The Dawn Of The Empire

9 января 1905 года. Ставка Командующих Западного Фронта. Королевство Натлан.

— Ты не поверишь, как же я рад, что ты сегодня проводишь время со мной, Натаниэль. — Произнёс Крепус кладя свою ладонь на спину внука. Принц посмотрел в глаза деда. В них читалась какая-то тревога. Страх и беспокойство. Прежде будучи таким холодным человеком, он не позволял Натаниэлю смотреть на себя, видеть настоящего. Но сейчас видимо Крепусу нужно быть искренним хоть чуть-чуть с таким ребёнком, как Натаниэль. Натаниэля не проведешь. Он быстро освоил обычный курс образования будущих Наследников и Королей Мондштадтского престола в свои десять лет. Он настоящий вундеркинд. Он хитёр и не глуп. Их времяпровождение это скорее попытка каждого быть выше над оппонентом. Да и... Натаниэль слишком привязан к родителям. Ему трудно просто вбить не ту мысль. Он не поверит никогда в такой обман, ведь он своих родителей чуть ли не боготворит. Для него это великий пример кем нужно стать. Наглядный и очень правильный. Крепусу такое не нужно. Впереди них шёл Железный Канцлер Варка, он внимательно прислушивался к разговору своего фаворита и его внука. Варка был слишком самоуверен в том, что ребёнка провести будет легче просто, раз он простых глав государств как пешки раскидывает на шахматном столе. Он шёл расслаблено, смотря вперёд и порой поглаживая свой уже седой ус. Он слышал простые угуканья, поворачивался и видел мелкие кивки. Мальчик не спорил, кивал и соглашался. А Натаниэль и Варку не особо любил. Он с детства был наслышан от отца о том, каков же страшен был этот человек. Варка в глазах Дилюка — полный урод, мудак, пьяница и развратник. Принц это запомнил с пелёнок. Вот то мнение, что было у отца, Принц всегда воспринимал как за своё. Куда же собственно говоря они шли? А шли они к будущему лагерю военнопленных. Туда собирались сгонять побеждённых натланцев и держать их там вплоть до заключения мирного договора. Убивать их было страшнейшим грехом для Крепуса. Да и в принципе это ужасно не только со стороны взгляда Короля. Натаниэля вели с целью не дать ему узнать о случившейся революции в Каэнри'ах. Крепус понимал, что возможно Натаниэль решится свиснуть туда преисполненный духом защиты собственного родителя. Сажать ребёнка вместе с Дилюком и окончательно отбить себе возможность передать трон внуку, а не сыну была бы абсолютно точно обломана. Сзади них шёл конвой элитной охраны дабы мальчик не вздумал убежать вдруг куда. Или вдруг натланцы внезапно нападут, кто ж их знает? В общем, всё в принципе было не плохо продумано. И вот они заходят в здание, вся охрана остаётся за стенами дабы не дать врагу убить Короля, Канцлера и будущего Наследника в случае неожиданной атаки. Здание не выглядело как-то ново. Это было здание скорее всего использованное раннее натланцами, но просто чуть подделанное после прибывшей сюда иностранной армией. Здание было каким-то блеклым, очень пустым и в нём было невыносимо душно. Клетки для «зверей» были вокруг и в них тоже было пусто. Явно туда будут пытаться сгонять и содержать в таких невыносимых условиях дабы ускорить переговоры с неустойчивым правительством врага. В одну их таких камер, прошёл постепенно Варка, а потом за ним медленно и Крепус. Один внимательно рассматривал устойчивость здания, побега тут допустить ни в коем случае нельзя, Крепус же повёрнутый спиной к выходу из камеры, что-то пытался объяснить и показать своему внуку. Натаниэль в камеру не заходил. Он мыкал, угукал, делая вид, что ему интересно, пока тихо закрывал выход из камеры. Закрыв, он попросту сбежал. Он всё прекрасно знал. Он знал о революции, знал о подорванном поезде, энал о заключении отца в невыносимо душной камере. И.... Натаниэль не позволил себе не отомстить деду и его козлу за то, что они приказали сделать с отцом. Он выбежал из здания, его даже не спросили куда он собрался ибо Их Высочеств вообще-то так спрашивать по протоколу ни в коем случае нельзя. Крепус даже в этом облажался. Натаниэль напялил на себя металлический шлем с шишаком в виде пылающей гренады, проще говоря каску, и в ней скорее направился к отцу в гауптвахту Ставки Командующих. Сначала юный принц бежал до оставленной дедом лошадью, а потому же на ней кое-как добравшись. На трудной дороге и лошади было трудно ехать, но бросать всë было бы делом непростительным. В пекле жары, пота и песка, Принц добрался до главной Ставки и свалился попросту с лошади. Падение было хоть и болезненным, но Принц быстро поднялся и направился скорее к зданию гауптвахты. Его всё же там остановили. — Куда это вы направились, Сэр....? — Спросил с презрением начальник гауптвахты у входа в здание. — Сэр Рагнвиндр-Альберих. Принц и по совместительству внук Короля. — С весьма довольно-таки взрослым взглядом ответил Натаниэль. — Извините, Ваше Высочество. Проходите. — И вот так легко Натаниэля опять пропустили. Ну, а кто будет перечить внуку Самого Короля? Никто. В ещё более отвратном и сером здании, Принц искал своего отца. Среди предателей находились те, кто находил в мальчишке будущего Кронпринца и конечно же те пытались взмолить Принца о помиловании. Принц даже не взглянул на них. Все они были такими же блеклыми на фоне потёртых стен. Чуть светлые говорящие пятна. Не более. Алые глаза продолжали блуждать. Шёл Принц быстро, пытаясь найти столь знакомую фигуру. Наконец, он пришёл к той мысли, что отца точно не будут держать в простой камере. Это не простой офицер предатель или пьяница. Нет, это будущий Король, пытающийся спасти не только соседнюю Империю, но и собственную семью. Пройдя в глубь гауптвахты, Натаниэль зашёл в тупик, где были три охраняемых громадных дверей. Церемониться Принц не стал и спросил напрямую у троих солдат: — В какой из камер содержится Его Высочество Кронпринц? — Холодно спросил Принц, чуть поправляя золотую каску. — Средняя, Ваше Высочество. — Так откройте прошу. Я лично от Короля пришёл передать просьбу, в которой есть прошение о выпуске моего отца. — Но Ваше Высочество... — Тихо произнёс один из офицеров. — Откройте. — Настоял мальчишка, сделав более угрюмый взгляд. — Это указ Короля —.... — Открыть и впустить Маленького Принца пришлось. Маленький Принц прошёл в пустую, сырую, такую же серую, но уже более закрытую камеру. Тут невыносимая духота и даже нет какого-то малейшего отверстия для воздуха. Тут негде лежать, умирай на накалевшем от жары полу. И в таких адских условиях держали будущего Короля? М-да. Знакомая фигура сидела в углу, умирая от жажды, смотря диким, зверским взглядом на потолок, будто там что-то есть. Кажется за несколько часов проведённых тут, он уже начал сходить с ума. Ему плохо, ему было очень плохо. Тело в поту, слышен скрип зубов, усталость, ненависть и попытка найти ответ у Бога: «Есть ли шанс на спасение?». И да... Был. Дилюк взглотнул увидев, перед собой сына. Гордый, самоуверенный, амбициозный мальчишка, за справедливость и правду порвёт любого. Да... Он весь в отца и наверное потому и стал его спасением. Его маленький ангел, дарованный судьбой пришёл спасти его из этого ада, вызволить... Помочь. Дилюк попытался встать, ему всё хотелось казаться, что это не какой-то сон, не приступ при настоящем бешенстве. Нет, это реальность. Правда и реальное спасение. Сын подходит ближе и пытается помочь отцу нормально встать. И... Действительно помог. Дилюк всё ещё качается, придерживается за стенки, пытается не свалиться. Свалится — разобьётся эта правда и не будет никакого спасения. Лишь смерть от изнеможения и бешенства. — Папа... — Едва слышный зов мальчишки уже звучит не так холодно и угрюмо, а уже обеспокоенно, дрожаще. — Там везде такая беда. Бабушка звонила и рыдая, просила чтобы ты там помог всем. Ты же сможешь, папа...? Глаза Дилюка стали краснеть не то от злости, а скорее от горечи. Он не того детства желал сыну и не того взросления... Он не должен повзрослеть при крови и скорби. Маленький ангел хочет, чтобы хоть кто-то помог его родителю, его бабушке, братьям и сестре... Они все там. Они все в крови и над ними всё летают и летают коршуны, желающие полакомиться кровью да насладиться невозможными идеями о каком-то равенстве всех и вся навсегда. Мальчик не заслужил такой картины взросления. И таких представлений. — Папа, пойдём... Ну, пожалуйста. — Уже более неуверенно произнесёт Маленький Принц и чуть поворачивается к выходу. Кронпринц не может сказать сыну нет. Его ответ итак ясен, но силы найти на разрешение всего этого стресса найти так трудно. Он не знает куда направляться с армией. Спасать Кэйю? А куда, если неизвестно даже где его поезд был подорван. В Царское Село к детям? А туда вообще проход есть? В Каэнсбург усмирять бунт? А если там уже закончиться всё к прибытию иностранной армии? Дилюк поделиться на трижды не может. И тут он собирает силы свои в кулак, понимая что времени на размышления куда и зачем, попросту нет. О чём можно только думать, когда на кону стоит падение Империи и возможное цареубийство? — Пойдём, нам надо отряд собрать... — Хриплый голос отца и ответ его, что-то будто пробудил вновь в юном Принце. — Не надо, я уже всё собрал, папа — Но как? — Дилюк никак не может поверить в то что такое в принципе возможно. — Так как учил ты. Кажется, что это будто реальный сон. ***

9 января 1905 года. Близь Московии. Каэнрийская Империя.

Через страшные зимние леса и даже не по главной дороге, бежал выживший состав командующих восточных фронтов. Во главе их был Император. Бежали они прямо в столицу на усмирение беспорядков, они бежали адски голодные и ужасно уставшие. Никто не вздумывал останавливаться, они прошли уже большую часть пути, но у них всё ещё мало времени. Кто-то предлагал по пути составить план отречения в пользу малолетнего Цесаревича, того человека чуть не убили за такое идиотское и гнетущее предложение. Решать всё должен Самодержец и как он прикажет, так и будет. Склонять к его смене типа монархии и тем более к передаче власти маленькому совсем сыну было равно предательству. Было холодно. Было ужасно холодно. Все они движимы долгом Защиты собственного Отечества. Звучит весьма идеалистично, но ведь действительно именно они и могут изменить ход истории. Все они не знают, что будет потом. Заговорит ли с ними народ, решится ли вопрос.... Ответа не знал даже Царь. Кэйа ехал, пытаясь воспроизвести возможный диалог в своей голове. Требования равенства, смены условий труда и возможна строя монархии. Кэйа готов пойти на любые уступки, но никак не готов менять монархию. Он не хочет с кем-то делить власть. Власть дана ему от Бога, а тут эту священную власть он будет делить с каким-то премьер-министром или Канцлером? А не дай Бог Парламентом?! Ну, уж нет. Ему какую власть передали, такая будет передана Ларсу. Трëхсотлетнее наследие дома Альберихов не может разбиться о слабости и страхи. Это был бы позор. Неслыханный позор. Альберих не думает о ранах полученных при подрыве поезда, они не такие глубокие да и заживут наверняка быстро. Ему в этот раз повезло. Он не знал, что подорвали и Великих Князей Пьеро и Дайнслейфа, он уверен, что в столице до наставлений орудий на Царя дело не дойдёт, если только он не совершит ошибку и не утвердит себя... Кровавым Царём. Никому не хочется иметь такое прозвище. Все хотят быть Великими, а быть Великими дано только избранным. Таким ли будет нынешний Император, если всë решится в его пользу? Он в принципе и не против прозвища «Народный». Ах, мечты отводят от главных мыслей лишь бы душу успокоить. А что там, в Царском? Как там дети? Как дорогая мамá? Их то точно не тронут? Какими надо быть ублюдками, чтобы свою злость и обиды сместить на невинных детей? Кэйа хочет быть уверенным в том, что его народ не таков. А узнал ли обо всём Дилюк? Что с ним? Где он и предпринимает ли попытки, что-то придумать и как-то помочь? Он явно не мог всё оставить как прежде, будто революции нет там... Дома. Дилюк такого допустить же не мог. День тянется невероятно долго, всё так замедленно и кажется нет смысла уже и кнутом бить столь же усталого коня. Конь и так гонится, как прежде не бывало. Если картина вокруг всё будто остаётся той же, напряженной и гнетущей, то часы, которые летели как не в себя всё намекали на то, что с каждой минутой всё меньше и меньше надежд на спасение. Душа лежит там, далеко в Царском Селе, где находятся беззащитные дети и матушка. Кэйа всё молится и молится об их безопасности. Он чувствует, что не вытерпит потери одного из членов семьи в ходе революции. Остановить её можно лишь своим явлением и кто знает, станет ли она Кровавой как и он сам или пойдёт за Царём в новое будущее. В новый Рассвет. Они проезжают Московию, а значит, что точно большая часть пути уже преодолена. Около двухсот километров и они уже там, в пекле слез, горечи и красных идей. Душа Кэйи всё лежит в Царском Селе. И кажется она разрывается. ***

9 января 1905 года. Царское Село. Каэнрийская Империя.

Вдовствующая Императрица, как и многие в принципе, не знала что делать. Куда ей прятать детей, в особенности и больного внука возможно уже даже не Цесаревича. Она молила Господа о том, чтобы приближенная свита не метнулась на сторону восставших и не посмела устроить кровавую бойню с участием детей. Она молила Господа и о том, что сын её выжил. Она не хотела верить в то, что он в принципе мог сгинуть от травм после взрыва где-то далеко в снегу, у обломков некогда непробиваемого локомотива. Он не мог сгинуть в столь важный день, где может решится судьба Его Империи. Он не мог оставить всё на плечах своего маленького сына в такую перемену событий. Викторию она отправила быть вместе с Эреном в комнату Ларса. Если не дай Бог, бунтовщики устроят погром и в этом маленьком царском раю, они все должны бежать вместе. Найти каждого и спасти будет наверняка невозможно в таком огромном жилищном комплексе. Поначалу дверь она не запирала, но после того, как ей пришли вести о подрыве Великих Князей Пьеро и Дайнслейфа, она шторами закрыла комнату Наследника и закрыла за собой дверь. Раз убили столь приближённых к трону личностей.... Значит у них стопроцентно есть намерение и повторить то же самое с Царем, если он конечно там выжил. Сидя в соседней комнате, Фрэнсис тихо звонит на западный фронт, сразу Королю. Она хочет поддержки, пусть хотя бы какой-нибудь он яхту отправит дабы детей перевезти в Мондштадт, это же и его внуки тоже! Она звонит, сжимая в руке кружева своего белого домашнего платья и всё смотрит на портрет своего покойного супруга. На глазах выступают слëзы. Допустил ли её дорогой Ю-Янг подобное, будь он жив? Она пытается сглотнуть этот комок, подступивших слез. В эту пору она обязана быть самой сильной, примером не только для внуков, но и для свиты. Названивая на западный фронт, она всё думает и о других членов Царской фамилии. С теми кто отправил войска на Зимний Дворец, всё понятно... Но как там Виталина и её семья, Сесилия....? Они ведь тоже так давно не общались. А они ведь тоже её родные дети. Ей становится ещё более тяжко на душе. Фрэнсис кладёт ладонь на сердце и тихо, хрипло произносит: — Господи помилуй. И наконец она слышит этот звериный, рычащий голос Мондштадтского Короля. Одно понятно, он на что-то разъярен, а на что... Вот это уже ей выяснить и нужно: — Что вам ещё?! — Рявкнул уже освобождённый Крепус в трубку. — Где помощь нам, которую ты обещал. Я не прошу помочь же лично мне! Помоги нашим внукам, дуралей! — Восклицает Императрица, понимая... Король на что-то обижен. — Да?! Мне один уже помог! Меня с моим Канцлером в камере закрыл и свистнул! Я там полчаса простоял как идиот! Этот внучок ещё и моего идиота выпустил! Вот вам помощь идёт уже! — Дети всегда видят и поступают по правде. Мне мало этой помощи, пришли уже наконец судно сюда и отправь детей к себе во дворец! Вдруг что и куда мне их подать, если не тебе! Не будь ты извергом, хоть один денечек! — За тиару проданную от матери моей тебе, вопрос решится. — Чего?! Да где ж я тебе её достану! Ишь ты... Торговаться он со мной решил. Подавись ты со своей тиарой и присылай сюда судно. Потом как всё закончится найду.... Изверг и антихрист. Внуков за тиару какую-то спасаешь. Внуки в неволе твои, а ты сам про свободу какую-то говоришь.... — Значит и договорились, ближе к пяти быть может будет в заливе. Мой драгоценный друг вам позвонит и будете выметаться из своих дебрей психованных. — Крепус хмыкнул. — Подавись изверг, кто ещё из нас псих настоящий. — Бросив трубку, Фрэнсис посмотрела на часы, дожить бы до этих пяти часов. Хоть бы ещё вечера. Дети же в соседней комнате, удивлялись до чего же темно было во дворце, над котором всегда высоко стояло солнце, от которого исходила бесконечная беззаботность. Свет исходил от плотно закрытого окна, видно снег создавал такой эффект и дети все с интересом через небольшую щелину наблюдали за всё той же зимней тишиной на улице. Шторы никто не смел открывать, откроют, а вдруг бабушка зайдёт всех проверить Ларс сжимает в руке подаренные родителем часы и замечает что-то странное, творящиеся за окном... Что-то будто выглядывает чуть там и пытается найти что-то... И скорее это что-то есть кто-то. Это замечает и Виктория, она будучи такой послушной милой девочкой вдруг раскрывает шторы, открывает окно и тут на неё выпрыгивает мужик с косами и тряпках, естественно девочка очень испугалась и хотела уж вскрикнуть, но этот страшила закрыл той сразу рот и дал знак, что быть нужно тихими. Не испугался только Ларс, он увидел в страшиле своего целителя — Венти. Он конечно же и так пугал, но он хотя бы знаком был! Мальчик хотел уж было на окно залезть, но Венти того придержал и дал понять — никуда лезть не нужно. Ловким движением он запрыгнул в комнату к детям и закрыл за собой окно, повернувшись, он улыбнулся во все тридцать два зуба и намеренно бахнулся на пол, на спину, тем самым он конечно расмешил, ошарашенных детей. — Эх, маленьки-и-ие! Как мышки прячетесь тут в норке пока беда случается! М-м-м, бабака вас защищает и правильно! Нечего к волкам в лес ходить. Чего тут скучаете, в окна смотрите? Ну, чего молчите? — Задорно спрашивал вовсю Венти, с улыбкой до ушей. Он выглядел будто бы донельзя воодушевлённым. Он вряд-ли такой человек, который искренне рад революции. Нет. Может он и человек из народа, но он же вообще родом и отрочеством из Мондштадта. У него скорее другие радости в сие событии. Старец будто видел что-то, а вот что... Никто и никогда не узнает. Дети об этом не особо задумывались. Викторию этот человек скорее пугал, но бежать и жаловаться бабушке не смела, во-первых, она их закрыла, во-вторых, может Фрэнсис была и против наличия при дворе Венти, но гнать его прочь было бы большой ошибкой. Он же Наследника лечит. Только вот к чему он пришёл сейчас, приступа то гемофилии нет. Об этом по-тихоньку и Ларс задумывался. А вот Эрен, ему в силу возраста и характера, появление столь странного мужичка в тряпках с улицы в мороз под минус двадцать пять, казался очень даже забавным. Этот весельчак улыбается, ну, значит же хороший, да? Вдруг, Старец встаёт на ноги, но после становится на одно колено перед юным Цесаревичем и произносит: — Ну, Ваше Величество! Подавайте мне указы! — Тут же он руки по две стороны развёл, давая полную свободу действий над собой ребёнку. — Ваше Величество принимают только к родителям, сэр.... — Тихо произнесла Виктория, кладя ладонь на плечо младшего брата. — Они правители и он теперь правитель, так что же не так я сказал? — Внезапно он поднял мальчишку на руки, прокрутился с ним, а после усадив на любимое кресло Императрицы, напялил на того какую-то шапку и произнёс — На трон сел! На трон сел! Царь во дворца! Царь во дворца! Ходи то, делай сюда! Царь во дворца! Естественно он вызвал своими действиями детские хохот, шум и гам. Ларс смысла не понял шуток Венти, Эрен и подавно, а Виктория... Ей в голову стали подкрадываться мысли странные. Дело плохо ведь на самом деле.... Только она хотела о чём-то спросить, но Венти тут же пулей прошмыгнул под кровать, услышав чьи-то шаги за дверью. В комнату зашла сама Вдовствующая Императрица и посмотрела по сторонам. Её смутили конечно же шторы, она их резко закрыла, но отчитывать детей, а тем более их ругать не стала. Это же просто детское любопытство, чего ещё можно от детей ожидать. Вздохнув, та тихонько села на кровать перекрестилась. Дети смотрели на неё с неудомевающим взглядом, потом взгляд их пал под саму кровать... Там же этот колдун сидит и ждёт чего-то. Чего-то дожидаться, Эрен не стал, он хлопнул в ладоши и яростно топнул ногой по полу, после тыкнув под кровать, указывая своей бабушке на что-то. — Ме! Там дядька-колдун сидит! Баба! Посмотри! Ну, посмотри! — Восклицал вовсю маленький мальчик. Императрица не на шутку спохватилась. Так вот что за шум был... И вот почему шторы то открыты были, схватившись за сердце, она резко взглянула под кровать Наследника, но... Там никого не было. Стоял оттуда лишь странный запах, будто какое-то старое вино. Это всё что было. Фрэнсис перекрестилась конечно же, а после крепко обняла своих внучат. Видно, стресс довёл и детей до галлюцинаций! Дети же сами были удивлены такому повороту. Может действительно им всё привиделось? А может, Старец что-то особое скрывал. В принципе, всё как и всегда. ***

9 января 1905 года. Каэнсбург. Каэнрийская Империя.

Царь под вечер прибывает в столицу весь голодный, уставший и замёрзший, его народ разделяет схожие ощущения. Сейчас только одна хорошая новость, в теракте выжил Великий Князь Дайнслейф, травмы может и особые, но жить он точно сможет, но вот Пьеро... Его уже никто не соберёт, даже как самые сложные на свете паззлы. Кэйа не знает, как передать прямо эту новость Снежинской Царице. Ей будет во много раз хуже от осознания того, что любовь всей её жизни, признания которой они вот только добились, умерла в разрывной агонии от рук какого-то безумца. Кэйа не хочет ставить себя на ее место. Естественно, он едет на Дворцовую площадь к Зимнему дворцу. Он повторяет то же, что и было с его предшественником, прадедом Кэйей I, у него тоже был бунт, только декабристкий и... Всё закончилось кровью и расстрелом. Если тогда стреляли по недовольным дворянам, то сейчас всё нацелено на простой люд, который пытается просто уже получить хоть какую-то поддержку свыше. И Кэйа хочет помочь. Под возмущения Великого Князя Клотара, пушки и винтовки были собраны с рук каждого офицера, первым же указом Государя. Он вышел к ним в потрепанной уже форме, на которой виднелись кровавые пятна на усталом белом коне и с такими же усталыми родными серыми глазами. Император откинул свою шпагу куда-то далеко в снег и поднял руки вверх. Перед народом он беззащитен. Убьют — значит такова воля Божья и Народная. Значит не суждено ему быть Великим Царём, им быть может станет сын — Цесаревич Ларс. Народ во главе с Кавехом тихо и мирно стоит, держа плакаты с лозунгами о равенстве, портреты Царя и даже факела, которые освещали всю тьму вокруг. Кавех не ожидал такого поворота, он ждал расстрела и уже просчитывал куда ему стоит бежать, но нет. Император не хочет крови. Тогда нужна ли Кавеху она? Он стал очень мяться, особенно на фоне того, что Царь стал постепенно с раскинутыми руками идти на них. Конечно же его пытаются словесно остановить Генералы, мол убьют и не подумают простить, Кэйа же был непреклонен. Он остановился где-то посередине и произнёс: — Мне жаль, что я заставил вас так долго ждать. Но вы сами понимаете, что вы как и я хотите блага своему Отечеству, и потому меня не было тут. То что произошло, я не расчитаю каким-то народным предательством! Нет! Я хочу с вами поговорить и потому я сейчас здесь, перед вами! Дайте мне шанс что-то исправить, если я или мои великие предки что-то сделали не так! Народ долго молчал после речи, все посматривали на Кавеха, но тот всё ещё мялся что-то сказать. За него всё сделала огромная толпа, которая поочерёдно стала спрашивать и требовать улучшений условия жизни. Голоса были отчаянные, где-то даже грубы, а где-то наоборот более мягкие. Кэйа слушал всех. — Мы хотим улучшений условий труда! Хватит с нас калываний по четырнадцать часов на страшных станках! Снижайте нам рабочие часы и дайте же зарплаты больше! Один человек в семье в месяц на такую сумму не прокормиться, не то что семья! Дайте ж, Государь! Дайте! — Прокричал один мужчина из толпы, видно рабочий. — Верните мужчин с войны! Покончите уже с ней и дайте семьям воссоединиться! — Кричала женщина, размахивая ярким красным плакатом. — Дайте наконец нам рабочие собрания! — И свободы в прессе побольше! — Да земель крестьянам! Начался балаган, на площадь наконец явился министр внутренних дел Аякс Аркадьевич Тартальев. Весь этот день он метался от позиции наконец начать более скорые и продуктивные реформы либо же оставить всё как и было, пострелять в толпу и забыть всё как страшный сон. Принимать страшных решений он не стал вплоть до приезда Государя. Какова воля будет его, таковой будет и Аякса. Аякс всё-таки действительно монархист, который от идеи полной покорности Царю никогда никуда не отходит. Все решения вопросов между Государем и министром внутренних дел начались сразу же. Отталкивались от того, что в принципе возможно реализовать в очень скором порядке да и в принципе есть ли такая возможность. Кавех за этим пристально наблюдал и достав бумагу с Манифестом к Царю, он зачеркнул один пункт, который так требовала с него партия Син Цю. Он зачеркнул требование перейти из абсолютной в конституционную либо на худой конец в дуалистическую. Кавех видел, что перед ним не стоит какой-то такой эдакий дурак зажратый кровью и деньгами ничего не мыслящий в быте и потребствах собственного люда. Нет... Это был видно человек, который искренне хотел понять свой народ, даже наверное поучиться чему-то у него. Это человек просто со слишком огромной ответственностью на плечах, который просто не может быть там и везде. Кавех перечёркивает ещё несколько радикальных пунктов. Народ, священник быстро успокоил, поднял листовку в руки и сказал: — Знаете, спокойствие наступит тогда, когда мы будем верны Царю, а Царь будет верен нам. Сейчас он верен нам, народу, люду простому, а не проклятым буржуям, так почему же мы не можем быть ему сейчас тоже верны? Смотрите, люди добрые, он же к нам приехал, несмотря на муки адские лишь бы помочь нам. Спасти нас из ада. Люди добрые, вы только поглядите. Народ Кавеху послушен ибо, они все отлично наслушались его ярких речей о равенстве и о том, что пора вот все менять в стране. И у них это перемена не вызвала диссонанса какого-то, они наверняка как и он поняли что всё можно совместить пока у власти такой Народный Благодетель. Кавех подходит к Кэйе и Аяксу и протягивает Народный Манифест теперь уже Народному Царю. Оба читают и следуют рукопожатия. Кажется, основная масса революции решилась крайне мирно. Подобный пример мирного решения конфликта наверняка скажется на другие части страны, где в попытке позлить власть и прибегнуть к насилию, что только люди не делают. *** Нелегальным способом, опять ни с чем Син Цю и Чун Юнь покидали срочно столицу. Все их предали, всех сдали, собирать партию нужно заново. Нервно куря последнюю сигарету, Син Цю пролистывает страницу газеты на котором рассказывались итоги похода священника на Зимний Дворец. Чёртов Кавех!

• Свобода и неприкосновенность личности, слова, печати и собраний, совести в деле религии;

• Общее обязательное народное образование за государственный счёт;

• Ответственность министров пред народом и гарантия законности управления;

• Равенство закона всех без исключений;

• Отмена косвенных налогов, выкупных платежей и замена им прямыми более прогрессивными подоходными налогами;

• Дешевый кредит и постепенная передача земли народу;

• Сохранение Абсолютной Монархии под управлением Императора Кэйи Второго.

До чего же радужно и либерально. Часть отряда Кронпринца Дилюка отправили назад на западный фронт, другую же на помощь каэнрийским офицерам в случае внезапных погромов. Сам Кронпринц вместе со старшим сыном Натаниэлем отправился в Царское Село на отдых. Императору Каэнри'ах пришлось же вернуться на фронт, где стало всё более напряженно чем когда-либо ранее. От горечи, Син Цю кидает сигарету далеко на землю, открыв перед этим форточку вагона. Он поправляет свои очки и шапку ушанку и поворачивается к ещё более отчаянному товарищу и произносит: — Это ещё не конец. Я обязательно совершу мою великую идею социализма. В ответ он слышит лишь раздражённый вздох, революционер воспринимает это почему-то лишь в положительном ключе.