The Dawn Of The Empire

21 февраля 1911 года. СпрингВейл. Мондштадтская Империя.

Сырость, влага, серость и тусклость, а также привычная тишина с едва ли слышными звуками падения капель, растаявшего снега и льда да гудением ветра впервые за несколько лет прервались. Во двор поместья проехало несколько чёрных машин, видно по виду императорских. Это место за очень долгое время вновь окуталось некой суетой, наверное со времён коронации так точно. Вдова Короля Крепуса IV понимает что пришло время и она откладывает своё бесконечное вязево. Совсем одинокая вдова, которую покинули даже самые верные ей так подруги, понимала прекрасно, что о ней помнят. О ней не забудут, если не народ, то родные дети уж точно. Хотя бы один из них, наверное самый обиженный, такой травмированный и при этом владеющий всем Тейватом, если не сейчас, то в скором времени уж точно. Ею созданный монстр, явился к ней за насущными ответами, преследующие всю его жизнь. Она знала, что этот день придёт, но думала, что разговор произойдёт после того, как её сын захватит Фонтейн. Видимо на то были свои причины. Одна за другой выходят из машины чёрные фигуры в форме, большинство окружает поместье, часть остаётся у главной машины, открывая Кайзеру дверцу во двор и проводя его прямо ко входу в здание. Аннелис не только всё видит, но и слышит. Как только открывается дверь в её такой холодный, тусклый дом, она отворачивается от окна, опуская свой взгляд в пол и считая абсолютно каждый шаг проделанный Кайзером. Он идёт тихо, но и при этом весьма уверенно. Он смотрит на каждую вещь в доме с некой ухмылкой. Вещи тут даже не принадлежат матери Кайзера, единственное что ей тут принадлежит так это портрет её почившего супруга, висящий в тени и чуть прикрытый небольшой шторкой. До чего же иронично. Кайзер смотрит на тот же портрет со всей той же ухмылкой уже будучи в одной комнате со своей матерью. — Ты его на полном серьёзе держишь тут как какую-то икону? Тут так пусто и ты даже мебель новую себе не желаешь купить, продав его? — Заинтересовано спросил Дилюк, постепенно поворачиваясь к поникшей матери. — Даже с небес тебя доводит до парада унижений. — Ты у меня всё забрал. — Смело, но хрипло ответила Аннелис своему сыну, смотря внимательно за фигурой того. — От альбомов с фотографиями, до самых верных слуг. — Тц-тц, не я, а он. Я напомню тебе, что выперли тебя ни с чем из дворца, когда он ещё был жив и когда он окончательно определился с кем ему хочется быть. Не пытайся его грешки мне предписывать. Мы абсолютно разные. — Ты точно приехал сюда для разговора? — А я по-твоему перед тобой стою и молча пляшу? Ладно, раз ты так не хочешь тянуть резину, перейдем к сути. Мне тут стало знаешь ли вдруг интересно... Раз отец меня не любил, то быть может у тебя хоть что-то было ко мне? Ну, не знаю какое-то такое мелкое чувство материнской любви... Или вообще нет? Ты меня вообще любила? — Спросил Дилюк, беря в руки фотографию его семьи... Крепус, Аннелис, он, Агнет и Вильгельм. Все такие чуждые, такие... Холодные. — Я была слишком молода, чтобы чувствовать хоть что-то к тому, что из меня вышло через боль, кровь и рёв. Я хотела просто быть с твоим отцом, но стала продуктом такой серьёзной холодной машины, как «монархия». Когда я в него влюбилась, я совсем позабыла о том, что он был Кронпринцем, а не каким-то мелким аристократом. Он был таким простым, таким... Чистым. — То-есть ты хочешь сказать нет? — Отрезал Дилюк размышления матери. — Я не знаю, когда я рожала тебя, я узнала, что твой отец всё это время бегал к своему «другу». Я думаю тебе известно, какого это, когда ты любишь и делаешь для человека всё, а потом оказывается, что он не такой уж и идеален, а его семья тебя просто использовала. — Но потом. Ну, хотя бы сейчас. Ты меня можешь принять как сына, а не сгусток отродья? — Я не знаю. Я вряд-ли когда-то пойму, что к тебе чувствую. Ты родился и рос таким добрым мальчишкой, но то воспитание, что мы тебе дали, такое традиционное... Оно превратило тебя в монстра. Тебе слишком хочется, чтобы тебя любили и ты не можешь принять, что некоторые не хотят или по-просту не знают как к тебе относится. В этом есть доля моей главной ошибки жизни, тебя не нужно было отталкивать при этом заявляя, что любовь семьи самое важное, что есть в жизни. Я лицемерна и я это знаю. — Тц-с... У вас у всех будто это заело. — Ты же мне не поверишь, если я тебе отвечу «да», но и совсем не примешь ответа «нет» —... Лучше скажи мне, зачем тогда ты родила после меня Агнет и Вильгельма раз так разочаровалась во всей системе и в отце? — Род Рагнвиндров слишком узок, в семье не так много Наследников, а так называемый «запасной», всегда даёт гарантию, что род не сгинет. Как у тебя с младшим сыном. — Эрен не запасной. — Огрызнулся Кайзер на слова своей матери. Ему уж точно неприятные слова в сторону собственных детей ну, очень не понравятся. — Тц... Ну, и я надеялась, что твой отец ещё одумается. Он был весьма заботлив видимо из-за чувства некой вины... Ну, видимо манипуляции Варки были сильнее всякой совести перед беременной от тебя женщины. Варка всегда был на шаг впереди, считаешь, что ты его победил, а оказывается, что наоборот... Позорно проиграл. Будь у меня такое же качество, быть может отец был бы в семье и ты рос в полном благополучии. Но меня такой не растили. — Почему отец его так любил, он же видел в нём чистого рода мерзавца, а всё равно тянулся к нему, как к чему-то святому? За что можно полюбить высокомерного вояку, который кроме себя одного никого и не любит? Его даже старость не изменит, он всё равно будет тем же. — Ну, видимо было за что. Я смотрела на всё это и думала, что это всё просто мальчишество быстро испариться после свадьбы. До чего же наивной я была. За это меня часто Варка и дразнил. Это было так по-ребячески, но так обидно. Он казался по-началу таким простым и добрым... Он и был им, но то что ему возложили на плечи не делало его счастливым. — Ты думаешь не будь он Наследником, он бы тебя любил? Ты действительно очень наивна. — Я знаю. Дай мне просто представить мир где он и я счастливы вместе. Я очень завидую тому чего добился ты. Любящая семья, где все счастливы будучи вместе и при таком строе. Образец той семьи о которой мечтает каждый, посмотрев на ту или иную фотографию. А тебе так этого мало, тебе нужен мир. — Мне нужно счастье, для себя и для моих потомков. Я хочу чтобы им не было также стыдно как и мне перенимать Корону. После отца, я даже хотел запросить какую-то иную, новую или старую... Неважно. Лишь бы его ничего не трогать. — Хватит его так демонизировать, Дилюк. — А что я ему должен хвалебные оды воспевать? Ну, а за что? За то как он на меня орал и наказывал по каждому пустяку даже когда я не был виноват и при делах? За то как он мне запрещал общаться со всеми кого я любил? За то какую же страну он мне передал, которая погрязла в коррупции и сплошном обмане? — Именно он предложил женить тебя на Кэйе, по которому ты днями и ночами оды воспевал. — Напомнила та, вспоминая тот давний разговор с родителями Царя в лесу на охоте. — Отец сделал это ради собственной выгоды. Я бы и так добился подобного исхода, нужно было лишь согласие. Ему было так плевать, что он по-любому бы согласился. — Он переживал за тебя, но никогда не хотел этого проявлять ибо думал, что это неправильное чувство. — Да плевал я на эти оправдания. Я перерыл в архивах его каждое письмо, перечитал и в какой раз уже убедился в том, что на уме его был один секс с Варкой, алкоголь и как лишний раз Парламенту подлизать. Если про меня и говорилось, то только в контексте обузы. — Ты не читал его письма ко мне. — Почему это? В первую очередь ими и зачитался и что толку? Эффект один. И знаешь, а я ведь и в твоих глазах абсолютно такой же. Ты наверняка знаешь ответ на вопрос: «Любишь ли ты меня?». — Раз ты всё читал и знаешь, так зачем приезжаешь и мучаешь меня всем этим прошлым? — Я хочу услышать прямой ответ из твоих уст. Просто произнеси эту правду. — А что будет после неё? Ты меня убьёшь как отца? — Совершенно монотонно поинтересовалась Аннелис так... Без всякого интереса. — Чëрта с два! — Выкрикнул Дилюк, швыряя со всей силы фотографию в стену, да так, что та разлетелась по комнате на мелкие осколки от стекла, порезы на обоях и куски дерева с помятой и изодранной бумагой. — Я никого не убивал, его убила сучья натланка, которая блять скрылась в Фонтейне! — Откуда у него тогда следы удушения? — С долей иронии спросила бывшая Королева. — А при чëм тут я когда дело касается них?! Просто ответь на мой вопрос и будь со мной честна и понятна хоть сейчас, мама! — У тебя уже есть мать и это далеко не я. Спроси лучше у Аделинды. Она на роль твоей матери куда лучше подходит чем я. И думаю она то тебя и может назвать своим сыном. Извини, Дилюк, но это так. По многим факторам, я не могу считаться твоей матерью. Нас связывает лишь то, что я тебя выносила и у тебя есть некоторые мои внешние черты. В остальном же... Ты не мой сын. И Агнет не моя дочь. И Вильгельм. Я не хочу вас видеть и слышать. Я не хочу вас знать. Вы не мои дети, вы просто ошибка института монархии. Услышать такое от собственной родной матери это такой ужас, который нормально воспримет только абсолютно наплевавший на ценность собственной жизни человек. Дилюк не такой. Он по-началу тихо рыдал, похныкивая, а после... А после стал от напиравшей на душу боли – крушить весь дом. Всё что попадало ему в руки, вскоре же превращалось в серую пыль. А Аннелис... Она продолжала сидеть, смотря на него всё также без всяких эмоций, как сын уничтожает абсолютно всё что попадало под руку. Она просто в очередной раз убеждалась, что родила сущего деспота, у который только один успокоитель – это сам Государь Император ВсеКаэнрийский, но его тут рядом нет. Она наедине со зверем в клетке. — И зачем ты это всё сделал? Ты думаешь я после такого побегу тебя жалеть и говорить о том насколько сильно я тебя люблю и что всë раннее сказанное мной всего лишь мелкая идиотская шутка для тридцатилетнего мальчишки с короной на голове? —... Ты же мне не мать, чтобы подобное проворачивать. А раз это так даже исходя из твоих слов... Значит и не будет выплат Императрице-матери. Не той женщине я суммы распихивал по карманам. Я столько всего на тебя истратил, а мне в благодарность такое... Радуйся, что не смогу лишить тебя титула, раз я тебе не сын. — Думаю народу не понравится, что их бывшая Королева умерла от голода. — Я не такой уж и придурок, чтоб выпустить в свет Манифест о том как именно на самом деле ты сгинула. Я не думаю, что они будут по тебе хоть как-то скорбить раз тебя столько лет не было... Удивятся, что оказывается у них была какая-то старая маразматичка. — Произнёс Кайзер, находясь уже чуть ли не вплотную к матери. — Убей меня как отца и не мучай. — Вздыхая, попросила Королева, закрывая свои уставшие очи. — Скучно. Так тебе было, когда меня не мучал отец. Я измучаю память о нём, а потом перейду к тебе. Ты знаешь, я обещания обычно, м-м... Сдерживаю. Договорились, Аннелис? —... — Молчание знак согласия. — Сказал Кайзер напоследок, достал ружьё и выстрелил несколько раз в картину отца, прежде чем покинуть поместье. Месть только началась. ***

21 марта 1911 года. Каэнсбург. Священная Каэнрийская Империя.

Манифест, реформа, вывод, реформа, правки, вывод, манифест, съезд и новый план, а дальше по кругу... Планы на последующий год всегда выматывают, но когда ты к тому же монарх самой огромной страны в мире – тем более. В какой-то момент, Кэйа поймал себя на мысли о том, что даже не прослушал доклад Министра. Он думал обо всём, но только не о своих обязанностях. Смущённый он конечно же не просит в сотый раз перечитать бумагу, ну или высказать отмазку по типу «решим». Вздыхая, он просит лист, перечитывает про себя наспех и возвращает обратно с последующими комментариями. Чувствует он себя мягко говоря паршиво. На состояние Государя обращает Министр Внутренних Дел Империи – Тартальев Аякс Аркадьевич. Он положил перед Царем очередную бумагу и деликатно спросил: — Ваше Величество, с вами всё хорошо? — М? Да-да, конечно. — Пробурчал в ответ Министру Государь, отводя свой взгляд куда-то в сторону лишь бы не пересекаться им с обеспокоенными верноподданными. — Выглядите вы болезненно, быть может ну... Какой-то хоть отдых возьмите в работе, Ваше Величество, до могилы ж доведете себя, как ваш покойный родитель. — Предложил обер-прокурор Синода, так-же как и другие продолжая обеспокоенно взглядом пожирать Государя. — Это исключено. Какой простите отдых вы мне предлагаете, когда страна сейчас как никогда нуждается во мне? Вы сами говорите о важности вами же предложенных реформ, которые должны произойти в скором времени и никак не позднее! — Возмутился тут же Император, наконец возвращая взгляд на своих подчинённых, которые даже как-то стали напуганы. Они поглядели друг на друга, потом на своего коллегу – Аякса Тартальева, тот был явно смелее всех. — Дайте себе отдохнуть недельки три. Ваше Величество, все действительно нужные бумаги на подпись я вам обязательно пришлю. Страна не падёт без вас за эти дни, реформы пойдут так пойдут. На парады и важные встречи отправим заместо вас ваших родственников, а вы... А вы вдоволь проведете время со своей семьей. Разве это не прекрасно. — Попахивает нотками конституционной монархии. — Презрительно подметил Альберих. — Клянусь Христом, что ничего подобного в помине не будет. Если что-то и случится и потребуется помощь, мы вам позвоним. Ваше слово для нас закон. Каэнри'ах сейчас как никогда нужно сохранять свои порядки, установленными вашими великими предшественниками. Мы не тронем государственный строй, нам просто не хочется, чтобы вы себя как можно более раньше в могилу не свели. Предложение всё-таки звучало и неплохо. Кэйа весьма особенно доверял своему Министру Внутренних Дел, но всё равно переживания за то, что кто-то может воспользоваться вновь тем, что Государь не на своём посту... Они ещё были весомыми. — Ваше Величество, давайте просто не будем оглашать, что вы «в отпуске»? Пусть народ и дальше думает, что вы днями и ночами пахаете на благо Империи... Как вы конечно всегда и делаете! — Неуверенно произнёс Министр иностранных дел Империи. — Я не хочу дурить народ. — Мы дурим во благо, если расскажем, то революционеры начнут действовать! Они поступят точно также, как и когда была революция, ведь тогда же было известно, что вас нет и вы исполняете иные обязанности! Ваше Величество, ну Бога ради, пожалейте себя. Что-то случится – собственными головами отвечать будем. Кэйа задумался, разглядывая вновь эти знакомые обеспокоенные лица. Может они и правы. Он проведёт своё время достойно и наконец окажет куда большую поддержку собственному сыну Ларсу, которого вновь охватил приступ гемофилии. Он как и обещал когда-то своей дочери – сыграет с ней вместе на рояле и покажет ей внутренние красоты столичного Каэнсбурга. С Натаниэлем он наконец рассмотрит фотографии его покойного деда, как когда-то также обещал. А Эрена... А Эрена заобнимает досмерти, как тот и хотел. Вместе они столько успеют сделать. Император ненавидел саму мысль о том, что пропустит детство своих детей, исполняя свой долг. — Я согласен. — Коротко ответил Государь, отводя свой взгляд на портрет любимого сына, пока его подчинённые ликовали, что Его Величество всё-таки доводить себя до могилы не станет. Тут не было никаких злых умыслов. И не будет. *** 21 февраля 1911 года. Царское Село. Священная Каэнрийская Империя. — Ты действительно считаешь, что отец способен весь стол за раз съесть? — Весело спросил Государь, катая Цесаревича на инвалидном кресле вечером, под закат и расчищенные дорожки, которые прямо пропитались влагой. Конец февраля всегда обещал грязь, слякоть и тому прочее. — Ну, конечно! Ты видела, как он картошку вот такую большую проглотил и даже не прожевал? А ему ещё и мало! — Продолжал Цесаревич, до сих пор укутанный донельзя от большой материнской заботы. — А ты так сможешь? — О-о-ох, ну нет конечно! — Рассмеялся Царь. — Мне и яблока на целый день хватает. У меня не такой звериный аппетит, ты же знаешь. — А Нэйт так сможет делать? Он же огромный как слон! — Полагаю, пфх, да. Он весь в отца. — А я в кого? — Поинтересовался вдруг Ларс, повернувшись аккуратно к матери и смотря на неё с огромным любопытством с этими яркими и глубокими, голубыми глазами. — Хм... Ну, некоторые отмечают, что ты весь в меня. Точно такой же как и я в детстве... Простой, любопытный и весьма застенчивый. Большинство говорит, что ты собрал в себя всё идеальное от меня и от твоего отца. Сколько людей – столько и мнений. — Аделинда что-то сказала, про то, что у тебя теперь отпуск... А это правда? — Вновь вдруг поинтересовался Цесаревич, вспоминая бормотания главной няньки Кайзера и всех Венценосных детей. — Ну, если честно – да. Министры уговорили, попросив не мучать себя. Ну, и они в принципе правы, отдохну и заодно проведу время со всеми вами. — Признался честно Кэйа, не обманывать же сына с такими-то радостными новостями. — Правда? Вот здорово! А мы отправимся тогда на море, в Ливадию? — Хах, ну, уж нет. Сам знаешь, ехать долго и на улице февраль, покупаться ты там уж вряд-ли сможешь, даже если там круглый год одно солнце. — Я думал мы просто могли бы на корабли посмотреть, я же не дурак, чтобы лезть в холодную воду! — Ну, корабли мы и тут же посмотреть можем. Вот в столицу поедем вместе, посетим военный порт там столько всего появилось, с момента, когда мы в последний раз туда вместе ездили... Ты бы знал. — Даже подлодки? — Даже подлодки. — Вот здорово! А когда мы туда поедем? — Ну, когда тебе станет лучше. В Каэнсбурге из-за дождей ещё что-нибудь себе схватишь не дай Бог, а потом вновь ты будешь месяцами в постели проводить. Сам знаешь, что занятие не из приятных. — Уф... Знаю. И тут они вдвоём заметили, как к ним навстречу бежал один слуга даже без шинели и шапки! Даже с далека было видно, насколько тот выглядел обеспокоенно. Бежал, размахивая руками, всячески намекая, что им обоим нужно остановиться, что Государь и сделал, остановив и себя самого и инвалидное кресло сына. — Вы чего выбежали без шапки и шубы, Павел Петрович? — Спросил Государь, оглядывая с ног до головы усатого, худющего, вид на сорок лет мужчину, который запыхался только так. — Ох, Ваше Величество, дело срочное. Звонок из столицы лично от Министра Внутренних дел! Просит, чтобы вы взяли трубку и решили важный вопрос. Просит извинения за то, что отправил вас отпуск и тут же выдергивает, но дело действительно Государственной важности. Без вас не обойтись! — Вот как, хорошо, я прямо сейчас с моим сыном отправлюсь в своей кабинет и перезвоню Тартальеву. Что-то ещё? — Просто поторопитесь, Ваше Величество. Больше ничего. — Отдыхай, Павел, себя не мучай... И шубу напяль! — Сказал напоследок Кэйа своему слуге, уже направляясь скорее к кабинету, везя с собой и Цесаревича, не оставлять же на морозе больного сына. *** —... Прям так зашли через канал и повторили это несколько раз? Почему этого не засекли мондштадтцы? — Переспросил Кэйа, стоя у телефонной трубки, смотря на по-особенному заинтересованного в этом вопросе сына. — Да, Ваше Величество! — Повторил Аякс в трубку, по слуху понятно, что весьма раздражённый. — Эти каким-то образом проспали, очнулись, доложили командованию, а тем Кайзеру то докладывать страшно! Тц, ну, всё на мне! Знают же, что единственный кто тут бесстрашный так это я! Вот сукины дети, простите за бедность речи! Что же делать, Ваше Величество, то будем? Не без внимания же оставлять такие наглости. — Сегодня в Царское приезжает мой супруг, я ему лично всё расскажу. Отправьте Министру иностранных дел указ, чтоб немедленно отправил документ фонтейнцам с прямыми вопросами, что они забыли в нашем торговом и военном канале. Не забудьте про доказательства и никаких намёков. Эти сочтут всё за слабость и только удвоят свои походы к нам. Я надеюсь приказ понятен? — Так точно, Государь! Бегу выполнять! Прошу простить за беспокойства в отдых, сами понимаете, без вас мы никуда! Трубка с Тартальевым повесилась. Царь тяжело вздохнул, не понимая в душе, как ещё фонтейнцы могут продолжать ну, настолько наглеть, пересекая каждый раз черту дозволенного. — А что забыли фонтейнцы у нас? Мама, будет война? — Спросил Цесаревич, пихая в карманы мундира своих излюбленных солдатиков. — Ох, не дай Бог, Ларс. Начнём с ними воевать так втянуться все. Настоящее домино. И оставить без внимания нельзя, сегодня в канале веселятся, а завтра в чужой столице устраивают революцию. – Не дай Боже. Господи, помилуй. — Мама, а почему никто ничего папе не рассказывает? И вообще он где? Я уже по нему соскучился, по-правде говоря. — Все его боятся, Ларс... Любят и ненавидят. Он не предсказуем. Даже сейчас поехал к одной не самой приятной даме за какими-то ответами на насущные для него вопросы. В этом и минус сильного лидерства – люди будут бояться тебе хоть что-то важное передать ибо никто не знает твои будущие действия. Людям легче солгать, чем брать какую-либо ответственность. И слабым быть нельзя – всё заберут. Как-то продолжить свою мысль Царю не дали. Послышался громкий стук в массивную деревянную дверь, а после скрип от её приоткрывания. — Заходите. — Попросил Кэйа, не желая дожидаться каких-то представлений. В кабинет прошёл сам Кайзер Мондштадта довольно-таки раздражённый, но это самое раздражение он не пытался показывать. Особенно при сыне. Он тому спокойно улыбнулся, подошёл и погладил того по голове, чувствуя насколько же наверняка сильно в душе Ларс желал обняться, но не мог это сделать из-за собственной ограниченности. Чёртова гемофилия. — Как ты себя чувствуешь, Ларс? — Поинтересовался Дилюк, целуя макушку Цесаревича. — Просто чудесно, но двигаться правда особо не могу. — Весьма живо ответил каэнрийский Наследник. — С таким настроем, я думаю ты очень быстро выкарабкаешься. Я с твоей мамой в это верю. И верь ты. Нам бы с твоей мамой поговорить о личном, ты же не против, если я тебя передам слугам на время? — По уверенному кивку и ни чуть не обиженному взгляду сына, Дилюк прекрасно понял, что может это сделать. Отвёз сына к двери, открыл её, а после передал Цесаревича слуге и вернулся сам в кабинет, плотно закрыв дверь и провернув замок. — Как прошла твоя встреча с матерью? — Начал с простого вопроса Император, не садясь ещё за стол. — Мгм, не сказал бы что приятно. Я разнëс её поместье и отказался платить ей намеченное жалование. У неë ведь оказывается... Нет детей. Представляешь? — С этими словами Кайзер медленно сел на кожаный диван, снимая свой пикельхельм и кладя его рядом с собой. — Я другого и не ожидал. Тебе.. Так и не доложили про канал? — Какой ещё канал? Что не доложили? — Напрягся Дилюк. — Твои офицеры вновь проспали. Фонтейнцы несколько раз пересекли Натланский канал в твоей зоне влияния. Об этом знают все, но никто не доложил тебе. Все боятся твоей реакции и того, что ты на фоне и так масштабного военного кризиса объявишь войну. —... — Он молчал. Он находился сейчас в таком гневе, в такой ярости... Он был готов головы скручивать своим Генералам. Кому он только посмел довериться?! Старые вояки, которых волнует только собственное удобное местечко, на которых они и греют свои старые бледные холодные зады. Но крушить сейчас всё и орать – сил не было. Всё ушло на мать. —... Ты подготовил хоть какой-то план действий..? — Мой Министр Иностранных Дел уже составляет обращение с насущными вопросами к правительству Фонтейна. Если их ответ будет неудовлетворительным, тогда уже выпустим обращение с угрозами, а там уже и ультиматум. Каких бы их себя вояк они не строили – они к войне не готовы, им самим дико страшно. К своим направь угрозы, тем солдатам увольнение. Вот и всё. Не спешим, но и не медлим. — Какой они раз за этот месяц наглеют...? — Десятый. — И обращение только сейчас? Ладно, это намного лучше чем ничего. Я отправлю сегодня письмо командованию и позвоню Джинн... Как же меня всё достало, ты бы знал.