The Dawn Of The Empire

10 сентября 1911 года. Мондштадт. Мондштадтская Империя.

Зал Главного Дворца Рассвета переполнен дипломатами, министрами и прочими важными фигурами мировых держав. Дату начала войны всё откладывали и откладывали, никто не смел пересекать чью-либо границу или идти по какому-либо плану. Все ждали этой страшной «бури». А она откладывалась. Эта «буря» была всё-таки великой ношей и каким бы амбициозным политиком ты бы не был и как бы не заявлял о нужности этой «бури»... Совесть не позволяла подтверждать собственные слова. Мир стоял на пороге мировой катастрофы и ждал чего-то, а этого всë не случалось. Сначала откладывали на месяц, потом спихнули, что зачем начинать весной, ведь снег еще не растаял, солдаты будут наступать в грязи, развивая болезни и количество потерь от них, а путь будет крайне неудобен. Летом отмазкой послужила жара, как бы не меняли солдатскую форму и какой бы простой она не становилась, всё равно даже в простой одежде было невероятно жарко, а осенью опять грязь. И при чëм эти причины были по обе стороны. Никто на самом деле войны то не хотел. Армия, что там, что там не была готова. Заводы ещё не сместились на военный уклад. План есть, а операции к ним до конца не продуманы. Флот не отправлен. Авиация ещё не оснащена к военным полётам. Оружия мало. А Фонтейн лезть в оккупированный Натлан больше и не собирался. Всё затихло, а движений нет. И с трудом, но всё же это поняли все, особенно сторонники войны. Канцлер Мондштадта Госпожа Гуннхильдр курила трубку, тяжело вздыхая, и продолжая раздумывать, по какому вектору настраивать народ. И сказать, что все обошлось нельзя ибо наверняка, что-то вспыхнет вновь, и молчать нельзя. Люди ждут, половина населения напугана, другая весело танцует лендлер, предвкушая как все снова вместе пойдут бить фонтейнцев. Рядом с ней сидел Министр Внутренних дел Каэнрийской Империи Аякс Аркадьевич Тартальев. Он был тем, кто подбивал Министра Иностранных дел Империи стараться страну всё-таки в войну не втягивать. Тартальев войну, конечно, любил, но всё-таки риски этой войны он понимал наипрекраснейшим образом. Он в стране начал Великие реформы, начнётся война и всё пойдёт просто под откос и Империя полетит в низы. Аякс не хотел чтобы его труды в один момент просто обесценились и потому давил на своего коллегу, который был по своей натуре человеком слабым. Ему генералы скажут: «Давай войну», так этот и скажет послам: «Воюем». Ему Тартальев скажет: «Не воевать, страна не готова.», так коллега и скажет послам: «Не воюем.» С таким нужно было ехать вместе. Иначе и никак. — Неужели переживаете, Ваша Светлость? — Как-то спокойно и при том весьма задорно спросил Аякс, изогнув бровь в удивлении, смотря на свою коллегу Госпожу Гуннхильдр. — Будто вы как никогда спокойны, пока решаются дело такого мирового масштаба. — Буркнула Канцлер, отводя свой взгляд, в сторону своих министров. — Ну, что вы! Разве могут мондштадтские львы и гориллы быть столь неуверенными, когда дела касаются фонтейнцев? — Министр внутренних дел всё пытался с этим хитрым прищуром поймать этот волнующийся взгляд, но кажется выходило ужасно. — Неужели... Признаете некомпетентность армии... Или ваших амбиций? — Тц-с. Я напомню о том, что кое-кто говорил в тысяча девятьсот пятом, что революции не будет, а что в итоге? Кто из нас тут некомпетентен, сэр? Продолжайте и дальше играть в царского фаворита и не лезьте своим носом туда куда не следует. — Еë слова звучали достаточно грубо, для того, чтобы устроить после великие дебаты, но Аякс не стал. Он усмехнулся понимая, что Канцлер никак без него сегодня не обойдётся. Слишком особой пешкой в игре он был. И тут в зал прошла фонтейнская делегация, вся во фраках с голубыми лентами да бессмысленными орденами. Противоположная сторона встала в знак приветствия, также кивнув. Большинство это делало неохотно, пытаясь проявить свою гордость и высокомерие к той нации, что проклинали веками. Находились те, кто даже обнимались или руку жали, но таких можно было пересчитать на пальцах одной руки. А так и половины этой самой руки. — Ну, так-с, начнём-с? — Предложил Министр военных дел Королевства Ризли, после слов которого переговоры и начались. А начались они достаточно тихо. На столах были бесчисленное количество бумажных стопок, которое при любом удобном случае невозможно было никто не сосчитает. Слуги не подавали закуски: исключительно пепельницы и бокалы с шампанским, как и полагалось на любом высшем мероприятии. Но вместо предприятий – настоящие страны. Огромный механизм, в каждая ошибка может стоить миллионов жизней. Но постепенно всё стало накаляться, ведь стало понятно, что фонтейнцы до сих пор не признают своё тихое присутствие в Натланских заливах, а мондштадтцы с ещё прошлой войны, отказывали в переселении тех фонтейнцев, что оказались на их территории в ходе заключения мира тысяча восемьсот семьдесят первого. Каэнрийцы всё лавировали между теми и теми, помогая своим давить на врагов и при этом предлагать всё-таки и условия врагов принять. Уйдут эти пару тысяч с земель, ничего же особо не изменится. А Мондштадт так не считал. Канцлер Империи чуть ли не срывалась на крик, пытаясь убедить оппонентов, что всё уже давно решено сорок лет назад. Кулаки Министра военных дел Королевства стучал прямо по столу, активно жестикулируя и требуя референдума для жителей тех территорий. Но проблема в том, что они решали совсем не то, что следовало и их вовремя остановили каэнрийцы. В этом вопросе они быстро договорились, что жители сами решат куда им следовать, ехать на Родину, оставляя родные земли или же оставаться на них дальше под мондштадтским флагом. Но другой вопрос не был решён и тут уже вставать между стран, Каэнри'ах не собиралась. Этот вопрос касался и ее суверенитета, исходя из мирных договоров тысяча девятьсот пятого года. И тут уступать фонтейнцы не особо желали. По их версии, они вообще там не были и противники что-то просто напутали. Но это конечно же было ложью. В какой-то момент они начали соглашаться, но опять же упрямо, пытаясь отвести свою вину. Когда стали приводиться и доказательства, то всё стало ещё хуже для них. Что-то подтверждали местные жители, которые стали знать мондштадтский и могли хорошо описать пребывание неких туземцев с неизвестными им флагами. Что-то раскрывалось из показаний самих моряков тех крейсеров, ведь это были простые люди и расколоть их высшему генералитету было запросто. С таким плотным слоем доказательств, фонтейнцы не могли хоть что-то опровергнуть. Им запасных версий событий не дали да и что тут пытаться еще доказывать. Всё было давно понятно. И крайне нехотя, но всё-таки договор, что лезть на те земли с поставками орудий для местных повстанцев они больше не будут, а если и полезут, то плата будет крайне высока, был подписан, под радостные возгласы и громким стуком бокалов с шампанским. Министр военных дел Королевства Ризли, сидел, потирая переносица, в раздумьях, как же ему отчитываться перед Регентом. Всё-таки переговоры было трудно назвать выгодными, ведь кроме мелких обязательств, касательно небольшого количества своих жителей на чужой территории, они и не достигли и вряд-ли бы смогли. Наверное, даже учитывая, что к этой войне не готовы абсолютно все, Фонтейн бы всё равно эту войну с треском проиграл. Уж слишком неразвитыми были те, что находились на его стороне и с такими договариваться трудно. Этой державе надо было искать новые пути в победе. Министр внутренних дел Империи Аякс Аркадьевич уже шёл в кабинет, где находился телефонный аппарат дабы сразу доложить особую весть своему Государю. Покорный слуга помог настроить аппарат на нужную линию, после сунув победителю трубку, а Аякс настроился на разговор с до боли хитрой улыбкой, держа в руке бокал с шампанским. Прождав полторы минуты у телефонного аппарата, наконец послышался голос, но чужой и явно женский: — Ало..? Кто звонит? — Задала вопрос женщина, по всей видимости являвшаяся слугой в Зимнем Дворце в Каэнри'ах. — Это я. Министр Внутренних дел Империи, Аякс Аркадьевич Тартальев. Звоню Государю, дабы поведать ему радостную весть, прошу вас, милая мадам, позовите Его Величество к телефонному аппарату. Дело чрезвычайной важности и касается мировых переговоров. Отмазки слушать не желаю. — Чётко потребовал Министр, слыша как трубку положили на стол, а после очередное двухминутное ожидание, пока трубку вновь не подняли и из неё не пошёл родной голос Царя. — Здравствуйте, мой доблестный Советник, говорят меня ждут интересные новости? Неужели переговоры закончились так быстро? — С каплей задора спрашивал Кэйа, закусывая губу от нетерпенья и поглядывая на дверь в его кабинет из которой выглядывали его дети. — Здравствуйте, Ваше Величество, всё так и есть. Если бы бараны не начали очередную ссору, быть может уложились бы и в двадцать минут. Кхм, в общем победа за нами. Толстопузые подписали нужные договора, что не посмеют лезть туда куда не надо, а Мондштадт им позволит забрать парочку жителей, что не покинули те земли, которые передались союзнику по итогам мирного договора тысяча восемьсот семьдесят первого. Можем выдыхать, войны определённо точно не будет, Государь. Черти нас боятся. — Боже... — Тихо произнёс Император, тяжело выдыхая и крестясь. — Слава тебе Господи... И вам Аякс Аркадьевич. Вы страну спасли, если не весь мир. Чтобы я только делал без вас... И как мне только вас отблагодарить? — Ох, ну что вы, Ваше Величество. Для меня ваша радость – большая награда. Надеюсь отметим победу сполна к открытию памятнику, вашего покойного дедушки. Если позволите, я могу сегодня к вечеру вернуться в Империю к своим должностным обязанностям. — Лучше отдохните, сударь, вы этого заслужили. Жду вас послезавтра с докладами и через неделю на торжестве. До свидания. — С мягкой улыбкой на лице попрощался Император, чувствуя на душе невероятное облегчение. — До свидания, Ваше Величество. — Ответил Аякс, вешая трубку. Спаситель Империи направился к своим коллегам, с радостной вестью о разговоре с Государем. День был как никогда прекрасным. По-крайней мере, так начиналось. ***

18 сентября 1911 года. Московия. Священная Каэнрийская Империя.

Открытие огромного памятника в честь давно покойного Царя Каэнри'ах Анфортаса Второго, который трагически погиб в ходе подрыва, было весьма грандиозным. На самом памятнике висела ткань, дабы после торжественно её стянуть, дабы представить не только перед народом, но и перед Царской фамилией. Толпы было немеренно и ее с трудом сдерживали офицеры, которым по правде тоже очень интересно было посмотреть на открытие памятника, нежели на радостные и удивлённые лица народа. Самые лучшие близкие места к памятнику были выделены специально для членов Царской фамилии. Некоторые Великие Князья, Княгини и прочие уже томились в ожидании Императора и его семьи. Не то что бы те опаздывали, скорее следовали назначенному времени. Император ехал вместе с матерью и младшими сыновьями, поглядывая изредка в окно, боясь как бы не случилась в толпе давка. Самый младший из сыновей болтал ногами от нечего делать да сжимал в руках кожу сиденья от нетерпения. Цесаревич также, как и любимый родитель, глядел в окно, смущаясь от такого особого внимания к ним. Люд, что мог заметить в окнах автомобилей Царя и его семью, тут же кричал и лез к Царским автомобилям дабы скорее и ближе рассмотреть этих священных особ. — Мама... — Обратился Ларс к Кэйе, на долю секунды отрываясь от стекла. — Они действительно нам все так рады? — Ну, конечно. Не каждый день можно повидать Наследника престола, мой мальчик. Особенно они рады, когда ты тоже проявляешь к ним внимание, а в особенности любовь. Но всё исключительно искреннее. Зачем дурить тех, кто так рад тебя видеть? — О-ох... Они чувствуют обман? — Нет, но какой смысл в том, чтобы оставлять человека обманутым? На душе от такого обмана очень горестно, вспомни, когда ты обманул нас всех, что не болеешь. На душе чисто, когда ты остаёшься предельно честным. Твой прадед говорил мне так всегда. И я надеюсь, что ты как и я усвоишь этот завет. В том числе и Эрен. — После слов Императора, послышалось хихиканье Цесаревича, который подивился внезапному своему упоминанию. Но времени на семейные веселья больше не было. Их автомобиль наконец подъехал к месту празднования открытия памятника. Народ пытался прорваться к Царю. Люди орали, толкались и кидали монархические возгласы. Императорские флаги уже развевались на ветру, а оркестр у памятника заиграл небольшой торжественный гимн. К ним стали подъезжать и другие машины с остальными членами Царской Семьи и фамилии в принципе. Венценосных детей не оставляли без внимания и люди прям зазывали их к себе. А дети очень боялись, они не думали, конечно, что их растерзают, но такой близкий контакт был необычайной редкостью. Они очень стеснялись, но нельзя же оставить людей без внимания. Пока родители переговаривались с Генералами и главным скульптором, они аккуратно подошли к людям. Первой шаг навстречу осуществила Принцесса Виктория, народ тут же затрепетал и даже малость поутих. Кажется обе стороны были смущены и руки у людей дрожали, пока они преподносили для неё цветы и подарки. Принцесса аккуратно приняла, не беря всё жадно в охапку. Она сделала перед народом реверанс в качестве благодарности и мягко улыбнулась. И это растопило сердца присутствующих. Такие простые действия, а такие нежные и прекрасные, вместе с тем аккуратные и скромные. Её поступку последовали и Принцы, мальчишки поклонились, принимая дары и с некоторыми перекинулись парой фраз. Они тоже делали это из чистого интереса по искреннему желанию, а не для того, чтобы подражать семье. Особенно все хотели пощупать будущего Царя. До Ларса дотрагивались, щупали, не дергали, а также были предельно аккуратны, будто перед ними действительно Святой. И такой он им и казался. При том, он им казался и таким простым, будто это никакой не мальчишка Наследник, а простой деревенский мальчик с удивительно чистой душой. Сам Цесаревич завороженно смотрел на это всё, никак не сбегая, а позволяя люду, хоть малость, да притронуться к Великим Венценосцам. Офицеры стояли, не пытаясь лезть в этот особый контакт народа с Царскими детьми, ведь им дали указания: быть рядом, но не мешать. Кажется взрослые члены династии это тоже увидели и сразу поняли, что нельзя разрывать сейчас такую связь. Она сейчас как никогда нужна, как и для монархического подъëма, так и для воспитательных процессов. И всё происходило идеально. Дети познавали простой люд, а те их лишний раз, поражаясь, какие же это настоящие люди. Очень довольные встречей дети вернулись к родным с радостными лицами и кучей даров. И когда им предложили отвезти эти подарки во Дворец, дети отвергли предложение. Они прижимали к себе подарки, чувствуя от них всю душу и тепло, что в них было вложено. А кто знает, что с ними случиться, когда их увезут? Их либо на склад спихнут, либо не дай Бог выкинут или вообще украдут, по-крайней мере так казалось от страха расставания. Дети прямо так с кучей подарков на руках, стали ожидать церемонии открытия памятника, тем самым вызвав ещё больше уважения со стороны люда. Официальных лиц стало больше, как и игры небольшого оркестра, пользующийся военным хором. Ветер так и нарывался сдуть ткань, что скрывала большую статую Царя Освободителя. Кажется, даже природные стихии пытались как можно быстрее узнать, что же скрывается за этой громоздкой белой тканью. Люди стали вновь затихать, что в народе, что среди и четы. Его Величество Император ВсеКаэнрийский почему-то запереживал за церемонию. Несколько казаков окружили статую дабы снять с неë ткань по команде, марш заиграл ещё громче и всё давало понять, что настала пора. Сделав шаг вперёд, Император дал вольную на раскрытие скульптуры. Казаки потянули ткань вниз и все тут же замерли в гробовой тиши. Статуя была выполнена в традиционном каэнрийском стиле. Огромный монумент, представляющий собой мемориальный комплекс, состоявший из шестиметровой бронзовой статуи Анфортаса II. Скульптура была установлена на массивном пьедестале и изображала Императора, стоящего в генеральском мундире, в порфире и со скипетром. Голова Императора была слегка приподнята, левая рука держала скипетр, а правая простёрлась к народу, как бы в ознаменование преподанных ему милостей. На самом постаменте была очень видная надпись «Императору Анфортасу II любовію народа». Внезапно прогремело пять ярких выстрелов из пушки, после чего народ радостно загудел. Город был окутан аплодисментами скульптору от представителей всех сословий Империи. Царская Семья не была исключением. Царя памятник уводил прямо далеко в детство, в воспоминания о любимом дедушке, что погиб прямо на его глазах, не успев сделать того, что так давно желал Каэнри'ах. У памятника отслужили молебны местный митрополит, после чего громко заиграл «Преображенский марш», а вместе с тем и выстрелы пушек. Шума было очень много и в такой момент он был даже приятен. Народ радовался вместе с Императором и его семьёй, а это ли не особый контакт с народом? В голове так и крутились мысли, как сделать общество ещё куда более счастливым. Экономика страны летела прямо вверх, достигая своего максимума, реформы шли, а Кэйе этого было мало. Проезжая на поезде мимо деревень, ему как никогда становилось стыдно перед людьми. Он родился с золотой ложкой во рту и успевает быть недовольным от собственного уклада жизни. А эти люди порой может голодают, если урожая нет, они пахают, чтобы только прокормить себя и семью. Они не такие дельцы, чтобы устраивать на своём огороде предпринимательскую деятельность. Людей научили считать и писать, а Кэйе и того было мало. Он хотел чтобы всё было ещё лучше. И он всячески старался держать своё слово. Проезжая мимо деревень, он спрашивал начальника поезда, какую деревеньку они проезжают, а узнав записывал в небольшую книжку. Если и тратить накопленные и абсолютно бесчисленные богатство, то сейчас исключительно на них. Выкупить земли у помещиков, да отдать их простому люду. Звучит так просто, но таковым это не было. Слишком много нюансов, но из-за них менять свою поставленную задачу, Альберих не желал. Этим счастливым лицам, коим сейчас он махал, проводя парад, на закрытии церемонии, в душе он желал исключительно лучшего. Но слова одно, а дело другое. Пора было окончательно исправить ошибки своих предков, дабы передать действительно Великую Империю своим потомкам. ***

18 сентября 1911 года. Московия. Священная Каэнрийская Империя.

Главный зал Большого театра был переполнен различными гостями высших сословий Империи. Люди ожидали представления по случаю празднования открытия памятника Императору Анфортасу II. Все рассаживались по своим местам, Царская семья вошла на свой балкон под громкие аплодисменты публики. Настроение после открытия памятника было по-особенному чудесным. До представления оставалось ещё минут десять и практически вся семья уже расселась по своим местам, но только не Император. Его позвали выйти на небольшой разговор с Министром Внутренних дел Империи, что он и сделал, прихватив конечно же бокал с шампанским. Выйдя в уж очень роскошный коридор, Царь встретился со своим милым другом. — Что-то случилось, Аякс Аркадьевич? — Поинтересовался Кэйа, оглядываясь назад, а после возвращая свой взгляд на собеседника. — Никак нет, Ваше Величество, всё замечательно. Просто у меня тут парочка идеек зародилось насчёт реформ и развитии ваших предложений... И я.. — Ох, не сейчас... — Прервал того Император, опять же оглядываясь. — Я пообещал себе, что сегодня как можно больше времени проведу с детьми. Никакой работы, только семья. — Ну, Ваше Величество эти идеи сгораемы, как и амбиции к ним! Мы не можем сейчас тратить время на что-то или кого-то. У нас сейчас на волоске огромные и безумно выгодные предложения! Нам... Нам нельзя откладывать такое ради кого-то.... — Аякс. — Вновь прервал того Кэйа, начиная раздражаться от слов своего Министра. — Предложения подождут, а вот семья действительно нет. Разве я могу их бросить ради какого-то мелкого дела? — И какая разница? Ваши сыновья уже в таком возрасте, что уже сами должны понимать ценность таких предложений? Или тут дело совсем не в вашем решении...? Неужели на вас опять кто-то надавил своими семейными ценностями или... — Боже хватит! — Опять прервал того Кэйа, уже намного громче и твëрже, отчего Аяксу стало весьма неудобно. — Ты уже переходишь всякие границы! То что я считаю тебя своим другом, не дает тебе абсолютно никакого права лезть в мою семью. Я абсолютно не понимаю, что ты там себе уже надумал... Моя семья, мои дети, мой супруг – это то, что тебя вообще не должно касаться. Даже если бы у нас была равноценная власть или ты был бы выше меня, я бы тебе не позволил лезть в мою семью. — Вы хотите сесть на оба стула сразу. — Пробурчал Аякс, понимая, что кажется он так легко и просто сломал что-то в их отношениях. Как друзей. — Может, но больше я хочу быть там, с теми кого я люблю. И чего бы это не стоило. Не я выполняю твои желания, а ты мои приказы. На этом точка. А сейчас прошу простить, я советую вам отправиться в свою ложу. А не лезть в чужую. — Его слова были достаточно холодны, но и при том прямы и достаточно реальны. Он разворачивается и уходит обратно в царственную ложу, имея уже далеко не приятное настроение. Он даже и не думает пытаться помочь своему Министру разобраться в чувствах, как-то утешить или тому подобное. Аякс – его работник, не более. Дружба ещё хорошо, но строить из себя фаворита Царя – вверх всяких моральных принципов. Кэйа не колебался в вопросе кого больше любит, ведь ответ итак был вполне очевидным для любого. Он любил своего супруга и сама мысль уйти от него к кому-то у него и не возникала. Он его слишком любил. Обожал. И это было чистой правдой. Министр внутренних дел оставался в коридоре, чувствуя тот холод на сердце. Ему, конечно же, ужасно неудобно. Он был слишком уверен в себе и это сыграло с ним огромную злую шутку, став настоящим противным отпечатком на сердце. А главное, он не знал как и посмотреть теперь тому в глаза. Теперь это будет чем-то поистине неловким и даже постыдным. Он передавил Царя и сам же себе выстрелил в ногу. Будучи столь увлечённым в каком-либо деле, он отрицал изъяны, это было и с революцией и с политикой реформ и даже в личной жизни. Он не стал учитывать реальные чувства и сами факторы жизни этой семьи. В какой-то момент Аякс всё-таки отправился к своим коллегам, как раз начиналось представление. Но и у него теперь не было никакого настроения быть в этом обществе. Его давление перешло на него же самого. Так быстро и легко. Представление началось, а настроения никакого. Вместе с коллегами он поднял бокал с шампанским, стукнув каждый друг от друга с пламенным возгласом. Это даже не вызвало какой-либо усмешки со стороны Тартальева. Пустота его и съела изнутри, а надежды в один момент стали туманны, ведь доверия к нему теперь нет. И не будет. По залу блуждал молодой человек, вполне похожий на гостя. Видно мондштадтец либо хотя бы фонтейнец. Костюм его был достаточно официален, не богат, но и не потёртый жизнью. Он посматривал на ложи, где были различные гости высших сословий, включая Царскую семью, смотрел на низкие ряды, где были люди разных мастей, а потом на другие. Взглядом он будто искал кого-то, но только вот кого? И тут его взгляд упал как раз-таки на Министра Внутренних Дел Каэнрийской Империи. И кажется этому молодому человеку нужен был именно он, ведь к нему и направился достаточно быстрым и уверенным шагом. Охраны никакой не было, все были за пределами зала, либо витали у Царской ложи, потому никто останавливать этого молодого человека и не собирался. Аякс заметил того и то как тот направлялся к нему. Он не был напуган тем, как тот быстро к нему направляется. Быть может этот молодой человек желает что-то спросить у такого деятеля как он? Его коллеги продолжали общаться, а молодой человек остановился в трëх-четырëх шагах от политика, ничего не сказав и ничего не сделав, просто будто застыв. Они смотрели друг другу в глаза где-то минуту, никто не начинал разговор с какого-либо вопроса. И это казалось достаточно странно даже для самого Тартальева. Вздохнув, он отвернулся к своим коллегам, дабы вникнуть в их разговор. И произошло совсем... Непредвиденное для каждого вокруг... Ведь... Этот молодой человек зарядил свой браунинг и ровно два раза выстрелил в Тартальева. Так просто и легко на самом представлении. Громко и совершенно неожиданно. Жестоко и ярко. Представление превратилось, как и всякая радость вокруг. Всё обернулось в жуткий страх. Никто не понимал откуда, как и куда пошли эти злосчастные выстрелы. Но кажется это увидели с верхних балконов, особенно с Царского. Последняя встреча взглядами Императора со своим главным фаворитом прошла, когда тот уже лежал на руках своих друзей, что кричали, зовя всячески охрану. Тартальев смотрел на Царскую ложу, крестясь и что-то тихо, хрипло бормоча. Его последние слова были едва ли слышны, но смысл был понятен: он был счастлив умереть за Царя. Всё так зависло... И сам Кэйа завис, смотря как затухали синие глаза его друга, который помог ему вывести Империю на пьедестал. Так быстро и так неожиданно. Он не знал что делать. Идти ли к нему, как можно скорее дабы проститься или продолжать оставаться тут, смотря и дальше под своеобразным «куполом безопасности». Но ни он, ни его семья не были в этой самой безопасности. Всё ещё стояло, само представление потухло, радость вся абсолютно потухла о жалостное горе. А потом произошёл «взрыв». Родилась паника. Люди поскачили с мест к выходам, охрана бежала к месту убийства, а вот Царский балкон был всё ещё окутан тихой тревогой. Но было так недолго. Убийца Тартальева стал стрелять прямо по людям, что были на балконе и кажется судя по девичьему вскрику – он идеально попал. Эти выстрелы подали знак и охрана быстро схватила убийцу, избивая того, стараясь вытолкнуть из зала через всю толпу. А Царский балкон окутала кровь. Не было слышно ничего, только рëв Принцессы Виктории, в которую и попал убийца, которому плевать было сколько ей лет. Ведь была важна сама суть, что он попал в венценосную дочь. Дочь Царя и Кайзера. Сегодня революционеры выиграли игру, вызвав в обществе панику... Да и не только в нём, но и в кругу Царской Семьи, от которой шло немая горечь и отчаяние. Ничего не наладилось, всё стало только хуже.