна, который почему-то пришелся малышу по душе.       — Только на время, — выполз из своей безопасной норки Кхун. — Он очень близок к краю, Проныра вот-вот сорвется.       — Ты слишком в меня веришь, — покачал головой Ким, чувствуя себя слабаком, трусом и предателем. Не то чтобы в этом было что-то новое, но все равно на душе противно скребло отчаянье. — Мне, конечно, не привыкать жить с кровью на руках, но я не хочу вешать на себя смерть кого-то из вас. И не могу рисковать Че.       — Ты его любишь? — прямо спросил Порш, прожигая Кима строгим взглядом через экран ноутбука. Почему-то Киму подумалось, что именно так должна выглядеть загадочная и непостижимая встреча с родителями жениха.       — Да, — признал он открыто, остро жалея, что не нашел в себе смелости сказать это короткое слово в лицо Че, пока не стало поздно. — Люблю.       Лиам тихо охнул, прикрыв рот рукой. В этом жесте было что-то неестественное, наигранное, но Ким слишком устал, чтобы копаться.       — Я слаб перед папой. Он хорошо постарался, воспитывая нас под себя.       — И ты так просто сдашься, Проныра? Ты угробил на свою карьеру шесть лет, ты собираешь стадионы! — с неподдельным восхищением выдал Танкхун. — Мама бы гордилась тобой.       — Все становится неважным, если рядом не будет Че. Мы с Макао уже обсуждали этот вопрос: я вряд ли доживу до следующего года такими темпами. Без Че я с ума схожу, а видеть его с этим уебком пирсингованым…       — Ким, я тебя не узнаю. Ты же мог переупрямить и меня, и Кхуна, и Чана… да кого угодно! Почему сейчас опускаешь руки? — возмутился Кинн, как всегда строгий и властный.       — Потому что у всего есть предел, Кинн. И я свой давно перешел, — Киму стало резко наплевать и на отца, и на творчество, и на фанатов. Все тело онемело, душа тоже не подавала признаков жизни, и он подумал, что так даже лучше, нет боли — нет проблем.       — Че бы не хотел, чтобы ты опустил руки, — вмешался Лиам и накрыл плечи понурившегося музыканта руками, аккуратно массируя и расслабляя забитые из-за сидения за компьютером мышцы. — Он полюбил тебя за твою храбрость, настойчивость, упрямство.       — Че полюбил не меня, а маску. Одну из. На самом деле я слабак и тряпка, и вся моя бравада и грозное лицо работают только на внешних врагов.       — Кхун Ким…       — Нет, Лиам. Но я благодарен за твои попытки, — слабо улыбнулся Ким и впрямь расслабляясь под умелыми теплыми руками школьника.       — Ким, мы рядом. Звони или пиши в любое время, — фактически приказал Кинн, и Киму только и оставалось, что кивнуть, принимая предложение. Спорить, доказывать, упрямиться сил уже не осталось.       После того, как связь прервалась, Макао захлопнул ноутбук и прожег Кима злобным взглядом исподлобья.       — Борись, уебок. Иначе точно просрешь все, что тебе дорого.       — Я уже, — рассмеялся Ким, аккуратно убирая с плеч теплые и заботливые руки Лиама.       Так и не договорившись ни до чего внятного, они в расстроенных чувствах разъехались по своим делам. Макао направился в университет на дополнительные занятия для поступления, Лиам поехал к тете и дяде вместе с вещами, а Ким вызвал Стар в студию и объявил, что заканчивает карьеру. Помощница ожидаемо взбесилась, перекидала в него кучу мелких неопасных предметов вроде салфетницы и подушек, села на диванчик и разрыдалась — бурно, взахлеб, с соплями, красными глазами и икотой. Ким аккуратно сел рядом и неловко прижал ее к своему боку, копируя позу Макао и Лиама в тот вечер у фонтана — все равно более внятных примеров, как надо себя вести в таких деликатных ситуациях, он не знал. Стар крупно дрожала в его объятиях, цеплялась ухоженными пальчиками за футболку, едва не царапая кожу под ней, а Ким и рад бы соболезновать чужому горю, но все происходящее ощущалось как через призму какую-то. Вроде и звук есть, и картинка, а так далеко, что все неважным становится.       — Подготовь бумаги, пожалуйста, и обзвони юристов. Я твердо решил, Стар, я больше так не могу. Не только из-за отца, мне и самому больше нечего сказать фанатам. Я могу, конечно, утопить всех в боли и тоске, но лучше от этого точно никому не станет, поэтому подготовь все в самые сжатые сроки. Мне было очень приятно работать с тобой, но, рано или поздно, все заканчивается, так что…       — Ты дурак! Мы столько сил в это вложили, мы пахали как проклятые, а ты!..       — Я не прощу себе, если с ним что-то случится. Я готов отдать все, что у меня есть, лишь бы он был цел. Мне жаль, что я тебя подвел. Прости меня, — прошептал Ким, впервые в жизни целуя эту сильную, но такую ранимую внутри девушку в слабо пахнущие мелиссой волосы рядом с извечным пучком на затылке.       — Пообещай, что будешь себя беречь! Не только его, но и себя тоже. Обещай немедленно, Ким!       — Сделаю все возможное, — ловко отмазался музыкант, помогая Стар вытереть повторно набежавшие слезы бумажными платочками. Гробить карьеру было жаль, но он говорил правду — ему нечего больше было сказать и фанатам, и миру.       Через три дня Ким пришел домой, ступая почти ровно. Ноги еще не зажили до конца, но специальные ортопедические мягчайшие стельки, присланные Кхуном прямо в пентхаус, очень помогли выровнять походку. Ким зашел в дом, не таясь, поднялся на лифте на этаж отца, без стука толкнул дверь кабинета и замер на пороге, напоровшись первым делом на широкую спину Кинна, как всегда прикрытую строгим пиджаком цвета мокрого асфальта.       — Что ты здесь забыл? — выдавил Ким, не ожидая от брата такой подставы.       — А что не так, малыш? — лукавым тоном позвал Кхун откуда-то слева.       Ким медленно повернул голову, так как шея затекла и отказывалась слушаться, и уставился во все глаза на старшего брата, одетого в обычные темно-синие джинсы и черную майку с широкими бретелями. Ни следа килограммов косметики, пайеток, вырвиглазных цветов и безумных принтов. Кхуну, стоит признать, весьма шел новый образ — обнажалась натуральная красота, до этого скрытая за слоем макияжа, визгливым голосом, безвкусными тряпками и эпатажем. Все три сына мадам Изабель вышли по-своему красивыми и харизматичными, только Кхун годами прятался, чтобы его лишний раз не трогали. Обнаженная естественная красота кричала о том, что в прятках и играх больше нет нужды.       — Зачем вы оба здесь?       — Поговорить пришли, — пояснил Кинн, не отводя глаз от насмешливо щурящегося Корна. — Ну и где эти ушлепки бродят?       — Повежливее, блять, с кузенами разговариваешь, — проворчал Макао и толкнул Кима в спину, заставляя пройти в комнату. За подростком в помещение вошел и Вегас, тоже одетый как самый обычный человек: классические черные брюки и однотонная шелковая рубашка цвета слоновой кости, расстегнутая до середины груди, так что виднелась парочка шрамов — никаких попугайских расцветок и ярких костюмов, принятых при покойном Кане. Маски с членов семьи спадали одна за другой.       — Простите, я немного опоздал… — последним в комнату зашел Порче, и Ким подавил желание закрыть его от отца своим телом. Так было бы правильно, Ким же старше, опытнее, опаснее. Но ноги будто к полу примерзли, сдвинуться не получалось, а взгляд так и прикипал к тонкой темной полоске на смуглой шее, оставшейся от удавки.       — И не стыдно вам кучей на одного, мальчики? — протянул Корн, переводя ленивый взгляд с одного человека на другого.       — Кинн, я принес бумаги! — без стука влетел в дверь чуть запыхавшийся Порш, подскочил к столу Корна и выложил перед мужчиной восемь пухлых папок в цветных обложках, одну за другой.       — Что это? — Корн сел ровнее, но к папкам пока не притронулся.       — Любопытные заметки. Прошу вас посмотреть, — Порш, как ретивая домохозяйка, закончил «накрывать на стол» в одному ему известном порядке, удовлетворенно покивал плодам своих трудов и подошел к Кинну, сразу же спрятавшему его за своим плечом.       Корн при виде этого жеста брезгливо скривился, но к папкам потянулся и раскрыл первую, помеченную синим. С каменным лицом пролистал бумаги вскользь и захлопнул, переходя к следующей. На второй снова скривился, будто залпом выпил стакан уксуса. На третьей поморщился, как от резкой зубной боли. Четвертую и пятую пролистал, почти не глядя, а на шестой в его глазах на секунду мелькнул страх. К седьмой он приблизился с некоторой опаской, но едва заметно выдохнул от облегчения, долистав до конца. С вальяжностью взял последнюю, ярко-красную, открыл и замер, даже не дыша.       — Проебался, да, папа? Даже у Вегаса мозгов хватило тест сделать, — рассмеялся Кхун хрустальным смехом, совсем таким, какой был у него до пятого похищения, после которого все пошло наперекосяк, и появилась его новая, безумная версия.       — Что значит «даже»? — прошипел Вегас, но Корну было уже не до них. Он как-то беспомощно смотрел на бумаги, и по морщинистому лицу один за другим пробегали страх, гнев, ярость, ненависть, обида и разочарование.       — Мама поумнее тебя была, конечно. Как говорится: наебали дурака… — продолжил изгаляться Кхун, осознанно доводя мужчину до бешенства.       — О чем ты, Танкхун? — спросил Ким хрипло, все еще не понимая, что происходит.       — Видишь ли, мы все — не его дети, — с медовой улыбкой пояснил Кхун, покручивая на руке браслет из крупных розовых бусин. — Мама сразу поняла, что рожать от такого убожества, как он, не вариант, вот и развлекалась как могла. Вряд ли, конечно, Чан знал, что он именно с ней спит, ты же помнишь, как мама виртуозно красилась и притворялась, все-таки актрисой когда-то стать хотела, даже три года отучилась. Так что ты, Кимми, кровный сын Чана. Кинна мама зачала во время поездки на родину в Сен-Поль, мы еще ищем, от кого, а я — сын кхуна Танайята, того, что портом сейчас заправляет. В тот год он как раз давал бал-маскарад на свой день рождения, а через неполных девять месяцев я родился. Забавное, конечно, совпадение, да. И волосы у меня какие-то неестественно рыжие, при темноволосых-то родителях. Да, дедушка рыжим был, но зря ты в мамину сказочку про гены поверил.       — Сука! — Корн зарычал, как раненый зверь, схватился за пистолет и направил его Киму в грудь, ведь тот стоял ближе всех.       Прогремел выстрел, но боли не последовало, зато патриарх выронил ствол, прижимая к груди окровавленную в районе предплечья руку. В следующую секунду он дернулся вперед и сразу же откинулся назад, глядя перед собой невидящими стеклянными глазами. Во лбу, почти сливаясь, красовались два пулевых: от Кхуна и Вегаса. Макао и Порш без промаха выстрелили в сердце, превращая грудь под домашним кардиганом в месиво. Но Ким насчитал пять щелчков глушителей и резко обернулся, вновь готовясь защищать собой Порче. Парень тоже повернулся лицом к порогу и направил непонятно откуда взявшийся пистолет на высокого крепкого смуглого мужчину, замершего в дверях.       Чан. Живой и здоровый, хоть и изрядно похудевший. В привычной черной двойке и черной же рубашке, даже усмешка на губах осталась прежней — чуть насмешливой и хитрой.       — Спокойно, ребенок, я вам не враг, — улыбнулся он Порче и аккуратно опустил пистолет, подтолкнув в сторону парня, чтобы тот не нервничал.       — Рад видеть, дядя, ты все-таки успел, — Кхун первым спрятал оружие в кобуру на поясе и подбежал к мужчине, без стеснения обнимая. — Я соскучился, не пропадай больше так надолго!       — Я тоже, карапуз, — Чан ласково взъерошил рыжие пряди Кхуна и ответно обнял за спину. — Ты хоть что-то жрешь? Анатомию на тебе изучать можно.       — Не переживай, меня тут кормят и любят. В двойном размере, — проурчал Кхун довольным кошаком и уступил место Кинну.       — Рад, что ты так быстро встал на ноги, дядя.       — Твой брат обеспечил меня самыми лучшими врачами Таиланда и Франции, как я мог не справиться, — Чан по-отцовски крепко обнял Кинна и похлопал по спине. Затем в упор посмотрел на Кима, отказывающегося шевелиться.       Все тело парня стало ватным и мягким. Ким годами ненавидел самого себя за то, что в его венах текла кровь Корна, даже считал, что из-за этого недостоин стать отцом в будущем, но Чан… слова Кхуна все меняли. Абсолютно все, и Ким, дрожа всем телом, все же сделал один маленький шаг вперед.       От этого человека он всегда, с самого раннего детства, он получал только поддержку и дельные советы. Чан не раз и не два прикрывал детские и подростковые шалости Кима и Кинна от Корна, учил мальчиков драться, не жалея, но и не перегибая палку в тренировках. Помогал дельными советами в тактике и стратегии, когда Корн поручал младшему сыну захват заложников или минирование чужих территорий. Даже ноты дарил на мелкие праздники, чтобы Ким не терял страсти к музыке и гитаре. Не терял себя и материнского наследия.       И этот мужчина был его родным отцом.       — Тебе необязательно меня любить или уважать. Но я видел твой первый шаг, помогал вырывать твои молочные зубы и пару раз приходил на праздники в школе. Забирал тебя пьяного из клубов, помогал сбегать и прятаться от Корна. Передавал подарки твоей мамы и даже не осознавал, насколько ценны были все эти шаги в нашей с тобой истории, — Чан говорил размеренно и пространно, будто заранее представлял их встречу и много раз репетировал диалог про себя. — Я горд тем, что твоя мать из всех мужчин вокруг нее выбрала меня. Конечно, я немного злюсь на мадам Изабель за то, что она до последнего не говорила о том, что сделала, лишь просила позаботиться о вас троих, но особенно о тебе. Тогда я думал, она особенно беспокоится за тебя, потому что ты — младший. Увы, я так и не понял ее слов о том, что у нас с тобой слишком много общего. Но я от всей души рад, что ты мой ребенок. Ты очень похож на мадам Изабель, такой же талантливый, артистичный и красивый. Она бы гордилась тобой так же сильно, как горжусь я, Кимхан.       Впервые полное имя Кима произносили не как грязное ругательство, а как что-то хорошее и светлое. Значимое. Дорогое. Что-то, чем можно гордиться. Ким сделал еще пару мелких шагов и упал на колени, зашипев от боли, пронзившей искалеченные ноги — забывшись, он наступил всей стопой, и самые глубокие раны отозвались острой болью и покалыванием.       — Пи’Ким! — выкрикнул сзади знакомый испуганный голос. Ким затравленно обернулся, столкнулся взглядом со взволнованным, совсем по-старому выглядящим Че и пропал, осознавая, какой же он все-таки непроходимый тупица.       В руках младший Киттисават сжимал Таурус всего на пять патронов, один из которых остался в руке Корна. Че спешно, но аккуратно отдал оружие ухмыляющемуся Вегасу, подбежал к Киму, опустился рядом и обнял до боли и хруста в ребрах.       — Пи’Ким, я так испугался! Какой же ты придурок, ненавижу тебя! Обязательно на рожон все время лезть?! Я чуть с ума не сошел, когда увидел, что тот урод с тобой сделал. Тебе очень больно?..       — Нет. Нет, ангел, совсем нет, — Ким, основательно выбитый новостями из колеи, плохо контролировал руки, и те самовольно обняли Че, а с пересохших губ сорвалось старое и до боли нежное обращение, от которого Порче всем телом дернулся и тут же приник еще ближе, прячась в объятиях Кима, как в домике, и зарываясь мокрым холодным носом в местечко между шеей и плечом. Отпускать парня хоть на миллиметр ужасно не хотелось, но Ким уже пообещал себе и мирозданию, что будет с Че предельно честным, поэтому через силу разжал губы и спросил: — А как же Мут? Вы с ним разве не?..       — Ты реально дурак, пи’Ким, — Че чуть отодвинулся и вытер покрасневший и чуть опухший нос рукавом слишком большой для него горчичной толстовки. — Если тебе можно было играть на публику, чтобы меня защитить, то почему мне так сделать нельзя?       Слова Порче громом разнеслись по черепной коробке Кима. Уж лучше бы это был выстрел, но нет, Киттисават продолжал сидеть рядом, тихо всхлипывать, то и дело вытирая глаза одним рукавом, а нос — другим, и поджимать искусанные от волнения пухлые губы, неумело скрывая их дрожь. Киму и в голову не приходило, что милый, невинный, ласковый, открытый всему миру Порче сможет талантливо и уверенно проигрывать такие многоходовки. Порш тоже озадаченно моргал из своего угла, как совенок, автоматически поддаваясь рукам Кинна, поглаживающим его бедро и бок. Вегас закатывал глаза и изощренно ругался на английском себе под нос, Кхун, не скрываясь, хихикал в кулак, а Макао и вовсе бесстыдно ржал в голос, согнувшись пополам и явно получая огромное удовольствие от происходящего.       — Ну, сам подумай, я же почти полгода жил в нашем старом доме один, без хиа’. А коллекторы дяди никуда не делись, как и всякие взрослые штуки вроде оплаты электричества, воды и еды. Конечно, я страшно взбесился и из-за вранья хиа’, и из-за того, что ты скрывал свою личность. Я вообще на всех подряд злился в то время, но это быстро прошло, когда я понял, куда попал, и поближе познакомился с пи’Кхуном, пи’Кинном и пи’Вегасом. Твой… Корн как-то странно на меня смотрел все время, приглашал по вечерам поиграть в шахматы, о тебе исподволь расспрашивал. Ну я и решил, что чем дальше ты от меня, тем лучше для нас обоих. А что может быть лучшим прикрытием для бывшего, чем новый фейковый бойфренд?       — Так ты с ним не спал?.. — прохрипел Ким, пытаясь набрать в легкие хоть немного воздуха, но получалось через раз.       — Спал. Пришлось, чтобы легенду сохранить. Со стороны всегда видно, близки люди или нет, а я еще не прокачался до такого уровня, чтобы можно было без этого обойтись. В общем, четыре раза было, но не по любви, просто секс. Мут тупой как пробка, ни в музыке, ни в компьютерах, ни в искусстве не шарит, но прикрываться им было удобно, — Че заглянул Киму в глаза, ища злость или обиду. Но Ким не собирался изображать из себя обиженного и раненного в самое сердце. Это он первым бросил Порче, и тот имел право и на новые отношения, и на секс, и вообще на что угодно.       — Я не злюсь. Даже не думай, Че.       Парень расцвел в скромной улыбке, не имеющей ничего общего с тем наглым оскалом, что он каждый раз напоказ выдавал в лицо Киму на людях все время их «расставания». Снова вытер мокрые щеки и взял мафиози за руку, прижимая раскрытой ладонью к своему лицу.       — Я очень по тебе скучал. И в туалете после твоего концерта ничего серьезного с Мутом не было, честно. Я просто узнал тебя по шагам и разыграл сценку, чтобы как можно дальше от себя удержать. Я не хотел делать тебе больно, пи’Ким, мне очень, очень жаль! Просто твой… кхун Корн стал чаще звать меня к себе и смотрел так мерзко, оценивающе, будто я кусок мяса на прилавке. Он точно что-то задумал, и я сделал все, чтобы тебя подальше оттолкнуть.       — Все хорошо, Че. Все хорошо, я не злюсь, — повторил Ким, лаская взглядом обеспокоенное покрасневшее лицо любимого человека. — Ты молодец. Ты сыграл на все сто, если я поверил тебе, то и он тоже.       — Ты правда был готов отказаться от музыки ради меня?       — Да. Теперь она вся о тебе, а травить фанатов горечью я не хочу, — признался Ким на пределе откровенности, не отводя взгляда от темно-карих радужек с редкими золотистыми искорками по краям.       Он всегда тонул в глазах Че, мгновенно заметил эти большие и чистые колодцы в толпе школьников на дне открытых дверей и так и не смог забыть. Теперь же потрясающие, прекрасные, невозможные глаза медленно наполнились прозрачными слезами, прищурились, и на Кима обрушился град мелких неопасных ударов кулаков, даже не вполсилы:       — Ты долбоеб, Ким Кимхан Тирапаньякул! Как же ты меня бесишь, кто бы знал! Эти люди тебе поверили, они тебе доверились, ты бы видел, как они тебя слушали на том сраном концерте, а ты в кусты?! 75% распроданных билетов, ты ебнулся, что ли, сейчас сдаваться? Возьми себя в руки! — Порче профилактически тряхнул Кима за грудки, шмыгнул напрочь заложенным носом и впился в губы, целуя по-взрослому — мокро, глубоко и жадно.       Ким сориентировался почти сразу, слизал соль с искусанных мягких губ и властно сжал талию парня, вдавливая его в себя, чтобы ни миллиметра между не осталось. Че поддался, но в поцелуе ответил не менее жарко, толкаясь упругим длинным языком с восхитительно острым кончиком и вылизывая рот Кима с не меньшей отдачей. Они напрочь забыли и про родственников, и про тело Корна за столом, и про ошеломительные новости о кровной родне — остался только партнер и его желания, ласки, отклики.       Прерваться получилось только потому, что Кима за шкирку отстранил от Порче смертельно серьезный Макао. И с намеком показал на слегка треснувший по краям экран своего телефона.       — У тебя будет вся оставшаяся жизнь, чтобы нализаться с Че. А Лиам не отвечает уже третьи сутки, мне чет стремно. Можно твоего доверенного мужика одолжить? Мой с Венисом остался.       — Бери. Нет, стой. В смысле трое суток не отвечает?.. — Ким поморгал, разгоняя туман перед глазами, машинально облизнул губы, убирая их с Че общую слюну, и уже более трезво посмотрел на обеспокоенного кузена.       — В прямом. Как домой поехал, так ни слова. Не появлялся на занятиях ни в школе, ни на курсах, мол, приболел. Но если бы он реально заболел, мы с тобой бы это знали. Он даже в сеть не выходил ни разу за это время. Последнее сообщение было Питу о том, что Вениса Лиам уложил и игрушки сложил в коробку, перед тем как уехать от нас.       — Я с тобой, — происходящее все меньше нравилось Киму. Стало даже совестно, что за собственными эмоциональными качелями он мог пропустить беду, случившуюся с другом, а Лиам, несомненно, уже стал одним из них. Нечасто вообще в его жизни появлялись друзья, чтобы так беззаботно ими разбрасываться. — Я… Мы… — промямлил он, потерянно глядя на спокойного, как и всегда, Чана.       — Поезжай. Я отправлю с вами пару проверенных ребят, — отозвался мужчина, шагнул к ним и ласково взъерошил Киму волосы широкой грубой ладонью, совсем как в детстве. — Мы с тобой позже обо всем поговорим.       Ким поднялся на ноги с помощью Макао и Че, тоже вознамерившегося ехать с ними. Разыгрывая из себя равнодушную ко всем и вся сучку, Порче пару раз серьезно задевал Лиама и словами, и кулаками, и теперь горел желанием извиниться за свое вынужденное мудацкое поведение. Ким быстро взял себя в руки, на ходу выпил обезбол, чтобы не отвлекаться на раны на ногах, и по телефону, заранее скомандовал Нону сесть за руль и выкатить машину из гаража. Но в дверях кабинетах обернулся и робко позвал:       — Пи’Чан.       Тот обернулся, и Ким выдавил, сжимая в ладони руку Порче в качестве моральной поддержки:       — Я тоже рад, что это был ты.       Ким, не оглядываясь, ушел, не зная, что Чана после его пары ласковых пришлось ловить под руки.       

***

      Адрес родственников Лиама Макао и Ким знали наизусть — иногда провожали парня прямо до перекрестка, где тот жил, когда задерживались в парке допоздна. Район не бедный, конечно, но мало ли кто в темноте прицепится к одинокому школьнику с очками, лишним весом и добрым наивным лицом детского аниматора. В кованые ворота с необычным узором из металлических цветов звонил Макао, а когда никто не отозвался, просто вскрыл их отмычкой, затратив на все про все не больше минуты.       На пороге двухэтажного ухоженного дома с верандой и несколькими пристройками их встретил тучный мужчина с очень крупным кривым носом, маленькими глубоко посаженными глазами и приличной залысиной на круглой, как шар для боулинга, голове. В руках он сжимал табельный пистолет, готовясь направить его на незваных гостей. Ким моментально загнал Порче к себе за спину и вышел вперед, без страха глядя на дуло пистолета перед собой.       — Вы знаете, зачем мы здесь. Вы отдаете нам Лиама — мы уходим с миром и ничего тут не трогаем. Как вам сделка, кхун Он?       — И что ты мне сделаешь, сопляк? Убьешь? Вперед, но тогда развяжется война и твою семью затравят мои коллеги. Жирный паршивец не стоит таких жертв.       — Не нужно так его называть, — попросил Ким пока еще мягко, в то время как Макао жестом фокусника выудил из своего портфеля небольшую папку и протянул кхуну Ону, дяде Лиама по отцу. И даже услужливо открыл, позволяя прочитать содержимое на весу. Полистал странички, пока мужчина пятился к порогу и все сильнее бледнел, так что все рытвины, черные точки и прочие несовершенства кожи проступили на лице в полной мере.       — Лиам. С концами. И я оставляю все эти документы у вас, не даю им ход. Соглашайтесь, кхун Он, это очень хорошая сделка.       — Что, если нет? — вздернул бровь мужчина, но его глаза уже нехорошо забегали, а на лбу и под носом появилась блестящая испарина.       — Тогда все узнают о трех крупных взятках должностным лицам, о том, что вы в восемнадцать подделали финальный тест, чтобы вас взяли в академию, о том, что вы частый посетитель квартала красных фонарей и о том, что двух проституток после ваших развлечений увезли в больницу с обширными разрывами, ожогами и кровотечениями. И это только так, по верхам, что я и мои люди смогли накопать за пару недель. Уверен, там еще много интересного. Но решать, конечно, вам.       Мужчина отчетливо скрипнул зубами и, не отводя пистолета от Кима, позвал жену и какого-то Чэна, приказав привести Лиама с вещами. Ждать пришлось минут десять, за которые Макао и Че даже успели обсудить последние мелкие университетские новости, полностью игнорируя оружие в руках хозяина дома. Наконец на пороге появился Лиам, с двух сторон подпираемый щуплым мужчиной лет пятидесяти и дородной молодящейся женщиной с ярко-красным маникюром и броским макияжем.       Выглядел парень откровенно плохо. Он едва мог шевелить ногами, лицо опухло и покраснело от хлестких оплеух, да и дышал через раз, что намекало на поврежденные ребра. Ким и Че сразу же перехватили его с двух сторон, забирая вес тела на себя. Макао уронил в пыль папку, забрал у старшего мужчины туго набитый вещами рюкзак Лиама и отступил, напоследок прошипев:       — Ляпнете что-нибудь не то о наших семьях и Киме в частности, и получите большой сюрприз на всех экранах страны. Лучше забудьте о том, что у вас вообще есть старший племянник, кхун Он.       В машине Макао ловко запрыгнул на переднее сидение, скомандовал Нону ехать в дом побочной семьи, а сам встревоженно обернулся на заднее сидение, где Че пытался аккуратно прощупать повреждения Лиама.       — Эй, мелочь, ты как?       — Вообще-то я старше тебя, — слабо улыбнулся Лиам опухшими и в нескольких местах лопнувшими губами.       — Серьезно? На сколько?       — Почти на пять месяцев. Ты в июне родился, а я в начале февраля.       — Молчи уже, пиздюшня, у нас очевидная разница в жизненном опыте, — не растерялся Макао, но глаза его остались встревоженными и потемневшими от страха. — Потерпи до дома, там тебя пи’Пит осмотрит и живо на ноги поставит.       — Как… Как малыш? Все в порядке?.. Я когда уходил, у него зубик резался. Венис много плакал, еле успокоил его.       — Нормально. Уже видно, как зуб лезет. И прикрой рот, сделай милость, потерпи до дома, — отмахнулся Макао, но тревога так и не пропала ни из его голоса, ни из позы.       Пит встретил их во всеоружии, с врачом за спиной и внушительной аптечкой под боком. Впрочем, все планы взрослых походя разрушил Венис, увидевший знакомое лицо и протопавший через полкомнаты аккурат в руки Лиама. Парень успешно сделал вид, что у него ничего не болит, чтобы не пугать ребенка, и даже взял его к себе на колени, нежно трепля за пухлые щеки и играя маленькими пальчиками.       — Скучал без меня, смешинка? — заворковал Лиам, намекая на привычку малыша чуть что заливаться громким веселым смехом.       — Лим! Лим! — запрыгал на месте Венис, протягивая ладошки к щекам парня.       — Я тоже очень скучал, маленький, — растрогался парень и забылся, ласково целуя ручки ребенка и тут же стирая с них кровавый след, оставшийся из-за ранок на губах. Пристыженно при этом глянул на Пита, но тот и не думал ругаться, лишь подошел ближе и забрал недовольного ребенка из рук гостя, чтобы врач мог подступиться и осмотреть раны.       — Лиам обязательно придет к тебе, Венис, но сейчас ему бо-бо. Нужно позволить дяде доктору помочь, хорошо?       Диагноз оказался неутешительным: несколько серьезных запущенных рассечений на руках и торсе, россыпь лиловых синяков, избитое лицо и переломы мизинца и безымянного правой руки. Пока парень был в медпункте побочной семьи, глотая таблетки и терпя наложение гипса, Пит и Макао суетились с его комнатой, готовя к возвращению постояльца, а Ким вкратце пересказывал Че, как сошелся с Макао и Лиамом настолько близко.       Увидев вернувшегося от врачей Лиама, Венис бросил любимые игрушки, с которыми забавлялся под присмотром Че в уголке, неуклюже поднялся на ножки и добрался до парня, присевшего на корточки, чтобы его поймать. Мальчик заметил большие пластыри на лице Лиама и надул щечки, неумело пытаясь подуть, чтоб не болело. Кима перекосило от брезгливости, когда капли слюны ребенка осели на щеке и волосах парня, но тот лишь негромко рассмеялся, вытер щеку и чмокнул Вениса в макушку.       — Спасибо, смешинка. Ты просто волшебник. Мне стало намного легче.       — Малой, — позвал Макао и тут же осекся, вспомнив про то, что малой тут только он, но Лиам вскинул голову, показывая, что слушает, и Тирапаньякул продолжил: — Одно твое слово — и я размотаю карьеру старого уебка так, что костей не соберет.       — Не нужно. Пусть живет, главное, чтобы больше никого не трогал. Сможешь?       — Ты слишком добренький, — неодобрительно скривился Макао, но согласился с просьбой Лиама, признавая его право вести в этом вопросе. Подошел к Венису, подхватил ребенка на руки и отнес на диван, поманив Лиама за собой: — Не ори, вот, видишь, никуда твой Лиам не делся, рядом сидит.       Венис обхватил здоровую ладонь Лиама своей крохотной детской лапкой и снова заулыбался, солнечно и мило, как умеют только маленькие дети и блаженные. И Че, который сейчас всем телом прильнул к Киму, сидящему на втором диванчике напротив Макао и Лиама, и даже уложил голову ему на плечо, обнимая руку Кима двумя своими.       — Чего ты, ангел? — тихо спросил Тирапаньякул, сдвигаясь так, чтобы парнишке было удобнее на него опираться.       — Соскучился пиздец как. Ты пахнешь так вкусно и круто, я очень скучал. Пришлось даже твою футболку украсть, ну, ту, серую, с логотипом студии. Я ее в шкафу держал, чтобы изредка можно было подышать, но запах быстро выветрился.       — Так вот куда она делась. Мелкий воришка, — пожурил Ким и сам прижался губами к запястью Порче, полной грудью вдыхая знакомую смесь из личного аромата парня, стирального порошка комплекса и солнца. Че всегда пах солнцем, нагретыми травами и любовью.       — Но ты же не злишься? — надул губы парень, виновато заглядывая Киму в глаза снизу вверх.       — Хоть все забери, для тебя не жалко, — ответил тот чистосердечно и оставил на смуглом лбу нежный, долгий поцелуй, лишний раз убеждаясь, что они оба в порядке.       — Лиам, ты родителям сам позвонишь или мне? — уточнил меж тем Макао, придерживая карапуза, чтобы не лез к гостю и не беспокоил его свежие раны.       — Дядя вряд ли им скажет, что произошло, поэтому, наверное, сам. Если честно, маме и отцу уже давно плевать на меня. Я — позор семьи, толстый, больной и страшненький. Это Убон и Пакорн гордость и слава, а я так, лишний рот.       — Не говори так, — Макао медленно разжал кулаки, выдохнул и положил смуглую ладонь на колено Лиама. Уроки Пита по самоконтролю не прошли для него даром.       — Спасибо, — Лиам накрыл руку Тирапаньякула своей, загипсованной, так как здоровая все еще находилась в цепких ладошках Вениса.       — Ребята, я так рад за вас! Вы офигенно вместе смотритесь, — эмоционально и громко выдал Порче, поглядывая то на одного парня, то на другого.       Лиам вспыхнул, выдирая руку, и тут же зашипел от боли в сломанных пальцах. Макао тоже отшатнулся, темнея скулами и кончиками ушей, и заворчал, что ничего они не пара, нечего всякое придумывать и вообще… Напоролся на взгляд Лиама, одновременно смеющийся и обиженный, даже расстроенный, выдал типичное вегасовское «fuck» и притянул к себе парня, властно обнимая за талию. Тот распахнул глаза, поправил густо перемотанные скотчем возле дужки очки и осторожно переспросил, подбирая слова:       — Макао, я же правильно тебя сейчас понял?..       — Правильно, — буркнул смущенный донельзя Тирапаньякул, все же позволяя счастливому до визга Венису переползти на колени Лиама.       — Но… как же… Ты же мне все уши про Дженни прожужжал. Ты же так хотел ее пригласить не то в кафе, не то в кино. Почему ты сейчас?..       — Нахуй Дженни. Она уже перетрахала половину группы, даже в универ толком не поступив. Развязные девчонки — это круто, конечно, опыта много и все такое, но ты — больше, чем перепих на пару раз.       Лиам помолчал, укладывая слова Макао в голове. Погрустнел, сжался, неосознанно пригребая к себе притихшего Вениса. И заговорил, стараясь удержать голос ровным, но тот все равно соскакивал с низких нот на более высокие, выдавая недюжинное волнение и расстройство.       — Ты не понимаешь, что делаешь. Я толстый. И это не изменится, я такой навсегда. А ты всегда встречался только с идеальными и стройными. Я тебе быстро надоем, ты начнешь изменять, сначала тайком, потом в открытую, а я не смогу это терпеть. Мне важно, нужно, чтобы мой человек был только моим. Ты мне очень нравишься, правда, ты красивый, умный и добрый, хотя мало это показываешь на людях. Но ты вписался за меня в драку в спортзале, позволил поплакать на плече в парке, хотя я испачкал тебе всю футболку, за что мне до сих пор очень стыдно. Ты даже извинился за те слова про мою улыбку. Но мы не пара, понимаешь? Ты — наследник богатой и большой семьи, а я просто Хрюша, толстый очкастый школьник, которого все могут обижать и шпынять.       — Вообще-то, нет, — вмешался в прочувствованный монолог Лиама вошедший в комнату врач. Убедившись, что завладел всеобщим вниманием, мужчина помахал в воздухе какими-то распечатками с длинными таблицами. — Вы слишком неожиданно пропали, кхун Лиам, и я не успел отдать результаты анализов, которые пришли только вчера. У вас действительно серьезно нарушен гормональный фон, но не из-за генетики, а из-за тех таблеток, что вы принимаете.       — Что? Нет, ерунда какая-то! Мне их прописали как раз чтобы я чувствовал себя лучше. Мама много раз водила меня к кхуну Танавату, он хороший врач, он бы не стал так делать. Да и зачем ему это?..       — Либо он не такой уж хороший врач, либо ваша мать расчищала таким образом дорогу другим своим детям, — выдвинул суровое предположение врач, положив распечатки на низкий столик между двумя диванами, чтобы Лиам и Макао заодно могли с ними ознакомиться подробно. — Прошу, взгляните, ошибки нет, я перепроверил результаты два раза. Из-за того, что вы годами принимали этот препарат, к слову, дающий множество побочных эффектов, в том числе, повышенное количество акне, бессонницу и лишний вес, вылечить вас будет трудно, но вполне возможно.       — Я смогу похудеть? Правда? — Лиам изучил распечатки и вскинул на врача полные надежды огромные лучистые глаза.       — Правда. Если кхун Пит разрешит, я готов приступить к составлению щадящей диеты и медикаментозного сопровождения хоть сейчас.       — Разумеется, кхун Пит разрешит, — лицо бывшего грозного телохранителя главной семьи украсилось двумя глубокими ямочками, придавшими ему вид милого домашнего котенка.       — Простите, кхун, — Лиам снова погас, расстроенно пожимая красиво очерченные губы. — Наверняка лекарства очень дорогие, да и ваши услуги стоят много. Я не могу их себе позволить, я даже не знаю, где и как буду теперь жить.       — В смысле не знаешь? — встрепенулся Макао, глядя на Лиама с искренним осуждением. — Комната справа от моей тебя уже ждет.       — Это неправильно. Я же ничего не сделал… Мне нечего вам предложить, чтобы заплатить.       — Укладывай Вениса! — выпалил Пит, не давая набычившемуся Макао даже рта раскрыть. — Серьезно, за те дни, что ты с ним сидел по паре часов в сутки, я прям взбодрился и человеком себя почувствовал. С Макао малыш вечно капризничает, а с тобой как шелковый. И ты укладываешь его даже быстрее, чем Вегас. Мы предоставляем тебе жилье, еду, одежду и лечение, а ты нянчишь Вениса, когда я попрошу. Пожалуйста, соглашайся, я пиздец как сильно скучаю по своей старой телохранительской жизни, когда я мог кувыркнуться с места и не засыпал стоя в самых неподходящих местах.       Лиам помолчал, раздумывая, но за него все решил Венис, похлопавший парня по щеке ладошкой и залепетавший:       — Лим! Лим! Гать!       — Конечно. Конечно, смешинка, мы скоро пойдем играть, потерпи чуть-чуть, — Лиам стер с лица пару мелких слезинок и закивал, принимая предложение Пита.       Макао рядом шумно выпустил воздух сквозь зубы, передал ребенка в руки еще шире улыбающегося Пита, чтобы малыш точно не помешал задуманному, и сгреб тонко пискнувшего Лиама в охапку. Поймал за подбородок, не давая отвертеться, заглянул в глаза, стянул с парня очки, мешающие соприкоснуться в полной мере, и впился в губы, сразу властно и крепко. Лиам выпучил глаза, уперся ладонью в плечо Макао, но сдвинуть того было не легче, чем гору. Смирившись, юноша приоткрыл рот и закрыл глаза, расслабляясь и краснея от довольного полустона Тирапаньякула прямо в поцелуй.       — Ты что, не целовался никогда? — Макао отстранился первым, стирая большим пальцем неряшливую каплю слюны с чуть припухшей нижней губы Лиама.       — А ты сам-то как думаешь? — с иронией отозвался тот, часто дыша через рот. От его щек и ушей можно было смело прикуривать.       — Первый поцелуй? Серьезно?! Я забрал твой первый поцелуй?.. Круто, блин, хочу еще. Буду тебя учить. Ты ниче так, способный вроде, — вернул усмешку Макао и утащил Лиама в свою комнату под недовольное кряхтение Вениса, из-под носа которого нагло увели едва появившуюся на горизонте любимую нянюшку.       — Ебанутый день, — помотал головой Ким, стараясь держать марку и не показывать, насколько рад за друга и кузена.       Лиам — заботливый, преданный, добрый и понимающий — заслуживал самого лучшего обращения. Макао, конечно же, лучшим не был, как и все Тирапаньякулы, но вполне мог обеспечить своему партнеру хорошие условия для жизни, интересный досуг и разнообразную сексуальную жизнь — о похождениях кузена на любовном фронте Ким был немало наслышан и от него самого, и от телохранителей.       — Поехали к тебе? Не хочу сейчас в комплекс, там слишком липко и душно. Или ты хочешь побыть… с отцом? — осторожно спросил Че, все еще крепко цепляясь за руку Кима, будто был не в силах отпустить ни на секунду.       — Нет. В смысле, хочу, да, я все еще в ахуе и обязательно все сам перепроверю, и не раз, но по тебе я соскучился гораздо больше.       — Тогда к тебе? Не уверен, что хочу сейчас секс, но просто поваляться вместе было бы неплохо.       — Как скажешь, ангел, — Ким первым встал, подавая руку Че. Они быстро откланялись и в сопровождении Нона и еще одной машины с ребятами Порче добрались до пентхауса Кима.       Че уже был тут один раз, еще когда они «встречались», но все так же осматривался с любопытством и ступал осторожно, как котенок на новой территории, присматриваясь и чуть ли не принюхиваясь к предметам на полочках. Заглянув на кухню, парень скривился и начал спешно сгребать все со стола в мусорный пакет — а именно, испортившуюся лапшу из доставки, которую Ким забыл закинуть в холодильник, пару стаканчиков с холодным кофе и заплесневевшие нарезанные дольками фрукты в контейнерах, переданные заботливой Стар, чтобы Ким хоть как-то баланс витаминов в организме поддерживал.       — Подожди, я сам все исправлю, — выдавил мафиози, впервые за много лет краснея перед кем-то от неконтролируемого смущения.       — Ничего страшного, сейчас уберем, — светло улыбнулся Че и попросил одного из телохранителей вынести мусор. — Пи’Ким, наберешь нам ванну? Только обязательно теплую, не горячую.       — Для двоих?       — Ты против?       — Нет, сейчас будет.        Ким послушно удалился, заткнул слив, открыл теплую, как и просили, воду и, пока вода набиралась в просторную белую емкость, немного прибрал в спальне, запихнув раскиданные вещи в шкаф одним большим неопрятным комом, резко пахнущим потом, пылью и его любимым горьковатым парфюмом. Затем вернулся в ванную, чтобы проверить воду и найти соли или бомбочки — Танкхун точно присылал ему нечто подобное на последний день рождения. Залип на льющуюся воду и подхватился на ноги, услышав шум и громкий вскрик из спальни. Добравшись до комнаты за рекордно короткие сроки, Ким обнаружил растерянного Че, стоящего у шкафа и частично облепленного той самой грязной одеждой. Ким выдохнул, выругался про себя, спрятал раскладной нож в карман джинс и помог парню выпутаться из рубашек и штанов, коря себя за неаккуратность.       — Не знал, что ты такой неряха, пи’Ким.       — Клининг давно не вызывал, да и в последнее время не до уборки было, — смущенно потирая шею, пояснил хозяин злополучного шкафа.       — Прости, я залез без спроса. Ты в прошлый раз разрешил брать твою одежду, и я решил, что уговор еще в силе.       — Все что захочешь, — Ким приглашающе повел рукой, чувствуя себя идиотом. Порче хихикнул в кулак, подался вперед, коротко целуя его в губы, и прошептал, обжигая щеку дыханием:       — Я здесь сам все уберу, последи пока за водой.       Через десять минут, когда ванна была готова, а бомбочки Танкхуна найдены в одном из дальних шкафов, в ванную зашел Че в одном белье — стройный, смуглый, подтянутый и очень красивый. В руках он тащил комок грязной одежды, который сразу же запихнул в маленькую стиралку, но пока не стал ее включать. Ким при виде темно-коричневых напряженных сосков на плоской груди ушел в астрал, и парню пришлось самому его раздевать, совсем как маленького.       — В белье или без будем мыться?       — Как скажешь, — заторможенно отозвался Ким, все еще пытаясь отойти от дорожки курчавых темных волосков, уходящих за широкую резинку минималистичных серых боксеров Че. И подавился слюной, когда парень одним движением их снял, обнажая полувставший неширокий член средней длины, окруженный коротко подстриженными темными волосками.       — Тебе помочь, пи’Ким?       Ким молча сдернул с себя трусы, откладывая куда-то на стиралку. В отличие от Че, он возбудился еще на этапе короткого поцелуя в спальне, поэтому теперь был полностью готов к сексуальным свершениям. Тактильный и сексуальный голод давали о себе знать. Головка члена влажно хлопнула по животу, пачкая кожу густой прозрачной смазкой. В воздухе пряно запахло мускусом, и зрачки Че расширились, впитывая общую картину.       — Все-таки я пиздец какой везучий, — намекнул парень одновременно и на их давний разговор в доме Киттисаватов, и на размер Кима, превышающий стандарт и в длину, и в ширину.       Киттисават первым улегся в ванну, похлопав по груди, чтобы Ким ложился на нее.       — Я тяжелый. И я старше, Че.       — В курсе. Ложись уже. Не буду я на твою анальную девственность покушаться. Просто полежим.       — Поздно метаться, — Ким все-таки залез в теплую воду, неловко опираясь на протянутые к нему крепкие руки и бортик ванной, чтобы не навредить подживающим стопам.       — Серьезно? И кто?       — Один из папиных… бизнес-партнер Корна. Мне было шестнадцать.       — Мне жаль.       — Ничего, — Ким откинулся на теплую грудь, позволяя Порче дотянуться до коробки с бомбочками.       Длинные музыкальные пальцы нырнули внутрь картонного ящичка, пока мягкие губы Киттисавата прижимались к виску Кима, лаская. Впервые за годы после той позорной, мерзкой, грязной ночи, проведенной под пыхтящим и пьяным мужиком в три раза старше, Ким почувствовал, что не прочь оказаться в пассивной позиции. С Че было не страшно пробовать новое, почему-то казалось, что он не допустит небрежности в отношении партнера, не причинит боли, несмотря на то, что Кимхан посмел причинить такую сильную боль ему. С Че вообще многое казалось проще и легче. Лежать в ванной, опираясь на крепкое молодое тело и ни о чем лишнем не думать. Беззащитно подставить шею под мелкие поцелуи и горячее дыхание, запускающее по коже рой мелких мурашек. Позволить себе просто быть в этом моменте, наедине с любимым человеком, который почему-то начал сильно трястись.       — Че? Что такое?.. — Ким разлепил глаза и уставился на Порче, зажимающего себе рот рукой и трясущегося все сильнее с каждой минутой. Во второй руке парень держал искомую бомбочку с сильным запахом ладана, выполненную в форме оскаленного черепа. — Танкхун, блять… — закатил глаза Ким и оказался утянут в горячий и восхитительно долгий поцелуй с языками, пока бомбочка шипела в воде, распуская вокруг маленькие ароматные волны.       Порче уже не был тем наивным зайкой, каким казался Киму в дни ученичества. Парнишка вольно или невольно многое почерпнул от «мутного Мута» и теперь успешно боролся за первенство на равных с опытным и настойчивым Кимом, начавшим сексуальную жизнь в четырнадцать. Они целовались как бешеные, больше трети часа, едва отрываясь от губ, чтобы вдохнуть хоть немного воздуха. Медленные, тягучие движения сменялись порывами страсти, но почти сразу возвращались в прежнее ленивое кружение языков, приносящее томное возбуждение, концентрирующееся внизу живота. Ким бы нагло соврал, если бы сказал, что это не были лучшие предварительные ласки за всю его жизнь.       — Это нормально, что я хочу тебя вылизать абсолютно везде? — задыхаясь, как после активной пробежки, пробормотал Че, первым отстранившись от приятно ноющих губ Кима.       — Нормально. Я тоже тебя хочу, — признал тот в ответ, завороженно глядя на опухшие и покрасневшие влажные половинки. — Ты вкусный, ангел, теперь хочу попробовать везде.       — Ебаные универсалы, как сказал бы пи’Танкхун, — Че сложил ладони лодочкой и принялся поливать плечи и грудь Кима теплой ароматной жидкостью. — Помассировать тебе плечи и шею? Затекла же, наверное, пока лизались.       Ким едва слышно застонал от удовольствия, когда ловкие, сильные пальцы Порче с сохранившимися специфическими мозолями гитариста разминали и впрямь затекшие мышцы его плеч и шеи.       — Пи’Ким, у меня хорошая новость и плохая. Тебе какую сначала?       — Пофиг, — отозвался разнеженный мафиози, прикрывая глаза от приятной, тянущей боли, расходящейся от заботливых рук вчерашнего школьника.       — Тогда хорошая: тебе очень идет. А плохая — в воде были блестки от бомбочки, и теперь мы оба светимся, как две рождественские елки. Зная твоего брата, сомневаюсь, что эта хрень быстро смоется.       — Ну и похуй, — отмахнулся Ким, повернулся, взметнув в прямоугольной фаянсовой белоснежной ванне небольшое цунами, и оседлал колени Порче, вопросительно заглядывая в потемневшие глаза.       — Все-таки секс хочешь?       — Не знаю. Иди сюда, — попросил Тирапаньякул и тут же получил в полное распоряжение горячий рот, гибкий язык и ласковые ладони на талии и боках. Че, аки истинный джентльмен, не спускал рук ниже талии партнера, но и так было весьма неплохо, особенно после долгого и сложного перерыва в отношениях.       Еще через полчаса они все-таки вылезли из полностью остывшей воды. Че заботливо помог Киму спустить воду и ополоснуться под душевой лейкой, правда, блестки въелись в кожу намертво и смываться не желали даже после жесткой мочалки. Ким плюнул и вылез из ванны как есть, но Порче не позволил ему ступать босыми распаренными ногами по полу и отволок в спальню на закорках. Неведомо когда парень успел перестелить чистое постельное белье, и теперь Кима повсюду окружал запах свежести и ненавязчивый аромат кондиционера для белья. Порче заботливо помог сонному, заторможенному Киму просушить волосы, поправил подушки, принес стакан воды с кухни, вспомнив, что тот иногда просыпается по ночам и пьет, как конь после скачек, и поставил их телефоны на зарядку.       — Хорош суетиться, ангел, иди ко мне, — позвал Ким с непонятно откуда взявшимися капризными нотками избалованной принцессы, и Че послушно нырнул под одеяло с другой стороны, прижимаясь к его боку совсем как в то далекое, призрачное, счастливое утро. Ким поцеловал влажную макушку, удобно маячащую прямо перед носом, затащил парня к себе на плечо и накрыл одеялом, создавая подобие мягкого кокона.       — Я люблю тебя. Было время, когда ненавидел и не понимал, но ни на секунду не переставал любить. Хочу, чтобы ты это знал, пи’Ким, — проурчал Порче, тычась носом в шею старшего.       — Я искуплю вину, ангел. Все что угодно, все что захочешь.       — Не бросай меня больше, ушлепок, — проворчал Че и тут же затих, когда Ким перебил, понимая, что, если не скажет сейчас, потом уже не сможет:       — Я люблю тебя. Больше жизни, больше музыки, больше всего. Ты важнее всего, Че.       — Знаю, слышал. Когда Макао вас с Лиамом притащил в лапшичную, Лиам тайком позвонил мне и слезно попросил выслушать. Я все-все слышал, пи’Ким. Пиздец ты у меня дурак, конечно, — Порче повозился, устраиваясь на Киме поудобнее, прижался щекой к груди, обнял и закинул ногу на бедра, позволяя изящной ладони подхватить под коленом, придерживая и поглаживая. — Спи уже, мы перенервничали за эти дни, нужно восстановиться.       Ким согласно промычал, ткнулся носом в мягкие пряди на макушке Че и плавно съехал в царство Морфея — сознание просто отключилось, почуяв редкую возможность отдохнуть и восполнить силы. Хотя, быть может, свою роль сыграли тяжесть и запах Порче, использующего его тело вместо подушки. В любом случае, за передышку он был весьма мирозданию благодарен.       

***

      Ким проснулся от того, что в спальню стали просачиваться вкусные запахи домашней еды. Место на кровати справа пустовало, хотя подушка осталась примятой, а одеяло — скомканным. Все вокруг пахло солнцем, свежестью, ладаном и Че, и Ким позволил себе пару лишних минут понежиться в их общей постели, напитываясь впрок родным запахом и больше всего на свете боясь, что все вокруг лишь сон — а он проснется в одиночестве через пару минут и сойдет с ума от боли и разочарования.       Но Че не был сном. Он как ни в чем не бывало суетился на кухне, одетый в черные боксеры Кима и его же длинную белую майку, идеально сидящую на окрепших плечах. Напевал под нос популярную в Тик-Токе мелодию, двигал смуглыми крепкими бедрами в такт и что-то мешал деревянной лопаткой на шипящей раскаленным маслом сковороде. На кухне вкусно пахло жареными яйцами и свежими овощами. Ким залюбовался и пропустил момент, когда Че заметил его присутствие. Прикрутив плиту, парень подошел к замершему на пороге Киму и закинул руки ему на плечи, попытавшись поцеловать в губы. Тот поспешно выставил между ними ладонь, бормоча, что не чистил зубы — перед Че почему-то хотелось выглядеть идеально.       Родные глаза заглянули в душу с расстояния меньше, чем в пять сантиметров. Че решительно убрал ладонь Кима от губ, переложил руку на свое плечо и засосал, иначе не скажешь, сразу используя язык и смешивая слюну. Ким плюнул на прежние установки и отозвался, признавая за своим парнем право вести.       — Меня не испугать утренним дыханием, пи’Ким. Так, фанфакт на будущее. Ты сильно голодный?       — Нет, могу подождать, — отозвался Ким и затянул Че в новый поцелуй, более откровенный и жесткий.       Минут через пятнадцать, таки загнав Кима в ванную ради обязательных утренних ритуалов по приведению себя в порядок, Че все же накормил их обоих омлетом и рисом, который каким-то чудом раскопал на полках холостяцкой квартиры старшего. И предложил прокатиться в комплекс, раз уж неотложных дел пока не было.       — Нужно решить, что делать с телом Корна. И с отцом тебе бы не помешало поговорить. А я к Муту прокачусь, сброшу нервы.       — В смысле? — Ким, как ответственный хозяин жилища, загрузил тарелки в маленькую посудомойку и поцеловал Че в плечо, сразу после перехватывая за руку, чтобы отвести в спальню.       — Когда мы с ним только начинали встречаться, я настоятельно просил, чтобы он не палился на связях с другими людьми. Спать ни с кем не запрещал, мы все равно с ним только в резинках трахались, но я очень просил следить за связами на публике. Прикинь, что я почувствовал, когда Лиам мне те фотки из бара скинул? Но бросить этого долбодятла я не мог, уж больно ширма из него удачная вышла. Зато теперь есть законный повод устроить разъебинго и эпично с ним порвать. Надоел, сил нет.       — Давай с тобой людей отправлю? На всякий случай? — предложил Ким, запрыгивая в первые попавшиеся джинсы.       — Не, не надо, я сам. Он только выглядит сильным, но дерется плохо, а меня Порш и Арм учили, — Че поворошил футболки, сложенные горничной в аккуратную стопку. И вытащил две одинаковые, доставшиеся Киму от Стар после одного из концертов в Паттайе: белые, с гербом города на спине и надписью «WIK`s fan» на груди. Задумчиво посмотрел на них, натянул ту, что побольше, и обернулся к Киму: — Знаешь, я тут подумал, что хочу носить с тобой парные шмотки. Это, конечно, немного по-девчачьи, романтика- хуянтика, все дела, но хочется. Закажем что-нибудь на общий вкус?       — Я тебе доверяю, ангел, — отмахнулся Ким, обвивая руками талию Порче. — Ты меня еще ни разу не подвел.       Че замер, неловко дернулся, подцепил длинными шершавыми пальцами подбородок Кима, погладил со сжимающей сердце нежностью и заговорил:       — Мы обязательно обсудим все, что сделали и не сделали друг другу. Чуть позже, возможно, до или после первого секса, я еще не решил. Но я тебя люблю, пи’Ким. И я правда хочу быть сейчас с тобой, здесь, в этой точке времени и пространства.       — Знаю, ангел, я тебя тоже, — ответил Ким, заставив себя разомкнуть губы и ответить вслух. Ему все еще было безумно сложно просто говорить о своих чувствах, в его системе координат слова значили мало и служили лишь красивой ширмой для отвлечения внимания. Языком любви для него всегда служили действия и непробиваемая, абсолютная защита любимых людей. Но для Че слова были важны тоже, и Ким осознанно пытался сломать прежние установки, чтобы не допустить повторения истории и разлада в отношениях. Третьего шанса ему уж точно никто бы не дал.       — Не старайся так сильно, в отношениях ты должен восстанавливаться, а не все время ломать себя, — чуть шершавые пальцы Че разгладили морщинку на лбу Кима, следом к этому же месту прижались сухие губы. — Но я ценю твои усилия.       Ким, заваливая смеющегося Че на разворошенную кровать, чтобы нацеловаться всласть перед долгим днем, мельком подумал, что быть счастливее, чем в этот момент, просто невозможно.       

***

      Комплекс встретил блудного третьего наследника стойким запахом горящего пластика и какой-то едкой дряни. Испугавшись за братьев, Ким отловил за локоть ближайшего охранника, и тот с мученическим вздохом выдал начальнику обыкновенный белый респиратор.       — Кхун Танкхун устроил грандиозное сожжение ненужных вещей на заднем дворе. И не только сожжение. Лучше пока к нему не соваться, кхун Ким. Скоро перебесится. В смысле…       — Понял. Где Кинн?       — У себя в кабинете с кхуном Поршем. Вы бы пока обождали, а то они за руку туда ушли… И улыбались так… В общем, не стоит пока туда идти, — сорокалетний мужик замялся, как пятиклашка, отводя взгляд.       — Трахаются, ясно. А Чан где?       — Разбирается с бумагами в своем прежнем кабинете. Проводить?       — Я знаю дорогу, свободен, — отказался Ким и направил стопы в кабинет Чана.       По пути он выглянул в окно и увидел, как Кхун задорно и с громкими боевыми кличами жжет свои несуразные дорогущие шмотки в большом металлическом баке, а стоящие рядом Арм и Пол невозмутимо подают ему предметы гардероба один за другим. Покачав головой на чудачества старшего брата, Ким покрепче надвинул респиратор, спасаясь от вездесущей вони, и ускорился, не желая откладывать серьезный разговор.       Кабинет Чана располагался неподалеку от кабинета Корна и был буквально завален папками, протоколами, планами и прочим бумажным мусором, что делало и без того небольшое помещение совсем маленьким и тесным. Услышав стук о косяк приоткрытой двери, Чан поднял голову от бумаг перед собой и по привычке встал, приветствуя наследника семьи. Спохватившись, стянул маску с лица, и Ким повторил жест, привычно ловя малейшие изменения в мимике собеседника.       — Ты больше не обязан это делать, — отреагировал Ким на низкий поклон, внимательно наблюдая за тем, как мужчина снял очки для чтения и вышел из-за стола.       — Знаю. Старые привычки не так просто изжить, да и мне не трудно встать лишний раз, — отмахнулся Чан, тоже исподволь наблюдая за Кимом и готовя себя к любой реакции. Затем, будто вспомнив о чем-то, достал из стола полностью запечатанную пробирку с ватной палочкой внутри. При Киме вскрыл упаковку, поводил палочкой по внутренней стороне щеки, и засунул в пластиковую пробирку, накрепко закрутив крышку. Бросил образец парню и достал новую, повторив процедуру.       — Двух мне хватит, — остановил тот, когда Чан потянулся за третьей пробиркой. — Если ты и правда мой… биологический отец, что будет дальше?       — Тебе решать. Кхун и Кинн настаивают, чтобы я остался в семье, вернулся на должность главы охраны. Но если для тебя это неприемлемо, я уйду.       — Им решать. Им и тебе. Я не против, чтобы ты остался, но ты волен и уйти. Ты и так слишком многим пожертвовал ради этой проклятой семьи. Только на один вопрос ответь.       — Я весь внимание.       — Как ты мог не узнать маму? Даже если я не твой ребенок, у вас с ней точно был секс, так как ты мог ее не узнать, ты же жил с ней в одном доме годами?       — Мне было двадцать два, Кимхан. Я был молод, горяч и глуп. Мы с мадам встретились в баре, когда у меня был выходной после нескольких сложных миссий подряд. Я хотел нажраться в хлам и переспать с какой-то девчонкой без обязательств, чтобы стало хоть немного легче, и голова разгрузилась. А она выглядела как голубоглазая блондинка с каре, много улыбалась, флиртовала, шутила. Опрокинула на меня напиток, танцуя, начала извиняться, предложила застирать рубашку. Слово за слово…       — Туалет и секс по пьяни, — закатил глаза Ким. — Отвратительно.       — Если честно, я рассчитывал максимум на минет, но сам понимаешь, ей нужна была сперма.       — И ты без вопросов кончил в нее? Совсем без башки?       — Она сама надела на меня презерватив, который достала из своей сумочки. А я уже был пьян и не заподозрил подвоха. Когда кончил и понял, что презерватив порван, она только отмахнулась и сказала, что пьет таблетки и последствий не будет. Мне жаль, что я ее не узнал, Ким. Мне очень, очень жаль, я корю себя за это до сих пор.       — Верю, — кивнул Ким, принимая версию Чана. — Когда мы были маленькими, мама иногда устраивала представления для нас троих. Ее образы были идеальны, она действительно могла бы стать знаменитой актрисой. Да и с Корном жить — как на пороховой бочке, хочешь не хочешь, а научишься притворяться и врать. Но толчок барушника? Серьезно?..       — Кинн был зачат в поезде, если тебя это утешит. А Кхун на вечеринке, за шторкой в одной из ниш для гостей.       — Рисковая все-таки была женщина.       — Как огонь. Ты знаешь ее только как свою маму, а я помню мадам Изабель и в гневе, и в страхе, и в отчаянии, и в приступе азарта. Она на многое была способна и отчаянно, по-звериному любила и защищала вас троих. Мне жаль, что она ушла так рано.       — Спасибо за образцы ДНК. И за историю. Как твои раны? — перевел Ким тему, потому что вспоминать о матери сейчас все еще было больно и странно.       — Пью гору лекарств и делаю инъекции по часам, так что гораздо лучше. Кхун нашел для меня отличных врачей. Кстати, он хочет пригласить на ужин Танайята в ближайшие дни. Что думаешь?       — Поставь скрытые камеры в столовой, хочу фото его лица на память, когда он узнает.       — Да, кхун Ким, — склонил Чан голову и тут же вопросительно посмотрел на парня.       — Больше не «кхун», помнишь? — скупо усмехнулся в ответ тот, пряча в карман джинсовки две пробирки. — Ты будешь первым, кто узнает результат теста. Не буду больше отвлекать.       Ким легко склонил голову, выказывая ответное уважение к Чану, и покинул помещение, аккуратно вернув дверь в прежнее приоткрытое состояние. На душе царило смятение, но от одной мысли, что он может освободиться от проклятия наследия Корна, становилось в разы проще дышать. Он впервые за много лет почувствовал на языке горько-сладкий привкус надежды, но к Кинну все же стоило заглянуть.       Решив не искушать судьбу, Ким сначала спросил у стоящих в дверях охранников, свободен ли их начальник. Те страдальчески заломили брови, прикинули время по наручным часам и предложили подождать еще минут пятнадцать, на всякий случай. Ким подумал, что уже перерос тот возраст, когда осознанно пытаешься подгадить старшему сиблингу и сорвать ему секс, поэтому сел на пол у ближайшей стены и приготовился ждать, даже телефон достал, чтобы уточнить у Макао или Лиама, как у них дела.       Вместо ответа пришли две фотографии: на первой Лиам спал, трогательно свернувшись на боку в клубок вокруг обнаженной руки Макао. А на второй складывал с Венисом и Питом пирамидку из кубиков в детской. Фото получились милыми, домашними и уютными. Семейными, несмотря на наличие охраны в дверях детской и избитого вида Лиама, чьи синяки и ссадины расцвели в полной мере. Подумав, Ким прислал в ответ фото собственной ладони с зажатыми в ней образцами ДНК. Спустя минуту в ответ пришло лишь одно слово: «Удачи».       Вспомнив о важном, Ким позвонил Стар. Девушка подняла трубку после седьмого гудка, чего за ней почти никогда не водилось. Голос звучал сипло и устало, будто она либо много говорила, либо пила, либо плакала — Ким не отрицал возможность, что все и сразу.       — Стар, мой отец… Корн Тирапаньякул мертв. Окончательно и бесповоротно, а не как в прошлый раз. Еще вчера, пять пуль: две в голову, три в сердце. На моих глазах.       — Блять. Блять, Ким, ну, ебаный же ж ты нахуй, ты раньше позвонить не мог?!       — Прости. Зато я с Че помирился. Вроде как, — поспешил заверить Ким, отстранив телефон подальше от уха, чтобы не оглохнуть.       — С этого надо было начинать, — сразу подобрела Стар и возбужденным голосом уточнила: — Все нормально?.. Он расстался с мутным Мутом?       — Да, как раз поехал к нему. А я дома, хочу поговорить с братом относительно тела па… Корна.       — Долбоеб. Тело никуда не убежит, оно уже мертвое, а вот Че я бы наедине с тем мудозвоном не оставляла. Ты вот вроде взрослый уже, а иногда реально как пятилетка. Руки в ноги — и за своим мальчиком, а я по новой буду всех обзванивать. С тебя премия, сученок.       — Две и приятный сюрприз, — пообещал Ким, вскакивая на ноги. Бросив телохранителям брата, что зайдет позже, он помчался к машине на всей доступной для поврежденных ног скорости.       Нон, увидев приближающегося энергичными шагами непосредственного нанимателя, все еще сияющего на солнце блядскими блестками из бомбочки Кхуна, отбросил окурок в фонтан за неимением пепельницы и запрыгнул за руль, сразу врубая кондиционирование салона, чтобы выветрить резкий запах. Ким, хоть и курил, но изредка и только дорогие сигареты, а не те дешевые и вонючие, что предпочитал его личный телохранитель еще со студенческих времен.       — К Муту. Адрес знаешь?       — Конечно, — Нон завел двигатель и посигналил ребятам на проходной, чтобы открыли ворота.       Они успели как раз к финалу представления — Мут и Че сцепились прямо на пороге квартиры в одном из элитных новостроев в центре города. Ким хотел было остановить драку, но его за плечо удержал Нон, указывая на детали. Че бесспорно лидировал в драке: мало того, что он сидел верхом на экс-любовнике, так еще и отвешивал ему неплохие удары кулаками, в которых четко виднелось влияние Порша. Дрался Че сосредоточенно и молча, Мут шипел под нос ругательства и пытался остановить или хотя бы его замедлить, но Киттисават был куда искуснее и, как ни странно, сильнее физически.       — Еще раз ты хоть одно кривое слово о нем вякнешь, и я сделаю так, что говорить ты не сможешь никогда, — бросил напоследок Порче, поднимаясь с полностью поверженного противника. Сплюнув на его одежду, он ослепительно улыбнулся Киму и Нону: — Круто, что вы за мной заехали. Я сейчас свои вещи соберу, и можно домой.       — По поводу «домой», — прокашлявшись, заметил Ким, усиленно стараясь не думать о теории, что дети часто выбирают себе партнеров, похожих на родителей. Способность Че к перевоплощению не на шутку пугала: секунду назад перед ними находился разъяренный неслабый боец, а сейчас — милый пушистый котенок. С трудом собрав мысли в стройный ряд, Ким попросил: — Переедешь ко мне, ангел?       — Из него ангел, как из меня балерина, — Мут медленно, шатаясь поднялся на ноги, вытирая подолом свободной майки кровь с лица.       — Помнится, в Святом писании ангелы могли и вломить, если что-то шло не по задумке Бога, — не поворачивая головы выдал Че.       — Мы буддисты, блять, — не поддержал идею Мут, сплевывая кровь прямо на пол перед входной дверью. Кулак у Че оказался тяжелым: Ким на глаз смог распознать сломанный нос, разбитые губы, стесанную скулу и сорванный с брови пирсинг.       — Его мама — католичка. Никогда не спрашивал, кстати, но момент вроде подходящий: почему «ангел», пи’?       — Недосягаемый. Несущий свет. Похожий на чудо, — выдавил Ким через пересохшее от волнения горло.       Впервые он назвал Че ангелом, когда тот уронил палочки для еды и чуть не ушиб голову о столик в лавке, пытаясь их поднять. Ким действовал бессознательно, на эмоциях. В тот момент Порче и правда походил на маленького ангела: растрепанный, неприспособленный к жизни на грязной и грешной Земле, чистый и душой, и телом. Даже подобие нимба присутствовало: солнечный свет падал таким образом, что волосы парнишки отблескивали, образовывая сверкающую полоску.       Возмужавший, повзрослевший, уже далеко не чистый ни телом, ни душой Че вдруг как-то странно, неуверенно, совсем как раньше, улыбнулся, будто не ожидал таких слов. Рот приоткрылся в удивлении, и без того большие, выразительные глаза распахнулись, делая его похожим на щенка. Парень закрыл пылающие щеки руками, пробубнил, что нельзя так делать, и скрылся в дверях.       — Что я не так?.. — Ким беспомощно обернулся к Нону, не зная, как правильно реагировать на смущение Че.       — Это было круче, чем просто «я люблю тебя», поверьте, — утешил своего господина телохранитель, стараясь не улыбаться, хотя уголки сохнущих от жары губ предательски подрагивали, выдавая. — Вы молодец, кхун, продолжайте в том же духе.       Мут обжег Кима злобным взглядом напоследок и тоже скрылся в квартире. Из ванной послышался шум воды — видимо, парень пытался смыть кровь. Че появился на пороге меньше, чем через четверть часа, таща в руке большую спортивную сумку. Ким сразу потянулся ее забрать. Че удивленно вскинул брови, вцепившись клещом в жесткие лямки.       — Действия. Не слова, — напомнил Ким, очень надеясь, что его поймут правильно. Порче просиял, выпустил тяжелую, доверху набитую сумку и чмокнул его в щеку, благодаря за помощь.       По пути они заехали в две частные клиники, где оказывали услугу расшифровки ДНК. К окошку администратора и там, и там подходил Ким лично, чтобы избежать подлога. Для этого, правда, пришлось напялить медицинскую маску, солнечные очки, толстовку Че и кепку, но деньги решили любые вопросы, и тест обещали сделать в самое ближайшее время. Ким покорно сдал мазок в первой клинике, но во второй, из-за очереди в лабораторию, пришлось немного подождать, развлекаясь беседой в коридоре.       — Я заметил, у тебя в квартире посуды мало. Можно докупить? — уточнил Че, пристроив голову на плечо Киму.       — Как скажешь. Но я мало дома готовлю. Максимум — яйца поджарить и рис сварить.       — Это не для тебя, а для меня. Я люблю вкусно покушать, а от постоянной доставки можно быстро поправиться. Домашняя еда всегда лучше и качественнее.       — Нужна помощь с покупками?       — Нет, только список дома составлю, чтобы ничего не забыть. Ты же из продуктов острое не любишь и чеснок?       — Да, и сливки тоже.       — Эх, значит, обойдемся без игрищ. Хотя можно разложить на тебе клубнику, должно получиться секси.       Ким вспомнил разговор с Макао, за обе щеки уплетающим ужасную Гавайскую пиццу, выдохнул и попросил юного бойфренда, не давая себе времени и возможности одуматься:       — Купи еще ананасов.       — Ты ж их не любишь, — удивился Че, но потом в глазах отразилось понимание, и он, торопясь и копошась, полез в карман штанов за телефоном. Позвонил, дождался, пока трубку снимут, и выдал длинную сложносочиненную нецензурную тираду, сводящуюся к тому, что кое у кого слишком длинный язык и нет даже зачатков совести.       — Если любишь естественный вкус спермы, то так бы и сказал, хуле орать-то? Ай, за что?.. — судя по звукам на заднем фоне, Макао схлопотал воспитательный подзатыльник от Лиама. И все бы ничего, но из трубки почти сразу послышалось заботливое, пусть и грубоватое: — Руку хоть не отшиб, мелочь?       — Я старше тебя. Не отшиб, — пробормотал Лиам смущенно. Послышались звонкие вскрики Вениса, сдавленный смешок не то Пита, не то Вегаса, короткий чмок перед уверенным:       — Больше так не делай, а то реально ушибешь. У тебя лапки нежные, пока правильно бить не умеешь.       — Голубки сраные! — выдал Порче в сердцах и скинул вызов. Набычившись, посмотрел на Кима, поджал губы, открыл заметки и при нем вписал в первую строчку будущего списка покупок клятые ананасы. Пламенея при этом щеками и отводя бегающий взгляд. Ким сгреб Че в охапку и следующие минут пятнадцать они лизались как сумасшедшие, забив на ворчание пожилых людей в очереди и недовольство сотрудников лаборатории, изредка пробегающих мимо них по своим делам.       Ким чувствовал себя как никогда живым. Свободным. Настоящим. И за эти новые, совершенно неизведанные пока чувства был готов грызть глотки кому угодно.