Про танцовщицу, оловянного солдатика и соломенное чучело

      Этот сюжетный поворот застиг врасплох даже Анри, который знал, что соломенное чучело должно было рано или поздно появиться в тётиной сказке. Их путь как раз пролегал мимо засеянного поля, и вместе с остальными он рассеянно уставился на стоявшее среди грядок пугало. Залатанная его рубаха была набита соломой, вылезающей иногда из прорех. Штаны, наоборот, свисали с туловища и тихонько развевались на ветру. Из-за топорщащегося воротника виднелась глупая нарисованная улыбка. Да уж, странно было бы увидеть подобное чучело на королевском приёме! А ещё Анри показалось, что издалека, со стороны дома садовников, доносится мелодия скрипки, приветствующая неожиданного гостя – ну, совсем как в истории!       «Чучело сделало несколько шагов к хозяевам и вдруг, споткнувшись на ровном месте, с мягким стуком упало на пол.       – Прошу прощения, – сказало чучело. – Не привыкло я по паркету ходить. Я ведь чучело, моё дело – стоять среди грядок. Желательно ещё и на шест опираться.       – В самом деле? – разочарованно протянула принцесса. – А я-то думала, что вы – принц…       – Так и есть. Но вы, как я вижу, ждали совсем другого принца. Родственники принцессы заволновались. Им хотелось непременно выдать её замуж, и смятение Его Высочества были очень некстати.       – Нет-нет, что вы! – возразила ему королева. – Вы очень даже замечательный принц. Посмотреть только на вашу корону…       – О чём вы? – улыбнулось чучело. – Мой головной убор – всего-навсего ржавая бездонная жестянка.       – Зато вашей шпагой вы без труда отразите любое нападение! – сказала тётя принцессы.       – Увы, это не так. Моя шпага - лишь тростинка укропа. Она красива и душиста, но ею я даже не могу отогнать птиц с полей, которые сторожу.       – Да разве в шпаге дело? – подал голос король. – Самое главное – это ваш титул. Его более чем достаточно, чтобы моя дочь вышла за вас замуж.       – Ах, это невозможно. Ведь я – всего-навсего соломенное чучело. Мы с принцессой не сможем сделать друг друга счастливыми.       – Ой, да перестаньте же нести чушь! Давайте танцевать лучше, – предложила принцесса. Ей всё не терпелось показать, какая она хорошая танцовщица. Но принц пригласил вдруг не её, а королеву – не понял такого очевидного намёка. Впрочем, он был чучелом – что с него возьмёшь?       Однако родственники принцессы решили, что принц-чучело – это очень даже хорошо. Вот если бы действительно приехал к ним принц в блестящей короне, с острой шпагой, вошёл бы во дворец твёрдой походкой, позвякивая шпорами, да начал бы свои порядки диктовать, каково им всем было бы? А чучело всегда можно будет отпихнуть да уронить, а в крайнем случае – поставить на грядку, чтобы не отсвечивало.       Но вот за его нежелание жениться на принцессе они все готовы были разорвать его в клочья! Впрочем, подчинись они своим чувствам, жениться на принцессе было бы некому, поэтому пришлось действовать по-другому. Поймали они тогда какого-то галчонка, да пригрозили чучелу, что зажарят его в печи. А чучело пугать-то птиц стеснялось, не то, что умертвлять! За что, если они тоже живые и есть хотят? И пошло чучело отношения с принцессой налаживать.       Только принцесса таким исходом дела не была довольна. Совсем уж её не радовало, что придётся остаток дней своих с неуклюжим соломенным человеком коротать.       “Ах, поучиться бы чучелу у моего солдатика, как меня любить надо!” подумала принцесса. А солдатик-то совсем рядом на антресоли стоял, всё наглядеться на принцессу не мог перед расставанием. Правда, принцесса заметила, что он недоволен чем-то. Неужто ему, как и чучелу, ту птичку жалко стало? Хороши же они оба, если им галка важнее принцессы показалась!       Одним словом, очень принцессе было нужно, чтобы вспомнил солдатик, как любил её все эти годы, и правильный пример подал чучелу. Вспомнила она тут, сколько ей солдатик стихов написал, и стала эти стихи ему читать. Читает и вокруг чучела вьётся, чтобы у солдатика ревность вызвать.       А солдатик ей возьми да и скажи:       – Ах, и бессовестная же вы, Ваше Высочество!       Ну, тут все с ума посходили. Столько лет стоял себе солдатик в сторонке, а тут вдруг осмелился высказаться. Особенно это принцессе не понравилось. Он ведь ей верой и правдой служить поклялся, а тут таким нелестным мнением о ней делится. Хотела она его приструнить – и вспомнила вдруг, что сама же его несколько лет назад в отставку отправила!       Но тут случилась ещё одна неожиданность. Солдатик вдруг упал… Всегда ему всё было нипочём – никогда он не уставал, не простывал, не жаловался, даже в воде умудрился не потонуть, а тут внезапно на ровном месте – и упал!       А какая-то девушка, которую принцесса раньше и не замечала особенно, ласково солдатика подняла и сказала ему тоже что-то ласковое, будто он был не оловянным солдатиком, а живым человеком. И вдруг увидела принцесса, что её солдатик – и не солдатик вовсе, а красивый юноша.       – Как же это так? – возмутилась она. – Всю жизнь он был солдатиком, а тут вдруг в человека превратился!       А чучело сказало:       – Так ведь он, наверное, всегда человеком был. Мне и в голову не приходило, что он – оловянный солдатик, пока вы мне сейчас этого не сообщили.       Долго негодовала принцесса по поводу своего заблуждения, да что толку? Сама, выходит, виновата, что не разглядела, кто её подданный.       А солдатика народ уж королём величает, потому что у него и знаний много полезных, и говорит он красиво, а главное – потому, что он добрый и справедливый. Солдатик упираться не стал – надел корону, да стал тотчас же указы сочинять, чтобы людям в королевстве лучше жилось.       Посмотрела на всё это принцесса, и совсем ей тяжко стало. Ясно ведь, что не нужна она больше солдатику. А может, он и вовсе её презирает? Ладно бы её презирал кто-нибудь плохой, но ведь солдатик, напротив, очень хороший человек!       Горько заплакала принцесса и побежала вон из дворца. Хотела на край света убежать, но в темноте споткнулась на дворцовой лестнице. Думала, что упадёт и разобьёт нос, но кто-то вдруг схватил её крепко…       – Ах, осторожнее! – сказал знакомый голос. – Куда же вы так спешите, Ваше Высочество?       Принцесса хотела было огрызнуться и дальше бежать на край света, но руки, схватившие её, были такими мягкими, а голос обратился к ней так ласково, что огрызнуться толком не получилось.       – Никакое я больше не Высочество, раз наш король теперь – солдатик, а не мой отец, – сказала она побеждённо.       – В самом деле? А я и не подумал об этом, – сказало чучело (а это было именно оно). – Как же тогда мне к вам обращаться?       – А никак. Ведь я теперь никто.       – Не может быть! Почему, если вы не принцесса – то сразу никто? Вот ваш солдатик – он не только солдатик, а ещё и поэт, и философ, и выдумщик, и просто добрый малый. Я вот тоже – хоть заурядный человек, а всё же не только чучело, а ещё и собеседник приятный… ну, иногда… наверное. А вы…       – А я – танцовщица! – вспомнила вдруг танцовщица.       – Правда? А я и не знал. Если бы я знал, тогда бы я вас непременно пригласил тогда на вечере! А хотите, я приглашу вас на танец сейчас?       – Ах, разве до того мне? – отвернулась танцовщица от чучела. – Знаете ли вы, как это тяжело – каждую минуту осозновать, что я теперь никому не нужна!       – Нет, вы нужна, обязательно кому-нибудь нужна! – запротестовало чучело. – Да вот хоть вашим родителям. Если они – ваши родители, значит, им нужно, чтобы у них была дочь…       – Вот именно, чтобы была, – сокрушённо и даже зло произнесла танцовщица. – Чтобы существовала. А я не могу просто существовать – теперь, когда я поняла, какое я в сравнении с ним ничтожество! Он только на трон сел, а его уже есть, за что благодарить, а чего добилась я? Да ничего! Существовала все эти годы!       – Я уверен, что это не так. Вы слишком уж к себе жестоки. Да и существовать – это уже что-то…       – Ах, молчите, молчите! И почему всё в жизни так несправедливо устроено?! Он ведь не только сейчас, он и раньше таким был славным! Всё выручал меня, утешал, подарки дарил, только чтобы я была счастлива…       – А вот здесь вы ошибаетесь, Танцовщица! – возразило ей чучело. Голос его на этот раз прозвучал уверено, победоносно и так радостно, что у танцовщицы даже перестали литься слёзы – она тоже поняла, что чучело сейчас разрешит её беду.       – Ошибаюсь? – переспросила она, всё ещё боясь поверить…       – Ну, конечно! Вы вот говорите, что солдатик это всё делал только для вас. Но на самом-то деле он делал это для себя!       – Как – для себя? Приказы мои исполнял – для себя? Ночами не спал – для себя? Чуть не утонул – тоже для себя?!       – Так ведь радовать кого-то – и есть самое настоящее счастье! Ваша улыбка, признание, да просто понимание того, что он сделал вам приятно – всё это его заставляло ликовать! Что такое бессонная ночь в сравнении с удовольствием, которое он получал, стараясь вам услужить?       Танцовщица с минуту думала над словами чучела, а потом озадаченно произнесла:       – Так вот отчего солдатик упал сегодня… и расстроился, когда я отправила его тогда в отставку… А теперь он счастлив, конечно, ведь он не одной мне, а всему народу служит. Только вот мне счастья не видать…       – Почему же?       – Потому, что не умею я другим служить. Я ведь чуть ли не всю жизнь была избалованной принцессой! Я ведь всех подряд презираю, даже родителей, а уж что говорить о прислуге и о простых людях! У меня ведь совсем нет привычки кому-либо помогать! Я ведь только и умею, что существовать! – от бессилия как-либо повлиять на ситуацию из глаз танцовщицы вновь потекли слезинки.       – Не стоит вам делать таких поспешных выводов о себе и своих способностях, – спокойно возразило чучело. – Вы лучше сейчас идите спать, время позднее. А завтра… просто попробуйте кому-нибудь улыбнуться. Спросите, как дела, предложите помощь. А вечером мы с вами снова встретимся здесь и вы мне обо всём расскажете.       Танцовщица покорно последовала его совету. С одной стороны, что же ей ещё оставалось делать? А с другой стороны следовать совету чучела почему-то хотелось – то ли оттого, что совет звучал как вполне осуществимый план, то ли оттого, что оно было к ней добро. Правда, по дороге в спальню она всё же боялась, что у неё не получится искренне принять в ком-либо участие, а притворяться, что она хочет кому-либо добра, конечно, не было смысла.       Однако на следующее утро она проснулась с таким воодушевлением от нового образа жизни, который собиралась начать, что любовь ко всем, кого она встречала, появлялась сама собой. Горничные, фрейлины и лакеи немало удивлялись, слыша вместо обычных её упрёков тёплое приветствие, а уж как удивлялась сама танцовщица, заметив, что теперь ей и впрямь стало приятнее с ними общаться!       Но к середине дня её воодушевление начало спадать. Она взялась помогать секретарю приводить в порядок документы о дворцовых доходах и расходах, чтобы составить по ним понятные отчёты. Сначала ей, конечно, было приятно, что она занимается таким полезным для всех делом, но вскоре она стала уставать и даже сердиться. “Ведь я могла бы сейчас гулять в парке или читать роман,” вздыхала она, вписывая очередную трату в нужную графу.       Когда солнце уже катилось к закату, танцовщица, скрипя зубами, наконец вывела в конце свитка общую сумму. Ныла рука, которой она раньше и за год столько не писала. Перед глазами бегали буквы и цифры. С чувством удовлетворения и облегчения, что наконец-то это кончилось, она протянула свой отчёт главному секретарю.       – Хм-м… хорошо, хорошо… А здесь вот у вас ошибка, – показал секретарь в самое начало документа. – Нужно будет переписать.       – Да вы издеваетесь! – танцовщица вскочила с места. – Я целый день здесь сидела, а по-вашему выходит, что всё было зря?       – Почему же зря? Почти вся работа сделана аккуратно и точно, нужные сведения найдены, добыты. Осталось немного всё подправить и переписать на чистовик. Ошибка в нашем деле – происшествие самое обыкновенное…       Но танцовщица его не слушала. Кипя от негодования, она выбежала в коридор, громко хлопнув дверью. Столкнувшись по пути с какой-то служанкой, она буркнула ей какую-то грубость. Так и обошла она весь дворец, громко хлопая дверьми и стуча каблуками.       А как только гнев её спал, танцовщица вновь заплакала. Так она и знала, что не получится у неё стать доброй и счастливой. Что несговорчивый характер обязательно возьмёт своё.       Она вдруг вспомнила, что договорилась встретиться вечером с чучелом, и понуро побрела к дворцовой лестнице. Чучело уже поджидало её.       – Зачем вы вчера меня так обнадёжили? – горько спросила она соломенного человека. А затем рассказала, как она пыталась сегодня быть доброй и что из этого вышло.       Чучело её спокойно выслушало. Не осудило, не отругало, а всё гладило её по голове своей мягкой соломенной ладонью.       – Вы уже немалого добились сегодня. Ну, бывает такое, что не всё сразу получается, тем более вы устали с непривычки. Вы завтра попробуйте снова…       – Не хочется уже пробовать, – отмахнулась танцовщица. – Вот я целый день пробовала, всё мечтала, как стану счастливой. А сейчас, вечером, я ещё несчастнее, чем раньше была. Ещё и рука ноет. Может, вы и правы, что если я буду и впредь стараться всех порадовать, то со временем действительно стану доброй, но сколько же мне перед этим придётся выстрадать? Не хочу! Не буду! Сдаюсь!!!       Озвучив своё конечное решение, танцовщица развернулась и отправилась обратно во дворец. Ей было больше не о чем разговаривать с чучелом, и, наверное, ничего, что ещё мог сказать ей этот наивный соломенный человек, не могло бы ей утешить.       Но она ошибалась.       – Посмотрите… посмотрите на небо, – тихо сказало чучело…»       – Смотрите! – воскликнула Эмма, повернувшись на восток.       Ветерок стих. Облака уже не неслись по небу, как днём, а медленно тянулись вдоль линии горизонта. Заходящее солнце искусно подкрашивало их в дымчато-розовые и лазурные оттенки. Цвета эти поминутно менялись, уходили ввысь, постепенно уступая необъятное небесное пространство надвигающимся сумеркам. Пьянящий запах сирени разносился по парку…       – И танцовщица с чучелом тоже это увидели? – своим вопросом Люси вывела Эмму из зачарованного созерцания заката.       – Да, – ответила Эмма за тётю Альбину. – Закат… он длится всего малую долю часа, но до чего же он красив! Нужно всего-навсего распахнуть пошире глаза и смотреть, не унимая трепета, что охватывает тебя с головы до ног – и всё, что бы ни случилось за день, уходит на второй план…       Это были не те смутные тени надежды, что подала Эмме тогда птичка, поющая на воротах дворца – это была настоящая, непритворная радость, победа над всеми невзгодами!       Чудеса бывают, и их зачастую делают сами люди – как солдатик, как чучело, как тётя Альбина, подарившая им сегодня вечером замечательную сказку и сумевшая её проиллюстрировать. Но даже если от людей чудес не дождёшься, и если в собственных делах всё идёт наперекосяк, можно просто выйти на улицу или посмотреть в окно, чтобы вкусить чудеса, которыми так щедро наделяет всех природа, будь то закат, проливной дождь или шквалистый ветер, чьей силе позавидует любой атлет. Конечно, потом к проблемам придётся вернуться, но они больше не будут казаться такими страшными, растеряв свою силу перед мощью природы.       Но вот даже вершины облаков потускнели. Повеяло холодом. Компания заторопилась в замок.       – А что же было дальше? – спросила Люси. – Конечно, в сказке теперь всё хорошо, но ведь это ещё не самый конец, верно?       «Танцовщица гуляла по дворцовому парку под руку с чучелом. Точнее, не с чучелом. Ей всё больше казалось, что чучело – тоже человек, и не соломенный, а тёплый, надёжный и заботливый.       – Мне кажется, что вы – всё-таки не чучело, а настоящий принц, – призналась она ему. – Вчера вы поймали меня на лестнице, и я почувствовала, что руки у вас не соломенные, а очень даже крепкие. А уж как вы меня сумели поддержать… и, подумать только, совсем без своего шеста!       – Да, я принц. Я и не скрывал этого.       – Зачем же вы всё время твердили мне, что вы – соломенное чучело?       Принц смутился.       – Ну, во-первых, вы все так подумали, а мне вовсе не хотелось спорить. А во-вторых, я и сам считаю, что не совсем достоин называться принцем. У меня ведь ржавая бездонная жестянка вместо короны, потому что корону… отобрали. А защититься своей тростинкой укропа я не мог. Да и не особенно-то пробовал защищаться…       – Почему?       – Заведомо знал, что ничего из этого не выйдет. И какой я принц, если даже не умею дать отпор врагу?       – Принц, да мы с вами друг друга стоим! – рассмеялась танцовщица. – Я тут считаю, что у меня не получится стать ласковой, вы – что не сможете стать сильным… А может, ну их – эти сомнения? Всё нам удастся!       – Не завтра, так через год! – согласился принц и тоже весело рассмеялся. – Ой, совсем забыл вам сказать, что скоро уезжаю домой. Но я ещё обязательно сюда приеду, и тогда мы оба посмотрим, чего сумели добиться за этот срок!       – А пока мы будем писать друг другу письма, – предложила танцовщица. – И ещё, раз увидимся мы с вами нескоро… Не хотите ли пригласить меня на танец? – она изящно присела в реверансе.       – С удовольствием, – ответил принц.       И они закружились в вальсе под вечернее пение соловья.»       – Конец, – объявила тётя Альбина в ответ на ожидающие взгляды детей.       – Как – конец? – удивился Анри. – Так у них получилось добиться своих целей?       – Да, получилось. Через год двери дворцового зала вновь распахнулись, и на паркет твёрдым шагом ступил принц. В нём, конечно, лекго было узнать прежнее чучело – и по жестянке, и по тростинке, и по доброму взгляду – но было видно, что он уже может за себя постоять. В любом случае, всякие вороны и сороки его уважали и зерно с его полей таскать не смели. А танцовщица встретила его клубничным пирогом, который её научили печь служанки. Она уже давно с ними подружилась, равно как и со всеми во дворце, и никого не презирала, как прежде.       – А с солдатиком танцовщица тоже помирилась? – взволнованно спросила Люси. – Он простил её?       – Да. Они помирились и стали просто хорошими друзьями, – сказала тётя Альбина.       Никто не заметил, что сказала она это очень быстро, как будто не хотела долго размышлять над ответом. А на самом деле…       Солдатик считал, что ему нечего прощать. К тому же он заметил, что танцовщица сильно изменилась со дня их ссоры, и был просто рад за неё. Она так же радовалась его успехам в новой должности.       Но близкими друзьями они так и не стали, как будто обозначилась между ними грань, за которую оба не смели ступить – боялись чего-то. И наверное, оно так даже лучше было. Оба нашли свою любовь, были счастливы в браке, растили детей. И всё же Альбина испытывала порой какое-то непонятное сожаление. То есть, до сегодняшнего вечера непонятное. А теперь, когда она рассказала детям сказку, всё вдруг стало на свои места.       Она жалела не о верном помощнике. Не о вечерах у камина, не о танцах в библиотеке. Она жалела о том, что за шестнадцать лет ей ни разу не пришло в голову узнать солдатика, как человека. Ведь человек – он совсем не то, что солдатик, у него свои интересы и мнения есть. Ему нравятся одни песни, фрукты и элементы архитектуры, и совсем не нравятся другие. Он о чём-то своём мечтает. Он иногда хороший и пушистый, а иногда, в отчаянии – плохой, а не всё время оловянный…