The Dawn Of The Empire

22 сентября 1911 года. Московия. Священная Каэнрийская Империя.

Он ещё жил. Хотя это трудно назвать жизнью, когда все вокруг понимают, что ты на самом деле давно мертвец, гниющий в постели, пока внутренняя система организма не застынет. Это понимал и сам Тартальев, сжимая в руках поданный священником крест, но никак не молясь за собственное выздоровление. Был ли в этом выздоровлении смысл, когда итак всё давно кончено? Уж вряд-ли. Император в любом случае его отправит в отставку, ведь по-любому из-за того, что произошло чувствует собственную вину. И обрекать столь величественную фигуру на очередную попытку убить, он вряд-ли станет. Да даже если он и захочет всë-таки оставить Аякса при себе, несмотря на все эти глупые признания... Чужие руки это сделают за Императора. За годы своей блистательной карьеры, Тартальев себе нажил немало врагов не только среди так называемых коллег, но и даже среди монарших особ. В этом Аякс убеждался какой уже раз, смотря на то, как дёргается ручка двери в элитную палату, в которую прошёл сам Его Величество Кайзер Мондштадтский. Их борьба всегда была немой, но сейчас на предсмертном одре в жилах наконец проснутся те самые излюбленные остатки адреналина. Бывший министр с трудом выдал всеми знакомую ухмылку, смотря на то как к нему приближается дьявол в резкой мондштадтской военной форме. — Тц, ха-а... Небось решили пригласить меня на дуэль, Ваше Величество, по-молодости я много стрелялся за сердца молодых дам, как видите везде выигрывал! — Голос уже не казался таким задорным, он был ужасно хрип и больше походил на старческий. Во всём были виноваты те ужасающие ранения. — Наслышан, но достаточно глупо стреляться с инвалидом, который итак давно проиграл. Смысла никакого, сударь. — Лаконично ответил Дилюк, расхаживая по палате, всячески рассматривая окружение и делая некие выводы об условиях пребывания тут. — Так зачем же вы тогда ко мне пришли, Ваше Величество? Небось на повышение иду! Но это смотря в каком плане... — Достаточно хитро продолжил рыжий, но так же и ужасно хрипло. — Иль мы что-то не поделили..? — А вы достаточно догадливы. — Ответил Кайзер, чей голос стал тише на последнем слове. И в руках венценосца оказалось то самое оружие, из которого ранее был тяжело ранен сам Тартальев. Этот револьвер уже был пропитан кровью и кажется этого было крайне мало. Миссия была не завершена, но завершится по совсем иным мотивам и идеям, так как мечтал сам Кайзер уже долгие годы. Его терпению насчёт этой личности пришёл конец. Аякс посмотрел на столь знакомое оружие и замер. Порой шутки действительно выходят из под всякого контроля, особенно, когда они касаются уже давно сломленных личностей. Он прекрасно понимал, что Дилюк его не пощадит. Это фигура весьма твёрдая и достаточно мстительная. Всем было понятно в высшем свете, что прошлый мондштадтский монарх не был убит чужими руками. А значит Кайзер не будет чужд убийству чиновника. Вопрос лишь в том сколько ещё осталось жить? Когда нервам монарха окончательно придёт конец? В особенности при этой встрече. Потому всё это не особо вызывало страха у самого Аякса, скорее даже будил всякий исчезнувший ранее задор. А это ли не счастье умереть под великий рассвет? Для Тартальева это было куда лучше всякой позорной ссылки в Сиберию или на Родину, в Снежную, под предлогом особой миссии. Аякс всё прекрасно понимал, никуда его на обратную службу не вернут и лучше было сгореть, чем угаснуть. На лике рыжего расцвела улыбка, а губы содрогнулись в резкой, но такой тихой фразе: — Вы совсем как ваш батюшка, милостивый Государь. — Едва покачивая головой, хрипло произнёс он. — Из документов одно ясно, что он тоже не был чужд идти в бой любой ценой, ради любви и чести. И при упоминании своего ненавистного отца, Дилюк содрогнулся. И это было прекрасно видно по тому, как дрогнула его рука, которая держала ружьё всего лишь от этой фразы. Он как отец. Он как тот, кого он ненавидел всю свою жизнь и кого винил во всех своих неудачах и грехах даже после смерти того от рук сына. Взгляд Кайзер пал на небольшое зеркало у столика рядом с кроватью. И в отражении зеркала, он не видел себя. Он прямо сейчас видел своего отца. И всё так идеально сходилось, что становилось до тошноты противно. В голове витали одни лишь вопросы, как он мог такое допустить? Как он стал этим болваном, которого всю свою жизнь проклинал? Кайзер проморгавшись увидел собственный образ в отражении. Но то, что он увидел раннее, вызывало в нём такую ненависть и злость, что было слышно как его зубы скрипят от гнева и сжимаются красные кулаки. Резко рука его дернулась, поднимая ствол в прежнее положение и столь же резкие шаги к постели привели его прямо к раненному. Холодное дуло прижалось прямо к мокрому потному лбу, к которому прилипали рыжие волосы. Оно прямо вдавливалось под напором массивной руки, отчего бывший Министр внутренних дел всё дальше вжимался головою в подушку, но при этом сам он никак не сопротивлялся да и вряд-ли бы смог. Оставалось лишь слушать звериные рычания и как чужие пальцы потирают заветный курок. — Заткнись! Заткнись! Заткнись!... — Рычал вовсю Кайзер, шипя и порой ослабляя давление с особой силой направлял всё обратно к измученному лбу страдальца. Руки так и чесались, чтобы взять эту тушу за шею и поступить так, как поступил ранее. Только вот Дилюк был слишком правильным в обещаниях самому же себе и потому со всей дури до жуткой красноты тянул ухо Тартальева. — Никто...! Никто не смеет меня ассоциировать с этим жалким ублюдком! Я не тот нытик, который сидит в ожидании чуда! Я чуда добился сам собственными действиями, а кое-кто это моё чудо желает нагло забрать...! Этого же ты хотел из того разговора в театре?! Грязная свинья! — Тцх... Я вам ещё нужен, милостивый государь... Я очень вам нужен, а если не вам, то... — Кряхтел протяжно Аякс, чувствуя ужасную боль от давления холодного дула на собственный лоб и от того, как его тянули за ухо. — То кому?! — Переспросил Дилюк, рыча в лицо своему оппоненту и направляя дуло уже к щеке рыжего резко тыча им. Красная рука легла всё-таки на заветное место – на шею. Дилюк сжал её, стараясь довести Аякса до момента покаяния. — Кому?! Ты ему не нужен! Ему нужен я, понимаешь?! Ни ты, никто другой, только я достоин! У меня нет никого кроме него и наших детей, а такие свиньи как ты пытается это у меня отобрать, гр-р-рх!! Обожратые вниманием свиньи, как ты, постоянно лезут туда куда не надо! Но... Это всё моё, понимаешь? Это всё... Моё. — Гмх... — Бывший министр внутренних дел закрыл глаза, желая перейти на другую тему. — Миру нужен я. И мир мне нужен. Миру нужен мир, только вот, всегда находятся подонки как ты, которых... Которых сломали так, что они теперь только и умеют, что играть в крутых парней. Жалко, что у Кэйи будут такие же дети. Я бы такому не позволил случиться, оказавшись бы я чуть ра-... Договорить он не успел, а терпеть Кайзер не стал. Палата была оглушена выстрелом и странным, ужасно хриплым, вздыхающим звуком, исходящим от теперь уже трупа. Лицо трупа было в крови, которая стала стекать вниз на подушки, вниз по шее к телу и проходя по ушам и столь запоминающимся рыжим волосам. Руки были полностью в крови, как и ружьё в целом, а лицо было забрызгано этой красной субстанцией. Он тяжело дышал, не оттого, что он натворил, а скорее оттого, что ему стало легче. Спокойней. На одну занозу в заднице меньше. На одну проблему меньше. В нём не было мысленных покаяний Богу, ведь Бога у него не было. У него был другой особый идол, вокруг которого строился культ всей жизни Дилюка. И он сделал очередное жертвоприношение, будто оно вызовет одобрение со стороны венценосного идола. Кайзер не переживал за то, что придётся скрывать улики. Нет. Нужные и ужасно лояльные монарху люди уже давно стояли на готове. Такое было с прошлым Королём, такое будет и сейчас с бывшим Министром. Документы легко уничтожить или просто переписать. Аякс ещё в театре был мёртв от пули, когда его голубые глаза окончательно закроются уже вряд-ли кого-то волнует. А от крови он ещё успеет отмыться. Что физически, что образно. ***

22 сентября 1911 года. Московия. Священная Каэнрийская Империя.

Температура в парилке, не превышала норму. Сидя в столь сухом месте, наедине с пылкой жарой, облегающей всей мускулы, мысли всё шли и шли. Втыкая в дощечки своим реальным усталым взглядом, Дилюк ненароком задумывался, что будет дальше. Это так или иначе вскроется и в той или иной степени ещё проявит себя. Может Аякс действительно мог ещё многое сделать? Но на столь удручающий душу вопрос, в голову пришёл столь же быстрый оправдывающий всё ответ. Всё равно члены Царской Охранки будут вскрывать все документы, после смело передав Императору. Кэйа не бросит так легко Наследие своего теперь уже бывшего Министра внутренних дел. Уж слишком он ими упивался, а из-за собственной упёртости, с Царем спорить дороже каждому. От переживаний стало даже, как-то жарче. Сухость отдавала неприятно в лицо, заставляя чувствовать себе неуютно и одиноко. Ох, Дилюк ненавидел это чувство, особенно в такие моменты, его столь особых и длительных раздумий. Он чувствовал себя слишком уж уязвимым и таким открытым. Кайзер вышел из парилки будучи ужасно раздраженным и достаточно спешно лишь бы покинуть это проклятое место. Вдох, выдох и массивные капли холодной воды, набранной слугами специально для похода венценосца в баню, очудились на деревянных дорогих дощечках. Да, это было уж слишком резким переходом, но только собственная голова, перегруженная мыслями, требовала этого. Ведро небрежно упало в усталом падении от рук нынешнего хозяина. Адреналин скакал от таких переходов с одного состояния на другое, а бледная кожа отражала подергивания мышц. В последнее время он ощущал себя так странно некомфортно и практически в любой обстановке. Всё казалось чем-то не тем, чем-то чуждым. И Дилюк от этого невероятно раздражался. Совершив кровавое дело над тем, кто был в его «списке» самых ненавистных людей, спокойствие не пришло. Внутренние демоны уж слишком терзали его, такого не было, когда раз и навсегда закрыл свои глаза отец. Сейчас его терзали сомнения... Действительно ли правильно он поступил? Найдётся ли столь же амбициозный политик как Тартальев? А главное... Как вообще на это среагирует Кэйа? Он вышел из ванной комнаты, натянув на себя рубаху и галифе. Кайзер направился в сторону лазарета, желая успокоиться в общении с детьми. Но какое тут будет успокоение, когда собственные дети пострадали в том ужасе? С несколькими минутами ходьбы до лазарета под воспоминания о той панике, он сам себя привел к нужной двери, остановившись у неё. Неудобство от обстановки возрасло, а ведь Дилюк даже не тронул ручку массивной белой двери. Неловкое открытие двери и проход в лазарет способствовало появлению главного семейного лейб-медика прямо перед носом. Боткин – облысевший мужчина с седой бородой и лет пятидесяти пяти на вид, с очками да в форме медика, встречал монарха, выглядя не особо утешительным. Он утирал пот со лба собственным платком и всё не знал как подступить к разговору с Кайзером. Смотря на то, как мондштадтец проходит всё-таки мимо него, Боткин тут же остановил свои собственные переживания, поставив выше всего выполнения своей главной задачи. Он был в первую очередь врачом и держать отца измученных детей в неведении было абсолютно невежественным, вне зависимости от того, кем они являлись. — Ваше Величество, мне нужно с вами переговорить с вами насчёт некоторых моментов... Очень важных для вашей семьи. — Робко произнёс Боткин, смотря в чужую спину и вовсю трепетая. — Тц-с, переговорим чуть позже. — Вскинул Кайзер, направляясь ближе к постелям собственных детей, на коих они сейчас и спали сладкими снами. — Ваше Величество, это касается напрямую ваших же детей и их состояния... — Возразил Боткин, осторожно следуя за монаршей особой, но тут же остановился, как только к нему повернулся не такой уж довольный Кайзер. —... Гм, я буду ожидать вас в коридоре, Ваше Величество. С этими словами бедный лейб-медик покинул лазарет, пока Дилюк окончательно не очутился между постелей детей. Смотреть на них обоих было очень больно, но и оставлять их без внимания было настоящим преступлением. Оба ребёнка были замучены за ни за что, попав под раздачу из-за того стрелка. Виктория, кажется, осталась без зрения на один глаз, прямо как у матери. Венценосная дочь сидела тогда не на самом удачном месте. Пуля должна была прилетать в Императора Каэнри'ах, а прилетела прямо в Принцессу, оставив на ней ужасное клеймо, обрекая на столь же ужасные страдания. Цесаревич Ларс же в панике упал и пока ребёнка несли, напуганная толпа чуть не раздавила больного гемофилией мальчишку. Такие увечья не пожелаешь ни одному врагу. Боль и отчаяние в душе росли и как-никогда вместе с тем росло жгучее желание мести. Огладив нежный бледный лик своей дочери, Кайзер пообещал себе издать смертный приговор тому стрелку, прямо сегодня. Как-то обсуждать это с Царём желания не было, ведь итак было понятно, что у матери искалеченных детей будет та же жесткая позиция. — Папа... — Вдруг тихо раздался хриплый голос мальчишки, Дилюк повернулся к тому, понимая, что случайно ненароком разбудил своего сына и в душу прокрался стыд. Он боялся даже тронуть его, будто в ту же секунду, от одного касания, мальчишка посыпется. Ларс даже не мог встать из-за злосчастной болезни, он не мог абсолютно ничего. И за этим было до невозможности трудно наблюдать. — Тщ-щ, сестру разбудим... — Тихо ответил Кайзер, целуя сына в бледный лоб. Он был уж очень горяч от температуры, которая только и делала, что неизмеримо росла с каждым часом. И Дилюк всегда мечтал о том, чтобы так или иначе он передал какие-то собственные черты детям. Не только внешне, но и внутренне. И где-то дети его во многом превзошли и это было прекрасно видно по Ларсу, который несмотря на эти адские боли и муки продолжал жить и радоваться жизни как любой простой ребёнок. У него была самая особая и самая сильная воля и этим невозможно было не гордиться. И как бы ему не было больно, Цесаревич взялся за руку отца, так слабо, но так требовательно, просто желая, чтобы тот остался. И смотря у эти угасшие и столь же усталые серые глаза, Дилюк не мог отказаться от того, чтобы побыть с больным сыном. Голова не хотела в себя брать эту мысль, но всё-таки это вполне могла быть их последняя встреча. И разве мог Кайзер просто встать, развернуться и покинуть лазарет так просто? Нет. Он очень аккуратно взялся в ответ за слабую тонкую бледную руку Наследника, которая была ужасно холодной, как у мертвеца. Ларс слабо улыбнулся, видно радуясь, что отец действительно остался, но так ярко проявить свои эмоции сил не было. С этой слабой улыбкой он закрыл свои глаза, желая в сладких снах, отойти от ужасных болей, которые так отдавали по всему телу. Услышав сопение ребёнка, Дилюк выдохнул, окидывая мимолётным взглядом дверь лазарета, у которой уже стоял его странный знакомый. Сам Старец. Кажется, он ожидал пока Кайзер прекратит семейные процессии и даст ему выполнить свою работу. Надеяться на врачей в этой семье было уж очень трудно и так или иначе, всё заканчивалось вызовом этого юродивого. Неохотно опустив хрупкую холодную руку, Дилюк поднялся, направляясь на выход к Боткину, посмотрев на Старца с полным недоверием. В ответ была лишь очень знакомая хитрая ухмылка. Всё повторялось как всегда. Всё по кругу. Всё циклично. Выйдя из лазарета под глухой звук закрытия дверей, Кайзер остановился у лейб-медика, медленно поднимая свой взгляд на старческий лик. Боткин же тяжело вздохнул и опустив голову честно признался: — Его Величество Государь Император пожелал видеть Старца у покоев Венценосных детей. Это его «последняя надежда». ***

22 сентября 1911 года. Московия. Священная Каэнрийская Империя.

Один поворот ручки массивной двери и в нос сразу вбился едкий запах сигаретного дыма. В кабинете не то что бардак, а настоящий хаос: из-за открытого окна по кабинету летали спокойно документы, чернила были и тут и там, один из комодов вообще повален, а про разбитое стекло и тут и там, и говорить не стоит. На рабочем столе было всë ещё хуже. Большая бутылка абсента, куча бумаг, которая остаётся нетронутой в этом бардаке, несмотря на свою важность и поваленные фотографии. Фигура, сидевшая спиной к дверям, лишь вытянула смуглую руку в сторону, пока меж тонкими аристократичными пальцами дымилась сигарета. Кэйа даже не желал повернуться к пришедшему, у него абсолютно не было хоть какого-то желания хоть что-то делать. Он был слишком обессилен. Разбит. Дилюк сделал несколько аккуратных и неуверенных шагов вперёд, смотря теперь из под угла, как с покрасневшим от слез взглядом, Царь заливался алкоголем, смотря на вечерние огни Великой Московии. Стыд сжирал, а взгляд виновато устремился в пол, как у побитой собаки. — Всё настолько плохо...? — Аккуратно и тихо спросил Кайзер, на долю секунды посмотрев на супруга. — Мои спецслужбы работают намного быстрее и лучше твоих грязных псов. — Ответил достаточно чётко Император, делая впоследствии ещё один глоток. Он уже всё давно знал. Он всегда был на несколько шагов впереди. — Гм-м, мне жаль... Я... Я сделал это ради нас. Ради тебя... Разве ты не помнишь то, что он тебе сказал тогда...? — Пытался снять с себя вину Дилюк, даже в душе уже осознавая, как это глупо звучит. — И именно поэтому ты лишил меня Министра, и я обязан сейчас найти человека такого как он, пока его реформы летят вверх, а я даже не знаю что с этим делать? Ты не думал обо мне, хватит мне врать. — Язвительно ответил Кэйа, даже не пытаясь посмотреть на Дилюка. Он был слишком разгневан. И Кайзер это видел, и потому он упал на колени, пытаясь доказать всю свою верность и честность этими щенячьими выходками. — Нет! Я правда думал о тебе! Ну, почему ты веришь всем, а не мне? — Может, потому что я сейчас должен все разгребать в одиночку и у меня нет добрых подружек, которые в случае чего меня заменят? Ещё бы немного и... И я бы был в спокойствии. Я мог бы проводить время с детьми всё больше и больше, а люди, которые понимают и знают своё дело... Просто делали свою работу.... Но это же ты лишил меня всего, а не он... — Потому что такие обязанности данные тебе как Самодержцу это воля божья...? — И поэтому Господь мне дал престол? И поэтому он дал мне неизлечимо больного сына? — Эти резкие вопросы закончились неловкой тишиной. Кэйа всё-таки был прав. Это было слишком. —... Я всё исправлю. — Тихо поклялся Дилюк, не зная, что ещё и сказать. — Найди мне за день его копию, способ как нашей дочери восстановить зрение, а тем более лекарство от гемофилии. Тебе же подвластно всё. Сделать этого Дилюк, конечно же, не мог. Такое не решается ни за день, ни за два. Понятное дело, Тартальев бы ушёл с поста Министра Внутренних дел, но это бы произошло мягко, спокойно. А сейчас Царю нужно либо рыться в личных письмах и дневниках, в поиске предполагаемой предлагаемой кандидатуры, либо самому назначать. Создавать Парламент свой в стране он не очень-то и хотел, а людей далеко не близких ему взглядов на посту таком видеть-то не особо и хотелось. Убив Тартальева, Кайзер никак не сделал положение дел лучше, всё стало только хуже. В несколько раз. Ему оставалось только уткнуться в холодное тело разочарованного Царя, моля тихо о прощении и проговаривая как ему жаль. ***

23 сентября 1911 года. Московия. Священная Каэнрийская Империя.

Это было уж очень раннее утро. Кэйа даже не ложился спать. Голова болела ужасно от всех мыслей и всего происходящего вокруг. Хотелось попросту забыться или уйти куда-то далеко-далеко, где нет всего этого ужаса. Но разве он может спиться или бросить всю свою семью и трон? Нет, конечно же нет. Он не мог спать после всего случившегося, он чувствовал вину. Огромную вину. Совесть сжирала его и сердце, давя и сжимая до адских болей. Всё пало на его плечи мученика. И плакать не было сил. Никаких не было сил. Император скуривал одну сигарету за другой в стрессе, не зная что ещё и делать и не особо заботясь о состоянии собственных легких. Сейчас совсем не было дела до собственного здоровья. На балкон к Царю вышел Старец. До этого момента он совсем не выходил из лазарета. Всё выполнял свой долг целителя и Покровителя Венценосной семьи. Он не был уставший. Наоборот. Венти был совсем бодр. На нём висел большой дорогой златой крест, на который судя по всему и ушли все деньги дарованные ему с сеансов терапии. Но всё ведь было не зазря? Холодная рука с длинными пальцами легла на плечо Государя, снимая с того душевный груз. Так молча, совсем безмолвно. Будто стало легче от осознания от осознания, что его понимают и поддерживают. Старец легко умел читать состояния людей, вне зависимости от такого какого происхождения и нации этот человек. Магия ли это или простые понятия о психологии – особый вопрос. Каждому человеку хочется больше верить в эту мистику нежели в более рациональную науку. Особенно в таком состоянии. — Княжне я не нужен, Ваше Величество. Ей нужны вы и семья. Для неё это будет наилучшим лекарством. А Цесаревичу нужно время, он будет жить, не беспокойтесь. Такому святому мальчику, мученику, нужна жизнь. Точнее, этой жизни нужен этот мальчик. Пока он верит в себя – ему всё нипочём. — Венти не говорил о Боге. Он именно говорил о вере, о той вере в себя, которая задаёт темп в этой жуткой трудной жизни. Человек не будет жить, не будь он хоть как-то, но верован в себе. — Но это ведь всё слова сейчас, Венти... Мне нужно знать точно, что с моими детьми. — Устало просил Кэйа, посмотрев в эти бездонные холодные бирюзовые глаза. — Всё это уже дела доктора, когда дети проснутся. Могу вас заверить, Милостивый Государь, ваш сын уснул со спокойным сердцем, а проснётся с великими силами. Великая Княжна меня боится, не доверяет, её я трогать не стал, но за неё я помолился. Столько же, сколь за Наследника. — Спокойно ответил тому Старец. И кажется, он смог заверить Императора. В ответ последовал удовлетворительный кивок и кроткое, спокойное: — Благодарю вас от чистого сердца... В который раз я убеждаюсь, что вы действительно моя последняя надежда... Гм, чем буду изволен вам расплатиться за проделанное чудо, то и будет вам передано, Венти. — Молитесь, Государь, молитесь и будьте спокойны. Сейчас мне большего не надо, по долгу службы уж обеспечен. Пишите, звоните и да хранит вас Бог. Они кивнули друг другу и Венти простился с Царём, встретившись в дверях с Кронпринцем, который по всей видимости, тоже не спал этой ночью. Они пересеклись взглядами и на балкон прошёл старший сын Кэйи – Кронпринц Натаниэль. По-началу Император даже подумал, что уж было пришёл Кайзер, но нет. Старший сын был удивительно похож на собственного отца. Как две капли воды. Так видел каждый и так оно и было. — Ты почему сейчас не в постели? Тебе рано вставать и занятия с профессорами никто не отменял, Нэйт... — Спросил логично Кэйа, посмотрев на обеспокоенный лик старшего сына. — Я не могу, мама, спать пока все так страдают. Вздохнув и потушив сигарету, Царь махнул рукой в свою сторону, намекая на то, чтобы сын сел рядом и провёл время с матерью. Когда дело касалось родительских просьб, Натаниэль никогда не мог отказать. Двухметровый юноша со скрипом стула уселся, положив свою голову на плечо матери, чувствуя родительское тепло. Чувство одиночества в этот момент уходило в никуда. — В который раз убеждаюсь, что ты полная копия своего отца... — Признался Кэйа, приобнимая сына. — Мама, ну, разве это плохо? — Спросил Кронпринц, немного смутившись. — Никак нет, очень хорошо... — Вздыхая ответил Император, отводя взгляд в сторону необъятных видов Московии. — Как только Эрен проснётся, навестим Викторию и Ларса, даже если ты пропустишь занятия. Я тебе разрешаю... Кронпринц не был против подобного расклада. Всё-таки было действительно лучше посетить покалеченных сестру и брата, нежели изнывать на занятиях с нудными профессорами. Он прижался к родителю в благодарность и несмотря на неудобства, Кэйа ответил сыну родительскими ласками. Всё шло так хорошо и тысяча девятьсот одиннадцатый год мог стать действительно успешным и попросту приятным годом в жизни, но только судьба так не считала. Надо было перешагнуть ту значительную потерю в лице Тартальева и идти дальше, прямо к рассвету Империи.